Рис. 129. Вид базилики св. Петра в Риме заложенной, до легендам, еще Константином Великимм, но фактически доведенной до современного вида великими понтифексами и папами в разные века, вплоть до недавних.
Рис. 129. Вид базилики св. Петра в Риме заложенной, до легендам, еще Константином Великимм, но фактически доведенной до современного вида великими понтифексами и папами в разные века, вплоть до недавних. |
 Рис. 130. Папа на прогулке. |
Предшествовавшим очерком мы и могли бы закончить наше изложение реальной истории города Рима в средние века, если б многие из апокрифированных в древность классических памятников латинской науки, искусства и литературы не принадлежали более поздней эпохе, чем XII век. Приходится поэтому рассмотреть и так называемую эпоху гуманизма, неправильно называемую ренессансом, так как она ничего не возрождала, а все создала сама, хотя и апокрифически от имени воображаемых древних знаменитостей.
«После рыцарского и религиозного одушевления XII века мы видим картину Западного человечества, ведущего горячую борьбу за свое гражданское устройство и уже пользующегося многими новыми благими жизни, благодаря труду, знанию и искусству. Старинная германская Римская империя сходит вместе с Гогенштауфенами с исторической сцепы, оставляя в Италия свободное место самостоятельным национальным государствам. Тринадцатый век есть время великой борьбы за свободу против устаревшей легитимности, время буржуазной революции против феодального дворянства, демократии против императорской монархии, церкви против империи, свободной мысли против церкви».
Так начинает Грегоровиус девятую книгу своей «Истории города Рима в средние века», и, не будучи в силах где-либо логически мотивировать причину возникновения древнего республиканского Рима, он прекрасно мотивирует причины нового.
«Это, —говорит он,— была победа капитализма над феодализмом, завоевание жизненных благ посредством знания и труда, создание национальных культур. Долгим процессом развившиеся силы светского общества требовали для своей охраны приемников, в которых они могли бы быть собраны. Такими и были вольные города, лучшее произведение средневековья, в которых происходила непрерывная выработка новой культуры».
Образовалась союзы городов, но соединение их в один скрепленный общим договором итальянский союз под главенством Рима снова оказалось невозможным, благодаря его неудобному для этого географическому положению.
Началась борьба гвельфов, защитников светской власти пап над всем миром, с гибеллинами, защитниками всего мира от светской власти пап при помощи императорской власти, и эта борьба дала начало, как я уже говорил, легендам о горациях и куриациях.1 Не церковь расстроила объединение итальянских городов, основав французскую монархию, а невозможность устроить в Риме столицу сильного государства. Итальянские города впали в состояние замкнутой обособленности. После окончания мировой борьбы между церковью и империей и не находя твердой опоры в городе Риме, они не искали другого центра из-за его популярности и потому направили скопившиеся в них силы на опустошительные между классовые войны, которые необходимо привели к владычеству сначала толпы, потом городских тиранов и, наконец, мелких владетельных князей, с каких и были списаны классические демагоги и тираны.
1 Горации значит — горцы, а куриации — церковники, от curia церковь, того же корня как греческое кюр — господин.
В городе Риме муниципальное направление проявилось в том же духе. Не будучи способным и теперь, как во все прежние времена, возвыситься до столицы мира (urbs orbis) или сделаться главою союза итальянских городов, он ограничил свое честолюбие владычеством в пределах римского герцогства вокруг Капитолия. Даже в то время как германская Римская империя истощилась до того, что от нее осталась только тень, а церковь достигла своей великой цели сделаться всемирным опекуном, римляне держали свой взор неизменно направленным на серые стены Капитолия, закрывая свои ворота палам, так же, как и императору, и думали только о лучшем устройстве своей общины. Так, папство, бывшее в XIII столетии на вершине своего мирового могущества, было в то же время совершенно бессильно в Риме, а Рим попрежнему был бессилен сделаться могучим городом, среди своих болот.
В начале и в конце этого великого века стоят Иннокентий III и Бонпфаций VIII, как пограничные столбы самого важного периода истории средневековой культуры, которые вместе с тем обозначают высший подъем и начало падения папства вообще.
8 января 1198 года был избран папой кардинал Лотарь, принявший имя Иннокентия III. Подкупленный его денежными подарками, римский народ отрекся даже от важного права на свободное избрание сенаторов, которое Иннокентий признал папскою привилегией.
