Рис. 146. Реальный «апостол божий Симон-Петр», т. е. в переводе с греческого:
«посланник божий, Камень-Знамение» (απόστολος θεου̃ Ση̃μεῖον Πέτρος).
(Из падения метеоритного камня в Риме вырос миф об апостоле бога — Симоне-Петре).
Рис. 146. Реальный «апостол божий Симон-Петр», т. е. в переводе с греческого: «посланник божий, Камень-Знамение» (απόστολος θεου̃ Ση̃μεῖον Πέτρος). (Из падения метеоритного камня в Риме вырос миф об апостоле бога — Симоне-Петре). |
 Рис. 147. Хитрец-чудотворец. |
Если вы посмотрите в каком-либо календаре список христианских имен, то увидите, что имя знаменитого Чудотворца» «Николай» переводится там: «Победа людей». Но если вы сами знаете греческий язык, то сразу же сообразите, что такой перевод тенденциозен. Слово Николай (Νικόλαος) буквально значит победная толпа,1 победное полчище, и трудно себе представить, чтоб какая-нибудь мать назвала своего сына таким собирательным именем, даже и в том случае, если бы у нее сразу родилось двое детей или даже трое. Уже одно это обстоятельства приводит к заключению, что имя Николай совсем не значит «полчище», а является лишь приспособившимся к греческому говору еврейским словом Никэл или Никола,2 т. е. хитрец, лукавец, фокусник, подобно тому, как и имя Никодим по тем же этно-психологическим соображениям приходится считать не за целый «победный народ», а за эллинизировавшееся еврейское слово Никэд (נכד) — внук. Такое еврейское словопроизводство обоих имен тем более правдоподобно, что среди старинных православных святых очень многие носят еврейские прозвища, начиная с самого евангельского «Спасителя», еврейское имя которого Иошуа (или Иосия, а также Осия) превратилось в греческом произношении в Иисуса.3
Итак, имя Николай значит хитрец или фокусник, а прозвище Чудотворец является только повторением того же самого имени на русском языке. Немцы зовут его Wundertäter, французы thaumaturge, так же как и англичане (thaumaturgus), оставляя без перевода его греческое прозвище тавматург, тоже значащее чудотворец, а в то же время и фокусник.3
1 От Никэ (νίκη) — победа, и Лаос (λαός) — люд, толпа; у Гомера — полчище. Словопроизводство тут — то же самое, как и в имени города Никополя (Νικο πολίς) — победный город, а не «победа городов». Слово «Победитель народа» было бы Лаоник (Λαο-νικός), а не Николай (Νίκο-λαος). Аналогично этому мы говорим: демократ, а не кратодем, значит и имя Никодим по-гречески нелепо, грек сказал бы — Дэмоникос.
2 НКЛ (נכל) — хитрец, лукавый человек, обманщик.
3 Тут много транскрипций даже по-еврейски: ИШУЭЕ (ישועה) — спасение. Оно же ИШУЭ (ישוע) ИЭШУЭ (יעשועה) и ИЕУШУЕ в применении к Иисусу Навину; у Неемии ИШУЭ (ישּוע). Все это вполне соответствует уже высказанному мною выводу, что до печатного периода не могло быть никакого общего правописания.
4 Тавматургос (θαυ̃ματουργός) от тавмата (θαυ̃̃ματα) — чудеса и от ерго ('έργω — работаю), причем тавматургео (θαυ̃ματουργέω) значит делаю фокусы. Аналогично производятся: драматург, а также литургия от лите (λίτη) — моление, лития.
Мы видим, что чудотворство или фокусничество этого древне-ромейского «хитреца» прогремело на всех языках христианского мира. Даже за самим Христом не установилось такого украшающего эпитета, а потому мы должны допустить априорно, что он действительно имел на свой титул какое-то исключительное право.
