Н.А.Морозов / «Христос». 5 книга / ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ГЛАВА IV.
РИМСКИЕ ЖРЕЦЫ И ХРАМЫ VII ВЕКА НАШЕЙ ЭРЫ.

Христианское мировоззрение VII века было несколько иным, чем мы привыкли думать.

Вот, например, в Ватикане имеется (под № 1665) поэма Аратора (смерть которого относят к 560 году) об апостоле Петре, в которой сообщается, что она «была прочтена автором публике в базилике св. Петра в 544 году». А в этой поэме Олимп замещает христианский рай и господь-бог именуется просто Громовержцем. Да и ирландский монастерионец, Колумбан (ум. 615 г.) изображает Христа действующим вместе с данаями и с Пигмалионом, в компании с Гектором и с Ахиллесом.¹

О смеси язычества с христианством во времена Карла Великого уже достаточно говорил и Пипер в своей «Мифологии и символике христианского искусства».²

¹ S. Columbani: Poёmata. Epist. ad Fedolium (Max. Bibl. XII, стр. 34).

² Piper: Mythologie und Symbolik der Christlichen Kunst. I. 139.

После Григория Великого в Риме были еще два великие понтифекса — Сабиниан и Бонифаций III, оба меньше года и тоже по назначению византийских императоров, а затем наиболее продолжительный срок был великим римским понтифексом Бонифаций IV (608—615 гг.), при котором появился Пантеон (рис. 99).

Что мы знаем о времени постройки Пантеона в Риме? Разберем прежде всего документы.

1. В 1866 году, «в местности Dia Dea, по дороге в Порто, была найдена доска, на которой какие-то арвальсвие братья (fratres arvales) нацарапали, что они собирались в Пантеоне (in Pantheo). С обычной поспешностью любителей старины признали эту доску за древнейшее упоминание о Пантеоне и отнесли ко времени Нерона. По смыслу надписи они заключили, что Пантеон уже и в то время служил для богослужения.³ Но мы инеем полное право лишь улыбнуться при ссылке на такие «древние документы 1866 года». Сама Dia Dea (т. е. божественная богиня) была скорее всего католическая мадонна, а «арвальские братья» не римская жреческая коллегия, а арвальские монахи.

2. Апокрифический Плиний в своей «Естественной истории» говорит, что Пантеон был сделан Агриппой богу Всевышнему.⁴ По нашей хронологии Агриппа был полководец Константина I, с которым отожествляется Октавиан Август, а потому и храм можно было бы отнести к IV веку нашей эры; если бы можно было положиться на эту книгу, открытую лишь в Эпоху Возрождения.

3. Абсолютно апокрифический Дион Кассий⁵ говорит:

«Пантеон получил такое название, потому что его купол похож на небо». Но по своему слогу и сюжетам Дион писал еще позднее Плиния.

4. Самое раннее изображение Пантеона принадлежит концу XV или началу XVI века. Это рисунок Guiliano da Santa Gallo, современника Рафаэля.⁶

³ De Rossi (BulleL 1866, № 4).

⁴ Pantheon Jovi Ultori ab Agrippa factum (Plinius, Historia Naturalis, 36, 24).

⁵ Dio Cassias, LIII, 24, I.

⁶ Passavaut: Raphaёl von Urbino, I, 322.

Рис. 99. Внутренний вид церкви Santa Maria ad Martires, называемая Ротондой и считаемая классиками за Пантеон Агриппы.

Вот и все первоисточники о Пантеоне, заслуживающие упоминания. Все остальное лишь догадки очень поздних, даже современных нам авторов.

Теперь посмотрим мифы об этом здании. Нам говорят, что Пантеон еще в языческие времена был построен для Кибельской Божьей Матери,⁷ причем Кибелой называлась будто бы одна из фригийских гор. Но этот языческий храм, — говорят нам, — стоял заброшенным много веков до великого римского понтифекса Бонифация IV (608—615 гг.), который «на его руинах» вновь устроил храм Божьей Матери, во уже христианской. «И вот под сводами этого (теперь уже Бонифациевого Пантеона) — говорит Фердинанд Грегоровиус,⁸—впервые зазвучало gloria in excelsis (слава в вышних богу), и римляне могли видеть, как перепуганные бесы спасались через отверстие в куполе: их было столько же, сколько было языческих богов на руинах бывшего тут языческого Пантеона».

