Н.А.Морозов / «Христос». 5 книга / ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА II.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ДРЕВНЕЙ ЭЛЛАДЕ «УТОЛЯЮЩЕГО ТОСКУ».
 

Рис. 79. Историческое сновидение. Смерть Архимеда, последние слова которого были: «не тронь моих чертежей!». (Из исторической книги конца XIX века.)

Вот веред нами десятикнижное «Путешествие» Павзания,¹ где он описывает достопримечательности Греции, разделяя ее, как при феодальных латинсвих государствах XIII века, на Аттику, Коринфику, Лаконику, Мессению, Илиду, Ахайю, Аркадию, Беотию и Фокиду и дополняя этнографическую часть постоянными вставками фантастического характера.

Имя Павзаний значит «Утоляющий Тоску»,² и о жизни его абсолютно ничего неизвестно, кроме того, что можно извлечь, из его собственного единственного сочинения.³

¹ Я цитирую с некоторыми поправками по греческому тексту русский перевод этой книги: Павзаний, «Описание Эллады или путешествие по Греции во II веке по Р. X.», с приложением статей: «Историко-литературное значение Павсання», «Краткий очерк истории греческого искусства» и «Родословные таблицы эллинских династий», перевод Г. Янчевского 1889 г.

² Παυσ-ανιας — утоляющий тоску иди боль.

³ Одно время предполагали, что это — Павзаний из Кесарии, о котором упоминает Филострат, но затем это мнение было признано необоснованным, так как тот Утолитель тоски был ритор, а не географ.

Профессор И. Шубарт в своей статье «Историко-литературное значение Павзания» говорит, что «нет древнего писателя, которому столько, как Павзанию, мы были бы обязаны знанием древней Греции» ее религиозной жизни и искусства. Можно не задумываясь сказать, что без него целые страны Греции были бы для нас совершенно неизвестны. Некоторые религиозные обычаи и формы верований нам переданы только им, и без него едва ли бы существовала история греческого искусства».

И, действительно, Павзаний невидимо присутствует во всех современных сочинениях о классической Элладе и не даром его называют «Путеводителем по древней Греции». У него резюмированы или прямо приведены почти все показания классических авторов с прибавлением еще бòльшего от себя; рассказана история множества мест, и приведены связанные с ними народные местные легенды. Нельзя не видеть, что автор не только перечитал все, что мы находим теперь в классической литературе, но и сам посетил большинство греческих городов своего времени, прибавив к ним по своему крайнему разумению, как виденные самим, и те города и местечки, о которых где-нибудь читал. Сначала историки искренне верили, что все эти места исчезли лотом без следа, а затем стали сомневаться и в полной достоверности Павзания. В конце XIX века появился, наконец, археолог А. Калькман, приват-допент Берлинского университета, который в своей книге «Павзаний-Путеводитель» ⁴  сравнил детально его описания с другими греческими авторами и вдоль и поперек раскритиковал его книгу, резюмировав, в конце концов, свое исследование так:

«Павзаний не обнаруживает ни таланта, ни честной работы. Он, как и нынешние проводники для иностранцев, был невежда худшего сорта... Устные предания, которые были его главными руководителями, не могли быть неподдельного достоинства, а на эту топкую почву и опирается произведение, которое в классической археологии должно быть книгой книг. Порадуемся же такому открытию и тому, что наука о памятниках древней Греции основана не на одной прихоти и произволе какого-то позднего по наслышкам работавшего сирийца или малоазийца, очень сомнительного дарования, но отступает в более раннее столетие, когда еще собирали и исследовали с прямым желанием послужить истине».

⁴ Dr. A. Kalkmann: Pausanias der Periget. Untersuchung über seine Schriftstellerei und seine Quellen. 1886.

Так был развенчан Павзаний в 1886 году в Берлине, и не мудрено, что большинство ортодоксальных классиков не присоединилось к мнению Калькмана. А между тем оно основано на фактах и по сущности своей является преддверием и к нашему выводу, что Павзаний вовсе не древний писатель, а книга его есть очень поздний апокриф, написанный незадолго до своего напечатания.