Так в чем же дело? Какие реальные чудеса (т. е. попросту — фокусы) натворил этот человек, чтобы заслужить сразу и свое еврейское прозвище Никэла, т. е. хитрец, и свое всенародное название чудотворец? Ведь, он же личность уже историческая. Он участвовал (и даже очень буйно) на Никейском соборе в 325 году нашей эры, наградив за что-то пощечиной (уж не за обличение ли его чудес?) знаменитого Ария.
И вот, к изумлению, мы не видим в его жизнеописании у клерикальных авторов никаких чудес, кроме явно вымышленных самими же авторами его биографии.
Вот они, почти целиком.
По Симеону Метафрасту, умершему по словам самих теологов только в 975 году, т. е. уже через 600 лет слишком после Смерти Хитреца-Чудотворца, и сочинения которого (если они не апокрифы) вышли впервые только в латинском издании 1551 года, «хитрец» родился в Малой Азии от «благородных» родителей Богоявленца (Феофана, по-гречески) и жены его Девятой (по-латыни — Ноны). И вот, начались чудеса, которые едва ли он сам мог сфокусничать... Слишком было бы рано!
«Еще в крестильной купели, тотчас после рождения, — говорит Метафраст, — он стоял три часа на собственных ногах, без посторонней поддержки, воздавая этим честь святой Троице»... «Даже и молоко матери он пил в скоромные дни только из правого сосца, а по средам и пятницам не ранее как после обычной вечерней молитвы, чему сильно удивлялись его родители и предвидели его будущее величие».
Когда наступило надлежащее время, его отдали в обучение, и он «так успел в книжной премудрости, как подобает только доброму кормчему христова корабля»... «Он уклонялся, — говорят нам Жития Святых, — всячески от суетных бесед, и от смотрения на женщин, хотя бы даже единым оком».
Вот, первое правдоподобное чудо, но все же не чудотворство...!
«Его дядя епископ, тоже Никола (т. е. тоже Хитрец), уговорил родителей посвятить его богу, возвел в пресвитеры и исполнившись святого духа, запророчествовал при этом так:
— «Се, братия, вижу новое солнце, восходящее до конца земли и являющее милостивое утешение опечаленным. О, блаженное стадо, которое сподобится иметь себе такого пастыря! Он хорошо упасет души заблудших, напитает их на пажити благочестия и будет теплым помощником попавшим в беду!»
Затем этот старший «хитрец» ушел в Палестину и передал младшему «Хитрецу» свою должность. Его родители в то время умерли и он, — говорят Жития, — «роздал все их имение неимущим».
А между тем из следующего же рассказа обнаруживается, что он оставил кое-что и себе, на всякий случай. И в этом опять не было никакого чуда.
Не было ничего чудесного и в следующем рассказе.
В том городе, — говорят нам, — был один богатый прежде, но затем обнищавший человек, который захотел сделать блудницами трех своих дочерей, чтобы питаться от такого их занятия. «Хитрец-чудотворец» узнав об этом, взял узелок с золотом (предусмотрительно оставленный им у себя при раздаче отцовского имущества) и бросил его ночью в окно их дома. Отец, найдя его утром, возвеселился и назначил этот подарок в приданое первой своей дочери, благодаря чему она тотчас же вышла замуж. Затем Хитрец тайно бросил узел с золотом и следующей его дочери, и она тоже пристроилась правильным образом.
Отец взмолился богу, чтоб указал он ему его покровителя и, уже догадываясь, что будет узелок и для третьей дочери, «начал сторожить по ночам своего благодетеля и усторожил его. Но пойманный на месте, «Чудотворец запретил ему рассказывать об этом кому бы то ни было, и все это дело навсегда осталось тайным» (так что до сих пор ни одной живой душе неизвестно, в том числе и автору самого рассказа, читатель!).
Потом Хитрец поехал на корабле в Палестину и, когда проезжал мимо Египта, сказал морякам:
— «Я видел, как лукавый, враг человеческого рода, влез в ваш корабль, чтобы потопить его».
«И вот, помрачилось облако и началось сильное волнение. Моряки молили Чудотворца помочь им, и как только он помолился богу, лукавый выскочил из трюма, и буря тотчас утихла. Один из моряков полез при этом от испуга на мачту, но упал и разбился насмерть, а Чудотворец воскресил его молитвой».
