Н.А.Морозов / «Христос». 7 книга. / ЧАСТЬ I /

ГЛАВА VI
ЭПОХА МЕССИАНСКИХ ПРОРОЧЕСТВ. ИБЕРИЙСКАЯ (ЕВРЕЙСКАЯ) ДИНАСТИЯ.

На западе первому Мощному царю (Валентиниану I) наследовал, — говорят нам, — его сын, Милостивый царь (Грациан, 372—383 гг.) и одновременно, провозглашенный войском, сводный брат его, четырехлетний Мощный II (Валентиниан II, 375—392 гг.). А после смерти его Мощного же Соправителя (Валента, 378 г.) Милостивый царь Грациан назначил августом Богоданного царя (Феодосия), которому поручил управление восточной половиной империи.

Богоданный царь Феодосий, прозванный Великим (378—395 гг.), явился родоначальником иверийской династии, занимавшей престол по прямой линии до 450 года, т. е. до смерти Богоданного II (Феодосия Младшего). Фамилия его выдвинулась во второй половине IV века благодаря его отцу, также Богоданному, который был одним из иверийских полководцев на Западе во время I Мощного царя (Валентиниана I). Будучи назначен августом и получив от Милостивого царя (Грациана) в 379 году в управление восточную половину империи, Великий Богоданный,— говорят нам, — был в следующем году, во время тяжелой болезни, крещен в Фессалониках епископом Внешкольным (Асхолпем).

А кто были иверы? Испанцы или евреи?

¹ Ибарикос (ίβηρικός) есть лишь другое произношение слова гебраикос (έβραϊχός) — еврей, переселенец (heber).

При предшественниках Великого Богоданного арианство играло руководящую роль в империи, и теперь религиозные споры страшно разгорелись, принимая иногда очень нелепые формы. Распространившийся Винный Дух (Spiritus Vini) очевидно производил свое действие, особенно в Константинополе. Догматические споры, выйдя за пределы тесного круга духовенства, захватили и тогдашнее общество. Бодрствующий богослов (Григорий), епископ Нисский, или кто-то от его имени, пишет:

«Все полно таких людей, которые рассуждают о непостижимых предметах, — улицы, рынки, площади, перекрестки. Спросишь, сколько нужно заплатить оболов, а (в ответ) философствуют о рожденном и нерожденном; хочешь узнать о цене хлеба, — отвечают: Отец больше Сына; справишься, готова ли баня, — говорят: Сын произошел из ничего».

Конечно, это — апокриф, и спорам тут придан позднейший характер. Но и апокрифы иногда бывают знаменательны.

Объявив себя убежденным никейцем, и, повидимому, в николаитском смысле — с вакханалиями, Богоданный царь Феодосий открыл ожесточенную борьбу с арианами и «язычниками», причем наказания, налагаемые на них, постепенно усиливались. Он,— говорят нам апокрифисты, — первый из государей, регламентировал «кодекс христианских истин, обязательных для его подданных».

С него, повидимому, и начинается та государственная церковь, которую автор Апокалипсиса, написанного в год его смерти, в октябре 395 года, называет то «николаитскою», то «Великими Вратами божиими (Вавилоном, по-еврейски), матерью блудников и мерзостей земных».

При нем произошло в 381 году в Константинополе собрание представителей церкви, которое известно под названием второго Вселенского собора, но актов его нет. Этот собор вначале даже и не признавался, и только с 451 года — если не много позднее — получил официальную санкцию. Благодаря скудости известий о нем, некоторыми западными учеными было высказано уже сомнение относительно принадлежности ему христианского символа веры, сделавшегося в Эпоху Гуманизма официальным для всех христианских исповеданий, несмотря на разнообразие их догматики. Стали утверждать, что существующий теперь у православных и католиков символ веры не принадлежал трудам второго собора, который даже и не мог составить его, и что он является «апокрифом». И с этим нельзя не согласиться.

А что же говорят об этом соборе наши первоисточники? Мало интересного.

Избранный на константинопольскую епископскую кафедру Бодрствующий Богослов (Григорий, по-гречески),—говорят они, — игравший видную роль в начале правления Богоданного царя в столице, не был в состоянии справиться с многочисленными партиями, враждовавшими на соборе. Он убежал с первого же заседания, убежал даже из Царь-Града. На его место был избран некто «Напиток богов» (Нектарий), светский человек, не обладавший богословскими познаниями, но умевший ладить с императором. Он и сделался председателем, и летом 381 года собор окончил свои заседания.

Вот и все о нем, да и это лишь позднейшие сведения, апокрифические. Но даже из такого, собственно говоря, первого «христианского» собора, клерикалы захотели сделать не основателя, а лишь возобновителя никогда не существовавшего христианства первых трех веков нашей эры.

Последний закон Богоданного-Феодосия против язычников,— говорят нам они, — изданный в 392 году, окончательно запретил прежние жертвоприношения, возлияния, воскурение фимиама, развешивание венков и гадания в храмах. Он назвал все это языческим суеверием (superstitio gentilicia), объявил всех, преступивших данный им эдикт, виновными в оскорблении величества и государственной религии и грозил строгими карами. Один историк называет закон Феодосия «похоронною песнею язычества». Но все это опять — лишь поздние догадки апокрифистов.

Точно так же мифичен и рассказ об удалении Богоданным царем Статуи Победы из здания римского сената, в чем видели гибель прошлого величия итальянского Рима, как будто таком мелочью можно что-нибудь погубить!

В 393 году, — говорят нам, — в последний раз были отпразднованы олимпийские игры, и знаменитая статуя Зевса, работы Фидия, была перевезена из Олимпии в Константинополь. Царь не терпел никакой церкви, кроме своей, государственной.

Но вот и противоречие этому утверждению: он не тронул, — говорят нам, — афинской языческой школы, и она продолжала существовать, «поддерживая знакомство слушателей с произведениями античной литературы».²

² А. А. Васильев. Лекции по Истории Византия, т. I, стр. 85.

Впрочем, тронуть ее было и невозможно для самих же историков; ведь в таком случае нельзя было бы объяснить, как дошли до нас сведения об античной Греции.

Подумаем же лучше о готах.

Я не буду здесь приводить всевозможные предположения о том, кто такие были готы и кто был их родоначальник. Об этом я уже говорил достаточно в VI томе, в главах о Царе-Мессии. Прибавлю только, что их считают арианами германского происхождения, и вот выходит, что, к рассматриваемому нами времени, войска, на обязанности которых лежала защита империи, были германские арианские дружины. «Готское влияние, — говорят нам, — проникло и в высшее командование армией, и в администрацию, где наиболее ответственные и высокие посты поручались германцам».

Значит, — дополню я от себя, — и все рассказы об ожесточенной борьбе Богоданного царя с иноземцами, из которых главными были ариане, пошли насмарку. А появление при нем на сцену готов как раз сближает хронологически преемников Юлиана с преемниками Великого Рамзеса египетских сказаний.

В 395 году Богоданный умер в Милане, откуда набальзамированное тело его было перевезено, — говорят нам, — как и тело Стойкого Царя Констанция II, в Царь-Град и погребено тоже в «Храме Апостолов».

И вот, уже второй царь набальзамировывается и перевозится в таком виде на родину в какой-то «Храм Святых Посланников». И я опять спрошу: не путаница ли тут? Точно ли оно было перевезено в Царь-Град, а не в Египет, на поле пирамид?

Во всяком случае, мы видим здесь второй случай того, как императорские тела в IV веке нашей эры в Ромее-Византии бальзамировались, т. е. превращались в мумии и перевозились для погребения на далекие расстояния от места смерти. А потому и мой вывод, что в Ромее IV века тела знатных умерших бальзамировались и перевозились в «Святую Землю» в Египте, не является противоречием историческим фактам.

Библейский двойник Феодосия I, Богопоставленный царь (Иосафат, по-еврейски), мало отразился в основной исторической книге Библии «Цари», но о нем есть много в пополненном извлечении из нее, в книге «Слова Денные» (Паралипоменон).

«Он, — говорится там — ходил путями Давида и поступал по-заповедям Бога (Парал., XVII, 3—4), и было у него «много богатства и славы». Его послы (по-гречески — апостолы) «обходили все города богославной земли, имея с собою книгу божьего закона и учили народ».

Чужие страны несли ему дары, и он построил город для запасов и крепость. Но вот, на него пошло «великое множество из-за моря», он испугался, объявил пост (Парал., XX, 3), воззвал ко господу, и разноплеменные враги его сами начали избивать друг друга. Сторонникам Иосафата осталось только собирать в их брошенных лагерях добычу (Пар., XX, 52).

Но «высоты» (т. е. пирамидные храмы) все еще не были, уничтожены, и «за это корабли, построенные им для пути в Тартес, разбила буря».

Все это довольно хорошо соответствует только что приведенной греческой характеристике Феодосия I.

У Тита Ливия ему соответствует Тарквиний I (Тарквиний Древний), который, устроивши в «Риме» (т. е. в Царь-Граде) цирк-церковь, построил площадь для народных собраний (forum) и подземные каналы для стока воды, а потом был убит заговорщиками.

У Евсевия ему соответствуют, собственно говоря, три Тита (т. е. в переводе: три почтенные царя):

1) Тит Флавий Веспасиан (Почтенный Рыжий Могильщик), называемый новейшими историками просто Веспасианом.³ Он, — говорят нам, — покорил Иудею и осадил вместе с одноименным ему сыном тамошний Эль-Кудс, названный историками не принадлежавшим ему тогда именем Иерусалима, но уехал в Италию, предоставив взятие псевдо-Иерусалима сыну, после чего правил мирно и будто бы построил в итальянском Риме Колизей и Храм Мира.

³ Корень этого имени: vespa — муха-гробокопатель (и оса), но оно получило символическое значение могильщика вообще. Так, Pompeus Festus говорит: Vespae et vespillones dicuntur, qui funerandi corponbus officiurn ferunt, non a minutis illis volucribus sed quia vespertino tempore eos efferunt, qui funebri pompa, duci propter inopiam non possunt (веспами и веспиллонами зовут тех, которые несут службу телам при погребении и т. д.)

2) Другой одноименный с ним Почтенный Рыжий Могильщик (Тит Флавий Веспасиан), считаемый за его сына и сначала за соправителя, а потом за наследника, называется позднейшими латинистами, в отличие от предшествовавшего, просто Титом. Он, — говорят нам, — окончил оставленную Первым Рыжим Могильщиком осаду Эль-Кудса, именуемую осадой Иерусалима, уничтожил этот неуместный по тому времени в Палестине город и, возвратившись в Италию, построил в Риме термы, развалины которых показывают и теперь. Он, как и первый, правил мирно и его даже назвали «любовью и радостью человеческого рода».

3) Одноименный с ними третий Почтенный Рыжий (Тит Флавий), в отличие от своих отца и брага, называется позднейшими апокрифистами просто Укротителем (Домицианом), как будто по имени жены своей Домиции, т. е. Укротительницы, которая и умертвила его. Сначала, — говорят нам, — он был добр, как и его два одноименца, но потом воздвиг гонение на христиан, и при нем был сослан на остров Патмос Иоанн, автор Апокалипсиса. Так выходит и по астрономически вычисленному нами времени Апокалипсиса (30 сентября 395 года).

