Н.А.Морозов / «Христос». 5 книга / ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА VI
РАЗМЫШЛЕНИЯ ПЕРЕД ПОРТИКОМ АНТИЧНОГО ХРАМА.

1-го мая 1278 года умер в Каламате принц Гильом II, последний из завоевателей Пелопоннеса по мужской линии, и права на наследство Виллегардуена перешли через дочь Гильома Изабеллу сначала к Анжуйскому дому, потом от женщины к женщине, от принца к принцу стали переходить и к другим «домам».

«Женщины, — говорит Грегоровиус,¹— довольно часто плели в Европе паутину династической политики и связывали судьбу государств со своею собственною судьбою, но редко где они пользовались таким влиянием, как во франкской Греции, где салический закон не имел силы, вследствие чего родовые владения и политические права переходили по наследству и к сыновьям, и к дочерям. Но если женское влияние и мало способствовало воинственности, то много содействовало культуре. Припомним только русскую Екатерину II, друга Вольтера, и английских Елизавету и Викторию».

¹ Стр. 188, 23 русского перевода.

Я не имею места и не хочу здесь рассказывать читателю распространительно, по примеру всех историков Греции этого времени, по константинопольским хроникам и южно-европейским архивам, как та или другая прекрасная греческая принцесса хотела или не хотела выходить за такого-то галантного греческого герцога или графа, и какие семейные восторги или государственные неприятности получались из-за этого. Все это только пена на волнах более глубокой народной жизни, которая шла по своим естественным эволюционным законам. Нельзя же в самом деле воображать, будто народы повторяют всякий жест своих властелинов, как это представляется в балете, по описанию его знаменитою мадам де-Курдюков в юмористической поэме Мятлева:

Рис. 31. Карта франко-рыцарской Греции XIII века по William Miller: The latins in the Levant.

Ничего подобного, конечно, не было никогда в действительности, хотя все наши первоисточники по древней истории и описывают думы, действия и даже разговоры между собою целых народов совершенно так же, как и Мятлев в своей поэме, наглядно доказывая этим такое же свое сочинительство и нереальность описываемых ими сцен.

С точки зрения научного историка дари и короли династического периода государственных эволюции лишь придорожные столбы на длинном, извилистом пути, который тянется из туманной дали вне всякой зависимости от них, сообразно топографическим условиям местности. Без этих вех нельзя обойтись при современном строго научном исследовании древней истории человеческой культуры, потому что все наши первоисточники хронологируют события по ним, хотя для современного мыслящего и всесторонне образованного историка и ясно, что если каким-нибудь царям и приходилось играть крупную инициативную роль в политической или социальной жизни народов, то не потому, что они сидели на тронах, а исключительно потому, что и они случайно были выдающимися личностями и выразителями уже назревших преобразований. Только с этой точки зрения их биографии и заслуживают такого же интереса, как и жизнеописания остальных выдающихся людей.

Вот причины, по которым я, переходя к решению занимающего нас теперь вопроса о происхождении сохранившихся до настоящего времени развалин нескольких десятков цирков, храмов и других построек, приписываемых глубокой древности, не буду руководиться ни рукописными статьями, ни речами невыясненного происхождения, приписанным, неизвестно почему и кем, то Константину Багрянородному, то Михаилу Пселлу, то Федору Продрому, и «открытых» лишь незадолго до их напечатания в XVI веке или еще позднее, а буду базироваться, главным образом, на общих эволюционных законах и руководиться социологическими условиями тогдашней жизни и состоянием материальной культуры.

Я заговорил здесь о женском влиянии в греческих властвующих сферах во время Латинской федерации единственно потому, что оно, не будучи в силах изменить естественного течения народной жизни, могло и должно было придать многим ее продуктам специфическую форму.