⁷ Κυβήλη латинское Cybele, с титулом Божьей Матери (Кибельская богородица).

⁸ Ф. Грегоровиус: История города Рима в средние века, т. II,. стр. 93 русского перевода 1903 года.

Итак, во всяком случае, тот Пантеон, который мы теперь имеем в Риме построен не Агриппою в I веке до начала пашей эры, а великим римским понтифексом Бонифацием IV между 608 и 615 годами нашей эры. А как же отнесли это здание к I веку до начала нашей эры?

«В XII веке, —продолжает Грегоровиус,— стало известно (очевидно, из апокрифического Диона Кассия), что Пантеон был построен Агриппою (63—12 гг.), полководцем Октавиана Августа», и таким образом существовал уже за 600 лет до Бонифация. А то обстоятельство, что он и в VII веке оказался посвященным той же «богородице», приводится автором в связь с аналогичными повествованиями латинистов Эпохи Возрождения и о других христианских сооружениях.

Так, у них говорится, например, будто и храм Косьмы и Дамиана был воздвигнут много ранее их Ромулу и Рему; будто церковь святой Сабины была построена не ей, а еще ранее ее Диане; будто храм Георгия Победоносца есть храм Марса. Но не проще ли допустить, что тут лишь разные названия тех же самых предметов? А это тем более правдоподобно, что и Октавиан Август списан с императора Константина I.

Латинские Жития святых (Martirologium Romanum) говорят, что освящение Пантеона было 13 мая, а о годе показания расходятся. Одни относят его к 604, другие к 606, третьи к 609 и к 610 годам⁹ (при Сатурне и Юпитере в Водолее).

В этот день при выходе Овна из лучей утренней зари происходит и теперь празднование освящения Пантеона, официально называемого уже Santa Maria Rotonda, а праздник «всех святых» справляется 1 ноября (при Солнце над созвездием Жертвенника), что, вероятно, установлено не ранее как Григорием IV (827—844 гг.).¹⁰

⁹ Siegbert: Chronic,дает 609 год; Annales monaster. дают 609 год; Marianus Scotus дает 610год; Ado Wienn дает 604 год; Hcrm. Contractus дает 609 год (Jaffé: Reg. Pontif.изд., стр. 220).

¹⁰ Грегоровиус, т. II, стр. 94 русск. изд.

Интересно, что в XIII веке каждый новый римский сенатор давал папе клятву охранять эту церковь, вместе с замком Ангела и базиликой св. Петра. А по своей архитектуре и сравнительно небольшой величине Пантеон, действительно, может быть отнесен к VII веку нашей эры.

Отбросив апокрифическую литературу о «предбогородичной Кибельской богородице», которой его будто бы когда-то посвятили, — мы можем признать вполне правдоподобным, что этот храм был построен около 609 года при великом римском понтифексе Бонифации IV. Но мы имеем полное право сомневаться в том, чтобы церковная служба в то время была такая же, как с XI века нашей эры, когда началась эпоха католических пап, первым из которых, повторяю, был Григорий VII (1073—1085 гг.). Да и самая тогдашняя римская религия была, вероятно, ближе к митраизму (откуда слово митрополит), так что и возглас: «Слава в вышних богу», от которого бросились бежать черти, мы можем счесть постольку же требующим доказательств, поскольку и существование самих чертей. Все это скорее выдумки, созданные воображением теологов для того, чтобы объяснить традиционно сохранившееся за храмом Santa Maria Rotonda название Пантеон, т. е. храм всем богам, тогда как по церковным соображениям нового времени верховный жрец Бонифаций IV, причисленный в XIII веке к папам, уже не должен был, в качестве такового, признавать никаких богов и полубогов, кроме бога отца, бога сына и бога святого духа, при разжаловании остальных в святые и в ангелы различных чинов.

После смерти Бонифация IV в 615 году, византийский император Гераклий утвердит великим римским понтифексом Деодата (Богупреданного).