Отсюда действительно видно, что все три Тита-Веспасиана являются утроившимся императором Феодосием-Богоданным, и дело происходило вовсе не в итальянском Риме, а в Царь-Граде. Да и разрушенный «Иеру-Салим»—город Святого Примирения — был тут не иначе, как Геркуланум или Помпея.

В соответствии с этим находится и указываемое историками время смерти автора Апокалипсиса при Траяне, налегающем по нашей хронологии на Аркадия — преемника Богоданного царя Феодосия. Астрономия вполне подтверждает нашу хронологическую поправку, которую можно было бы сделать и без нее — по логическим соображениям.

Богоданный царь, как я уже сказал, умер в 395 году. Из сыновей его Аркадец (Аркадий) получил в управление восточную часть империи, а Почтенный (Гонорий) — западную.

И в это самое время появился Апокалипсис, который я считаю важнейшим первоисточником для установления точных представлений о религиозной жизни и об уровне научных знаний его времени и кроме того поворотным пунктом ромейской теологической литературы, впервые перешедшей к греческому языку от прежнего библейского.

Когда в 1907 году, через год после моего выхода из крепости, мне удалось с трудом найти издателя для напечатания моего шлиссельбургского произведения «Откровение в Грозе и Буре», моя книга наделала много шуму сначала у нас, а потом в 1912 году и в Германии, когда она вышла на немецком языке под названием: «Die Offenbarung loannis. Eine astronomisch-historische Untersuchungn. Mit Geleitwort von Prof. D-r Artur Drews.»

Многие пытались опровергнуть мое астрономическое вычисление (приведенное и здесь, и в I томе «Христа»), доказывающее, что звездное небо во весь христианский период было в том воде, как оно описано там, только 30 сентября 395 года нашей эры, во время расцвета деятельности Иоанна Златоуста, а потому и Апокалипсис принадлежит ему. В окончательном результате все приходили к заключению, что у меня вычислено верно.

Известный германский специалист по Апокалипсису Франц Болль, чтоб устранить мои выводы, пытался даже уверить читателя, что четыре коня Апокалипсиса — Красный, Белый, Бледный и Вороной — не четыре планеты: Марс, Юпитер, Сатурн и Меркурий, а четыре разноцветные ветра: Красный ветер, Белый ветер, Бледный ветер и Вороной ветер, но и тут ничего не вышло: он не досмотрел, что в следующей же главе Апокалипсиса говорится, в дополнение к четырем коням, особо и о четырех ветрах, но уже, как и следовало ожидать, бесцветных.

Все приведенные до сих пор возражения о неправильности моих переводов астрономических выражений Апокалипсиса были годны только для тех, кто не знает астрологических терминов греческого средневекового языка. Такими именно были и переводчики Апокалипсиса на все новейшие языки, вследствие чего эта замечательная книга и считалась многими бредом сумасшедшего. Для того чтобы правильно судить о ней, ее надо читать не в церковных переводах, а в моем, единственно осмысленном и помещенном целиком в только-что упомянутой моей книге. Против верности его не было сделано филологами еще ни одного замечания.

Пыталась подойти к опровержению моих выводов и другим путем, надеясь, что мое решение не единственное и что такое же расположение планет и звезд бывало и в другое время, но и тут ничего не нашли. Какой-то чудак прислал мне письмо, что нечто подобное он, будто бы, нашел лет за семьсот до начала нашей эры. Но относить книгу, которая от начала до конца дышит христианским мировоззрением, за 700 лет до того времени, когда появились первые сказания о христианстве, было настолько наивно, что автор, повидимому, и до сих пор не смог еще поместить своей статейки ни в одном из научных журналов.

Совсем другое течение появилось теперь у тех, кто прочел все вышедшие томы моего «Христа». Появилась даже идея о том, что и 395 год нашей эры слишком ранний для такой книги и что «ее скорее хочется отнести к эпохе крестовых походов, тем более, что и сам я указываю, как на второе, хотя и худшее решение, на воскресенье 12 сентября 1249 года нашей эры. Но в этом году Меркурии был в Деве вместо указанных для него Весов и направо от Солнца вместо того, чтобы быть налево».⁴ Таким образом и это решение отпадает, а других, как видно по употребляемому мною методу просеиванья планет друг через друга, быть не может за весь исторический период времени.

⁴ «Христос». Кн. I, стр. 53, второе издание.

Рис. 61. Созвездие Божий Трон (теперь Кассиопея) созвездие Семи Светочей (душ).

Рис. 62. Кассиопея (по-еврейски — КШаПЕ-ИЕ), т. е. Чародейка Божия, взобравшаяся царицею на небесный божий трон (из старинной астрономии).

Я не буду повторять здесь астрономическую часть своего исследования Апокалипсиса, так как желающий ее прочесть найдет ее всю во введении к I тому «Христа». Перейду прямо к исторической части.

Автор этой книги, написанной вскоре после смерти Богоданного-Феодосия, очевидно не принадлежит к его государственной церкви. Он адресует свое послание только к семи единоверческим с ним общинам, находящимся в Малой Азии: в Ефесе, Смирне, Пергаме, Тиатирах, Сардах, Филадельфии и Лаодикии, и мечет громы на византийских царей.

Апокалипсис — это одно из интереснейших произведений кануна средних веков, но для того, чтобы осмысленно читать его, необходимо войти в душу человека того времени, одухотворявшего весь окружающий его мир, приписывавшего каждой птице, рыбе, зверю и даже дереву такую же душу и такое же сознание, как у него самого, и знание даже много превосходящее человеческое. Апокалипсис не только исторический, но и этно-психологический документ.

Все мы знаем, как в древности гадали по картам, по внутренностям животных, по полету птиц и по изменяющимся фигурам и движениям облаков, да и теперь деревенские девушки гадают еще по фигурам теней на стене от сожженного листа бумаги. Наука и гаданье были тогда одно и то же. Только с этой точки зрения Апокалипсис и понятен, а со всякой другой он похож на бред умалишенного.

Заглянем же немного и в душу человека того времени Ромейской истории, которое мы очерчиваем теперь.

Даю несколько выписок, наглядно нам показывающих, в каком виде ожидал тогда Христа  автор наделавшего столько шума и посеявшего столько страхов Апокалипсиса и какою представлялась в его глазах тогдашняя арианская религия — религия Арона.

Вот как начинает он свою книгу, стоя на берегу острова Патмоса и считая в порыве своего вдохновения все, что видит кругом, за вещее указание свыше.

Из главы I.
«Иоанн — семи малоазиатским собраниям.

Благосклонность вам и мир от того, кто был, есть и будет и от Семи Душ (т. е. семи звезд, сияющих в созвездии Большой Медведицы, рис. 64) напротив его небесного Трона и от верного провозвестника истины — Помазанника Спасителя (по-гречески— Иисуса Христа). Перворожденный из мертвых и властелин земных царей, он принял нас к своему сердцу, обмыл своей кровыо от наших преступлений и сделал нас самих царями и священнослужителями перед богом, своим отцом. Да будет ему слава и власть в веках веков!.. Да будет!

Вот идет он в облаках (бури) и увидит его всякий глаз, и те, которые пронзили его, и зарыдают над ним все племена земные!

Я, Иоанн, ваш брат и участник в печали и торжестве, и в терпеливом ожидании его прихода, был на острове Патмосе для божественной науки и проповеди о Помазаннике Спасителе.

В воскресенье я находился в состоянии вдохновения и слышал (в шуме волн) позади себя могучий голос, звучавший как труба:

— Я первая и последняя буква алфавита, начало и конец, — говорило море. — То, что видишь, напиши на папирусе и пошли собраниям верных в Малой Азии: в Ефес, Смирну, Пергам, Тиатиры, Сардис, Филадельфию и Лаодикию.

Я оглянулся на этот голос и вот увидел (в очертаниях облаков, между которыми проглядывало солнце) семь золотых светоносных чаш, а посреди них (облачное) подобие человеческого существа, одетого в длинную белую одежду первосвященника и опоясанного под грудью золотым поясом. Его голова (солнце) и волосы (т. е. края облака над солнцем) были ярки как белый пух, как снег. Его глаза — как огненное пламя. Его ноги (столбы лучей, пробивавшихся на землю сквозь тучи) были подобны бронзе, раскаленной в печи, голос его был шум множества волн. На правой стороне он держал в своей руке семь звезд (длинная полоса от облачной фигуры, полу закрывавшей солнце, тянулась к тому месту неба, где по расчету наблюдателя скрывались тогда звезды Большой Медведицы), изо рта его выходил меч,. заостренный с обоих концов, а лицо его было — солнце, сияющее во всей своей силе.

Увидев его, я упал, как мертвый, к его ногам, но он протянул надо мною свою правую (облачную) руку и сказал (этим):

— Не бойся! Я первый и последний. Я жив, но был мертв, и вот буду жить в веках веков. Мне принадлежат ключи, запирающие смерть и подземное царство. Опиши все, что ты только что видел, все, что видишь теперь и что случится после этого. Сокровенный смысл семи звезд в моей правой руке и семи золотых светоносных сосудов (в тучах) таков: семь звезд — это оглашатели семи (Малоазиатских, Мессианских) общин, а семь сосудов — это сами общины».

Затем в Апокалипсисе идет в трех главах поэтическое описание звездного неба и положения планет среди созвездий; уже приведенное мною в прологе к первому тому «Христа». Такое положение было только 30 сентября 395 года, да еще, с небольшой неточностью для невидимого тогда Меркурия, в воскресенье 12 сентября 1249 года нашей эры. Затем идет художественное описание грозы, где каждая туча представлена в виде небесного юнца, летящего с трубою, и поэтически обрисована картина взволнованного моря. Как образчик этих описаний, я приведу здесь рассказ о шестом трубном гонце.⁵

⁵ Весь Апокалипсис целиком был переведен мною с греческого подлинника еще во время заточения в Шлиссельбургской крепости и напечатан с коментариями по-русски в 1907 году, а по-немецки в 1912 году, под названием: «Die Offenbahrung loannis. Eine astronomiscn historische Untersuchung». Mit Geleitwort von Prof. D-r. Arthur Drews Stuttbart, 1912. Там читатель может найти все подробности вместе с рисунками типических форм грозовых облаков, подтверждающими описание.

Из главы IX.

«Шестой гонец (бури) протрубил, и я услышал голос (грома), исходящий из четырех рогов стоящего перед богом золотого Жертвенника (т. е. со стороны созвездия Жертвенника, место которого за голубой лазурью неба определялось по расчету). И он сказал шестому гонцу:

— Освободи четырех гонцов-посланников (четырех ветров), удерживаемых на востоке над великой рекой Евфратом.

«И освободились четыре гонца, снаряженные на тот час, день, месяц и год для того, чтоб истребить третью часть людей.

