Рис. 65. Звездная ночь.
Я не буду утомлять читателя дальнейшим детальным сравнением исследованных здесь мною каталогов: единства их звездной нумерации и текста не оспаривает никто, и потому заключу этот отдел моей книги лишь несколькими общими соображениями о мусульманской астрономической литературе «средних веков».
Только в 1845 году появилась книга Седилло,1 положившая основу систематической разработке арабских документов, оказавшихся в старинных библиотеках Западной Европы.
Стоя на точке зрения старинной хронологии, отделяющей античную науку и литературу от новейшей многовековым пустым промежутком, —автор говорит нам:
«Славная борозда знания, которую ученые Александрийской школы провели среди падения и агонии Рима, прекращается в шестом веке нашей эры, и свет загорается в Европе не раньше, чем через восемьсот лет. Был ли этот длинный интервал периодом невежества и варварства для всего мира?
«Нет! Появляются арабы с мечом в одной руке и с Кораном — в другой, и начинают со смерти Магомета (632 г.) длинную серию побед, которая повергает под их власть наибольшую часть Азии, Африку и Испанию. После падения Омайадов (750 г.) начинается у них новая эра. Военный энтузиазм сменяется любовью к наукам, литературе и искусству. Едва основанный Багдад делается очагом цивилизации, которая ярко светит сразу и на Восток, и на Запад... Кордова и Толедо... Каир, Фец, Марокко... Ракка, Испаган, Самарканд... Они соперничают со столицею абассидских халифов. Греческие книги, переведенные и комментированные, изучаются в их школах, и порванная цепь человеческих знаний восстанавливается отовсюду».2
1 L. А. Sèdillot: «Matériaux pour server à l'histoire comparée des sciences mathématiques chez les grecs et les orientaux». Paris.1845. (Имеется в Государственной Публичной Библиотеке.)
2 Там же, стр. 111
Не правда ли, читатель, как это все похоже на волшебную сказку? Средневековые воинственные арабы, бросив свои мечи, бережно берут в руки свечи, зажженные Птолемеем и Аристотелем, но выпавшие из рук споткнувшихся латинян и греков... Эти свечи светят у них, не сгорая, 800 лет на всем огромном протяжении от испанских Толедо и Кордовы до туркестанского Самарканда и до индийских Дели и Лагора, былых резиденций Великого Могола.... А потомки прежде просвещенных греков и латинян блуждают все это время рядом с ними и даже между ними в глубоком мраке, «впавши в невежество и варварство»... Выходит очень романтично и даже поэтично, но не противоречит ли это основным законам распространения света? Не естественное ли допустить, что никакого 800-летнего южно-европейского и западно-европейского между-арабского потемнения не существовало, и что сочинения Аристотеля, Птолемея и других классических знаменитостей, появляясь и размножаясь в конце средних веков, немедленно переводились с латинского и греческого языков на соседний о ними арабский, тем более, что, по утверждению почти всех историков, арабы «ничего к ним не прибавили». А раз мы станем на эту точку зрения, то сразу вырываемся из оков нашей старой хронологии и старой топографии, и перед нами предстает задача построить новую хронологию и новую топографию наук, основанные более на националистических, геофизических и эволюционных соображениях, чем на слепом доверии к дошедшим до нас рукописным документам, собственная древность которых обыкновенно не заходит даже и за XIV век нашей эры.
Посмотрим же, что пишет дальше Седилло.
«В 827 году халиф Алмамун, сын знаменитого Гарун-аль-Рашида, справедливо прозванный арабским Августом, приказывает перевести Альмагест Птолемея, и таким образом распространяет в своих государствах (в скольких рукописных копиях, и где они находятся, кроме Европы?) астрологические знания Александрийской школы». — «Появляется (опять только в рукописях Западной Европы!) «Введение к таблицам Магомета бен-Гебера Альбаттани», составленное (будто бы!) в девятом веке и заботливо комментированное в XVI веке Региомонтаном.3
«Элементы Ахмеда бен-Кетира Альфергани расцветают через 50 лет после Альбатегни... и Байльи (нашедший их тоже в Европе в XIX веке ) изображает его величайшим астрономом, который когда-либо появлялся на земле от Птолемея до Региомонтана.
«Перевод нескольких глав Ибн-Юниса (Ibn Jounis), сделанный в 1804 году Куссэном (Coussin, переводит опять с западноевропейской pyкoписи) познакомил нас с серией наблюдений до 1007 года, доходящих вспять до царствования Аль-Мамуна (829 г.).