Будем исходить из такого основного положения. Для того, чтобы построить большое здание, необходимо прежде всего, конечно, накопить для этого соответственно большое количество превращенных в свободный оборотный капитал прибавочных ценностей земледельческого или мануфактурного труда. В первом томе своего «Капитала» Карл Маркс чрезвычайно удачно выразился, что «всякий рыночный товар есть откристаллизовавшийся человеческий труд», и, следовательно, имеет физиологическую ценность, соответствующую количеству затраченной в продолжении его созидания физиологической энергии.²

² Я нарочно заменяю обычный термин «трудовая» ценность — «физиологической» ценностью, так как термин «трудовая ценность» сбивает многих: выходит, например, что сторож фабрики, который все время сидит у ворот и, конечно, в сотни раз менее трудится, чем работающий в ней кузнец, должен получать и вознаграждение в сотни раз меньшее. Но что тогда с ним будет? А ведь он также необходим, как и всякий рабочий. При физиологическом же эквиваленте все становится ясно: кузнец. должен получать лишь дополнительную прибавку, соответственно дополнительной трате своей физиологической энергии, затраченной во время производства данного предмета.

А мы к этому можем прибавить и от себя: «всякое большое здание — фабрика, дом, храм, театр, пароход, железная дорога и все то, что по Марксу называется «капиталом» (т. е. капитальным недвижимым сооружением, предпринимательского или культурного характера), есть откристаллизованная прибавочная ценность предшествовавших индивидуальных трудов».

Растворившись в подвижном, оборотном денежном капитале, эти прибавочные ценности при достаточном насыщении, имеют естественное стремление откристаллизоваться в виде какого-нибудь сооружения, промышленного или культурного характера. А форма кристаллов получается в зависимости от вкусов и настроения того, в чьих руках сосредоточились прибавочные ценности.

В распоряжении человека с практическими наклонностями откристаллизовывается новое экономическое предприятие — фабрика или пароход с их управителями.

В распоряжении аристократа — дворец и дворня.

В распоряжении мистика — божий храм и его служители.

В распоряжении крупного воинственного царя — оружейный .завод и большая армия.

В распоряжении культурного правительства — коллектив различных школ и академий и их преподавательский и исследовательский персонал и усовершенствованные орудия индустрии.

Все это, как мы видим, есть лишь продукты кристаллизации прибавочных ценностей, предварительно накопившихся от тех же основных отделов человеческой деятельности —земледельческого, промышленного и коммерческого труда.

Имеем ли мы право называть все эти кристаллизации результатом вредной эксплуатации физического труда, которую давно следовало уничтожить? Конечно, ни в каком случае, так как результатом этого общественного процесса постоянно являлось, как это ясно показал Маркс, последовательное облегчение труда самих же земледельцев и фабрично-заводских рабочих, ведя, в конце концов, к коллективизму.

Когда-то я пытался представить это неясное и теперь для» многих употребление прибавочных ценностей в виде басни, изображающей спор между капиталистом и рабочим.

Как видит сам читатель, у меня вышло, что в этом споре читавший Маркса капиталист возражал искуснее, чем не читавший его рабочий, иначе он спорил бы умнее. Но дело здесь не в том, кто из них говорил лучше, а в принципиальной стороне. Я хотел тут показать, что спор между социализмом и капитализмом заключается не в отмене первым всяких прибавочных работ и продуктов, а в том, чтобы решить, в какой форме для населения выгоднее кристаллизовать в данный исторический момент свои прибавочные ценности: в форме ли частного наследственного капитализма или в форме сосредоточения прибавочных ценностей исключительно в ведении выборных общественных коллективов, или, наконец, в ничем не регулированном развитии обеих этих Форм, т, е. в их свободной конкуренции друг с другом (демократизм с девизом: laissez faire, laissez passer!) С этой же точки зрения мы должны рассматривать и процесс экономической эволюции различных народов от древнейших времен и до настоящего времени, руководясь следующим принципом.

На каждой новой ступени психической эволюции достаточно уплотнившегося на своей территории населения, в нем должна была одерживать верх та форма земледелия, при которой десятина земли давала наибольший урожаи, и та форма ремесленного производства, при которой рабочий час давал наибольше продукта в своем производстве при тех же орудиях.

