Рис. 142. Посев близ замка. Миниатюра из старинной книги: Livres d'heures, в коллекции герцога Берри в Париже.
Итак, все древние классические республики Греции и Рима — простой мираж Эпохи Возрождения. Но ведь для того чтобы мираж мог возникнуть, нужно что-нибудь реальное, что-нибудь способное отразиться на историческом горизонте в виде этих висячих садов Семирамиды,1 как я уже называл и ранее все классические древние республики и могучие древние империи.
1 Я вновь напоминаю, что слово «Семирамида» значит «охранительница места».
Ведь и в самом деле, для того чтобы представление о древних фантастических республиках со всеми описываемыми у классиков деталями их строя могло возникнуть в головах ваших предков XIV—XVI веков, нужно, чтобы такие республики уже существовали в их время не как эфемерное явление, а произвели бы в их мозговых извилинах соответствующие прочные отпечатки, достаточные для вызова условных рефлексов.
Как я уже показывал и ранее, наша фантазия, даже и в тех случаях, когда она действует помимо обычной ассоциации представлений, не способна производить что-либо не отражавшееся уже в наших головах из реальной жизни, и что она может только причудливо, как во сне, комбинировать отрывочные детали всего виденного, слышанного и вообще воспринятого нами из окружающего и внутреннего мира посредством различных наших внешних и внутренних чувств.
Среди зрительных представлений фантазия комбинирует только уже виденное. Она лишь противоестественно приставляет то голову человека к туловищу коня в изображении центавра, то туловище человека к козлиным ногам в изображении сатиров, а в представлении чёрта она приделывает к козлообразной человеческое голове туловище с козлиными ногами и крысиным хвостом.
Среди слуховых представлений фантазия способна дать только причудливые комбинации уже слышанных нами звуков, а в своих психологических измышлениях только небывалые сочетания общеизвестных среди нас ощущений, да и то с псевдо-естественным подбором для того, чтобы созданные ею легенды или мифы не походили на бред сумасшедшего, представляющий лишь простую груду обломков всего виденного, слышанного и ощущенного психически больным человеком в разные времена.
Даже в общем представлении теологов о божестве самые философски оборудованные головы не способны были и неспособны будут отрешиться от антропоморфизма, хотя они теперь и восстают против старинного представления о «творце миров», как о старике с седою бородою и в длинной мантии, сидящем на троне на голубой лазури неба.
Недавно мне рассказывали интересный случай из одного религиозного спора в деревне, в Ярославское губернии.
— В самом Евангелии говорится, что бога никто нигде не видел, — сказал после длинной речи антирелигиозник. — Как же можно верить в его существование?
— А видали ли вы когда-нибудь ум в человеческой голове? — возразил ему один верующий агроном. — В ней никто ничего не видал, кроме мозга, а вы только что прославляли ум.
Ответ был очень удачен, но только и в нем отразилось то же самое антропоморфическое представление о боге. Разница лишь в том, что прежде богу придавали человеческое тело, а теперь он стал «мировым разумом», но опять точно таким же, как и в человеческой голове. Да и определение апостола Иоанна: «бог есть любовь», не менее антропоморфно. И как бы ни характеризовали мы «зиждителя миров», а все-таки все наши определения его были и будут лишь новой причудливой комбинацией внутренних или внешних восприятий наших же собственных человеческих чувств.
То же самое размышление можем мы приложить и к вопросу о происхождении современных рассказов о классических республиках, будто бы существовавших еще до начала нашей эры, и об их богатой политической и умственной жизни. Необходимо, чтобы к тому периоду времена, когда создавались подобные мифы, сама реальная народная жизнь уже имела все нужные для этих мифов детали. Необходимо, чтобы в то время существовали уже и демагоги, и публичные ораторы, и аристократы, и плебеи, и гетеры, и матроны, и все остальное, что мы читаем у классических авторов.
И вот оказывается, что и действительно все образчики классических республик и деспотии в готовом виде были накануне крестовых походов и во время их самих, как раз перед началом Эпохи гуманизма и в ее время. Оставим пока в покое мифы о классической жизни в культурных городах «доброго старого времени», возникавших чудесным образом. Оставим в покое даже и Теламонскую битву, бывшую будто бы еще в 225 году «до Рождества Христова», и тогдашнее превращение Галлии (как и теперь называется по-гречески Франция) в Цезальпинскую провинцию могучего Древнего Рима. Перейдем на реальную почву и, чтобы не ходить в Государственную публичную библиотеку и в европейские музеи, воспользуемся хотя бы общедоступной монографией Т. Моравского: «Французские города в средние века». 2
2 Книга для чтения по истории средних веков. Под редакцией проф. П. Г. Виноградова. 1903.
