Н.А.Морозов / «Христос». 6 книга / ЧАСТЬ III

ГЛАВА IX.
ВИЗАНТИЙСКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АГАРЯНСКОМ ПРАВОВЕРИИ. ОТЛУЧЕНИЕ МАГОМЕТАН ОТ ВИЗАНТИЙСКОЙ ЦЕРКВИ ПРОИЗОШЛО ТОЛЬКО В 1180 ГОДУ НАШЕЙ ЭРЫ, ПРОТИВ ВОЛИ ИМПЕРАТОРА МАНУИЛА. МЫСЛИ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ.

Странную, хотя и вполне психологически объяснимую деталь замечаем мы в религиозной литературе поздних европейских писателей: по мере того как ослабевала в их глазах христианская религия, и они начинали отрицать историческое существование евангельского Христа и множества старинных святых, — они, в противоположность этому, являлись только адвокатами исторического бытия достославного пророка Магомета и апологетами его достоинств.

Так Бэль и Вольтер восхваляют его в противовес основоположникам христианской религии в такой сильной степени, что он мог бы считать себя вполне удовлетворенным за все те поношения, которые сыпались на его голову от ортодоксальных христианских писателей, если бы только услышал такие похвалы. Немецкий писатель Циглер горячо восхваляет правила богопочитания, предписываемые турецким катехизисом, и особенно радуется тому, что в нем не отведено столь широкого поприща для деятельности дьявола, как это принято в христианской вере. А Валь (Wahl) доходит даже до фанатизма в своих похвалах Магомету, помещенных в его примечаниях к переводу Корана.

К этому же разряду поклонников Магомета нужно отнести Ганье, Тюрпена и многих английских, немецких и французских писателей.¹ Более умеренными в похвалах ему являются Придо, Клудий, Вейль и некоторые другие, но и они ни на момент не усомнились в том, что это личность вполне историческая.

Так с первоисточниками ислама и случилось нечто противоположное тому, что было с первоисточниками христианства. В то время как содержание Евангелия и житий снятых были уже низведены до мифа, в исследовании магометанских религиозных книг все хотели показать историческую ценность и достоверность описываемых событий, за исключением лишь крайне нелепых сказаний, каких и там очень много. При этом византийским писателям придавалось очень мало цены. Доктор Вейль, например, относительно еще беспристрастный писатель об исламе,² не обращает ни малейшего внимания на византийские источники, а Гасс называет все византийские сведения об исламе и основателе его — хламом. Друг и последователь Неандсра, Уилльман, говорит относительно сведений об исламе, сообщаемых Никитою Хониатом (ум. в 1216 г.) в его «Сокровище Православия» (Θεσαυρός Ορθοδοξίας), что они содержат грубые искажения магометанской веры, и в доказательство этого приводит сообщение Никиты об учении мусульман, что в раю как мужчины-исламиты, так и женщины-исламитки будут обладать по сорока детородных членов и упражняться ими в сладострастии беспрерывно перед лицом бога, так как бог не подвержен никакому стыду.³ А между тем это оказывается совершенная правда. Нечто подобное сообщает нам и арабист Г. С. Саблуков. «Бог, — говорит он по рассказам знакомых ему ученых мусульман, — сообщил Мухаммеду силу сорока мужчин, чтобы он мог совокупляться чаще и с большим количеством женщин, чем кто-либо другой во всем мире», и сведение его заимствовано не из византийских, а прямо из арабских источников и показывает то же самое, что писали и византийцы. Да и с религиозно этнографической точки зрения здесь нет ничего небывалого. Разве в индийской мифологии не видом мы богов с 40 головами и людей с 40 руками и ногами? Разве средневековые авторы не изображают нам по Апокалипсису четырех мистических животных «полных очей спереди и сзади, кругом и около»?

¹ О. А. Курганов: Заметка к вопросу о византийской противомусульманской литературе. «Православный Собеседник», 1878 г. Октябрь.

² Weil: Mohammed der Prophet und seine Lehre aus handschriftlichen Quellen und dem Koran geschöpft und dargestellt. Stuttgart. 1843.

³ Quia Deus nullo pudore suffunditur.

Так почему же не допустить, что в религиях сладострастия, где практиковались храмовые вакханалии, не считалось, что у их прозелитов в раю будет по 40 половых органов «спереди и сзади, кругом и около»? Уже отсюда видно, что современная научная критика не должна следовать примеру Вольтера и всех тех, кто из желания унизить Евангелие ставят в пример ему Коран, а надо отнестись одинаково к обеим книгам, как продуктам не одиночного, а коллективного творчества многих поколений. Значит, надо решать вопрос не о том, кто их написал, — а о том, кто был их окончательный редактор, когда и где? И в этом отношении сразу же видно, что Коран писан не Магометом, уже по одному тому, что говорит о нем самом постоянно в третьем лице.

Посмотрим же без предубеждения и на то, что было писано об исламе в средневековой византийской литературе. С обычной точки зрения, относящей Коран к VII веку нашей эры, не может прежде всего не броситься тут в глаза ничтожный объем византийских сообщений о «магометанстве» в сравнении с продолжительностью политического существования Византии рядом с ним.

Для объяснения такого, с обычной точки зрения совершенно невозможного, явления обыкновенно указывают, с одной стороны, на внутренние непорядки в самой Византии, «сопровождавшиеся вредными последствиями для ея просвещения», а с другой — на запрещение Магомета, под страхом смертной казни, «вести какого бы то ни было рода диспуты из-за предметов веры». Но объяснение это слишком наивно. В истории религий мы всюду видим случаи, когда, несмотря на воспрещение вести диспуты из-за спорных вопросов и писать по поводу их сочинения и не смотря на жестокие преследования за нарушение этого воспрещения, все-таки велись жесточайшие споры, и во множестве появились полемические сочинения. Неправильны и указания на упадок просвещения в Византии в средние века. Ведь, несмотря на «внутренние непорядки», все-таки появлялись в ней многочисленные сочинения по вопросам, затрагивающим внутреннее существо христианского и иудейского учения и всевозможных ересей. Так почему же в них нет ничего достоверного о магометанстве?