И ясно, что вопрос идет здесь не об одной физической работе. Ведь всю область полезной человеческой деятельности можно разделить на семь таких отделов:

1. Производительная физическая работа, большею частью механическая, мускульная, где главную роль играют — вместе с органами внешних чувств— руки, ноги и туловище, при второстепенном участии мысли. Орудиями производства здесь служат:
а) передвижные приборы, вроде пил, станков, машин и других предметов, предварительно изобретенных деятелями умственного труда;
б) недвижимые промышленные сооружения, в роде заводов, фабрик, копей, а с ними и всякая несотворенная человеком, но приспособленная к его производству почва земного шара, имеющая поэтому лишь спросовую ценность, повышающуюся или понижающуюся по мере повышения или понижения нужды в почве, как в неподвижном орудии труда и по мере ее пригодности для производства. А при непригодности или при отсутствии нужды и ценность почвы, как орудия производства или места помещения, равна нулю.

2. Работа товаро-обменная, распределительная, главным орудием которой служат пути сообщения в средства перевоза но ним; лошади, верблюды, лодки, пароходы, паровозы, автомобиле, грузовики, склады и т. д. Она может быть успешна только при значительном участии мышления и, следовательно, при сообразительности руководящих лиц, основанной на хорошем знании топографических и сезонных особенностей различных отраслей физического труда, их. временных случайных удач или неудач в различных, нередко очень удаленных друг от друга местностях. Основным, специальным орудием товаро-обменной деятельности являются деньги, имеющие при металлической валюте свою собственную трудовую ценность, а при бумажных — только спросовую, приближающуюся к нулю по мере увеличения числа денежных единиц на рынке.

При слабости общественных чувств, какую мы видим у диких народов, а также и у полукультурных средневековых, физическая и товаро-распределительная работа могли иметь только индивидуальный характер, — для себя и для своей семьи. Да и предпринимательский труд был с теми же побуждениями, а потому и все призывы к общественности, в роде евангельских, должны были неизбежно рушиться, несмотря на обещание награды на небесах, и даже иногда на принудительные меры. Всегда выигрывала та форма хозяйства, которая по данному времени была наиболее продуктивной.

Кроме этих двух отделов человеческой трудовой деятельности, имеются еще:

3. Производительная умственная работа, главным орудием которой служит человеческий мозг, а подсобными — органы познания человеком его внешнего и внутреннего мира. Продукты умственной работы кристаллизуются в виде литературы, сначала в устных сказаниях разного рода, а потом в письменности. Этот род работы, лишь по внешности индивидуальный. Он совершается в каждом поколении в виде надстроек над работой всех предшествовавших поколений, так как продукты умственного труда не тратятся при каждом индивидуальном потреблении и справедливо приравниваются к горящему светильнику, от которого можно зажечь сколько угодно других. Этот род работы был всегда особенно привлекателен для отдававшихся ему, и потому в области исследовательского умственного труда никогда не было и не может быть стремления ограничивать свою деятельность определенными часами работы или праздничным отдыхом. Работники науки, наоборот, нередко заболевали или даже преждевременно умирали от добровольного переутомления. Другой особенностью этой работы является большое различив специализировавшихся в ней людей по творческой производительности, В то время как в физической области нет таких гигантов, мускульная сила которых превышала бы силу сотен обычных людей, в области умственного труда история насчитывает таких не один десяток.

4. Умственно-распределительная работа.

Подобно тому как от области физической производительной работы постепенно отделилась работа товаро-распределительная,. так и от умственно-производительной работы отделилась более или менее работа умственно-распределительная, в виде учителей, популяризаторов, компиляторов и т. д. Органом ее служит, главным образом, тоже мозг, а орудием — слово. Сюда же можно отнести, впрочем, и издателей, и книжных торговцев, где товар является уже смешанным продуктом автора книги и материально оформивших ее наборщиков, брошюровщиков и т, д. В этой последней части тоже не замечается стремления работать для самой работы до полного изнеможения, не думая о материальном вознаграждении, а потому и в ней поднимается вопрос и о рабочем дне, и о праздничном отдыхе.

