К концу IV столетия, — говорят нам, — среди язычников ходил рассказ, будто апостол Петр, при посредстве магических чар открыл, что христианство просуществует до 365 года и затем погибнет.1 Период этот был потом увеличен до 398 года, но язычники, по словам рассказчиков, были разочарованы после того, как минул и 398 год. Мы видим здесь последующие отголоски столбования «Великого Царя» в 368 году и появление Апокалипсиса в 395 году. При обоих случаях начало нашей эры отнесено только на ±3 года, как и считали некоторые даже в Эпоху Возрождения.
1 Augustin, «De civitate Dei», XVIII, 53—54.
И в это же время, — говорят нам, — Аларих и его готы, бывшие арианами, громили языческие храмы. Ко времени их нашествия на Грецию относят и уничтожение Елевсинских мистерий в честь богини плодородия, в которых участвовали лишь посвященные. В бедствиях, постигших тогда Рим, христиане видели мщение своего бога, потому что Аларих во время похода туда, будто бы, говорил, что идет не по своей собственной воле, но его побуждает взять этот город некий Великий. Во многих местах, где исповедывалась христианская религия, старые боги еще занимали, — говорят нам, — свое прежнее положение, и многие чисто языческие идеи и обычаи удерживались среди христиан. Блаженный Августин жалуется, например, что христиане в АФ-рике принимают участие в тамошних языческих церемониях и увеселениях.
Ко времени появления Апокалипсиса в царствование Гонория относится историками и отмена гладиаторских зрелищ в Риме, но наши первоисточники повествуют о причинах этого различно. Когда император, — говорят одни, — после своей Поллентийской победы праздновал триумф играми такого рода, восточный монах Телемах, прибывший в Рим, выскочил на арену и пытался разлучить борющихся, но был до смерти побит камнями, которые (неизвестно где!) достали зрители, рассвирепевшие за это вмешательство в их удовольствие. Император почувствовал, что такая смерть (особенно при чудесном появлении камней на сцене!) равносильна мученичеству, и с целью успокоить свой народ, «ярость которого уступила место раскаянию», отменил бесчеловечные зрелища.
А Озанам утверждает, что отменить их уговорил Гонория поэт Пруденций.2
Я предоставляю читателю выбор между этими двумя легендами и, не решая вопроса о действительном времени отмены гладиаторских состязаний, списанных, конечно, со средневековых рыцарских турниров, перехожу к легендам об Оригене, относимым, к V веку.
Маркелл Анкирский, — говорят нам, — называл его отцом арианства,3 а православие его поддерживал святой Афанасий. Нитрийские монахи находили в его трудах пищу для своего мистического настроения, а Пахомий предостерегал своих учеников: против Оригена, как опаснейшего из соблазнителей, учение которого может привести читателя к погибели.
2 Ozanam (I, 161), «Contra Simnach.». (Patrologia, LXXIII.)
3 От Ариа-ген.
Но все их сочинения, по обыкновению, мы имеем лишь к одиноких рукописях уже печатной эпохи, и это позднее время и одиночество найденных рукописных экземпляров само по себе говорит за их апокрифичность, и вместе с тем доказывает, что имя Оригена тогда уже гремело.
Так кто же был этот Ориген? — На западе Европы в средние века он был известен только по имени, которое по-гречески значит: рожденный «Творцом часов», т. е. Гором (сыном Озириса И Изиды, мстителем за убитого Ози-Риса), а по-латыни его имя Значит Первоначальный, Оригинальный (или созвучно с этим), что уже одно могло вызывать апокрифы, прикрывающиеся таким псевдонимом (не говорю уже о Маркелле Анкирском,повидимому разлагавшим это имя на арие-ген, т. е. родоначальник ариан).
Кто-то .(по слогу автор Эпохи Возрождения) пишет от имени Блаженного Иеронима восторженно о нем, как о «неутомимом александрийце, осужденном в Риме не за новшества своего учения, не за ересь, как лают против него бешеные собаки, но потому, что его враги были не способны вынести славы его красноречия и учености». И он сближает его с апостолом Петром.
