§ 6. Религия Египта

Морозовская схема истории Египта влечет, что египетская религия представляет собой одну из локальных форм раннего после апо­калиптического христианства. В этом параграфе мы рассмотрим вопрос о том, согласуется ли этот вывод с известными фактами о религии Египта.

Общая характеристика древнеегипетской религии

Общераспространенное мнение состоит в том, что мы достаточно подробно знакомы как с религиозными верованиями древних египтян, так и с формами египетского культа. Однако, как это часто бывает с популярными мнениями, оно верно лишь в определенной степени.

Безусловно, что древнеегипетские письменные источники «чрезвы­чайно много­численны и богаты. Мало таких текстов, которые бы вовсе не имели значения для истории религии; даже книги медицинского содержания, сказки и частная переписка доставляют много материала. Значительно большая часть сохранившихся памятников с находящи­мися на них подписями, храмы, пирамиды, гробницы, обелиски — были посвящены религиозным целям. Из дошедших до нас папирусов, быть может девять десятых религиозного содержания. Тем не менее, весь этот материал довольно односторонний; происхождением своим он почти всецело обязан существовавшим похоронным обрядам, и содержание его имеет ближайшее отношение к погребению и загробной жизни. Из мифологических отрывков известны лишь немногие, да и вооб­ще понимание религиозных текстов постоянно затрудняется частыми намеками на совершенно неизвестные нам сказания о божествах...

Само собой разумеется, что мы имеем сравнительно немного источников для изучения периода древнего царства. Ряд гробниц... дают довольно скудные сведения о религиозных верованиях древних египтян. Надписи в большинстве случаев имеют характер кратких формул... зато пять малых пирамид в Саккара содержат около 4000 строк религиозных текстов...

Почти на половину они состоят из изречений и молитв, которые имеют в виду обеспечить пропитание умершему при посредстве богов. Рядом с этим мы имеем целый ряд магических заговоров для предотвращения голода и жажды и для избавления от змей и скорпио­нов... Многие тексты относятся к погребальному ритуалу и предназна­чены к тому, чтобы возвратить действующую силу глазам, рту и всем членам усопшего... Подбор текстов на различных пирамидах кажется довольно произвольным. Некоторые из них повторяются на стенах могил и гробниц, относящихся к периоду среднего царства. В саитскую эпоху (26 династия) эти самые тексты снова входят в употребление; многие из них попадаются в саркофагах и гробницах того времени. Лепаж Ренуф встретил некоторые из этих текстов на папирусах греко-римского периода...

Гробницы среднего царства дают больше материала... Огромное количество деревянных гробов заключает очень интересные тексты, с которыми мы уже знакомы отчасти по надписям на пирамидах, отчасти же по фивскому погребальному сборнику (книга мертвых). Папирусы среднего государства относятся большей частью к легкой литературе (не наблюдаем ли мы здесь опять ту же плодопеременную схему, как и в греческой литературе? Ср. гл. 1, § 5. — Авт.)

... Начиная с 18-й династии, мы снова имеем более богатые источники... Изображения и надписи на стенах храмов по содержанию своему весьма разнообразны... Фивские гробницы царей заключают в себе целую литературу...

Из произведений этого периода наибольшее значение для истории религии имеет погребальный сборник, так называемая «книга мертвых»... Почти наверное можно сказать, что произведение это не имеет никакого отношения к ритуалу; это скорее руководство для мертвецов, своего рода путеводитель по загробному миру...

Многие главы фивской книги мертвых знакомы нам по текстам среднего периода, но они, бесспорно, гораздо древнее... В некоторых главах указано, что они найдены при том или другом царе из первых династий или что они ими составлены (таким образом, мы видим, что книга мертвых проходит через все династии; факт, который лучше всего объясняется, если мы предположим, что все эти «династии» одновременны. — Авт.)...

Своеобразная группа религиозных письмен дошла до нас из фивских гробниц царей... Это, главным образом, литании в честь солнца... Одна из царских гробниц дает нам очень замечательный отрывок, содержащий легенду о Ра, как он истребил грешный человеческий род и снова водворяет порядок на небе и на земле...