5. Артистическая работа, деятелями которой являются художники и артисты. Орудиями производства здесь, кроме большого участия мозга, служат или естественные органы — голосовые связки у певцов, ноги у танцовщиц музыкальные инструменты у музыкантов, палитра и краски у художников и т. д.. Творческая работа здесь часто мало отделяется от распределительной. Художник обыкновенно сам и пишет и продает свою картину, и только в музыке и пении наблюдается раздвоение композиторов и исполнителей, да актеры являются своеобразными распространителями художественно-литературных творений, давая им свою окраску.

6. Хищническая, разрушительная работа, соответствующая деятельности хищных животных в биологии. Орудиями ее, при своеобразно направленной деятельности мозга, служат всякие разбойничьи, воровские и шарлатанские приборы, а лица, занимающиеся ею, преследуются и уничтожаются остальным мирный населением.

7. Административная работа.

К этому отделу принадлежит вся область государственной и общественной охраны и общего руководства народной жизнью Ее специальной характеристикой является иерархичность ее работников. Органом ее служит, главным образом, тоже мозг, продуктами — законы, и орудиями — места заключения и различные способы наказаний. А во внешних делах органами охраны служат регулярные и нерегулярные войска и их вооружение. Особым ее отделом, во все средние века и даже потом, служила духовно-административная работа, стремившаяся поддерживать существующий государственный строй, или создать свое собственное государство в государстве. Ее деятели являлись перед остальными массами населения в качестве представителей всевидящих богов, избранниками которых являются они, посвященные в духовный сан, почему им надо повиноваться под страхом жестокого наказания после смерти. Во все средние века и светская, и духовная администрации были обычно в союзе друг с другом, но по временам и враждовали между собою.

Благодаря тому, что общественная и умственная жизнь народов постоянно эволюционизировала, в область административной работы обязательно входила и реформаторская, а когда администрация пренебрегала ею, в населении зарождалась революционная деятельность, в конце концов, ниспровергавшая старую администрацию и заменявшая ее более современной.

Таковы семь главных отделов человеческой работы, каждый из которых распадается на роды, виды и специальности, подобно тому как и животно-растительная жизнь. Но, к сожалению, систематической науки о них, которую можно бы назвать эргологией, и в которой они все были бы классификационно описаны в своих деталях, как в зоологии животные и в ботанике растения, не существует до настоящего времени, и это сложит причиной сбивчивости современных общественных представлений и причиной многих разногласий, существующих среды государственных деятелей. А эргология быстро привела бы к соглашению всех образованных людей.

Поговорим же еще немного о прибавочных ценностях, так как они важны для понимания дальнейшего содержания этой книги.

Не только с деятелей физического труда — земледельцев и рабочих, — а со всех его отделов в культурных государствах обязательно собирается прибавочная ценность, необходимая для ремонта уже существующих орудий и учреждений для производства и распределения товаров, для их умножения и замены лучшими, по мере усовершенствований техники, и для облегчения обязательных работ будущих поколений. Всякий, кто работает в полезном труде, сколько хватает сил, невидимо производит прибавочную ценность, и всякие, кто стремится работать в своей области минимально, является паразитом. Не всякий работает исключительно за плату, но, в общем, всякий полезный труд рано или поздно получает свое материальное или моральное вознаграждение. Даже хищническая работа получает свой эквивалент натурой в местах заточения.

При косвенных налогах, взимающихся прямо с крупных производительных или распределительных учреждений и возмещаемых ими на потребителях путем соответствующей прибавки рыночных цеп, или бандерольным способом, эта всеобщность налога ясна для каждого. Не то выходит, когда налог взимается прямо, как, например, с индивидуальных земледельцев. При слабом понимании государственного хозяйства им кажется, будто все государство содержится, главным образом, на их счет, т. е. только одни они прилагают прибавочный труд, а не все шесть перечисленных мною производительных отделов человеческой деятельности.

Но на деле этого нет. .Наибольший прибавочный труд отдает обществу отдел производительного умственного труда, не считающий свою деятельность часами, работающий нередко сверх дней, по ночам, и нередко творящий даже во сне, а продукты его в виде новых открытий науки или новых произведений искусства идут на пользу или на развлечение всему населению.

Точно также и в административном и в распределительных отделах фигурирует невидимо тот же самый прибавочный труд.