«Только в первую половину средних веков, —говорит он,— стали возникать во Франции города и всегда таким способом.
«Окрестное население группировалось под защитой стен замка или укрепленного аббатства, и таким образом возникал город. Такова между прочим история возникновения Монпелье на юге Франции, Брюсселя и Гента на северо-востоке от нее. Иногда города вырастали и вокруг рынков, в поместьях феодальных владельцев, и потому они должны были подчиняться тем же условиям, которые мало-по-малу привели весь мелкий люд средневекового государства в зависимость от крупных землевладельцев, как «государей в своем поместьи».
К концу X века во французских городах почти не было «горожан»: они сливались с деревенским населением в одну общую массу бесправных «обывателей» (manentes).
Но вот из этого первичного хаоса стали выявляться определенные очертания средневекового государства и общества. Установился мало-по-малу некоторый гражданский порядок, выработавшийся в соответствии с потребностями людей того времени, и отношения людей друг к другу получили определенный: характер.
Население увеличивалось, его потребности росли вместе с ростом благосостояния и с улучшением и осложнением жизни в зависимости от общего повышения уровня культуры и без всяких воспоминаний о чудесах античного мира, как будто его никогда не бывало. Между отдельными местностями завязывались торговые сношения, которые становились все более и более оживленными по мере улучшения путей сообщения. Только перевоз товаров на каждом шагу встречал различные затруднения: дороги и мосты находились в самом плаченном состоянии, и, кроме того, купец всегда мог опасаться вооруженного нападения, рискуя не только имуществом, по и жизнью.
Рис. 142. Посев близ замка. Миниатюра из старинной книги: Livres d'heures, в коллекции герцога Берри в Париже. |
Так естественно возникала средневековая культура прямо из естественных зародышей своей среды, а не путем партеногенезиса из неоплодотворенного яйца античной культуры, пролежавшего несколько столетий невредимым в монастырском подвале.
В средние века не было еще китайских стен, которые в новое время стали отделять одно государство от другого, и это значительно облегчало международные сношения. Хотя и приходилось очищать товар пошлиной при проезде через каждое феодальное поместье, через каждый город, но эти сборы были ничтожны. В XII или XIII веках трудно было сказать, где кончается Франция и где начинается Испания, Англия, Германская империя или Италия. Никакой пограничной стражи еще не было. Международный характер имели и все большие средневековые ярмарки. Нигде они не были такими оживленными, такими пестрыми по своему составу, как в средние века. На ярмарке Lendi, которая происходила на С.-Денисской равнине, каждый французский город имел свое место и своих представителей. На ярмарку в Бокэре на реке Роне ежегодно стекались купцы из Барселоны, Генуи, Венеции, Константинополя, Александрии, Леванта, Туниса, Марокко. В Шампани, являющейся центром для западно-европейской торговли того времени, ярмарки следовали одна за другой почти беспрерывно. Здесь можно было встретить не только французов Бретани, Прованса, Анжу и Гаскони, но и фламандцев, и немцев из южных прирейнских областей, и итальянцев, и испанцев, и англичан.
 Рис. 143. Средневековые типы. Ландскнехт императора Максимилиана (рис. Дюрера, начала XVI века).  Рис. 144. Средневековые типы. Пирушка. Рисунок Зебальда Бегама.  Рис. 145. Средневековые типы. Танцующие крестьяне. Рисунок Зебальда Бегама. |
С конца X века торговля во Франции начинает расти и крепнуть, а вместе с нею растет и благосостояние горожан. Препятствия, которые эти люди встречают на своем пути, заставили их сплотиться для более успешной работы. Благодаря отсутствию полиции, развились против хищничества всякого рода товарищества и союзы. Даже среди духовенства товарищества были широко распространены в виде монашеских общин и капитулов, а также соединении многих аббатств под главенством одного из них, являющегося как бы их метрополией.
