ЧАСТЬ II
ГРЕКО-ХРИСТИАНСКАЯ РОМЕЯ
(ВИЗАНТИЯ)

 


Рис. 102. Царь-Град. Обелиск Феодосия и обелиск Колосс. Современное состояние.

 

ГЛАВА I
ТЕЧЕНИЯ МЕССИАНСКО ХРИСТИАНСКОЙ МЫСЛИ СРЕДНИХ ВЕКОВ В ТЕНДЕНЦИОЗНОМ ИЗЛОЖЕНИИ ПОЗДНЕЙШИХ КЛЕРИКАЛЬНЫХ АПОКРИФИСТОВ.
 ВОСТОЧНЫЕ СЕКТЫ АПОКАЛИПТИЧЕСКОГО ХРИСТИАНСТВА: ТЫСЯЧЕЛЕТНИКИ, ЯКОВИТЫ. НЕСТОРИАНЕ, ПАВЛИКИАНЕ.


Рис. 103. Знаменитый «нерукотворный портрет Христа», чудесно появившийся на его полотенце, после вытирания им своего пота на лице, как образчик наших «памятников древней истории».

 

Возвратимся немного вспять.

Само собой понятно, что неизбежная смерть Великого Царя-Мессии, которого считали бессмертным, должна была, вызвать большой сумбур и смущение среди верующих. Немногое, видевшие его мертвым и участвовавшие в погребении, должны были разочароваться, а десятки, если не сотни тысяч не видевших этого по причине отдаленности своих стран, должны были признать всякого, говорящего о смерти Великого заря, обманщиком.

Из разнообразных сплетений этих двух крайностей между собою должны были возникнуть многочисленные вариации представлений. Это мы и видим, начиная с V века нашей эры, когда, собственно говоря, и началось апокалиптическое христианство и мессианство.

Первою из таких реальных сект можно считать тысячелетников (по-гречески—хилиастов). Это было верование, что Мессия придет лично царствовать на земле, в Иерусалим, и что земное царство его будет продолжаться в течение тысячи лет. Такое представление было совершенно согласно с иудейством и мессианством средних веков, а христианский хилиазм по Апокалипсису считал, что Новый Иерусалим будет не палестинский и не ромейский, а должен сойти с неба.

Среди защитников этого учения, по преданию, был и Папий, епископ Гиерапольский, который считается слушателем апостола Иоанна (т. е., по-нашему, Иоанна Златоуста). К концу второго столетия «реального» христианства эти мнения, повидимому, сделались общими в христианской церкви. Гонение Деция (т. е. Десятого царя,), — говорят нам, — способствовало оживлению популярности «тысячелетников» среди тех, которые, чувствовали приближение конца мира, но в таком случае и Деция приходится отнести по эре Диоклетиана не ранее, как на время царствования Зенона (474—491), а по эре Апокалипсиса на царствование Юстиниана (527—565). Вслед за «тысячелетниками», хотя и не противореча им, следуют яковиты и несториане, но между обоими вышла какая-то путаница.

Несториане, — говорят нам, — возникли еще в половине V века, и несомненно они были первичным христианством, так как считали «Царя Иудейского» простым человеком, в котором только нравственно обитал бог. Они называли Христа не богочеловеком, а богоносцем, и его мать не богородицей, а христородицей. Реальность этого течения христианской мысли доказывается и тем, что пережитки несториан (что значит — бого-возвращенцы) существуют и до сих пор. Яковиты же, — по словам церковников,— возникли со времени ЕФесского вселенского Собора 531 года, «осудившего несториан», но окончательно оформлено было их учение, — говорят нам, — только десять лет спустя (в 541 году) Иаковом Барадеем, признавшим за Христом, наоборот, только божескую сущность. Но раз такое (тоже монофизитское, но только в противоположном смысле) учение возникло лишь в 641 году, то как же поверить тому, будто еще столетие назад (в 551 году,) оно же под именем «монофизитства было осуждено 4 вселенским собором? Здесь явная неувязка наших исторических первоисточников, и это несогласие увеличивается еще и тем, что Яковиты, — как говорит нам и Джемс Робертсон,1 — были в средние века награждены высшею степенью благосклонности со стороны агарян, когда Египет и Сирия подпали под владычество калифов, да и в западных странах Азии они спокойно жили под управлением особого патриарха, в Амиде.


