Мы видели сейчас свидетельства аравийской природы, рассмотрим же и свидетельства истории, прилагая к ним наш натуралистический метод изучения.
Аравийский полуостров с его жителями и их религиозными представлениями чрезвычайно мало был известен кому бы то ни было, даже и ему самому вплоть до половины XIX века.
После кратких и отрывочных библейских сказаний о какой-то Арбе или Арабе сведения об этом полуострове, сообщенные Европе греческими и римскими писателями, или баснословны, или очень неточны. Со времени Магомета и первых калифов, Аравия совершенно исчезает из кругозора историков»,— говорят нам все исследователи. Но если это так, то не мираж ли и сами калифы?
Из новых исследователей Кастрен-Нибур мало знал арабский язык, Буркгардт неверно описал бедуинов и общественное состояние внутренней Аравии; Вельштадт и Валлин занимались преимущественно топографическими изысканиями, да и все остальные ученые европейцы, путешествовавшие на Восток до 1863 года, посетили только одни окраины и побережья обширного Аравийского полуострова, большею частью уже потерявшие чисто местный национальный характер, и черпали сведения о жизни Аравии более пз чуждых аравийскому народу источников. Вилльям Джифорд Пальгрэв 1 первый из европейцев проехал через всю Аравию и, прожив более года в центральных ее областях, первый непосредственно и всесторонне изучил религию аравийцев и жизнь их во внутренних областях острова.
1 Я пользовался Французским переводом: William Gifford Palgrave: Une année de voyage dans l'Arabie centrale. Traduit par E. Jonveaux. 1866.
Как и следовало ожидать по ее географическому положению и по ее природе, он нашел Аравию страною замкнутого в самой себе и органически полудикого вследствие кочевничества основной массы ее населения, при котором совершенно немыслимы не только культурные учреждения, но и сама грамотность, требующая оседлых школ и учебников. Никакого теологического центра не могло возникнуть в ее тесных переносных шатрах, где нет даже и полки для книг, но раньше чем изложим новейшие представления, посмотрим, что нам говорят об Аравийском полуострове древние писатели.
На библейском языке, — говорят нам теологи,—он называется АРБ (ארב), т. е. Араба, но это слово просто значит «Запад», и потому скорее может обозначать Иберийский полуостров. Такому толкованию не противоречит и характеристика библейской «Арабы» в тех Фразах, в которых имеется ее имя.
Вот несколько образчиков:
«В лесу Арабы (т. е. Западной страны) ночуйте вы, караваны Делана!» — говорит пророчество «Иса-Ия» (21, 13).
Но где же леса в пустынях Аравийского полуострова? Попробуйте поискать, и вы их не найдете, кроме небольших пальмовых рощ, да и те редко. А на Иберийском полуострове они есть.
«Все цари страны Арабы и ее областные начальники приносили золото и серебро Соломону», — прибавляет вторая книга Паралипоменон (11 II. 9, 14).
Но ведь золото и серебро добывалось совсем не на Аравийском полуострове! На нем, да и то лишь кое-где но окраинам, вы найдете лишь небогатые железные, медные и свинцовые руды, но напрасно будете искать золота и серебра. А на Иберийском полуострове издревле добывались и золото и серебро...
Да и сам библейский Соломон, как я уже показал в первом томе «Христа» списан с византтнжо-римского императора Константина Святого с примесью фантастических деталей из жизнеописания основателя христианского богослужения...
«Я взял чашу из руки бога Громовержца, — говорит нам пророчество «Иерем-Ия» (25, 17) словами из Апокалппсиса, — и напоил из нее... весь Западный край (25, 19) ... всех царей «Арабы» (т. е. царей Западной страны) и всех западных царей, живущих в степи» (25, 24)...
И здесь страна «Араба» показана на Западе, да и сама значит «Западная страна».
А в тех местах, где в Библии говорится об «кочующем арабе», это слово можно приложить и не к аравитянину, а к любому из арабо-еврейских народов, хотя бы, например, к жителям Сахары, даже к европейским иноплеменным кочевникам, вроде цыган, или старинных кочевых купцов.
«У дорог сидела ты для любовников твоих, как кочевник араб в степи, — говорит пророчество Иезеки-Ил (3. 2), обращаясь к современной ему государственной церкви, тоже словами Апокалипсиса.
«И Врата-Господни, — вторит ему пророчество Иса-Ия (13. 20), — краса царств, слава и величие астрологов будут, как Содом и Гоморра (Геркуланум и Помпея), разрушены богом... и арабы-кочевники не поставят там своих шатров».
Этим и ограничиваются все упоминания об арабах в Библии, в которой историки ищут доказательств знакомства ее авторов с Аравийским полуостровом и его жителями. Но само собой понятно, что такие отрывочные замечания не дают нам никакого права заключить о знакомстве Библии с Аравией. Наоборот, здесь обнаруживается лишь то, что под Арабой там скорее всего подразумевается Мавританская Иберия, т. е. Испано-Португальский полуостров, может быть и с прилегающей частью французской Савойи (библейская Сава).
Немногим лучше обстоит дело и с новозаветными книгами.