Но это не понравилось кому-то другому из той же Эпохи апокрифов, и он, вместе с несколькими единомышленниками, выступил против «лже-Иеронима» от имени Епифания Кипрского.4 Заблуждения, приписывавшиеся им Оригену, подведены там под: восемь глав, а более всего он был обвиняем в учении о предсуществовании душ, в допущении спасения диавола и злых духов и в иносказательном истолковании священного писания, доходившем до полного отрицания в нем буквальной истины.
Потом пошли и другие неувязки. Так, кто-то от имени епископа РуФина выпустил, яко бы, перевод трактата Оригена «О началах»,5 но имел неосторожность сказать (с целью оправдания от обвинений в сочувствии), будто исключил оттуда вставки еретиков, или изменил их так, чтобы они могли согласоваться с православием. В ответ на это, кто-то от имени блаженного Иеронима заявил, что никто не в праве подобными способами приводить Оригена к соглашению со своими собственными воззрениями. А РУФИН заклинал читателей и переписчиков, под страхом вечного огня, не делать никаких дальнейших изменений в измененном сочинении Оригена «О началах».
4 Epiphan. ad Hieronim, Epist. LI, 4, 5.
5 Photius Bibliothec. Cod. 8
Затем, какой-то почитатель Иеронима, которому не понравилось то, что писали в Эпоху Возрождения от имени Оригена, написал от имени своего любимца что-то вроде иеронимова извинения от похвал Оригену.
«Я хвалил его, — говорит он, — только как толкователя, но не как догматического учителя, — хвалил за его гений, а не за его веру, хвалил как философа, а не как апостола... Если вы верите мне, то я никогда не был оригенитом. Если же вы не верите мне, то я теперь перестал им быть».
Мы охотно верим автору этого «Отречения от Оригена» во всем, кроме того, что он жил в V веке нашей эры, а также не можем не подвергнуть сомнению и других апокрифических сообщений, где говорится, между прочим, будто римский понтифекс Анастасий в 398 году осудил уже давно умершего Оригена и переводы его произведений, заявляя, что до появления этих переводов он даже не знал, «кто такой Ориген и что он писал». Интереснее же всего то, что писавшие от имени Иеронима и от имени Руфина продолжали и далее свою борьбу за Оригена гневными апологиями, в которых их, будто бы, прежняя дружба вспоминалась только с целью произнесения укоров друг другу. Писавший от имени Августина был, наконец, так огорчен этим спором, что замолчал, выразив лишь свою скорбь «по случаю столь непристойного зрелища». Затем писавший от имени Руфина, повидимому, умер, а писавший от имени Иоронима, обрадовавшись, что более никто ему не ответит, назвал его Сруннием (ворчуном), и в своем предисловии к книге пророка Иезекиила, выражается о нем такими словами:
«Скорпион этот погребен под почвой Сицилии вместе с Энкеладом и Порфирионом; многоглавая гидра перестала шипеть против нас».6
6 «Patrologia», XXVIII, 16—17,
Таковы наши наиболее достоверные сведения об учении Оригена. Читатель сам видит, что здесь все полно противоречий. Объяснение такого разногласия может быть только одно: как сочинения, приписываемые Руфину, так и сочинения, приписываемые Иерониму (или Августину и Епифанию), и вся полемика между ними насчет Оригена написаны от их имени разными авторами Эпохи Возрождения и выражают их собственные мнения, а не тех легендарных деятелей конца IV века, от имени которых они говорят.
Перейдем теперь к сказаниям и о личности Оригена.
«Рожденный богом Гором, сыном богини Изиды и мстителем за убитого Ози-Риса (т.е. Осии-царя)», он родился, — говорят нам, — в Александрии, около 185 года, и с самого детства был тщательно воспитан как литературно, так и религиозно.