Вот первое возможное чудо, хотя моряки и могли подумать, что их товарищ был только временно оглушен ударом, а буря могла утихнуть и просто.
«Они пристали к Александрийскому берегу, — продолжает далее Метафраст, — где Хитрец исцелил многих болящих, прогнал множество бесов и утешил всех скорбящих. Оттуда он отправился в Палестину и обошел все святые места: при этом двери храма Иерусалимского чудесно сами отворились перед ним».
Читатель видит, что уже простой недостаток подробностей в этом сочинительстве показывает не действительное чудотворство «Хитреца-Николая», а только скудость воображения у автора его биографии.
Он сел на корабль, чтобы плыть домой, но моряки вдруг раздумали туда ехать и отправились к себе в другую сторону. И вот, тотчас поднялась буря и, несмотря на все их усилия, пригнала корабль в его землю. Испуганные моряки просили Чудотворца о прощении, и он мирно отпустил их домой.
Опять не его чудо, а только божие.
Однажды, стоя на молитве, он услышал голос:
— «Хитрец! Да внидешь в народный подвиг, если хочешь получить от меня венец».
И снова:
— «Хитрец! Это не та нива, на которой ты принесешь ожидаемый мною плод».
Чудотворец понял из этих слов, что бог повелевает ему идти в виде нищего в город Миру Ликийскую, где никто его не знал.
«И вот, случилось чудо. Тамошний епископ умер в это самое время, и его клир решил молиться, чтобы сам бог определил, кому быть преемником. И тотчас старейшему из них явился во время молитвы пресветлый муж и сказал, что епископом должен быть тот, который первым придет в следующее утро в церковь на молитву, и что имя ему — Хитрец».
«Таким образом, клирики подстерегли Чудотворца и объявили его первопрестольником Мир-Ликийской церкви. Вот как божья церковь получила достойный свой светильник».
Но и это чудо было сотворено не им, а только другими для его пользы, и не давало ему нрава на исключительное прозвище Чудотворца. Посмотрим и далее.
«У него, — говорят нам, — были два помощника—Павел Родийский и Федор Аскалонит, мужи известные всем грекам» ... «Лукавый же, не будучи в состоянии вытерпеть этого, воздвиг на церковь гонение со стороны Диоклетиана и Максимиана. Эта злодыхательная буря достигла и до Мир Ликийских, и Чудотворец был посажен в темницу вместе со многими другими. Но он помолился богу, и бог сейчас же удалил в ад обоих нечестивых царей, и воздвиг вместо них благочестивого царя Константина (который, как мы видели, был даже и не крещен).
Тогда Чудотворец стал низвергать всех идолов и, «придя к кумирнице Артемиды, сладкому жилищу бесов, превелико украшенному, разрушил ее храм и даже Фундамент его разметал на воздух, причем лукавые духи бежали, испуская плачевные вопли».
Опять никакого реального чуда, а дальше идет уже нечто считающееся историческим.
Царь Константин, — говорят нам, — приказал православному духовенству приехать на собор, и оно явилось туда в числе 380 епископов. Там, — говорят нам, — возревновав о христовой вере, Чудотворец ударил Ария по щеке, за что и был извергнут из собора и лишен епископского звания. Однако, один тот факт, что никаких ожесточенных споров о личности Христа тогда не могло быть уже по одному тому, что само христианское богослужение было основано лишь в следующем поколении «Василием Великим», показывает, что Арий был заушен Чудотворцем за что-то другое и не иначе как за разоблачение его чудес. Но, — говорят нам, — хотя собор и стал на сторону Ария, Чудотворец был скоро реабилитирован и не без причины.
Дело в том, что некоторые из достойнейших святых отцов увидели вслед за этим, как сам Иисус Христос (которого, повторяю, тогда еще не было) подал ему евангелие, а богородица преподнесла ему омофор, в знак возвращения ему священства. Понятно, что после этого большинство епископов не признало соборного решения. «Чудотворец возвратился к своему стаду и, как мудрый земледелец, начал взращать господню пшеницу и отметать плевелы».
