М.М. ПОСТНИКОВ
Критическое исследование хронологии древнего мира.
Книга третья
ВОСТОК И СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Глава 17.
ПАПСКИЙ РИМ
Вынужденные отказаться от управления Римом папы с тем большим рвением продолжали проводить в жизнь тезис о верховенстве пап в империи. Наибольших успехов в этом направлении добился знаменитый Иннокентий III (1198—1216 гг.). Его взгляды явились дальнейшим развитием теократических идей Григория VII. Он полагал папскую власть высшей властью в мире. Папа, — учил он, — как преемник апостола Петра и наместник Христа, выше всех государей. Император и все короли являются лишь вассалами папы, получая от него власть, подобно тому, как луна получает свой блеск от солнца.
Политическое положение в то время благоприятствовало папе, и искусной дипломатией он сумел добиться всех своих целей и, как никогда раньше, возвысить авторитет пап. При нем Германия потеряла почти все свое влияние в Италии, в то время как Англия, Арагон, Португалия, Болгария, Швеция, Дания, Польша и даже далекая Армения признали себя вассалами папы. С полным основанием Иннокентий писал о себе, как о всеевропейском арбитре, от слова которого зависела участь целых королевств.
Иннокентий ввел строгий порядок в организацию папского суда и папских финансов. Папская курия стала при нем высшей судебной инстанцией всего католического мира, вмешивавшейся не только в крупные дела, но и во всякие мелочи вероучения и обряда, а также крупнейшим финансовым центром, аккумулировавшим колоссальные денежные средства, которые поступали в Рим не только как доброхотные даяния, но и в порядке обязательной десятины и других сборов. Большие средства Иннокентий получал также от продажи введенных им индульгенций.
Иннокентий организовал также ряд крестовых походов, в том числе и знаменитый четвертый поход, завершившийся завоеванием Византии.
Определенных успехов Иннокентий достиг и в самом Риме. Не посягая на основы автономии города, он подкупами добился отмены свободного избрания сенаторов, которое с тех пор стало папской привилегией. Он также навел порядок и укрепил свою власть в Лациуме.
В дружбе с папой Рим приобрел в это время неслыханный ранее государственный авторитет. Многие итальянские города отправляли к римскому народу торжественные посольства, чтобы выпросить себе в правители знатного римлянина, который и посылался к ним решением «сената и римского народа». Эти правители во всех актах называют себя римскими консулами.
Последним крупным мероприятием Иннокентия, подчеркнувшим головокружительную высоту, которой достиг папский авторитет, был собор 1215 г. в Латеране, решивший спор об императорской короне. До этого Иннокентий поддерживал Отгона IV Вельфа. Однако последний, получив власть, отошел от абсолютного послушания папе и стал проводить национально-германскую политику. Папа подверг Отгона отлучению и назначил императором молодого Фридриха Гогенштауфена (1212—1250 гг.). Дальнейшие события (уже после смерти Иннокентия) показали, что это была крупная ошибка, поскольку Фридрих оказался ярым врагом папства.
В период Средних веков оппозиционно-революционные движения угнетенных масс принимали религиозную форму ересей. Так было и до церковной революции XI века и после нее. Однако до Морозова никто не задумывался, почему только после XI века еретические движения стали вдохновляться евангельской идеологией (а не, скажем, проблемами единосущности или единоволия Христа), а их догматическим ядром стало учение о совершенной бедности как истинном последовании Христу. Это обстоятельство является еще одним, пожалуй самым мощным, аргументом в пользу морозовской датировки Евангелий.
Обновленческие папы, пропагандируя для своих собственных целей и в своей собственной интерпретации евангельские идеи, открыли, сами того не желая, дорогу и для еретических, т.е. в первую очередь примитивно-социалистических и уравнительских, их истолкований.
Однако наиболее распространенной формой ереси в Западной Европе XI—XIII веков было все же не связанное с Евангелиями катарство, восходящее, по-видимому, к старинным восточным ересям павликиан и евтихиан. Во Франции катары (чистые) назывались альбинойцами (от их центра — Альби), в Ломбардии — гумилиатами (униженными), патаренами (оборванцами) и патарами (возможно, от «патер»), а Германии — кэтцерами (что значит просто «еретик»). Они резко выступали против римской церкви, утверждая, что папа наместник не Христа, а сатаны, и противопоставляя ей свою собственную церковь (в которой были диаконы, епископы и, по-видимому, даже свой папа). Тем самым катары отрицали и феодальное государство. Это определило их успех среди масс, угнетаемых феодалами и церковью, но вместе с тем вызвало и беспощадные преследования со стороны «сильных мира сего».
Наряду с катарством широкое распространение в XIII веке получила также другая, новая форма ереси, уже непосредственно инспирированная Евангелиями. Основателем этой ереси был лионский купец Петр Вальд, который в 1173 г. раздал бедным свое имущество и начал проповедь бедности и покаяния. Его последователи называются вальденцами или лионскими бедняками.
