§ 2. Индия

Апокрифичность древней истории Индии

Джавахарлал Неру в своем «Открытии Индии» пишет: «В отличие от греков, китайцев и арабов древние индийцы не были историками. Это... затруднило нам установление дат или точной хронологии. События набегают одно на другое, пере­плетаются и создают страшную путаницу. Лишь постепенно современные историки находят ключ к лабиринту индийской истории. Собственно говоря, единственной старинной исторической книгой можно считать «Раджатарангини» Калханы, историю Кашмира, написанную в 12 веке н. э. В остальном вам приходится обращаться в поисках случайных намеков к воображаемой истории в эпических произведениях и других книгах, к некоторым старым документам, к надписям, художественным и архитектурным памятникам, к монетам и к обширной санскритской литературе, а также, конечно, к записям иностранных путешественников, посетивших Индию, а именно греков и китайцев, а в более поздний период — арабов.

Это отсутствие исторического чувства не отразилось на массах, ибо... они черпали свои представления о прошлом из преданий, мифов и легенд, передавав­шихся из поколения в поколение. Эта воображаемая история, смесь фактов и легенд, приобрела широкую известность и дала народу прочную и постоянную культурную основу (а также, — добавим, легла в основу общераспро­страненных представлений об Индии и ее истории. — Авт.)...

Влияние науки и современного мира привело к более внимательному отношению к фактам; появилась способность критиковать и взвешивать данные, ее принимая на веру предания только потому, что это предания... Но и сейчас мы удивительно быстро поддаемся влиянию преданий, причем даже высокообразованные люди теряют способность критически мыслить...

Совсем недавно мы наблюдали многозначительный и показа­тельный пример этого столкновения между критическим воззрением и националистической верой в предания. На большей части территории Индии придерживаются календаря викрам самват. Он основан на солнечном времени, но месяцы являются лунными... Викрам или Викрамадитья, с именем которого связывают календарь, издавна считается великим героем народных преданий... национальным героем, положительным идеалом правителя... Имя Викрамадитьи, подобно имени Цезаря, стало своего рода символом и титулом, и многие последующие правители присоединяли его к своим именам...

Но кто же был этот Викрам и когда он жил? С точки зрения истории все это представляется весьма туманным. Около 57 года до н. э., когда должна была начаться эра викрам самват, нет следов, которые указывали бы на существование такого правителя. Однако в 4 веке н. э. в Северной Индии был некий Викрамадитья... Полагают..., что все легенды относятся к нему... Но все это туманно и недостоверно.

Самым поразительным во всем этом являются старания высокообразованных индийцев подтасовать исторические факты, чтобы как-то связать легендарного героя Викрама с лето­исчислением, начавшимся 2000 лет назад...

Влияние националистических побуждений и мнимо­национальных интересов на изложение или изучение истории характерно не только для индийцев. (Мы это видели выше на примере Китая. — Авт.). Каждой нации и каждому народу, видимо, свойственно это желание позолотить и подправить прошлое и исказить его в свою пользу... Но нам незачем обращаться к прошлому, чтобы найти примеры подтасовки истории во имя определенных целей и поддержания чьих-то домыслов и предрассудков. Настоящее изобилует такого рода примерами, а если можно исказить настоящее, свидетелями и участниками которого мы сами являемся, то что же сказать о прошлом?» ([131, стр. 104—106).

Мы привели столь длинную цитату из Неру потому, что считаем высказанные в ней мысли очень важными и не только для историков Индии. Именно этими соображениями мы руководствовались во всех предыдущих главах и параграфах. Никто не спорит с Неру, и на словах все разделяют его мнение, но как только дело доходит до практического исследования истории, все резко меняется. Даже сам Неру в других главах своей книги подходит к информации о древней истории Индии явно без должной критичности.