С этой точки зрения разъясняется и недоумение всех прежних исследователей его книги.

«Каким образом объяснить, — говорит, например, Шубарт, — что человек с таким рвением исполняющий религиозные обряды, странствовавший по Палестине и Египту, до мелочей знавший западный берег Малой Азии, побывавший в Риме и сделавший Грецию предметом своего описания, нигде не упоминает о христианстве, в такое время, когда в этих странах было не мало многочисленных и очень известных христианских церквей? Явление это так поразительно, что мы невольно, хотя и совершенно напрасно стараемся доискаться причины».

И это недоумение Шубарта вполне понятно. Павзаний мелочно описывает служения всем богам;⁵ предпринимает целое путешествие в Фигалию для Деметры;⁶  жалеет, что опоздал на открытие храма Евримоны;⁷ рассказывает, что в 50 стадиях от безлюдного теперь города Тимения Навплия есть источник Кинаф, «в котором каждый год, говорят, купается Гера ('Ήρα), супруга Живого бога (Зевса по-гречески), и выходит из его воды снова девою».⁸ Он раскрывает по секрету даже религиозные  тайны, например, говоря, что на острове Эгине, на самом высоком месте стоит «едва возвышающийся над землею жертвенник Эакион, под которым похоронен Эак, но это — священная тайна!» (кн. II, § 29, 8). Упоминает об евреях, говорит, между прочим, что в «еврейской земле, около города Иоппы, у самого моря, есть источник с красной водой, ничем не отличающийся от цвета крови, и прибавляет, что местные жители рассказывают, будто в нем Персей смыл с себя кровь убитого им морского чудовища при спасении дочери Цефея».⁹ А вот, о христианах у него ни слова, хотя случайно автор употребляет одну фразу, характеризующую его язык, как язык христианского писателя.

«Когда спартанцы, — говорит он, — бросили Аристодема в глубокий подземный провал Кеаду, к нему подлетел орел и осторожно опустил его на дно. Потом пробралась туда сквозь нору лисица, и он, схватив ее за хвост, был вытащен ею на поверхность. Он возвратился в Афины, и это показалось спартанцам так же невероятно, как если бы кто сказал, что он воскрес из мертвых».

⁵ См. Krüger: Theologumena Pausanie. 1860 г.

⁶ Павзаний, VIII, § 42, 11.

⁷ Там же, VIII. 41. в.

⁸ Там же, II, 32, 2.

⁹ Там же, IV, 8 19, 1.

Но ведь выражение «воскрес из мертвых» есть специально христианское, вошедшее в употребление из пасхальной литургии. Выходит, что автор был христианин и только притворяется, что ничего не знает о существовании своей религии.

Я не нашел у Павзания астрономических указаний, дающих возможность определить его время, но во II книге (§ 1, 2) он говорит, что город Коринф был «восстановлен» царем, «давшим Риму его современное устройство», а в V книге (§ 1, 2), что «со времени получения коринфянами их земли от римского царя до настоящего времени прошло 217 лет».

Считая «царя» за Юлия и отнеся «восстановление» Коринфа к минус 43 году, Вестерман определил время написания V книги Павзания в 217 году нашей эры. С нашей точки Зрения, отождествляющей Юлия Цезаря с Констанцием Хлором (306 г.), это падает уже на 523 год нашей эры, т. е. на время императора Юстиниана. Но имеем ли мы какое-либо право отожествлять царя, давшего Риму современное устройство, с Юлием Цезарем? Конечно, никакого.

Рис. 80. Историческое сновидение: «Жизнь в древней счастливой, пастушеской Аркадии», Картина Пуссена.

Так рассмотрим же и эту книгу по существу, и без предубеждения.

Чтобы судить о приемах изложения, характеризующих рассматриваемую книгу, возьмем прежде всего описание в ней знаменитой у классиков преисподней реки Стикса:

Рис. 81. Историческое сновидение.  Герма греческой поэтессы Сапфо, «десятой музы», родившейся на острове Лесбосе в Митиленах около 500 года до начала нашей эры и изобретшей сапфический стих (образчик скульптуры времен латинизированной Греции XIII—XV веков нашей эры, считаемый за древнее античное изваяние).