Первоначально община Вальда ни своим учением, ни поведением не казалась враждебной церкви. Ее члены попарно бродили босые и оборванные по селам и городам, провозглашая наивный евангельский призыв «отрекись от всего, что имеешь, и следуй за мной», но никак не ущемляя права и прерогативы церкви. Однако, когда в движение вальденцев вовлеклись широкие бедняцкие массы Лиона и других городов, уже сама его популярность напугала церковь, и папа Люций III отлучил вальденцев от церкви.
Но это оказалось ошибкой и лишь подлило масла в огонь. После отлучения движение приобретает невиданный раньше размах и начинает всерьез угрожать церкви. Это заставило папу Иннокентия III вступить с вальденцами в переговоры. Путем признания некоторых особенностей в обрядах и образе жизни папе удалось отколоть от вальденцев группу так называемых католических бедняков, которые пошли на компромисс с церковью и остались в ее лоне. Непримиримых же вальденцев логика борьбы вынудила сблизиться с катарами и подобно им стать в оппозицию церкви и государству. Поэтому подобно катарам вальденцев беспощадно искореняли огнем и мечом, не щадя ни жен ни детей.
Опыт с вальденцами научил церковь осторожности по отношению к нарождающимся движениям масс. Отныне церковь стремится в самом начале локализовать и обезвредить любое полуеретическое движение. Ярким примером служит политика церкви по отношению к францисканству.
Франциск из Ассизи (в северной Италии), род. в 1182 г., в молодости вел обычную для богатого горожанина жизнь. Затем, очевидно под влиянием учения вальденцев, он отказывается от имущества и подобно Вальду, начинает проповедь бедности и покаяния.
На первых порах все шло как и у Вальда. Вокруг Франциска собралась община верующих, проповедующих покаяние и спасение души путем отказа от богатства. Хотя в деятельности этой общины не было явно враждебных церкви тенденций, но они могли появиться позже. Более гибкий и умный, чем Люций, папа Иннокентий решает взять эту общину под свое покровительство. Результатом явилась быстрая эволюция общины в сторону превращения ее в монашеский орден. Эта эволюция наглядно прослеживается по трем последовательным уставам общины, последний из которых, утвержденный папой в 1223 г., уже организует ее по иерархическому принципу и объявляет орденом. Хотя это не понравилось ряду францисканцев, в которых старая еретическая закваска была слишком сильна, и которые впоследствии положили начало ереси спиритуалов (руководитель Иоаким де Фиоре), через сто лет взошедших на костер, но основная масса членов общины, так называемые конвентуалы (под руководством фра Элиа), приняла этот устав и начала усердно служить папству. Тем самым францисканство, которое легко могло развиться в оппозиционное, еретическое движение, превратилось в самого опасного врага ересей, больше всех сделавшего для притупления революционных настроений и отвлечения масс от открытой борьбы с официальной церковью.
Учение Франциска, объявленного впоследствии святым, было предметом неисчислимых исследований, но, как говорит Грегоровиус, оно остается «одним из самых необыкновенных явлений конца средних веков», а Морозов добавляет, что «оно останется навсегда загадочным, если мы не допустим, что Евангелия возникли в средние века и были переведены на латинский язык не за тысячу лет до Франциска».
Организация ордена францисканцев резко отличалась от организации прежних монашеских орденов: если те были носителями аристократически-феодального духа, а их аббаты в качестве имперских и ленных князей управляли вассалами, то Францисканский орден был, по крайней мере, формально «нищенствующим», члены которого не могли владеть никакой собственностью и должны были жить каждодневной милостыней и личным трудом. Все это делает францисканцев «народным» орденом и способствовало успеху их пропаганды в массах. Сближению ордена с народными массами способствовало также создание братства терциариев которую, подчиняясь дисциплине ордена, не носят монашеского одеяния и живут «в миру».
Нищенствующие монахи проникли во все поры общества, неся с собой евангельскую идеологию. Лишь благодаря им евангельское христианство распространилось в массах и постепенно оттеснило прежнюю веру не только формально, но и по существу.
Успех францисканцев побудил испанского аббата Доминика Гусмана применить их методы к истреблению ересей. Б 1216 году он основывает второй «нищенствующий» орден, организованный по образцу Францисканского, непосредственной задачей которого была борьба с ересями. Члены этого ордена назывались доминиканцами что связывалось с латинским «домини канес» — «псы господа». Они боролись с ересями, как в теоретическом плане посредством диспутов и детальной разработки вероучения (именно из доминиканцев и частично францисканцев вышли все виднейшие представители средневековой схоластической науки), так и в плане более «практическом», посредством прямого физического истребления еретиков (именно доминиканцы поставляли кадры инквизиции).
Впервые специальные органы для борьбы с еретиками были созданы папой Люцием III в виде инквизиционных комиссий при епископах еще в конце XII века. Но они оказались малоэффективными и в 30-х годах XIII века инквизиция отбирается у епископов и передается непосредственно под юрисдикцию папы, который поручил вести ее дела доминиканцам.