Например, он нимало не сомневается в реальном существовании «империи Мауриев» и характеризует его как «первое сильное, обширное и централизованное государство в Индии» ([131], стр.100). Он сообщает, что основатель этой империи Чандрагупта создал ее в борьбе против греков, вторгнувшихся в Индию под предводительством Александра Македонского, и без оговорок доверяет «полным описаниям этого государства, оставленными как индийцами, так и греками» ([131], стр. 126). Наиболее знаменит внук Чандрагупты царь Ашока (III век до н. э.), от которого якобы осталось большое число Указов и надписей, вырезанных на придорожных скалах, в пещерах и на колоннах зданий. Археологи, раскопавшие дворец Ашоки, заявили в официальном докладе, что «степень сохранности является почти невероятной. Бревна, из которых сложен зал, остались такими же гладкими и имеют такой же вид, как в тот день, свыше двух тысяч лет назад, когда они были уложены» (см.[131], стр. 157). Комментарий Неру великолепен: «Это было бы удивительно в любой стране, и тем более удивительно в Индии, где дерево изнашивается под действием климата и подтачивается всевозможными насекомыми. Вероятно, дерево подвергалось какой-то специальной обработке. В чем она заключалась, насколько мне известно, остается все еще тайной» ([131], стр.138).

В полном соответствии с общей схемой апокрифической истории, с которой мы познакомились на примере Египта и Китая, империя Мауриев скоро пришла в упадок, и Индия опять распалась на мелкие самостоятельные государства. О правителях этих государств нам из­вестно только из буддийских преданий, поскольку некоторые из них бы­ли знаменитыми буддистами. Это же относится и к завоевателям—ку-шанам, царь которых, Канишка, также является героем буддийских ле­генд. Ученые XX века много труда положили на исследование кушан, но единственно неоспоримый вывод, к которому они пришли, заклю­чается в том, что «В обширной литературе о Кушанском царстве факты и их интерпретация, достоверное и гипотетическое переплетены настолько тесно, что иногда среди догадок и предположений (часто — многостепенных) совершенно теряются, отступая на задний план, реальные данные» ([132], стр.5). Можно добавить, что для каждого исследователя кушан множество «реальных данных» свое, и пересече­ние этих множеств пусто.

В начале IV века (опять четвертый век!) в Индии возрождается «могущественная и широко раскинувшаяся империя». Ее основателя снова зовут Чандрагупта и он снова объединяет Индию в борьбе против вторгнувшихся иностранных захватчиков.

«Так в 520 году н. э. началась эра династии Гуптов, которая дала замечательную плеяду великих правителей, преуспевавших как в войнах, так и в великих делах». ([131], стр. 140).

У нас нет сомнения, что Маурьи списаны с Гуптов, но, конечно, чтобы это окончательно доказать нужны дополнительные подтверждения.

Но были ли сами Гупты? Здесь настораживает, что их империя тоже скоро распалась и после периода смут новое «могущественное государство, охватывавшее Северную и Центральную Индию», было создано в начале VII века Харшавардханой (см.[131], стр.142), после которого новых «разрывов» уже не наблюдалось. Настораживает также и дата создания империи Гуптов. Не списана ли она, подобно китайской династии Цзинь, со Средиземноморской империи? Мы думаем, что ответы на оба вопроса должны быть отрицательными. Однако мы все же сочли необходимым эти вопросы поставить.

Внимательный читатель должен был заметить, что только что высказанное утверждение о фантастичности истории Индии до Гуптов (или даже до Харшавардханы) ничем реальным, кроме общих соображений и аналогий, посуществу не подтверждено. Вместе с тем ему противоречат, если не светские исторические источники (которых, согласно Неру, нет), то, во всяком случае, многочисленные и, казалось бы, надежно установленные факты истории индийских религиозных движений. Поэтому мы должны теперь, хотя бы вкратце, рассмотреть основные религии Индии.

Индуизм

Считается, что древнейшая религия Индии изложена в книгах, которые называются «Веда», что значит «учение» (ср. славянское «ведати»). Они представляют собой собрания песнопений («мантр») и делятся на четыре отдела: Ригведа, Самаведа, Дцжурведа и Атарваведа.

«Касательно древности ведических песен (мантрас) существуют только смутные предположения... Основываясь на астрономических данных, имеющихся в ведийской картине мироздания, Якоби определил время ведийской культуры около 2000 г. до Р.Х.; он даже думает, что нашел следы более древнего летоисчисления, относящегося к 4000 г. К такому же результату одновременно пришел индийский астроном Тиллак; тем не менее (?!—Авт.), эти цифры не определяют времени возникновения ведийской поэзии; обыкновенно его относят ко времени 1200—1000 до Р.Х., но... подобное счисление, по-видимому, далеко не соответствует действительности.

