Глава II.
Несколько слов о семитических языках и о их письменности.

 

В шестом томе «Христа» мне пришлось разъяснять возникновение важнейших из исторических книг в агарянской литературе – Коране, – и указывать на сравнительную недавность ее происхождения, но я еще ничего не говорил о происхождении и свойствах языка, на котором написана эта книга и вся современная агарянская литература, а также и клинописи, которые мне приходится здесь специально разбирать.

Язык Корана филологи считают «умершим прародителем существующих теперь семитских (т. е. в переводе словесных) языков», так как ни один народ на нем не говорит. Но точно ли он действительно умерший древний народный язык, а не международный жаргон средних веков вроде латыни, возникший по необходимости, когда незначительность числа читающих и пишущих людей не позволяла еще развиться национальным литературам? Тогда невольно возникали своеобразные «эсперанто» и «воляпюки», из иностранных упрощений звукового и грамматического состава тех из живущих может быть и до сих пор языков, на которых появились первичные письменности.

Нам не было ни времени, ни места задаваться в предшествовавших томах такими вопросами, но теперь, переходя к разработке клинописей, язык которых принадлежит к тому же типу, как и язык Корана, нам приходится невольно уделить некоторое внимание и этому предмету.

Вот передо мною книга Н. В. Юшманова «Грамматика литературного арабского языка», под редакцией и с предисловием И. Ю. Крачковского (1928 г.). Арабский язык, говорит он, – принадлежит к числу семитских, строение которых отличается от строения других языков преимущественно тем, что корень их слов состоит только из согласных, чаще всего из трех. Гласные же, без которых подобный корень не произносим, выражают лишь грамматические отношения данного слова. Так:

к т л имеет общее значение «убиения»,

к а т а л а значит «он убил»,

к у т и л а – «он был убит»,

к а т и л – «убивающий»,

к а т и л – «убитый»,

к а т л – «убийство» и т.д.

Мы видим, что здесь введено в правило то, что в европейских языках случается как исключение. Так, в английском man значит человек, а перемените здесь а на е, и выйдет men – люди; в немецком Bruder значит брат, а перемените u на ü, и выйдет Brüder, братья. А у нас флексия слова получается даже и простым ударением: так, из гóрода выходят городá и проч. В семитических же языках и совсем нет другого рода флексий, кроме таких внутренних. К ним принадлежат восемь языков:

А. Северные семитские

1. Клинописный (Ассиро-вавилонский)

2. Еврейско-финикийский

3. Арамейские

Западный (библейский)

Восточный (сирийский)

Б. Южные семитские

4. Арабские

Северный

Южный

 

5. Абиссинский

Эфиопский

Амхарский

 

Каждый из них делится еще на наречия и говоры, в словообразовании их всех наблюдается очень много сходства. Вот, например, на таблице 1 несколько примеров, откуда видно, что корни слов у них в большинстве те же и что северо-семитскому звуку Ш соответствует южно-семитское С.

Таблица 1.
Вариации тех же слов на разных семитских языках.

По-русски:«мир»«имя»«язык»«пять»«душа»
А. Северо-семитскиеКлинописный
Евр.-финик.
Арамейский
Шаламу
Шалом
Шелам
Шуму
Шем
Шем
Лишану
Лашон
Лишан
Хамшу
Хамеш
Хамеш
Напишту
Нефеш
Нафша
Б. Южно-семитскиеАрабский
Эфиопский
Селам
Салам
Ис(э)м
См
Лисан
Л сан
Хамс
Хам с
Нефс
Неф с

 

Письмо же у семитов крайне различно, хотя все виды его, кроме клинописи, происходят от так называемого «финикийского» алфавита, который, как и в Библии, обходится без обозначения гласных. Эта же черта присуща в значительной степени и остальным семитским письменностям, кроме клинописной и абиссинской, пользующихся слоговыми письменами. Кроме того, семиты избегают писать дважды подряд одну и ту же букву.

Очень близки к семитским языкам хамитские: египетский с коптским и все берберские и кушитские наречия в Африке. Поэтому нередко употребляется в науке название «семито-хамитские языки», объединяющее оба эти семейства.

Нам интересны здесь особенно так называемые «арабские» языки, как ключи к клинописному. Из них южно-арабские представлены только старинными «минейскими» и «савейскими» надписями, и современными бесписьменными наречиями мехри, сокотри и эхкили, на которых говорят лишь немногочисленные племена Южной Аравии.

