Рис. 104. Старинный Царь-Град. Большая городская стена на западной части его полуострова в ее современном виде.
Рис. 105. Старинный Царь-Град. Юго-западный угол большой городской стены Царь-Града. Мраморные ворота (Мермер-Кудэ)
Кто был Василий Македонянин?
Различные источники приписывают родоначальнику Македонской династии различное происхождение. Греки сообщают о македонском происхождении Василия, армяне об армянском, а исламиты считают его славянином. Во всяком случае он вырос в Македонии, где жило много и армян, и славян, а потому, принимая во внимание показания агарянских источников, можно видеть в Василии потомка армяно-славянской семьи. Она, — говорит А. А. Васильев (I,276), — могла быть армянскою по предкам, но постепенно, путем браков со славянами, которых много было в Македонии, сильно ославянилась.
Явившись никому неведомым юношей в Царь-Град искать счастья, Василий обратил на себя внимание императора-спортсмена Михаила III своим большим ростом, громадною силою и умением объезжать диких лошадей. Приблизив его к себе, Михаил подчинился вполне своему любимцу. Василий вскоре был объявлен соправителем и коронован императорскою короною. Заметив потом, что Михаил начал подозрительно относиться к нему, Василий пошел навстречу опасности. Он велел своим сторонникам убить царя, и сам сделался императором с 867 по 886 год. А затем хронологические вехи этого периода были такие. После Василия правили сыновья его Лев VI Философ или Мудрый (886—912) и Александр (886—913), переживший на год своего брата. Затем воцарился сын Льва VI, Константин VII Порфирородный (913—959), проводивший почти все свое время за литературною работою в кругу наиболее просвещенных людей своего времени, отдавши на долгие годы управление государством в руки своего тестя, начальника флота Романа Лекапина (919—944). В 944 году сыновья Лекапина Христофор, Стефан и Константин свергли своего отца и заточили его в монастырь, но и сами в свою очередь были свергнуты в 945 году Константином Порфирородным, который, стал самостоятельно править после этого с 945 по 959 год.
После смерти его сына Романа II (959—963) остались вдова его Феофано и два несовершеннолетних сына, Василий и Константин. Феофано отдала свою руку талантливому военачальнику Никифору Фоке, который и был провозглашен императором от 963 по 969 год. После его насильственной смерти на престол был возведен энергичный военачальник, армянин по происхождению, Иоанн Цимисхий (969—976), женатый на Феодоре, сестре Романа II и дочери Константина Порфирородного. Только после смерти Иоанна Цимисхия императорами сделались два сына Романа II, Василий II, прозванный Болгаробойцем (976—1025), и Константин VIII, иначе IX (976—1028). Главное управление государством находилось в руках Василия II, при котором империя достигла высшей степени своего могущества и блеска, а с его смертью начинается эпоха упадка Македонской династии. После кончины Константина VIII императором был престарелый сенатор Роман III Аргир (1028—1034), женатый на Зое, дочери Константина VIII. После его смерти овдовевшая Зоя вышла замуж за своего любовника Михаила Пафлагонянина, который и был, по настоянию Зои, провозглашен императором под именем Михаила IV (1034—1041). Правление его и кратковременное царствование его племянника, Михаила V Калафата (1041—1042), вызвали недовольство в империи. Калафат был низложен и ослеплен, и в течение двух месяцев 1042 года Византия видела на престоле необыкновенное зрелище: государством управляли две сестры: овдовевшая вторично Зоя и ее младшая сестра Феодора. Однако, Зоя в том же 1042 году вышла в третий раз замуж, и ее новый муж Константин IX Мономах, провозглашенный императором, правил с 1042 по 1054 год. Престарелая Зоя умерла раньше своего третьего супруга, и отстраненная на это время от власти ее младшая сестра Феодора после смерти мужа последней, Мономаха, сделалась вследствие отсутствия мужских наследников самодержавной повелительницей империи (1054—1056). После императрицы Ирины, восстановительницы иконопочитания в конце VIII и начале IX века, Зоя и Феодора являются в летописях византийской истории вторым и третьим примером того, как на престоле восседала женщина, как самодержавная и полновластная императрица ромеев. Со смерти Феодоры окончательно прекратилась династия славяно-македонских императоров, занимавших престол в течение 189 лет.
А царственная власть женщин теперь уже не возбуждала насмешек благодаря прецеденту Ирины.
Таков общий династический очерк того периода. Перейдем теперь и к его содержанию.
Возьмем сначала политическую историю.
Начавшиеся в начале семидесятых годов IX века удачные военные действия на востоке Малой Азии против павликиан отдали в руки основателя новой династии императора Василия Македонянина их главный город Тефрику. А агаряне, наоборот, отняли у византийцев Сиракузы, после чего в Сицилии во власти Византии оставался лишь город Таормина на восточном побережьи.
Тотчас по вступлении на престол Льва VI Мудрого (886—912) началась неудачная для Византии болгарская война, в связи с которой впервые в истории появляются мадьяры (т. е. венгры или угры). А к концу его правления у Царь-Града появилась и русские.
На западе агаряне в самом начале X века овладели городом Региумом, на итальянском берегу Мессинского пролива, после чего пролив оказался всецело в их руках. В 902 году они же завоевали последний значительно укрепленный пункт византийской Сицилии — Таормину.
Еще в конце IX века критские пираты начали опустошать побережье Пелопоннеса и острова Эгейского моря, и это побудило византийское правительство обратить внимание на свой флот, который пришлось значительно улучшить. Интересно, что Константин Порфирородный, или тот, кто пишет от его имени (потому что его книги носят все следы поддельности (VVU)), отмечает в его флоте присутствие семисот русских матросов.
Рис. 104. Старинный Царь-Град. Большая городская стена на западной части его полуострова в ее современном виде. |
Рис. 105. Старинный Царь-Град. Юго-западный угол большой городской стены Царь-Града. Мраморные ворота (Мермер-Кудэ) |
 Рис. 106. Старинный Царь-Град. Западная городская стена. Вид снаружи (Реставрация) |
 Рис. 106. Старинный Царь-Град. Западная городская стена. Вид изнутри (Реставрация) |
 Рис. 108. Старинный Царь-Град. «Золотые Ворота» (реставрация). |
Последние годы его правления ознаменовались ожесточенными столкновениями с СейФ-ад-Даулой, которые после нескольких ощутительных для греков неудач закончились поражением агарян в северной Месопотамии и переходом. византийских войск через Евфрат. По словам Французского историка Рамбо «он открыл как для востока, так и для франков — эру крестовых походов».
В кратковременное правление Романа II (959—963) его военачальник Нивифор Фока овладел островом Критом и тем самым уничтожил гнездо его пиратов, изводивших ужас на население островов и побережья Эгейского моря.