Но было бы ошибочно думать, что после этого папа получил непосредственную королевскую власть над Римом. Все папы той эпохи признавали город Рим не только за гражданскую, но и за политическую, автономную власть. То обстоятельство, что в первой половине XIII столетия очень многие римляне посылали консулов в чужие города, доказывает, какой силой обладало тогдашнее римское дворянство и каким уважением оно пользовалось. Многое происходило совершенно так же, как описано в библейской книге Маккавеи, самое имя которых в переводе значит Молоты, по-латыни Мартеллы, т. е. как будто потомки Карла Мартелла (715—814гг.). Города, находившиеся большею частыо в оборонительном союзе с Римом, нередко посылали торжественные посольства к римскому народу, чтобы выпросить себе у него в правители благородного римлянина. Ряд таких подестов, которые во всех актах называют себя римскими консулами (Consules Romanorum, с которых списаны и классические консулы), открывает собою уже в 1191 году Стефан Карцулло. За ним следует в 1199 году Иоанн Капоччи, оба в Перуджии, и Петр Паренциус в 1199 году в качестве консула в Орвието, где он был убит сторонниками гибеллинской партии.
Главное внимание Иннокентия тотчас же направилось на окрестности города. Земледельческий Лациум, не имевший, как и в настоящее время, ни торговли, ни промышленности, был тогда по преимуществу местопребыванием крупных и мелких земельных баронов, так как значительных городов там не было. Большая часть тамошних населенных мест представляли клочки земли, обнесенные стеною (Castra) с укреплением на скале (Rocca или Arx), преимущественно сатурнинсного типа, образованным из кругов циклопических камней. Там и жил барон или его наместник, или папской кастеллян, тогда как прикрепленное к земле рабочее население жило у подошвы скалы, скученное на его земле. Даже в в настоящее время в латинских горных местностях существуют старинные селения, называемые Rocca. Распоряжавшийся там господин был маленьким династом в своем округе, владельцем земли и владыкой над жизнью и смертью людей, поселенных на его земле, типическим горацием (от греческого гòра, по-русски горà).
Путешествие Иннокентия III по Лациуму имело целью утвердить тамошних вассалов и города в верности римской церкви, и он достиг этого.
Но более всего папство поддерживали отдаленные страны. Спор за германский престол был окончательно решен Иннокентием на великом соборе 11 ноября 1215 года в Латеране. Адвокаты Оттона и представители Фридриха выслушали решение, которым первый был отвергнут, а последний признан. Более 1 500 прелатов из всех христианских стран, вместе с князьями и посланниками королей и республик, преклонили колена перед могущественнейшим из пап, который сидел теперь на всемирном престоле, как повелитель всей Европы. Этот собор. последний торжественный акт Иннокентия III, был выражением огромной и новой силы, которую получила в Западной Европе христианская церковь. Папство при Иннокентии III достигло головокружительной высоты, на которой оно, конечно, не могло удержаться, потому что находилось в противоречии с основным источником своей собственной евангельской идеологии и потому естественно тотчас же возникли секты.
Учение о совершенной бедности, как об истинном последовании Христу, составляло догматическое ядро еретических учений того времени, и уже это одно показывало, что Евангелия распространились на Западе Европы не за 1000 лет до того. Лионские бедные или Вальденцы были особенно опасны для церкви, потому что их аскетическое учение как раз и было евангельским и давало врагам понтификальной монархии острое оружие. Папство поняло, что оно окажется в величайшей опасности, если не присвоит и себе требования христианского самоотречения. И вот из среды церкви вдруг появились два апостола той же бедности — Франциск и Доминик. Отношение их к церкви изображено в легенде о сне папы, который увидел, что падающий Латеран был поддержан двумя незаметными людьми, в которых он, проснувшись, узнал этих двух святых. Но они были совершенно различны.
Франциск был сын богатого купца в Ассизи, где он родился в 1182 году и, начитавшись еще свежих тогда Евангелий, оделся в лохмотья. Над ним смеялись, называли безумным, но вслед затем, начитавшись по его рекомендации тех же Евангелий, другие юноши последовала его примеру, и он основал общественный дом в капелле Портикула, возле Ассизи, и евангельский наивный призыв «отрекись от всего, что имеешь, и следуй за мной» раздался на улицах между энтузиастами бедности, спешившими буквально выполнить эту заповедь.
«Загадочное стремление к мистическому братскому союзу, основным положением которого было отречение от собственности, средством для жизни — милостыня (из рук не отрекшихся от нее) и украшением — нищенская одежда, —говорит Грегоровиус (IX,3),— есть одно из самых необыкновенных явлений конца средних веков», и оно, — прибавляю я, — останется навсегда загадочным, если мы не допустим, как я показал в первом томе «Христа», что и сами Евангелия возникли в средние века и были переведены на латинский язык не за тысячу лет до Франциска.
