Специфика языка как «знаковой системы» особого рода и проблема мотивированности «языкового знака» по инерции продолжают оставаться предметом размышления языковедов до начальных десятилетий XX века. Но с рождением теории Соссюра процесс прервался окончательно.
В учебнике для студентов филологических специальностей обобщенно и доступно изложены достижения лингвистической мысли в «эпоху Соссюра».
Третья глава учебника так и называется: «Постулаты современной лингвистики». «Что такое постулат? Под постулатом понимается основное положение теории, из которой логически вытекают другие существенные её положения и которое само в этой теории либо, не доказываясь, принимается как данное, либо, напротив, постепенно разъясняется, раскрывается и доказывается в ней от её первых до последних строк, так что является настолько же конечным выводом, насколько начальной точкой. Лингвистика так же основана на постулатах. Впервые это стало вполне ясно с момента выхода в свет «Курса общей лингвистики» Фердинандо де Соссюра, изданного после смерти ученого его учениками в 1916 году. Соссюр формулировал лингвистические постулаты в точной и афористичной форме: «В языке нет ничего, кроме тождеств и различий», «Язык – система, в которой все взаимосвязано», «Языковой знак состоит из означаемого (смысла) и означающего», «Языковой знак произволен», «Единственный и истинный объект лингвистики – язык, изучаемый в самом себе и для себя» и т. д. Таких тезисных положений в «Курсе...» Соссюра довольно много, но слово «постулат» он не употреблял и трудно сказать с полной определённостью, какие из них сам он считал действительно основными, а какие, просто, важными следствиями из основных. Несомненно, однако, что по крайней мере четыре следующих являются основными:
1. «В языке нет ничего, кроме тождеств и различий».
Основной элемент языка – знак создается лишь отличиями от других знаков. Отличительные свойства знака сливаются с самим знаком. Назовем это положение «Постулатом о тождествах-отличиях».
В этот постулат, очевидно, входит ещё и утверждение, что знак состоит из означаемого и означающего. Но это уже не постулат, а определение: знак есть то, что состоит из означаемого и означающего.
... 4. «Языковой знак произволен».
Так, понятие «сестра» – означаемое, никаким внутренним отношением не связано с последовательностью звуков s-æ-r, служащий во французском языке её «означающим». То же означаемое выражается иной последовательностью звуков s-w-e-s-t-w-r (schwester) по другую сторону границы, в немецком языке... ».1
И так на полном серьёзе почти весь век не обсуждаются, а повторяются фразы «отца современной лингвистики», возведённые в статус почти библейских законов. Автор учебника лукавит, сообщая о том, что Соссюр не выделяет главные постулаты. В первой части «Курса... », названной «Общие принципы», есть первая глава «Природа языкового знака» и параграф этой главы так и называется «Первый принцип: произвольность знака». Вместо греческого термина «постулат» Соссюр употребляет латинский – «принцип». Но суть от этого не меняется.
... В учебнике же постулат о произвольности формы и значения слова оттеснён на четвёртое место. В этом, думаю, выразилось нарастающее сомнение в правильности основополагающего принципа Соссюра. И оснований для этого находится все больше.
... Фердинанд де Соссюр никогда не делал попыток написать что-либо подобное «Курсу общей лингвистики». В течение тридцати лет этот предмет вел в Женевском университете Ж.Вертгеймер. Малопримечательный лингвист, опубликовавший одну единственную брошюрку «La linguistigue» – изложение вступительной лекции, прочитанной в 1877 году.
В конце 1906 года он скончался, и освободившееся место занял Соссюр. К тому времени он опубликовал немного работ. Наиболее важная: «Мемуар о первоначальных системах гласных в индоевропейских языках» (1879 г.).
Главным достижением младограмматистов в фонетике считался отказ от традиционной точки зрения, восходящей к Боппу, согласно которой праиндоевропейский 
а, сохранившийся в индоиранских, предшествовал европейским «е», «а» (на севере Европы), «е», «о», «а» (на юге). Работы ряда ученых (прежде всего Амелунга и Бругмана) показали, что если и было такое расщепление фонемы, то произошло оно ещё в общеиндоевропейском. Соссюр придерживается этой же точки зрения. И по его мнению европейские гласные «е» и «о» механически переходят друг в друга, регулярно чередуясь: «tego – покрываю; toga – покрывало, одеяние (лат.)». Младограмматисты, к которым относился и Соссюр, в подобных случаях не допускают мысли о грамматичности таких чередований, то есть искусственном чередовании качества гласных. Подобное явление не допускалось ни в одном языке, кроме германского. Да и там внутренняя флексия (man/men) лишь констатировалась и объяснялась как следствие механического искажения гласного, использованного в грамматических целях. Упорно не признавая сознательного словотворчества, младограмматисты считали (и считают) чередование качества гласных в германских словах следствием механического искажения. Соссюр повторяет это утверждение: «В англосаксонском языке дописьменная форма fot – нога сохранилась в виде fot (совр. англ. foot), а форма мн. числа foti – ноги превратилась в fet (совр. англ. feet)... Язык коренным образом не способен сопротивляться факторам, постоянно меняющим отношения между означаемым и означающим. Это одно из следствий, вытекающих из принципа произвольности знака»2.