А при самом Никифоре Фоке (963—969) византийские войска заняли Киликию, и в то же время византийский флот отнял у агарян остров Кипр. А в 969 году была взята Антиохия, и вскоре после этого в руки византийцев перешел и другой важный центр Сирии — Алеппо. До нас дошел любопытный текст договора, заключенного между византийским военачальником и владетелем Алеппо, которым обеспечивалась свобода перехода христиан в агарянство, в агарян в христианство, как будто это были две ветви той же самой церкви.
Походы Фоки против восточных агарян были в высшей степени удачны. Одна византийская хроника пишет:
«Он расширил землю ромеев. Саракины и армяне бежали, персы боялись, и отовсюду приносили ему дары и умоляли заключить с ними мир. Он прошел до Эдессы на реке Евфрате, и наполнилась та земля войсками ромеев. «Сирия и Финикия были растоптаны ромейскими конями, он одержал великие победы, и меч христиан носился подобно серпу».
При Василии II (976—1025), преемнике Иоанна Цимисхия, общее положение дел в государство не благоприятствовало энергичной политике на Востоке. Малоазиатские восстания Варды Склира и Варды Фоки и продолжавшаяся более тридцати лет болгарская война привели к тому, что агаряне перешли в наступление. Попытки империи отвоевать Сицилию окончились ничем, но интересно, что в сицилийской экспедиции участвовала, между прочим, варяго-русская дружина, бывшая на службе Византии, и присутствовал знаменитый герой скандинавских саг Гаральд-Гардрад.
С этого же момента ликвидируется неправдоподобная ранняя история Армении. По словам академика Н. Я. Марра, благодаря саракинам армянские «феодалы подверглись истреблению, величественные произведения христианского зодчества были разрушены, и вся культурная работа предшествующих веков была сведена на-нет».
Так говорят и все историки, но точно ли она — эта прежняя культура — существовала? Во всяком случае, Армения только с VIII века нашей эры начинает свою непрерывную государственную жизнь, если и не из ничего, то ab ovo, а так прославленная Эчмиадзинская монастырская библиотека возникла лишь по инициативе императора Александра II (или, вернее — его министра).
В половине IX века, — говорят вам, — агарянский калиф, нуждаясь в помощи соседей для своей борьбы с Византией, пожаловал армянскому правителю Ашоту из фамилии Багратидов титул «князя князей». Так началось армянское царство с династии Багратидов. Узнав о нем, и византийский император Василий I отправил Ашоту царский венец и заключил с ним союзный и дружественный договор, называя своим возлюбленным сыном и уверяя его, что среди всех других государств Армения всегда останется его особенно близким союзником.
Ашот III во второй половине X века перенес официальную столицу своего государства в крепость Ани, которая после этого стала постепенно украшаться великолепными постройками и превратилась в богатый культурный центр. Но в сороковых годах XI века, при императоре Константине IX Мономахе, столица Ани перешла во власть Византии. Так был положен конец владычеству Багратидов, последний представитель которых, будучи вероломно приглашен в Царь-Град, получил от Византии взамен утраченной Армении денежную пенсию и дворец на Босфоре. Тогда же турки-сельджуки стали вторгаться и в Армению и постепенно завоевывать ее.
После вступления на престол Льва VI (886) впервые в конце IX века в международные отношения европейских государств вмешались, как я уже упоминал, венгры, или угры, которых византийские источники часто называют турками, а западные — аварами (созвучно со словом еврей).
Это было, по словам К. Грота, «первое выступление мадьяр на глазах Европы в союзе с одним из самых культурных народов».
Со времена смерти Льва VI и до смерти болгарского князя Симеона в 927 году Византия находилась почти в непрерывной войне с Болгарией. Симеон стремился уже к завоеванию Царь-Града. Напрасно патриарх Николай Мистик, желая устрашить его, грозил ему союзом Ромеи с Русью, печенегами, аланами и «западными турками», т.е. мадьярами. Болгарские войска, нанеся грекам целый ряд жестоких поражении, взяли Адрианополь, проникли на юг до Дарданелл и до Средней Греции и подошли к стенам Царь-Града, который находился в крайней опасности. Симеон сделал даже попытку вступить в сношения с африканскими агарянами для совместной осады столицы. За исключением ее и Солуни вся Фракия и Македония находились в его руках. Однако, опасность со стороны возникавшего сербского государства, завязавшего переговоры с Ромеей-Византией, заставили болгарского царя на время отойти от Царь-Града, и в 927 году он, во время своих новых приготовлений к походу против Византии, умер.
При нем Болгария достигла наибольших пределов. Границы ее шли от Черного моря до Адриатического и от нижнего Дуная до глубины Фракии и Македонии, не доходя немного до Солуни. Но она была недолговечна, и в западной Болгарии царем был скоро провозглашен повстанец Шишман. В упорной борьбе Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия с болгарами участвовал по приглашению Фоки и русский князь Святослав, который вторгнулся настолько глубоко в Ромейскую территорию, что русская летопись замечает: «за малом боне дошел Царяграда». Но потом Иоанн Цимисхий, выступивший для защиты Болгарии против русского вторжения, после своей победы над Святославом присоединил к себе всю восточную Болгарию.
Покоренные болгары подняли восстание после его смерти, но оно с такой жестокостью было подавлено новым императором Василием II, что он получил прозвание Болгаробойца.
Так, в 1018 году первое болгарское царство было обращено в ромейскую провинцию с императорским наместником во главе, но с сохранением известной внутренней автономии. В заселенные болгарами земли стала проникать эллинизация. Однако, болгарская народность сохранила свою национальность, благодаря образованию в XII веке второго болгарского царства.
Византийские источники говорят нам об участии русских с начала X века в ромейских войсках в виде вспомогательных отрядов и с этим согласно место в договоре 911 года, приводимом в русской летописи «о позволении русским, если они пожелают, служить в войске византийского императора».
Один еврейский средневековой текст о хазаро-русско-византийских отношениях в X веке, переведенный по-русски академиком П. К. Коковцовым, говорит о «Хальгу (Хельгу) царе Русии», т. е. об Олеге и о его неудачном походе на Царь-град. Но все же этот поход сомнителен благодаря отсутствию византийских сообщений. Другое дело об Игоре, имя которого, помимо русских летописей, сохранилось как в греческих, так и латинских источниках. Первый поход Игоря в 941 году окончился полною неудачею. Русские суда, благодаря губительному действию греческого огня, были, большею частью, уничтожены. А лет через 16 началось сближение, конкретно выразившееся в том, что в царствование Константина VII Порфирородного, в 957 году, русская великая княгиня Ольга приехала в Константинополь, где была принята с великим торжеством, как говорит об этом официальная запись, в сборнике X века «О церемониях византийского двора».
Затем произошло и еще большее сближение. Великий русский князь Владимир принял крещение и получил в супружество византийскую царевну Анну в 988 или 989 году. Обе стороны безбоязненно вели между собою торговлю, пока этнографические изменения, происшедшие во второй половине XI века в степях южной России не лишили русское государство возможности поддерживать прямые сношения с Византией.