Хотя, таким образом, Веды принадлежат к древнейшей литературе человечества, тем не менее... возникновение их должно быть отнесено не к началу, а к концу религиозно-творческого периода... Вся поэтическая обработка мифологического материала и теоретическая обрисовка религиозных идей обнаруживают постоянно упадок и устарелость умственной жизни, в которой школьная рутина и педантство подчиняют себе мысль, вера переходит в теорию, а культ изменяется в ритуал...

При большей части ведийских песен приводится имя сочинителя, но эти показания часто не имеют никакого значения и даже совершенно бессмысленны...»([85], т.2, стр.9—11).

Ведийская религия считается политеистической с чрезвычайно большим числом богов. Однако в этом отношении тексты проти-воречивы: если в одном месте говорится, что богов всего 33, то в другом говорится, что богу Агни поклонялось 3339 божеств. Большинство этих «божеств», естественно, безымянно. Они носят общее имя «дева» или «азур», что означает «дух света» или «дух жизни». Таким образом, их скорее надо считать не богами, а чем-то вроде «светлых духов» христианской мифологии.

Собственно же богов, имеющих имя, не очень много: Индра, Агни, Сурия, Варуна и т.д. Считается, что они отождествляют собой естественные силы природы, но на самом деле их образы чрезвычайно сложны и потому «нельзя в кратких словах охарактеризовать богов Веды» ([85], т.2, стр.17).

Многие исследователи отмечали сходство ведийского пантеона с греческим, подчеркивая, что подобные ведийским «грубые представле­ния о божествах господствовали и в народной фантазии эллинов, и что пластическая красота олимпийцев была созданием искусства, а не религии» ([85], т.2, стр. 18). Это сходство проявляется, например, в том, что первое место в числе индийских богов принадлежало (см.[85], т.2, стр.19) богу «Диаус—Питар», т.е. «Богу—Отцу», имя которого даже фонетически совпадает с именем Зевса. «... Дьяусу поклонялись в Греции как Зевсу, в Риме как Юпитеру, а у германских племен как Тиру и Зию... Женой его была Земля (т.е. Гея, по-гречески. — Авт.) и оба они воспевались как прародители мира...» ([126], стр.18—19).

Вместе с тем ведийский пантеон во многом сходен с пантеоном христианским. Например, подобно Иегове бог Индра (самый знаменитый и почитаемый из ведийских богов) повелевает молниями, водит в бой полки, мстит за худые и вознаграждает за добрые дела. «Его могущество и величие беспредельны. Он есть бог, не имеющих себе равного, единственный царь мира, создатель и хранитель всех вещей» ([85], т.2, стр.23). Совместно с Агни, светлым богом огня, и Сомой, олицетворением опьяняющего напитка (первоначально надо думать spiritus vini—«винного духа», затем скрывшегося в культе под не столь одиозными псевдонимами), Индра составляет троицу ведийских богов, вполне аналогичную христианской троице (см.[125], стр.21).

Вместе с тем «...Поразительным явлением в ведийской вере является некоторого рода синкретизм в представлении о богах. Так, несмотря на то, что призываемый бог прославляется как высочайшее существо, ему часто не только приписывают преимущества других богов, но кроме то­го без всякой критики влагают в его образ черты, функции и события из жизни этих последних. Происходящее отсюда смешение божеских свойств чрезвычайно затрудняет возможность составить определенное представление об индивидуальности отдельных божеств» ([85], т.2, стр.16).

Таким образом, в сознании молящегося различные боги вед сливались в некоего единого бога. Это дает основание заключить, что религия вед была в принципе монотеистической, а различные ведийские боги были лишь воплощениями различных сторон единого бога или его локальными вариациями.

Дальнейшее развитие ведийская религия получила в брахманизме, нашедшем отражение, главным образом, в религиозно-философских трактатах, упанишадах. «Нам почти неизвестно место и время их возникновения» ([126], стр.46). Здесь нет нужды вникать в разнооб­разные философские спекуляции упанишад; достаточно упомянуть, что учение о карме, снимающее почти все противоречия христианской эти­ки, восходит к ним. Одно бесспорно: учение упанишад является плодом «поразительной способности абстрактного мышления» ([126], стр.54), явившейся итогом долгого религиозно-спекулятивного развития.