Философским выражением оппозиционного отношения к феодальной церкви было учение Аристотеля, до тех пор неизвестное в западных странах. Историки науки нам сообщают (см.,напр.,[87], стр. 13), что как раз в XIII веке люди стали впервые задумываться над проблемами, ответы которых содержались в трудах Стагирита и, именно в это время его труды стали известны в Европе. Материалистически мыслящие историки объясняют интерес к этим проблемам растущими социальными и вызванными ими идеологическими потребностями нарождающейся буржуазии. Но они предпочитают игнорировать тот факт, что в предполагаемое ими время жизни Аристотеля никакой «нарождающейся буржуазии», а тем более никаких «ее потребностей» еще не было и в зародыше. Что же послужило первопричиной создания Аристотелем его философии, столь хорошо отвечающей идеологическим потребностям тринадцатого и только тринадцатого века? Мы либо должны отказаться от основных принципов материалистического понимания истории (и заодно признать за Аристотелем телепатические способности предугадать потребности науки на две тысячи лет вперед), либо признать, что все так называемые «труды Аристотеля» (имя которого, напомним, значит «наилучшее завершение») созданы именно в XIII веке (скорее всего в Сицилии и Испании, как наиболее передовых районах тогдашней Европы).
«Хотя аристотелизм и не был.... последовательно материалистическим направлением... он явно противоречил церковной доктрине... Поэтому нет ничего удивительного, что церковь очень активно реагировала на распространение аристотелевской доктрины... Уже в 1209 г. провинциальный синод французских епископов в Париже накладывает запрет на изучение трудов Аристотеля... в 1215 г. появляется второй запрет аналогичного содержания.
Однако церковь прекрасно понимала, что одни лишь административные методы не принесут желаемых результатов...
С целью ревизии и исправления трудов Стагирита, как главной основы зарождавшихся тогда духовных течений, направленных против христианской ортодоксии, Григорий IX (тот самый папа, который в 1233 г. основал доминиканскую инквизицию. — Авт.) создает специальную папскую комиссию...
Комиссия функционировала с апреля 1231 по 1237 гг.... она не оправдала возлагавшихся на нее надежд... В этой ситуации задачу приспособления аристотелизма к потребностям церкви было решено доверить ученым из ордена доминиканцев.
...начатая папством идеологическая борьба... принесла определенные плоды в виде ассимиляции аристотелизма и приспособления его к нуждам церковной доктрины. Этого добился орден доминиканцев в целом и Фома Аквинский в особенности.
В томистском (т.е. принадлежащем Фоме — Авт.) толковании аристотелизм перестал... угрожать догматам веры... С тех пор Стагирит объявляется уже не еретиком, а мыслителем, учение которого... составляет философскую основу католической теологии» ([87], стр. 14,17—22).
Мы не будем анализировать труды Фомы, — это не наша задача, — и лишь заметим, что хотя он постоянно ссылается на Аристотеля и пишет на его сочинения комментарии, но абсолютно неясно, имеет ли он в виду именно тот текст, который сейчас считается принадлежащим Стагириту. Вполне возможно, что те сочинения, которые в XIII веке приписывались Аристотелю и от которых отталкивался в своей философии Аквинат, до нас не дошли, а теперешний текст составлен позже уже в порядке противопоставления томизму. Точно так же хотя считается, что та интерпретация аристотелизма, с которой особенно рьяно боролся Фома, идет от Аверроэса (1126—1198), но совершенно неясно тождество тех текстов Аверроэса, которые знал Фома, с теми, которые знаем мы. При исследовании взаимоотношений аристотелизма с томизмом именно эти вопросы, которые, по-видимому, никем ранее не рассматривались, должны быть, на самом деле, изучены в первую очередь. Пока на них не дано подробного и обоснованного ответа, все исследование оказывается без фундамента.
Из преемников Иннокентия III особо выделяется уже упоминавшийся выше папа Григорий IX (1227—1241 гг.), отличавшийся сильным характером и чрезмерным властолюбием. Он не смог поделить власть с сенатом и вынужден был несколько раз удаляться из Рима в изгнание.
«Римский народ, — говорит Грегоровиус, — проникся в это время новым духом. Как в древности, во времена Камилла и Кориолана, он и теперь выступил на завоевание Тусции и Лациума. Снова появились на поле брани римские знамена с древними инициалами S.P.Q.R (Senatus Populusque Romanus) на красном с золотом поле, и римское национальное войско снова было составлено из римских граждан и союзников от вассальных городов, под начальством сенаторов.»
Мы видим теперь, с чего были списаны «классические» легенды!