К концу XI и началу XII века в городах почти повсеместно возникают гильдии, присяжные общины (conjurations), братства, дружества, беседы (banquets) и другое профессиональные союзы под различными наименованиями. Каждый профессиональный союз выбирал себе в патроны какого-нибудь святого, память которого благоговейно чтил религиозными процессиями и общими трапезами, принимавшими часто характер разгульного пиршества. Союзники помогали друг другу на случай болезни, увечья, смерти и других бедствий. Они устраивали собрания, на которых обменивались мыслями, обсуждали свое положение и придумывали средства для достижения намеченной цели. Они составляли общественные кассы и выбирали должностных лиц и представителей своего профессионального союза, которые стояли, насколько они понимали это, на страже его интересов. Правда, организации эти предназначались лишь для достижения мелких целей, но наступило время, когда они пригодились и для иного, более крупного дела: для борьбы с теми самыми феодалами, под покровительством которых когда-то возникли города.
Успех этой борьбы часто облегчался тем обстоятельством, что в городе был уже не один, а два или несколько сеньоров, которые сплошь и рядом соперничали друг с другом, так что подданные одного феодального владельца во время восстания против своего сеньора находили себе деятельного союзника в лице сеньора другой части города. В бургундском Оксерре, например, граф дал свое согласие на установление муниципального управления на зло епископу, в Амьене же, наоборот, епископ стал на сторону горожан против их графа.
Не раз феодальный владелец города добровольно даровал своим подданным самоуправление, принимая близко к сердцу их интересы. Часто он делал это для прекращения смуты или для того, чтобы предупредить волнения. Примерами могут служить, города Нуайон и Сен-Кантен. Жители первого из них постоянно ссорились с местным духовенством, и епископ Бодри, желая прекратить эти ссоры, созвал их всех — клириков, рыцарей, купцов и ремесленников — и представил этому собранию грамоту, на основании которой в городе учреждалось муниципальное управление. Это случилось в 1108 году. А за несколько лет перед тем, в 1102 году, граф Вермандуа с целью предотвратить беспорядки в роде происшедших в соседнем городе Бовэ, тоже даровал жителям С.-Кантена «коммунальное (т. е. муниципальное) устройство», признавать которое поклялись как духовные лица, так и рыцари.
Некоторые феодалы, особенно светские, с течением времени начинали понимать, что, предоставляя городу свободу, они способствуют благополучию горожан, а также и процветанию всей местности, и, таким образом, не только ничего от этого не теряют, но еще и выигрывают. В большинстве случаев, как мирного, так и революционного освобождения городов, деньги играли очень значительную роль: граждане прямо покупали себе самоуправление.
Таким образом, далеко не все города с оружием в руках добыли себе самостоятельность, хотя открытая борьба горожан с феодалами занимает видное место в истории самоуправления французских городов. Она кладет ему прочное основание. Кровавые революции в том или другом городе всегда представляют собою яркие признаки того, что вопрос этот достаточно назрел. Но чем более развивается какое-либо освободительное движение, тем более мирный характер оно получает вместе с годами. Встречая на своем пути все менее и менее препятствий, оно в то же время постоянно усиливается благоприятствующими ему обстоятельствами.
Так все французские города в конце средних веков освободились от феодальной власти, и возникли впервые (а не по воспоминаниям о каком-то тысячу лет назад исчезнувшем и фантастическом образе правления) городские республики, потому что и самое слово res-publica значит общественное правление.3
3 От res — юридическое дело и publicus — общественный, точно также как от res communis (общественное дело) образовалось выражение: городские коммуны, т. е. общие самоуправления.
В состав городского самоуправления далеко не всегда входили все жители данного города. Во многих случаях членами городской республики были только владельцы недвижимого имущества в черте городского округа. Жители города, принадлежавшие к привилегированным сословиям на севере Франции, обыкновенно не входили в состав городской республики. На юге Франции о в Италии они, напротив, большею частью являются ее влиятельными членами. Тут города были богаче и крупнее, в них издавна жили и даже занимались торговлей многие рыцари и повсеместно семейные тогда духовные лица, которые более или менее сливались с высшим классом торгово-промышленного населения и зачастую участвовали в приобретении им независимости. Городская республика является в некоторой степени обособленным мирком, ревниво оберегавшим права и привилегии, которые принадлежали ее членам. Чтобы вступить в эту привилегированную среду, нужно было заплатить известный взнос. С другой стороны, в виду тесной взаимной связи всех членов, выступление из нее также сопровождалось известными формальностями: раньше чем выйти из городской общины, нужно было с нею рассчитаться материально.