А северо-арабские языки, называемые обычно просто «арабскими», представлены:

1. Старинными надписями – лихйанскими, семудскими, сафскими, ан-немарскою, неубедительно относимою к 328 году нашей эры; зебедскою, неубедительно относимою к 512 году, и хауранскою, неубедительно относимою к 568 году.

2. Агарянскою письменностью, продолжающейся от средневековой поэзии до газет наших дней почти на одном и том же международном литературном языке.

3. Почти бесписьменными народными наречиями, обслуживающими до 50 миллионов арабов и арабизированных иноплеменников.

Откуда же произошел литературно-арабский язык?

«В древней Аравии, – говорит Н. В. Юшманов, – была распространена поэзия, слагавшаяся на едином языке, несмотря на то, что арабы уже давно говорили по-разному».

Все это так, но первый значительный памятник арабской письменности все же был Коран, закрепивший свой язык в качестве обще-арабского литературного. И сила этого закрепления оказалась такова, что современные образованные магометане хотя и пользующиеся в домашнем быту своими родными наречиями, но объясняются в общественной жизни на языке Корана, лишь с упрощением его грамматики и с обновлением словаря, совершенно как в средние века итальянцы, французы, испанцы и немцы писали свои книги и сносились друг с другом по-латыни, хотя и говорили дома на своих языках. Наряду с Кораном образцами хорошего, классического языка служит также доисламская поэзия, а современная, близкая к Корану речь бедуинов, вероятно, сложилась под влиянием миллионов проходивших по стране пилигримов, объяснявшихся с ними из года в год на языке Корана.

Народный арабский язык распадается, по Н. В. Юшманову, на пять наречий:

Азиатские

1. Аравийские

2. Месопотамские

3. Сиро-палестинские

Африканские

4. Египетское

5. Магрибское1


1 Под названием Магриб («Запад») арабы разумеют северо-западную Африку (Марокко, Алжир, Тунис, Триполи, Ливия).


И все они довольно близки друг другу.

Иноязычные влияния на литературно-арабский язык не идут дальше словаря, а его звуковой состав и грамматический строй речи настолько же беднее наполняющих область его распространения народных языков, как и латинский беднее окружавших его итальянского, испанского, французского и немецкого.

В словаре современного нам литературно-арабского языка встречаются заимствования из персидского, индийского, греческого, латинского, турецкого, из берберских наречий и новых европейских языков, употребляемых в данной местности наряду с арабским.

Распространяясь вслед за исламом, литературно-арабский язык сильно повлиял на многие другие языки. Персы, турки и принявшие магометанство индусы, негры, малайцы, всего до 250 миллионов человек, пишут на своих языках арабскими буквами и употребляют громадное количество арабских слов, передавая их своим немусульманским соседям. Так кораническое слово джейб – карман – попало почти во все языки мусульманских областей, а через испанских агарян и мессианцев внедрилось множество еврейско-арабских слов не только в испанский, но даже во всемирный обиход, например, алгебра, алкали, алкоголь.

Наименьшими и может быть единственными исследователями литературно-арабского языка, являющегося лишь одним из наречий библейского, были в эпоху крестовых походов и вслед за нею лишь испанские евреи. Они разделили исламитскую грамматику на Сарф «учение о формах» (морфологию) и Нахв – «учение о связи речи» (синтаксис). Благодаря вариантности всех гласных звуков в арабских словах они располагались в словарях «по корням» (например: ислам и селам соединяли под корнем слм), причем иногда порядок был даже не по началам, а по окончаниям корней. Все это сохранилось и теперь.

Позднее происхождение коранической транскрипции (а других не существует) сказывается в том, что она уже скорописная, связная и 28 ее букв получили уже по четыре начертания: 1) отдельное, не связанное с другими буквами; 2) конечное, связанное с предшествовавшей буквой; 3) срединное, связанное по обе стороны, и 4) начальное, связанное с последующей буквой. Только шесть букв из 28 имеют теперь по два начертания, не связываясь с последующей буквой. А всех начертаний вышло 104.

Уже простой взгляд на названия в нашей таблице (табл. 1 ?), показывает что 28 арабских букв переделаны из 28 еврейских и не эволюционно, а единолично, так как при тех же названиях не узнаваемы начертания.