«Латинский народ в то время,—говорит Ф. Григоровиус,¹¹— окреп благодаря воздействию на него церкви, и начинал враждебно относиться к владычеству греков, время-от-времени восставая против них, да и сами византийские наместники в Италии стали стремиться к самостоятельности». А с нашей точки зрения религия была тут не причем. Западная Европа начала крепнуть благодаря развитию в ней разработки железа. Пока главными орудиями производства была медь — главные рудники которой были на Кипре — восток Средиземного моря естественно властвовал. Но вот, началась выделка железа в Богемии и на Гарце (где как раз в V веке начали обильно добывать серебро, медь и железо), и центр культурной жизни, благодаря топорам, пилам: и плугам, естественно перенесся в Среднюю Европу. Римская церковь явилась только выразительницей этих культурных достижений и, базируясь на несогласиях в догматах, тоже вступила в великую борьбу с греческим государственным началом борьбу, имевшую огромные последствия для всего Запада.

¹¹ Том II, стр. 95.

Деодат умер 8 ноября 618 года, по всей вероятности, от чумы, и прежде чем был посвящен его преемник, неаполитанец Бонифаций V, в Равенне вспыхнуло, вслед за первым, и второе восстание против власти византийских цезарей. На этот раз во главе его был сам итальянский экзарх Элевтерий. Византийский цезарь был занят войнами с персами и аварами, и это навело честолюбивого евнуха на мысль воспользоваться таким благоприятным моментом, чтобы стать независимым. Он провозгласил себя цезарем Италии и двинулся к Риму, чтобы узаконить здесь свое узурпаторство. Но собственные же войска убили его в Кастелль-Лучеоли и отослали его голову в Константинополь. Это было в 619 году, а в декабре того же года свершена была ординация Бонифация V, о котором мы тоже не имеем никаких сведений, кроме числа лет его правления. Повидимому, он умер в октябре 625 года. Да и вообще история Рима в первую половину VII века покрыта глубоким мраком. Единственным ее первоисточником является «Книга понтифексов». Ни о герцоге его, ни о коменданте (magister militum), ни о префекте не упоминается нигде, и мы напрасно будем искать каких-либо следов от римской гражданской жизни и городского общинного устройства того времени.

Обыкновенно о смерти римского великого понтифекса извещали экзарха через архипресвитера, архидиакона и примицерия нотариусов, причем посылалась униженная просьба об утверждении нового выбора не только к нему, но и к архиепископу и к судьям Равенны, служившей и теперь, как ранее, столицей Италии, чтобы и они умоляли экзарха утвердить выбор.

Политическое ничтожество итальянского Рима в его захолустьи, несмотря на вереницы пилигримов с континента, и всесильная власть Равеннского экзарха в Италии VII века с его главенством над церковью, так несомненно доказываются униженными формами этих прошений, что не стоит и искать других подтверждений.

У меня нет места рассказывать о деятельности следовавшего за тем римского великого понтифекса Гонория (625—628 г.), о его мире с христианами монофелитами (одновольцами), которых отожествляют с маронитами, существовавшими в Сирии до XIX вена, и с арианами — ломбардцами. Я отмечу только снова и снова, что христианский первосвященник Арий и библейский Арон одно и то же лицо, а потому и тогдашняя борьба римской церкви с арианами сводится на борьбу сторонников Василия Великого со сторонниками Ария-Арона, или, выражаясь евангельской терминологией, на борьбу Христа с фарисеями.

По нашим исследованиям, изложенным в первой и второй книгах «Христа», это была еще эпоха развития библейского мессианства и очень возможно, что тогдашние ариане, подвергались еще обряду обрезания и потому ничем существенным не отличались от израэлитов и измаэлитов, а католики, как выражается библейская книга «Царей», «признавая своего бога-Громовержца, поклонялись и богам других народов».

Историки церкви нам говорят о больших постройках  Гонория, произведенных благодаря тому, что в его казнохранилище скопилось слишком много приношений пилигримов и сборов с церковных имуществ и их необходимо было на что-нибудь истратить. В логичности такого вывода, конечно, нет сомнения: все роскошные постройки есть лишь естественная кристаллизация большого количества предварительных сбережений человеческого труда, собранного насильственно или под предлогом спасения души в виде груд золота или кредитных знаков, которые нелепо было хранить бесполезно в подвалах, а проесть или пропить было нельзя благодаря ничтожной емкости человеческих желудков, не превышающей двух литров вместимости у самых рослых людей. Только на большие постройки и можно было употребить большие сбережения.