Здесь может быть только один ответ: потому что не было и самого магометанства вплоть до того времени, когда византийцы начали о нем говорить. История средневековой Византии представляет ряд фактов, бесспорно свидетельствующих о том, что ее ученые, — как греки, так и славяне, были знакомы с арабским языком и могли свободно читать арабскую литературу.

Я уже не буду говорить о разных средневековых «столпах» христианства, сочинения которых на девяносто девять процентов очень поздние апокрифы. Вот, например, Иоанн Дамаскин (685—755 гг.), принадлежащий к следующему после «Магомета» поколению. Что он о нем знает? А ведь он, — говорят нам все его биографисты — занимал в Дамаске должность первого советника при калифском дворе и потому, бесспорно знал и арабский язык, и греческий. Вот Петр, епископ дамасский, и другой Петр, епископ майюмский, современники Иоанна Дамаскина, которые, — говорят нам, — были подвергнуты будто бы жестокому наказанию (один ссылке, а другой даже и смертной казни) за то, что писали против исламитства и обличали его последователей... Но где же их обличения? Вот, — говорят нам,—второй калиф из фамилии аббасидов, Абу-Джафар-аль-Мансур (754—775), поставил правителем Сирии дядю своего Абдуллу, а этот Абдулла, с целью прекратить всякие сношения сирийских христиан с православной Византией, воспретил им модное до тех пор изучение греческой литературы и повелел обучать всех детей исключительно арабской письменности. Но именно благодаря этому, говорят нам, и распространилось там христианство: богослужебные книги христиан, которых не коснулся остракизм, были переведены на арабский язык, и церковные учителя стали проповедывать на арабском языке.

Я не ручаюсь, конечно, за верность такого распоряжения Абдуллы, и даже за самое его существование в то время. Наоборот, много более достоверных первоисточников говорят нам совершенно противное: взаимные отношения христиан и агарян были, как увидим, наилучшие.

Рис. 106. Почти полное тожество границ Македонской монархии Александра Великого с границами исламитской империи Магомета I (1413—1421) и Магомета II (1451—1481).

* * *

Самое имя магометане неизвестно в средневековой византийской или латинской литературе. Везде исламиты, ходящие в Мекку, называются агарянами, или измаэлитами, или сарацинами. Первые два названия известны и в Библии, а откуда произошло слово сарацины? Можно подумать, что от семитического СРК — наместник, калиф, хотя обычно говорят, что оно получило свое начало от еврейского корня сарак (שרק) — красно-бурый, смуглый, как говорится в Библии и о гнедых лошадях (Захар. I, 8). Это то же самое, что по-гречески мавры (̃μαυροί), т. е. смуглые, откуда произошло и название местности Мавритания, под которой теперь подразумевают только Марокко, Алжир, Тунис и Триполи, а раньше такое имя распространялось, вероятно, и на Испанию, и на Египет.

Обычно думают, что мавры из Африки колонизировали Испанию и внесли в нее культуру, но это мнение не соответствует географическим особенностям данных стран. Совершенно наоборот. Культура по северо-западному берегу Африки могла распространиться только из самой Испании, как более богатой и в металлургическом, и в других отношениях. С лингвистической же точки зрения можно допустить, что еврейско-корейшитская грамотность была занесена в Испанию из Египта, но уже при полном распространении дальне-берегового судоходства, и опять не по северному берегу Африки, где редки гавани, а только через Грецию и Италию, причем интеллигентных религиозных переселенцев из Египта могла привлекать в Италию больше всего чудесная молва о ее вулканических чудесах, а Испания могла привлекать торговцев благодаря своим минеральным богатствам.

 Само собой понятно, что колонисты эти, хотя бы они и сильно расплодились, не могли быстро ассимилировать себе, по разговорному языку, людные страны Италии и Испании. Они могли образовать в них лишь городское население, как и теперь в Марокко, Алжире и Тунисе, где сельские жители повсюду берберы, и по имени их в средние века и вся северная Африка, вплоть до Египта, называлась Берберией, т. е. варварской страной.

Таким образом, слово «смуглые» (сарацины — мавры), употребляемое в средневековых греческих и латинских хрониках вовсе не показывает еще, что обозначаемые им люди имели тогда какое-либо представление о современном правоверном Коране и, в частности, о Достославном пророке (Магомете — по-корейшитски).

То же самое можно сказать и о других средневековых названиях: агаряне, измаэлиты, постоянно употреблявшихся для обозначения тех же «мавров».

По общим культурно-историческим соображениям, простой народ жил и в средние века еще повсюду в фетишизме, а интеллигенция в Южной Европе и в примыкающих странах Азии и Африке — в арианстве, признававшем только главенство бога Громовержца, творца неба и земли, животных, растений и человека, над всеми другими богами и духами, сосуществовавшими издревле с ним.

Все это постоянно надо иметь в виду при чтении средневековых документов, а не переводить, как сделали теологи Эпохи Возрождения, а за ними и историки, слова: «сарацины», «агаряне», «измаэлиты», «мавры», словом «магометане» и навязывать им знание Корана и сказаний об его авторе.

Вот, например, в «Кембриджской сицилийско-сарацинской хронике» (XI век), в греческом тексте написано; έπίασαν οί χριστιανοί τά καρά̃μια τὦν σαρακινὦν είς τό Ελλάδιν. Но вместо: «взяли христиане корабли сарацин в Элладе», эти строки переведены у Амари: «взяли греки мусульманские корабли в Элладе».⁴ И почти везде так!

⁴ Беру это из книги А. А. Васильева: «Византия и арабы». 1902, II стр. 70.