Рис. 82. Историческое сновидение.  Асклепий (Ασκλεπιος—Эскулап), сын Аполлона и  Корониды, отец врачей, ученик Центавра Хироиа, воскрешавший из мертвых. Убит молниею Зевсом, по жалобе Плутона и причислен к богам. (Образчик скульптуры времен латинизированной Греции XIII—XV веков, считаемый за древнее античное произведение.)

Рис. 83. Историческое сновидение.  Античный бюст греческого философа Сократа, жившего будто бы еще за 470 лет  до начала нашей эры в Афинах.

«Если из Фенея идти на запад, т. е. на закат Солнца, то левая дорога ведет в город Нонакрис и к водам реки Стикса. Нонакрис в древности был аркадским укреплением и получил свое название от имени жены Ликаона. При мне оставались от него только развалины, да и те не совсем видны. Недалеко от этих развалин находится высокий обрыв скалы, такой высоты, какой я еще не видал. Из этого обрыва капает вода, которую греки называют «водой Стикса».

«Поэт Гезиод в своей поэме «Богорождение» (Феогония), — если только она принадлежит Гезиоду! — говорит, что Стикс (т. е. Заклейменная река) была дочь Океана и жена богатыря Землепотрясателя». То же самое пишет и поэт Лин.¹⁰ Я читал его стихи и нахожу их положительно подложными. Но и критянин Настойчивый (Епименид) говорит, что Стикс была дочь Океана, только сожительница не Землепотрясателя (Палланта), а некоего Огнебросателя (Пиранта), от которого родила Ехидну, не сгорающую в огне.

«Гомер, — продолжает автор, — особенно часто употреблял имя Стикса.

 — Да будут мне свидетелями эта земля и широкое небо, и каплющие воды Стикса, — находим мы у него.

«Очевидно, Гомер говорит это так, как если бы сам видел здешнюю каплющую воду Стикса. При исчислении соратников Гунея он указывает, что воды реки «Залог Возмездия» (Титарисия) текут из Стикса, а дальше утверждает, что и в аде есть воды Стикса. Так у него афинская Пречистая дева,¹¹ напоминая богу-Отцу, что лишь чрез нее Геркулес выполнил подвиги, назначенные ему «Богонашедшим» (Еврисфеем), говорит:

Если бы я это наперед знала своим вещим сердцем, когда «Богонашедший» посылал его к крепко запертый дверям Ада, чтобы из мрачной преисподней вывел Адова Пса,¹² то не спасся бы он от ужасных волн Стикса.

«Та вода, которая каплет со скалы, что при Нонакрисе, льется на другую высокую скалу, затем исчезает под нею и впадает в реку Могучую (Кратиду). Она имеет такое свойство, что приносит смерть выпившему ее воды человеку и всякому живущему существу. Говорят, что когда, однажды, козы напились ее воды, то все подохли. Впоследствии замечены были и другие особенности этой реки. Всякий стеклянный сосуд, фарфоровый и даже каменный, и всякая глиняная вещь разрывается от воды Стикса, а роговые и костяные предметы, железо, медь, свинец, олово, серебро и янтарь, бывают разъедены ею. То же самое случается и с золотом, хотя лесбосская поэтесса (рис. 81) и говорит, что золото не покрывает никакая ржавчина, и хотя это подтверждается и самим золотом.

¹⁰ Т. е. рыбак, от λινεύς — удящий рыбу; имя Гезиод значит певец Изиды, река Стикс значит Заклейменная, а греческое Паллант (откуда и Паллантино в Италии) я произвожу от πάλλω — колеблю, сотрясаю, в данном случае: землетрясу.

¹¹ Атенайя — по-гречески.

¹² Отмечу, что эта легенда сильно напоминает Ориона, спускающегося под горизонт, чтобы вывести оттуда на рассвете созвездие Большого Пса, причем Стиксом окажется в этом случае созвездие реки Эридана.