Великолепное грамматическое чередование внутренних флексий «u» – ед. число, «i» – мн.число в английском (thooth – зуб, theeth – зубы, woman – женщина, women – женщины и т.д.) сведено к результатам бессмысленного фонетического процесса.
Соссюр не преодолел этого заблуждения младограмматистов.
... На три курса лекций, прочитанных Соссюром в Женевском университете в 1907-1911 годах записалось немного студентов (6 человек в 1907, 11 – в 1908 и 12 – в 1910 году). Некоторые вели подробную запись лекций. Конспекты первого и второго года, сделанные А.Ридлингером, а также запись третьего цикла (Ж.Дегалье) оказались достаточно подробными, чтобы послужить основанием для реконструкции всего курса. В 1913 году, через год после смерти профессора, двум ещё молодым лингвистам – Ш.Балли и А.Сеше пришла идея на основании чужих свидетельств (сами они лекций не посещали) попытаться представить себе, какой вид имела бы книга «Курс общей лингвистики», если бы её написал сам Соссюр3.
«Итак, произведение, на титульном листе которого значится имя Ф. де Соссюра, фактически не принадлежит Ф. де Соссюру, не задумывалось им как книга, чисто случайно было прочитано им в 1907-1911 годах, чисто случайно сохранилось в не всегда совершенных записях его слушателей и было воссоздано или реконструировано лицами, которые не были непосредственными свидетелями того, как и в какой форме излагались идеи.»4. Активность соавторов, развернувших компанию пропаганды книги с необычной судьбой, определило характер дальнейшей её биографии. Но и не только это. Книга появилась очень вовремя. От имени женевского преподавателя решительно излагались смелые мысли, опираясь на которые языковеденье имело право прекратить бесплодные попытки ответить на главный вопрос языкознания: В чем состоит причинность слова? (языкового знака) Каковы мотивы его формы и значения?
Соссюр сказал: «Языковой знак произволен». То есть – безмотивен! Это – главное, что и сделало книгу библией современной лингвистики. Она, по утверждению составителей советского издания, «положила начало новой эпохе в истории языкознания». Более трёх тысяч трудов посвящено толкованиям и развитию «гениальной идеи» Соссюра.
... Это явление нельзя рассматривать вне времени, в котором оно проявилось. На переходе XIX-ХХ веков культура переживает кризис. Техническая революция, стимулированная глобальными открытиями в естественных науках, постепенно, но чувствительно отодвигает искусства и общественные науки на задний план. Завершается золотой век археологии. Историография лишается основной подпитки. Развитие фотографии и кино бьёт по живописи. По художественным традициям, идущим от эпохи Возрождения. В ответ – абстрактная живопись и скульптура, отчаянно названные – авангардизм. Неприятие обществом «новых ценностей» вырабатывает у художников особую форму комплекса неполноценности: модерн высокомерно отгораживается от толпы теориями «искусство для искусства».
Эти переживания распространяются на другие сферы культуры. Поэты запираются в «башни из слоновой кости», творятся новые поэтические языки, понятные только их авторам. Театры отказываются играть «натуралистические» пьесы. Появляются спектакли, переполненные натужной символикой, не рассчитанной на адекватное восприятие. Авторский произвол, становясь нормой в искусстве модерна, впрямую влиял на все гуманитарные науки, в том числе на философию и политику. В этой атмосфере зарождались революционные учения и в языкознании. Одним из таких и сделан был «соссюризм», заложивший прочные основы «лингвистики для лингвистов»:
... «Мы называем знаком соединение понятия и акустического образа, но в общепринятом употреблении этот термин обычно обозначает только акустический образ... Мы предлагаем сохранить слово «знак» для обозначения целого и заменить термины «понятие» и «акустический образ» соответственно терминами «означаемое» и «означающее». Что же касается термина «знак», то мы довольствуемся им, не зная чем его заменить, так как обиходный язык не предлагает никакого иного подходящего термина», – «Общие принципы» (Глава 1, Природа языкового знака). 5
Стоики называли это самое «целое» просто логос – «слово», включая в него те же части – «означаемое» (смысл слова) и «означающее» (звуковой образ).