Понятно, что у читателя, пользующегося такими переводами получается совсем неправильное представление, будто название мусульманин (или магометанин) употреблялось еще в средние века. А раз усвоилась эта неправильная терминология и вросло в мозг неправильное представление о древности Корана, то и мои выводы, что аравийский Магомет — личность мифическая, что Коран средактирован окончательно лишь во время крестовых походов, как противодействие надвигающимся на Восток проповедникам Евангелия, могут казаться фантастическими, несмотря на все мои доказательства, что Аравийский полуостров по своим физическим и географическим особенностям не мог быть ничем, кроме ловушки для средневекового кочующего человечества.

* * *

Для того чтобы показать отношения между православными и агарянами в X веке нашей эры, я приведу здесь для примера отрывки из письма греческого патриарха Николая Мистика к критскому эмиру в 915 году. ⁵

⁵ А. Васильев: «Политические отношения византийцев и арабов за время македонской династии» 1902.

«Преславному, знаменитейшему и возлюбленному эмиру Крита (пишет мусульманину (!) православный (!) патриарх):

«Всякая земная власть и началие, друг мой, зависят от началия и власти свыше, и нет среди людей ни одного властителя, держащего на земле власть собственною мудростью, если владыка на небесах, царь и единый властитель, не согласится на его власть».

«Две власти, сарацинская и римская, превосходят всю власть на земле и блистают, как два великих светила на тверди небесной. И уже по одному этому нам нужно относиться друг к другу общительно и по-братски, и из-за того, что мы разделены образом жизни, нравами и религией, не следует вполне чуждаться .друг друга»...

«Это и побудило нас писать к вашей богом данной власти и отправить к ней послов».

«Остров киприотов (Кипр), о многославнейший вождь сарацин, с тех пор как киприоты, заключив с сарацинами мир, стали данниками вашего могущества, до настоящего времени жил под охраной договоров, и никто из ваших предков, правивших сарацинским народом, не нарушал договоров и не только не причинял им никакого зла, но, смотря по обстоятельствам, представители власти тех времен, хорошо и справедливо настроенные, почитали и соблюдали первоначальные постановления их отцов, обеспеченные письменным подтверждением. Что же мы скажем теперь? Остров, бывший вашим данником без малого в течении трехсот дет, нисколько не замеченный в изменении подчиненного состояния, не делавший никаких нововведений ни относительно податей, ни относительно другой повинности, которую они должны были нести сарацинам, не подавший даже никакого повода к обвинению, по безумию одного человека (Дамиана), отрекшегося от христианской веры и ставшего ложным мусульманином, опустошен и погублен. Кто из живущих теперь, или из тех, которые будут потом, слышать об этом, не обвинят в великой несправедливости совершивших это ?.. Человек, не любивший христиан и пренебрегший сарацинами, — речь идет о Дамиане, — не обратив внимания на настоящее, не подумав о будущем, побуждаемый одним только безумием и безрассудным гневом, совершил безбожное дело, которое на вечные времена будет памятником его злобы. Он уничтожил, насколько было в его силах, многолюднейший остров, предав гибели его жителей.

«Ты скажешь, что кто-нибудь возразит: «была причина, побуждавшая к этому!». Ведь Имерий, захватив на этом острове сарацин, истребил их. Но ведь Имерий, сделавшись начальником римского войска и подчиняя врагов, где только мог, поступил тут надлежащим образом. Киприоты же не считают вас врагами. Они не совершили ничего дурного, и не в состоянии были воспротивиться Имерию и вырвать сарацин из его рук.

«Итак, зачем ты из-за этого воюешь с киприотами и изливаешь на них свой гнев? Зачем вместо того чтобы стараться отплатить оскорбившему тебя, ты вымещаешь свою обиду на лицах, ничего неприятного тебе не совершивших?

«Посмотри на божье наказание, ты, человек, чрезвычайно разумный и способный понять божеские решения. Поразмысли о небесном гневе за совершенное беззаконником Дамианом. Болезнь, постигшая его с тех пор, как он несправедливыми убийствами запятнал кипрскую землю, и мало-по-малу истощающая его, служит доказательством справедливого божьего наказания за беззаконие. Доказательством гнева божия служит также и то, что случилось на море с вашим флотом: гибель ваших кораблей. у самого острова, который этот злодей замыслил погубить».

«Я знаю, что и без наших слов ты это понимаешь и сознаешь. Но от данной тебе богом власти зависит не только понять, но и исправить случившуюся ошибку, и возвратить несчастным киприотам дарованные им вашими предками прежние права, безопасность и спокойствие, оставить их на прежних условиях мира, свободными от всякого притеснения и насилия, учиненного им вчера и раньше грубостью и бесчеловечностью Дамиана. Не являйтесь нарушителями прекрасных решений и договоров ваших предков, и вместо подобающей вам чести и славы за справедливость, не впадайте в противное».

Читатель сам видит отсюда, что еще и в X веке отношения двух вероисповеданий были вполне дружественными, и о Магомете не было речи...

Этот факт очень говорит за меня.

Один быстрый перевод христианских книг с греческого языка на арабский заставил бы беспристрастного исследователя предполагать, что тогда уже было значительное число людей среди местного населения, хорошо знающих тот и другой язык.

Почему же никто из них ничего не знает о великих событиях в Аравии, о Мекке и Медине, и о замечательных приключениях тамошнего пророка?

Правда, — нам говорят, — будто император Лев III полемизировал с калифом Омаром II насчет правоверия еще в 718 году, но ведь самый способ полемики со знаменитыми иноверцами — любимый прием апокрифистов Эпохи гуманизма для того, чтобы распространять свои не знаменитые литературные упражнения.

Ведь и самое провозглашение Льва III императором приписывается инициативе и содействию главным образом агарян. Со временем смерти Льва Исаврянина и Иоанна Дамаскина совпадает —  говорят нам теологи — рождение Феофана Исповедника (752г.), написавшего известную хронографию. Феофан, — говорят нам они, — родился в Исаврии от благочестивейших родителей Исаака и Феодоты, получил хорошее по своему времени образование, на 21 году принял монашество, ревностно занимался изучением исторической литературы и оказывал особенную ревность к иконопочитанию, за что неоднократно подвергался жестоким гонениям и ссылке... Но тут же мы встречаем и несообразность. Ведь для изучения истории ему необходимо было иметь под рукой исторические документы, т. е. жить близ какого-то значительного книгохранилища, не иначе как в культурном городе. А что же нам говорят о нем?