Другая информация Грегоровиуса объясняет происхождение некоторых «античных» археологических памятников: «Зажиточные римляне... в это же время припомнили (!? — что за великолепная память! — Авт.) свои древние обычаи, поставивши пограничные камни и снабдивши их надписями S.P.Q.R., которые должны были обозначать юрисдикцию города Рима». В это время в Риме получил также распространение псевдоклассический титул проконсул римлян, который получали нобили, занимавшие высокую должность в городе или в провинции, бывшие градоправителями союзных городов или ректорами понтификальных владений. Хотя прежний титул «консул» и оставался в употреблении, но теперь он потерял всякое значение, а присвоенные раньше консулам права и отличия перешли к проконсулам.
Конфликт между папой и Римом достиг своей кульминации в 1235 г., когда Григорий IX объявил своего рода крестовый, всеевропейский поход против строптивого города. Под давлением подавляющей военной силы римляне были вынуждены подчиниться и заключить с папой мир на его условиях, вновь признав верховную власть папы и отказавшись от завоеваний в Лациуме и Тусции. Однако автономию в своих прежних границах Рим сохранил, а папа оставался в изгнании, боясь вернуться в Рим.
Властолюбивый Григорий IX не мог не вступить в конфликт и с императором Фридрихом. В 1240 г. папа предложил решить спор на соборе в Риме, но Фридрих не только отклонил приглашение, но и приказал духовенству империи бойкотировать собор. Интересен текст распространявшихся императором и его подручными писем, агитирующих за бойкот собора:
«Как можете вы быть в безопасности в Риме, где все граждане и духовенство ежедневно сражаются за и против двух противников? Жара там невыносимая, вода гнилая, пища грубая и сырая. Воздух там можно ощупать руками, и он кишит москитами, всюду множество скорпионов, народ грязен и отвратителен, полон злобы и бешенства. Под всем Римом выкопаны пещеры, и из катакомб, наполненных змеями, подымается ядовитый и смертоносный туман.»
Когда же верные папе прелаты все же отправились на генуэзских кораблях в Рим, морские силы Фридриха перехватили их и в происшедшем сражении, по-видимому, самым удивительным в истории, утопили и взяли в плен более сотни прелатов, кардиналов, епископов и аббатов.
Неизвестно, как повернулось бы дальше дело, но в это время на востоке Европы появились татаро-монгольские тумены. Подчинившийся всеобщим призывам об единстве действий против нового страшного врага Фридрих отправил папе послов, но Григорий предпочел скорее умереть, чем уступить. Так и произошло, 21 августа 1241 г. Григорий внезапно умер.
Император Фридрих рос и воспитывался в Сицилии, где сталкивались западные и восточные культурные влияния. Он был образованным человеком, поддерживал науки и искусства и даже сам писал стихи. Вращаясь среди людей разных религий, он сам был совершенно равнодушен к религиозным вопросам и терпеливо относился ко всем вероисповеданиям, кроме еретиков-христиан, которых он беспощадно преследовал. У него были прекрасные отношения с мусульманскими государями, которые считали его почти своим. Во время седьмого крестового похода он даже помог египетскому султану против Людовика IX. В частной жизни Фридрих был настоящим мусульманином и даже имел большой гарем.
Такова информация об этом поистине замечательном человеке, которую мы находим в учебниках истории (см. напр.,[39], стр.278—-279). Но можно ли, однако, ей безоговорочно верить? Что в ней опирается на документы, а что представляет результат их домысливания и интерпретации? Историки рисуют образ вольнодумного государя, «совершенно равнодушного к религиозным вопросам», обычного для рационалистического XVIII века, но по всем другим данным абсолютно невозможного в XIII веке. Не попали ли они в плен собственных представлений и подогнали реалии XIII века к модели XVIII века?
Мы не будем подробно обсуждать этот вопрос, а сформулируем только окончательные выводы.
Как мы уже выяснили (см. гл. 10), библейско-христианский культ зародился у подошвы Везувия на базе обожествления его вулканической деятельности. По всем данным, в то время как в других областях этот культ развивался и эволюционировал, в месте его зарождения (и в близкой Сицилии с ее Этной) он долгое время оставался прежним или, по крайней мере, сохранял исключительно много архаических черт (в частности, многоженство). Своеобразие Фридриха состояло, надо думать, в том, что, воспитываясь в Сицилии и Неаполе, он воспринял этот архаический культ и на всю жизнь остался ему верен.
Это объясняет его близость к «мусульманским государям» и уважение, которым он у них пользовался. Ислам меньше всего отошелв своей практике от старинного культа Громовержца-вулкана и, возможно, что в XIII веке «мусульмане» еще живо ощущали эту связь.
Становится также ясной непрекращающаяся обоюдная ненависть между обновленческими папами и Фридрихом, а также особенная ожесточенность в преследовании им евангелических «еретиков». По политическим соображениям Фридрих уже не мог открыто выступить против Евангелий, но его пренебрежение к ним проявляется в каждом его действии. В ответ папы неоднократно отлучали Фридриха от церкви, но Фридрих имел возможность это игнорировать именно потому, что он имел духовный авторитет как представитель «старой веры».