«Число их конного войска (в символе морских валов) было двести миллионов. Я слышал это число и видел созерцательно (в волнах, засверкавших от лучей проглянувшего между туч солнца) всадников и коней, имеющих на себе (световые) брони огненные, лиловые и желтые, как сера. Головы этих коней походили на головы львов, а из пастей их выходили огонь (отраженных солнечных лучей), дым (брызг) и сера (желтой мути), и от них (казалось мне), погибла третья часть людей, потому что сила этих коней заключалась в их пастях и хвостах. Хвосты же их извивались подобно змеям, а головами своими они наносили удары.

Оставшиеся же (и символизируемые в качающихся от ветра травах) люди, не умершие от этих бедствий, не раскаялись в делах рук своих и не перестали преклоняться перед духами умерших, перед золотыми, медными, серебряными, каменными и деревянными изображениями, не могущими ни видеть, ни слышать, ни ходить. И не раскаялись ни в своих убийствах, ни в своих шарлатанствах, ни в безнравственности, ни в обманах своих.

* * *

А вот и еще об одном гонце.

Из главы XVII.

«И снова выступил (на небе) один из семи (облачных) вестников, имевших ранее семь чаш. И стал внушать мне:

— Пойдем, я покажу тебе приговор над великой самопродажницей (государственной ромейской церковью), сидящей на множестве волн (народов). Ее покупали цари земные, и напоены обитатели земли вином ее безнравственности.

И увел он меня в восторженном состоянии в пустынное место. И увидел я оттуда (в силуэтах облаков на огненном фоне вечерней зари) женщину, сидящую на багряном семиголовом звере с десятью рогами, наполненном символами богохульства (созвездием Самка Гидры, которое заходило тогда на западе под облаками, принявшими форму женщины с чашею в руках). И была та женщина одета в порфиру и багряницу (вечерней зари) и украшена золотом и жемчугом и драгоценными камнями. В руке ее была Золотая Чаша (из облаков на Самке Гидры, рис 63), наполненная мерзостями и нечистотами ее безнравственности. А на лбу ее надпись:

Таинство!

Великая твердыня «Врата Господни»,
мать блудников и мерзостей земли!

Рис. 63. Созвездие Гидры с причастной Чашей на спине и с Вороном, клюющим ее в хвост. (Из латинской рукописи Гринбергера, хранящейся в библиотеке Пулковской обсерватории.)

«И я видел, что женщина эта была обагрена кровью ищущих правды и провозвестников царя-спасителя и, рассматривая ее, я дивился великим удивлением. Но вестник (неба) сказал мне:

— «Чему ты удивляешься? Я объясню тебе таинство этой женщины и носящего ее семиголового зверя с десятью рогами. Зверь, которого ты видел, был, и нет его теперь (империя уже разделилась между Аркадием и Гонорием), и должен будет снова выйти из бездны, чтобы пойти на свою погибель. И будут удивляться живущие на земле, имена которых не записаны в предвечном списке жизни, глядя на зверя, который был ранее и не существует теперь, но явится. Здесь мудрый смысл: семь голов — это семь холмов, на которых сидит женщина (Византийская церковь), и в то же время это семь (византийских) царей».

«Пять из них уже царствовали (Констанций, Константин, Констанций II, Валент и Феодосий), шестой (Аркадий) есть, а седьмой (Иовиан, провозглашенный в 363 году во время похода, но умерший, не дойдя до Византии) еще не пришел, а когда придет, то недолго ему быть. Зверь же, который был ранен (в туче) и не существует теперь, есть восьмой властелин (сама империя), он (есть дело) этих семи и пойдет в погибель. А десять рогов, что ты видел, эго десять царей, которые еще не получили царств, но получат с помощью зверя (империи) на один час.

«Все они будут иметь тот же самый образ мыслей и отдадут силу и власть свои в распоряжение зверя. Они будут воевать с Овном (т. е. созвездием Овна, символом Христа, восходившим в то время и на которою мчались звероподобные тучи), но Овен победит их, потому что он властелин властелинов и царь царей, с ним будут все желанные, и избранные, и верные.

«И сказал оп мне еще:

— «Волны (Средиземного моря), которые ты видишь там, где сидит продажная женщина, представляют собою народные скопища и толпы, племена и наречия. А сама женщина изображает собою Великую Твердыню (государственную церковь), царствующую над земными царями. Десять же рогов, которые ты видел (в тучах) на звере, возненавидят ее и разорят, и отнимут ее одежды, и пожрут, и сожгут ее в огне. Потому что бог вложил в их сердца исполнить его волю, только одну эту волю, и затем отдать их царства зверю, пока не исполнятся слова бога».

Из главы XVIII.

Рис. 64. Обычный вид падающих метеоритов.

«И увидел я после этого (в наступившей ночной темноте) нового вестника (яркий ночной метеор). Он сходил с неба с великим блеском. Земля осветилась от его славы (рис. 64). И воскликнул он, в своем могуществе, громким голосом:

— «Пала, пала великая твердыня «Врата Господни»! Сделалась жилищем языческих богов, пристанищем всякой нечистой души, всякой грязной и отвратительной птицы! Все народы отведали возмутительного вина ее безнравственности. С ней развратничали цари земные, и торговцы Земли обогатились от ее необыкновенной роскоши!

«И услышал я другой голос с неба, говоривший:

— «Выйди из нее, мой народ, чтобы не участвовать тебе в ее преступлениях и не принять ее наказанья, потому что дошли до неба ее преступления, и вспомнил бог ее обиды. Поступите с ней так, как она поступала с вами! Отплатите ей вдвое за ее выдумку: в чаше, в которой она разбавляла вам (причастное) вино, разбавьте ей самой вдвое (той же самой мерзостью и нечистотой!). Сколько она гордилась и роскошествовала, столько же воздайте ей унижений и обид, потому что она говорит в своем сердце: сижу царицей (нахожусь в союзе с царями!) Я не вдова и не увижу печали!

«За то в один и тот же день придут на неё и напасти, и гибель, и унижение, и бедность, и будет она сожжена огнем, потому что силен бог, ее судья! И заплачут, и зарыдают о ней все цари земные, покупавшие ее и роскошествовавшие с нею, видя дым от ее пожара. Стоя вдали, от страха подвергнуться ее мучениям, они будут восклицать:

— «Горе, горе тебе, великая твердыня «Врата Господин», сильная крепость! В один час решилась твоя судьба!

«И купцы земные заплачут и зарыдают о ней, потому что корабельные грузы их, пришедшие для нее, останутся непроданными: грузы золота, и серебра, и драгоценных камней, и бисера, и тонких полотен, и шелка, и багряннцы, и кипарисового дерева, и изделий из слоновой кости, и всяких произведений из дорогого дерева, железа, меди и мрамора. И не купит у них никто — корицы и каждений, и мирры, и ладана, и вина, и елея, и пшеницы, и жита, и крупного скота, и овец, и лошадей, и колесниц, и человеческих тел и душ.

«И плодов земных, приятных для души твоей, не стало у тебя, и все пышное и блестящее ушло от тебя, и ты уже не найдешь его более!

«И станут в отдалении все, продававшие эти товары и обогатившиеся от тебя, из страха подвергнуться твоим бедствиям, плача и рыдая, и говоря:

— Горе, горе тебе. Великая Твердыня, одетая в тонкое полотно, порфиру, и багряницу, и украшенная золотом, жемчугом и драгоценными камнями! В один час пропало такое богатство!

«И все кормчие, и корабельщики, и мореходы, и все множество плачущих о ней встали вдали от нее и зарыдали, видя дым от ее пожара, и говоря:

— «Было ли что-нибудь подобное этой Великой Твердыне?

«И посыпали они золой свои головы и восклицали, плача и, рыдая:

— «Горе, горе тебе, Великая Твердыня, от роскоши которой обогатились все, владеющие судами на море! Опустела в один час. Радуйся об этом небо и все непорочные посланники и провозвестники: совершил бог свой суд над нею!»

Затем, описывая символически события, имевшие место после наступления ночи, автор продолжает:

«И один из сильных (не видимых во мраке ночи) вестников природы взял (на берегу) большой, как жернов, камень и бросил его в море (послышался во тьме всплеск от его падения) и сказал этим:

— «С такой же стремительностью будет низвергнута Великая Твердыня «Врата Господин» и более не будет ее!

«И не будет в тебе слышно ни звуков играющих арфистов, ни голоса поющих, ни трубных звуков, ни музыки играющих на свирелях и других инструментах! И не будет в тебе более никакого художника и художества, и не будет более слышно в тебе шума жерновов. Свет светильника не заблестит в тебе, и голос жениха и невесты не раздастся в тебе, потому что земные вельможи входили с тобою в сделки, и смесью твоею (в золотой чаше) введены в заблуждение все народы. И найдена в: тебе кровь всех провозвестников истины и непорочных и всех, замученных за правду на земле».

Из главы XIX.

«И мне слышался (в мерцании звезд) на небе как бы гимн многочисленного народа, говорившего:

— Хвала создавшему мир! Счастливое возвращение! Слава, почет и могущество властелину — нашему богу! Истинны и справедливы его приговоры! Осудил он великую самопродажницу, опозорившую землю, и взыскал с нее за кровь своих верных, обагрившую ее руки!

«И вторично все воскликнули: хвала создавшему мир!

«И дым от ее мучений восходил (в виде морского тумана) в вечность. А Четыре Животные (созвездия четырех времен года) и Двадцать Четыре Старца (часа) преклонялись перед Троном на небе, говоря этим:

— «Да будет так! Хвала Создавшему мир!

«И раздался голос (ветра) от созвездия Трона:

— «Хвалите бога все его слуги и все почитающие его малые и великие!

«И мне слышался (в звуках морского припоя), как бы гимн многочисленного народа, звучавший как шум множества волн, как голос могучих громов:

— «Хвала создавшему мир! Сам бог всемогущий стал царем над нами! Будем же радоваться и веселиться и прославлять его! Вот, наступила полночь, брачный час Овна (время его сентябрьских прохождений через меридиан), и жена его (Земля) приготовила себя, и окутывается она в чистый и тонкий покров (ночного тумана).

«Этот покров есть символ непорочности чистых душою».

Из главы XXI.

«И увидел я (в мерцании рассвета) новое небо и новую землю, потому что прежнее (вчерашнее) небо и прежняя (вчерашняя) земля уже ушли в прошлое, и моря передо мною (удалившимся в глубину острова) уже более нет. И увидел я, Иоанн, Святую Твердыню — Новое Царство Мира (новую голубую завесу неба), спускающуюся с высоты от бога, как невеста, украшенная для своего жениха.

«И мне слышался могучий голос с неба, говоривший:

— «Вот шатер бога и людей. В нем он поселится с нами, они будут его народом, и сам, живущий с ними бог, будет их божеством. И отрет он всякую слезу с их глаз, и смерти уже не будет. И не будет более ни горя, ни рыданий, ни болезней, потому что прежнее миновало.

«И сказал мне сидящий на Троне:

— «Вот, видишь, обновляю все ... Запиши эти слова: они истинны и верны. Все проходит! Я первая и последняя буква алфавита: начало и конец. Я напою жаждущего из источника живой воды. Победитель получит все в наследство. Я буду ему богом, а он мне сыном. Участь же трусливых и изменников, опустившихся нравственно и убивающих ближнего, шарлатанов и составителей (опьяняющей) смеси (в золотой чаше), поклонников изображений и всех обманщиков — морская лагуна, пылающая огнем и серой (край моря, обагренный пламенем вечерней зари). Это — их вторая смерть!».