Из времени Василия I интересна переписка его с западным императором Людовиком II, из которой видно, что между ними происходил горячий спор о неправильности присвоения Людовиком императорского титула. Таким образом, еще во второй половине IX века чувствовались последствия «неправильного» коронования Карла Великого императором римским в 800 году. Ведь, даже и при Льве VI имелись в южной Италии две ромейские фемы: Калабрия и Лонгобардия, в которых в X веке было много византийских монастерионов и церквей.
Но в это же время германский государь Оттон I в 962 году был коронован императорскою короною в Риме и основал «Священную Римскую империю германской нации». Он сделал неожиданное, но неудачное вторжение в византийские южно-итальянские области. И из памфлета посланника его в Царь-Град Лиутпранда, называемого обыкновенно «Донесением о константинопольском посольстве» (Relatio de legatione Constantinopolitana), видно, что в Византии продолжались еще споры о титуле западного государя, и Лиутпранд оправдывал своего властелина.
«Кому служил Рим, — читаем мы у него,—которому вы (византийцы) хотите дать свободу? Разве не служил он куртизанкам? И вот, в то время когда все спали или находились в состоянии бессилия, мой господин, августейший император, освободил Рим от столь постыдного рабства».
Однако, следующий византийский император Иоанн Цимисхий не только не спорил более о титуле германского императора, но заключил с ним мир и добился брака сына и наследника его, будущего императора Оттона II, с византийской принцессой Феофано. Между обеими империями установился союз, и в это именно время стала возникать легенда о том, что древний классический Рим был не ромейский Царь-Град на Босфоре, а итальянский понтификальный Рим на реке Тибре.
«Оттон II хотел, — говорит историк Брайс, — сделать семихолмный город Великих Понтифексов столицей империи, поставив Германию, Ломбардию и Грецию на уровень подчиненных провинций. Никто не забывал так настоящего для того, чтобы жить в свете античного строя, как император Оттон; ничья душа не была так объята пламенным мистицизмом и тем благоговением к славе прошлого, на котором основывалась идея средневековой империи, как душа этого императора».
Но как бы ни был, — говорит А. А. Васильев (I, 303), — велик престиж древнего Рима, все-таки воображение Оттона II неслось главным образом к Риму восточному, к тому сказочно-пышному двору Византии, откуда происходила его мать Феофано. Он называл себя imperator romanorum, а будущую всемирную монархию — Orbis Romanus».
Но молодой мечтатель на троне неожиданно умер в самом начале XI века, двадцати двух лет от роду, и в Италии появился такой враг Византии, который вскоре стал грозою для Восточной империи. Этот враг были норманны, т. е., конечно, французы из Нормандии, а не скандинавом, как думают те, кому нет дела до географических расстояний. Войскам Василия II в победе над ними оказали существенную помощь русские, служившие в рядах византийского войска. Их победа при Каннах настолько укрепила положение Византии в южной Италии, что император Михаил IV Пафлаговец, в тридцатых годах XI века, снарядил экспедицию для обратного отвоевания от агарян Сицилии, в которой, будто бы, участвовал и скандинавский герой Гаральд Гардрад и варяго-русская дружина. Но, не смотря на их участие, византийское предприятие в конце концов не удалось.
Главным событием церковной жизни Византии за время Македонской династии является окончательное разделение церквей — на восточно-православную и западно-католическую, завершившееся после почти двухвековых споров в половине XI века. Вот как рассказывают об этом западные первоисточники.
Любимыми сотоварищами императора Михаила III (842—846) были, — говорит нам Джемс Робертсон в своей «Истории Христианской Церкви»,— атлеты, наездники, музыканты, шуты и танцовщицы. Он сам записывался в участники публичных колесничных бегов и настаивал на принятии своих призов «из рук иконы». Полученное им в наследство богатство скоро было растрачено, и после попыток пополнить свою опустевшую казну ограблением церковных украшений он дошел до того, что принужден был переплавить в монету даже золотые украшения императорских одежд.
Он учредил шутовскую церковную иерархию, главой которой был некий Боголюб (Феофил, по-гречески), известный также под именем Поросенка. Под главенством этого Боголюба-Поросенка было двенадцать митрополитов, в числе которых состоял и сам император. Они принимали шутовское посвящение, одевались в дорогое церковное облачение и пели непристойные песни под музыку, составленную в подражание церковному пению, шутовски пересмеивали судебные церковные процессы и низложения епископов, имели свои украшенные драгоценностями напрестольные сосуды, в которых совершали причащение на горчице и уксусе.1 Раз они встретили на улице патриарха Игнатия во главе торжественной процессии. Боголюб-Поросенок, сидя верхом на осле, назойливо пересмеивал его, а его товарищи бренчали на своих арфах, издеваясь над патриархом и давали шлепки сопровождавшему его духовенству. После смерти своего покровителя, они были потребованы на собор 869 года, где оправдывали себя тем, что действовали из страха пред императором, и выражали сокрушение о своих грехах.2
1 Hardouin, «Concilia», V, 893,906. Constantin Porphirogen, IV, 38; V, 21;. Cedreiius, 553.
2 Hardouin, «Concilia», V, 893, 905.
Такова была обстановка детства патриарха Фотия, занимавшего свой «престол» с 857 по 891 год.
Двоюродный внук патриарха Тарасия, он был сначала посланником к багдадскому калифу и теперь состоял секретарем государства и протоснатарнем.3 Благодаря своим постоянным занятиям: он приобрел такую ученость, что ее относили к демонским источникам. Ему апокрифируют даже и теперь сочинение «Мирно-библон» (тысячекнижие), содержавшее в себе замечания о 280 произведениях классической и церковной литературы, с их сокращенным изложением, извлечениями и толкованиями. Но оно написано совсем в роде наших новейших критических обозрений, так что и время его не может быть ранее Эпохи Возрождения.
За исключением того, что можно извлечь из его собственных произведений, наши сведения о Фотии исключительно заимствуются у его противников.
