1 См. Sir William Muir: The life of. Mohammad. Четвертое издание под редакцией T. H. Weir, Эдинбург 1923 г., а первое издание было в 1861 году.
Как будто совершив кругосветное путешествие я вновь возвратился к исходному пункту своего исследования: кто же написал этот Коран, имя которого значит просто «Чтение»?
Верующие исламиты утверждают, что, написал его «Достославный» (по-корейшитски Магомет), которому продиктовал его архангел Гавриил, о чем я уже рассказывал выше, а новейшие арабисты говорят уже, что изложил его в том виде, в каком мы его имеем, некто Зеид (Zeid) при таких обстоятельствах, беллетристическое происхождение которых бросается само в глаза. Дело было говорят нам, — замечательно просто:
— «Я боюсь, — сказал наместник Омар наместнику Абу-Бекру, — что ссора, доходящая до взаимного избиения, может подняться между помнящими изречения Корана на память, и многое из него может быть от того потеряно. Вот, мой совет тебе: дай спешные приказания собрать Коран».
Абу-Бекр, выслушав, согласился с этим и объявил свои желания Зеиду сыну Таида, главному секретарю умершего пророка.
— «Ты человек молодой и разумный, — сказал он, — которого никто между нами не может в чем-либо попрекнуть, и ты привык записывать вдохновенные откровения божьего пророка. Исследуй же Коран и изложи его связно.
Предложение это было так неожиданно для молодого еще Зеида, что он сначала испугался и усумнился в своем праве предпринять такое дело, которое не сделал даже и сам «Достославный» и не приказал делать другим. Однако, уступая соединенным настояниям Абу-Бекра и Омара, он стал повсюду разыскивать главы и отрывки, записанные на «пластинках белого камня и в сердцах людей», а по другим преданиям «на пергаменте и бумаге, на лоскутках кожи и более всего на лопатках и реберных костях съеденных верблюдов и баранов».
«И вот, трудами Зеида, — говорит сэр Вильям Мьюр,2 — эти разбросанные и смутные материалы были в два или три года приведены в порядок и в ту последовательность, в которой мы имеем их теперь».
2 Sir William Muir: The life of. Mohammad. (изд. 1923 г.), стр. XXX.
Приготовленный таким образом оригинал был будто бы отдан Омаром (почему-то) на хранение своей дочери Хавсе, вдове «Досточтимого», и этот экземпляр служил образцом при жизни Омара.
«Но разнообразие выражений, бывших в предшествовавших отдельных записках, или вскоре вкравшихся в копии Зендовского Корана, скандализовали исламитский мир (the Muslim world was scandalised). Откровение, посланное с неба, было ОДНО, но где-теперь его единство?».
И вот, снова является на сцену какой-то Зеид по приказанию наместника Отмана и совершает нечеловеческое дело разыскания рукописей Корана «по всей империи» (значит уже во время Оттоманской империи!) для сверки их со своей первой рукописью, хранившейся у вдовы Хавсы. И вдруг с этого времени все дальнейшие списки Корана стали переписываться без вариаций, и даже чуть ли не без орфографических ошибок, на том же самом чисто литературном, так называемом корейшитском (т. е. постриженском) языке, не существующем до сих пор нигде в качестве народного говора. Не чудо ли это господне?!
Я не буду смущать читателя вопросом, почему наместник. Омар не оставил заказанного им Зеиду образцового Корана в своей собственной канцелярии, а отдал его вдове Хавсе, которую архангел Гавриил не научил даже читать, как научил ее покойного мужа. Я обращу внимание лишь на два основные факта:
1) Коран написан не Магометом, а Зеидом.
2) Указываемое всеми арабистами отсутствие вариаций в Коране и даже единство орфографии в разных его списках безусловно доказывают, что он был средактирован не задолго до того времени, когда его текст был закреплен печатным станком, хотя бы официально и считались и потом годными для. богослужения только одни его рукописные экземпляры.
Значит сказание о вторичном собрании Зеидом всех вариантных рукописей Корана по «империи» по приказанию Отмана может относиться лишь к Отману Завоевателю, справедливо называемому Османом I, и это особенно потому, что только он; положил в 1299 году основание Османской империи, называемой нами Турецкою (оттоманскою). Он умер в 1326 году и потому понятно, что Коран с того времени мог остаться без новых вариаций. С этой точки зрения и одноименный с ним Осман, зять Магомета (644—656), и одноименный с его Зеидом Зеид являются личностями апокрифическими, и исторического значения не имеют.
К каким же векам относят историки древнейшие из имеющихся теперь рукописей Корана? Европейские гебраисты Эпохи Возрождения говорят, что листы Зеидовского Корана попали, почему-то после смерти вдовы-Хавсы не в родные ей Мекку и Медину, а — куда бы вы думали? — в Испанию, в Кордовскую мечеть. Исламит Эдризи даже описывает ритуал их сохранения. Но листы эти, не смотря на такой ритуал, не сохранились и там, а попали, — говорят нам, — почему-то в Африку в Фец, да и там не сохранились, а пропали без следа. Ибн-Батута в XIV веке говорит, что видел их (опять за тысячи километров!) в Басре на Шат-Эль-Арабе у Персидского залива и что на них при нем сохранились еще пятна крови пророческого наместника Омара, убитого врагами, и как раз на словах «бог отомстит им за тебя» (глава II, 138).