Я не продолжаю далее, так как весь Апокалипсис уже переведен мною в полном виде в моей книге «Откровение в Грозе и Буре», и кроме того там каждая из этих фраз иллюстрирована наглядно рисунками грозовых облаков с натуры. Поэтому не остается никакого сомнения, что автор ничего не сочинил тут от себя, а только своеобразно истолковал и описал причудливые формы туч грозы, проходившие перед ним от начала ее и до конца. Вся эта натур-символическая книга написана так художественно, что (как я уже говорил выше) у многих теперь явилась мысль, не правильнее ли выбрать для нее мое второе астрономическое решение ее времени, т. е. 12 сентября 1249 года, вместо принятого мною 30 сентября 395 года?

Но все же целый ряд сопоставлений заставляет меня и до сих пор предпочитать первое решение, связывающее Апокалипсис с библейскими пророчествами.

Особенно же говорит за более раннюю дату то, что автор обращается лишь к семи Малоазиатским общинам, а не ко всему христианскому миру XIII века. Вот, его собственные слова:

Из главы II.

«Оглашателю собрания в Ефесе напиши: так говорит держащий семь светочей в своей правой руке и ходящий кругом (неба) среди семи золотых светильников (т. е. уже описанный в I главе гневный лик солнца, выглянувшего в щель между двумя слоями грозовой тучи, — символ разгневанною Иисуса): — Знаю твои дела, и труды, и терпение, и что ты не способен сносить дурных. Ты испытал хвастающихся, будто они посланники Спасителя, но на самом деле не таковы, и нашел, что они лжецы. Ты осмотрителен и обладаешь терпением, боролся за мена и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил свою первую любовь (здесь игра слов: агапа, по-гречески, значит одновременно и любовь, и вечерние собрания христиан первых веков). Вспомни же, от чего ты отпал, сознайся в ошибке и воспроизводи первоначальные дела. А если не так, то я скоро приду к тебе и сдвину твой светильник с его места. Есть у тебя заслуга в том, что ты ненавидишь николаитов (вероятно, сторонников Николая Чудотворца, на которого нападал Арий на Никейском соборе. В таком случае николаитство было пред-арианским культом в Ромее, включая в нее и Египет), которых ненавижу и я. Побеждающий будет вкушать от дерева жизни, находящегося посреди божьего парка (на небе).

Оглашателю собрания в Фиатирах напиши: Так говорит дитя бога, у которого глаза как огненное пламя, а ноги подобны бронзе (та же грозная фигура в облаках): — Знаю дела твои, и любовь, и услуги, и верность, и терпение, и что последние дела твои больше первых. Но имею немного против тебя за то, что ты позволяешь -своей хозяйке⁶ Иезабели (имя, часто дававшееся Иоанном враждовавшей с ним фракции ромейского духовенства), называющей себя провозвестницею, учить и улавливать моих слуг и проституироваться (со светскою властью) и вкушать посвященное изображениям (отсюда видно, что и здесь дело идет о тех же николаитах, с которыми Фиатирская община, вероятно, жила в союзе и добром согласии). Я дал ей время покаяться в своей продажности, но она не покаялась. Вот, я повергну ее на носилки, а проституировавшихся с нею — в великую скорбь, если не раскаются в своих поступках. И детей ее я поражу смертью, и узнают все люди, что я — испытывающий сердца и внутренности, и что воздам каждому из вас по вашим делам. Всем же остальным в Фиатирах, которые не держатся ее учения и не знают, так называемых, сатанинских секретов,⁷ я говорю, что не наложу на вас другого бремени. Только до конца держите то, что имеете, пока я приду. Победителю (символизируемому созвездием Змиедержца и Геркулеса) и соблюдающему мои дела, дам власть над змиями,⁸ и будет он пасти их железной дубиной и разобьет их вдребезги, как глиняную посуду, как и я (Христос, символизируемый Змееносцем) принял (пасти змия) от отца моего (рис. 65). Я дам Победителю Утреннюю звезду (Венеру, находившуюся в Змиедержце под Геркулесом). Имеющий ухо слышать, да слышит то, что вдохновение говорит собраниям.

⁶ τήν γυναῖκα σου̃ Ίεσαβήλ — твоей хозяйке Иезабели. Слово значит не только женщина, но в переносном смысле — хозяйка. Иезабедь была легендарная жена легендарного царя Ахава, устроившая большое идолопоклонство и рассердившая этим пророка Илию (III кн. Царств, гл. XVI—XXII). Этим снова доказывается тождество Илии с Юлианом и со Златоустом.

⁷ τό βαδή του̃ σατανα̃.

⁸ Здесь вместо όφίοι — змеи, переписчик поставил έθνοι — народы.

Рис. 65. Созвездие Геркулеса избивающего змей. (Из астрологии.)

Оглашателю собрания в Филадельфии напиши: Так говорит непорочный и истинный, имеющий ключ Возлюбленного, который отпирает так, что никто уже не затворит, и запирает так, что никто уже не отворит. Знаю твои дела. Вот, я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить ее. У тебя немного силы, но ты сохранил мое учение и не отрекся от моего имени. Вот, я сделаю лжецами всех из сообщества Сатаны, которые говорят, что они богославцы, но не таковы на деле. Вот, я заставлю их придти и преклониться перед твоими ногами, и узнают, что я тебя люблю. За то, что ты сохранил завет мой о терпении, я сохраню тебя от часа искушения, который должен сойти на всю вселенную, чтоб исправить живущих на земле. Вот приду скоро. Сохрани, что имеешь, чтобы никто не похитил твоего венка. Победителя сделаю колонной в храме моего бога и окружу стеною, чтоб он не вышел опять, и напишу на нем имя моего бога и имя моего сооружения, Нового Царства мира, сходящего с небес от бога, и мое новое имя. У кого есть ухо, да слышит то, что вдохновение говорит собраниям!»

Я не привожу других пяти писем: они — в том же роде. Я только отмечу, что все они адресованы исключительно в городки Малой Азии, близкие друг к другу, которые Иоанн считал единственно правоверными. Но не представляют ли эти письма позднейших вставок? Едва ли. Апокрифист предпочел бы писать как псевдо-апостол Павел «к Римлянам, Коринянам и т. д.», Сама односторонность адресовки Апокалипсиса показывает, что-христианство тогда лишь зарождалось.

Таково было общее состояние оппозиционной христианской мысли вслед за неожиданной для верующих смертью «Великого Царя (не иначе как Юлиана)».

У одних было полное убеждение, что он совсем не умер, а скрывается где-то до поры до времени от своих врагов, иноверческих царей, чтоб лучше нанести им удар, и всякий возражающий считался у них злостным клеветником.

Другие же, видевшие собственными, глазами его погребение, «были убеждены, что он сам счел необходимым умереть, чтобы сойти под землю в царство Плутона и выручить находящихся там умерших, а потом возвратиться с ними (и очень скоро!) царствовать на земле, тоже разгромив всех своих врагов и прежде всего царей.

Третьи были «николаиты», имя которых происходит едва ли от кого-нибудь другого, как от Николая Чудотворца. Эти не признавали нововведений «Великого Царя» и допускали шарлатанства магического характера. Они-то и могли быть так называемыми никейцами (т. е. победниками или николаитами (народо-победниками). А господствовавшею государственною церковью были ариане, т. е. сторонники закона Арона-Ария, которых евангелисты впоследствии назвали фарисеями. Они, вероятно, отличались от других мессианских сект обрядом обрезания, считаемым за гарантию от заболевания венерическими болезнями на храмовых любовных ночах — агапах.

Сторонники автора Апокалипсиса были может быть единственными (и не многочисленными) оппозиционерами широкому восприятию в храмах Винного Духа, как святого «источника бессмертия», что, конечно, было и неизбежно десятка через два лет, когда убедились, что принимающие его умирают так же часто, как и не принимающие.

Притом же и насаждение виноградников, которое в первое время могло быть только чисто храмовым учреждением и доставляло вина лишь на две-три попойки-агапы в году, должно было чрезвычайно быстро распространиться и среди частных землевладельцев, как только обнаружилось, что и без участия священников любой может приготовить «напиток святого духа». И тогда неизбежно должна была появиться и оппозиция его применению в храмах как какого-то исключительного чуда, особенно если там к вину подмешивался опий, или морфий, или другие одурманивающие примеси.

Но мы не должны думать, что даже такая грозная и художественная книга, как Апокалипсис, распространилась с молниеносной скоростью среди тогдашней публики. Ведь, так может быть только при наличности книгопечатания и хорошо организованного книжного рынка. Апокалипсис же был на положении современного нам частного письма, и притом в такой период, когда читающие считались, даже и в очень крупном городе, единицами. Кроме, того и читать его, особенно другим, могло быть не безопасно: за его выпады против земных царей могла грозить гибель. И несомненно, что доносчики быстро послали его копию императору Аркадию и императрице Евдоксии, но гневные слова пророчества произвели на них слишком сильное впечатление. Вместо того, чтоб отрубить голову автору, только что вступившая на престол молодая царская чета с испуга приказала в 397 году вывести его под стражей из Малой Азии к себе в Царь-Град и, павши к его ногам, насильно посадила для охраны своих священных особ, на тамошний патриарший престол, надеясь хоть этим способом обеспечить себя от грозящей гибели.

Но это не могло долго продолжаться. Пришел 399 год нашей эры (31 год после столбования Великого Царя). Белый Конь-Юпитер пришел в указанное ему созвездие Овна, а обещанный Царь-Мессия не явился судить живых и мертвых. И вот, возвышенный насильно в патриархи пророк сам попал под суд созванного императором николаитского собора по обвинению в лжепророчестве. Случившееся в это время в Константинополе землетрясение избавило его на время от гибели, но престиж его все же упал, и в 404 году он окончательно был сослан в Армению, где и умер в 407 году.⁹ Его грозное пророчества перешло на положение враждебного императорам частного письма, за одно чтение которого можно было поплатиться жизнью.

В виду этого закон распространения общеинтересных рукописей в геометрической прогрессии, о котором я говорил в VI томе, тут должен был сначала действовать очень медленно. Такого рода общины, как апокалиптические, должны были долго прятаться, от византийских императоров, от их духовенства и от властей, удаляясь в пустынные места, и только к ним могли относиться сказания о «преследованиях христиан», яко бы языческим, а на самом деле первично-христианским ромейско-византийским духовенством и светскими властями. Апокрифированное вместе с Апокалипсисом на триста лет вспять отшельническое христианство и было первоисточником всех сказаний о гонениях на христиан. И оно же было первоначальным мессианством пророческого отдела еврейской библии.

Мы видели уже в I томе «Христа», что мессианская книга «Осилит бог» (Иезеки-Ил, по-библейски), представляет в сущности лишь расширенный перевод Апокалипсиса на сирийский язык, и при историко-астрономической разведке, дает для времени своего писания царствование императора Межевщика (Маркиана),¹⁰ 453 год нашей эры, когда Юпитер и Сатурн первый раз после Апокалипсиса готовились сойтись в тех же самых положениях у символа смерти — Скорпиона.¹¹

⁹ См. ною книгу «Откровение в Грозе и Бурея, где все это изложено подробно.