(Таблица)

Самый распространенный почерк этой литературы, который и дан на нашей таблице, называется несх. Другие почерки (куфи, магриби, дивани, та’лик, рока или рыка и сулси) очень близки к нему и между печатным и рукописным почерком никакой существенной разницы нет. Пишут сначала основные части букв, не требующие отрыва пера от бумаги, а потом добавляют те части, которые требуют отрыва от пера. Переход от одной буквы к другой значительно ускоряется с помощью вязей, главные виды которых – подъем и подписывание последующей буквы под предшествовавшей. В изящных же почерках нередко встречаются самые затейливые сплетения и пересечения букв друг с другом.

Это безусловно указывает на очень позднее время выработки такой искусственной системы письма.

Насколько точно произносятся теперь арабские звуки речи, представляемые 28 буквами их азбуки?

Призрачно старинная звуковая передача их дана нам евреями, и она применяется в странах арабского языка. Сирийская передача применяется христианами в Сирии, Месопотамии, Индии и т. д. Латинская передача имеет много разновидностей, так например: слово «личность» пишется западноевропейцами на их однобокой азбуке то sahs или saks, то shakhs или chakhş и т. д. Русская и более точная из современного турецкого произношения применена только академиком И. Ю. Крачковским.

Буквы этой азбуки, как и у евреев, имеют также и числовые значения, основанные на северо-семитском порядке алфавита. Но эти «истинно-арабские» цифры не имеют – увы! – ничего общего с нашими псевдо-арабскими. Вот они на рис.

< .Рис. >

Только в последние столетия появились у исламитов настоящие десятичные цифры, которые они называют «индийскими», но и они мало похожи на наши (рис.)

< .Рис. >

1 2 3 4 5 6 7 8 9 0

хотя и применяются как у нас, например

<…> = 1927; <…> = ½

В кораническом письме имеются особенные значки только для трех основных гласных: фетха ( - ) для а, кесра ( – ) для ы и дамма ( ‘– ) для о, но они переходят соответственно в ä, в i и в русское у (или ю) между шопотными согласными. В торжественном чтении стараются всюду удержать чистые а, и, у, но для Корана и поэзии допускают их обращение в э, о, и, если это нужно для рифмы, смыслового выделения и т. д.

Знаки препинания в старой письменности не употреблялись, кроме знака раздела (вроде *) в Коране и в поэзии, да знака, помещаемого в конце отдела книги <…>. В рукописях применялись как выделительное средство цветные чернила (так называемая «красная строка»), а современная письменность усваивает уже европейские знаки, хотя иногда и своеобразно, например скобки вместо кавычек.

Ударение в словах бывает на предпоследнем слоге и на третьем от конца, например, Осм’ану, Мох’аммедун, Фат’ымету.

Арабский корень слова, как и еврейский, бывает чаще всего трехбуквенный, много реже двухбуквенный или четырехбуквенный и всего реже пятибуквенным, но уже для четырехбуквенного корня выставляется требование, чтобы он содержал хоть один из плавных согласных звуков. А обычный трехбуквенный корень обычно состоит из двубуквенной ячейки, поддерживающей основное, общее значение корня, и однобуквенного придатка, сообщающего корню какое-либо частное значение.

Особенной же оригинальностью всего этого отдела языков является то, что семитский глагол не имеет никаких времен в европейском смысле слова. То, что в начале нашей речи бывает изредка, там постоянно. Вот, например, встречают вас на дороге и спрашивают: куда вы едете? – «Еду домой»! – отвечаете вы. Тут настоящее время. Вот, вы рассказываете случай с вами: «Еду я, и вижу, лежит человек на дороге». Тут время прошлое. Вот, вас спрашивают: когда вы едете в Москву? – Еду в пятницу, – отвечаете вы. Здесь то же слово «еду» обозначает будущее. В литературно-арабском, в библейском и других симитических языках это употребление того же самого глагола для всех времен является нормальным случаем.

Вместо деления действия или состояния на прошедшее, настоящее и будущее семит довольствуется простым делением на совершенное и несовершенное. Если рассматривать совершенную форму глагола, как обозначающую прошедшее по преимуществу, а несовершенную как обозначающую «будущее», то на долю «настоящего» времени выпадает разве что причастие действительного залога. Все это делает семитические языки особенно удобными для пророческой литературы. В них часто не разберешь: рассказывает ли автор об уже совершившемся событии, или пророчествует о будущем.