«Однако самым простым вещам бог иногда дает силу и славу предметов отличных. Уксус, например, растворяет жемчуг, а козья кровь, размягчает даже алмаз — самый твердый камень. Таким же образом и вода Стикса бессильна распустить конское копыто. Если в копыто налить этой воды, то она держится в нем и нисколько не разъедает его. Говорят, что и Александр, сын Филиппа, был отравлен водой Стикса, но так ли это, я не знаю».

Таковы типические средневековые представления в «путешествии Павзания по Греции», рисующие, как мы видим, именно ту Грецию, какая была во время мозаики Феодальных латинских государств, возникшей в XIII веке нашей эры на Востоке, а не легендарную Элладу аркадских пастушков. Даже в книге о самой Аркадии, он говорит совсем не аркадское:¹³

«У евреев, в Салиме, в том самом городе, который до основания был разрушен римским императором, находится гробница некоей еврейки Елены (очевидно, Прекрасной Елены, так как по-еврейски нет такого имени). Двери этой гробницы, также как и прочие ее части, сделаны из камня, и однажды в год, — в один и тот же день и в одну и тот же пору, — посредством известного механизма раскрываются сами собою и затем, через некоторое время, опять закрываются на год. А если бы кто захотел сам это сделать, то скорее мог бы разбить, чем раскрыть ее гробницу»

¹³ Кн. VIII, § 16. 5.

Эту Елену, по словам автора, считают, в довершение остальных неожиданностей, за жену «Ассирийского даря», современницу императора Клавдия, щедро одарившую «иерусалимский» храм, которого тогда, как мы уже знаем, еще и не было в Палестинском Эль-Кудсе.

Чтобы определить время жизни «Утолителя Тоски», пользовались между прочим и тем, что в своей книге¹⁴ он говорит об Антонине Благочестивом. Но он соединяет его (можете себе представить!) с изгнавшем мавров из Европы, бывшим в XV веке нашей эры!

Прочитайте только следующее место:

«Говорят, что некто Добрый человек (по-гречески Евандр) был сын Гермия и нимфы, дочери Ладона. Посланный на выселение с войском из паллантийских аркадян, он, около реки Тибра, основал город Паллантий, который потом составил часть Рима, и только впоследствии из его имени выпало одно л и одно н и он стал называться Палатином. Это-то (?) и было причиной милостей императора Адриана к Паллантию. Он много благодетельствовал паллантийцам, не был виновником ни одной войны по собственной воле и начинавших ее строго наказывал. Таким образом, когда начали войну мавры, многочисленнейшее и независимое кочевое ливийское племя, еще более воинственное, чем украинцы (скифы), так как живут не в повозках, а всегда на лошадях, — и сами, и их жены, — Антонин выгнал их совершенно из страны (из Испании!) и заставил бежать в крайние пределы Ливии, к горе Атланту и к приатлантическим жителям. Точно также он отнял большую часть земли от британских пиратов (бригантов), которые с оружием в руках нападали на принадлежавшую Риму Генуэзскую область. А когда страшное землетрясение опустошило ликийские и карийские города Кос и Родос, император Антонин не жалел издержек и усердия на восстановление их. О щедрости, с которой он помогал нуждавшимся грекам и варварам, и о его громадных сооружениях в Элладе, Ионии, Карфагене и Сирии, писали уже другие с достаточной подробностью. Но он оставил по себе еще вот какую память. По закону, те греки, которые считались латинскими гражданами, не имели права передавать свое имущество детям, если их дети жили в греческих городах, а должны были передавать чужим или в царскую казну. Император Антонин отменил этот закон и позволил грекам передавать наследство детям, потому что руководствовался более человеколюбием, чем исполнением закона, полезного только для обогащения казны. Римляне назвали его благочестивым за его особенную религиозность, а по моему мнению, он был достоин носить даже имя и Кира Старшего, которого назвали отцом (Кир по-гречески значит господь, властелин).