Так должно было происходить и происходило всегда, а наличность больших денежных сбережений и больших доходов с пилигримов и территориальных владений вполне правдоподобна для римского понтификата VII века.

С экономической точки зрения неправдоподобны только гипнотизирующие нас до сих пор сообщения апокрифов Эпохи Возрождения, будто почти все современные римские храмы заменяют бывшие на этих местах еще лучшие языческие, появившиеся на зло Марксу и Энгельсу еще до начала нашей эры. Все это резко противоречит не только учению о трудовой и прибавочной ценности, но и современной физической энергетике с ее килограммо-метрами работы, и материальной культуре, учащей, что без специальных орудий нельзя обтесывать камни. Вот почему, если нам говорят, например, что современный храм св. Адриана построен великим понтифексом Гонорием в XII веке из развалин знаменитого римского сената, то мы скорее можем поверить, что тут в средние века просто молились императору Адриану, лишь в XII веке превращенному из обоготворенных царей в их мученика.

Аналогичное мы можем сказать и о церкви св. Лаврентия in Miranda (т. е. Увенчанного лаврами на удивление), заменивший будто бы храм, посвященный Антонину Пию и его легкомысленной супруге Фаустине; и о храме святой Марии в аду (Santa Maria in inferno), заменившем будто бы бывший издревле тут храм Весты¹² с помещением для монашенок-весталок; и о церкви Косьмы и Дамиана, заменившей будто бы храм Ромулу и Рему.

¹² Т. е. Покрытой Девы, от итальянского vesta—одеяние, покров (отсюда же французское vêtu), вероятно, потому, что она изображалась в чадре или под вуалью; в русской церкви есть даже праздник: покров пресвятой богородицы. Или это от еврейского ВШТ — огонь.

Невольно приходит в голову: не были ли все эти храмы построены римскими понтифексами VII века действительно самим Антонину и Фаустине, Ромулу и Рему, Адриану и Диане, причисленным тогда к богам (т. е. святым)? Нельзя ли предположить, что только потом, после разжалования старых богов в папский период, начавшийся, как мы видели, лишь с 1073 года нашей эры при Григории VII, переименованы они в св. Косьму и Дамиапа и так далее, с перебросом многобожного культа предшествовавших римских понтифексов за начало нашей эры?

С точки зрения истории религиозной эволюции на берегах Средиземного моря это самое правдоподобное решение вопроса.

О латинском языке того времени (если он не много позднейшее искусственное произведение) может служить надпись в базилике св. Агнессы (т. е. Овечки-Рахили) вне города, за Porta Nomentana, приписывающаяся первосвященнику Гонорию (625—638 гг.):

¹³ Gruter, 1172, 4.

В одном месте «Книги понтифексов» упоминается, что Гонорий устроил мельницы возле городской стены, у «водопровода Траяна», проводившего воду из Сабатинского озера.¹⁴ Так как мельницы на Яннкуле ни в каком случае не могли действовать без воды, которую доставлял именно этот водопровод, такое указание может привести к предположению, что и самый водопровод Траяна был построен ни в каком случае не ранее, как Велизарием (544 — 549 гг.).

¹⁴ Вот соответствующее место «Книги понтифексов»: Et ibi constituit molam in loco Trajani juxta murum civitatis, et formam, quae dicit aquam a loco Sabbatino, et sub se formam, quae conducit aquam ad Tiberim (Vita Honorii  в «Liber Pontificalis».

Гонорий I умер в 638 году и погребен в базилике св. Петра. Естественно появляется вопрос: не приписываются ли некоторые постройки этих поздних римских великих понтифексов Гонориев императору Гонорию?

После Гонория I некоторое время были незаметные Северин, Иоанн IV, Феодор, Мартин, Евгений, и, наконец, Виталиан, при котором посетил Рим византийский цезарь Константин (4-й).

Сами того не подозревая, историки этого события яркими чертами рисуют тогдашнее провинциальное положение Рима, так противоречащее экстравагантным представлениям об его классическом прошлом.