.Один из них рассказывает, что новый патриарх принимал участие в попойках Михаила и не стеснялся сообществом с Боголюбом-Поросенком,4 а другой «свидетельствует», что при одном случае, когда император был мертвецки пьян от пятидесяти чар вина, Фотий выпил шестьдесят, но не обнаружил никаких признаков опьянения, и описание этой попойки сопровождается такими непристойностями, что их неудобно рассказывать. Подобно Игнатию, он был защитником иконопочитания. Иконоборцы, например, говорили, что каждый народ имеет различные изображения Христова лица по типу своего собственного, а потому не существует ни одного подлинного. А Фотий казуистически отвечает, что в таком случае можно бы, на основании различия в переводах, доказывать, что нет ни одного подлинного евангелия, а на основании того, что каждый народ предполагает, будто Христос воплотившись принял его собственное подобие, можно бы отвергать и самую историю воплощения. Но сущность дела была не в этих анекдотах. Причина церковной распри при Василии Македонянине была совсем другая. В это время в Римской церкви было провозглашено, что не только бог-отец выделяет из себя святой дух, по также и его сын, Христос, и это было внесено в «символ веры». Таким образом, Великий Царь-Мессия только теперь был окончательно приравнен к богу. Патриарх Игнатий, желавший единения с Римом, охотно принял это нововведение, а Фотий, искавший единения с агарянами, считавшими Христа только человеком, которого усыновил бог, не соглашался на выделение им святого духа из себя. Царь Михаил III, не желавший разрыва с агарянами, принудил Игнатия к отречению и Фотий, рукоположенный сиракузским митрополитом Григорием во все степени священнослужения в течение шести последовательных дней, был объявлен патриархом в самый праздник Рождества.
3 Этот титул по буквальному смыслу означает «начальника телохранители».
4 Hardouin, «Concilia», V, 976.
Приверженцы Игнатия, упорно стоявшие на том, что Иисус выделяет из себя святой дух и потому является истинным богом, составили собор, на котором Фотий, не хотевший этого, был отлучен, а он созвал другой собор, который отлучил от церкви Игнатия и приравнявших Иисуса к богу-отцу. С целью упрочить свое положение Фотий отправил сообщение о своем посвящении в Рим с просьбою, чтобы великий римский понтифекс послал легатов на предстоящий «вселенский собор» в Царь-Граде, созываемый, будто бы, для подавления иконоборческой партии, опять пытавшейся поднять свою голову. Понтифекс Николай, только что перед тем возведенный на кафедру «апостола Петра», увидел в этом обращении к нему благоприятный случай для расширения своего влияния, и представил все дело, как обращение к его решению. Он письменно ответил императору в тоне независимого властелина и в виде намека на цену, которую он выговаривал за свое содействие, настаивал на возвращении ему провинций, изъятых из его юрисдикции, и вотчин римской церкви в Калабрии и Сицилии. В Царь-Град были отправлены Римом в качестве легатов два епископа, Родоальд Портский и Захарий Анагнийский, с инструкциями расследовать де.юло и не допускать Фотия к общению, кроме как в качестве мирянина.
Михаил, раздраженный тоном понтифекса, принял легатов без почестей. Они были задержаны в Константинополе в течение нескольких месяцев. Но, наконец, в 861 году состоялся собор, называемый греками «перво-вторым», и состоявший, как и никейский собор (вероятно, во многом списанный с него) из 380 епископов. На нем Фотий был признан патриархом, а Игнатий, державший себя непреклонно, по-прежнему требовал, чтобы легаты понтифекса изгнали из патриаршества «прелюбодея», если только хотят быть истинными судьями, а не подкупленными.
Однако, несмотря на отрицание Фотием прибавки filoque к «символу веры», дающей Христу право выделять из себя святой дух, и на признание за ним этого права Игнатием, собор оправдал Фотия, а Игнатия лишил патриарших одеяний и вынудил подписать крестом признание, что он подучил свой сан незаконно, и отправлял свою должность тираинически. Он подписал, но затем бежал в одежде раба и нашел убежище среди жителей греческих островов. Случившееся в то время землетрясение было истолковано народом как небесное знамение в пользу Игнатия, а Фотий навлек на себя обвинение в нечестии.
Деяния собора были посланы великому поптифексу Николаю, с просьбою от императора об утверждении их, да и Фотий в то же самое время обратился в Рим с письмом, в котором защищал свое рукоположение параллельными случаями своих предшественников. Никифор и Тарасий, например, тоже были возведены в патриарший сан прямо из мирян, а Амвросий на Западе и Нектарий, на Востоке были даже избраны на епископии до своего крещения. А на последнем соборе он же, Фотий, сам утвердил закон, .запрещающий возвышение мирян на епископию, кроме как под условием прохождения надлежащих степеней. В заключение письма от имени Фотия автор, — обнаруживая этим, что он не Фотий, — с иронией указывает на безнравственность самих римлян и молится, чтобы Рим не продолжал оставаться долее прибежищем прелюбодеев, воров, пьяниц, угнетателей, убийц и приверженцев всякой нечистоты, которые бежали туда к игнатьевой партии.
Его противник Игнатий также отправил понтпфексу свое собственное донесение, и понтифекс Николай, пользуясь этим затруднением, написал в высокомерном тоне как императору, так и патриарху, что Римская церковь есть глава всех. На соборе, состоявшемся в 863 году, Николай кроме того объявил Фотия лишенным всякой духовной должности и угрожал, что в случае непослушания он будет отлучен от «христовой церкви» без надежды на восстановление до смертного одра. А все соборные постановления против Игнатия были объявлены недействительными, и понтифекс требовал, чтобы он был признан патриархом.
Михаил с негодованием отвечал на это письмо, говоря, что своим обращением к Риму он отнюдь не имел в виду признавать его своим судьей, и издевался над латинским языком, как над варварским жаргоном. В ответ на это Николай обвинил императора в неуважении к божиим священникам, а на мнение его о латинском языке ответил, что такие слова оскорбительны для того, кто сотворил все языки, и, кроме того они смешны, исходя от человека, который называет себя императором римлян. Он предложил Михаилу воздерживаться от вмешательства в духовные дела и сжечь свое последнее письмо, а в противном случае сам он,. понтифекс, повесит подлинник его в Риме на позорный столб и сожжет в виду всех народов, находящихся там.
Михаил, раздраженный его противодействием, искал каких-нибудь средств для дальнейшего досаждения Риму. Императорский титул Карла Великого, — говорил он, — был признан в Царь-Граде только в качестве императора Франков, а не Рима, и его преемники не добились от Востока какого-либо высшего титула, чем титул rex'а (короля).5 Михаил теперь предложил признать Людовика императором, если он признает собор, который был так неприятен для великого понтифекса, и Людовик, повидимому, готов был принять эти условия.
5 Ρήξ а не Βασιλεύς См. Baronius et Raynaldus, «Annales Ecclesiastici, cum Pagi Critica». 1738. XIII, 65.
Но скоро случились события, которые не дали возможности осуществиться этой сделке.