В последнее десятилетие своего правления Фридрих уже практически совершенно открыто выступил против «евангелической церкви», конфискуя или обкладывая непомерными налогами церковное имущество и наказывая смертью, заточением или изгнанием евангельские проповеди нищенствующих монахов. Для противодействия этому «церковному разорению» папа (теперь одновременный защитник чужого нищенства и своего богатства) и пытался созвать в 1240 г. вселенский собор.
После смерти Григория IX новый папа, Иннокентий IV, был избран только через два года, но и он немедленно после избрания заявил, что никогда не заключит мира с Фридрихом и не потерпит, чтобы он или его дети, эти «порождения ехидны», оставались на троне.
Однако умелая и трезвая политика Фридриха внутри империи дала свои плоды; отчаянные призывы папы остались втуне, и Фридрих спокойно правил империей до своей смерти 19 декабря 1250г.
В это время окончательно сложились формы государственной жизни Римской республики. Во главе ее стоял «верховный сенатор», выбиравшийся на срок от шести месяцев до года. В обшитой мехом ярко-красной одежде этот сенатор, окруженный своим двором, являлся в глазах масс представителем величия римского народа во время игр, при вступлении пап на престол и при всех других общественно-политических актах. Его формально близкая к диктатуре власть контролировалась советом, выборными представителями от народа и правом народного собрания давать согласие на его избрание. Она постоянно находилась в опасности вследствие партийной борьбы и народных восстаний. Каждый шаг верховного сенатора подвергался наблюдению и учитывался. Он не имел права покидать Капитолий (который, следовательно, еще не лежал в развалинах!) и город свыше чем на известное узаконенное время и расстояние.
За два дня до окончания срока полномочий верховного сенатора над ним объявлялся суд. Будучи уличенным в дурном управлении, он штрафовался, а в более серьезных случаях подвергался аресту, пока город не получал от него полного удовлетворения. Если же его управление заслуживало одобрения, он с триумфом отпускался.
Для решения важнейших вопросов верховный сенатор созывал народное собрание, которое собиралось перед зданием сената на Капитолии (т.е. там же, где якобы собирались древние римляне), или собрание народных представителей («консилиум генерале эт специале»), заседавшее в базилике Арачели, будто бы построенной на месте храма Конкордии (т.е. снова там же, где якобы собирались для решения своих вопросов древние римляне). Здесь после бурных обсуждений и выступлений многочисленных ораторов принимались законы, которые окончательно утверждались сенатором.
«Наблюдатель,— говорит Грегоровиус, — бросивший взгляд на эти шумные парламенты, на трибуналы и суды Капитолия и на разнообразные проявления жизни демократии с ее присяжными товариществами, коллегиями, магистратами и их удивительной избирательной системой, проникся бы к ним удивлением. Но эта средневековая республика каким-то странным образом исчезла из Капитолия. В городском архиве о ней не напоминает ни один пергамент. Исчезли также надписи и гербы всех тех республиканцев, которые в эпоху гвельфов и гибеллинов были правителями Высокого Рима.»
«Но не потому ли это, — спрашивает Морозов, — что все тогдашние дебаты были апокрифированы в дохристианскую эпоху? И не там ли у классиков мы найдем все эти странным образом исчезнувшие документы?»
Эта политическая система к середине XIII века начала, по-видимому, давать сбои, и римляне были вынуждены для поправления своих дел впервые призвать верховного сенатора из чужого города. В 1252 г. они обращаются с просьбой в Болонью дать им в сенаторы Бранкалеоне графа Казалеккио, «человека древнего рода, республиканского образа мыслей и основательного знатока права». Бранкалеоне согласился управлять Римом, если ему дадут срок в три года, и он получил эти три года.
Бранкалеоне, сломив сопротивление баронов, восстановил юрисдикцию Капитолия в окрестной области, перевел многие церковные имущества в подчинение городскому финансовому управлению, обложил сборами духовенство и подчинил его гражданскому суду. Когда истек срок его трехлетнего правления, римский народ хотел избрать его вновь. Но противоборствующая партия, предводительствуемая церковниками, силой свергла его и лишь с большим трудом Бранкалеоне удалось благополучно вернуться в родной город.
Правление его преемника Эммануэля де Мадио было бурно и несчастливо. Во время народного восстания против церкви и аристократов Эммануэль был убит, а папа был вынужден снова покинуть город.
Победивший народ снова призвал Бранкалеоне. Папа Александр IV попытался этому противодействовать и отлучил Бранкалеоне и его советников от церкви. Однако в ответ он получил лишь насмешки, а верховный сенатор заявил, что папа не имеет права отлучать от церкви римских должностных лиц. Гражданская власть папы в Риме совершенно уже не признавалась.
Но все же Бранкалеоне не было суждено долго управлять Римом, внушая друзьям благоговение, а врагам страх. В 1258 г. он умер от лихорадки во время осады Коренто.
