Не ответив на этот вопрос, хотя бы в самом общем виде, рано подходить ко всему корпусу надписей, сотворённых буквами этрусского алфавита. Благодаря близости этой буквенной системы западно-греческому и латинскому алфавитам, все графити прочли, но не зная языка, понять смысл, заключенный в памятниках, до сих пор не удалось. Узнаются имена, встречающиеся в греческих и латинских источниках. О значении отдельных слов в подписях, комментирующих картинные изображения, догадываются. Например, веселое застолье, под столом, среди ног пирующих суетится карлик. Подписано – krup. Только одно слово. Смысл его, в общем, подсказан сюжетом и фигурой персонажа. Теперь, если мы допускаем, что этруски были не моноязыким народом, нам позволительно поискать соответствия этому слову в живых наречиях Евразии. Думаю, что в намечающееся гнездо родственных лексем можно включить балтские слова krupis – «малыш» (лит.), krups – «крохотный», skrupata – «крошка» (лтш.). Существовало это слово и в славянских. Я узнаю его в древнем постфиксальном антониме 
krup-no, krup-ni – «крупный» (букв. не мало, не малый). С гласным, открывающим конечный слог, слово из какого-то наречия распространилось по всем славянским языкам: «крупа» – кроха (рус.), «крупка» – крошка (блр.), «крупа» – град (серб., хорв.), «krupa» – перловая, ячневая крупа (словен.) и т.д. Превращая в ступе зерно в крупу, круша зерно, отметили его хрупкость. «Крепкий» – хрупкий (рус.диал.). Ни в одном из других индоевропейских (кроме славянских и балтских) не зафиксировано такое звукосочетание в таком значении – кроха, крошка, малец. Как давно балты стали оснащать имена аффиксами со свистящим? Если изначально, то этрусское слово не балтского происхождения.
Пока, пожалуй, есть единственная возможность прочесть большинство этрусских надписей, это – сначала понять их смысл.
Решить первую задачу в какой-то степени помогают изображения, «сопровождающие» надпись, или предметы, на которых начертаны их названия (назначение предметов чаще всего нам известно).
Семантика слов, начертанных на этрусских картинах, поддается разумению. И обрётенное таким образом значение помогает поиску соответствий в живых языках. Данный памятник может быть отнесен к славяно-балтскому разделу корпуса этрусских надписей.
II
Нельзя пока со всей убежденностью утверждать конкретную этническую принадлежность этого слова-памятника, в виду его одинокости. Если бы рядом стояло ещё хотя бы одно, находившееся с ним в грамматической связке!
Большинство коротких надписей как бы комментируют изображённый сюжет, пересказывают его содержание в интерпретации подписывающего. Эта манера, берущая начало в Египте, продолжилась в Китае, Греции, Этрурии, Риме и дошла до живописцев новых времен. «Утро в сосновом бору», «Последний день Помпеи», «Грачи прилетели», «Девочка на шаре»...
Эта линия культуры не прерывалась.
... Знаменитый склеп Голлини. В глубине у стены стоит саркофаг, а над ним остатки сильно поврежденной фрески. И три прекрасно сохранившихся слова: zat
ad aidas.
На фреске изображения двух колесниц, в каждую впряжены по две лошади. Возничий держат в руках бичи и слегка наклонились вперед, словно ждут сигнала, чтобы пустить коней вскачь.
Этрусколог Конестабиле, анализируя содержание картины, решил, что здесь изображено приготовление к отъезду душ в загробное царство. З.Майани сделал другой вывод: «Я считаю, что это – бега»1.
Но албано-английский словарь, которым он пользовался при расшифровке этрусских эпиграфов, и на этот раз увёл его в сторону. В данном случае от бегов и, кажется, от истины. Текст произвольно разбивается им на три других буквосочетания: zat lad aidas.