«Можно себе представить, — восклицает Грегоровиус,¹⁵— какое волнение овладело давно покинутым (?) городом, когда в нем появился сам император-повелитель! Прибытие в Рим византийского монарха, который все еще по праву именовал себя императором римлян, было здесь великим событием. «Книга понтифексов» приводит церемониал его встречи, в высокой степени замечательный уже по одному тому, что он совпадает с обычаями, которые соблюдались во все средние века при приеме германских императоров. Папа, духовенство и представители Рима, с крестами, хоругвями и свечами, встретили Константина за городом, у шестого верстового камня. Торжественное вступление императора в Рим происходило в среду 5-го июля 663 года. В ближайшую субботу император проследовал к церкви Santa Maria Maggiore и в ней сделал приношение. В воскресенье он отправился в торжественной процессии, сопровождаемый войсками, в базилику св. Петра, был встречен на пути духовенством и затем великим понтифексом, который и ввел его в базилику.

«Жалкое положение Виталиана и его смирение перед Константином, — продолжает наивно автор, — невольно вызывают сожаление. Нужно было пройти целому ряду столетий, чтобы это зрелище понтификального унижения сменилось сценой в Каноссе. Вид императора, который своим посещением города выражал только снисхождение к его обитателям, и вид греческих царедворцев, смотревших на римлян с полным презрением, должны были вызывать горькие воспоминания (?) и в самих римлянах, видевших повсюду вокруг себя только нищету. И мы считаем очень правдоподобным, что именно по этому поводу раздался потом трогательный голос, оплакивавший унижение Рима в X веке.

«О Рим! —писал кто-то,— ты погибаешь! Свободные граждане твои обрабатывают поля пелазгов. Тобою владеют рабы рабов, народ, собранный с самых отдаленных концов земли! Константинополь процветает и зовется новым Римом, а твои, о, древний Рим, укрепления и стены превращаются в развалины! Древний поэт предсказал тебе все это в своей песне, и если бы милость Петра и Павла не охраняли тебя, то ты давно погиб бы в несчастиях. Жестокие и отвратительные евнухи надели на тебя ярмо, а некогда ты так ярко сверкал славою благородных людей». ¹⁶

¹⁵ История города Рима, т. II, стр. 127.

¹⁶ Латинский подлинник этой элегии Muratori извлек из Moben Codex, относя его к X веку.

Желая объяснить, почему в средневековом Риме не оказалось никаких статуй древних императоров, историки утверждают, что их всех, кроме конной статуи Марка Аврелия, увез в Константинополь этот самый Константин. Но, увы! И в средневековом Константинополе их не оказалось, а что касается до будто бы оставленной этим императором на память конной статуи Марка Аврелия, то «невежественный народ и в особенности духовенство средних веков» называли ее именем самого Константина. Таким образом, оказывается, что она скорее всего и была сделана в Риме в память посещения его Константином IV после 663 года, но потом, в виду ее несоответствия с его дурной репутацией была апокрифирована сначала Константину Великому за 350 лет назад, а потом еще и за 550 лет Марку Аврелию Антонину Философу.

А если мне скажут, что нельзя же, наконец, считать за апокриф или выдумку всякое старинное сообщение, несогласное с моей теорией непрерывной эволюционной преемственности человеческой культуры, то я отвечу, что дело здесь идет не об одной этой теории, но и о несогласии наших древних осведомителей со здравым смыслом, как с основой всякого научного исследования.

Вот, нам говорят, например, что еще за 1 000 лет «до Рождества Христова» жил на берегу реки Нила Моисей. Ему привезли из озера несколько возов листьев тамошнего растения, папируса, он склеил их неизвестно каким клеем в длинные полосы, вроде современных полотен и положил их за неимением столов на землю. Потом он взял в правую руку, за неимением карандашей и перьев, заостренную палочку и, обмакивая ее в разведенную водою сажу, написал под диктовку бога Громовержца историю всего, что было до него от сотворения мира, и что было при нем. Затем он описал, наконец, даже и собственную свою смерть и похороны и рассказал как его оплакивал народ (См. Второзаконие Моисея, 34, 5—12).