Смесь и сочетание теоретической мудрости упанишад, народных шаманистических верований и ведийской религии дало начало религи­озной форме, «бесчисленные секты и направления которой мы обозначаем общим названием индуизма и которая с течением времени сделалась господствующей религией индусов» ([85], т.2, стр.120). Дать четкое определение индуизма, как религиозной системы, невозможно. «Никому в Индии и в целом мире не удалось пока дать удовлетворительное определение (индуизма.—Авт.), а в вопросе о том, что именно относить к индуизму, существуют большие расхождения... нелегко провести границу между индуизмом и другими вероучениями, в первую очередь исламом, буддизмом, джайнизмом и христианством... Индуизм ни монотеистичен, ни политеистичен, так как наряду с верой в одного бога допускает поклонение десяткам или сотням богов и богинь...» ([126], стр.3—5).

«Об историческом начале индуизма известно очень мало... Бюлер решается приписать самым старинным сектам довольно глубокую древность. По его мнению, они должны были существовать значительно раньше буддизма, даже ранее джайнизма..., потому что в сочинениях последних сект о них говорится, как об издавна уже существующих». ([85], т.2, стр.125). С другой стороны, наиболее авторитетные ныне ответвления индуизма (связанные с именами вероучителей Рамануджи, Рамананда Кабира и т.д.) возникли в XII—XIV веках нашей эры (см.[85], т.2, стр. 126). Упоминавшаяся выше империя Гуптов замечательна тем, что в ней «была сделана попытка создать однородное государство на старых брахманических идеалах» ([131], стр.141). Не означает ли это, на самом деле, что эти «старые» идеалы только что тогда и появились?

Роль высшего бога в индуизме переходит к Вишну, благосклон­ному богу, «постоянное стремление которого состоит в том, чтобы приносить людям всякого рода помощь, сообщать им истину, охранять их в опасности, избавлять от зла и принимать их к себе на свое небо..., которое представляется в виде рая» ([85], т.2, стр.132). Известны десять воплощений Вишну, так называемые «аватары». В первой аватаре Вишну в образе рыбы «возвещает Ману всеобщий потоп и приказывает ему построить ковчег; под видом рыбы он сам направляет его, пока ковчег не причаливает к одной горе в Кашемире... Седьмая и восьмая Аватары, Рамы и Кришны, ясно связаны с героическими легендами... Через девятую Аватару Будда включается в культ Вишну...» ([85], т.2, стр.132—134).

Здесь обращает на себя внимание переплетение библейских мотивов (потоп) с евангелическими (культ рыбы). Это не единственный случай появления в индуизме библейских легенд. Например, и по брахманским преданиям первым человеком был Адам с женой Евой. Жили они тоже в раю, который размещался на Цейлоне. Грехопадение состояло в том, что царь злых духов соблазнил Адама перейти на континент (цепь скалистых островков, соединяющая Цейлон с континентом и поныне называется «Адамов мост»). Даже Авраам под именем Абунгарта известен индуизму. Он и здесь по повелению бога Славы (Брамы) собирается принести в жертву своего сына, но Вишну, спустившись на голову юноши в виде голубя, останавливает его руку.

Особенно интересна седьмая аватара Вишну — бог Кришна, который во многом параллелен Христу. Подобно Христу он был чудесным образом зачат девой, а образ его как младенца очень популярен среди народа. Многочисленные изображения младенца Кришну на коленях матери (см. напр.[85], т.2, стр. 135, рис. 21) во всем подобны христианским иконам. Поучения Кришны совершенно однородны с поучениями евангельского Христа, как по форме (они также имеют вид кратких притч), так и по содержанию. Известный писатель Жаколио, проживший в Индии много лет, на основании подобного рода соответствий выводил из Индии вообще всю Библию и даже всю европейскую культуру. Конечно, он во многом увлекался, но впоследствии ряд его сопоставлений был подтвержден представите­лями т.н. «мифологической школы». В настоящее время принято этим соответствиям большого значения не придавать, а выводы мифологи­ческой школы полагается считать «устаревшими». Но факты упрямая вещь, а параллелизм между индуизмом и христианством бесспорен. Недаром в Индии существуют секты, полагающие, что «индуизм—это форма христианства в изложении брахманов» ([127], стр.4).