В каждом языке есть такой термин. Во французском – «пароль», в русском – «слово». И в каждом языке он и до Соссюра обозначал целое – и звукосочетание, и смысл одновременно. Надо ли было продолжать заменять «слово» термином «знак», лишая последний его природного содержания – «графическое изображение понятия»?
Соссюр: ... «Первый принцип: произвольность знака»
«Связь, соединяющая означающее с означаемым, произвольна, поскольку под знаком мы понимаем целое, возникающее в результате ассоциации некоторого означающего с некоторым означаемым, то эту же мысль мы. можем выразить проще: языковой знак произволен.
Так, понятие «сестра» не связано никаким внутренним отношением с последовательностью звуков s-æ-r, служащей во французском языке её означающим: оно могло быть выражено любым другим сочетанием звуков; это может быть доказано различием между языками и самим фактом существования различных языков: означаемое «бык» выражается означающим b-æ-f (фр. bæuf по одну сторону языковой границы и означающим o-k-s (нем.ochs) по другую сторону её.
Принцип произвольности знака никем не оспаривается; но часто гораздо легче открыть истину, нежели указать подобающее ей место. Этот принцип подчиняет себе всю лингвистику языка; следствия из него неисчислимы. Правда, не все они обнаруживаются с первого же взгляда с одинаковой очевидностью; их можно открыть только после многих усилий, но именно благодаря открытию этих последствий, выясняется первостепенная важность названного принципа...
Слово «произвольный» так же требует пояснения. Оно не должно пониматься в том смысле, что означающее может свободно выбираться говорящим... мы хотим лишь сказать, что означающее немотивированно, то есть произвольно по отношению к данному означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи.
Отметим в заключении два возражения, которые могут быть выдвинуты против этого первого принципа.
1. В доказательство того, что выбор означающего не всегда произволен, можно сослаться на звукоподражания. Но ведь звукоподражания не являются органическими элементами в системе языка. Число их к тому же гораздо ограниченней, чем обычно полагают. Что касается подлинных звукоподражаний типа «буль-буль», «тик-так», то они не только малочисленны, но и в некоторой степени произвольны, поскольку они лишь приблизительные и наполовину условные имитации определённых звуков (сравните, фр. оиа-оиа, но нем. wau-wau – «гав! гав!»). Кроме того, войдя в язык, они в большей или меньшей степени подпадают под действие фонетической, морфологической и всякой другой эволюции, которой подвергаются и все остальные слова (сравните, фр. pigeon – голубь, происходящее от народнолат. pipio – восходящее, в свою очередь, к звукоподражанию) – очевидное доказательство того, что звукоподражания утратили нечто из своего первоначального характера и приобрели свойства языкового знака вообще, который, как уже указывалось, немотивирован.
2. Что касается междометий, весьма близких к звукоподражанию, то о них можно сказать то же самое, что говорилось выше о звукоподражаниях. Они так же ничуть не опровергают нашего тезиса о произвольности языкового знака. Весьма соблазнительно рассматривать междометия как непосредственное выражение реальности, так сказать, продиктованное самой природой. Однако, в отношении большинства этих слов можно доказать отсутствие необходимой связи между означаемым и означающим. Достаточно сравнить соответствующие примеры из разных языков, чтобы убедиться насколько в них различны эти выражения (например, фр. aie! соответствует нем. аи! – ой! ). Известно к тому же, что многие междометия восходят к знаменательным словам (сравните, фр. (diable! – чёрт возьми! при diable – чёрт, mordieu! – чёрт возьми! из mort Dieu – буквально «смерть бога» и т.д.). Итак, звукоподражание и междометия занимают в языке второстепенное место, а их символическое происхождение отчасти спорно» ( стр. 100-102).
Я так обильно процитировал слова Соссюра, посвящённые описанию первого принципа, ибо они и стали фундаментом современного учения о слове.
Этот принцип, сам по себе явившийся следствием слабого развития самого основного отдела науки о языке – этимологии, предопределил ещё большее отставание лингвистики.
1 Ю.С. Степанов «Основы общего языкознания» М, 19745,стр.254.
2 Фердинанд де Соссюр «Труды по языкознанию» М, 1977, стр.108.
3 «Курсы общей лингвистики», в указ. выше сборнике.
4 А.А.Холодович. «Курс общей лингвистики» Ф.де Соссюра» (предисловие к указ. соч.) М., 1977
5 Указ.соч., стр. 100.
Звёздочкой 
(дингир) в книге О.Сулейменова обозначаются праформы.
Три дингир – исходные, предположительно, формы. (VVU)