В начале IX столетия, как мы уже видели, среди болгар введено было христианство, но с малым успехом. Говорят, что одни грек-монах, по имени Куфара, в котором принимала участие ромейская императрица, попал в руки болгарского князя Богориса, и императрица предложила ему обменять на этого монаха сестру самого Богориса, которая тогда была пленницей в Царь-Граде и обращена в христианство. Обмен состоялся, и, по возвращении в свою страну, бывшая пленница продолжала дело, начатое Куфарой. Ее брат Богорис не склонялся, однако, на ее убеждения, пока не наступил голод, во время которого, после напрасного обращения к другим божествам, он прибег, наконец, к богу христиан, и этот прекратил голод. Новообращенный князь попросил Михаила прислать ему живописца для украшения его дворца, и в Болгарию был послан инок, по имени Мефодий, который нарисовал ему картину страшного суда. Изображение ада так устрашило князя, что он сразу побросал своих идолов, и многие из его подданных сделали тоже. Но Богорис, — говорят нам,— чувствовал смущение при виде соперничествующих форм: греческого, римского и армянского христианства и, желая какого-либо наставления, написал в в Рим. Николай в ответ отправил в Болгарию двух епископов с письмом, в котором давал ответ на предложенные ему вопросы в ста шести пунктах, и вместо конского хвоста, который был национальным знаменем Болгарии, повелевал принять крест.
Вмешательство великого понтифекса возбудило негодование в Царь-Граде тем более, что Николай заявлял притязание на Болгарию на том основании, будто тамошний народ добровольно признал над собой его власть, и что он снабжал его духовенством. Фотий решительно настаивал на своем собственном праве, основывая его на обращении болгар в христианство греками. Он созвал собор в Царь-граде и в послании, обращенном к патриархам Александрии, Антиохии и Иерусалима, поносил посягательство Римского поптифекса на Болгарию.
«В течение двух последних лет, — говорил Фотий, — люди с Запада, страны тьмы, вторглись в эту часть нашей паствы, извращая евангелие гибельными новшествами и утверждая, что святой дух исходит также и из сына, — хула, выше которой не может быть и которая заслуживает десяти тысяч анафем».
Римлян он поносил отступниками и слугами антихриста и приглашал восточных патриархов отправить к себе в Царь-Град уполномоченных с целью совместного противодействия. Собор, созванный Фотием, состоялся в 867 году. Он отвечал на римские анафемы анафемою на самого Николая.
Это все грозило разделением церквей, но вдруг произошли перемены, сразу изменившие положение дел.
Хотя родословная Василия Македонинина впоследствии и производилась льстецами и от персидских Аршакидов, и от Александра Великого, и от Константина, но он в действительности был славянского племени. В награду за его подвиги, в качестве борца, наездника и пьяницы, император Михаил возвел его в достоинство патриция и отдал за него замуж одну из своих собственных наложниц, откуда мы кстати видим, что признанные наложницы существовали у ромеев даже и в христианский период конца IX века. Но затем, будто бы, он в пьяном виде дал приказ умертвить Василия и возвысить на его место одного лодочника. Василий, почувствовав опасность, решил не медлить, и Михаил, напившийся до безумия за ужином в его обществе, был умерщвлен сообщниками Василия 24 сентября 867 года.6
Спустя два дня после смерти Михаила Фотий был низложен. Василий восстановил Игнатия в патриаршеском достоинстве с великою пышностью и отправил письмо в Рим, в котором авторитет преемника апостола Петра признавался в терминах, дотоле необычных в Царь-Граде.
Против Фотия и его приверженцев были произнесены анафемы, с наделением их имен самыми скверными эпитетами. Все сочинения и документы в пользу его были сожжены, и осуждение низложенного патриарха, будто бы, подписано было вином из причастной чаши.7
Но и Игнатий с такой же решительностью, как и Фотий, готов был отстаивать юрисдикцию своей кафедры над Болгарией, и, несмотря на льстивые письма римскому понтифексу, в короткое время все латинское духовенство было изгнано оттуда.
Новый понтифекс Иоанн VIII писал болгарам, увещевая их возвратиться к общению с римской церковью, которую они сначала избрали, и предостерегал их от опасной связи с ромейцами. «Они, — говорил он. — всегда находились в той или другой ереси». Произошло бы новое сильное столкновение, если бы не помешала ему смерть Игнатия в октябре 877 года.
И вот, снова выступил на сцену Фотий, но уже очень дипломатически.
По «свидетельству» жизнеописателя Игнатия,8 он изложил воображаемую родословную царя Василия, доводя линию его предков до персидских царей. Подложное родословие, — говорят нам, — было написано им старинными буквами на старинном же по виду пергаменте и завернуто в одну старую рукопись. Оно внесено было в дворцовую библиотеку ее библиотекарем, который заявил Василию, что прочесть этот документ мог только Фотий. А другой рассказ утверждает, что благосклонность императора была приобретена чарами, совершенными над его пищей и питьем.9
6 G. Hamartoli Continuatio, 749—750.
7 Hardoniu, «Coucilia», V, 922.
8 «Vita Ignatii», 1004.
9 Hardouiu, «Concilia», V, 1149.
И вот, Фотий снова был возведен на патриаршескую кафедру в качестве преемника Игнатия. Он сообщил о своем восшествии понтифексу Иоанну VIII и просил, чтобы тот прислал легатов на новый собор, долженствующий состояться в Царь-Граде. Иоанн воспользовался этим случаем, как признанием того, что право Фотия на патриарший престол зависит от его решения, и предполагал, что византийцы готовы будут перенести все для приобретения его содействия. В качестве легатов были отправлены два епископа и один священник с письмами и инструкциями, в которых говорилось, что Фотий может быть восстановлен, если только даст удовлетворение за свои погрешности и испросит милость у собора, причем настойчиво требовалось, чтобы он отказался от всяких притязаний на Болгарию.
Этот собор, состоявшийся в Царь-Граде в 878 году, по числу собравшихся иерархов и по общему великолепию обстановки превосходил даже некоторые из вселенских соборов. Делегаты понтифекса Иоанна VIII. присутствовавшие на нем, не только согласились на снятие с Фотия осуждения и на восстановление общения с ним римской церкви, но и выслушали без возражения прочитанный на соборе символ веры без прибавления, уже распространенного на Западе filioque. На последнем заседании понтификальные папские легаты даже воскликнули:
«Кто не признает Фотия священным патриархом и не будет иметь с ним общения, да будет вместе с Иудою, да не будет причислен к христианам!»
«Прославлением Фотия, — пишет его католический историк Гергенретер, — открылись заседания собора и тем же прославлением закончились».
Страшно раздраженный Римский понтифекс отправил в 879 году в Константинополь своего легата, который должен был настоять на исхождении святого духа и от Христа, и требовал латинизации болгарской церкви. Однако, ни император Василий, ни Фотий ни в чем ему не уступили, и его легат подвергся даже аресту. Получив известие об этом, понтифекс Иоанн VIII в своем Храме Небесного Камня (по-гречески — Апостола Петра) с евангелием в руках и в присутствии многочисленного народа провозгласил против Фотия анафему.
Так произошло первое непродолжительное разделение церквей, но отношения между Византией и Римом после этого не прекратились, хотя и отличались случайностью и неопределенностью.