Но и тут его чудеса, как их описывают клерикалы, были без признаков реальности и заключались только в снах тогдашних людей. Так, когда был сильный голод в Мире Ливийской, «Хитрец» явился во сне одному купцу, который хотел плыть с житом в другую сторону, и велел ему плыть в Миру, давши в залог три золотые монеты. «Проснувшись, купец нашел их в своей руке и, пораженный, поехал по указанному Чудотворцем маршруту».
Затем хитрец сделал хотя и не чудо, но доброе дело. Произошел «великий мятеж во Фригии», и Константин послал туда воинов, которые, остановившись в пути на Адриатском берегу в Ликийской епархии, начали обижать население. Чудотворец пошел туда и уговорил их не творить более пакостей. А тем временем в Мирах «гегемон» Евстафий приговорил к смерти троих невинных людей. Узнав об этом Хитрец поспешил домой и, достигнув места, называемого «Кастор и Поллукс», увидел их уже подставившими свои головы «под меч спекулатора». Он выхватил у «спекулатора» меч и бросил его на землю, а «гегемон», испугавшись, бросился к его ногам, моля о прощении (уж не комета ли над созвездием Близнецов?).
Но и этим дело не кончилось. Усмирив в Адриатике мятеж, трое воевод приехали в Царь-Град, но были там оклеветаны своими завистниками и осуждены на смерть. Темничный сторож предупредил их о предстоящей им на следующее утро участи.
Они «разорвали свои одежды и горько заплакали». И вот, один из них, Непотиан, вспомнил о Хитреце-Чудотворце, и они взмолились ему из своей темницы, говоря (очевидно, в один голос):
— «Изыми нас из руки ищущих души наши, поспеши к нам на помощь и избавь нас, неповинных, от смерти!»
Тогда не было еще радио-телеграфа, но все же «Хитрец» услышал их вопли, хотя и был на огромном расстоянии. Он тотчас явился, но только—увы!—опять во сне святому царю Константину, угрожая ему, что воздвигнет новые мятеж, еще хуже, чем во Фригии, и «погубит его злою смертью, если он не освободит невинных воевод».
— «Кто из вас сотворил мне такое волхвование?» — спросил царь осужденных, пригласив их к себе на следующее утро.
— «Никакого волхвования мы не знаем, — ответили они (очевидно тоже все в один голос, как в хоре), — и ничего не злоумышляли на твою державу, да будет свидетелем нам в этом Всевидящее Око. Мы научились от наших отцов чтить царя и прежде всего иметь к нему верность. И мы служили верно твоему велению, но вместо чести, получили казнь».
И «вдруг они увидели «Чудотворца», сидящего рядом с царем и возопили (опять все в унисон):
— «Боже Чудотворца! Ты, избавивший некогда трех Данииловых мужей от неправедной смерти в печи огненной, изыми и нас из предстоящей беды!»
А Константин не видел ничего, хотя и был святой.
— «С кем вы говорите?» — спросил он их с удивлением, и они рассказали ему о своем видении. Изумленный царь тотчас же отпустил их с честью, говоря:
— «Не я дарю вам жизнь, а Чудотворец, великий святитель, Идите и благодарите его».
И он дал им два светильника и евангелие, чтобы вручить Мир-Лвкийской церкви. Так пошла о «Хитреце» крылатая слава по всей вселенной».
Опять совсем не жизненное событие, а придуманное и даже в смешном виде: несколько человек говорят разом те же самые фразы. Не такое чудо могло создать Чудотворцу «крылатую славу но всей вселенной». Такое сказание само могло возникнуть лишь после того, как о Хитреце повсюду прошла уже «крылатая слава» по причине каких-то других чудес, которые сначала производили ошеломляющее впечатление, а потом были настолько опорочены, что о них стало стыдно говорить, и потому пришлось их заменять пресною отсебятиною. И вот, еще последний образчик этого детского лепета.