¹⁰ От marca — межа, откуда marchio, marchionis — начальник над рубежами частных земель. Отсюда произошли потом титулы маркиз и маркграф.

¹¹ См. мою книгу «Пророки», стр. 49, а также изложение астрономической части Иезски-Ила в I томе «Христа».

По теологическим сопоставлениям, местом возникновения пророчества Иезеки-Ил считаются берега реки Хабура, притока. Евфрата, куда мессианцы, будто бы, были посланы в изгнание, но очень возможно, что место их высылки было совсем в другой, стране, на берегах реки Эбро в Испании, где благодаря этому, и образовался еврейско-мавританский центр мессианской культуры...

К тому же времени и месту приходится отнести и другие библейско-мессианские пророчества: «Помнит Громовержец (453—466 гг., по-библейски — Захар-Ия), Грядущая Свобода (по-библейски — Иса-Ия, что можно перевести и словом Спаситель Громовержец, 442 г.) и Стрела Громовержца (Иерем-Ия), дающее, по своим астрономическим деталям, 451 год нашей эры.

Из этого мы видим, что апокалиптическая литература быстро перебросилась с греческого на еврейский язык, исходным, пунктом которого мы должны считать Страну Пирамид и отчасти Малую Азию и Сирию с Дамаском, а никак не тогдашнюю Месопотамию. Этот язык был уже литературно-международным в Ромее V века нашей эры, тогда как греческий был еще на, втором плане, а классический латинский даже и не выработался из итальянского в той форме, какую ему придала только Эпоха Возрождения, обогатившая и греческую литературу. И вот, мы приходим к выводу, что все Ромейские цари династии Феодосия, первого, (т. е. Аркадий, Гонорий и Феодосий II,) которую не даром называют Иверийскою (т. е. еврейскою) династией, едва ли когда-нибудь при своей жизни носили греческие и латинские прозвища, данные им византийскими клерикалами Эпохи возрождения. И по своей семейной жизни, и по своим религиозным представлениям, да и по своим действительным именам, они более напомнили бы нам современных турецких султанов и библейских Давидов и Соломонов, чем воображаемых нами византийских средневековых греков-христиан.

Вслед за ними мы видим ромейских императоров из фракийцев (Маркиан), из албанцев-полуславян (Лев I, 457—474); из исавров, т. е. жителей Тавра в Малой Азии (Зенон 474— 491), и из албанцев (Анастасий I, 495—518).

И вот, мы с удивлением отмечаем, что вплоть до VI века на ромейско-византийском престоле не сидело ни одного грека. Да и далее будет не тоже. Так почему же они все у историков носят греческие имена ?

Ясно, что и хозяйничали здесь не греки, потому что иначе они выдвинули бы на престол своего соотечественника... Значит, и весь двор был не греческий, а потому едва ли был таким и язык двора церкви и войск.

Мы видим, что тут — еще непочатый угол для дальнейших рациональных изысканий в том же роде, который начат в этих моих книгах, особенно в историко-идеологическом отношении.

Приходится признать, что те идеологические и социальные особенности, которые наши первоисточники считали особенностью до-Константиновского времени, были на самом деле особенностями после-Константиновского периода Византин. Гонения на христиан-мессианцев, которых называли также иудействующими, — действительно исторический факт, но факт V и VI веков нашей эры, и понять его причины способен всякий, кто осмысленно прочтет Апокалипсис и библейских пророков.¹²

¹² Только я снова рекомендую это сделать не по клерикальным, искаженным и неудобочитаемым переводам, а по единственно толковым моим — в книгах: «Откровение в Грозе и Буре», 1907 г., и «Пророки», 1914 года.

Восприемником этого фанатического движения была, как и следовало ожидать, менее культурная часть населения Ромейской империи, и результаты ее последующей победы над культурною служат только дополнением к нашей теории, что всякая культура распространялась всегда из более культурных стран в менее культурные, а не наоборот. Выходит, кроме того, что при сильных моральных потрясениях высококультурных стран и катастрофы их тоже распространялись, как волны от центра к периферии, и отразившись от него, как от плотины, возвращались обратно в центр в разрушительных формах. Так при береговых землетрясениях прибрежные города часто менее страдали от прямо нахлынувшего на них моря, чем от обратного возвращения той же самой волны с береговых высот в море.

В общем же можно сказать, что малокультурные страны были всегда более способны к восприятию отрицательных болезненных явлений высококультурных стран, чем их положительных сторон, до восприятия которых они еще не доросли. Главная характеристика первичного человека — это склонность жить чужим умом, усваивая чужие выводы на-веру, без собственной критической оценки, и из усердия доводя до абсурда все, что говорит ему сегодняшний его авторитет. Только этим и объясняется развитие религиозной мистики V века. Но дикарь обнаруживает неустойчивость и в своих привязанностях.

По моментальным переменам своих чувств, он очень напоминает наших собачек. Повернувшись к своему хозяину, она сразу приходит в восторг, с радостным визгом прыгая на него, но случайно обернувшись и увидев постороннего человека, она моментально позабывает свою радость, тотчас приходит в ярость и бросается на пришельца с оскаленными зубами. Снова повернувшись на зов хозяина, она вновь приходит в восторг и бежит весело к нему, махая хвостиком, но, случайно обернувшись на полдороге, снова забывает и хозяина и радость, и с яростью бросается обратно на чужого, повторяя эти переходы от радости к ярости без конца.

То же самое и первобытный человек, у которого еще плохо развилась соединительная система нервов между различными областями головного мозга. И только в одном — и очень важном — случае он сильно отличается от наших четвероногих сторожей.

Если, увидев другого человека, он вообразит, что тот будет ему полезнее, чем первый, он моментально всю свою веру и привязанность перенесет на него, а первого возненавидит, как своего тайного врага и предателя. И в ненависти своей он не будет знать предела, как и в любви. Таковы были первые воспреемники византийского христианства.

Понятно, что деградировав в такой малокультурной среде, даже и передовая идея, каковой в древности была идея о боге-отце приобретала, переходя из культурных стран в малокультурные, совсем уродливые формы, и возвратившись, как волна с крутого берега, на вызвавший ее культурный центр, произвела в нем немалые разрушения.

Отшельническое христианство было вызвано уже не сейсмическими явлениями, приведшими только к представлению о грозном небесном царе, царствующем «наверху» по образцу земных над всеми другими небожителями. Оно было протестом противохрамовых злоупотреблений в николаитской государственной церкви Константина I, снабдивших население венерическими болезнями. А свой антикультурный характер (каким оно и отличалось) оно могло приобрести только в некультурных странах, главною из которых и была внутренность тогдашней Азии; значит, нельзя возразить ничего и против его исходного пункта именно оттуда — из Сирии, Месопотамии, Малой Азии.

На этом новом фоне мы и рассмотрим теперь сказания греческих писателей, не забывая, однако, ни на миг, что литературное творчество того времени было главным образов певучим или речитативное, что записи существовали почти исключительно на стенах египетских храмов, да на египетском же папирусе, что преемственная грамотность сосредоточилась даже и в V веке, нашей эры не в Афинах, а в Египте, и что в Смирне, в Пергаме (откуда слово пергамент) и в Александрии, а не в Афинах (которые служили местом ссылки), возникла впервые греческая литература, на ряду с еврейской, в Библосе, от которого происходит и слово Библия.

Чтоб не заподозрили меня в тенденциозности, я приведу здесь характеристику национального состояния Ромейской империи в V веке прямо по А. А. Васильеву, прекрасной книгой которого я не раз здесь пользовался и буду пользоваться, хотя в своей «теории человеческой культуры» и стою на противоположной точке зрения.

¹³ Стр. 93.

«Эллинизм в восточной половине Римской империи, — говорит он — должен был, казалось, играть роль одного из главных объединяющих элементов среди ее разноплеменного состава. В действительности же этого не было. Начнем прежде всего с Азии.

«Один ученый писал, что, «если уже в таком мировом городе, как Антиохия, простой человек говорил по-арамейски (по-сиробиблийски), то можно смело предположить, что внутри страны греческий язык был не языком образованного класса, а только тех, кто ему специально обучается». В виде прекрасного примера того, насколько туземный сирийский язык крепко держался на Востоке, можно привести так называемый «Сирийско-римский законник». Древнейшая, дошедшая до нас сирийская рукопись законника написана (как думают!) еще до Юстиниана и, по всей вероятности, в северо-восточной Сирии. Неизвестный нам его греческий оригинал, относящийся по некоторым данным к семидесятым годам V века, был тотчас же переведен на сирийский язык (читатель видит сам, какова проницательность историков: определили, век даже и не существующего греческого оригинала!)».

«Кроме сирийского текста этого законника, до нас дошли две его версии: арабская и армянская, а греческой нигде нет. По всей вероятности, он имел церковное происхождение, так как приспособлен к интересам церкви, и в нем с особенною подробностью рассматриваются статьи по брачному и наследственному праву и смело выставляются преимущества духовенства. Для нас в данном месте важно не столько содержание законника, сколько факт его распространения на Востоке, от Армении до-Египта, на что указывают и его различные версии и то обстоятельство, что заимствования из него встречаются в сирийских и арабских сочинениях XIII—XIV веков. Когда в VII веке восточные области перешли к агарянству, то тот же сирийский законник и под их владычеством получил широкое распространение. Таким образом, этот памятник может служить прекрасной иллюстрацией того положения, что масса населения, не понимавшая тогда ни по-латыни, ни по-гречески, крепко держалась своего родного сирийского (т. е. вульгарного еврейского) языка».

А, ведь, отсутствие греческой версии, при обилии других, — прибавим мы к этому, — является знаменательным.

Даже в Египте, несмотря на то, что в нем был такой мировой культурный центр, как Александрия, эллинизм был слаб. Народная масса продолжала говорить на своем родном египетском языке, а потому и культурная часть, немыслимая без сношения с остальным населением, должна была с самого детства хорошо владеть семитическим языком. И мы видели сейчас, кроме того, что всюду еще крепко держалось арианство, т. е. закон Арона, с его последующими разветвлениями.

«А в западных провинциях Восточной империи, — говорит А. А. Васильев, — т. е. на Балканском полуострове, и в западной части Малой Азии, после начала их готского правительства, некоторое время казалось, что дикие малоазийские исавры займут в столице место, подобно готам».

Ну, а чем же, — спросим мы, — проявили себя греки и латины за все это время? Мы видим, что только греческими и латинскими именами всех этих иверов, исавров, готов и т. д., не знавших, вероятно, даже греческого и латинского языков и не могших, не перековеркавши, произнести на этих языках имена даваемые им западно-европейскими историками!

Коронованная жена восточного императора (395—408 гг.) Аркадия — Евдоксия — была дочерью франка, служившего военачальником в римской армии и, следовательно, не была «Евдоксией». Младший брат Аркадия, Гонорий, получивший в управление Запад, не был «Гонорием», так как был сыном не латинянина и имел еще при жизни отца опекуном Стилихона, представлявшего собою германского варвара... И так далее, и так далее, все в том же роде!