1 Джемс Робертсон, История Христианской церкви, гл. XXX, стр. 685.


Но, ведь, агаряне, судя по Корану, держались противоположного мнения и, как несториане, признавали в «Христе» лишь человека? Как же это вышло, что они подружились, именно, как раз со своим антитезисом?

Посмотрим теперь и на дальнейшее.

Во главе возвращенцев-несториаи, — говорят нам, — стоял епископ, называемый по-гречески католикосом, который и после основания Багдада Алмансуром, в 762 году, имел свой трон в этом городе. В VIII столетии «возвращенцы» утвердились в Египте, да и на Востоке они действовали с большим оживлением. Их миссионеры проникли, будто бы, морем из Индии даже в Китай, и прошли чрез пустыни до его северной границы. Так, камень, открытый в Син-Ган-Фу в 1625 году иезуитами, носит длинную, отчасти сирийскую, отчасти китайскую надпись, в которой перечислены имена миссионеров, трудившихся в Китае, и дана история христианства в этой стране с 636 по 781 год. В VIII столетии, — говорит она, — возвращенство пользовалось большой благосклонностью со стороны китайских императоров, и там построено было много церквей.

В надписи есть и конспект тамошнего христианского учения и обычаев, в которых можно заметить оттенок несторнанства. Мосгейм в своей «Церковной Истории татар» дает копию этой надписи по Кирхеру, а Потье (Pauthier) издал ее на подлинных языках с переводом и факсимиле под названием: «L'Inscription Syrochinoise de Sin-Gan-Fou». Но так как она была известна лишь в копии иезуитских миссионеров, то некоторые считают ее подлогом их общества, тем более, что миссионеры, посланные около 980 года католикосом в эту самую страну, видели, что никаких церквей там не было, а из туземцев был известен только один человек, который исповедовал их религию. Иезуиты же утверждали, что сенсационный камень, на который они ссылаются, был вырыт из земли китайскими рабочими при устройстве основания одного дома и поставлен «в одном» китайском храме. «Кроме того, — по их словам, — подлог они сделали бы в гораздо более благоприятном виде для своих собственных интересов». Что же касается самого факта средневекового христианства в Китае, то есть о нем свидетельства и другого рода, приведенные у Mosheim'а в «Historia Tartarorum Ecclesiastica», 9—13.

Патриарх Тимофей, занимавший свою каФедру с 777 по 820 год особенно был деятелен в устроении миссий. Проповедники, которых он посылал, распространили, — говорят нам, — христианство в Гирканни, Татарии, Бактрии и других странах центральной Азии, где оно долго сохранялось. В этих отдаленных странах были епископы и митрополиты, признававшие свою зависимость от патриарха, и для облегчения посвящений было постановлено особое обрядовое правило: если нельзя достать для такого дела более двух епископов, то каноническое число три можно восполнять книгой Евангелия, заступающей место третьего лица рукополагающих.2


2 Mosheim «Historia Tartarorum Ecclesiastica», 15


Но, ведь, это же, читатель, точное описание распространения будизма, т. е. религии пробужденцев или возвращенцев с того света! Стоит только перевести греческое слово «несториане» на русский язык! Типическая особенность учения будистов и есть постоянные возвращения человеческих душ с того света для возрождений, судя по их делам, то в людях, то в животных, то в различных духовных существах, пока очистившись они не сольются с Будой. (т. е. Будителем-Пробужденцем) — Христом.