Борьба партий во время правления Бранкалеоне (а также до и после него) тяжело отразилась на Вечном городе. По приказу Бранкалеоне разрушались дворцы и замки его многочисленных противников, а когда власть менялась, разрушению подвергались дворцы его сторонников. Так происходило не только в Риме: всюду в Италии было принято сносить дома политических противников. В 1248 г. гибеллины свалили в одной Флоренции 56 гвельфских дворцов и башен. Была разработана даже специальная технология: сначала основание башни подкапывалось, причем во избежание преждевременного падения, устраивались специальные деревянные подпорки, а затем подпорки зажигались и башня падала. Вид, который имел город после этого, был ужасен. «Граждане, — говорит Грегоровиус, — ходили среди развалин и почти каждый день видели, что к ним прибавляются новые развалины. Варварское разрушение зданий было тогда таким же обыкновенным делом, как любое полицейское распоряжение в наши дни. Как только народ где-нибудь поднимал восстание, так он разрушал здания врагов. Когда один род воевал с другим, то разрушались дворцы побежденной стороны; когда государственная власть изгоняла виновных, то их жилища подвергались разорению; когда инквизиция находила в каком-нибудь доме неудобного толкователя Евангелий, то этот дом по распоряжению государственной власти сравнивался с землей; если войско овладевало неприятельским городом, то разрушало его стены и часто обращало в развалины и самый город.»
Знаменитые римские руины появились как раз в это время и называть их поэтому надо не «античными», а «гвельфскими».
В это время в Италии возникло странное общественное явление, так называемые «флагелланты» — бичующиеся. Вот, что пишет Морозов, ссылаясь на Муратора и Грегоровиуса:
«Какой-то электрический удар вдруг прошел по западноевропейскому человечеству и направил его к покаянию. Взамен уже почти выдохнувшихся Евангелий вдруг получил на западе новую силу Апокалипсис. Бесчисленные толпы с жалобными криками появились в городах; сотни, тысячи, даже десятки тысяч шли процессиями, бичуя себя до крови, и следовали дальше, с горестным воплем: «Мир! Мир!. Господи, помилуй нас!» Многие историки того времени говорят об этом поразительном явлении. Моральная буря прежде всего началась в Перуджии и потом перешла в Рим. Она захватывала все возрасты и все общественные классы. Даже пятилетние дети бичевали себя. Монах и священники брали крест и проповедовали покаяние; древние отшельники выходили из своих гробниц в пустыне (? — Авт.) и появлялись на улицах (?? — Авт.) тоже проповедуя покаяние. Люди сбрасывали платье до пояса, покрывали голову монашеским куколем и брались за бичи. Они шли сомкнутыми рядами один за другим или попарно, ночью со свечами, босые в зимний мороз. С наводящими ужас песнями они обходили кругом церквей, с плачем падали ниц перед алтарями и бичевали себя под пение гимнов о страстях господних с неистовством, похожим на безумие. Иногда они бросались на землю, иногда подымали свои голые руки к небу. Тот, кто их видел, должен был быть каменным, чтобы не сделать того же, что и они. Раздоры прекращались, ростовщики и разбойники предавали себя в руки правосудия, грешники признавались в грехах, тюрьмы отворялись, убийцы шли к своим врагам, давая им в руки обнаженный меч и умоляя убить их, а те отбрасывали от себя их оружие и со слезами падали к их ногам.
Когда эти страшные бродячие толпы направлялись в другой город, они обрушивались на него, как грозовая туча, и, таким образом, болезнь бичующихся братьев передавалась, как зараза, все дальше из одного города в другой.» ([5], стр.748).
Причины этой массовой истерии неизвестны. Есть теория, что в основе нее лежит нервный срыв от жестокостей гражданской войны между гвельфами и гибеллинами, жестокостей, по свидетельству летописцев, «превосходивших всякое вероятие». Однако эта теория не объясняет причину неожиданного внимания к Апокалипсису.
Тут невольно вспоминается (Морозов этого не делает), что астрономия кроме 395 года дает для Апокалипсиса также 1249 год (см. гл.9, § 3). В чем тут дело пока неясно. Конечно, случайное совпадение отнюдь не исключено.
Заявление Иннокентия IV, что он не потерпит на троне даже детей Фридриха, не было забыто его преемниками. Да и наследник Фридриха Манфред ничего не сделал, чтобы помириться с папством. Наоборот, он продолжал политику своего отца, преследовал «евангелистов» и поощрял «староверов».
Последнее и решительное столкновение произошло в 1265 году, когда папа призвал в Италию для борьбы с Манфредом брата французского короля Карла Анжуйского, пообещав ему за помощь трон Манфреда. В жестоком бою под Беневентом войска Манфреда были разбиты, а сам он был убит. Карл стал королем Обеих Сицилий, а все члены семьи Манфреда попали на всю жизнь в тюрьму (его жена пробыла в крепости, пока не умерла, 5 лет, дочь 18 лет, а сыновья 33 года).