Другими отличительными чертами городской республики являются точно установленные договорные отношения к бывшему феодальному владельцу города. Условия этого договора выражались в особой грамоте, так называемой «коммунальной хартии», которую давал городам, организовавшимся в самоуправляющуюся республику, их бывший сеньёр и которую для большей крепости подтверждал сюзерен этого сеньёра, чаще всего сам король, верховный опекун всей страны.
Устроивши у себя республику, горожане тем самым выходили из бесправной массы населений и поднимались в верхний слой привилегированного феодального общества. Естественно при этом, что на организации средневековых республик отражались все характерные особенности современного им общественного строя.
Городская республика делалась таким же маленьким государством, каким было в то время любое феодальное владение, с тою только разницей, что в баронии государем был барон, в коммуне же верховная власть принадлежала всей совокупности ее членов и осуществлялась выборными должностными лицами. Городской республике, как сеньерии, принадлежала и законодательная власть: ее выборные правители издавали распоряжения, имевшие силу закона для ее населения. У нее было право войны и мира, для чего она имела свое войско — милицию,4 могла заключать союзы и договоры с другими маленькими государствами, из которых состояло средневековое королевство. На юге, например, три города — Арль, Авиньон, Марсель — и сеньёр Барраль де-Бо заключили между собою в 1247 г. оборонительный и наступательный союз на 50 лет, а в 1226 г. Арль посылает 12 депутатов для заключения «союза дружбы и общения» даже к королю Франции Людовику VIII.
4 От латинского militia, т. е. войско, откуда и Французское militaire —военный.
 Рис. 146. Средневековые здания. Церковь святого Аполлинария в Равенне. Одно из древнейших сооружение средних веков.  Рис. 147. Средневековые здания. Канал в Амстердаме по старинному изображению. |
Символами гражданской независимости республики являлись печать и башня (beffroi), на которой висели призывные колокола. На вышке этой башни помещались сторожевые, которые оглядывали горизонт и били в набат, как только замечали появление какой-нибудь опасности. В те же колокола звонили, -чтобы прозвать обвиняемых в суд, чтобы возвестить работникам о начале и конце рабочего дня, а всем жителям города о солнечном восходе или о том, что наступил час тушить огни. На звуки этого колокола выходили граждане для обсуждения важных вопросов. В нижнем этаже башни был зал, где заседал городской совет, а также помещался архив и арсенал. Если в каком-нибудь городе уничтожалась республика, то обыкновенно отбирали у ее мэра печать, снимали вечевой колокол, а самую башню разрушали до основания.
Так как коммуна приравнивалась к сеньерии, то она должна была занимать определенное место в феодальной иерархии. У нее был свой сюзерен, — обыкновенно бывший феодальный владелец города, или же сам король, который был обязан не только уважать ее права и привилегии, но и оказывать ей покровительство и защиту, в чем он торжественно присягал. Со своей стороны, республика несла по отношению к своему сюзерену все обязанности настоящего вассала. Ее представители приносили ему присягу, в которой клялись «верно служить и оберегать его тело и члены тела, жизнь и владения» от врагов. Она была обязана военною повинностью, размеры которой были точно определены. Кроме того, она должна была помогать ему деньгами.
 Рис. 148. Средневековые здания. Восточный Флигель средневекового замка в Торгау в Саксонии.  Рис. 149. Дворец Филиппа II (1559—1584) в испанском монастерионе Эскуриале со знаменитой библиотекой. |
Все городские дела ведались выборным городским советом, члены которого назывались судьями (jures ), отцами (pairs) или. эшевенами (échevins от греческого слова έχω — владею). Число их. колебалось от 12 (в Перонне) или 13 (в Бовэ) до 100 (в Руане) и даже более. Так. в Бордо в XIII веке были дна совета: один у составе 30, другой — 300 членов. Такое же разнообразие было и в способе их избрания, и в организации городского совета. Нет, кажется, избирательной системы, которая бы не практиковалась в той или другой городской республике. В Руане, например, должность пэра была пожизненной, и всех пэров было 100. Они выделяли из своего состава комиссию в 24 жюри, которая в свою очередь распадалась на две подкомиссии: одну из 12 эшевенов и другую из 12 советников. Пэры собирались раз в две недели по субботам. Жюри — еженедельно, эшевены два раза в неделю. Они заведывали текущими делами, составляя то, что недавно у нас называлось управой. В Марселе из 89 членов совета 80 принадлежали к классу богатой буржуазии, 3 были из сословия клириков, имеющих степень доктора, остальные 6 вакансий были замещаемы ремесленными старостами. В Арле в совете заседали архиепископ, консулы и наиболее значительные из граждан.