Францисканцы водворились в Риме в 1229 году в госпитале С. Блазио, потом Иннокентий IV, не могший им сопротивляться явно, так как сам признавал Евангелия, передал им в 1250 году монастырь св. Марии в Ара-Чели, потому что они, ведя нищенский образ жизни, не мешали ему, как ее покровителю, стремиться к светскому господству над миром. Но еще более доволен был он, когда кастилианец Доминик де-Калагорра вознамерился в 1205 году, во время путешествия по южной Франции, посвятить свою жизнь обращению к понтификальному престолу тех самых еретиков, которые восставали на него во имя евангельских идеалов.
Иннокентий лучше понял практические взгляды этого пламенного проповедника против своих противников, чем мечтания Франциска, и склонился к признанию ордена с соответствующим уставом. Но смерть помешала ему в этом, и только 22 декабря 1216 года Гонорий III утвердил орден доминиканцев в то время, когда Доминик де-Калагорра был снова в Риме. Он дал братьям проповедникам (frates praedicatores) право духовного пастырства и проповеди во всех странах, и очень скоро орден доминиканцев сделался грозным тем, что захватил в свои руки инквизицию, сначала вместе с францисканцами, а потом один.
Эти два ордена были совсем другие, чем прежние. Прежние основывали аббатства, где члены их занимались науками на покое, а их аббаты в качестве имперских или ленных князей, управляли вассалами. А новое монашество поместилось в городской среде, в народной сутолоке. Оно тоже принимало в себя не только монахов, но и мирян, в форме так называемых терциариев. Старинные ордена были аристократическими и феодальными, а Франциск и Доминик демократизировали монашество и в этом заключалась причина их популярности. Народ видел, как презираемая бедность возведена была ими впервые на алтарь и поставлена в сиянии небесной славы. Поэтому приток бедноты к новым орденам был очень велик. Уже в 1219 году Франциск мог насчитывать на общем собрании в Ассизи 5 000 братьев, следовавших за его орденским знаменем. Основание нищенских монастырей скоро сделалось в городах таким важным обстоятельством, каким в наше время могло бы быть разве применение какого-нибудь открытия, изменяющего условия жизни. Богатые и бедные вступали в эти ордена, и умиравшие всех сословий желала быть одетыми в рясу святого Франциска, чтобы вернее попасть в рай.
Нищенствующие монахи имели влияние во всех слоях общества. Только теперь, а не в первые века нашей эры, распространилось евангельское христианство. Но к чему же оно привело? Они окончательно оттеснили белое брачное духовенство от исповеди и проповеди. Они засели в коллегии кардиналов и делались папами. «Их голос, —говорит Грегоровиус (IX, 3),— проникал в самые тихие семейные жилища, в собрания горожан и к блестящему двору, где доходил до ушей короля, которого они были исповедниками и советниками; он раздавался в залах Латерана и в бурных парламентах республик. Они все видели и все слышали. Они странствовали но стране, по-евангельски, «без посоха, без сумы, без хлеба, без денег» и босиком. Но эти толпы нищих были в то же время организованы в сотнях новых монастырей, распределенных по провинциям. Они управлялись одною властью — генералом, по приказанию которого каждый из братьев готов был сделаться миссионером и мучеником, проповедником крестового или карательного похода, мировым судьей, вербовщиком войск для папы, судьей еретиков и инквизитором, тайным посланником и шпионом, самым строгим сборщиком и взыскателем всевозможных поборов и десятин для Латеранской кассы».
Римская церковь воспользовалась демократическим направлением этих орденов, содействовавших сближению ее с простым народом и совершенно освободившихся от надзора светского духовенства и епископов. Папы постепенно образовывали из них готовые к бою войска, содержание которых им ничего не стоило. Убеждение в божественной власти пап тысячами путей вносилось этими нищенствующими монахами в сознание западноевропейского человечества, которое, под влиянием вызванных Евангелиями угрызений совести, мечтательности, благожелательности, преданности и самопожертвования, склонялось в терпеливом послушании перед велениями непогрешимого папы.
Однако демократическая природа францисканцев трудно поддавалась управлению. «Их мистицизм грозил выродиться в ересь, и апостольский принцип бедности ставил церковь не раз в опасность. Орден раскололся уже вскоре после смерти его основателя, так как одна партия, более умеренная, руководителем которой был Фра Элиа, наиболее уважаемый из учеников святого, требовала допущения, при известных условиях, дохода от имущества. Заповедь нищенской бедности превзошла законы человеческой природы, которая практически может выражать свою жизненную и волевую силу только в имущественных отношениях, и вот, основатель нищенствующего ордена уже покоился в соборе, блещущем золотом и мрамором. Его нищие дети скоро устроили себе приятную жизнь в снабженных имуществом монастырях всего света, а бедность осталась за воротами ах монастырей».