Василий, по словам одного историка, будто бы, «убедил и русских около 880 года (т. е. за сто лет до крещения Руси Владимиром в 988 г.) сделаться участниками спасительного крещения» и принять архиепископа рукоположенного патриархом Игнатием. При Василии же, — говорят нам, — была обращена в христианство большая часть славянских племен, и настойчиво проводилось насильственное обращение евреев в христианство.
Очень интересною личностью с церковной точки зрения является в это время и император Никифор Фока (963—969). Еще до вступления своего на престол он увлекался отшельническими идеалами, носил власяницу и поддерживал постоянные сношения со знаменитым основателем большого монастериона на Афоне, Афанасием Афонским. Византийский историк Лев Диакон пишет, что он был «непоколебимо стоек в молитвах к богу и в нощных бдениях, сохранял твердость духа в песнопениях и не имел никакой склонности к суетному». Впоследствии на гробнице Никифора было между прочим написано, что он «все победил, исключая женщины».
Наиболее известным его мероприятием является знаменитая новелла 964 года о монастерионах и связанных с ними религиозно-благотворительных учреждениях. Очень возможно, что до иконоборческого периода монастерионы, как я уже говорил, имели совсем другой характер, чем теперь; по с установлением православия они стали вроде современных. Уже новелла Романа I Лекапена высказывала намерение несколько ограничить рост монастерионского землевладения, а новелла Никифора Фоки 964 года, отмечая «явную болезнь в монастырях и других священных домах», в виде безмерного любостяжания, запрещает строить новые монастерионы и делать в пользу старых пожертвования и вклады. Но вслед затем Василий II отменил закон Фоки, «как направленный к оскорблению и обиде не только церквей и богоугодных домов, но и самого бога». Кроме того, Никифор Фока запретил в Апулии и Калабрии латинский церковный обряд и предписал придерживаться ромейского, после чего римский понтифекс стал называть его только императором греков, а титул императора ромеев, т. е. римского, как официально титуловался византийский государь, перенес на германского Оттона.
Вот когда Восточная Ромея стала официально греческой!
Лишь при Никифоре Фоке афонское монашество укрепилось. Афанасий Афонский построил там первый,— как говорят теологи,— Кинобион, т. е. монастырь на коммунальных началах. Анахореты, недовольные устройством у них кинобиона,10 самое имя которого по-гречески созвучно с собачником, подали жалобу преемнику Никифора Фоки, Иоанну Цимисхию на Афанасия, обвиняя его в том, что он нарушил древние отшельнические обычаи святой горы, но Цимисхий, разобрав дело, утвердил устав, допускавший на Афоне как анахоретство, так и кинобионство. В XI веке там появились уже и русские беглецы, и впервые официально Афон был назван Святою Горою.
10 Собственно говоря койнобион (κοινόβιον) — общежитольство), а не кинобион, так как кинобион (κυνόβιον) цо-гречески значит: собачник, циническое сожительство по образцу собак.
Вопрос о разделении церквей, резко поставленный, как мы видели, еще в IX веке, нашел свое окончательное разрешение только в половине XI века. Клюнийское движение охватило тогда обширные круги западно-европейского духовенства. Оно поставило своей задачей реформу церкви в смысле уничтожения развратной жизни духовенства, его светских обычаев и привычек, вроде законных и незаконных браков и передачи храмовых должностей по наследству и по родству. Но главным образом дело произошло и развилось, повидимому, вследствие появления в монастерионах венерических болезней. Движение это стало делать большие успехи в южной Италии, что было в высшей степени неприятно восточной церкви. Кроме того, великий римский понтифекс Лев IX имел и политические основания для вмешательства в южно-итальянские дела. Между ним и царь-градским патриархом Михаилом Керуларием произошел обмен гневными посланиями. Понтифекс в своем послании ссылался на признанный теперь историками подложным «Дар Святого царя Константина» (Donatio Constantini), будто бы отдавшего римскому епископу вместе с духовной и светскую власть над всем миром.
Страсти разгорелись. Усилившийся запад Европы не хотел долее признавать главенство ослабевшего Востока, и летом 1054 года, без всякого нового собора, понтификальные легаты положили на алтарь храма Софии в Царь-Граде понтификальную грамоту, в которой патриарху «Михаилу и сообщникам его, пребывающим в заблуждениях и продерзостях, провозглашалась анафема вместе со всеми еретиками, купно с диаволом и ангелами его». В ответ па это Михаил Керуларий созвал собор, на котором была произнесена анафема римским легатам и соприкосновенным с ними лицам, пришедшим в «богохранимый град, подобно грому, или буре, или лучше, подобно диким кабанам, чтобы низвергнуть истину».
Таким образом в 1054 году произошло окончательное отпадение западной церкви от восточной. Три восточных патриарха, антнохийский, александрийский и иерусалимский, поддерживали и после 1054 года царь-градского патриарха.
Восточная церковь получила греческую гегемонию.
* * *
«Василий I задумал, — говорят нам, — возродить законодательное дело Юстиниана, приспособив его к изменившимся условиям времени и дополнив новыми статьями».
Основываясь на волшебной сказке о древнем классическом и, будто бы, итальянском Риме и о его законодателе Нуме Помпиллии, обыкновенно думают, что первый человеческий кодекс законов был написан по-латыни, а не по-еврейски (или халдейски), как Библия. Но мы уже видели, что Италия при Юстиниане была еще глухою провинцией Ромейской империи, а потому должны признать, что кодекс Юстиниана и представляет собою основу библейской книги «Левит» или же «Второзакония».
А теперь, когда Египет и Сирия отошли вместе со своими языками (близкими к библейскому) к агарянству, у европейской части империи благодаря Апокалипсису и евангелиям греческий язык сделался государственным в церкви, а потому появилась потребность изложить и светские законы на этом же языке.
Сам император характеризовал свою попытку как «очищение древних законов» (άνακάθαροις τὦν παλαιὦν νό̃μων).
Зная, что задуманное законодательное дело займет много времени, Василий обнародовал до его завершения «Прохирон» (ό πρόχειρος νό̃μος), т. е. «Руководство к праву», имевшее целью дать желающим в руки краткое изложение главнейших законов государства и установить в империи правосудие, «которым, по слову Соломона (как говорится во введении к «Прохирону»), возвышается народ» («Притчи», XIV, 34).
В конце правления Василия был составлен и другой законодательный сборник, «Эпанагога» (Έπαναγωγή), т.е. «Введение», который некоторыми учеными называется просмотренным и дополненным изданием «Прохирона».
А что такое были прежние законодательные сборники, один в 60 свитков, упомянутый в «Прохироне», другой в 40 свитков указанный в «Эпанагоге», совершенно неизвестно. Можно думать, как я уже говорил, что это и были библейские книги «Левит» или « Второзаконие».