Главою городского правительства на Западе был мэр. на Юге — консул (а также синдик). Мэр был обыкновенно одни, редко два, число консулов колебалось от двух до шести, иногда их было и больше.
Народная масса играла незначительную роль в управлении городской республикой. Время-от-времени народ собирался по звону вечевого колокола, но вся его роль ограничивалась тем. что он выслушивал и принимал к сведению то, что постановляли правители.
Самой слабой стороной городского республиканского самоуправления были финансы. Откупившись от подданства и ставши в вассальные отношения к своему сеньёру, республика продолжала нести известные повинности, из которых самая тяжелая была военная: сначала горожане выполняли ее натурой, потом мало-по-малу стали заменить ее ежегодным денежным взносом. Любопытен отрывок из записи расходов Нуайонскоп коммуны за 1260 год:
«Когда король (Людовик Святой) отправлялся в море, мы дали ему 1 500 ливров (около 150 тысяч франков). Когда он был за морем, королева дала нам знать, что он нуждается в деньгах, и мы дали ей 500 ливров. Когда король вернулся из-за моря, мы ему дали в долг 600 ливров, из которых получили назад только 500, а 100 оставили ему. Когда король заключил мир с английским королем, мы дали ему 1 200 ливров. Каждый год мы должны платить 200 ливров на самоуправление, которое нам даровал король. Кроме того, подарки проезжающим через город знатным особам ежегодно обходятся нам в 100 ливров и даже более. Когда граф Анжуйский (брат короля) был в Эно (Hainaud), нас известили, что он нуждается в вине. Мы послали ему 10 бочек, что стоило вместе с доставкой 100 ливров. Кроме того, горожане Нуайона послали графу 500 сержантов, чтобы охранять его владения, а также и телохранителей, — все это обошлось нам в 1100 ливров»... «Когда королевская армия выступила, нам сообщили, что графу нужны деньги и что с нашей стороны было бы подлостью не придти к нему на помощь; мы дали ему в долг 1200 ливров, по из них скинули со счетов 300 для того, чтобы получить расписку с приложением печати на остальные 900».
Очень важную статью расходов для каждой республики составляли налагаемые на нее судебные штрафы. Беспокойные горожане находились в постоянной борьбе со своим сеньёром в с другими феодалами, а также с капитулами из-за повинностей и т. п. Озлобленные этою борьбой буржуа позволяли себе иногда крайне резкие выходки против своих врагов, особенно против духовенства. Так однажды граждане города Сен-Рикье решили насмеяться над монахами местного аббатства, с которым они были постоянно на ножах. Монахи эти ежегодно устраивали торжественную процессию, в которой несли мощи основателя своей общины и мощи святого Виктора. Но в 1264 году буржуа взяли дохлую кошку и положили ее в ковчег, подобный тому, в котором хранились мощи святого Рикье, патрона их города; в другом ковчеге поместили они лошадиную кость, долженствовавшую изображать руку святого Виктора. Они понесли эти предметы по городским улицам, пародируя торжественное шествие монахов. Затем явились какие-то два субъекта и стали между собою ожесточенно драться. Процессия остановилась и из толпы раздался возглас.
— Святой Рикье! Ты не пойдешь дальше, старик, пока не водворишь мира между двумя врагами.
При этих словах борцы прекратили драку, пали друг другу в объятия и обменялись братским поцелуем. Вся толпа закричала:
— Чудо! Чудо совершено мощами святого Рикье!
Горожане поставили тут заранее приготовленную часовню с роскошно убранным алтарем и поместили в нее раки с кошкой и лошадиной костью. Наивные богомольцы, не подозревая проделки, начали заходить сюда поклониться. Два дна простояла часовня, вокруг которой буржуазия устраивала неприличные танцы.