Отправной глагольной формой считается третье лицо мужского рода единственного числа совершенного времени действительного залога, причем одно и то же сочетание звуков обозначает, например, и «он сделал» и «он делает» и «он сделает». Это в европейских словарях обычно переводится неправильно неопределенным наклонением – «делать».

Арабский стих делится на два совсем или приблизительно равных полустишия. Последний слог его всегда долог, и поэты допускают немало вольностей, чтобы подогнать свои слова к принятому ими размеру.

Рифма у них одна и та же на целое стихотворение, причем достаточно, чтобы совпадал один последний слог. Кроме того, вследствие переднего (ю-образного) оттенка семитского У, допускается свободная рифмовка гласных У и И, вроде немецкого <…>.

Наряду с поэзией существует и рифмованная проза, т. е. вид речи, где соблюдается рифма, но нет определенного размера. Такою рифмованною прозою пользуются преимущественно для предисловий и заглавий в сочинениях, ею же написан Коран и ряд произведений изящной литературы.

Мусульманские месяцы – лунные, и только египетские арабы употребляют для них европейские названия: йианаир, фебраир, марс, абрил, майо, йунийо, йулийо, агостос, себтембер, октобер, новембер, десембер.

Мусульманское летоисчисление начинается с хиджры – 15 июля 622 г., их лунный год содержит 354 дня, распределяемые на 12 месяцев, из которых попеременно один по 29 дней, другие по 30, а последний месяц 2, 5, 6, 10, 13, 15, 18, 21, 24, 26, и 29-го года из тридцатилетнего цикла добавляется високосным днем. Таким образом на 32 солнечных года приходится у них 33 лунных, и весна, лето, осень и зима кочуют у них по всем их месяцам. Благодаря такому неудобству, современные агаряне всех толков постепенно переходят на европейский солнечный календарь (григорианский), но начало года местами еще византийское (с 1 сентября 509 г. до начала нашей эры) или иудейское (с сентября 3761 до нашей эры) или армянское (с 551 года).

И вот мы здесь сразу же впадаем в недоумение. В клинописях события датируются всегда по употребляющемуся в настоящее время европейскому солнечному календарю, основанному на 19-летнем лунном цикле (с его Нисанами, Ийярами, Сиванами, Таммузами и так далее), т. е. по много более сложному и лучшему, чем блуждающий по всем временам года агарянский календарь магометан. Мы видели уже (в Прологе)*, что этот календарь употребляют знаменитые в Ассириологии клинописные эфемериды Эппинга Штрассмайера, а далее мы увидим, что по нему же считают свое время и другие клинописи.


* Эфемериды Штрассмайера рассматриваются во второй части (11 томе)


Перейти от такого лунно-солнечного еврейского календаря к блуждающему по всем временам года лунному едва ли кто-либо захотел бы. Ведь это все равно, как если бы вместо 12 месяцев в году стали считать только 11, выбросив, например, февраль, и тогда весна стала бы у нас приходиться в этом году в марте, в следующем в апреле и наконец, через девять лет в декабре, а через десять в январе. Кто этого захотел бы? Значит, агарянский календарь, ведущий свое летоисчисление с 622 года после начала нашей эры и характеризующийся таким передвижением месяцев, древнее современного нам еврейского, употребляемого также в клинописях.

И этот наш вывод вполне сходится с выводом известного гебраиста-астронома XIX века Хаима Слонимского,2 что творцом лунно-солнечного циклического еврейского календаря был Хассан га-Даян из Кордовы, введший его первоначально в мавританской Испании в 953 году, откуда он и распространился на восток.


2 Хаим Слонимский: «Основы високосности». Написана по-еврейски и имеется также в немец-ком и английском переводах.


Но из этого следует, что и клинописи, употребляющие такой календарь, возникли не ранее кануна крестовых походов.

А как же считают их окончившими свое существование более чем за тысячу лет до Хассана Ха-Даяна, впервые выдумавшего солнечно-лунный календарь как соединение и усовершенствование лунного – агарянского и солнечного ромейского? Ведь для этого нужно было предварительное хорошее знание и то-го и другого календаря.

Тут есть над чем призадуматься, а потому пусть не посетует читатель, что прежде чем перейти к дальнейшему исследованию клинописей, я посвящу этому предмету еще несколько страниц.


назад начало вперёд