Много волнений причиняла историкам-теологам и секта, современная агарянству и .известная под названием павликиан. Учение их было предметом, горячих споров позднейших теологов. Новые римско-католические писатели старались открыть в павликианах даже предшественников протестантских реформаторов и обвиняли лютеран в манихействе, к которому причислялись павликиане. Нам говорят, что название павликиан происходит от имени Павел,3 но с этим можно и не согласиться, переводя это название словом «маловременники», т. е. считающие, что осталось мало времени до конца мира. Но если даже и допустить, что лавликиане были адептами некоего Павла, то все же вопрос о том, с какого Павла взято это название, не нашел себе у теологов удовлетворительного разрешения. Некоторые из них производят его от имени Павла Самосатского, неизвестного аптиохийского епископа III столетия, или от одного манихея позднейшего, но в точности неизвестного времени; другие приписывают их одному армянину около времени Юстиниана II. А позднейшие павликиане производили себя от апостола Павла, которого считали своим учителем. Но в таком случае и самого апостола Павла пришлось бы отнести не ранее, как к V веку, на что теологи не могли согласиться, хотя ряд фактов и говорил за это. Вот, хоть один из них, в сообщении патриарха Фотия.4

В деревне Мананале, близ Самосат,.— говорил он, — жил около 653. года некий Константин, у которого один прохожий диакон оставил рукопись, содержавшую евангелия и послания апостола Павла. Прочитав эти книги, Константин стал проповедывать свою систему веры, которая называется манихейством. Он назывался также Сильваном, а вожди, наследовавшие ему, носили имена Тита, Тимофея и других сотрудников апостола Павла. Главные их общины носили названия церквей, в которых, по греческим преданиям, действительно трудился апостол Павел с его соработниками. Происшедшие, будто бы, отсюда павликиане ставили в основу своей религии послания апостолов Павла, Иакова, Иоанна, Иуды и апостольские деяния. Они. допускали только евангелия Луки и Иоанна, отвергали Ветхий Завет и в особенности поносили апостола Петра, как предателя своего господа и истины, и вражда их была не без основания, говорит Петр Сицилийский, так как апостол Петр пророчествовал против учения апостола Павла.5


3 Ведь, греческое слово παυ̃λα и значит — близкий конец, что можно истолковать в смысле ожидания близкого конца мира.

4 Phot. 1,4. Я излагаю по Джемсу Робертсону — «История Христианской церкви», стр. 688.

5 II Петра, III, 16; Petrus Siculus, 62. А обвинение в «предательстве истины» основывалось на послании Павла Галатам, II, 11 и след.


Но мы уже видели в первой книге «Христа», что евангелие Иоанна принадлежат Иоанну Дамасскому (676—777) и евангелие Луки — Луке Элладскому (850—946), а потому павликиане могли существовать не ранее X века нашей эры. И к этому же приводит и приписываемое им мировоззрение.

Павликиане, — говорят нам, — считали вещество вечным и учили, что существуют два бога, — один, происшедший из тьмы и огня, творец и владыка настоящего мира, бог Ветхого завета и церкви; а другой — верховный предмет их поклонения — бог имеющего настать духовного мира.6 По их учению, душа человека — небесного происхождения, и заключена в материальном теле, как в темнице. Они — как и иаковиты — не только отказывали богородице в исключительных почестях, но и отрицали ее второе девство, утверждая, что «Спаситель» ничего не принял на себя от ее сущности, а принес свое тело с неба и что его рождение было только кажущимся.7 Они восставали против звания «пресвитер», и их учителя не отмечались ни одеждой, ни образом жизни иди другими преимуществами. Это были только «нотариусы», на обязанности которых было переписывать сочинения, признававшиеся авторитетными. Они отвергали таинства, плевали на крест и нападали на иконопочитание, но оказывали почтение книге Евангелия, как содержащей слова Христа.8 Титул христиан они давали исключительно себе самим, называя принадлежащих к государственной церкви римлянами, имеющими лишь политическую религию. Их собственные места богослужения не назывались храмами или церквами, а молитвенными домами.


6 Petri Sicil., 16—18; Phot., I, в.

7 Petrus Sicilus 10; Hamartol,6,

8 Там же, I, 7; Georg. Hamartol., 13.