«Преемником на свое царство Антонин оставил соименного ему сына Антонина Второго. Этот Антонин укротил своим оружием германцев, начавших с ним войну и притеснения, хотя они были самое воинственное и многочисленное варварское племя в Европе, а также укротил он и племя сарматов» (поляков).

¹⁴ Кн. VIII. 43. 2.

Рис. 84. Историческое сновидение. Гиппарх, отец астрономии, открывший предварение равноденствий еще задолго до установления юлианского календаря, между 190—125 гг. «до Р. X.».

На основании этого рассказа и считают Павзания жившим при сыне Антонина Благочестивого, так как более поздних императоров у него не упоминается.

Но если даже мы и отожествим, как сделали в первой нашей книге Антонина Философа с Валентинианом III (444—455 гг.), то все же не будем в состоянии отнести рассматриваемую нами книгу к V веку нашей эры, по той простой причине, что автор цитирует почти всех апокрифических писателей, начиная с Аристофана, Софокла и Эсхила и кончая Геродотом, Фукидидом и даже Платоном. К этому же заключению приводят и некоторые этнографические места его книги.

Рис 85. Историческое сновидение. Древне-египетский царь Птолемей Братолюб, водворивший науки в Египте, еще будто бы за 285—247 лет до начала нашей эры.

Вот, например, отрывок о вторжении Французов в Грецию (припомним, что и теперь Французы называются по-гречесвв галлами и галатами):

«Галаты (французы) живут на самом краю Европы, при великом и недостигаемом до конца море, которое имеет приливы и отливы, и производит зверей, вовсе непохожих на имеющихся в других морях. Через их страну протекает рева Эридан, (теперь река По в Ломбардии), на которой, по сказаниям, дочери Солнца (Гелиоса) оплакивают судьбу своего брата Метеора. Галатами их стали называть впоследствии, а прежде они называли себя, как и другие их звали, кельтами (франками).

«Из них собралось войско и, направившись к Ионийскому (Адриатическому) морю, они покорили иллирийский народ и все племена вплоть до Македонии, затем покорили македонян, и сделали набег на Фессалию. Когда они была уже недалеко от Фермопил, все эллины, страшно потрясенные когда-то Александром, а еще прежде Филиппом, и впоследствии опять разоренные Антипатром и Кассандром, спокойно смотрели на наступление варваров, и по своему бессилию ничуть не считали позорным для себя не защищаться».

Читатель, знакомый с историей крестовых походов, сам, конечно, видит, что тут описывается завоевание Балканского полуострова Французскими рыцарями, а если посмотрит далее, то найдет и описание водворения этих рыцарей в Малой Азии и Сирии.

Рис. 86. Историческое сновидение. Прогулка среди статуй в счастливой Греции. Картина Альма-Тадема.	Рис. 87, Историческое сновидение. Разборка драгоценных украшений в счастливой древней Греции. Картина Альма-Тадема.
Рис. 88. Историческое сновидение. Вечерний разговор в счастливой древней Греции. Картина Бакаловича.
Рис. 89. Историческое сновидение. Молодой невольник развлекает свою госпожу игрою на лире. Картина Бакаловича.

«Но афиняне, — продолжает он, — не смотря на то, что более всех эллинов были обессилены продолжительнойе войной с Македонией и понесли много тяжких поражений, все-таки решились отправиться в Фермопилы с прибывшими греками и для этого избрали вождем Каллиппа. Занявши самую узкую часть прохода в Элладу, они долго удерживали варваров; но французы нашли ту самую тропинку, по которой некогда провел мидийцев трахинянин Ефиалт и, оттеснив стоявших здесь Фокейцев, незаметно для других греков перешли реку Эту. Афиняне, окруженные с обеих сторон, выказали себя достойными своего имени и геройски отражали варваров».

«Особенно тяжко приходилось бывшим на кораблях, потому что Ламиакский залив при Фермопилах представляет болото (причиной чему, по моему мнению, является вливающаяся здесь в море теплая вода). Приняв на палубу спасавшихся эллинов, они должны были плыть по этому болоту с судами, нагруженными оружием и людьми. Так-то афиняне спасали греков!