Большую часть своей жизни, — говорят нам, — он провел на «Сигрианской горе», лежащей в Азии в стране близ Кизика, и следовательно высосал свои сведения, как медведь в зимней берлоге, из лапы. Уже одно то обстоятельство, что приписываемый ему рассказ о жизни и вероучении Магомета отличается от повествований Иоанна Дамаскина и Феодора Абукары, его ученика свидетельствуют лишь о том, что и в IX веке о магометанстве не было никаких представлений, и что эти отрывочные заметки апокрифичны. Более серьезное значение для определения взгляда византийцев на мусульманство имеют лишь противомусульманские сочинения от имени Варфоломея, эдесского монаха, жившего не ранее XIV века, но и его понятия о Коране очень смутны, хотя он и знает его по имени.

— «В твоем Коране, — говорит он, — я нашел только выдумки и непристойные речи, но ничего не нашел такого, на что вдохновляет слово божие».

И он явно лжет, говоря, что жизнь Магомета составлена им исключительно по халдейским и арабским источникам и что для составления ее он будто бы переворочал «всю арабскую письменность».

Лишь под властью своих новых мусульманских государей византийцы познакомились с магометанством.

Правда, нам говорят, будто императоры Михаил III (ок. 866 г.) и Лев VI, философ (886—912 годы) уже вели с «агарянами» дружескую переписку из-за предметов веры. Говорят, что побывать в Византии значило для тогдашнего ученого араба то же, что для наших ученых побывать за границей, но все это предположения или тенденциозные апокрифы. Одно из сочинений Никиты Византийского⁶ составляет критику Корана, но перевода Корана на греческий язык тогда не существовало, и Никита ничем не обнаруживает, что говорит о том Коране, какой мы теперь имеем. О Евфимии Зигабене (ум. около 1118 г.), поместившем в своем «Догматическом всеоружии» (Πανοπλία) отдел и о мусульманстве Гасс замечает, что он один «обладал некоторою начитанностью в Коране или ближайшим знакомством с ним», что и возможно, через сто лет после султана Магомета Газни, как первого возможного распространителя магометанства, но точно ли и его «Догматическое всеоружие» не поздний апокриф? Император Константин Порфирородный (ум. 959 г.) и историки: Кедрин (XI в.), Зонарас (ум. 1118 г.) и Никита Хониат (ум. 1216 г.), написавший, кроме известного исторического творения, также сочинение богословского содержания «Сокровище православия», где собственно и помещена глава о мусульманстве, явно не читали арабской литературы. Четыре апологии и четыре речи императора Иоанна Кантакузина (писателя XIV в.), внесенные Библиандером в свой противомусульманский сборник, тоже в сущности должны быть причислены к апокрифам, так как сам-же он выдал свою дочь Феодору за вифинского султана Орхана. Ведь даже и теологи признают, что «подобного рода браки греческих женщин с мусульманами, хотя бы и не столь высокого положения, как Феодора и ее супруг Орхан, не были исключительною редкостью⁷ при тогдашних политических обстоятельствах».

⁶ Αντιρροησις καί άνασκευ̃μή καί 'έλεγχος τής αλογοπατης και ̃μυσαρατατης βίβλου **ς παρά τού 'άραβος πλαστογραφηθείσης, ήτοι τῆς τὦν Άγαρηγὦν πσευδο̃μυ̃μου, πίστεως.

И все это показывает, что даже и в XIV веке полной дифференциации исламитов и православных в Византии еще не было.

Факт тот, что впервые отлучение магометанам было произнесено православной церковью лишь в XII веке нашей эры, да и то после больших споров между патриархом и императором.

В исторической науке мы строго должны различать два рода первоисточников: сообщения безусловно неоспоримые и сообщения, в достоверности которых можно сомневаться. И один неоспоримый факт уничтожает собою тысячи противоречащих ему, справедливость которых не обеспечена (хотя бы они и были правдоподобны и во всем согласны друг с другом).

В истории возникновения магометанства мне не удалось найти астрономических вех, но я нашел одну веху другого рода, которая почти не хуже их.

Вот подробности этого важного сообщения.

Переводя определение бога в Коране ssamad — бесконечный, сферический, словом «олосферос» — всесферный и перековеркав его в олосфирос (όλόσφηρος) — всевыкованный, византийская церковь в XII веке впервые изрекла такое постановление:⁷

«Отлучение богу Магомета, о котором говорят, что он есть бог, весь выкованный молотом, который не рождал, не рожден, которому никто не подобен».⁸

⁷ О. А. Курганов: К вопросу о византийской противомусульманской литературе («Православный Собеседник», 1878, Октябрь, стр. 119).

⁸ Άνάθη̃μα τὦ θεὦ του̃ Μώα̃μετ, περί ού̃ λέγει, 'ότι αϋτός έστι θεός όλόσφηρος ός  ού̃κ έγέννησε, ού̃δε έγέννήθη, ούδέ ό̃μοιος αύτὦ τις.

Но и тогда император Мануил Комнин в 1180 году (вероятно еще зная, что дело идет о небесных сферах) увидел в ней хулу на истинного бога, пригласил патриарха Феодосия и других архиереев на собор и предложил им уничтожить это постановление. Но православные архиереи не согласились с императором. Они «не хотели даже и слышать о его предложении, как не ведущем ни к чему доброму и удаляющем от истинного познания о боге».

«Они, — сообщает Никита Хониат, — говорили, что такие слова о боге служат к соблазну и преткновению христиан, и объясняли, что тут подвергается отлучению от христианской церкви не бог вообще, творец неба и земли, а измышленный безумными бреднями Магомета бог, который не рожден и не родил. Христиане же прославляют бога-отца, которого презренные бредни Магомета совсем отвергают».