Первое – «zat» уравнивается им с албанским «zatis» – «вспрыгнуть, уцепиться». Второе – «lad» – с такой же непринужденностью приводится в соответствие с албанским «lа» – «оставлять». И, наконец, – «aidas» толкуется им как возможный антропоним – «Gaidas» или «Gades». Ни один лингвист-албанолог, думаю, не решился бы этот странный набор слов, грамматически и литературно не согласованных, истолковать так, как это делает З.Майани: «Битва, посвящённая Гадесу». «Прыжки, посвящённые... » – видимо, звучало бы не так торжественно. Почему тогда изображены бега, но не битва и не прыжки?
Графологически надпись отличается от той, в которой мы вычитали славянский текст. Славяне писали слитной строкой до 16 века. И теперь думается, – не только из соображений экономии письменного поля. Великая во времени традиция заставляла их консервативно гнать строку «сплошняком».
Этрусские памятники представлены и слитной строчкой и разделенной на слова. Одно это обстоятельство может в будущем служить ориентиром, помогающим определить внешне культурную, да и языковую принадлежность памятника. Во многих этрусских надписях слова разделены просветом или двоеточием, типа привычного нам «:». Этот способ дольше всего продержался у древних тюрков. Они так же как этруски писали справа налево и бустрофедоном (одна строка слева направо, другая справа), а также отделяли слова друг от друга двоеточиями. (Сторонники гипотезы о происхождении орхоно-енисейского письма от позднеиранской (согдианской) разновидности арамейского, основывают свою версию только «историко-географическими» соображениями. Просто рядом с тюрками в 5 в. других буквенных систем не было. И эта база перекрывает все остальные – полное несоответствие форм букв и способов разделения слов. Римляне отказались от двоеточия уже в 6 веке до н.э., использовав другой этрусский приём – просвет. Древние тюрки (протоогузы) донесли двоеточие до 8 в.н.э. А просто кипчаки?
... В склепе «возничего» слова отделены друг от друга просветами.
Этрусскую букву, формой совпадающую с греческой «дзета», специалисты привычно читают как Z. Но такое звучание («zeta») в самом греческом алфавите появилось позднее – в 5 в. До этого она выражала только сложный звук dz, восходящий к dž. (Такова история фонемы i → 'i → gi → dži → ž → z... )
В латинском и греческом не было шипящих звуков. Ни глухих, ни звонких. Но пока ничего не известно об этрусском языке (языках), можно предположить, что они знали шипящие звуки. В «алфавите Марсилианы» (8 в. до н.э.) специалисты вынуждены выделить целых три буквы, выражающие, по их мнению, звук «s».
Авторы текстов, вероятно, отличали твёрдый шипящий от мягкого и от свистящего.
... Возникает вопрос. Если римляне заимствовали письмо у этрусков, почему в древнейших латинских памятниках 6 в. до н.э. не встречается буква Z? Звук, ей соответствующий, возникал лишь в интервокальном положении и передавался «сигмой», как в современном итальянском: kasa – «дом», но произносится «каза». Точно так же сигма озванчивалась в древнелатинском: Numasioi – «Нумезий».2
Это может говорить только о том, что буквы для звонкого свистящего перворимляне в этрусском алфавите не нашли.
Она заимствуется из греческого во II – I в.в. до н.э., когда после завоевания Эллады в Риме усилилось влияние греческой культуры, языка и литературы, возникла потребность более точной передачи греческих слов. В связи с поздним введением этой буквы она значится последней в классическом римском алфавите.
Только заимствованные слова из греческого и др.языков начинаются с этой буквы – Zoilus – Зоил, греческий ритор и грамматик в Александрии; zodiakus – созвездие зодиака. В «Латинско-русском словаре» И.X.Дворецкого (М.1976 г.) слова, начинающиеся с «z», умещаются на одной странице (1096-й). Не поленился подсчитать – 81 слово. Из 50.000, включенных в словарь.