«Таковы были единственные знания,— продолжает Л. А. Седилло, — которые могли собрать ученые до тех пор, пока Ж. Ж. Седилло, мой отец, заподозрив у арабов еще более обширные и совершенные работы, предался углубленным исследованиям этого предмета и начал (в парижской, лейденской и в других библиотеках Западной Европы, а не в Персии) серию открытий, поистине новых и оригинальных для истории астрономии в средние века».4
3 Книга Арабского астронома Альбатегни, изданная впервые в Нюренберге в 1537 году, под назанием; «Albategnius astronomus peritissimus de motu stellarum. Ex observationibus tum propriis, tum Ptotemaei, cum demonstrationibus geometricis et additionibus Ioannis de Regio Monte», 1537.
Она снабжена обширными комментариями»знаменитого ученого Региомонтана (1437—1476) и является, по всей вероятности, не переводом, а заново проредектированным кем-то его собственным произведением.
4 Sédillot, стр. 36.
Мы видим здесь опять, что почти все документы для составления истории наук на Востоке, были открыты уже в ХIХ веке в библиотеках Западной Европы — на берегах Сены и Гвадалквивира, а не Тигра и Евфрата, в Испании, а не в Испагани, где и до сих пор никто из местных жителей даже и не подозревает о таком блестящем научном прошлом своих средневековых предков. Уже один этот факт, вместе с отсутствием указаний на то, что арабские документы были привезены туда с востока (за исключением некоторых на персидском языке из Индии), заставляет предполагать, что они и были написаны именно в Испании и Сицилии, во время господства там мавританской культуры, и что перенесение их в глубину Азии такая же фикция, как и перенесение законодательства Моисея и Арона с Везувия на Синай, о чем я говорил достаточно подробно во второй книге «Христа».
Приходится подумать и о том, действительно ли эти Альбагегни, Альфергани и Ибн-Юнисы жили не только так далеко от мест, где найдены их рукописи, но и так далеко от времени, когда они были открыты в XVI—XIX веках?
Вот хоть арабский «Альмагест» Абул Вефы. Все мы знаем что третье и сравнительно незначительное неравенство лунного движения, которое называется «вариацией» и которое требует для своего определения точных часов и предварительно разработанной теории лунного движения, открыл Тихо-Браге (1546—1601), но опубликовал только Кеплер. А вот тот же Седилло5 нам говорит, будто это замечательное открытие было сделано еще за 600 лет до Тихо-Браге, в Багдаде, в X веке, тамошним астрономом Абул-Вефой, в что в его книге, названной тоже Алъмагестом и хранящейся во французской Национальной Библиотеке под № 1138, находится «Отдел Х, о третьей аномалии луны»,6 который автор приводит для убедительности целиком на трех страницах по-арабски и на трех страницах во французском переводе. Здесь неуместно переписывать его, но прочтите сами, и вы увидите, что, если рукопись не апокриф, то Абул-Вефа действительно знал все три аномалии и определил их размеры не хуже Кеплера.
Первую из них — уравнение центра, пожалуй, еще можно. у него допустить, вторую — эвекцию можно только при нестерпимом желании; но как узнал и измерил Абул-Вефа в конца X века, в Багдаде, на берегу реки Тигра, третью аномалию Луны — вариацию — без точных двустрелковых астрономических часов? Ведь она приравнивается к нулю при важных для древних солнечных и лунных затмениях и в квадратурах Солнца и Луны, и только в мало интересных для них октантах изменяет долготу Луны максимально на один лунный диаметр, который Луна проходит на небе в 52 минуты. Без точно выверенных астрономических часов, снабженных часовой и минутной стрелками, этого неравенства никто не мог отметить.
И пусть Седилло, а за ним и все любители высокой древне-арабской науки говорят: «арабы предварили новейших астрономов в самом интересном из их открытой»7... «Отныне нельзя более говорить о работах Тихо-Браге, не упомянув об Абул-Вефе, сделавшем это прекрасное открытие еще в Х веке, как он сам говорит, благодаря собственным наблюдениям (курсив автора), но мы все же ответим: этим доказывается лишь то, что «Абул-Вефа писал уже после Кеплера». Даже и Тихо-Браге не мог сделать этого открытия раньше, чем получил в 1599 году в подарок от императора Рудольфа II замок Бенатки близ Праги, где тотчас же устроил свою знаменитую обсерваторию. Но он умер там в 1601 году, не успев лично опубликовать своего открытия, и его исследование о вариации было оповещено только его преемником Кеплером, сделавшимся придворным астрономом того же императора Рудольфа II в Праге и умершим в 1630 году.
5 Sédillot, стр. 42.
6 Так же, стр. 45.
7 Там же, стр. 50.