Столкновения горожан с духовенством и феодалами были самым заурядным явлением. И каждый раз, когда эти столкновения принимали слишком серьезный характер, дело кончалось обращением духовенства или феодала к королевскому парламенту, который не щадил горожан и приговаривал их к денежному штрафу до огромных размеров. Так, например, в 1305 году республика в Бовэ должна была уплатить за что-то в казну 10 тысяч ливров, т. е. более миллиона франков.
Все это относится, главным образом, к Франции, но еще больше развивались городские республики в Северной Италии.
В ХII веке Ломбардия, которая одна тогда называлась Италией, была страною муниципального духа по преимуществу. В IX и X веках епископы, —говорит С. Рожков в своей статье «Ломбардские города в ХII веке»,5—стали здесь настоящими государями. Постепенно они захватили в свои руки власть, принадлежавшую некогда графам. Если в некоторых городах, как, например, в Малане, еще держатся графы и маркграфы, то значение их кажется ничтожным рядом с положением епископа. Под сенью епископской власти и складывалась общинная жизнь Ломбардии.
5 Чтение по истории средних веков, вып. II, ч. I, стр. 361.
Окруженные крепкими стенами, населенные жителями, которых связывали общие интересы, города здесь рано приобретают сознание своей силы и умеют пользоваться ею. Купцы и ремесленники составляют отдельные корпорации, обладающие самоуправлением. Соединясь вместе, эти корпорации вырабатывают постепенно республиканскую администрацию. Даже епископ, управляющей городом, имеет до известной степени характер выборного магистрата. Граждане имеют голос при его избрании, а епископ со своей стороны, назначая доверенных лиц для суда и администрации, выбирает их из среды граждан. Тот же епископ собирает в случае необходимости народное собрание. И нигде в Ломбардии епископ не стоял так высоко, как в Милане, где уже с IX века он был почти всемогущим. В IX веке, когда этот город насчитывал триста тысяч жителей, а промышленность и торговля его процветали, архиепископ Гериберт считал себя настолько сильным, что вступил в борьбу с самим императором Священной римской империи.
Но почти для всех ломбардских городов наступает, наконец, момент, когда городская республика, окрепшая под владычеством епископа, хочет избавиться от его власти, которою она уже тяготится. Так, в Кремоне еще в начале X! века граждане изгоняют епископа Ландульфа и разрушают его дворец. Этот переворот в городской организации, подставивший в большинстве городов городскую автономию на место епископской власти, заканчивается уже в первой половине XII века. В Ломбардии он ознаменовывается всего более распространением консульства, которое раньше являлось лишь в виде исключения в отдельных городах.
Общинное управление ломбардских городов слагалось из трех существенных элементов: консулов, совета и народного собрания. В руках консулов лежала власть административная, судебная и воинская. Но не всегда власть консулов распространялась одинаково на все классы городского населения. В ломбардских городах мы имеем три класса, не считая духовенства: дворянство (milites, capitani, valvassores) торгово-промышленный класс и простой народ (чернь).
По большей части консулов было 12, но число их менялось иногда в одном и том же городе. А обычно, число их соответствовало числу городских кварталов (rioni). Рядом с консулами действовал городской совет, носивший обыкновенно название credentia, потому что члены его давали обещание доверять консулам (credentiam consulum juraverunt). Что же касается народного собрания (parlamentum), то оно собиралось только в особенно важных случаях и состояло из всех членов городской республики. Свободное устройство и богатство ломбардских городов невольно бросалось в глаза иностранным писателям, и Отто Фрейзингенский с удивлением описывает города, где дворянство идет рука об руку с горожанами и где люди низкого происхождения носят оружие, принадлежащее рыцарям, и занимают значительные должности.
Но средневековое общество все же не было достаточно приспособлено к республиканскому правлению, в потому средневековые республики почти все постепенно перешли в монархии или вступили, как составные части, в более крупные монархические единицы. Особенно ярко этот процесс вырисовывается во французских областях.
Чтобы понять, в чем тут было дело, посмотрим сначала, откуда брала городская республика деньги, чтобы погашать свои нередко большие расходы.