В этрусских текстах слов с таким началом значительно больше. И одно это дает мне основание полагать, что буква, принимаемая за «зету», передавала иной звук – dž или ž, и потому не была принята в латинский алфавит.
Буква dzeta (zeta) в греческом алфавите стоит на седьмом месте, использовалась как цифра-семёрка. (Сверху только подрисовывали титло.) Тюрки, вероятно, знали эту цифру. Её название стало числительным: eti → geti → džeti – 7 (кирг., балк., узб. диал.), žeti (каз., каркл., ног.), zeti (сарыг-уйг.), d'eti (хак., алт.), setti (якут.), jeti (огузо-карл.)3.
Знак, судя по всему, был цифрой с этим названием и до того, как попал в греческий алфавит. Индоевропейские: septem (лат.), sette (ит.) и др. формировались в Древней Передней Азии за пару тысячелетий до возникновения буквенных систем.
И если в составе этрусков были тюрки, они могли произносить начальную букву «z», как «dž» или «ž». А надпись в склепе Возничего, возможно, свидетельствует об этом.
С таким допуском мы её и прочитываем: džati (žati) ad aidas.
Звукосочетание ad в древнетюркском означает «конь, лошадь». Во всех современных наречиях уже принята форма с глухим зубным – at.
Это древнейшее общетюркское название священного животного должно по причине его безрогости восходить к ud, ut – «корова», которая тоже «не бык».
В новой огласовке хорошо проработано во всех тюркских. Некоторые произведения в гуннские времена могли попасть в европейские. Например, команда attang – «на коней!» → attak – «атака» (фр.).
Aida – «гони» (кипч.-карл.), gaida – «гони» (огуз.), ad aida – «гони лошадь!» (др.тюрк.), at aida – т.ж. (кипч.-карл.), at gaida (огуз.), ad aidaači – погонщик лошадей, возничий (др.тюр.), at aidaas – т.ж. (якут.), at aidauši – т.ж. (кипч.), at gaidamak – 1) гнать лошадей, 2) погонщик лошадей (огуз.).
В турецком войске существовало подразделение погонщиков – gaidamak. Они следовали за армией с табунами запасных лошадей. Лихие коневоды оставили свой след в истории южнорусских степей. Украинцы дали своей вольнице их имя, ставшее нарицательным – «гайдамаки». Казахи возницу называют – «ат айдауши». Сменив повозку на автомобиль, не заимствовали слово «шофер» или «драйвер». Теперь уже водитель за рулем «айдауши» – погонщик, возница.
В той древности, о которой мы говорим, человек, владеющий конем стоял на одной из высших ступеней социальной лестницы. «Всадники» – аристократы в Риме. Может быть, чуток пониже были возничии, управлявшие колесницами. Но египетские картины не согласны с таким понижением статуса: сами фараоны нахлестывали лошадей! Высоким общественным положением усопшего объясняется -склеп, саркофаг, фреска и надпись:
žatl ad aidāš'.
На нынешний казахский можно было бы перевести žatyr at aidaušy – лежит (покоится) возничий («погонщик коней»).
Слово žatyr – «лежит» (от žat – лежи, ложись) морфологически уникально. Формант – уr (-r) более ни в одном глаголе не участвует. И это – единственный глагол настоящего времени в казахском языке.
Поэтому используется как служебное слово для образования других глаголов настоящего времени. У казахов есть прошедшее время и будущее. С настоящим всегда была проблема.
В первоиероглифическом письме знак, соответствующий слову žatyr, вероятно, стал детерменативом текущего времени. И теперь мы говорим: «бар» – иди; «бара-жатыр» – идет (букв. «идя-лежит»); «уш» – лети; «ушип-жатыр» – летит («летев-лежит») и так до бесконечности.