«Раз корабельники, плывя в Миры, претерпели сильную бурю и заочно взмолились Чудотворцу. Он тотчас явился к ним в видении на корабль, сам взял в руки руль, запретил буре и скрылся. Придя в Миру с тихим ветром, моряки тотчас же явились к Хитрецу в обитель, чтобы поблагодарить, и сразу узнали в нем того человека, который спас их корабль.
«Он,— говорят нам «Жития»,— был как утренняя звезда среди облаков, как луна при полнолунии, как солнце сияющее над церковью Всевышнего, как цветок у ручья и как благовонное миро, благоухающее для всех, и почил в глубокой старости, 6 декабря, причем из его трупа сейчас же потекло целебное масло, изгоняющее бесов».
Прочитывая эту биографию, вы удивляетесь в ней только одному: скудости и однообразию воображения авторов. Почему же, — повторю я снова, — только этот святой получил название Чудотворца, когда чудес в его биографии много менее, чем в биографиях большинства «невеликих христианских святых» того времени? Вы инстинктивно чувствуете тут какое-то недоразумение: как будто чудеса, дававшие ему право на такое название изъяты из его биографии и заменены несколькими жалкими измышлениями. В самом деле, что вы тут видите чудесного?
Он подбросил три кошелька с золотом девицам, которым грозила отцовская отдача в проституцию. Он вырвал меч из рук палача, приготовившегося казнить трех неправедно осужденных людей, но и это совсем не чудо, а просто доброе дело. Его пощечина Арию на вселенском соборе, при общепринятом объяснении, скорее похожа на хулиганство, чем на чудо, а три бури, утихшие по его молитве, слишком ничтожны для того, чтобы их сравнивать с чудесами, приводимыми в целом ряде жизнеописаний других «святых».
Он приснился, — говорят нам, — Константину I, осудившему на смерть трех своих полководцев, но и это, как всякий сон, только тень чуда, а не его наличность.
В чем же — повторяю — его права на исключительный; титул чудотворца? Мы не видим тут никаких прав. А между тем это факт. И вот, мы делаем неизбежный вывод, что его чудеса почему-то тенденциозно замолчаны и заменены ничтожными суррогатами.
Ведь, Хитрец-Чудотворец, по-гречески — Николай Тавматург, не менее историчен, чем и царь Константин I, и основатель арианства Арий. Разгадку нам дает здесь то, что с первого взгляда казалось бы самым нелепым в его биографии и что я расскажу сейчас.
Нам говорят, что вскоре после его смерти тот самый бес, которого Чудотворец изгнал из «Артемидина жилища», захотел ему сделать пакость. Он увидел богобоязненных мужей, которые решили плыть на поклонение его мощам из устья реки Танаиса. Когда они садились на корабль, бес принял вид апокалиптической «Женщины с чашею в руке», наполненною по виду священным маслом, а на деле самой прескверной мерзостью и нечистотой. Поддельная женщина сказала:
— «Я хотела бы излить этот елей на гроб святого Чудотворца, но боюсь морского плавания. Возьмите его от меня в вылейте на него».
«Они взяли скверную чашу у женщины-беса, ничего не подозревая, но вдруг ветры стали сопротивляться их пути. Они решили уже повернуть назад, но в этот момент явился им сам Чудотворец, плывущий в малом челноке, и сказал.
— «Куда плывете? Чего ради обращаетесь вспять? В ваших руках есть средство укротить ветры. Не женщина дала вам, чашу, а бес. Ввергните ее в море».
«Они бросили чашу в пучину, и оттуда вдруг поднялся черный дым и великая вонь. Море расселось, пылающая бездна заклокотала, и брызги ее были, как огненные искры.
«Путники закричали от страха. Но Хитрец-Чудотворец запретил морю, и оно тотчас утихло. Благоуханный прохладный ветер дунул на корабль, пилигримы благополучно доехали до Ликийских Мир и рассказали там о случившемся с ними».
Тут мы впервые подошли к чему-то историческому, как это ни странно.