Центральным вопросом государства при Аркадии был вопрос не эллинский, а германский, но и тут много несообразностей.

Нам говорят, что поселенные (!!) на севере Балканского полуострова вестготы, во главе с их вождем Аларихом Балтой, двинулись в самом начале правления Аркадия во Фракию и Македонию и, пройда Фессалию, через Фермопилы, вторглись в Среднюю Грецию. Но взять Афины они не могли не только потому, что их тогда еще не было, но и по причине того, что Аларих, подойдя с войском к афинской стене, увидел там, — говорят нам, — в полном вооружении богиню Афину с мечом и стоявшего перед стеною троянского героя Ахилла. Пораженный этим зрелищем, Балта-царь отступил и с большим трудом пробился на север в Эпир. А пораженный его отступлением из своих владений император Аркадий вдруг удостоил его высоким саном «магистра армии в Иллирике» (Magister militium Illiricum). Но не показывает ли это, что и сам Аларих был только полководцем Аркадия? Ведь готское преобладание чувствовалось тут со времени Феодосия Великого и особенно сильно в столице, где наиболее ответственные места в армии и в администрации находились в германских руках. «В момент вступления Аркадия на престол, — говорит А. А. Васильев, — наибольшим влиянием пользовалась в столице германская партия, во главе которой находился один из главных начальников императорского войска, гот Гайна. Около него сплотились военные люди преимущественно готского происхождения, а готы, как известно, были арианами».

Желая примирить это несоответствие тогдашнего строя Ромеи с ее воображаемым греко-византизмом, А. А. Васильев¹⁴ говорит:

¹⁴ Стр. 97.

«Многие люди того времени сознавали всю опасность германского преобладания. До нас дошел замечательно интересный документ, ярко рисующий настроение некоторых общественных кругов в германском вопросе; это — записка Синесия (т. е. Сознательного человека) «Об императорской власти» или, как ее иногда переводят, «Об обязанностях государя» (Περί Βασιλείας), поданная Аркадию.

Этот «Сознательный человек» из северо-африканского города Кирены, если он не апокриф много более позднего времени, был образованный неоплатоник, принявший христианство, и отправился, будто бы, еще в 399 году в Царь-Град.

«Достаточно будет небольшого предлога, — пишет он, — чтобы вооруженные сделались господами граждан, в тогда невооруженные будут сражаться с людьми, изощренными в военной борьбе. Прежде всего надо устранить иноземцев от начальственных должностей и лишить их сенаторских званий, так как то, что в древности у римлян казалось и было самым почетным, сделалось благодаря иноземцам позором.

«Как во многом другом, так особенно в этом отношении, я удивляюсь нашему неразумию. В каждом доме, мало-мальски зажиточном, найдешь раба скифа (славянина). Они служат поварами, виночерпиями. Скифы же в городе ходят с небольшими стульями на плечах и предлагают их тем, кто желает отдохнуть на улице. Но не достойно ли крайнего удивления то обстоятельство, что те же самые белокурые и причесанные по эвбейской моде варвары, которые в частной жизни исполняют роль прислуги, в политической являются нашими повелителями (да, прибавим и мы: это очень удивительно, и даже не правдоподобно; скорее сами греки были тогда рабами этих, причесанных по европейской моде, варваров!). Государю (тоже не греку!) надо очистить войско, как кучу пшеницы, из которой мы отделяем мякину и все то, что, произрастая, вредит настоящему зерну. Отец твой, по своему крайнему милосердию, принял их мягко и снисходительно, дал им звание союзников, наделил политическими правами и почестями и наградил земельными пожалованиями. Но варвары не так поняли и оценили благородное с ними обхождение: они увидели в этом нашу слабость, что внушило им дерзкую надменность и самохвальство.

«Увеличив набор начальства из нас и укрепив этим наш дух и наши собственные войска, ты восполни в государстве то, чего ему недостает. Против этих людей нужна настойчивость. Пусть варвары возделывают землю (как в древности мессенцы, бросив оружие, служили рабами у лакедемонян) или пусть уходят тем же путем, каким пришли, возвещая живущим по ту сторону реки (Дуная), что у римлян более уже нет мягкости и что над ними царствует благородный юноша!»

Но слог этого послания настолько веет Эпохой Возрождения, что принимать его за документ V века совсем нельзя, да и результата этой мольбы об эллинизации Ромеи не было никакого. Готы, т. е. скорее славяне, при Аркадии были по-прежнему полными распорядителями судеб государства. Они даже боролись друг с другом за власть: так, гот Фравитта разбил гота Гайну во время попытки последнего переправиться в Малую Азию и был удостоен за это консульского звания.

Об императоре Аркадии христианские предания говорят, что он был очень слабохарактерен. Сначала предоставил он управление галлу Руфину, затем евнуху Евтропию и своей жене Евдоксии. Он силой посадил в 396 году Иоанна Златоуста на царь-градский престол патриархом, а потом, когда не сбылось его апокалиптическое пророчество, сослал его в Закавказье, где Иоанн и умер в изгнании.

Он царствовал около 13—14 лет (от 395 до 408 года).

Его библейский двойник, Иоас Богоборческий¹⁵ (т. е. Огонь Грядущего Бога,) царствовал, по Библии, около 15—16 лет и тоже не отступал от ереси Иеровоама, т. е. арианства. Подобно тому, как Иоанн Златоуст умер при Аркадии, так и его двойник Елисей (т. е. Эллин) умер при двойнике Аркадия Иоасе. Но библейский автор почему-то умолчал о столкновении Иоанна с женой Аркадия Евдоксией и предоставил Елисею (имя которого значит Бого-Спаситель и с новой точки зрения есть лишь прозвище Иоанна-Златоуста) умереть не в изгнании, а в присутствии оплакивающего его Аркадия-Иоаса.

«Иоас пришел к больному Елисею, — говорит II книга Царей (гл. XIII, 14), — заплакал над ним и восклицал:

— «Отец мой! Отец мой! О колесница богоборца и его всадники!

— «Возьми лук и стрелы! — сказал ему Елисей, положив свою руку на его руку. — Отвори окно на восток и выстрели. «Иоас отворил и выстрелил.

— «Это — сказал Елисей — стрела твоей победы над Арамеей. Возьми стрелы и бей ими по земле.

«Иоас ударил три раза и остановился.

— «Надобно было, — сказал ему с гневом умирающий пророк, — бить пять или шесть раз. Тогда ты совершенно победил бы арамейцев, а теперь только три раза.

«Елисей умер и его похоронили, а когда через некоторое время второпях положили одного умершего в его гроб, тот моментально ожил, коснувшись его костей».

¹⁵ Интересно, что почти к этому же времени библейская книга «Цари» относит и Иоаса-Богославческого, наоборот — очень благочестивого царя. Но это не одно странное совпадение: точно также царствуют по Библии почти одновременно и два Иорама и т. д. Все это очень похоже на раздвоение той же самой личности на два варианта.

Так оканчивается легенда об Елисее. Хронологически от начала до конца он налегает на Иоанна Златоуста и явно списан с последнего, но не в реальном виде, а в том, в каком он представлялся воображению ближайших мессианских поколений.

В таком же легендаризированном виде списан с Аркадия и библейский царь Иоас.

Лишь только при сыне Аркадия Феодосии Малом (408—430) мы впервые находим гречанку в качестве императрицы. Он, — говорят нам, — имел вкус к литературе (но только к греческой ли, а не египетской библейской?) и женился на дочери афинского Философа Афинаиде, названной Доброславною (Евдокией). Получив в Афинах прекрасное образование и обладая литературным талантом, она, — говорят нам, — даже написала по-гречески несколько дошедших до нас сочинений, в которых, помимо религиозных сюжетов, нашли отражение и современные политические события.

При том же Богоданном Феодосии готы, — говорят нам, — владели и Италией. Вестготский вождь Аларих (как будто не нашлось другого имени! Ведь, его же мы имеем в это самое время и для остгота Алариха, отраженного от Афин богиней Афиной!) взял Рим (который тогда был еще беззащитным поселком¹⁶), и «это событие произвело на современников, будто бы, потрясающее впечатление».

¹⁶ См. «Христос», книга V.

«В западной Европе и в северной Африке образовались тогда первые варварские государства. В восточной же части империи Феодосию пришлось столкнуться с гуннами, нападавшими на византийские пределы и в своих опустошительных набегах доходившими до стен Царь-Града. Император должен был уплатить им большую сумму денег и уступить землю на юг от Дуная. Установившиеся после этого мирные отношения с гуннами повели к отправлению к ним в Паннонию (т. е. в страну панов) посольства во главе с Древним человеком (Приском), который составил в высшей степени интересное описание как двора Аттилы, так и нравов и обычаев гуннов. И многие черты в описании этого Древнего человека должны относиться только к славянским племенам, за одно из которых он и считает гуннов (т. е. венгерцев)».

Я перейду теперь опять к религиозному вопросу.

Во всех моих шести предшествовавших томах, я приводил доказательства, что никакого Христа не было до основателя христианского богослужения Великого царя (по-гречески Василия Великого) или, вернее, до Юлиана Философа. Посмотрим теперь, что говорят об этом историки Византии.

«Первые два вселенских собора, — говорит А. А. Васильев,¹⁷— окончательно решили вопрос о том, что Иисус Христос есть бог и вместе с тем человек. Но последнее решение далеко не удовлетворило пытливые богословские умы, которые (будто бы, через 300 лет!) стали заниматься вопросом о способе соединения в Иисусе Христе двух природ и о взаимном их отношении. Из Антиохии еще в конце IV века (после «Рождества Христова!») вышло учение о том, что полного слияния обеих природ в Иисусе не было. В своем дальнейшем развитии это учение доказывало полную самостоятельность человеческой природы в Иисусе Христе, как до соединения, так и после соединения ее с природою божественною. Пока это учение не выходило за пределы ограниченного кружка лиц, оно не вызывало в церкви больших смут. Но ко времени появления на константинопольском патриаршей кафедре убежденного сторонника этого учения, антиохийского пресвитера Нестория, обстоятельства изменились: последний сделал антиохийское учение общецерковным. Новый патриарх, знаменитый своим красноречием, сразу же после посвящения обратился с такими словами к императору:

— Дай мне, государь, очищенную от еретиков землю, и я за это дам тебе небо; помоги мне истребить еретиков, и я попомогу тебе истребить персов.

¹⁷ Там же, стр. 103.

«А под еретиками Несторий разумел всех тех, кто не разделял его взглядов на самостоятельность человеческой природы в Иисусе Христе. Деву Марию Несторий называл не богородицею, а христородицею. Но против слова «христородица» сильно восстал александрийский патриарх Кирилл и папа Целестин, осудивший на Римском соборе это еретическое учение. Император Феодосий созвал в Эфесе третий вселенский собор, который осудил несторианство (431 г.). Несторий был отправлен в ссылку в Египет, где и умер.

