ГЛАВА II
ВИЗАНТИЙСКИЙ СРЕДНЕВЕКОВЫЙ АНТИК

 

Недавно у нас, на берегах Невы, сделано одно из первоклассных открытий, бросающих совершенно новый свет на всю историю средневековой культуры. Я говорю о «Византийском средневековом антике», существование которого теперь впервые установлено Л. А. Мацулевичем в его замечательном труде, вышедшем на немецком языке,1 с русским послесловием, из которого я сделаю несколько выдержек и приведу несколько рисунков из текста.


1 L. Matzulewitsch. Byzantische Antike. Berlin, 1929.


«Памятники, сопоставленные в этой книге и издаваемые, большей частью, впервые по фотографическим снимкам, — говорит автор, — представляют интерес не только сами по себе. Их значение не ограничивается кругом частных вопросов. Их роль значительно шире. Они выдвигают крупные культурно-исторические проблемы. Самый же род издаваемых здесь памятников очень ограничен. Это — почти исключительно серебряная утварь богатых классов константинопольского и варварского общества. Неправильная оценка как формы этих предметов, так и их рельефных украшений были причиной долгих заблуждений относительно них. В самом деле, они сохраняют строгие формы поздне-античных сосудов. Расположение рельефов и сюжеты взяты из античной мифологии или передают излюбленные жанровые сцены. В общем характере и приемах изображения, в мотивах орнамента — во всем, казалось, античность выражена столь ярко и цельно, что, как будто, не остается места для сомнений в том, что мы имеем здесь дело с представителями античного искусства. Поэтому большинство сопоставленных в настоящей книге памятников и считалось изделиями II—III веков нашей эры, а дата одного низводилась даже к концу I века. Задача настоящего исследования доказать, что все эти памятники относятся к VI и VII векам нашей эры. Таким образом, датировка их передвигается на четыре — на пять, а в одном случае даже больше, чем на пять веков. Такое значительное передвижение, не могущее не повлечь за собой пересмотра важнейших культурно-исторических вопросов, должно быть обставлено доводами, не допускающими индивидуальных отклонений. Этой ответственной задаче и посвящены, преимущественно, первые главы настоящего исследования».

 


Рис. 44. Ромейский Серебряный ковш с изображением бога Нептуна на ручке (см. первый рисунок) и рыбной ловли сбоку. Царь-градская работа начала VII века нашей эры. А прежняя датировка: I век.
Государственный Эрмитаж. (По Л. А. Мацулевичу.)


Рис. 47. Серебряный ковш с изображением Нептуна.

 

Затем Л. А. Мацулевич излагает свой метод определения времени.

«Большинство издаваемых здесь сосудов снабжено клеймами — говорит он. — Эти-то клейма и являются признаками, которые позволяют установить абсолютную дату памятника. Изучение процесса изготовления таких предметов с несомненностью устанавливает, что византийские клейма выбивались на листах серебра, еще не отделанных окончательно. Распространенное мнение о наложении византийских клейм на готовые древние предметы оказывается здесь несостоятельным по чисто техническим причинам. Сохранившиеся клейма, в большинстве случаев, просто не могли быть выбиты на тех местах, где они находятся, после того как данный предмет был окончательно отделан.2 Поэтому датировка клейм служит одновременно и датировкой всего изделия».


2 Например, клейма загнуты вместе с загнутой поверхностью сосуда. Видно, что их наложили на лист серебра, когда он еще был плоским, т. е. служил материалом для сосуда. Н. Морозов.


«Время клеймления устанавливается в настоящем исследовании преимущественно на основании определения личностей бюстов, помещаемых в некоторых клеймах. Изучение их приводит к выводу, что это — изображения византийских императоров. Они даются в монетном типе, причем наблюдается строгий параллелизм между портретами на монетах и портретами на клеймах.


Рис. 45. Мелеогр и Аталанта после охоты на зайцев. Царь-градская работа — десятые или двадцатые годы VII века нашей эры. Царствование Тераклия, прежняя датировка II или III век. Государственный Эрмитаж. (По А. А. Мацулевичу.)


Рис. 46. Так называемое «поздне-римское» серебряное блюдо. Нереида, несущаяся по морю на гиппокампе в сопровождении тритонов. Найдено в окрестностях Баку. Принятая датировка: II—III век нашей эры а по характеру рисунка — того же времени, как и остальные, (По Л. А. Мацулевичу.)
 