В старые времена при недостаточной сознательности мускульно-трудящихся масс, когда никто в рабочем и земледельческом населении еще не понимал культурного значения своего прибавочного труда, наиболее подходящей формой в земледелии была частная наследственная собственность, а в ремеслах — индивидуальный собственнический труд. И обе эти хозяйственные формы упорно держались во все средние века, не смотря на все увещания христианских проповедников от имени Христа: «если хочешь спастись, раздай свое именье неимущим и иди (нищенствовать!) вслед за мною».

Прибавочный труд получался тогда с населения только или насильственными налогами властелинов, или сборами духовенства с грешников за обещание спасти их души, или, незаметно, для мало развитых умов, торговцами с потребителей. И особенно важен был последний способ. Благодаря своей специфической особенности — торговому обороту, он был наилучшим средством сосредоточения богатства в одних руках. Положим, что торговец продал свой запас товара в одни месяц, наживши лишь 5%. Он покупает новый запас и продает его в следующий месяц с такой же прибылью. Ясно, что в год он получит  5Х12 = 60%, хотя с каждого покупателя он брал только 5%. Вот почему ловкие и сообразительные торговцы всегда особенна быстро обогащались. Накопившись в достаточном количестве, прибавочные ценности дополнительного труда кристаллизовались так или иначе, главным образом, в тех формах, которые и указал по поводу своей басни о капиталисте и рабочем, т. е. в зданиях, как в общественных, так и частных, кораблях, мостах, акведуках и т. д.

И вот, когда мы с этой точки зрения взглянем на руины Партенона, Акрополя, цирка Дионисия и других классических сооружении Греции, и припомним ее захолустное положение и ее природу, небогатую минералами и даже плодородными землями, а также и все, что мы прочитали выше о ее жалком культурном состоянии во все средние века (насколько достигает наше зрение в их глубину), то неизбежно нам приходится прежде всего ответить на такие вопросы: где, когда и кем вырабатывались прибавочные ценности, необходимые для таких сооружений? В каком виде они накоплялись и превращались в оборотный капитал, как растворитель, из которого они могли выкристаллизоваться? Какие принудительные силы заставили первоначальное бедное славянское или славяно-греческое земледельческое и ремесленное население на юге Балканского полуострова до начала нашей эры отдавать прибавочные ценности своего физического труда на постройку всего этого, когда даже в настоящее время налоги не пользуются любовью населения?

Прочитав внимательно то, что напасал нам Фукидид и другие авторы, мы видим, что до начала нашей ары мало накоплялось прибавочных ценностей, способных откристаллизоваться в виде общественных дворцов, храмов и цирков, и только во время латинских государств XII—XIV века появились средства для пышных сооружений. Ведь, если греческие историки-теологи XII и XIII веков вопиют о том, что рыцари-феодалы обременяли все греческое население налогами, то этим они только подтверждают мою мысль. Всякий налог должен откристаллизоваться в каком-нибудь реальном виде, а в чем же (если правду говорят греческие авторы) откристаллизовался этот «грабеж»и? В бесчисленных пирах? Но ведь желудок самого большого из рыцарей не имел вместимости нескольких комнат. На драгоценные камин? Но летописцы нам о них не говорят, да и ценность их не трудовая, а чисто спросовая. На наряды дам? Но ведь гардеробы самых пышных из них не занимали же целых улиц в Афинах.

Значит, главная часть налогов в Греции того времени должна была идти (как это было и всегда при аристократах) именно на большие постройки, которые и истощали очень быстро кошельки строителей. А при большом женском влиянии главные доходы и должны были пойти как, раз на устройство храмов и театров. Это мы и видим в Греции, и путем исключения всего остального не можем не придти к убеждению, что ее «классические постройки» могли быть созданы только при тамошней латинской феодальной федерации на фоне XI—XIII веков.

Проследим же и далее ее историю, стараясь как можно меньше говорить о бракосочетаниях феодалов и о их придворных и взаимных интригах, так как смешно думать, что они ничего не делали в промежутки. Это то же самое, как сказать, что кто-нибудь зевал с утра до вечера всю свою жизнь, не имея времени ни для чего другого.

назад начало вперед