Что значит такая затея беса? Она не так уже глупа, как кажется с первого взгляда, и, помимо желания автора, приводит Николая Чудотворца и его последователей в связь с апокалиптическими николаитами, т. е. с «сирийскими гностиками» IV века, признававшими пользу религиозных прелюбодеяний (в связь с сектой, о которой автор Апокалипсиса говорил, как о проститутке, держащей в руке золотую чашу, наполненную мерзостью и нечистотой ее блуд одеяний, и которыми она причастила все народы; Апок., II, 6; III, 15; XVII, 2; XVIII, 2, и особенно I, 4).
Сослав по тенденциозным причинам Апокалипсис в I век нашей эры, из конца IV века, теологи-историки перенесли туда и николаитский культ, хотя тогда и не было никакого Хитреца Николая. Наше астрономическое вычисление, перенеся апокалиптическую картину неба в конец IV века (30 сентября 395 г.), сразу соединило имя николаитского культа (откуда и слово колдовство) с именем знаменитого Николая Чудотворца и с только-что упомянутыми сирийскими гностиками, «храмовыми прелюбодеями».
Вот, выражения о них в Апокалипсисе.
«Заслуга твоя в том, что ты ненавидишь николаитов (т. е. сторонников Николая Чудотворца), которых ненавижу и я» (Ап., II, 6), — говорит автор в письме к Ефесской общине своих последователей, как бы от имени царя Мессии.
«И у тебя есть николаиты (т. е. в переводе фокусники), которых ненавижу я, — пишет он Пергамской общине ют имени того же царя-Мессии. — Исправься же, а если нет, то скоро приду к тебе и буду воевать с ними мечом моих уст!» (Ап., II, 15).
В связи с этими фокусниками упоминает он и «женщину Изабель», как аллегорию, повидимому, того же культа, научившую людей религиозной проституции (Ап., II, 20). А далее он подробно рисует сущность и самого шарлатанства.
«Пойдем, я покажу тебе приговор над великой блудницей, которую покупали цари земные, и все обитатели земли напоены вином ее блудливости..., сказал мне вестник неба. И я увидел (в силуэте облаков) женщину, сидящую на звере, обагренном кровью (вечерней зари)... В руке ее была золотая чаша, наполненная мерзостями и нечистотами ее блудливости, а да лбу ее надпись: «Таинство! Великая Твердыня Врата Господни, мать блудников и мерзостей земли» (Ап., XVII, 1—6).
Затем автор Апокалипсиса видит в золотистом облачке вестника неба, который кричит:
— «Пала, пала великая твердыня Врата Господни!... Все народы отведали возмутительного вина ее блудливости! С ней развратничали цари земные, и все торговцы земли обогатились от ее великой роскоши! . . Отплатите же ей вдвое за ее выдумку В чаше, в которой она разбавляла (какой-то мерзостью и нечистотой причастное) вино, разбавьте ей самой вдвое!» (Ап., XVIII, 1—6).
И вот, единственная реальная причина прав Хитреца-Николая на звание чудотворца и заключается только в этой чаше с мерзостью и нечистотой, которою бес, явившийся морякам, едущим на поклонение его гробу тоже в виде женщины с чащею в руке, хотел осквернить его тело. Можно думать, что при богослужебных попойках начала IV века, тот, кого мы называем Николаем Чудотворцем, угощал своих прихожанок и прихожан каким-то одурманивающим напитком вроде опия, приводившим их в невменяемое состояние и вызывавшим всевозможные чудесные галлюцинации. Не ему ли принадлежит также и превращение вина в истинную кровь, посредством плутовской прибавки к нему какой-нибудь всегда имеющейся у каждого мерзости?
Во всяком случае никаких других причин, которые могли бы закрепить за ним навеки исключительное право на прозвище Чудотворца, мы не видим и следа в его современной клерикальной биографии, а потому и должны искать их в том, о чем позднейшим теологам стало уже стыдно упоминать. А чаша эта проникла даже и в астрономию (рис. 148).