Изменению портретных признаков или деталей одеяния на монетах соответствуют изменения их и на клеймах. Так, в одних случаях император Ираклий (610—641) изображается молодым с небольшой округлой бородой и с характерно подстриженными волосами, в других случаях —стариком с очень длинной бородой и с длинными, торчащими в стороны, усами. Первый вариант соответствует монетным изображениям до 629—630 годов, второй от 629 до 641 годов. Приведенный пример показывает, что точность датировки клейма, а тем самым и всего предмета, может быть доведена в некоторых случаях даже до одного-двух десятилетий. Датировку, сделанную на основании портретных изображений, подкрепляют в отдельных случаях некоторые монограммы или надписи, помещенные на сосудах. Все эти данные позволили определить абсолютную дату каждого издаваемого в настоящей книге памятника. Время изготовления ни одного из них не уходит за пределы VI века и первой четверти VII».

«Византийская утварь из серебра, — продолжает Л. А. Мацулевич, — точно датируемая на основании клейм VI и VII веков, дошла до нас в таком количестве экземпляров, что вопрос о случайности на них сюжетов из античной мифологии должен быть исключен. К тому же круг клейменных памятников может быть еще расширен за счет стилистически однородных и одновременных с ними памятников без клейм. Утварь эта, конечно, принадлежала высшему классу, ее употребление было связано с узким общественным кругом, но античная традиция, ярко выраженная в украшающих ее рельефах, не замыкалась в этом тесном круге.

«Хронологически византийские изделия непосредственно соприкасаются с собственно античными памятниками и являются непосредственным их продолженном (а с нашей точки зрения, — прибавлю я, — относящей «классический антик» в Эпоху Гуманизма, наоборот — началом). Они непрерывной линией протягиваются через все VI столетие, от его начала вплоть до середины VII века, и являются ярким показателем процессов, длительно развивавшихся в Средиземноморьи.»

Л. А. Мацулевич показывает затем, что «византийский средневековой антик» много проще классического.

«Рельеф, как таковой, — говорит он, — не имеет пластических свойств и приближается к графической трактовке изображения. Мелочная орнаментация деталей при помощи пунктира очень распространена. Пространственные соотношения между отдельными частями картины постоянно нарушаются, происходит разрыв между фигурой и почвой. Ландшафтные элементы подчас вовсе отсутствуют, и изображение повисает на фоне. Сравнительный анализ этого стиля и, в частности, решение вопроса об отношении «византийского антика» к антику эллинистическо-римскому является, поэтому, одной из существенных задач».

Все это — прибавим мы от себя — совершенно правильно, но с дальнейшими выводами автора никак нельзя согласиться.

Желая выйти из тупика, в который приводят историю древнего классицизма новейшие исследования, руководимые данными опыта, техники и естествознания, и не решаясь идти, как я, на полный разрыв с традицией, Л. А. Мацулевич прибегает к остроумному, но мало убедительному приему. Он объясняет этот кажущийся с обычной точки зрения шаг назад «скрещиванием» высшей эллинской культуры с низшею — варварскою, — причем (скажу своими словами!) подобно тому, как от скрещивания коня с ослицей происходит мул, так, будто бы, и от соединения высшего классического антика с низшим, варварским произошел этот средневековой византийский антик.

«Византийский антик, — говорит он, — нельзя оценивать как дегенерацию античности, как качественное падение античного искусства. Мы имеем дело не с падением, не с разложением чего-то уже отжившего, а с новым — скрещенным средневековым искусством ...». «Варварское» художественное мировоззрение, «варварское» понимание художественной формы сплавлялось в общем горниле Византии с античным наследием и дало «Византийский антик».


Рис. 48. Ромейский серебряный ковш с изображением Ниломера, стоящего в виде столба. На борту изображен египетский ландшафт, а на ручке — бог Нептун. Царь-градская работа первой четверти VI века нашей эры. Прежняя датировка: II или III век. — Государственный Эрмитаж. (По А. А. Мацулевичу.)


Рис. 49. Ромейский серебряный ковш с изображением Нереиды на морском льве. Десятые или двадцатые годы VII века. (Первые два десятилетия царствования Гераклия.) Царь-градская работа. — Государственный Эрмитаж. (По А. А. Мацулевичу.)

 

Да простит меня высоко ценимый мною автор за мой скептицизм в деле этого «скрещивания». Биологическое скрещивание действительно дает среднюю форму, как в только-что приведенном мною примере, но не то бывает при смешении двух различных культур, которое притом же происходит лишь тогда, когда одна из них преодолеет разделявшие их прежде преграды, как это было, например, при открытии Колумбом Америки или Куком Австралии.