Значит, рукопись Абул-Вефы принадлежит не ранее, как началу XVII века нашей эры. А между тем вот что пишет Седилло по поводу обстоятельств ее нахождения:
«В Королевской (французской) библиотеке под № 1138, древнего отдела, находится «Альмагест» Абул-Вефы, составляющий часть книг Тамерланова сына, Султана Шах-Рока, родившегося в 1377 году и царствовавшего в Травзоксании более сорока лет (1405—1447 гг.). Печать его, приложенная на многих местах этой работы, доказывает это безусловно (peremptoirement). Там написано (по-латыни!): ех thesauro librorum sultani supremi Schah-Rokh Behadur»... (из сокровищницы книг султана Шах-Рока Бегадура), и тут же Седилло проводит и арабскую надпись того же содержания на той же печати.
«Но известно, как уже заметил Рейно (Reinaud) в своем «Описании арабских и персидских документов древности в собрании герцога Блакà (Blacas)», что одно из употреблений печати у властителей Востока было для обозначения собственности, и потому на заголовках их книг и всего, что им принадлежало, находят отпечатки их девизов. Печать, которую носит мавускрипт Абул-Вефы, соответствует во всем медали Шах-Рока, которую имеет герцог Блакà, за исключением прибавки «Из сокровищницы книг». Мы имели возможность рассматривать эту медаль и две другие, описанные нами и не оставляющие никакого сомнения на этот счет. Кроме того, прибавка Бегадур (т. е. Могучий), данная Шах-Року, сыну Тамерлана, не позволяет сливать его с каким-либо другим монгольским или татарским князем. Отсюда ясно, что эта рукопись написана более чем за 200 лет до того времени, как работал датский астроном Тихо-Браге, умерший в 1601 году».8
«Покойный Де-Сази (Sazy), — продолжает автор, — тоже удостоверил древность манускрипта и объявил, что на этот счет не может быть никакого сомнения. Внешность и состояние листов привели Рейно в тому же мнению. Катрмер и Амеде Жубер (Quatremére, Amedée Joubert), которых опытность в таких случаях не может подвергаться сомнению, не замедлили признать точность наших утверждений. Более того, исследование рукописи и печатей на ней не только установило, что она принадлежала Шах-Року, сыну Тамерлана, в начале XV века, но еще и то, что копия эта должна быть сделана со времени XI века нашей эры».9
Читателю кажется, что тут уже не может быть никаких разговоров: документ исследован специалистами и даже припечатан собственной печатью могучего Шах-Рока... Тихо-Браге трудился напрасно... Но все же это поразительное открытие Седилло настолько, привело в недоумение современных ему астрономов, понимавших невозможность открытия вариации при состоянии астрономической техники не только в Персии, но и в Европе в XIV—XV веках, что один из них — и притом не кто иной, как сам Био10— решился усомниться в подлинности документа, несмотря на все его печати.
— «Разве ученые члены Калькуттского общества, — спрашивает он,— не были жертвами подобных фальсификаций, совершенных с бесконечным искусством пандитами относительно древней истории Индии?».
И, не решаясь отвергать авторитет филологов относительно всей книги, прибавляет:
— «Это место не позднейшая ли вставка?».
— «Надо не иметь точного представления, — отвечает ему Седилло, — о том, каковы манускрипты арабские и каковы манускрипты индусские, для того чтобы высказывать такое предположение. Индусские манускрипты написаны на листах, сделанных из листков латании (latanier), высушенных без дальнейшей выделки и соединенных боками, на которых стилетом или шильцем проведена легкая, но явная черта. При некоторой ловкости нет ничего легче, как вставить в них новый листок посреди старых (но Био ведь говорит не о заплате, а о переписке всего документа). Кроме того, у индийских пандитов (писавших, как только что видели при разборке каталогов Улуг-Бека и по персидски ) были большие основания обманывать европейцев, плативших им на вес золота за все открытия, которые они могли извлечь из их книг, и которые часто были им указываемы заранее. Арабские же манускрипты, напротив, скопированы на хлопчатобумажных листах Бухары и Самарканда.11 И, кроме того, какой интерес имели арабы вводить в трактат астрономии Х века определение третьего неравенства лунного движения, открытого новейшими астрономами в 1610 году?.. Из чувства национальной гордости? .. Но почему они остановились бы тогда на одном этом плутовстве? .. (Увы! Мы увидим далее, что они не остановились на одном этом!). Кроме того, вставка могла произойти только между 1610 и 1670 годами, потому что и сам этот манускрипт был привезен Жаном Мишелем Ванслебом (Wansleb), которого министр Кольбер отправил на Восток специально для того, чтобы приобрести документы для Королевской библиотеки (и который, следовательно, во что бы то ни стало должен был оправдать доверие короля). Всякий, кто потрудился бросить взгляд на арабскую историю XVII века, тотчас признает, что такая модификации в астрономическом трактате была совершенно невозможна с их стороны... Турки и арабы, покоренные ими, так мало воспользовались европейской наукой, что большинство их ученых и теперь еще верят в неподвижную землю».12
8 Sédillot, стр. 53.
9 Так же, стр. 57.