Император остался недоволен отказом архиереев и издал непосредственно после этого лично от себя сочинение, в котором «защищал буесловие Магомета». Патриарх решительно противостал такому своевластному поступку императора. Он боялся, как бы с распространением царского сочинения не стали славить «вместо истинного бога какое-то жалкое измышление жалкого ума Магомета». Поэтому он не только не согласился с сочинением императора, как с опасным и вводящим новые догматы, но и других убеждал остерегаться его, как яда. Царь оскорбился, осыпал своих архиереев бранью и назвал их «всесветными дураками».

Таким образом из-за «Магометова бога», не родившего сына, завязались жаркие споры впервые лишь через полтысячи лет после смерти его предполагаемого аравийского автора!

Но на что же это похоже?!

Только на то, что и сам Магомет жил и творил свои «безумные бредни» незадолго до 1180 года, когда поднялась против него в Византии буря, продолжавшаяся тут свыше двух месяцев.

Для разрешения поднятого вопроса император созвал в своем дворце в Скутари новый собор, на котором сам быть не мог по болезни, а прислал своего секретаря, Феодора Мацука. Ему, как своему уполномоченному, вручил он свои грамоты и повелел передать их, по прочтении, одну — всему собору, а другую — лично патриарху. В них он угрожал архиереям созванном нового, большего собора, на котором присутствовал бы и римский папа, если только они не согласятся с его предложением, и между прочим говорил:

«Я был бы неблагодарен и безрассуден, если бы не воздал моему богу, владыке и царю всяческих, хоть самую малую честь за все те благодеяния, которые я от него получил, употребив все старания для того, чтобы его — истинного бога—не подвергали анафеме».

Итак, даже в XII веке Византийские императоры считали агарянского бога и своим богом...

Но архиереи — говорит православный автор — не устрашились угроз императора и не вняли его велеречию. Евстафий, архиепископ фессалоникский, человек обширной учености и обладавший большим даром красноречия, преисполнившись ревностью от одной мысли о том, что, вместо истинного бога, будет прославляться какой-то выкованый, отважно восстал перед собранием и сказал:

— «Мозг в моей голове был бы попран ногами, и я был бы вовсе недостоин этой одежды (мантии, которая была у нею на плечах), если бы признал истинным богом скотоподобного деторастлителя, учителя и наставника на все гнусные дела!».

«Слушатели, — замечает Никита Хониат, — оцепенели при этих словах, потому что он сказал их громко, и ясно показал, что горит ревностью по благочестию. Когда же слова эти переданы были императору, то он, как бы оглушенный ими, воскликнул:

— «Или я оправдаюсь и докажу, что не верую в бога-педераста и не ввожу извращений в веру, и в таком случае подвергну заслуженному наказанию того, кто изрыгает хулу на помазанника господня; или же я буду обвинен в том, что прославляю не того бога, которого чтут носящие имя христиан, и в таком случае принесу немалую благодарность тому, кто отвратил меня от ложного мнения и научил истине».

Нужны были долгие личные объяснения патриарха с императором, чтобы смягчить его гнев и примирить с Евстафием Фессалоникским. Обе спорящие стороны отказались, наконец, от некоторых своих требований и решились на компромисс: вместо вышеприведенной резкой формулы отлучения магометан они согласились внести в чин своего оглашения более мягкую:

«Отлучение Магомету и всему его учению и всем его последователям».

Это было в мае 1180 года. Спустя четыре месяца после этого Мануил умер. Со смертию его кончилось провозглашение заклинательной формулы, составленной но его настоянию. Опираясь на авторитет якобы прежних, а на деле подложных отцов и учителей, впервые ознакомившихся и других ознакомивших с Магометовым учением о боге, церковь удержала слово всекованный, как точно выражающее магометанское учение о боге, а потому и анафему такому богу признала правильною и непогрешимою. И вот теперь и по-русски в «чине, како приимати возраст имущих от сарацин», между другими заклинаниями мы читаем прежде всего вопрос:

— «Отрицаешься ли всех льстивых и хульных учителей турецких и всех богохульных и блядивых басней Магометовых и по нем бывших всех, яже суть о боге некоем всекованном и, яко богомерзка, проклинавши ли его?».

— «Всех сих отрицаюся и яко богомерзка суща проклинаю» — должен ответить вступающий в православие.

Да и во всех других уставах праздника православия в «анафематствовании магометан» виднеются ясные следы уже турецкого владычества. Вот, например, как в двух Архангельских и в Иркутском списках великолепно говорится о Магомете:

«Всескверный и богопротивный агарянския, турецкий веры и всего их скверного мудрования учитель, лжепророк демонский, сын сатанин, Махмет, адов пес, неукротимый волк, ругатель Христов, разоритель христианский, змий безглавный, душепагубный зверь, души и телеса вкупе погубляющий и в пропасть адову предпосылающий, им же несть возникновение! Со всеми восприемниками и ставниками своими, лжеучителями, бесовскими слугами и с блядивыми христианохульными писаниями и душепагубными злозаконоположениями, и злохульных его уставов, сиречь повелений держателями, и защитниками, — яко богомерзцы сосуды сатанины, ведомые тати, неукротимые разбойники, тираны христианские, слуги всякого нечестия, тартары вся, яко Дафан и Авирон: от всея церковные полноты Христова стада да будут прокляти в сии век и в будущий!»⁹

И вот мы видим, что отлучение магометан от византийской церкви было произнесено лишь в XII веке нашей эры, как раз в разгар Крестовых походов!

Пусть же читатель подумает хоть немного над этим фактом. Ведь он принадлежит к разряду неоспоримых фактов, а, следовательно — и все, что противоречит ему, должно быть отвергнуто.¹⁰

⁹ Из книги: «Анафематствование (отлучение от церкви), совершаемое в первую неделю великого поста. Историческое исследование о чине православия Константина Никольского, священника церкви Успения Пресвятыя Богородицы, что на Сенной. С.-Петербург, 1879 (стр. 176).