[ Знак времени «круг с точкой» обозначал только две ипостаси -erte – «рано», erten – «завтра». То есть утро и за-утро → завтра. Утро было в прошлом, оно не есть настоящее. Настоящее er (ior) – не осмыслено кипчакскими грамматистами, и потому это общее название всего двусложного знака не имеет временного значения. Огузы использовали, прозрели третий смысл: -ior – суффикс глагола настоящего времени. Казах скажет kel – приди; ket – уходи, уйди; kele žatr – приходит («приходя лежит»); ketip žatr – уходит («уходя лежит»). Турок: gel – приди, get – уходи, уйди; gelior – приходит; getior – уходит. ]
Генезис форманта неясен. Возможно, развился из аффикса, придающего возвратность действию: -n → -l → -r: «kasy» – чеши, «kasyn» = «kasyl» – чешись; «kos» – соедини, «kosyl» – соединись, присоединись; «kes» – режь, «kesil» – режься и т.д. Но у глагола «žat» – «лежи», нет возвратной формы этих типов – žat-n, žat-l. Есть только последняя žat-r, которой не достигли остальные глаголы.
И, наконец, последняя буква в тексте могла выражать шипящий звук или комплекс – š (-ši, -šy).
По этой надписи пока – всё.
Зато было бы к месту акцентировать внимание читателя на одном фундаментальном положении общего языкознания. Я услышал о нем в 1964 г. из первого разговора с Вячеславом Всеволодовичем Ивановым. Потом неоднократно – от разных лиц, в том числе был и от СНС, о беседе с которым рассказывал выше. Почти одними словами – заученное, зазубренное из университетских учебников положение о смертности слова.
В книге «АЗиЯ» подробно описана эта встреча. Узнав, что меня интересует проблема шумеро-тюркских контактов, В. В. посоветовал не тратить время на эту теоретически невозможную вероятность. Позволю себе процитировать его аргументацию: «Знаете какое самое древнее славянское слово? Запомните его, это – «есть». И каков возраст этого старика? Не более двух тысяч лет. Остальные слова разрушились, видоизменились настолько, что если бы (пофантазируем) удалось открыть памятник праславянской литературы, скажем, I века нашей эры, уверяю Вас, мы бы встретили в нём лишь одно знакомое слово – «есть». Наукой твёрдо установлено, что слово не выдерживает испытания временем. Тюркская лексема, если предположить её зависимость от шумерской, за истекшие тысячелетия должна была измениться до неузнаваемости. И потом согласитесь, пока нет никаких оснований предполагать, что тюркские или любые из ныне живых языков уже существовали в шумерскую эпоху.» («АЗиЯ», 1975, гл. «Право на ошибку»)
Наш спор (слово смертно / слово бессмертно) продолжается до сих пор. Через четыре года после того разговора мне «удалось открыть памятник» славянской словесности 7 в. до н.э. и все слова в нём были знакомы. В том числе и е – есть. Оно в том же виде, не поддерживаемое ни одним другим звуком, благополучно досуществовало до наших дней, не чувствуя сиротского одиночества в контексте со всеми другими богатствами славянских словарей. Я всё больше убеждаюсь, что линия развития языка от эпохи Начала и до наших дней не прерывалась, если сам этнос не исчезал с лица земли. Одни («континентальные») более активно развивались, другие («островные») впадали в многотысячелетние периоды стагнации и тихо «варились в собственном котле» вдали от мировых перекрестков. Мерзлая тундра, раскаленные пустыни, дикие горы и непроходимые болотистые леса – острова в бурлящем океане наречий.
Шумерские и этрусские материалы свидетельствуют, что славянские, германские и тюркские языки тех времен давно вышли из прасостояний и представлены диалектными особенностями, характерными для современных языков.
1 З.Майани «Этруски начинают говорить», М., «Наука», 1966, стр.210.
2 В.А.Истрип. Указ.соч. стр.365.
3 В финикийском алфавите буква jot выражалась не чертой вертикальной, как позже в греческом, а знаком, в точности повторенном греческой «дзета» («зета»).