Естественно, конечно, ожидать, что древний Египет наряду с многими религиозными текстами завещал нам также и богослужебные книги. Так оно и есть в действительности. С ритуалом культа Озириса в его Абидосском храме мы знакомимся по иллюстрированному описанию его на стенах храма. Требник службы богу Амону в фивском святилище сохранился в одном берлинском папирусе. Ритуал, совершавшийся при бальзамировании трупа, найден Масперо в парижском и булонском папирусах... Все эти произведения имеют огромное значение для ознакомления с представлениями египтян о посмертной жизни. Магическая литература периода нового царства очень богата... Большая часть магических папирусов заключает заклинания против болезней и демонов и указания насчет при­готовления и освящения амулетов...

С религиозною поэзией нового царства знакомимся мы по целому ряду гимнов, обращенных к различным богам... Невозможно точно разграничить собственно богослужебную поэзию от религиозной вообще. Много гимнов в честь Озириса, Ра, Амона-Ра, Нила и т. п. сохранились в памятниках и папирусах. В них мы находим по большей части одни и те же стереотипные фразы, потому что каждого бога принято было называть высочайшим, отцом богов, создателем вселенной и т. д. » ([85], т. 1, стр. 99—108).

Односторонность имеющегося материала, несмотря на его количественное богатство, позволяет создать целостное представление о египетской религии только в рамках опре­деленной его интерпретации с большим числом домысливаний и на основе целого ряда априорных установок. Неудивительно поэтому, что различных мнений о характере египетской религии практически столько же, сколько специалистов, ее изучавших. «Сущность ее определялась как монотеизм, пантеизм, генотеизм, солнечный культ, поклонение природе, анимизм или, наконец, фатализм...» ([85] т. 1, стр. 111).

Сторонники монотеистического характера религии Египта (де Руже, Пьерре и др.) основываются (см. [85], т. 1, стр. 111) на многочисленных чисто монотеистических высказываниях древнеегипетских текстов. Особое значение они по справедливости придают тому, что каждый из многочисленных богов египетского пантеона обладает качествами единого бога (он высочайший бог, отец богов, создатель мира и т. п.). Это можно понять только предположив, что все эти «боги» являются лишь различными локальными личинами одного единого Бога, в которых персонифицируются различные его атрибуты.

Сторонники других точек зрения игнорируют этот аргумент, полагая, что «самые резкие противоречия не казались обреме­нительными древнеегипетскому уму» ([85], т. 1, стр. 111). Конечно, таким образом можно доказать все, что угодно.

На самом же деле, имеющийся материал сам по себе не позволяет определить тип египетской религии. Он укладывается как в монотеис­тическую, так и в политеистическую схемы. Выбор той или иной схемы определяется исключительно исходной установкой исследователя.

Вместе с тем, общетеоретические соображения § 2, гл. 10 им­плицируют, что каждая монотеистическая религия имеет свои корни в раннем христианстве. Поэтому, признав монотеистичность религии Египта, мы вынуждены будем признать и ее христианский характер.

Естественно, что этот теоретический вывод нуждается в под­тверждении на конкретном материале.

Христианство и египетская религия

Историки религии вскрыли многочисленнейшие параллели между христианским и египетским культами. Подытоживая эти исследования, проф. Мейэффи пишет: «Едва ли есть в иудаизме и в христианской религии хоть одна великая и плодотворная идея, нечто аналогичное которой нельзя было найти в вере египтян. Проявление единого бога в троице; воплощение божества, являющегося посредником, от девы без участия отца; его борьба с темными силами и его временное поражение; его частичная победа (так как враг не уничтожен); его воскресение и основание им вечного царства, которым он правит вместе с праведниками, достигшими святости; его отличие и вместе с тем тождество с несотворенным, непостижимым отцом, форма которого неизвестна, и который живет в храмах нерукотворных, — всеми этими богословскими понятиями проникнута древнейшая религия Египта. Точно так же и контраст и даже явное противоречие между нашими нравственными и богословскими взглядами — объяснение греха и виновности то нравственной слабостью, то вмешательством злых духов и подобным же образом, объяснения праведности то нравственными заслугами, то помощью добрых гениев и ангелов; бессмертие души и страшный суд; чистилище, муки осужденных — со всем этим мы встречаемся в текстах, описывающих египетские обряды, и в египетских нравственных трактатах» (см. [51], стр. 31).