Если мы допустим, что только-что приведенный год был дан по эре Диоклетиана, то получим для его рождения 469 год, а если считать от основания в 800 году Карлом Великим Восточной Римской империи, то найдем и 985 год, что уже возможно для учителя, так хорошо знакомого с евангелиями. Но много шансов за то, что весь рассказ о нем, как о существовавшем когда-то человеке, представляет одну из вариаций легенд об Арии или даже об Иоанне Златоусте, если не о самом «Великом Царе».
Нам говорят, будто он был почти современником великого астронома Птолемея Александрийского и жил тоже в Александрии, но позднее его.7
7 Ориген, — говорят нам, — родился около 185 года и умер в 254 году, а Птолемей Александрийский, будто бы, жил при Антонине Пии, умершем, будто бы, около 161 года.
«Гонение Севера» на еще не существовавших тогда христиан (будто бы) «особенно свирепствовало там во время его детства, и отец его Леонид был одною из жертв его. Ориген тоже жаждал мученичества и был спасен только благодаря заботливости своей матери, которая заставляла его оставаться всегда дома, пряча даже его одежды».
Потом он стал учителем, но, к сожалению, среди лиц, приходивших послушать его лекции, было много молодых женщин, подвергавших его искушениям. Чтобы избегнуть их соблазна, он вспомнил слова евангелия Матвея (появившегося лишь через 600 лет после указываемого для него теологами времени) о том, что некоторые «сами делают себя скопцами, ради царства небесного», и оскопил себя. Он, — говорят нам, — скрывал это, однако же слух о том дошел до сведения епископа Димитрия и он одобрил его поступок. Его слава, как учителя, все возрастала. В добавление к богословским наставлениям, он преподавал, подобно Абелляру (1079—1142 г.), с которого, как будто, во многом списан, и «грамматику», т. е. общую литературу.
«Церковный мир, которым, — говорят нам, — наслаждались христиане во время царствования Каракаллы, побудил Оригена посетить Рим, где церковь находилась под управлением Зефирпна. Он посетил Святую землю, но постоянно жил главным образом в Александрии, Кесарии и Каппадокии. Он изложил, — говорят нам, — в параллельных столбцах: 1) еврейский текст Библии, 2) тот же текст, написанный греческими буквами, 3) перевод Библии Аквилою, 4) перевод ее Симмахом, 5) перевод ее семидесятые переводчиками, «списанный с надежного собрания манускриптов» и 6) перевод Библии Феодотионом. Вследствие этих шести столбцов весь труд назван был Шестерик (Экзапла), а вследствие присоединения к ним еще двух неполных переводов, он называется так же Восьмерик (Октапла). «Этот исполинский труд был закончен, — говорят нам, — незадолго до его смерти», только — как и всегда — подлинный манускрипт его, якобы, сохранявшийся в Кесарии, «по предположению» погиб «при разрушении Кесарийской библиотеки».
«Рожденный Горусом», — говорят нам, — различал в священном писании, как и теологи XVII века, троякий смысл: буквальный, нравственный и таинственный, соответственно составным частям человека — телу, душе и духу. Святой дух, — говорил он, — руководился, при написании им Библии, буквальной историей народов, где это было возможно с точки зрения таинственного смысла, а где это было невозможно, святой дух сам изобретал рассказ. Поэтому и в Законе Моисея одни постановления возможны для буквального исполнения, а другие невозможны. Но такие места как в ветхом, так и в новом завете были нарочно поставлены святым духом, «как камни преткновения на пути», чтобы размышляющий читатель, видя недостаточность буквы, мог чувствовать побуждение доискиваться духовного смысла.8
8 Origen, «De principiis», IV, 12.
Буквальный смысл Библии может быть понимаем всяким внимательным читателем, нравственный требует более высокого ума, таинственный может быть постигаем только при помощи благодати святого духа. И этот таинственный смысл бывает двух родов: аллегорический, по которому Ветхий завет предъ-изображает историю Христа и его церкви, и аналогический, где повествование прообразует предметы высшего мира. Однако же, и сами ортодоксальные историки христианской церкви сознаются, что действительные мнения Оригена по многим пунктам установить трудно вследствие того, что оставшиеся от его имени сочинения большею частью апокрифичны и притом имеются только в переводах.