Но все же из пепла благочестивого святого возникла и более строгая партия, отличавшаяся восторженной горячностью. Она провозглашала принцип абсолютного отсутствия имущества не только среди своих светских братьев, но и среди самой миродержавной церкви. Евангелием этой «Секты святого духа», или спиритуалов, были пророчества калабрийского аббата Иоакима де-Флоре, который считал существовавшую до того времени церковь только преддверием к царству святого духа. Эти мужественные монахи имели смелость думать, что Франциск должен занять место апостолов, а их монашеское царство — место папского, чтобы начать предвозвещенный век святого духа, с которым не будет связано никакой формы общежития, никакого управления, ничего «твоего и моего».
Так сильно действовали тогда Евангелия на людей, у которых не было еще другого чтения! И разве можно даже подумать, что эти ростки выросли лишь через 1200 лет после их посева? Всякое зерно высохло бы за такое время и окаменело. Ничто не может красноречивее доказать распространение «первых сантиментальных романов» на западе Европы лишь в XII—XIII веках, как эти нищенствующие ордена и крестовые походы.
Но возвратимся к Риму.
Старый кардинал Ченчиус Савелли сделался преемником Иннокентия под именем Гонория.
Единственное страстное желание наполняло его душу, это — осуществление объявленного Иннокентием III крестового похода в Палестину, во главе которого он надеялся видеть Фридриха, Но прежде чем он пригласил последнего в Рим для коронования, он 9 апреля 1217 года короновал Петра де-Куртенэ в византийские императоры, что прядало новый блеск церкви, которая с этого времени надеялась иметь в своем ленном владении короны Востока и Запада. Французский граф призывался латинскими баронами на латинизированный теперь Константинопольский трон в качестве супруга Иоланты, сестры второго Франкского императора Византии, Генриха, в лице которого 11 июня 1216 года угасла мужская линия фландрских графов. Петр прибыл в Рим со своей женой, четырьмя дочерьми и большой свитой и получил в Риме корону из рук папы.
А Фридрих не исполнил своего обета и лишь со смехом смотрел на удивительный крестовый поход нескольких тысяч детей, указывавший не столько на неизменность стремления рыцарства на Восток, сколько на болезненное вырождение крестовых походов.
Гонорию III наследовал человек сильного характера, Гуголин, остийский кардинал-епископ, избранный 19 марта 1227 года под именем Григория IX. На третий день после своего посвящения он уведомил о своем избрании Фридриха, и вместе с тем, потребовал от него выступления в крестовый поход. Фридрих выступил, но, заболев на море, приказал своей галере вернуться и снова высадился в Отранто. Разгневанный папа взошел в полном облачении на кафедру собора в Ананьи и объявил отлучение императору, а выстроенные в ряды по сторонам главного алтаря священники побросали в знак грозности этого акта на землю бывшие в их руках зажженные свечи.
В своем окружном послании ко всем епископам, Григорий изобразил самыми черными красками неблагодарность Фридриха и это побудило императора к столь же беспощадному ответу. Представитель высшей государственной власти выставил пороки церкви на обсуждение всего света и подтверждал мнения еретиков о противоапостольском поведении пап. И вслед за тем он выступил в крестовый поход, оставаясь под отлучением. Когда 28 июня 1228 года Фридрих из Бриндизи вышел в море, церковь сопровождала его гневными словами, что он отправляется в Иерусалим как «пират», а не как крестоносец. Вместо благословения за ним следовало церковное проклятие, которое встретило его даже у воображаемого там «гроба Спасителя». Но Фридрих не обратил на это никакого внимания, 18 марта 1229 года он собственноручно надел в Иерусалиме корону на свою голову. Посредством договора с султаном он возвратил христианам этот город и, неожиданно прибывши 10 июня в Бриндизи, выгнал папские войска из своих владений.
Бежавший Григорий IX пробыл всю зиму в Перуджии, не обнаруживая желания вернуться в Рим. Но вдруг 1 февраля 1230 года Тибр вышел из берегов, Леонина и Марсово поле были покрыты водой, Сенаторский мост был снесен и наводнение вызвало голод и повальные болезни. Римляне, которые во время долгого изгнания папы забыли о нем, теперь под влиянием суеверного страха вспомнили, что «святой отец есть властитель их области». В Перуджию спешно отправились посланные. Они упали к ногам папы и просили его простить введенный в заблуждение народ и возвратиться в осиротелый, город, чтобы бог перестал его карать.