Но «Эпапагога» никогда не была даже опубликована и значительно отличается от «Прохирона». В ее начало внесены совершенно новые, интересные отделы о царской власти, о власти патриарха, и о других государственных и церковных властях, дающие нам представление об основах государственного и общественного строя в Византии того времени и об отношении церкви к государству. Называя во введении кумироборческую «Эклогу» императоров-иконоборцев «болтовнёю исавров, направленною на противодействие божественному учению и на уничтожение законов», и говоря о ее полной отмене, «Эпанагога» тем не менее в некоторых частях пользуется ею.
И это же показывает что «болтовня исавров», т. е. азиатов, а не греков, была до того времени общеромейским законодательством, и греческий язык не играл до тех пор руководящей роли. в Восточной Ромее.
Отрывки «Эпанагоги» были переведены и на славянский язык. Так, в документах по делу патриарха Никона, при царе Алексее Михайловиче, прямо приводятся ее постановления о царской власти.
Работы Василия дали возможность его сыну и преемнику Льву VI Мудрому издать и его «Василики», т.е. царские законы,. являющиеся наиболее полным памятником византийского законодательства и началом последующего апокрифического кодекса, приписанного Юстиниану.
Нам говорят,11 что еще в VIII веке и начале IX в Византии создалась солидная сила в виде крестьянской общины в мелких крестьянских собственников, могущая, как казалось, дать отпор притязаниям несколько ослабевшего крупного землевладения. Но это едва ли так. Даже и в эпоху Македонской династии,. в X веке, на первом плане стоит могущественное сословие «сильных людей» (δυνατοί), магнатов, которых часто называют прямо по-славянски «властелами». Властелям противополагается сословие «убогих людей» (πένητες), которых можно сопоставить с «бедными» (pauperes) средневековой Западной Европы и с «сиротами» Московского периода русской истории.
11 А. А. Васильев. Лекции по истории Византии (I, 320), из которой я прямо выписываю много и других фактов по истории Восточной Ромеи в подтверждение моих общих выводов об аперцепционности современных. ортодоксальных представлений.
Государи эпохи Македонской династии, начиная с Романа I Лекапина (919—944) и кончая временем Василия II (1025), выступали энергичными борцами за дело мелкого землевладения и крестьянской общины против властелей, так как властели, располагая на своих обширных териториях большим числом крепостных, могли иногда выставить из них настоящее войско против императора.
Но императорам приходилось защищать не только крестьянские интересы, а также и военно-поместное землевладение. Ему в IX и X веках стала также угрожать опасность со стороны властелей, которые стремились скупать и воинские поместья, наравне с крестьянскими угодьями.
Меры, предпринятые государями Македонской династии против естественного развития крупного землевладения, были очень, просты и однообразны. Они заключались в прямом запрещении, властелям вкупаться в крестьянские общины и приобретать отдельные крестьянские и воинские участки.
«Если мы достигли таких успехов против наших внешних, врагов, — пишет император Роман, — то как нам не сокрушить внутренних врагов природы, человечества и доброго порядка справедливым острием настоящего законодательства?»
Однако, и такой строгий указ царя Романа не остановил развития крупного землевладения и разложения мелкого крестьянского хозяйства и общины. Новелла Константина Порфирородного официально заявляет, что земельные законы не соблюдались.
А как обращались с властелями императоры, показывает такой случай. Однажды, при своем проезде через Каппадокию, Василий II Болгаробойца был роскошно принят со всем войском в обширном поместьи Евстафия Малеина. Почуяв опасность в его богатстве, царь увез его с собою в столицу, где тот и окончил жизнь, а все его обширные земли были конфискованы. Другой случай рассказан в одной новелле Василия. Узнав в Малой Азии, что некто Филокалес, сделавшись из простых крестьян знатным и богатым и достигнув высоких служебных чинов, скупил все селение, где он жил, и обратил его в собственное поместье, изменив даже самое название его, Василий приказал разрушить его великолепный дворец, сравняв его с землею, а бедным возвратить их прежнее достояние. Да и самого Филокалеса он вернул в первобытное состояние простого крестьянина.
Знаменитая новелла 996 года отменила даже и сорокалетнюю давность, которою защищались землевладельцы, не имевшие оправдательных документов о том, как они получили свои имения.
Кроме этой новеллы 996 года Василий II издал закон, называвшийся аллеленгий, что в переводе значит «ручательство друг за друга (άλληλέγγυον), переносящее ответственность за невзнос податей бедными на их богатых соседей. Но аллеленгий просуществовал лишь короткое время. В первой половине XI века император Роман III Аргир, вступивший на престол благодаря женитьбе на Зое, дочери Константина VIII, будучи сам не чужд властельских интересов и желая найти путь к примирению с высшим духовенством и землевладельческою знатью, отменил ненавистный для властелей закон.
Но все же ни крестьянская община, ни свободное, не прикрепленное к земле, крестьянство не исчезли с территории империи, и с этими институтами приходится встречаться в позднейшее время.
На основании показаний арабского географа IX века Ибн-Хордадбега и других источников по историки Византии в IX веке насчитывают уже двадцать пять военных округов, из которых, правда, не все еще фемы. А Константин Порфирородный в своем сочинении «О фемах» (в X веке) дает список уже в двадцать девять фем: семнадцать азиатских, считая четыре морские фемы, и двенадцать европейских, включая сюда еще и Сицилию, из которой, как было отмечено выше, после присоединения острова к агарянам выделилась в X веке фема Калабрия. В эти же двенадцать европейских фем входит у Константина Порфирородного и Херсонская фема в Крыму. При Льве VI Мудром все воеводы-стратеги восточных фем, куда включались и морские фемы, получали определенное содержание из государственного казначейства, между тем как стратеги западных фем получали свое содержание из доходов подчиненного им округа, а не из казны.
Так воеводский фемный строй достиг своего наибольшего развития при Македонской династии, а после нее он постепенно начинает падать но мере развития сельджукских завоеваний в Малой Азии, а затем и в силу изменившихся условий византийской жизни в эпоху Крестовых походов.
* * *
В эту эпоху с особенною ясностью выказались наиболее характерные черты византийской науки: близость светского элемента с богословским, т. е. соединение светской мудрости с новыми веяниями христианства, универсализм и энциклопедичность. Ожила и сплотила около себя лучшие культурные силы и Высшая царь-градская школа, этот столичный центр просвещения, науки и литературы. В ней проходились семь наук, признанных самостоятельными, как в Византии, так и в школах Западной Европы. Они назывались «семь свободных искусств» (septem artes liberales) и делились на две группы: trivium — грамматика, риторика и диалектика — и quadrivium — арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Изучалась, предполагают, и философия.
Желая сделать образование более доступным, кесарь Варда объявил его бесплатным для учеников, а профессора получали щедрое вознаграждение из государственных сумм. Центром учено-литературного движения во второй половине IX века сделался отвергавший выделение Христом святого духа Фотий. Имея разносторонние познания не только в области богословия, но и грамматики, и философии, и естественных наук, и права, и медицины, он собрал около себя много лиц, стремившихся к знанию.