«Между тем французы (галаты) стали по сю сторону Фермопил и, считая уже не важным занятие остальных поселений, спешили, главным образом, в Дельфы — ограбить сокровища Погубленного бога (Аполлона по-гречески). Но здесь против них выступили дельфийцы и живущие около Парнаса фокейцы, прибыли сила и от этолов, юношество которых в те времена особенно отличалось военной доблестью. А когда дошло до рукопашной битвы, вдруг во французов ударила молния, с Парнаса полетели камни, и пред варварами предстали три вооруженных мужа-страшилища. Это, говорят, были: два от гипербореев (т. е. жителей северных полярных стран) — Гиперох и Амадок, а третий — Огонь (Пирр), сын Ахилла. За такую помощь дельфийцы с этого времени стали приносить номинальную жертву Огню (Пирру), а прежде гробница его оставалась в небрежении, как враждебного.

«Главные силы французов переправилось тогда в Малую Азию, и стали грабить побережье до тех пор, пока жители Пергама, древней Тевфрании (т.е. турки), прогнали их от моря дальше, в нынешнюю Галатию, где они за р. Сангарием заняли фригийский город Анкиру (Якорь) и там поселились. Город Анкира был основан сыном Гордия—Мидою, а тот якорь, который нашел Мида, еще в мое время находился в храме Живого бога (Зевса); там же и известный источник Миды, в котором, по преданию, Мида смешал воду с вином, чтобы поймать Сирена. Кроме Анкиры, они взяли еще Песинунт, что под горой Агдистис, известный могилою Атта».

Но ведь это же, читатель, описан весь третий и четвертый крестовый поход! Значит книга окончена не ранее XVI века и потому попятно, что автор пользовался уже всеми «классическими» писателями Эпохи Возрождения.

А далее «Утоляющий тоску», т. е. Павзаний по-гречески,¹⁵ или его заместитель, распространительно повторяет все вышесказанное, давая французским полководцам имена: Волгий, Врен, Камбаул, Керфорий и Акифорий, фонетически совершенно невозможные ни на одном из западно-европейсках языков. И если последние два имепи — Керфорий и Акифорий мы можем считать за их греческие прозвища Трубоносец и Копьеносец, то первые три возможно произвести только от славянских слов: Волга, Ворон и Камбала. Благодаря уже этому одному все описание «Утоляющего тоску» теряет характер историчности.

¹⁵ Кн. X, § 23, 4.

Но если эта книга принадлежит даже и Эпохе Возрождения, то поскольку верно описывает она тогдашнее состояние Эллады? Мы уже видели это из фантастического описания реки Стикса, а если читателю мало, то вот еще образчик зоологических представлений автора.

«Некоторые полагают, — говорит он, — что у слонов выходят из морды не рога, а зубы. Такие люди пусть посмотрят на келтийских лосей или на эфиопских быков! У лосей самцов рога растут на бровях, а у самок совсем их нет, да и у эфиопских быков рога растут на носу. Что же странного, если рога вырастут и из губ? Точно также в известные годы рога спадают и опять вырастают, например, у оленей, диких коз и других. То же самое бывает и у слонов. Но никогда не бывает, чтобы зубы вторично вырастали у взрослого животного. Каким же образом они вырастали бы у слова, если бы это были не рога, а зубы? Наконец, зубы не поддаются даже огню, тогда как рога быков и оленей принимают на огне всякую форму  плоскую, круглую, какую угодно. Мы знаем, что у речных лошадей и свиней клыки вырастают из нижней челюсти, но не знаем, чтобы рога у кого-нибудь вырастали из челюстей. А у слона, — да будет всем известно, — рога идут от висков вниз и затем выходят наружу. Это я говорю не по слухам, но потому, что сам видел череп слона в Кампании, в храме Непорочной (по-гречески Артемиды), почти в 30 стадиях от Капуи, главного-города Кампании».

Не менее интересны у него и некоторые другие описания животных.