Второй важнейший бог индуизма — это Шива. «Мы видим в нем суровое и страшное божество: бога разрушителя... Ужасна его сила и... он угрожает людям всякого рода бедствиями». ([85], т.2.стр.139). Тем не менее, его имя значит «милостивый» и «для того, кто его умоляет, он может выказать себя милостивым и благосклонным избавителем и спасителем, который награждает счастьем и отклоняет скорбь; он может явиться даже веселым путником, который, охотясь, бродит по горам, сопровождаемый развратной пьяной толпой, сам предаваясь вину и пляске с женщинами» ([85], т.2, стр. 139—140). Последний облик Шивы сближает его с Вакхом-Дионисом. Но Шива почитается также как вдохновитель аскезы и во многих других образах.

«Одновременное почитание и сопоставление как равных Вишну и Сивы (другая транскрипция имени Шивы. — Авт.) привело к частому смешению обоих культов и даже к соединению обоих богов... они выступают вместе с Брамой в форме некоторого триединства, Тримурта, где абсолютное проявляется в Браме, как творце, в Вишну, как охранителе, и в Сиве, как разрушителе и обновителе» ([85], т.2, стр.142). Таким образом, как и в ведической религии, в индуизме настойчиво выплывает христианская идея троицы.

Древнеиндийский эпос

Под древнеиндийским эпосом обычно понимают две обширные поэмы: «Махабхарату» (около 100 тысяч двустиший) и «Рамаяну» (около 24 тысяч двустиший). В этих поэмах причудливо переплетены воинские сказания, архаические мифы, брахманические легенды, героические предания, политические и этические трактаты, фи­лософские диалоги, притчи, басни и зачатки первобытной космологии. Они играют основополагающую роль в религии индуизма и «...используя напрашивающуюся, но, конечно, не вполне точную аналогию, можно сказать, что если Веды в духовной жизни Индии явились Ветхим Заветом, то роль Нового Завета выпала на долю «Махабхараты» и «Рамаяны» ([127], стр.7).

Когда были написаны эти поэмы? Современный индийский писатель Нарайан, выражая традиционные индуистские представ­ления, пишет, что «при попытке установить даты создания «Рамаяны», «Махабхараты» или пуран — книг-прародительниц всей индийской мифологии, исследователю приходится иметь дело скорее с геологическими (?!—Авт.) эпохами, чем с историческими. Относительно вед распространено мнение, что они существовали вечно... О древности пуран можно судить по тому, что они упоминаются в Ведах. Некоторые специалисты по санскритской литературе считают, что «Махабхарата» была создана в 3000 году до н. э., а «Рамаяна» еще раньше». ([147], стр. 14). Естественно, что редактор русского перевода книги Нарайана, советский исследователь А.Я.Сыркин, необыкновенно высоко оценивающий в целом труд Нарайана, вынужден «внести некоторые хронологические коррективы» (в три с половиной тысячи лет!). По Сыркину (см.[147], стр.5—4) «Махабхарата» складывалась примерно (!) между IV в. до н. э. и V в. н. э., «Рамаяна» же, вероятно, несколько уступает в древности «Махабхарате». Что же касается пуран, этих «прародительниц всей индийской мифологии», то мы с удивлением узнаем, что «есть основания датировать «Шива (иначе «Вишну») пурану» периодом около IV—VI вв., а «Девибхачавата (иначе «Бхалавата») пурану» — около X в.» (подчеркнем, нашей эры!).

Из других источников, более подробных, мы узнаем далее, что «...А. Хольцман полагал, что завершающая редакция «Махабхараты» состоялась где-то в 900—1100 гг. н. э.» ([127], стр. 135). Правда, дальше там же пишется, что «... как показали более поздние исследования и открытия, его датировка малообоснованна». Почему же? Оказывается, что «В качестве священной книги и авторитетного религиозного трактата (т.е. именно с той идеологической окраской, которая характерна для «нашей» «Махабхараты») «Махабхарату» знают индийские надписи V—VI вв. н. э....» (там же). Таким образом, мы видим, что, во-первых, датировка «Махабхараты» оказывается не самостоятельной, а зависит от датировки упомянутых «индийских надписей». Во-вторых, достаточна ли ссылка на «ту же идеологическую окраску», чтобы утверждать совпадение «Махабхараты» V века с «нашей»? Правда, эти надписи приводят и некоторые подробности, поддерживающие это отождествление. Например, они называют того же мифического автора этой поэмы (Вьясу) и утверждают, что «Махабхарата» есть «собрание из ста тысяч» (по-видимому, стихов). Но, достаточно ли даже это?