Основным источником дохода был прямой налог на членов коммуны. Но сбор этого налога был сопряжен с огромными затруднениями. Некоторые граждане совсем уклонялись от его уплаты, другие утаивали значительную часть своего имущества, чтобы уменьшать оклад. Многие оказывались не в состоянии платить, и недоимки за ними накоплялись иногда за десять и более лет. Правительству любой городской республики на каждом шагу приходилось считаться с недостатком денег на покрытие какого-нибудь текущего расхода, и с хроническим превышением расходов над доходами. Единственным средством выйти из подобных затруднений казался заем, и они стали пользоваться им так широко, что окончательно запутывали свои денежные дела. По сделанным займам приходилось платить 10—15%, иногда даже до 25% в год, или же выплачивать кредитору пожизненную ренту. Благодаря этому ежегодный дефицит постоянно увеличивался, и никаких существенных мер для устранения зла не принималось. Период финансового банкротства свободных и независимых городских республик начался со второй половины XIII века.
Параллельно с этим развивалась и другая причина политического крушения городских республик. Их самоуправление в громадном большинстве городов носило аристократический характер. Пока все силы и все внимание городского населения были поглощены борьбой с феодальным владельцем, все горожане были тесно сплоченными своим общим делом, инициатором которого всегда были наиболее зажиточные обыватели. Но как только цель была достигнута и городская республика обеспечивала себе более или менее прочное существование, так тотчас же обнаруживалась разница интересов у богатых и у бедных, у хозяев и у работников, у правящих и у управляемых. В Генте для прекращения распри между низшими слоями населения и городским правительством в 1275 году потребовалось посредничество графини фландрской. Почти в то же время в Дуэ рабочие ткацкого цеха восстали против своих хозяев. В Аррасе рабочие разбили дома своих цехмейстеров (ремесленных старост) и разгуливали по городу со знаменами, громко требуй смерти мэра и эшевенов. В Сане в 1283 году городские партии не могли придти к соглашению относительно выбора должностных лиц, и дело окончилось тем, что весь состав муниципалитета был назначен королем. В Дижоне по такому же поводу король не только назначил своею властью членов городского правительства, но и совсем уничтожил в нем республику.
Сначала городская аристократия пыталась насильственными мерами удержать за собою свое привилегированное положение. Но натиск демократии был слишком силен, и высшей буржуазии пришлось сделать постепенно целые ряд уступок. Ремесленные корпорации получили более широкое участие в выборе должностных лиц. Рядом с прежним муниципалитетом во многих коммунах появились представители народной массы, которые имели право контроля над финансовою частью и даже до некоторой степени участвовали в управлении городом. Таким образом, к началу XIV века, городские республики (принявшие большею частью название «коммун») приобрели несколько более демократическое устройство, но превратиться в чисто демократические республики не успели. Мы уже видели, что, освободившись от подданства своему феодальному владельцу, городская республика становилась в более непосредственные отношения к королю. Скоро вошло в обычай, что король непременно подтверждает коммунальную хартию, и городские республики подчинились юрисдикции королевского парламента, который часто налагал на них огромные штрафы. Постоянные столкновения автономных городов с их многочисленными внешними врагами, а еще более междоусобия и взаимные распри горожан давали королю множество поводов вмешиваться во внутреннюю жизнь свободного города. Финансовые затруднения республик приводили к королевской опеке над их денежным хозяйством, политические и социальные распри — к опеке над их управлением. Таким образом, в силу вещей городская республика утратила свои характерные признаки, перестала быть обособленною, независимою общиной и феодальною единицей, свободно входившей в договорные отношения с другими такими же феодальными единицами.
В окончательном результате ко времени вступления на престол династии Валуа во Франции уже не было никаких городских республик, а если некоторые города еще и сохранили такое название, то лишь в виде пережитка. Здесь, как и во многих других случаях, форма пережила содержание, когда-то наполнявшее ее.
За исключением швейцарских республик, да некоторых германских вольных городов, почти все средневековые республики погибли, но их внутренняя жизнь и внешние соотношения дали богатый материал для писателей Эпохи гуманизма, которые и создали по ним целый ряд фантастических рассказов о «классических республиках, будто бы существовавших в Греции и в Италии до начала нашей эры». Прочтите всех наших псевдодревних классических писателей, и вы не найдете у них ни одной детали и ни одного специального термина, относящегося к управлению, которые не были бы заимствованы из средневекового словаря и средневековой жизни.