¹⁰ В неоспоримости этого факта не сомневаются и сами церковные историки, но стараются отделаться пустыми фразами. «Православная церковь не анафематизировала магометан, — говорит священник К. Никольский в своей книге «Анафематизирование», — доколе они не имели отношения к ней»... Но как же не имели? Ведь они же жили вперемежку повсюду! Отмечу, что в русских сказаниях Магомет называется Бохмич, и это искажение производят таким способом: Магомет, Махмет, Бохмеч, Бохмич (там-же, стр. 175). Под этим именем он иногда и анафематизировался в старину).

А противоречат ему все наши прежние представления об отдельном существовании магометанской и византийской церквей до XII века нашей эры. Раз до того времени магометане не были отлучены, то они могли быть только местным ответвлением той же восточной церкви, или сама византийская церковь была ответвлением магометанской, которая в таком случае должна быть признана продолжением арианской. Это могло быть то-же, что два прихода: один посвящен богу-отцу, а другой — богу-сыну, подобно тому как в одном селе храм посвящен Спасу на водах, а в другом — Николаю чудотворцу, и переехав из одного села в другое, человек ходит в другой храм, не считая себя от этого отлученным от прежнего. Но почему же в таком случае нет об этом сказаний средневековья?

Третий же выход из затруднения, и самый естественный, будет тот, что магометанство — как я уже сказал — и возникло из арианства лишь незадолго до своего отлучения, и это поразительно совпадает с некоторыми историческими фактами.

Прежде всего спросим: кто был этот Магомет (Μώα̃μετ), о боге которого говорится в отлучении, как о не рожденном и неродившем, в противность учению тогдашних христиан о боге отце и сыне? Нам не нужно отправляться для отыскания его в отдаленную от тогдашнего цивилизованного мира Аравийскую пустыню и за полутысячелетие в прошлое. Я уже говорил, что как раз на памяти отлучивших его византийских епископов был Махмуд Завоеватель (998—1030 г.г.), объединивший под своим единобожническим флагом многие страны Южной Азии до Греции и Месопотамии на западе, до Бухары и Кашгара — на севере и до Дели и устьев Инда — на юго-востоке.

Его родиной был, — говорят нам, — город Газни в Северо-восточном Афганистане на одноименной с ним реке и на караванной дороге из Персии в Индию, где и теперь имеются цитадель и свыше 10000 жителей, да и гробница Магомета там сохраняется в почете до сих пор. Он был покровителем ученых и поэтов, и при нем — говорят нам — жили знаменитый философ Авиценна (ум. 1037 г.) и поэт Фирдуси (т. е. Райский, ум. 1020 г.). Ему приписывают книгу царей (Шах-Наме), в которую вошел и романтический рассказ «Рустом и Зораб», так хорошо переведенный на русский язык Жуковским.

Я здесь не буду ни оспаривать, ни подтверждать подлинность этих произведений и даже решать, написаны ли они в Афганистане или в Кордове, а лишь укажу, что именно в это время и произошло первое вполне достоверное наступление с востока на запад воинствующего «магометанства». Династию Махмуда-Магомета сменили в этих странах сельджуки, из которых Тогруль-бек (ум. 1063 г.), захватив Месопотамию, успешно боролся с Византией, а из его преемников Али-Арслан в 1077 году истребил в Армении целое византийское войско и даже захватил в плен византийского императора Романа Диогена. Они удержались в Багдаде до 1194 года, т. е. даже позднее знаменитого отлучения, а другая линия магометан — сельджуки — утвердилась в Сирии, Палестине, Персии и в Малой Азии (1080 г.), и основала Румский (Римский) султанат со столицей в Никее, существовавший и во время их отлучения от византийской церкви.

По всему этому ходу исторических событий мы видим, что отлучен был византийскими епископами нерожденный и нерождающий бог этого самого Магомета-Махмуда, положившего начало новой империи, а не бог какого-то легендарного и далекого аравийского Магомета, умершего, будто бы, еще за полтысячи лет тому назад.

Но и после Махмуда-Завоевателя Коран был только еще в зародыше и ходил во многих вариантах, так как, относя к этой эпохе сказание о том, что он был приведен к единому тексту лишь при калифе (т. е. наместнике) Османе, приходится признать, что этим Османом (или Отманом) был не легендарный зять легендарного аравийского Магомета, а основатель Оттоманской (турецкой) империи Осман (Оттоман) I, прозванный Завоевателем (1259—1326). И интересно, что имя этого Оттомана есть лишь слегка измененное произношение украинского слова атаман.

Значит, и Коран появился впервые в тот же период... А что же было до этого?

Все византийские писатели утверждают, что до него у исламитов был культ Венеры, чем, может быть, объясняется и возвеличение Кораном сладострастия, составляющего по нему одну из степеней блаженства и в настоящей, и в будущей жизни.

Так, Константин Порфирородный (ум. 905 г.) в своей книге «Об управлении империею» говорит об агарянах:

Они молятся и звезде Венере, называя ее Кубарой, и в молитве своей возглашают: «Алла уа Кубар!» что значит: Бог и Венера! Бога они именуют Алла; уа у них есть союз и а словом Кубар они называют ту звезду.»¹¹

Другие византийские писатели, передавшие нам то же самое, были сначала Иоанн Дамаскин (ум. 780 г.), а позднее, в XII веке, Никита Византийский, Евфимий Зигабен и Варфоломей Эдесский.

Иоанн Дамаскин говорит, что божеством, какому поклонялись «арабы», была «Утренняя звезда», т. е. Венера, которую они на своем языке называют Хабар (Χαβάρ).

Никита Византийский в XII веке называет это божество Хубар (Χουβάρ) и считает за статую. Точно так же и Варфоломей Эдесский пишет:

«Арабы прежде Магомета (какого?) веровали (в бога), который есть звезда Денница».¹²

¹¹ Προσεύχονται δε καί είς τό̃ τής Άφροδίτης άστρον ό καλου̃σι άουβας и т.д.