Так объясняют церковные историки Эпохи Возрождения возникновение несториан, существовавших до нашего времени в Персии, Индии, Аравии и даже Китае, т. е. в тех же самых местах, где господствует и будизм, «религия пробуждения». И интересно, что в это же самое время в венгерском Буда-Пеште жил и брат Атиллы — Буда.

Кроме того, я уже показал,¹⁸ что и сам собор был созван не по поводу клерикальных разногласий, а по астрологическим причинам. Он собрался в ожидании конца мира 1 февраля 431 года, вследствие того, что все планеты, кроме Венеры, в этот день должны были сойтись в созвездии Рима — Козероге, а Венера должна была оказаться в созвездии Христа—Рыбах (табл. Ха).

¹⁸ «Христос», кн. III, стр. 408.

ТАБЛИЦА Ха.
Гороскоп Ефесского Собора,
Собора Козерога — 1 февраля 451 года.

Да и самое имя Несторий значит «Возвращение Господа». Поэтому и осуждение Нестория было просто осуждением того, кто напугал публику пророчеством о кончине мира в этот день, и созвал епископов в Ефес для торжественной встречи там возвращающегося Христа. Что же касается до существовавших до последнего времени несториан, то это их название первоначально значило: «общины ожидающих возвращения Христа» и только потом персонифицировалось в Нестора и оделось у европейцев особой догматикой, а у азиатов это были основоположники будизма, от славянского слова будить.

Однако, неудача предсказания была, конечно, (как и в примере Иоанна Златоуста, он же — пророк Иона Библии) объяснена тем, что господь смилостивился над грешниками и отложил снова свой приход, чтоб дать им время покаяться. Она не привела к крушению астрологического метода, лежавшего в основе тогдашнего апокалиптического христианства Иоанна и Иезекиила, которое со страха начали признавать и сами византийские цари, хотя и трудно сказать, с какого времени. Уже через 18 лет после Ефесского разочарования появились возвратные течения, и в 449 году, по желанию александрийского епископа с сенсационным: именем Божий Сын (Диоскор), был созван в Ефесе же повторный собор, который оправдал несториан, и император Феодосий II присоединился к его решению. Это был тот самый собор, снова провалившийся в ожидании Христа в 451 году при схождении большинства планет в Деве,¹⁹ который, несмотря на всю его законность, позднейшие теологи,  прозвали разбойничьим, а не христианским.

¹⁹ В 451 году 11 сентября Марс был в Скорпионе, Венера в Яслях Христа (в Раке), а все остальные планеты в Деве.

Много правдоподобнее и важнее сообщение греческих историков об основании в Царь-Граде Феодосией II первого в истории человечества университета — в 425 году нашей эры.

Считая это сообщение хронологически правильным, я не могу здесь не остановиться на его великом историческом значении, которого историки старой школы, конечно, недооценивают, относя существование светских высших школ и светских государственных библиотек чуть не в ледниковый период. С нашей же точки зрения университет Второго Богоданного заря (Феодосия II), которого средневековые историки почему-то окрестили вместо Великого Малым, был первою государственною высшею школою на земном шаре, и 425 год знаменует собою как раз начало новой эры в жизни человечества.

Это было первое зарождение преемственной науки, а с нею и первая возможность непрерывной и продолжительной исторической традиции.

Развеем же, читатель, мистический туман, окутывающий и до сих пор наши головы, и тогда мы сквозь призраки необузданного воображения наших предков увидим следующие реальные и неоспоримые факты.

Наука ни теперь, ни особенно в древности не была забавой, вроде танцев, а серьезным трудом, который только невеждам кажется легче физического труда. Она требовала всегда, чтобы отдавшийся ей посвятил ей всю свою жизнь целиком, а не в смысле развлечения после молотьбы хлеба или изготовления гвоздей на кузнице, или продажи их на рынке.

Научный труд был результатом уже прочно установившегося разделения труда на физический, торговый и административный, но его деятели отличались тем, что не могли поддерживать своего существования ни тяжелым физическим, ни торговым трудом, ни силою оружия, а пользы его для себя не сознавал тогда еще ни один класс, так как все они были невежественны, и мы видим, что первичная наука укрылась первоначально под мистическим покровом храмовых поселений. Она существовала первично на дары и приношения окружающей публики в местечках, почему-либо внушивших окружающему населению суеверный страх, особенно вблизи вулканов или в местах сейсмических катастроф, или на границах песчаных пустынь, которые (как в Египте) воображение близких к ним обитателей населяло сверхъестественными существами. Считая поселившихся тут смельчаков находящимися в постоянных добрых сношениях со сверхъестественным миром, соседнее, а нередко даже и отдаленное, население, желающее найти себе таинственную защиту, сносило им свои дары и давало возможность обеспеченного существования и им, и их детям. Так возникла первая, поневоле мистическая наука, а с нею и религиозные отрывочные записи и скомпанованные из них значительные книги религиозных сборников, вроде библейского Пятикнижия, а потом и Пророчеств.

Но светской науки или литературы, вне связи с мистикой, такие поселения не могли дать: это было бы отрицание их самих.

И вот, когда мы читаем о частных классических школах, вроде школы Фалеса (в минус 639, — 546 г.!!), вычислившего будто бы даже солнечное затмение, или школ Анаксимандра, Ксенофана, Парменида, Зенона, Гераклида, Эмпедокла, Левкиппа, Демокрита, Протагора, Горгия, Сократа, Платона, Аристотеля, Зенона, Хризиппа, Эпикура, Плутарха, Пифагора, Цицерона и т. д. (не перевожу на этот раз их имен на русский язык, чтоб не смущать ортодоксальных историков), — то прежде всего мы видим, что они не были преемственными, а всегда возникали неожиданно, как грибы после дождя, и затем пропадали с исторической сцены, после смерти их основателей, не оставив от себя никаких следов на всем ясном поле зрения последующей истории. И кроме того, мы не можем не спросить, на чьи же средства существовали эти древние философы, повидимому совершенно чуждые современному им жречеству, и не способные собственными руками обеспечить себе и своему семейству ни жилища, ни одежды, ни пищи и питья?

Ведь, только один Диоген, — говорят нам, — поселился в какой-то брошенной на улице винной бочке, куда стекались толпами к нему ученики. А для серьезного ученого и мыслителя, кроме бочки, нужна, ведь, еще и библиотека, и письменные принадлежности и некоторые приборы, вроде алхимических, или инструменты, вроде астрологических и медицинских, а для историков не-шарлатанов необходимы еще и архивы. Неужели и они были развешаны по стенам бочек?

Ничего подобного историки нам не описывают, они дают только голые имена почти всегда одиноких деятелей, и притом часто очень смешные, вроде Пифагора (т. е. Оратора вонючего собрания), или тенденциозные, вроде Сократа (Спасителя власти) и жены его Ксантиппы (Гнедой Кобылы).

Но кто же кормил и одевал всех этих, древних Ораторов вонючих собраний, Спасителей Власти и их жен — Гнедых Кобылиц? Историки молчат, и выходит совсем как в классических и средневековых былинах, где герои переходили через пустыни, переплывали через моря, все время ничего не пивши и не евши.

Кроме того, как я только что показывал, ни один великий ученый, кроме разве Гермия Триждывеличайшего, да Афины Паллады, не являлся из чрева своей матери во всеоружии знаний, а, прежде чем начать свое собственное мышление, должен был посвятить много лет на изучение того, что мыслили до него предшественники. А как же сделать это, не имея в своем распоряжении продолжительное время существующей, а следовательно имеющей из поколения в поколение своих штатных хранителей, библиотеки? Ведь, библиотека есть основа всякой серьезной науки. Вот, например, хоть это самое мое исследование. Разве я мог бы написать его, не имея возможности пользоваться сокровищами мировой литературы, собранными в наших Академической, Публичной и Пулковской обсерваторской библиотеках и в музеях за 200 с лишком лет существования нашей «Северной Пальмиры»?

Основным положением современной истории должно быть такое.

В государствах, где (как большею частью в Азии), нет государственных национальных книгохранилищ, не может быть и национальной истории. Историки Персии должны, прежде всего, указать, какими библиотеками и музеями Тегерана и Испагани они пользовались и как давно основаны тамошние библиотеки? Историки Китая должны указать, из каких книгохранилищ и музеев Пекина и Нанкина получили они свои первоисточники и какова история самих этих китайских национальных библиотек? Надо еще установить историю истории Китая и Персии, прежде чем самоуверенно говорить о их древнем, среднем и новом царствах, иначе и с их историей мы попадем в такое же смешное положение, как с историей пророка Магомета, которую впервые узнали магометане от мистера Пококка в Лондоне, как я уже показывал в VI книге «Христа».

Нам говорят об уничтоженных Александрийской, Пергамской и других библиотеках, но на чьи же средства и кем переписывались до того их тратившиеся от употребления рукописи, на чьи средства содержался штат их хранителей? А кроме того, большинство из перечисленных мною здесь философов имели свои школы не в Александрии и не в Пергаме. Так, — как же они учились без библиотек и как без них преподавали?

Здесь все так фантастично, что годно только для волшебной сказни, а не для реальной истории.

И вот, впервые в V веке нашей эры, и не в отдаленных провинциях Великой Средиземноморской империи, а, как и следовало ожидать, в самом ее центре, мы видим при Феодосии II основание первой исторически правдоподобной светской высшей школы, и значит до нее были только духовные школы при храмах. И с этого же момента может датироваться правдоподобная историческая литература, может быть уже и на греческом языке. А храмовая предшествовавшего периода, кроме оппозиционной, вроде Апокалипсиса, конечно, была главным образом еще на библейском языке.

Но даже и в пятом веке нашей эры библейский язык был, вероятно, еще главным литературным языком, и мы видели уже в I томе этого нашего исследования, что бывшее при Феодосии II сверхполное солнечное затмение 19 июля 418 года, прошедшее прямо через Рим и Босфор, послужило поводом к составлению библейского пророчества «Сильный» (Амос, по-еврейски). А греческая национальная литература получила сильный толчок и стала в оппозицию к еврейской у мессианцев, вероятно только благодаря появлению на греческом языке Апокалипсиса, который все интеллигентные люди спешили прочесть в подлиннике, благодаря его огненному языку, давшему его автору прозвище «Златоуста».

Итак, в 425 году, — говорят нам, — богоданный царь Феодосии II издал указ об основании в своем царстве светской высшей школы. Профессоров в ней было 31, они преподавали грамматику, риторику, законоведение и философию, будто бы, частью на латинском и частью на греческом языке (???).

Указ говорил о трех риторах (oratores) и десяти грамматиках, как преподавателях латинского языка; о пяти софистах (sofistae) и десяти грамматиках, как преподавателях греческого языка. Но не выходит ли отсюда, что оба эти языка были тогда иностранными в Царь-Граде, а административным языком был библейский? Выходит, как будто — да! Кроме двадцати восьми латинистов и эллинистов устав предусматривал еще. одного специалиста-философа и двух юристов, а о библейском языке, который тогда был самым ученым и притом простым наречием господствовавшего в западной Азии сирийско-арамейского языка, в указе странным образом не упоминается. Как будто правящие классы и без того говорили на нем от рождения! Для светской высшей школы было отведено особое здание с залами, где читали лекции. Профессора пользовались определенным содержанием из государственных средств и могли дослужиться до очень высоких чинов. Высшая школа Феодосия II и является таким образом первым очагом, около которого объединялись умственные силы империи.