«Тритоны, — говорит он, — имеют такой вид: на голове волосы цвета болотной лягушки, и притом такие, что одного волоса нельзя отделить от другого: все тело покрыто тонкой чешуей, как у рыбы рина. Под ушами жабры, нос как у человека, рот шире, а зубы как у диких зверей. Глаза их, кажется, голубые, есть и руки, и пальцы с ногтями в роде раковин; от груда и живота идет хвост вместо ног, как у дельфинов. Я видел и эфиопских быков, которых верно называют носорогами, потому что на конце носа у каждого есть рог и над ним другой, небольшой, а рогов на голове совсем нет. Видел я и пеонских быков, покрытых густою шерстью, особенно около груди и подбородка. Видел и индейских верблюдов, по цвету шерсти похожих на барсов.

Рис. 90 Реальный вид тритонов. Triton palmatus.

Рис. 91 Реальный вид тритонов. Triton taeneatus.

«Есть животное, которое называется алки, оно по виду не то олень, не то верблюд, и живет в немецкой земле. Из всех животных, известных человеку, одного алки нельзя выследить или подстеречь. Только разве когда бывает охота на других зверей, бог ведет и его в руки охотников. Оно, говорят, чует человека на очень далеком расстоянии и скрывается в оврагах и в самых глубоких пещерах. Поэтому охотники на него, окружив равнину не меньше чем на 100 стадий, иди гору, стараются не разорвать круга, а все более и более сжимая пространство, охватывают все, что есть внутри круга, а вместе с тем и алки. Но если там его не оказалось, то нет никакой возможности поймать его иначе.

«Тот зверь, о котором упоминает Ктесий в рассказах об индусах, и который по-ихнему называется мартиора, а по-гречески людоед (андрофаг), по моему мнению, есть тигр. По словам Ктесия, у него в каждой челюсти три ряда зубов, а на конце хвоста несколько жал. Своими жалами он будто бы защищается, и бросает их от себя, как стрелок стрелу. Этому сказанию Ктесия я совсем не верю, и мне кажется индусы сами его выдумали от излишнего страха перед таким зверем. И на счет цвета они ошибаются, считая его красным, вероятно, лишь потому, что, если смотреть на тигра при закате солнца, то от быстроты бега или от постоянных движений, он, действительно кажется красным и одноцветным, тем более, что не показывается близко.

«Вообще я думаю, если бы кто пошел к крайним пределам Ливии или Индии, или Аравии, чтобы посмотреть там на животных, обычно обитающих в Греции, тот не нашел бы их там совсем, или они представились бы ему там совершение иными. Различие воздуха и почвы делает различия в наружности не только человека, но и всего остального. Так, ливийские ужи имеют такой же цвет кожи, как и египетские, но эфиопский климат производит черных ужей таких же, как и тамошние люди. Значит к необычайному нужно относиться, с одной стороны, не слишком легковерно, а с другой — без особенного недоверия. Так и я, хотя и не видел крылатых змей, однако, верю, что они существуют, потому что один фригиец привез в Ионию скорпиона, у которого были крылья совершенно такие же, как у саранчи».

Я не буду делать дальнейших выписок из «Утоляющего тоску». Я думаю, что и этими немногими цитатами тоска уже достаточна утолена у читателя.

Вся огромная книга Павзания наполнена мифическими преданиями и описаниями всяких «памятников древности», и из нее черпали обильно новейшие авторы «классического периода Эллады». Она ценна, как образчик представлений, составившихся о древней жизни вскоре после изобретения книгопечатания в Европе, но никак не в смысле документа II века, каким она никогда не была.

Мы видим здесь только идеи Эпохи Возрождения. А знакомство автора с классической литературой, из которой он черпал свои описания, много более, чем из собственных путешествий, прямо поразительно. Ведь он цитирует около 160 псевдо-древних авторов и, за исключением описок, цитирует их в той самой редакции, в которой они были напечатаны!

 Все это приводит к заключению, что Павзаний жил никак не ранее XVI века нашей эры, когда классические произведения были уже повсеместно распространены в Западной в Южной Европе печатным станком. Иначе он никак не мог бы так хорошо ознакомиться со всеми ими.

назад начало вперед