Прошло около 2 000 лет и книги его все время чудесно переписывались тысячи раз без изменений, чудесно были переведены семьюдесятью переводчиками на греческий, потом, Иеронимом, на латинский язык. Святой дух не позволил при этом переводчикам сделать ни единой ошибки, и целую тысячу лет никто не разрешал себе их толковать, а как только окончилась эта тысяча, вдруг появился целый короб толкователей и дополнителей — талмудистов, не оставивших без обширных комментарий ни одной буквы. Четыре евангелиста на берегу Шериат Эль-Кебире, получившем у христиан не принадлежащее ему название Иордана, тоже получили несколько возов папируса из Египта, склеили их в полотнища и, лежа на песке Геннисаретского озера, написали на них (часто теми же самыми фразами и тоже палочкой, обмакнутой в разведенную водою сажу, и вырисовывая отдельно каждую букву) четыре Евангелия, Апокалипсис, книгу своих деяний и ряд писем единоверцам тоже под диктовку святого духа. И вот христианская религия, возникнув во всем своем объеме сразу, остается неизменной почти две тысячи лет. Святые отцы Никейского собора резюмируют ее в навеки неизменном «Символе веры», как веру в бога отца, бога сына и бога святого духа, троицы единосущной и нераздельной, и с тех пор от «папы» Милостивого (Климента), отца католической церкви, умершего в 102 году нашей эры и до современного нам римского папы, все остается неизменным.

Оставим тут в стороне мою эволюционную теорию религий и просто спросим: согласно ли все это со здравым смыслом, и с историей материальной культуры? Вы сами ответите, что нет. А если нет, то и моя попытка показать детально возможность рационального происхождения современного религиозного мировоззрения, не может быть опровергаема простой ссылкой на документ гадательного времени и гадательного происхождения.

Возражением мне может быть лишь несомненный документ, вроде геркуланумского или помпейского, а в некоторых случаях вроде надписи в катакомбах или на стенах египетских храмов. Но именно они-то и говорят за мою теорию, после их астрономического хронологирования. За нее же говорят и такие факты, как только что приведенный рассказ о ватиканской конной бронзовой статуе. Во всех современных книгах вы найдете ее под именем статуи Марка Аврелия из второго века нашей эры», неизвестно по чьему определению, а, покопавшись в первоисточниках, вы вдруг узнаете, что «невежественный народ и в особенности духовенство» называли ее «статуей цезаря Константина», и что «она называлась таким именем в продолжение всех средних веков».¹⁷

Даже название этого Константина «Великим, Благочестивым, Счастливым и Триумфатором» (D. N. Constantino Maximo, Pio, Felici ac Triumphatori) ничего не доказывает, так как это льстивое послесловие прилагалось не к одному Константину I, а и ко всем византийским царям, вроде того, как в Русской империи за обедней вспоминали каждого «благочестивейшего, самодержавнейшего, великого государя нашего, императора»...

Здесь я должен снова сделать серьезное предупреждение: не всякая монета, где под грубым очерком обще­человеческого профиля написано CONS. MAG. означает Константина I, а не Константина IX, современника крестовых походов, и не всякий памятник древности, относимый теперь, например, к Траяну, принадлежит первому веку нашей эры. Траян (т. е. троянский), это какое-то нарицательное имя, создавшее в средние века массу легенд в средней Европе. Оно упоминается даже в старорусском «Слове о полку Иго реве»,¹⁸ которое не может быть раньше XII века, так как сам Игорь считается плененным половцами (турками) в 1185 году, и в ней правильно описывается солнечное затмение 1 мая 1185 года, а рукопись, сгоревшая в Москве в 1812 году была, как говорят сами историки, не ранее XV века.

Каким же образом это легендарное лицо, жившее в эпоху крестовых походов, могло бы быть отголоском тысячу лет назад сошедшего в могилу в Риме цезаря Марка Ульпиция, неизвестно почему получившего прозвище «Троянского» (Траяна)?¹⁹

¹⁷ Vincenzo Tizzani: La Status equestre di Marco Aurelio. Roma, 1880.

¹⁸ Веселовский: «Легенды о Трояне. Журнал Ми-ва Народного Просвещения. 1880, № 7.

¹⁹ Слово Траян созвучно только с итальянским traino (Французским traîne) — свита и может быть переведено: свитский, La roba trainata — платье со шлейфом.

назад начало вперед