Ко времени того же «Богоданного царя», Феодосия II, относится, — говорят нам, — также древнейший, дошедший до нас сборник указов римских императоров — Codex Theodosianus, имеющийся, однако, только на латинском языке. Он распадается на 16 книг, которые подразделяются на известное число глав (tituli). Каждая книга охватывает какую-либо сторону государственной жизни. Постановления о должностях, о военном деле, о религиозной жизни распределены в хронологическом порядке.

Но вот — опять курьез. Мы только что указывали на полное отсутствие греческого влияния в Византии, а здесь получается и еще сюрприз. Даже этих законов нет на греческом языке... И кроме того, — еще неожиданность. Нам говорят, что известный «Римский закон вестготов» (Lex Romana Visigothorum), предназначавшийся для ромейских подданных Вестготского королевства, представляет собою не что иное, как зародыш Феодосиева кодекса. Правда, что он называется также Бревиарием Алариха (Breviarium Alaricianum), т. е. Краткая запись Алариха. Но это название, вероятно, позднейшее, а в период раннего средневековья на Западе, когда ссылались на «римский закон», то имели в виду всегда «Римский закон вестготов», а не тот, Феодосиев кодекс, который мы имеем теперь. Последний, таким образом, появился в законодательстве Западной Европы на латинском языке только в средневековье, включая и Бревиарий Алариха, сделавшегося главным источником римского права на Западе Европы.

Значит, и сам кодекс Феодосия II, в том виде, как мы его имеем по-латыни, обращается в апокриф, вместе и с якобы предшествовавшими ему «Грегорианским» и «Гермогенианским» кодексами, от которых нет никаких следов.

В это же время произошла повидимому перемена религии, так как библейский изотоп Феодосия II, царь Озия, является уже вместо богоборческого богославным. Он царствовал над богославцами — говорит Паралипоменон (XXVI, 3), — целых 53 года (тогда как для Феодосия II дано эллинистами только 40 лет). Он был благочестив, дружил со священником Захарией, но потом возгордился, захотел сам священнослужить и был поражен за это проказою. На этом моменте прерываются и латинские вариации апокрифического типа.

Феодосии II умер, — говорят нам, — не оставив потомства, и престарелая сестра его Прекрасная (Пульхерия, по-латыни) вступила в брак с Межевщиком (Маркианом, по-латыни), родом из Фракии, который и был провозглашен правительствовавшими тогда вестготами (т. е. славянами) императором. Но через семь лет он был убит предводителем исаврийских войск Львом I (457—474), севшим вместо него на престол.

При Маркиане, — говорят нам, — был созван в 451 году четвертый вселенский собор в Халкедоне, объявивший предшествовавший ему Ефесский собор 449 года разбойничьим, а не христианским. Он-то, — говорят нам апокрифисты, — и выработал религиозную формулу, установившую богочеловечество Христа. Собор признал, — говорят они нам, — «Христа за сына божия, единородного и познаваемого в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно», как это сделалось одним из главнейших устоев дальнейшего вероучения православной церкви.

Кроме того, Халкидонский собор, в своем 28 каноне, — говорят нам, — предоставил «равные преимущества святейшему престолу Царь-Града, справедливо рассудив, что город, предпочтенный царским правительством и синклитом и имеющий разные преимущества с древним царственным Римом, должен быть возвеличен, подобно ему, и в церковных делах.

И вот, это самое «уравнение» и показывает нам апокрифичность всего того, что приписывается Халкидонскому собору. Ведь, с Царь-Града и списан классический Рим, перенесенный латинскими апокрифистами в Италию и в далекое прошлое!

В V книге «Христа» я уже показывал, что никакого древнего царственного Рима, кроме Царь-Града, никогда не было, а в III книге я дал даже и астрологическое объяснение Халкидонскому собору 451 года. В этом самом году 11 сентября Солнце, Луна, Сатурн, Юпитер и Меркурий были, как я уже имел случай упомянуть выше, в созвездии Небесной Девы, которой тогда начали придавать особенное значение, благодаря словам Апокалипсиса: «Я видел (на небе) женщину, одетую Солнцем, под ногами ее была Луна, а над головою ее венец из 12 звезд». А из двух остальных планет Марс был тогда в зловещем сочетании со Скорпионом, а Венера у Яслей Христа, в поворотном созвездии Рака.

Кроме того, в это самое время мы находим и очень странное совпадение. На Западе теократически царит в Итальянском Риме понтифекс максимус Лев I Великий (440—461 г.), а на Востоке в Балканском Риме сидит тоже Лев I Великий (457—474 г.). Оба — Львы, и оба — первые, и оба — великие, и оба — одновременно, и оба вдобавок пытаются распространить свою власть на Африку!

Все это как-то странно. А если мне скажут, что в древней истории есть много и более странных совпадений, то от этого не становится для нее лучше. Выходит, как будто первый Римский Понтифекс Максимус Лев есть простая вариация Римского же императора Льва I, еще считавшегося своим и в Италии.

Но вот Лев I умер, и его сменил человек с мало подходящим (с точки зрения современного нам историка церкви) для христианина именем Зенон,²⁰ т. е. Зевсианец (471—491 г.), причем славянское (готское) влияние сменилось, — говорят нам, — в Царь-Граде малоазиатским.

²⁰ От греческого Зен (Ζήν), вульгарное название Зевса-Громовержца.

Со временем его связаны очень важные события в Италии. Во второй половине V века там получили главное значение предводители германских, т. е. тоже готских дружин, и в 476 году один из предводителей их Одоакр (или Одовакар) низложил последнего западного вице-императора, юного Ромула Августула, и стал сам править в Италии. Но чтобы закрепить свое право на управление Италией, он отправил от имени римского сената посольство к Зевсиаицу с уверением, что для Италии не надо особого вице-императора, что император должен быть только один и просил пожаловать его титулом римского (т. е. ромейско-византийского) патриция и уполномочить управлять Италией.

Просьба Одоакра была исполнена: он стал узаконенным правителем Италии. А не такими ли же были и прежние??

«Прежде считали 476 год годом падения Западной Римской империи, — говорит по этому поводу А. А. Васильев (стр. 118), — но это не верно, так как в V веке еще не было особой Западной империи: была, как и прежде, одна Римская (Ромейская), которой управляли два государя-соправителя: один в восточной, другой в западной ее части (т. е. два медведя в одной берлоге!) А в 476 году в империи стал один император Зенон».

Однако, это продолжалось недолго. Вождь вестготов в Паннонии Теодорих двинулся в Италию. Он победил Одоакра, взял его главный город Равенну и основал в Италии, уже после смерти Зевсианца, остготское королевство со столицей в Равенне, а Итальянский Рим, как мы уже видели в V томе, был еще и в это время лишь провинциальным городком, местом пилигримства к какому-то метеоритному камню (апостолу Петру, по-гречески).

Самым важным вопросом внутренней жизни при Зеноне была смута в государстве благодаря религиозному разномыслию. В Египте, Сирии и частью в Палестине и Малой Азии население твердо держалось монофизитства «Христа» и, вероятно, не в смысле единой божеской природы, а наоборот, — чисточеловеческой. Желая найти примирительный выход из создавшегося положения, царь-градский патриарх Нескверный (Акакий), предложил царю Зевсианцу вступить на путь примирения при помощи взаимных уступок. Согласившийся с патриархом император издал в 482 году Акт Единения (Энотикон), адресованный ко всем церквам, подведомственным александрийскому патриарху. Предавая анафеме Нестория и Евтихия с их единомышленниками, он называл Христа единосущным Отцу по божеству и единосущным нам по человечеству».

«Всякого, кто думал или думает иначе, будет ли то теперь или в другое время, в Халкидоне или на каком другом соборе, того мы предаем анафеме».

Однако, Энотикон Зенона (если только он не позднейшая выдумка) внес только новые осложнения в церковную жизнь Византии, увеличив число партий. Часть духовенства, — говорят нам, — поддерживала Акт единения. Но появились акимиты, т. е. неусыпающие (так как в их храме служба совершалась непрерывно в течение целых суток, для чего они были разделены на три смены), и акефалиты, т. е. безглавые, так как они не признавали принявшего Энотикон александрийского патриарха. Восстал, — говорят, — против Энотикона и римский папа (которого тогда еще не было, а был только понтифекс) и предал анафеме царь-градского патриарха Нескверного, а тот вычеркнул его из церковных диптихов, т. е. перестал поминать. Так произошел первый разрыв между восточной и западной церковью, продолжавшийся до 518 года.

После смерти Зенона вдова его Ариадна «отдала свою руку» престарелому Анастасию (т. е. Воскресшему из мертвых), родом из Диррахиума, занимавшему довольно скромную придворную должность силенциария (церемониймейстера). Воскресший из мертвых был коронован в императоры. Он изгнал «исавров», т. е. малоазийцев, из столицы, конфисковал их имущество и лишил должностей, а затем в упорной шестилетней войне окончательно смирил их в самой Исаврии. Многие из них были переселены во Фракию. Так закончился сравнительно короткий период исаврийского влияния в Византии. А, ведь, слово «исавр» очень созвучно со словом иса-урос, т. е. страж Исуса.

И вот, впервые на Балканском полуострове упоминается имя болгар, в связи с остготскими передвижениями на севере.

«Принимая во внимание неосведомленность хронистов того времени в этнографических наименованиях северных народов, — говорит А. А. Васильев,²¹— в именах готов и скифов можно видеть понятие собирательное, и наука считает возможным находить среди них и славян. Византийский писатель начала VII века Феофилакт даже прямо отожествляет готов со славянами, и они впервые начали производить вторжения вместе с болгарами на Балканский полуостров. «Готские всадники, опустошив Македонию, Фессалию и Эпир, доходили до Фермопил». Профессор Дринов, на основании изучения географических и личных имен греческого полуострова, возводил начало его заселения славянами уже к концу II века нашей эры». Значит, греки заселили его позднее.

²¹ Стр. 116.

В западной Европе, во время Анастасии (491—518) Теодорих (Богодарованный царь) сделался остготским королем в Италии, а на далеком северо-западе, еще до вступления Анастасия на престол, Хлодвиг основал франкское государство. Но это еще не значит, чтобы там было отвергнуто главенство «Римского» (Ромейского) императора. Когда готы провозгласили Теодориха в Италии королем, «не подождав, — как говорит современный хронист, — распоряжения нового принцепса», т. е. Анастасия, Теодорих сам .просил последнего прислать ему знаки императорской власти. А Хлодвигу франкскому Анастасий послал диплом на консульское достоинство, которое было принято с великою радостью.

Такие отношения византийского государя к западным германским государствам показывают, что даже и в начале VI века на Западе господствовала идея единой «Римской империи».

При нем, — как говорят нам, — впервые был выпущен указ о запрещении борьбы людей с дикими зверями в цирках. А цирк тогда еще не отделился от церкви.

Значит, вплоть до VI века гладиаторство практиковалось во славу божию.

назад начало вперёд