Неудивительно поэтому, что т. н. «мифологическая школа» все христианство выводит из египетской и других восточных, якобы «древних» религий, отказывая ему в какой-либо оригинальности.

Мы не будем здесь излагать всех черт сходства между христианством и египетской религией, поскольку большинство из них общеизвестны, как, например, параллель Христос и Озирис, а также параллель Изида и дева Мария. Впрочем, по поводу последней параллели стоит указать, что в иероглифических текстах имя Изиды сопровождается теми же эпитетами (царица небесная, дева непорочная, матерь божия, мать пренепорочная, Утешительница скорбящих), что и дева Мария у католиков (см. [4], стр. 893). Ряд сближений между верой египтян и христианством мы уже указывали в § 6, гл. 11. Очень интересно, что в изобразительном искусстве египтян широко распространено изображение христианского креста. Посетитель Эрмитажа может видеть этот крест в левой руке статуи «египетской богини» (см. [5], стр. 1066—1067, рис. 211—212), на надгробной плите под № 1092 (см. [5], стр. 1068, рис. 213) и в других местах. В альбоме «Древний Восток» (см. [145], табл. 33) воспроизведена фреска, изображающая фараона Аменхотепа III. На этой фреске фараон держит в левой руке державу и крест. Египтологам эти кресты давно известны. Они даже различают два их типа: собственно «египетский крест» и так называемый «крест тау». Существует много остроумных теорий, объясняющих появление символа креста «за три тысячи лет до Христа», но само их обилие показывает, что убедительных среди них нет.

Кроме креста в иероглифических надписях и сопровождающих их картинках можно найти и все другие христианские символы и обряды; например, крещение (см. [114], стр. 112, рис. 11; обратите внимание на крест справа вверху).

Общеизвестно широкое распространение в Египте культа животных (кошек, быков, крокодилов и т. п.) и богов с собачьими, птичьими и т. п. головами, но менее известно, что остатки аналогичного культа имеются и в христианстве. Не говоря уже о «ранне­христианских» культах Рыбы и Овна (Агнца), в полной параллели с собакоголовыми египетскими «богами» можно указать на православного святого мученика Христофора, также имевшего на плечах песью голову («чудотворную» икону этого мученика с собачьей головой можно видеть в Костромском краеведческом музее; см. [4], стр. 695) и на католического святого Гинефора при жизни бывшего гончим псом (см. [4], стр. 694—695). Известны христианские (!) памятники, в которых Иисус изображен в виде сфинкса с туловищем барана (см. [114], стр. 134). Не является ли, кстати спросить, египетский сфинкс с туловищем льва изображением Иакова, который в Библии сравнивается со «львом молодым»? Только в VIII веке папа Адриан формально запретил изображать Христа бараном и повелел рисовать и вырезать его исключительно в человеческом облике (см. [114], стр. 134).

Конечно, мы не утверждаем полного тождества египетской религии с современным христианством. Эта религия была лишь одной из локальных форм после­апокалипти­ческого и доевангель­ского христианского культа, представленной к тому же целой серией разно­образнейших сект («династических школ») Исследование ее с этой точки зрения должно дать богатый материал для восстановления реальной истории развития ранне­христианской идеологии.

Греческие источники

В заключение стоит разобрать еще один вопрос, касающийся религии Египта, а именно, вопрос об «античных» источниках наших сведений об этой религии.

До XIX века сообщения греческих авторов были по существу единственным источником, откуда можно было черпать информацию о религиозной жизни древнего Египта. Когда же были прочтены иероглифы, стало ясно, что вся эта информация в высокой степени фантастична и находится в одном ряду с географическими описаниями стран песье­головцев и лотофагов. Поэтому современные ученые пишут (см., напр., [85], т. 1, стр. 98—99), что «пользование данными Геродота о религии Египта требует большой осторожности» (что, собственно, этот эвфемизм означает?), что «то же самое можно сказать о Диодоре» и даже о «самом драгоценном памятнике греческой литературы о Египте» сочинении Плутарха «Изида и Озирис», который «облек свое изложение различными философскими измышлениями и символами».