¹² Οί Άραβες πρό του̃ Μουχα̃μετ 'επίστευσαν (είς θεόν) όςέστιν ό έωσφόρος 'αστήρ (Hadriani Relandi de religione mohamedica libri duo (т, е. Адриана Реланда о магометанской религии две книги). Издание второе, исправленное, Утрехт, 1717. Стр. 242.

Да и Евфимий Зигабен (ум. 1118г.) говорит, что сарацины боготворили Утреннюю звезду Венеру, называя ее Хабар, но не принимает это слово за собственное имя звезды, как только-что указанные писатели:

«До Магомета — говорит он, — сарацины были преданы почитанию изображений и особенно почитали Утреннюю звезду Венеру, которая на их языке называлась Хабар (Χαβάρ), что значит — Великая.» А в другом месте Зигабена повторяется почти то же понятие о боге, которое мы видели и в формуле отлучения магометан от византийской церкви в XII веке нашей эры. Вот его собственные слова:

«Бога Магомет называет выкованным, сферическим. А это есть форма какого-либо тела, и потому бог оказывается у него каким-то телом, как бы чем-то плотным, сжатым. Если, по его пониманию, бог есть вещественный шар, то ясно, что он ничего не видит и ничего не слышит.»¹³

Приписав магометанам такое понятие о боге (как о круглом Солнце), Зигабен приводит и еще не менее странное представление исламитов о происхождении человека. Он уверяет, будто они, на основании Корана, думают, что человек рождается из пиявки.¹⁴

Откуда произошло такое его представление?

Г. С. Саблуков¹⁵ решает этот вопрос довольно удачно: эта чистая каббалистика. В арабском языке есть два слова, образовавшиеся из одного корня и близкие одно к другому и по буквам и по выговору. Это «галак» — сгустившаяся кровь, и «галака» — пиявка. В Коране оба слова эти употреблены с первым значением (96, 1, 2, 22, 5.23, 14), но аравийскому народу более известно второе.

¹³ Όλόσφυρον λέγει τόν θεόν ήτοι σφερικόν и т. д.

¹⁴ Έξ βδέλλης άνθρωπον γίνεσται λέγει (из пиявки человек рождается, говорит).

¹⁵ См. «Православный Ообеседник», 1878 г., декабрь.

Отсюда видно, что византийские писатели, указавшие на такие толки магометан о происхождении человека, говорили, по своему, правду. Посмотрим теперь, не говорили ли они в таком же роде правду и об остальных представлениях современных им исламитов.

«При рассмотрении арабских слов, у византийских писателей — говорит Саблуков, — прежде всего останавливает внимание разное произношение ими одного и того же слова. Так Иоанн Дамаскин и Евфимий Зигабен выговаривают имя Венеры (которое в переводе значит: почитаемая) — «Хабар», Никита византийский — «Хубар», Константин Порфирородный — «Кубар» (но можно еще произносить: хавар, хувар и кувар, потому что греки, не имея в своей азбуке различия для букв б и в, заменяют их буквой β, которая произносится ими придувным способом, как слитное бв). И все они под этим словом понимают Венеру, и только один Зигабен дает слову — хавар — значение: «великая».

«Разность выговора одних и тех же корейшитских слов у греческих писателей может происходить и от того, что они жили в разное время и в различных странах, а потому тот или другой из этих писателей, перенося слова чуждого языка в свой, мог выговаривать их не так, как выговаривал их другой писатель, да он мог и слышать их в неодинаковом произношении, так как в Сирии выговор некоторых букв, а также и слов, разнится от выговора их в Египте и далее в Африке. Бедуин Внутренней Аравии говорит не так, как сарацин, живущий вне ее. Разность произношения происходит и от разности грамматических форм, в каких передается то же самое слово писателями.

«Знающему язык Корана слово хабар своими звуками ясна указывает свою близость к слову акбарь в магометанском молитвенном воззвании: Алах акбарь (велик бог)! Акбарь есть прилагательное имя в превосходной степени от положительной степени слова кабирь — великий.

«Верное значение этого слова дает нам Зигабен, но и он произносит его неточно: «хабар» значит — великий, а слову великая соответствует хубар. И он, и все византийские писатели под обоими словами, хабар и хубар, понимают Венеру, лицо женского пола, и потому им всем следовало бы писать хубар или кубар, а не хабар».

Откуда же произошла вся эта путаница? От самих магометан того времени.

В их голове была во все Средние века неясность религиозных представлений. Византийские писатели, передавая слова утреннего возгласа с колоколен их храмов, передали вместе с ними и то, что слышали о его смысле. От них этот возглас, слегка изменившись, перешел и в Коран.

Коран называет по именам восемь божеств из тех, каким поклонялись до него (53, 19.20,71.22,23). Одно из этих восьми божеств он называет Аллатой. Она считалась, как и две другие указанные вместе с нею, дочерью старейшего бога и в перечне этих трех богинь поставлена первою (53, 21.16, 59.37, 149). Ее имя Аллата есть однокоренное со словом Алла (бог) и по своей грамматической форме представляет женский род этого имени, так как в литературном арабском языке именам женского рода усвоено окончание т, а слова Алла, Аллах, Аллаг — только не одинаковые выговоры одного и того же слова «бог» и притон родственно с греческим словом Элиос — Солнце. Кумир Аллаты представлялся в образе прекрасной женщины. В обряды служения ей входили обходы вокруг ее кумира, подобные обходам вокруг Каабы. А так как многие молитвы богам переходили от одного народа к другому, то не надо считать странным и то, если исламиты свою Аллату славили восклицанием, сходным с тем, какое некогда дали жители Ефеса чтимой ими богине: «велика Артемида!» (Деян., 19,28.34).

Останавливая наше внимание на свидетельстве Варфоломея Эдесского, что магометанский призыв к молитве взят из языческого, и что Зигабен и Константин Порфирородный второе слово в магометанском призыве произносят хубар и кубар, мы прямо можем сказать, что покланявшиеся Аллате в молитвенном воззвании к ней говорили:

«Аллату кюбра!» (велика Аллата).