Цель, к которой столько лет стремились папы, была, наконец, достигнута. Старинный культ бога-Громовержца у подошвы южно-итальянских вулканов окончил свое существование. Старозаветная библейская идеология окончательно уступила место новозаветной, евангельской, и на трон Сицилии сел обновленческий правитель, папское орудие и вассал.
Правда, Карл Анжуйский сумел усидеть только в Южной Италии. В самой Сицилии его власть была свергнута в 1282 г. народным восстанием, известным как «Сицилийская вечерня». Однако староверие в Сицилии было уже окончательно подорвано, и вскоре она попадает под власть арагонских королей.
Обратим внимание, что согласно развиваемой нами концепции, гибеллины в этот период были не просто сторонниками императора, а гвельфы сторонниками папы. В идеологической области конфликт между ними лежал значительно глубже: гибеллины поддерживали старозаветные догмы и воззрения, а гвельфы новозаветные, обновленческие, хотя на словах они все выступали якобы за одну и ту же церковь. Это, кстати, объясняет редкий накал борьбы между ними и проявлявшуюся обеими сторонами беспощадность, иначе трудно понятную. Исследование с этих позиций истории борьбы гвельфов и гибеллинов было бы очень интересным.
Торжествующая гвельфская аристократия со столь невыносимым высокомерием вела себя в Риме, что уже через два года Рим снова восстал. Но это была уже последняя вспышка гибеллинской оппозиции. Карл в кровопролитной битве разбил римское ополчение и с развевающимися знаменами вошел в Рим. Римляне были вынуждены объявить его пожизненным верховным сенатором города. Так кончилась Римская республика. Спокойно управляя в усмиренном Риме, папы смогли сосредоточить все внимание на церковных делах. При папе Григории X (1271—1276 гг.) впервые была установлена строгая форма конклава при избрании папы. Этому же папе удалось (правда на короткий срок) подчинить себе восточную греко-православную церковь.
Были налажены отношения и с империей. После падения династии Гогенштауфенов в Германии долгое время не могли найти себе императора. Только в 1273 г. папа утвердил императором Священной римской империи Рудольфа Габсбурга, второстепенного князя, на кандидатуре которого выборщики сошлись только потому, что не ожидали от него ограничения своей власти. Одновременно папа признал Габсбурга римским королем.
Папа Бонифаций VIII (1294—1305 гг.) пришел к власти не совсем законным способом в результате интриги. Его противники видели в нем симониста и узурпатора, воплощавшего в себе «мирскую» церковь как антипод «евангельской». Объединившись вокруг кардиналов Колонна и их родственников, они открыто выступили против Бонифация в городе Палестрине (классическом Пренесте). Однако ожидаемой помощи из Сицилии (уже отложившейся к этому времени от Карла) и от гибеллинов Колонна они не получили и были вынуждены сдаться войскам папы.
«Сулла, — говорит Грегоровиус, не сознавая истинного значения этих своих сближений, — которому сдался когда-то Пренесте, сравнял город с землей, а через 1400 лет и папа с древне-римской яростью тоже снес его с лица земли... Подобно тому, как Сулла поселил на равнине разрушенного им города военную колонию, так и Бонифаций приказал несчастным его жителям, все частное имущество которых он отобрал в казну, строиться рядом с ним.»
Читатель теперь может сам судить откуда взялись «античные» руины Пренесте. Укрепив свою власть, Бонифаций VIII вплотную занялся финансовыми вопросами. Основной доход папы имели от паломников, и вот папа объявляет 1300 год «юбилейным годом» и обещает полное прощение грехов и амнистию всем, кто в течение этого года посетит базилики Петра и Павла.
Успех мероприятия был необычайным. Современники считали, что Рим в этот год посетило более двух миллионов (!) человек. По другим Данным в Рим ежедневно входили и выходили тридцать тысяч богомольцев и каждый день прибывало двадцать тысяч иностранцев.
Каждый богомолец клал жертвенный дар на алтарь апостолов и очевидцы утверждают, что у алтаря св. Павла днем и ночью стояли два клирика с граблями в руках, которыми они сгребали несчетное количество монет. Сказочный вид духовных лиц, которые гребли деньги как сено, поддерживал у староверческих противников папы убеждение (по-видимому вполне отвечающее истине), что папа только для денежной прибыли и учредил юбилейный год.
Несмотря на то, что монета под граблями была в основном медной, доход папы от юбилейного года был колоссален.
Но аппетиты папы были неутолимы, и вскоре после юбилея он вступает в конфликт с французским королем Филиппом IV из-за дележа доходов церкви во Франции. Этот конфликт кончился для папства неудачно. Филипп приобретает в папской курии подавляющее влияние и затем добивается переноса папского двора в Авиньон.
Этим кончается первый этап существования папского Рима.
Самым замечательным архитектурным памятником «античного» Рима по справедливости считается Колизей. Полагают, что его строительство начал Веспасиан и закончил Тит в 80 г. н. э.