О «Махабхарате» упоминают также некоторые авторы, датируемые VII в. н. э., а также камбоджийские надписи, датируемые приблизитель­но тем же временем. На этом основании современные авторы приходят к выводу, что «... окончательное формирование (а вместе с ним и письменную редакцию) первого древнеиндийского эпоса следует, по-видимому, отнести не позже чем к 400 г. н. э.» ([127], стр. 137), причем вплоть до XII века (и возможно, что и позже) текст «Махабхараты» подвергался непрерывным видоизменениям. «По всей вероятности стадия относительной фиксации того текста поэмы, с которым имеют дело современные исследователи, была достигнута только в результате усилий ее средневековых комментаторов» ([127], стр.137).

Обратим внимание, что в совершенно аналогичной ситуации с Библией тот же вывод Морозова встречается в штыки!

Современные исследователи, не желая отказаться от представления о четырехтысячелетней древности индуизма, полагают, что V веку н. э. принадлежит только «письменная фиксация» поэмы, имеющая якобы тысячелетнюю устную традицию. Вопрос об эвиденциарной зна­чимости традиции вообще и устной традиции в частности мы уже обсуждали в эпилоге к тому 1. Все высказанные там общие соображения применимы, конечно, и к «устной традиции» индийского эпоса. Таким образом, оставаясь на почве документальных фактов, мы принуждены датировать создание «Махабхараты» V веком нашей эры. Впрочем, как мы видели, свидетельства, относящие поэму к V веку, не очень-то уверенны. Надежнее будет считать, что где-то около V века (или несколько позже) создалась первая, краткая редакция «Махабхараты», которая, постепенно пополняясь и разрастаясь, приобрела приблизительно современный вид к X—XI векам.

Что же касается датировки другой древнеиндийской эпической поэмы «Рамаяны», то «...Публичное чтение «Рамаяны»... описано в камбоджийской надписи около 800 г. н. э., а все упоминания о ней и ее авторе Вальмики у индийских и иноземных авторов не восходят к периоду более раннему... Поэтому кажется естественным представить себе, что окончательное формирование и письменное закрепление текста «Рамаяны» проходило параллельно во времени с фиксацией «Махабхараты». Однако... в то время как «Рамаяна» никак и нигде не говорит о другом эпосе, его авторе и героях, «Махабхарата» несколько раз называет по имени Вальмики, ссылается на его поэму и в отдельных своих эпизодах, как кажется, даже опирается на ее текст» ([127], стр.140). На этом основании была выдвинута версия, что фиксация текста «Рамаяны» произошла на один—два века ранее «Махабхараты», но, как заключает П.А.Гринцер, подробно рассмотревший этот вопрос, «аргументы, призванные подтвердить ту точку зрения, что дошедший До нас текст «Рамаяны» сложился на одно—два столетия ранее текста «Махабхараты», или сами оказываются уязвимыми, или, по крайней мере, им могут быть противопоставлены не менее веские аргументы прямо противоположного свойства» ([127], стр.147).

Таким образом, мы можем достаточно уверенно считать, что обе эпические поэмы Индии «Махабхарата» и «Рамаяна» сложились в период V—X вв. н. э. Во всяком случае никаких прямых объективных доказательств более раннего их создания не имеется. Замечательно, что это в точности то время, когда согласно нашим выводам составлялась Библия!

Буддизм

См.[110], стр.296—407.

Считается, что буддизм возник в VI веке да н. э., а его основатель Будда полагается реально существовавшим лицом.

Между прочим, многие исследователи религий с недоумением обращают внимание на тот факт, что VI век до н. э. был временем религиозной реформации во всем мире: в Китае в это время якобы жил и действовал Конфуций, а Индии — Будда, в Иране — Заратуштра, в Греции как грибы росли философско-религиозные школы. Не зная, что сказать, Крывелев этот факт попросту игнорирует (см.[110], стр.296), а вот, например, чешский историк Иво Фишер делает из него далеко идущие выводы: «Можно с уверенностью сказать, что эти изменения были непосредственно связаны с крупнейшим открытием всех времен — изобретением железа» ([126], стр.44). Как было бы хорошо, если все проблемы истории решались бы столь же просто с такой же «уверенностью»!