Особенно важною работою, дошедшею до нас от его имени, является его «Библиотека» или, как она часто называется, «Мирио-библон» (т. е. тысяча книг). В ней сообщаются подробные извлечения из множества сочинений, с которыми мы знакомы только благодаря этой книге, т. е. которых, собственно говоря, никогда не было до Фотия, или до авторов, писавших от его имени позднее. Помимо «Библиотеки» от его же имени остались труды в области богословия и грамматики, а также много проповедей и писем. В двух проповедях он говорит в качестве очевидца о первом нападении русских на Константинополь в 860 году, а в других приписанных ему позднейших книгах заметно даже стремление примирить светские науки с богословскими.
Ученик Фотия, император Лев VI Мудрый, не обладал, — говорят нам, — крупным литературным талантом и оставил лишь несколько проповедей и церковных песнопений. Но он покровительствовал ученым и всем образованным людям, и его «царский дворец» часто превращался в академию и лицей. После него Константин VII Порфирородный, проведя большую часть своего времени в стороне от государственных дел (руководителем которых был Роман I Лекапин), тоже сумел сделаться центром литературного и ученого движения, в котором лично принимал деятельное участие. Он писал сам, побуждал писать других и старался расширить светское образование. Он увлекался живописью, музыкой и тратил крупные средства для составления сборников, .заключавших в себе отрывки всяких сведений. Это была первая в мире достоверная библиотека. С его именем связана также постройка многих роскошных зданий.
До нас дошло немало произведений, относимых и ко времени Константина Порфирородного. Одни из них были,— говорят нам, — написаны им самим, другие при его личном участии и, наконец, третьи составлены по его предложению. В сочинении «Об управлении государством» сообщаются также интересные сведения о географии чужих стран и о сношениях Византии с соседними народами. В этом же сочинении даются, между прочим, названия днепровских порогов и интересные рассказы о печенегах. Много географического материала содержится и в сочинении «О фемах».
К его же времени относится и большое сочинение «О церемониях византийского двора», где собраны разнообразные сведения о крещении, браке, короновании и погребении императоров, о различных церковных торжествах, о приемах иностранных послов, о снаряжении военных экспедиций, о должностях и чипах и т. д. Они представляют большой интерес при изучении не только жизни византийского двора, но и всего государства. Византийский придворный обиход, постепенно выросший и развившийся из обычаев Ромейской империи со времен Диоклетиана, оказал влияние на придворную жизнь и Западной Европы, и славянских государств, включая Россию. Да и в придворных церемониях современной Турции можно заметить византийские влияния.
Так, в X веке византийская цивилизация и литература на греческом языке начали свой блестящий период, и представители Запада поехали учиться па берега Босфора.
В половине XI века, при Константине Мономахе, дело высшего образования в столице еще более расширилось. Прежняя единственная Высшая школа была при нем разделена на две. Первая при церкви Петра обучала философии, т. е. имела целью дать желающим общее образование. Во главе ее был поставлен знаменитый ученый и писатель того времени Михаил Пселл (т. е. Заика). В другой школе, помещавшейся при монастерионе Георгия, выстроенном в ограде дворца, преподавались юридические науки. Государство уже давно чувствовало большой недостаток в образованных и опытных чиновниках, особенно в юристах: благодаря недостатку юридических школ молодые люди черпали свои сведения нередко прямо от юристов-практиков, нотариусов и адвокатов, которые сами не отличались глубиною знаний. Основанный при Константине Мономахе «юридический лицей» и должен был помочь этой настоятельной государственной потребности. Во главе его был поставлен известный в то время Иоанн Ксифилин. Как и раньше, преподавание велось бесплатное, профессора же получали от правительства хорошее жалованье, шелковую одежду, пасхальный подарок и пищевые продукты. Доступ в лицей был открыт для всех желающих, имевших соответственную подготовку, без различия происхождения или состояния, для знатных и незнатных, для богатых и бедных. Преследуя, главным образом, практические цели, эта школа должна была доставлять государству опытных и знающих законы чиновников.
Так поздно началось преемственное светское образование на земном шаре! И началось оно, как и следовало ожидать, на берегах Босфора в Царь-Граде. Возникли переписчики рукописей.
Поставленный во главе общеобразовательной школы Константин Заика, обычно называемый по его церковному вмени Михаилом Пселлом, родился в первой четверти XI века и, отличаясь выдающимися способностями, настолько выдвинулся, что сделался одним из самых влиятельных людей в государстве.
В эпоху смут и начинавшегося упадка военной мощи империи, при частых сменах императоров, что нередко означало и смену направлений и политики, он умел хорошо приспособляться к менявшимся обстоятельствам. Он служил при девяти императорах и не задумывался перед лестью им, чтобы продолжать успешно литературные и ученые работы. От его имени есть много сочинений по различным областям знания, по богословию, по философии (где особенно выдвигается имя Платона), по естественным наукам, филологии, истории, праву и поэзии. В этих речах и письмах описываются события со смерти Иоанна Цимисхия до последних лет жизни автора, и, несмотря на некоторое пристрастие в изложении, они являются до сих пор первоисточником для истории XI века. Пселл был представителем светской науки, проникнутой эллинизмом, и смело может занять первое место в культурном движении Византии XI века подобно тому, как в IX веке занимал его Фотий, а в X веке—Константин Порфирородный.
С эпохой Македонской династии в XI веке связано представление о византийском эпосе, т. е. о греческих былинах, героем которых постоянно является Василий Дигенис Акрит. Его прозвание Двуродный объясняется тем, что отец его был араб-агарянин, а мать — гречанка-христианка. Акритами же назывались в византийское время защитника крайних границ государства, от греческого слова акра (άκρα) — граница. Вся жизнь его посвящена борьбе с пограничными разбойниками. Везде Двуродный бьется за христиан и империю. В его представлении православие и Романия (т. е. Византия) — два неотделимые друг от друга понятия. Описание его дворца позволяет нам ближе познакомиться с богатством обстановки, в которой жили крупные земельные собственники в Малой Азии и которая так сильно возмущала Василия II Болгаробойцу. Близ Трапезунда до сих нор показывают его могилу, предохраняющую, — как гласит народное предание, — новорожденных детей от чар.
Былина составлена о нем в том же роде, как и песни о Роланде из времени Карла Великого, или роман о Сиде из времени войн христиан с агарянами на Пиренейском полуострове.
Она дошла до нас в нескольких рукописях, из которых самая древняя относится к XIV веку и отразилась даже в русской литературе, где мы имеем «Деяния и житие Девгения Акрита», которое имеет не малое значение для истории древней русской литераторы, потому что древне-русская жизнь и литература наиболее испытали на себе силу византийского влияния как церковного, так и светского. И интересно, что в русском переводе поэмы о Дигенисе мы иногда находим и такие эпизоды, которые до сих пор еще не найдены в ее греческих текстах.