Больше доверия современные ученые испытывают в отношении информации о широком распространении в Риме императорской поры египетских культов Сераписа и Изиды. Эта информация достаточно подробна, чтобы можно было восстановить даже мелкие детали богослужений (см. [4], стр. 721—731). Однако более внимательное исследование выявляет, что источник этой информации один — известное сочинение Апулея «Золотой осел». Возникает вопрос, можно ли этому сочинению так безоговорочно доверять?

Прежде всего, мы тут натыкаемся, как и постоянно бывает в древней истории, на чудо.

«В 125 году по Рождестве Христовом, — говорят нам, — родились два человека по имени Светлан. Первый Светлан назывался по-латыни Люций (от шх — свет), второй назывался по-гречески Лукиан, что значит то же самое...

Латинский Люций-Лукиан назывался Апулейским (Апулеем), по южно-итальянскому полуострову Апулии, а второй назывался Самсатским, будто бы по городу Самсату на реке Евфрате в Сирии. А самым удивительным здесь было то, что оба они, несмотря на такое далекое расстояние друг от друга, написали один по-гречески другой по-латыни (и оба прекрасно развитым слогом Эпохи Возрождения) тот же самый замечательный, фантастический и довольно скабрезный роман «Золотой осел»...» ([4], стр. 732).

Оба романа начинаются практически одинаково (если не считать расхождения в именах) с истории превращения героя в осла, но латинский текст отличается большей подробностью и большим числом вставных, фантастических и непристойных новелл. Например, в греческом тексте отсутствует знаменитая легенда об Амуре и любопытной Психее, вдохновившая целый ряд писателей и художников нового времени от Кальдерона до Богдановича. В целом латинский текст раз в восемь длиннее греческого.

Злоключения героя в образе осла достигают кульминации, когда его заставляют публично на арене цирка демонстрировать искусство любви с какой-то женщиной. Но тут (в греческом тексте) на глаза ему попадаются свеже­сорванные розы, которые снимают чародейство и герою возвращается человеческий облик. В латинском же тексте герой просто бежит с арены. В отчаянии он взывает к Изиде, после чего следует несколько страниц подробнейших описаний службы в храме Изиды, которая в конце концов освобождает героя от заклятия.

Морозов, приведя соответствующий текст Апулея, пишет, что при чтении историков религии, которых он раньше цитировал (Куна и Робертсона), все представлялось «серьезно, исторически убедительно! Казалось очевидным, что вопрос о ритуале на празднествах в честь Изиды решен окончательно и навеки, вся процессия весеннего праздника восстановлена до деталей.

А теперь я вам привел... и то место Люция Апулейского, из которого авторы почерпнули все свои сведения, и что же? Впечатление серьезности и историчности, — я уверен, — рушилось и в ваших глазах.

Самый рассказ латинского текста «Золотого осла» об этом торжестве оказался вставленным в более короткий греческий текст, наряду с рассказом об Амуре и Психее..., и наряду с невероятными приключениями разбойников и любовников... Торжественная процессия «Золотого осла»... происходит в Греции, в Коринфе, а между тем ее-то и нет в греческом манускрипте Лукиана, а только в его латинском дополненном переводе!

Но ведь это то же самое, что восстанавливать греческую мифологию по «Сну в летнюю ночь» Шекспира! Ведь и у него один из актеров получает по волшебству ослиную голову.

... Приходится с уверенностью сказать: книга о «Золотом осле» есть произведение печатного периода литературы, это та же школа, что и Боккаччо., с его «Декамероном»... И было бы нам лучше и вернее называть автора «Золотого осла» Лючио д'Апуллиа, а не Люцием Апулеем» ([4], стр. 745—746).

Пример Люциевого «Золотого осла» чрезвычайно поучителен, наглядно показывая источники информации, которая так уверенно и безапелляционно сообщается в учебниках.

   НАЧАЛО