Уже невероятно короткие сроки строительства этого колоссального здания вызывают подозрение. При технике, которая апокрифируется времени Веспасиана, работы такого объема на сравнительно маленькой площади, где не могло одновременно разместиться много рабочих, должны были потребовать не годы, а десятки лет.
Кроме того, заставляет задуматься и стоимость этого сооружения. Даже город, аккумулировавший достаточно большие средства (каким нам рисуют апокрифисты древний Рим) не мог позволить себе такие траты без перспективы их быстрого возвращения. Даже современные города приурочивают строительство сравнимых по масштабам спортивных сооружений к событиям типа Олимпиад, собирающих зрителей со всего света и потому обеспечивающих возврат вложенных средств.
Какое же событие «олимпиадного типа» могло способствовать строительству в Риме Колизея? Мы знаем только одно — юбилейный год папы Бонифация! Так неужели же Колизей построен в 1300 году? Морозов это положительно утверждает.
Он указывает, что первые достоверные сведения о Колизее сводятся к тому, что «Общество гонфалоньеров» (т.е. хоругвеносцев) еще в 1443 году давало в нем свои «представления» (являвшиеся, судя по всему, рыцарскими состязаниями и турнирами), а возникло это общество в 1264 году. Он спрашивает, не выходит ли отсюда, что еще за 26 лет (описка, надо 36 лет) до юбилея началась к нему подготовка, и с этой целью было создано общество «хоругвеносцев»? Используя накопленные папами богатства, это общество, выступая в роли «генерального заказчика», вполне могло при тогдашней технике более чем за четверть века построить колоссальное здание Колизея, имея полную уверенность во стократ вернуть все затраты в год юбилея.
Почему же папы построили для юбилея ристалище, а не храм? Ответ ясен: по тем же причинам, по каким современные организаторы Олимпиад строят для туристов концертные залы, кинотеатры и прочие развлекательные учреждения. Какой богомолец, поклонившись апостолам, не потратит последние деньги на билет, чтобы полюбоваться на яркое, красочное зрелище рыцарского турнира, поболеть за участников и, быть может, поставить несколько сольдо на фаворита?
Морозов полагает, что гладиаторские бои, происходившие будто бы в Колизее, списаны со средневековых рыцарских турниров. Он замечает, что единственное различие состоит в том, что рыцарями были благородные молодые люди, сражавшиеся друг с другом «за честь и дам», а гладиаторами — подлые, неблагородные люди, сражавшиеся друг с другом за деньги, а то и рабы. Но ведь слово гладиатор означает просто «меченосец» и совершенно не предполагает ничего неблагородного. Вместе с тем, ни один исторический документ не сообщает, сколько получали гладиаторы за свои бои.
К этому можно добавить, что сообщения «классиков» о гладиаторах не только скудны, но во многом противоречивы и невероятны. Трудно себе представить, что свободные люди продавали себя на верную смерть, а рабовладельцы вооружали рабов и учили их обращаться с оружием. Мы не будем подробно обсуждать этот вопрос, а только заметим, что пресловутые «школы гладиаторов» как две капли воды похожи на средневековые школы фехтовального искусства и что на арене Колизея в «представлениях» гонфалоньеров вполне могли выступать профессиональные фехтовальщики, демонстрирующие свое искусство.
Нам говорят, что в классические времена были бои гладиаторов и с дикими зверями. Но разве и теперь в Испании публика не сбегается в Цирк на бои быков? Чем тореадор со своей шпагой отличается от гладиатора—меченосца? Разъяренный бык опасен так же, как лев или тигр, только стоит дешевле.
Что же касается «христианских мучеников», погибавших на арене Капитолия, то для создания сказок о них вполне достаточно материала можно было найти в инквизиционных процессах против еретиков, идеология которых часто тождественна с идеологией «первых христиан» и которые также подвергались публичной казни.
1. Была прослежена почти тысяча лет существования средневекового Рима и обнаружено, что за этот период в Риме существовали все государственные должности и формы правления, описываемые «классиками». Апокрифисты имели поэтому вполне достаточный материал для создания своих сочинений и им практически ничего не надо было выдумывать.
2. Было объяснено происхождение «античных» руин Рима и основных его архитектурных памятников. Эти руины обязаны своим появлением гвельфско-гибеллинским междоусобицам, а памятники — строительной деятельности великих понтифексов и пап.
3. Было показано, когда и почему возникла легенда о древнем величии Рима и какими источниками она питалась.
Тем самым, в отношении Рима мы выполнили намеченную в предисловии программу.
4. Кроме того, мы убедились, что принятие точки зрения Морозова объясняет ряд неясных моментов истории Средних веков: неожиданное возрождение евангелических идей в XI—XII веках, враждебное отношение Фридриха II Гогенштауфена к христианству вообще и к еретикам в частности, ожесточенность борьбы гвельфов с гибеллинами и т.д.
Конечно, здесь мы лишь чуть-чуть приоткрыли дверь, ведущую к обширному полю интереснейших исследований.
2020 г. 