Каноническая версия происхождения буддизма утверждает, что его основатель Гаутама после долгих размышлений о причинах че­ловеческого страдания и о способах его преодоления внезапно, сидя под деревом, узрел истину и тем самым стал Буддой, т.е. просветленным, озаренным, умудренным. Тут же он начал проповедь обретенной истины. Эту проповедь он продолжал сорок лет до самой своей смерти. Его проповедь была необыкновенно успешна и он сразу же привлек на свою сторону царей Бимбисару, Прасенаджита и Аджаташатру. После его смерти наиболее выдающиеся последователи собрались в Рад-жагрихе, где обсудили и утвердили ряд основоположений новой религии. Однако среди буддистов быстро возникли расхождения, для разрешения которых был созван новый собор, примерно через сто лет после смерти Будды. Еще через сто лет (т.е. в III веке до н. э.) состоялся третий собор, на котором был утвержден текст священных книг буддизма (составляющих т.н. Типитаку) и было принято решение о рассылке миссионеров во все концы страны и за ее пределы. Одно из наиболее новых течений буддизма называется махаяной, а прежнее, традиционное — хинаяной. Основные положения махаяны были сформулированы и утверждены на специальном соборе, проис­ходившем около 100 года н. э. и т.д. и т.п.

Однако при более внимательном рассмотрении от этой, казалось бы, стройной и подробной версии ничего по существу не остается (см.[110], стр.297—500). Историческое существование Будды сомнительно. Неясно были ли соборы, а если были, то что они собой представляли. В канонической буддийской литературе второй и третий соборы часто смешиваются, «вследствие чего получаются хронологические несообразности... Даже, несомненно, историческая личность Ашоки здесь мистифицируется довольно странным образом...» ([110], стр.299—500), что, кстати сказать, снова возбуждает сомнения в «несомненной историчности» личности Ашоки.

Особенно любопытно, что хотя возникновение и оформление махаяны относится якобы к первому веку н. э., но тем не менее основные теоретики махаяны жили и действовали в V—VII в. н. э. через полтысячи лет (см.[130], стр.10).

Наиболее ранние этнографические памятники буддизма (в которых он еще очень близок к ведийскому культу) — это надписи на придорожных скалах, пещерах и колоннах зданий, приписываемые уже известному нам царю Ашоке (и датируемые, следовательно, III в. до н. э.), а также т.н. Бхархутская ступа, датируемая предположительно II в. н. э. (через пятьсот (!) лет). Что же касается письменных источников (их число необозримо), то хотя часть из них считается составленной довольно рано, но подавляющее большинство их было, по-видимому, написано после VII в. н. э. Специалисты особо подчеркивают трудности, заключающиеся «в неопределенности датировки подавляющего большинства произведений буддийской литературы, в силу чего трудно установить порядок временных напластований в этой огромной сумме текстов и идей» ([110], стр.300). Собственная же древность буддийских манускриптов весьма относительна и во всяком случае не простирается за X век нашей эры.

История распространения буддизма также указывает на его очень поздний характер. Например, в Тибет он проник только в VII веке н. э.

Христианство в Индии

Мы видим, что уверения священнослужителей индуизма и буддизма о глубокой древности их вероучений фактами не подтверждаются: оба эти учения объективно прослеживаются только приблизительно до V века н. э.

Таким образом, и индуизм, и буддизм появились отнюдь не раньше христианства, а даже несколько позже. Это проливает совершенно новый свет на многочисленные черты сходства, которые индуизм и буддизм имеют с христианством. (Сходство индуизма с христианством мы выше вкратце уже отмечали; многочисленные же параллели образов Будды и Христа общеизвестны: достаточно упомянуть цитированную в[110], стр.400, книгу «Буддизм в сравнении с христианством», название которой говорит само за себя.) Морозов полагает, что толчком к появлению обеих религий явилась деятельность христианских миссионеров, дотянувшихся в IV—V века н. э. до Индии. По его мнению, христианское учение (в его первоначальной послеапокалип­тической, но еще доевангельской форме), смешавшись с народными шаманоидными верованиями, дало начало на благодатной почве Индии многочисленным сектам индуизма и буддизма (в том числе, например, и аскетического джайнизма, основание которого традиция относит в тот же пресловутый VI век до н. э.). Мы не узнаем его в этих вероучениях не только потому, что под влиянием местных индийских верований они далеко отошли от своего первообраза, но и потому, что само известное нам евангелическое христианство мало похоже на прото-христианство IV—VI веков. Более того, есть все основания ожидать, что это прото-христианство дошло до наших дней под маской одной (или нескольких) индуистских сект (по-видимому тех, в которых сильны элементы лингаистического культа и сохранились обряды вакхического характера и храмовая проституция).