Все эти наивные подробности годны, конечно, только для детей, а для историка остается фактом лишь одно то, что древних рукописей Корана нигде нет, и можно быть уверенным — и не было. Мединский манускрипт несомненно подложен, так как в конце его сделана тенденциозная приписка, будто этот экземпляр составлен по поручению самого Османа, чего явно не догадался бы сделать действительный его современник. Ведь для Османа это и без того было бы известно, значит незачем было и отмечать.
Такого рода удостоверительные приписки заранее предвидят, что возникнут сомнения в происхождении и давности рукописи, а потому они всегда делались и делаются теперь только в том случае, если рукопись приготовлена специально для продажи по большей цене, и, следовательно, незадолго до того времени, когда она была продана. Все это я и показывал уже в четвертой книге «Христа» (стр. 287 первого издания), говоря об Алмагесте Абул-Вефы, припечатанного во многих местах латинской печатью с надписью: ex thesauro librorum sultani supremi Schah-Rokh Behadur (из библиотеки верховного султана Шах-Роха Богатыря) даже с современной нам немецкой орфографией слов.
Одно из важнейших доказательств очень позднего происхождения Корана состоит в том, что в нем уже запрещены правоверным азартные игры и вино.
«Верующий! — говорит он (5. 94), — вино, игра в кости и кумиры есть дело сатаны, устраняйтесь этого. Повинуйтесь богу, повинуйтесь посланнику его, будьте осторожны».
Уже Омар, — говорят нам, — ввел в жизнь это запрещение, установивши за пьянство наказание плетьми, и с тех пор правоверные пьют вино лишь тайно. А между тем в сборнике сказок, IX—X века «Тысячи и одной ночи» мы очень часто встречаем еще описания пиров с вином, да и любимый арабский поэт Абу-Новас (756—810 гг.) прославился своими разнообразными песнями в честь вина. Как же это помирить друг с другом? Читатель сам видит, что для нас тут нет другого выхода, как допустить, что Корана в современной его редакции еще не было даже и в X веке и что введен он был не легендарным зятем Магомета, а только Османом Завоевателем около 1300 года нашей эры.
Описание рая в Коране, как мы уже видели, тоже очень позднего происхождения, так как он очень разработан, много лучше христианского рая в средние века.
Знаменитая религиозная тюркская поэма «Мухаммедийе», составленная в XV веке галлипольцем Я зыджи-оглу (умер в 1449 или 1453 году) толкует о его гуриях-нимфах, по переводу профессора В. Д. Смирнова, в таком роде. 3
| После смерти вам райское будет жилище! И раздолье ж там будет насчет всякой пищи! Зацелуют вас там сотни нимф, т. е. гурий, Что возникли из самой светлейшей лазури. Говорят: «Коль они световые созданья, Как возможны тогда им объятья, лобзанья?» Но на этот вопрос вам готов уж ответ: Их субстанция есть осязаемый свет, Так что можно от них наслажденье вкушать, Целовать, обнимать, душу негой питать. Перед свежестью их день горит от стыда, Перед нежностью слов их трепещет луна, И не портят родами они своих тел, Да и ревность друг к другу не есть их удел. Все становятся девами каждую ночь. Этой сладости в мыслях постигнуть не в мочь! По пяти сотен нимф всем вам будет дано, Да таких, что во сне не видал здесь никто! |
И это представление о рае единственная новая и оригинальная прибавка Корана к прежним религиозным представлениям. Все остальное заимствовано из Библии, из Евангелия и из Апокалипсиса.
Наиболее серьезный из ортодоксальных исследователей истории Корана Нёльдеке4 находит, что самые древние рукописи этой книги не ранее IX века нашей эры, или в самом крайнем случае VIII, т. е. появились не менее как через 100 лет после-предполагаемой смерти своего автора, да и это нельзя допустить.
3 Проф. В. Д. Смирнов: «Очерк истории Тюркской литературы, в IV томе «Всеобщей истории литературы» В. Корша и А. Кирпичникова, стр. 475.
4 Nöldeke: Geschihte des Qorans. 1860. S. 325.
Почти полное отсутствие вариантов в правописании заставляет, как я только что сказал, предполагать, что все его многочисленные копии списаны уже с типографски корректированных экземпляров. Иначе как понять однородность текста Корана от Испании до Индии? Арабисты нам говорят: была строгая цензура... Но какая же цензура могла быть в допечатное время, когда каждый писал для себя или частным образом для знакомого, как теперь мы пишем по почте свои письма? О цензуре рукописей и о сохранении в них при всех переписках одного и того же текста может говорить только человек без исторической перспективы в своих представлениях и никогда не переписывавший больших прозаических произведений. Да и как было произвести ревизию всех рукописей, когда они находились одинокими в самых отдаленных друг от друга местах исламитского мира?
И как можно было (даже и в том случае, если составитель современного Корана Зеид действовал по поручению Османа Завоевателя в XIV веке нашей эры) наблюдать без печатных экземпляров за единством текста и за отсутствием случайных пропусков, описок и невольных улучшений рассказа во всех рассеянных по исламитскому миру рукописях?
Все это явно невозможно, а потому приходится допустить, что существующая теперь редакция Корана, окончательно закрепленная, конечно, уже печатным станком, возникла лишь в начале Эпохи Возрождения в Европе и что копии его были не многочисленны до напечатания его текста.
Не лучше обстоит дело и с биографией самого Досточтимого, как уже видел сам читатель из первых глав этой части «Христа», но в виду особой важности предмета я поговорю об этом еще раз более подробно.