 Рис, 148. Причастная чаша с ручками из змей на спине Гидры, которую клюет ворон (Фламмарион, Астрономия). |
И самая пощечина его Арию на Никейском соборе, которую нет причины отвергать, может свидетельствовать лишь о том, что у него не было другого способа защищаться от обличений основателя арианства.
Прибавлю лишь еще несколько строк.
Как только я пришел к заключению (уже изложенному мною в первых томах), что библейский Арон и христианский Арий — одно и то же лидо в двух различных апперцепциях, я сейчас же подумал, что и в Библии должно быть какое-нибудь воспоминание о Никейском соборе и происшедшем на нем столкновении николаитов с арианами. Это тотчас же и оправдалось, только в рассказ введен еще под именем Избавителя (Моисея, по-еврейски) уже не Диоклетиан, который по греческим апокрифистам умер в 313 году, за 12 лет до Никейского собора, а сам созвавший его Константин.
Вот как говорит об этом библейская книга «Числа» (гл. XVI):
«Некто Плешивый, дитя елея и купели, потомок приобщенных к церкви5 и с ним Законник и Римский патриций, сыны бога Отца6 да Фокусник, дитя чудес7 и Провидца Сына, и 250 из богоборцев, все начальники церкви, призываемые на соборы,8 собрались против Избавителя и Арона (Ария) и сказали им:
— Довольно! Ведь, вся церковь свята. Все мы святы, и среди нас бог Громовержец. Так почему же вы ставите себя выше его избранного народа?
(Очевидно, это были противники регламентации духовенства государственною властью.)
— Неужели мало вам того, — сказал Избавитель Плешивому, — что бог богоборцев отделил вас от остального общества и приблизил к себе, чтобы исполнять службы при его палатке? А вы домогаетесь еще и священства (т. е. права на звание христов путем помазания)! Что вы ропщете на Арона (Ария)?... Ты, Плешивый, и все общество твое, приходите завтра пред лице Громовержца, ты, они и Арон».
5 Здесь по-еврейски קרח (КРХ), плешивый, переиначено в собственное имя Корей; יצהר (ИЦЕР), оливковое масло, превращено в его отца Ицгара; קהת (КЕТ), сокращенный из מ-קוה (М-КУЕ), водоем (а по Cruden'у даже прямо Собор), превращен в Каафа, деда Плешивого.
6 По-еврейски Датан (דתן) и Аби-Ром (אבי־רם) — Отец Рима.
7 און־בן-פלת (АУН-БН ПЛТ сродно с русским: — плут). Здесь АУН употреблено в смысле обманщика, фокусника, а ПЛТ есть сокращение ПЛАУТ (פלאות) — чудеса.
8 Тут ЭДЕ (עדה) — община, в частности церковная, а МУЕД (אמועד) значит — собор, в частности церковный.
Так легендаризированно передается в Библии созвание Никейскою собора Константином. Плешивым здесь называется, конечно, Чудотворец (Николай), действительно и рисующийся плешивым на всех иконах, а законник, римский патриций, фокусник, дитя чудес и все остальные 250 человек ничто иное, как его сторонники.
На следующий день, — говорит библейская легенда, — они действительно пришли на собрание с кадильницами в руках. Но взамен изгнания с позором, как передается у греков о николаитах, в Библии придумано жрецам-кустарям лучшее наказание:
«Расселась под ними земля, — говорит книга «Числа» (XVI,. 32), — разверзла свои уста и поглотила их, и домы их, и всех людей Плешивого и их имущество... И все богоборцы, которые были вокруг них, побежали, слыша их вопли.
— «Не поглотила бы земля и нас!» — говорили они.
Так окончился по Библии Никейский собор полным торжеством Ария и провалом Плешивого-Чудотворца и всех его «николаитов» сквозь землю.
А по Апокалипсису провалившиеся николаиты существовали еще и осенью 395 года, когда была написана эта книга, через 70 лет после Никейского собора, хотя их и ненавидел сам бог...
Кому тут верить? Христианам или евреям?
Кому хотите! Но только с осторожностью.