Их воображаемый первоучитель Павел-Константин основал, — говорят нам, — свое местопребывание в Кивоссе, в Армении, где в течение 27 лет приобрел много обращенцев. Обо всем этом было, будто бы, донесено императору Константину Погонату (668—685), который отправил в Кивоссу сановника по имени Симеона с приказанием предать ересиарха смерти и распределить его последователей среди духовенства и по монастырям. Симеон захватил Константина, и он «был убит, подобно Голиафу, камнем из руки некоего юноши, его собственного усыновленного сына Юста», а Симеон сам совратился в павликианство, которое, как мы видим, было современно переходу Египта и Сирии к агарянству, и провел три года в Константинополе в большой душевной, тревоге. Он, наконец, бежал оттуда, бросив всю свою собственность, и поселился в Кивоссе, где под именем Тита сделался преемником Павла-Константина. А Юст отправился к епископу соседнего города Кологии (теперь Калагиссар) и изложил перед ним богослужение своей секты, оканчивавшееся вакханалией. Епископ донес об этом деле императору Юстиниану II (685 — 695) и вследствие его доноса и Симеон, и сам Юст, и многие из их последователей были преданы смерти через сожжение на большом костре, по обвинению в свальном грехе,9 как это приводит Константинопольский патриарх Фотий (891 г.)

Казалось бы, что то отвращение, с которым павликиане относились к статуям и иконам, должно было привлечь к этой партии благосклонное внимание иконоборческих императоров, но может быть дурная молва о их богослужении привела к тому, что Лев и его сын переселили часть их из Армении во Фракию. Главенство среди оставшихся перешло к некоему Ваану, который называется «грязным»10 за безнравственность.

«Но когда павликпапе пали до такой степени низко, — говорит Робертсон,11 — среди них явился преобразователь в лице молодого человека, по имени Сергий, обращенного в павликианство одною «женщиною-богословом». Эта женщина, «наметив его себе как человека, которого стоило склонить в ересь», вступила в разговор с ним и спросила его, почему он не читает священного писания. Он отвечал, что такое занятие позволительно не для простых христиан, а только для духовенства.

« — Это не так, пак ты думаешь, — сказала она, — потому что у бога нет лицеприятия. Он хочет, чтоб все люди пришли к познанию истины».

Она стала говорить ему, что духовенство исказило слово божие, и что даже тем священникам, которые совершали чудеса, Христос скажет в день страшного суда: «Я не знаю вас».

Сергий начал читать священное писание под руководством своей учительницы и стал прилагать к господствующей церкви все, что там говорится против отпавшего Израиля, а на павликиан начал смотреть, как на истинную церковь христову. Он принял имя Тихика и преобразовал нравственность павликиан противоположно началам Ваана. В течение 34 лет, от царствования Ирины до царствования Феофила, Сергий неустанно трудился в пользу павликианства. Он сам называл себя блистательным светильником, сияющим светом, жизнедательной звездой и Параклетом, т. е. Заступником (как прилагалось к святому Духу)12


9 Phot., I. 10.

10 Theophan., 662.

11 См. стр. 691 перевода Лопухина.

12 Phot. 1, 21. Этот же самый титул, — говорят нам, — принимали на себя Симон Волхв, Монтон, Манес и Магомет.


Император Никифор благосклонно относился к этой секте и, как рассказывает Феофан, предавался волшебным обрядам вместе с «манихеями, которые называются павликианами», с целью добиться победы своему оружию. Но при Михаиле Рангаве против них опять провозглашены были суровые наказания, и те из них, которые упорно держались своих заблуждений, подлежали, будто бы, смерти, причем церковники ссылались на самого их апостола Павла. Действительно в его «Послании к Римлянам» (которых у него надо понимать не в смысле жителей итальянского города Рима, а в смысле ромеев, т. е. византийцев), этот апостол, за кого бы мы ни принимали его, говорит о представителях какого-то культа, не называя его по имени, так:

«Открывается гнев божий с неба на нечестие людей, подавляющих неправдою истину. Все, что можно знать о боге, для них ясно, так как сам бог обнаружил им это. Но они, познавши бога, осуетились в своих умствованиях. Называя себя мудрыми, обезумели, и славу нетленного бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, в четвероногим, и пресмыкающимся, и служили твари вместо творца. И предал их за это бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление неестественным, и мущины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, получая в самих себе должное возмездие (в виде заразительных болезней) за свое заблуждение... Они знают, что делающие такие дела достойны смерти, однако не только сами их делают, но и одобряют делающих» (Ромеям I, 18—32).