И это перешло теперь в Аллагу акбарь (велий бог!). А слова Константина Порфирородного и Зигабена указывают, что современные им агаряне не привыкли еще строго различать «Алла акбарь» от многобожнического «Аллата кюбра».

Но отчего же, спросите вы, византийские писатели позднего времени, разбирая и обсуждая вероучение современного им магометанства, еще смешивают с ним понятия многобожников, заменяя, например, Аллаха Аллатой? Почему на место Аллаты ставят божество из эллинской мифологии?

Слова византийских писателей оказываются справедливыми, если мы рассмотрим то, что говорят об Аллате Коран и магометанские писатели, и как употреблялось имя Венеры у классиков. Геродот указал на это божество, называя его Алилат (книга 111,8), и сказал, что исламиты под этим именем поклонялись богине Неба (Урании). Под именем Аллаты чтили дочь бога, а звездопоклонники отожествляли ее с планетой Венерой. За ними уже явились поколения, которые в имени Аллаты разумели и одну из дочерей Аллаха и планету Венеру. И это вполне согласно с тогдашним звездопоклонством. Магометанские историки и толкователи Корана прямо указывают, что племя Тай поклонялось звезде Канону (под именем Сюгайль), племя Мисаим — Альдебарану, поколение Лахм обоготворяло планету Юпитер (Мюштарий), поколение Кенан — Луну. А потому можно доверять и словам византийских христианских писателей, что покланявшиеся Аллате покланялись Венере, называя ее на своем языке Зугаря (светлая), когда она появлялась после заката Солнца, и называя ее Тарик (идущая), когда шла по небу утром, считая ее в то же время и дочерью Аллаха (т. е. Элиоса-Солнца).

Коран, указывая арабам, с одной стороны, непригодность поклоняться Солнцу, Луне, звездам (41,37), заставляет, с другой стороны и самого бога клясться звездами (91,1.2;53.1). А эта двойственность показывает, что и Коран не монолитное произведение, а создан многими.

Выходит, что и магометанская богословская наука развилась много позднее, чем нас уверяют. И сам Коран оформился много позднее того, что нам говорят. Не ранее XI века...

Ортодоксальные исламисты утверждают, будто еще при третьем калифе Османе споров о верности Корана возникло так много, что он велел особой комиссии снова пересмотреть его текст и областные слова в нем заменить словами корейшитского наречия, а списки прежней редакции уничтожить. Но и это миф уже по тому одному, что и собирать, и уничтожать, и даже писать копии Корана было тогда некому в Аравии, так как она была поголовно безграмотна. Лишь около 720 года, да и то не здесь, а в Басре — говорят нам — появилась первая школа (где был учителем Хассан Басрий, т. е. Басорский, современник Иоанну Дамаскину). Лишь при Аббасидах — говорят нам даже сами исламитские ортодоксы — составлено первое суннитское уложение Абу-Ханифа. Лишь при Аббасидах азиатские исламиты познакомились с науками европейцев, преимущественно с их медициной, астрономией, философией, что содействовало появлению у них множества сект: кадаритов, джабаритов, сифатитов, тагталитов и других разноименных. Споры между ними были жаркие, и можно думать, что не при легендарном калифе Османе, а только при Османе Великом (ум. в 1326 г.), был установлен современный нам текст Корана и современный богослужебный ритуал. Вот почему он и не распался на варианты.

То же было и со вторым, после Корана, источником мохаммеданского богослужения — с преданием. В состав его входят и речения (хадисы), приписываемые Магомету, и рассказы (риваяты) о нем верующих. А их без конца. Лишь Магомет-бен-Исмагил аль-Бухари в X веке — говорят нам — из 600 000 собранных им хадисов и риваятов нашел только 7 000 верными и ввел и свой сборник, назвав его «Сахых» (чистый).

А каковы были эти «риваяты», читатель может видеть из одной из них, слышанной мною еще гимназистом от татарского муллы и переложенной мною когда-то даже в стихи.

В таком же роде и все остальные 600 000 риваят.

Само собой понятно, что наука исламитов, если можно так назвать их наивные теологические измышления, держалась только между имамами, а для народа была недоступна. Религиозные сведения проникали к нему медленно, и понимание Корана народом не было общим для всех. Пропитанный в своей душе понятиями политеистическими, идолопоклонническими, фетишистическими, даже ученый исламит не мог вдруг переродиться. С учением Корана о едином боге он смешивал традиционные понятия, и когда слышал в молитвах слова: «Алла акбяр (велик Аллах), он не умел ясно отличить их по смыслу от прежних слов «Аллат кубра» (велика Аллата). Византийские писатели, близко стоя к магометанам, не без оснований говорили, что они покланяются Аллаху, разумея под этим словом Солнце, и Аллате, понимая под этим звезду Венеру. И лишь тогда становится понятным, почему среди эпитетов Аллы (имя которого созвучно слову Элиос—Солнце) сохранились предикаты: плотный или круглый (самад). Этими эпитетами лишь передаются те понятия, какие оставались у народа и после того, как он принял ислам.

Но как бы ни отнесся читатель к этим последним выводам, а факт остается фактом: даже и в XII веке одним из главных божеств «исламитской церкви» была Венера. Об этом единогласно говорят нам просвещеннейшие писатели X, XI, XII и XIII веков в просвещеннейшей из всех тогдашних восточных стран — Византии, — а потому не без оснований и мой вывод, что Коран, высмеивающий поклонение «сыновьям и дочерям Аллаха», мог быть средактирован не при легендарном халифе Османе в VII веке нашей эры, а только в XIV веке при Османе Великом, превратившем Византию в Оттоманскую империю и сделавшем в ней магометанство государственной религией.

А сам Коран написан не «Магометом» уже по одному тому, что в нем всегда говорится о «Магомете», как о третьем лице: «он».

назад начало вперёд