Морозов находит (см.[3], стр.261—262) подтверждения своего мнения в официальной церковной истории. В этой истории говорится, что «крещение Индии» было осуществлено непосредственно после смерти Христа его апостолом Фомой. Согласно вычисленному в гл. 11 времени столбования Христа это как раз и дает IV—V века.

Согласно «Жития Святых» крещенная Фомой Индия снова «впала в нечестие» и продолжала поклоняться «воздушным идолам». Но явился в ту страну монах Варлам (сын Ламы) и обратил в христианство царевича Иоасафа (Судью Громовержца), сына царя Авенира (Отца Света), который и окрестил индийский народ.

Морозов обращает внимание, что эта легенда вполне аналогична легенде о «крещении Руси» Владимиром: проповедник обратил в свою веру властелина страны и тот приказал принять ее и всему своему народу. Это, по-видимому, был всеобщий способ распространения христианства.

Почему понадобилось вторично крестить Индию? По-видимому, после первого крещения (Фомой) культ настолько быстро ви­доизменился, что явившийся лет через сто Варлам его просто не узнал и счел своим долгом осуществить крещение второй раз. На юге Индии до сих пор имеются христианские общины, ведущие свое проис­хождение от Варлама.

Морозов подробно излагает легенду о Варламе и Иоасафе (см.[3 ] стр.262—258), обнаруживая многочисленные общие черты в био­графии Иоасафа и Будды. Не означает ли это, что «крещение Варлама» дало начало буддизму (и его ответвлению, ламаизму; обратим внимание на смысловое значение имени Варлам — Сын Ламы), а более раннее «крещение Фомы» породило индуистические культы? Любопытно, что из всех христианских учений по догматике ближе всего к буддизму несторианство («возвращенство»), расцвет которого как раз и приходится на VI век н. э.

Однако, евангельское (точнее, пред-евангельское) христианство оказало влияние и на индуизм. Только этим можно объяснить появление в индийском пантеоне образа бога Кришны, параллельного Христу. В связи с этим особый интерес приобретает информация (см.[7], стр.398) о том, что в период иконоборческого движения (т.е. в VIII—IX веках) в Индию бежало от преследований свыше 50-ти тысяч (!) клириков всех рангов. Интересно, что как раз на это время и приходятся дошедшие до нас буддийские и индуистские сочинения.

По сравнению с Европой в Индии значительно более развилось представление о третьем лице божественной троицы, святом духе, Шиве, с титулом Магадева (латинское «Магнус Деус» — Великий Бог). Первичное представление о всеразрушающем и всеочищающем огне как третьем олицетворении божества, в образе Шивы объединилось и достигло космических масштабов. Напротив, христианская идея о святом духе явилась сужением этого первичного представления (не говоря уже о том, что в легенде о «святом духе» определенную роль сыграл, как мы уже говорили, и «винный дух»).

Стоит еще заметить, что один из важнейших буддийских символов — дерево, под сенью которого восседает Будда, невольно наводит ум на пиниеобразный столб дыма, выходящий из кратера вулкана. Конечно, резонность этого сопоставления нуждается еще в обсуждении.

Заключение

Таким образом, мы снова видим, что с какой стороны не подойти достоверная, письменная история Индии не простирается далее IV века н. э. Известные археологические раскопки в Мохенджо-Даро и Харанпе этот вывод не опровергают, поскольку письменных па­мятников там не обнаружено (датировка же их нуждается, конечно, в пересмотре; вряд ли эти культуры старше начала нашей эры).

Конечно, соображения, которыми мы обосновали этот вывод, весьма фрагментарны (даже еще фрагментарнее, чем в аналогичном случае Китая) и сами по себе нуждаются в развитии и дополнении. Это должно быть предметом дальнейшей работы.

   НАЧАЛО