Но обвинение тут делается, как будто, не павликианам, а самими павликианами государственной ромейской церкви...

Лев Армянин (813—820), несмотря на свое иконобойство, продолжал гонение на павликиан. За смерть нескольких своих вождей они отомстили избиением префекта и епископа, энергично действовавших против них. Они, — говорят нам церковники,— живя в постоянной вражде с своими соседями, и при всяком благоприятном случае (подобно саракинам) выходили из пределов своего местожительства, грабили и убивали. Взятые ими пленницы, будто бы, были предаваемы свальному греху, дети или убивались, или продавались саракинам. Сам Сергий был убит своим же собственным топором рукою человека, который нашел его при рубке дров.13 Его преобразования повели к разделению секты на две враждебных ветви, и после его смерти его последователи, желая очистить себя от нарекания в принадлежности к ваанитам, продолжали с ними кровавую борьбу, пока одному «спутнику в странствовании Сергия», прозываемому Феодотом, не удалось уговорить обе стороны вспомнить о их общей вере.

После восстановления иконопочитания при регентстве Феодоры павликиане вновь подверглись гонению. Рассказывают, что не менее ста тысяч их было обезглавлено, утоплено или посажено на кол.14 Среди убитых был и отец Карвея, командира гвардии при префекте Востока. Карвей, услышав об участии своего отца, отказался от всякого верноподданничества императору и с пятью тысячами сотоварищей искал убежища в агарянских областях. Он расширил и укрепил несколько их городов, из которых Тефрика был важнейшим и сделался главным местопребыванием секты. Павликиане из других стран стекались в открывшееся для них жилище, и численность сектантов еще более увеличилась беглецами, искавшими убежища от императорских законов, и другими лицами, которые привлекались распущенностью нравов, допускавшеюся в среде членов секты. Павликиане, сливаясь с саракинами, тревожили своих соседей в пределах империи постоянными нападениями. Под предводительством Карвея они, вместе с саракинами, одержали большую победу над Михаилом, сыном Феодоры, под стенами Самосаты, а в царствование императора Василия, Хрисохир, зять Карвея. около 867 года двинулся в Малую Азию с войском, составленным из павликиан и саракин, разграбил Аикиру, Никею, Никомидию и другие города, и отдал иконы и мощи своим последователям для издевательства, а Ефесский храм отвел под конюшню для своих лошадей.


13 Petr. Sicil., 71 Phot., 224.

14 Cedrenus, 641.


Василий был вынужден просить у него мира, Хрисохир соглашался на него лишь под условием, чтобы царь отдал Восток «рабам господа». Императору не оставалось другого выбора, как продолжать войну. Он вторгся в павликианскую область и взял несколько городов, но был вынужден оставить осаду Тефрики. Хрисохир опять вошел в императорские владения, но его войска были разбиты одним из полководцев Василия. Рана от копья принудила его соскочить с коня, и, когда он лежал ошеломленный падением, византийцы добили его. Голова его была принесена к императору, который пронзил ее тремя стрелами. Тефрика была разрушена, но остаток секты, — говорят нам, — продолжал сохранять свою независимость еще в течение целого столетия и после этого.

Таким образом, в то время трудно было разобраться, кто был павликиан и кто саракин.

Павликианство поддерживалась потомками тех, которые были переселены во Фракию Константином Копронимом. С целью оградить новооснованную церковь Болгарии от ассимиляции с фракийскими соседями, Петр Сицилийский, около 870 года, обратился к архиепископу болгарскому с сочинением, которое и составляет главный источник наших сведений касательно павликиан.

По нему составлен и настоящий очерк с дополнениями по Фотию и Кедреносу, но мы видим, что все они — источники очень поздние и мало надежные.


назад начало вперёд