10 Biot в «Journal des savants», Novembre 1841, p. 677.
11 Опять одностороннее увлечение: из ботаники известно, что тот же вид хлопчатника, Gossipium Indicum, распространен от Японии, Китая и Индии через Туркестан до Закавказья, Малой Аазии, Египта и Пиренейского полуострова. А из истории его культуры известно, что после фантастического распространения тканей из этого сорта хлопчатника в Китае «за 2400 лет до рождества Христова», в Индии «за 1500 лет до того же события», и в Греции «около 200 года до рождества Христова», он становится совершенно неизвестен ни византийским, ни латинским, ни другим писателям. О нем подробно говорят Страбон и Плиний, а потом вдруг, —как и во всем остальном классическом, —молчание почти на тысячу лет вплоть до Х века, когда мавры «впервые привозят хлопчатник в Европу» и его культура в ней быстро приходит в блестящее состояние, особенно в Гренаде и Барцелоне, и затем в Италии, Сицилии Греции и на Мальте. А венецианские, генуэзские и нидерландские мореходы всюду развозят с этого времени хлопчатобумажные ткани, из обносков которых стала делаться и писчая (тряпичная) бумага.
12 Sédillot, стр. 56.
Я нарочно привожу здесь эту длинную выписку, чтобы поднять завесу над тем, как мы получили старинные арабские и персидские документы. Посылается на восток европейский востоковед, который, хоть зарежься, должен привезти в королевскую библиотеку ряд научных документов. Иначе пропала вся карьера, потому что по сложившимся фантастическим представлениям и самого короля, и его министров, и придворных, там обязательно должны храниться неведомые сокровища старинной восточной науки. Это то же самое, как и существующее даже теперь у многих современных мистиков представление, будто где-то, на недоступных вершинах Гималаев, скрываются всезнающие индусские волшебники, хранители старинной науки, перед которою европейская наука еще малое дитя.
Такой посланник не мог возвратиться с пустыми руками, не подвергнувшись всеобщему презрению, а потому, не найдя ничего, как и мы теперь, на Востоке, он, конечно, заказывает в Константинополе, или даже в испанском Толедо, или в Венеции, перевод уже существующих европейских манускриптов на арабский, персидский или татарский язык и привозит, как подлинник, своему государю, снабдив его предварительно соответствующими средневековыми датами, а то и припечатав еще заказанными им самим печатями различных «бегадуров». Его имя покрывается славой, а библиотека наполняется подложными документами, сбивающими с толку позднейших исследователей и превращающими историю восточной и античной культуры в волшебную сказку.
А признаков того, что все это сказка — много. Почему, например, все арабские астрономии Азии жили исключительно в IX и Х веках? Исаак беп-Гонаин (Honain), Альфраган, Абул-Мазар, Тебит бен-Хора (Chorah), — все около 817 года; Альбатегни в 880, Суфи в 947, Ибн Юнис (Jounis) в 980 и Абул-Вефа в 998 году, да и остальные в это же время. Почему и ранее этого, и после этого блестящего двухсотлетия весь азиатский Восток был погружен в астрономическое невежество, «так что и теперь многие ученые там верят еще в неподвижность земли», а этот блестящий период, остается без прецедентов и без последствий? — Рациональный ответ на это только один: никакого такого периода там никогда не было. Это выдумка европейских поклонников Востока, переброс части испанско-арабской литературы в дальние страны.
Только в Испании мы действительно имеем указания на астрономов XI века — на Арзахеля и Гебера,в XII веке, на Альпетрага в XIII, на Абул-Хассана в Марокко и на целый ряд последующих блестящих в науке арабских и еврейских имен, часть которых, повидимому, и перенесена в глубину Азии. И невольно вспоминается ссылка Био в его критике средневековых арабских астрономов на одного испанского исследователя, который о них сказал: «de los moros no se puede esperar verdad alguna, porqne todos son embelecadores, falsarios y chimeristas» (от арабов нельзя ожидать какой-либо правды, потому что все они хвастуны, фальсификаторы и химеристы).
И единственным оправданием для них может быть здесь только то, что все фальсификации сделали за них сами же европейцы.
Рис. 65. Звездная ночь. |
