ЭПИЛОГ
Иногда мне кажется, что всё, о чём я рассказываю, было не со мной, а с кем-то другим. Теперь уже самому почти не верится, что всё это пришлось перенести, пройти через все эти мытарства, унижения, голод, холод, разминуться со всеми пулями, с противным воем проносящимися рядом с твоей головой. Может показаться, что мне чертовски везло? Может быть.
Но не дай бог такого везения больше никому, не, дай бог пройти такой дорогой в жизни ещё кому-нибудь!
Да, может быть, в определённом смысле мне везло, везло на исполнение моих замыслов, моих действий, на которые далеко не каждый мог решиться; да и я, как видно из всего изложенного, решался не cразу, не без колебаний, не без страха. И если б не эта решимость, давно бы я разделил участь тех, кто превратился в Майданеке и других не менее одиозных местах в пепел для удобрения полей.
Действительно, как не назовёшь везением хотя бы первый побег, когда, прыгая с мчащегося поезда в темноту, я даже ни обо что не ударился, не попал ни на один торчащий из земли предмет, а затем набрёл на хату белоруса, а не обозлённого на Советскую власть литовца, где бы сразу и кончилась моя свобода.
В Дисне нарываюсь на коменданта полиции, но, на моё счастье, он не обращает на меня внимания, принимая за местного.
Наконец, мне не везёт в Екимани, но и там обошлось даже без рукоприкладства.
В голодном керцере трое умирают, а я пробыв там более трёх недель, и до предела истощённый, на другой день по выходе вырываюсь на работы вне лагеря и легко ухожу из под охраны.
Тиф. Сколько тысяч пленных погибли в лагерях от него, а мне опять повезло перенести его у богатых хозяев, где меня и свалила эта страшная болезнь.
Снова не везёт: меня схватила полиция, но и здесь в Глубоком встречается мой ангел — хранитель в лице переводчицы из Ленинграда. Наконец, в лагере я оказываюсь в одной каталажке с тремя ребятами из Питера, и в результате организуется группа, обеспечившая побег не только себе, но и всем узникам запечатанного вагона.
А потеря друзей во время этого третьего побега, а встречи во время поиска партизан, когда меня не один раз ставили к стенке, а...
Хватит воспоминаний о том, чего было больше, везения или невезения. В этой страшной войне не повезло десяткам миллионов, а ещё больше не повезло им в том, что про них фактически забыли, как и про тех немногих, кто ещё остался в живых. И начертанные на камне Пискаревского кладбища слова: «Никто не забыт, и ничто не забыто» для многих обернулись горькой иронией.
Во всех странах Европы, подвергшихся фашистскому нашествию, сразу после войны появились многочисленные союзы, ассоциации и другие организации жертв фашизма, комбатантов, мучеников концлагерей и т.п., которые их объединяют, помогают добиваться компенсации за невольничью работу, за мучения в лагерях третьего рейха и другими способами поддерживают бывших узников и участников борьбы с коричневой чумой.
Только в нашей стране, где этих жертв и страдальцев было больше, чем во всех вместе взятых государствах Европы, про них забыли, а большую часть узников немецких концлагерей, наоборот, снова отправили за колючую проволоку ГУЛАГа, где многие из них не дождались и 1956 года.
Так и прозябают наши комбатанты до сих пор в большинстве своём в коммуналках и развалюхах на свою более, чем скромную, пенсию, часто не дающую только помереть с голоду, со всеми зелёными книжечками «Участник войны», выданными тем, кто ещё остался живым к концу семидесятых годов, и дающими «привилегии», воспользоваться которыми многие уже не в состоянии. Ни проездом в любой пункт Союза за половинную стоимость — увы — только по железной дороге, на который нет уже ни средств, ни здоровья, ни половинным подоходным налогом, который с пенсионеров не берут, ни другими льготами, провозглашёнными, но часто ничем не обеспеченными.
И вспоминают про нас — далеко не про всех — только когда приближается наш великий солдатский праздник — День Победы. Просят явиться «при регалиях», на которых по-прежнему блестит зловещий профиль Сталина (у партизан даже дважды), вручают три затрапезные гвоздики или осыпающиеся тюльпаны, предлагают выступить людям, у которых при одном воспоминании о войне, о всех перенесённых мучениях комок в горле не даёт вымолвить ни слова...
И одинаковый почет и тем, кто всю войну с первого до последнего дня отгрохал под вой пуль и разрывы, хватил и голода и холода и не раз был ранен и контужен, и тем, кто пороха не нюхал, но по документам числился в действующей армии, и тем, кто в неё попал за день до окончания войны.
За каждые очередные прожитые нами десять лет государственные чиновники добавляют нам две новенькие медали, полагая, что их блеск сделает наши убогие жилища светлее и просторнее, наше здоровье — более крепким, а нашу жизнь — богаче.
2000-й год. Присяга внука Сергея Волкова.