«Оригену, — говорят нам, — обязан своим изобретением и термин «вечное рождение сына божия». Он пояснял способ этого рождения сравнением с излиянием блеска от света. Это, говорил; он, не есть нечто такое, что случилось раз навсегда, но непрерывно продолжается «в вечности» божественного существования.
«Отвергая гностическое мировозрение, предполагавшее материю независимой от бога, он учил, что, так как бог всемогущ и господин всего, то он всегда должен был иметь нечто такое, над чем упражнял бы свое всемогущество и господство, и вследствие этого дело творения из ничего должно происходить вечно.
Целью этой теории было примирить Моисеево повествование с платоническим представлением, что мир вечно истекает от бога. По Оригену существовало множество миров до сотворения настоящего, и множество их будет и после кончины нашего мира. С самого начала сотворено было для мира полное число душ; прибавлений к нему не делается, но те же самые души постоянно продолжают являться в бесконечном разнообразии форм. Все они сначала были совершенны и одарены свободой воли. Те души, которые погрешили менее всего, становятся ангелами, живущими на планетах и занимающимися делами служения людям, а худшие делаются дьяволами. Была только одна душа, которая не согрешила. Она, через постоянное созерцание божественного слова, присоединилась к нему, была поглощена в нем и таким образом сделалась средством для того единения божества с человеком, которое помимо этого посредства было бы совершенно невозможным. Так как евангелие было приспособлено для людей всякого рода, то Ориген предполагал, что внешность Христа, во время его земной жизни на земле, разнообразилась согласно с характерами тех, кто видел его.
Всякое наказание, по этому учению, имеет просто исправительный характер, будучи установлено для того, чтобы все твари могли быть восстановлены в свое первоначальное совершенство. При воскресении все человечество должно будет пройти: чрез огонь. Очищенные души войдут в рай, как место, приготовленное для завершения всего их пути. Злые останутся в «огне», который, однако же, описывается от имени Оригена не как вещественный, но как умственная и духовная бедственность. Предметом и пищею его служат наши грехи, которые, вздувшись высоко, воспламеняются, чтобы сделаться наказанием для нас, а «тьма кромешная» есть тьма неведения. Но состояние и этих душ не безнадежно, хотя могут пройти тысячи лет, прежде чем их страдание окажет на них должное действие.9 Однако и те, которые допущены в рай, могут злоупотребить там своей свободной волей, как в начале, и будут вследствие этого осуждены на возобновление своего пребывания в теле.10 Каждое разумное творение, даже сам сатана, могут быть отвращены от зла к добру, так что не лишены окончательно возможности спасения.11 При окончательном завершении всего, душа будет обитать в каком-то органе, зародыш которого заключается в теперешнем теле. Наслаждения ее будут чисто духовные. Святые будут понимать все тайны божественного промышления. Никогда не ослабевающая любовь сохранит все творение от возможности дальнейшего падения и «бог будет всем и во всем».
9 Origen, «De Principiis», I, VI, 3.
10 Origen, «De Princ.», II, III, 3; III, 6 (в переводе Иеронима).
11 Многие утверждали, что Ориген учил о возможности спасения и для дьявола (Neander, I 472). А в приписываемом ему же письме к Александру (т. I, стр. 9) объявляется это мнение таким, «которое едва ли может поддерживать даже сумасшедший».
И вот, читатель, вся эта сложная философия, дышащая схоластическими деталями Эпохи Возрождения, отнесена теологами ж III веку нашей эры! Ну, не стыдно ли это?
И нам ничего не остается теперь делать, как на вопрос: кто был «сын Горуса» и внук богини Изиды, Ориген? — ответить: он был создание религиозных фантазеров Эпохи Возрождения, писавших не ранее XVI века под псевдонимами Евсевия, Иеронима, Августина, Епифания, Руфина и даже его самого.
То же самое можно сказать и об «егр учениках».