Тогда низшая культура постепенно ассимилируется с высшею, а высшая не только не понижается от того у себя на родине, а приобретает, наоборот, дополнительный импульс к своему дальнейшему развитию и усовершенствованию. Вот почему открытие Л. А. Мацулевича несравненно более важно, чем думает он сам. Его «византийский антик» с точки зрения вырабатываемой мною новой хронологии и новой теории человеческой культуры (на основах ее преемственной непрерывности) есть не скрещение классического коня с варварской ослицей средневековья по биологическому принципу, а зародыш самого классического антика из господствовавшей до него и в самой Византии «варварской культуры».


Рис. 50. Ромейское плоское блюдо, найденное при раскопке поля близ города Кунгура Пермской губернии, при которой найдено в земле и несколько других в том же роде, вероятно для «поднятия урожая». Царь-градская работа второй четверти VI века нашей эры. Появление богини Венеры-Афродиты в виде фригиянки в шатре Анхиза. — Государственный Эрмитаж. (Но Л. А. Мацулевичу.)


Рис. 51. Обломок ромейского глиняного церковного блюда, повидимому употреблявшегося при причащении, судя по остатку надписи. В начале после точки: ΚΥΡΙΕ ΒΟΗ[ΘΕ] (господи, помоги), а в конце надписи: [Θ] ΥСΙΑСΤΗΡΙΟΝ СΟΥ (алтарь твой). А между тем здесь на борту — классический сюжет: Нереида, играющая с тритонами. И кроме того в Британском музее есть тоже серебряная шкатулка, найденная на Эсквилине в Риме с христианской надписью и с такими же классическими сюжетами, считаемыми за языческие. — Государственный Эрмитаж. (По Л. А. Мацулевичу).

 

Разрабатываемая мною новая, рациональная теория эволюции человеческого творчества, относящая всех вообще классиков в Эпоху Гуманизма, а греческих, в частности,—в период крестоносной латинской Федерации на Ближнем Востоке, только ставит вниз ногами то, что до сих пор стояло вниз головой. И эта перестановка с головы на ноги теперь неизбежна, и ничто не в силах ее отвратить.

Посудите сами.

По прежним историческим представлениям во все средние века на Балканском полуострове и на прилегающих к нему Ионических островах вместе с культурными прибрежьями Малой Азии не было никакой живописи, кроме иконной, и абсолютно никакой скульптуры, тогда как прежде обе процветали. С большой натяжкой это объяснялось губительным влиянием христианской религии, хотя во все время не было ни одного случая, чтоб греческая церковь запретила, подобно магометанской, и живопись и скульптуру в обычной обстановке богатых жилищ. Даже в период иконоборства уничтожались лишь религиозные кумиры, под девизом поклонения единому невидимому богу. Значит объяснение «клерикализмом» здесь ни на чем не основано.

А вот теперь Л. А. Мацулевич и прямо доказал, что светские изображения, чрезвычайно родственные классическим, но более первобытные по исполнению, многочисленны на серебряных изделиях самой средины византийского средневековья.

Отсюда ясно, что такие же сюжеты разрабатывались тогда в Византии и не на одном серебре... Куда же они делись? Очевидно, — туда же, куда и приведенные нами здесь сосуды, раньше того, чем их исследовал Л. А. Мацулевич: они все были неправильно отнесены позднейшими историками в первые века нашей эры или даже в еще более глубокую древность.

Все это я и пытался доказать читателю в прежних томах «Христа» и еще раз сделаю это сейчас, а теперь прошу только посмотреть на несколько снимков, сделанных мною с фотографий Л. А. Мацулевича, помещенных в его недавно вышедшей книге. Вот они, зародыши той античной живописи, которые так пышно развились в период Латинской империи XIII—XIV веков на том же Ромейском Востоке и, перекинувшись па Запад, вызвали к жизни все наше европейское художество (рис. 44— 52)!


Рис. 52. Ромейское плоское серебряное блюдо, найденное на реке Калгановке Пермской губернии, царь-градская работа двадцатых годов VII века (по клейму императора Гераклия на оборотной стороне). На нем танцуют Менада и Силен. Прежняя датировка: II или III век нашей эры. — Государственный Эрмитаж. (По Л. А. Мацулевичу.)

назад начало вперёд