В Евангелиях об Аравийском полуострове нет ни слова. В «Деяниях апостолов», которые с точки зрения моей хронологии возникли не ранее IX—X века нашей эры, есть только то, что в числе лиц, заговоривших внезапно, не учившись, а под веянием святого духа, на иностранных языках, находились вокруг 12 апостолов Христа и «римляне и иудеи и критяне и арабы» (Деян. 2, 11). Но и здесь является вопрос: были ли это аравийцы (если правда то, что и они вдруг заговорили и по-латыни, и по-гречески, и по-немецки, и по-русски, и по-французски)? А в послании к французам (галатам) апостол Павел говорит только (и притом явно сочиняет, как и только-что приведенный автор о сошествии святого духа на арабов), будто он «пошел в Аравию и возвратился оттуда через Дамаск (Гал. 1. 17) и прибавляет далее, к нашему изумлению, что имя матери Измаила Агарь символически обозначает там гору Синай» (Гал. 4, 25)...
Таков первый и единственный случай, когда в книгах нового завета один из средневековых христианских авторов (будем ли мы считать его «апостолом Павлом» или кем другим), обнаружил, что ему известен, хотя бы только по имени, Аравийский полуостров, который, таким образом, вплоть до конца средних веков, куда приходится отнести только что цитированное послание Павла, не играл никакой роли в развитии религиозных представлений остального Европейско-Азиатского и даже Африканского мира, как это и должно быть по его бедной природе и по отрезанному от остального мира, захолустному положению.
Не лучше этих сведений оказываются и сообщения греческих и латинских писателей в том числе и классических об Аравийском полуострове.
Все, что они нам говорят, оказалось после путешествия туда Пальгрева в XIX веке сплошным измышлением европейских фантазеров эпохи гуманизма, ни одной ногой не ступавших в его внутренние области, кроме гаваней Джидды, Адена и Маската. Никаких сказок из «Тысячи и одной ночи» никто на Аравийском полуострове никому не рассказывает, никаких рукописных или печатных книг никто там не видал вплоть до конца XIX века, кроме разве нескольких экземпляров Корана, присланных в Мекку и Медину позднейшими турецкими султанами из той же Европы и выдаваемых за средневековые произведения. Самое имя Аравийского полуострова (Джезирет-Ель-Араб по местному произношению) уже позднего литературного происхождения, от указанного нами библейского корня АРБ (Запад), перенесенного капризом судьбы на Восток. Да и самый «литературный арабский язык», т. е. язык Корана, распространившийся в средние века от Испанской Кордовы до Индийского Пенджаба есть как я уже не раз говорил, — лишь разновидность .древне-еврейского языка, каким он был в Южной Европе и Египте в средние века.
Даже и теперь всякий знающий язык Библии легко понимает язык Корана в Египте, корейшитский диалект, т. е. (в переводе) язык постриженцев-священников, от еврейского корня КРХ (Корейх — постригать, делать тонзуру — плешь на макушке), как у христианских священников. Я уже говорил, что и в Библии несколько псалмов2 называются «гимны сынов Корея». А сам Корей в книге Исход описан, как левит, возмутившийся против Моисея, за что будто бы попал в трещину от землетрясения (Исх. 6. 24). Но несмотря на это грустное окончание его судьбы, его потомки все же были и по Библии священниками при неизвестно куда исчезнувшей потом «Палатке Завета» (где хранились скрижали Моисея).
«Сын Корея, — говорит первая книга Паралипоменона (9, 19), — и братья кореяне из его поколения — были по обязанности своего служения стражами у порога Палатки Завета, а отцы их охраняли вход пребывания бога Громовержца.
Уже отсюда мы видим, что так называемый «арабский язык» вовсе не язык аравийского полуострова, а один из искусственных международных жаргонов, так же как латинский в эпоху гуманизма в Западной Европе и точное имя его должно бы быть церковно-литературный интернациональный язык правоверных.
По коренному составу своих слов и по грамматике он, вместе с его разновидностью «еврейским языком» принадлежит к семейству существующих и теперь семитических национальных языков. 3
2 42 — 49, 84, 85, 87 и 88 — псалмы братьев Кореев.
3 Из них отмечу: эфиопский и гимьярский (на котором остались одни эпитафии), сирийский, египетский и западно-африканский (магребинский и бедуинский на Аравийском полуострове).
Но, как и всегда бывает с литературными языками, он стал много богаче породивших его национальных наречий и по терминам, нередко заимствованным из европейских культурных языков, и по грамматическим формам.
Очень трудно решить, от которого из семитических национальных языков он первоначально зародился, так как благодаря повсеместному распространению среди них этого корейшитского церковно-литературного языка муллами, все национальные языки в правоверных странах должны были значительно ассимилироваться с ним, особенно на западе Аравийского полуострова, благодаря ежегодным наплывам в него разноплеменных пилигримов в Мекку и Медину. Путники естественно не могли разговаривать с местным населением иначе, как на языке известного им из церковных служб Корана, вследствие чего население всех посещаемых пилигримами мест неизбежно должно было более других приспособиться к нему и, постоянно говоря на нем с чужестранцами, невольно ввести его отличительные особенности и в свой семейный обиход.
Но если б даже и оказалось, что какое-нибудь из племенных наречий Аравийского полуострова оказалось особенно близким к языку Корана, то это еще не значило бы, что Коран и был написан на территории самого этого пустынного полуострова, а не в каком-нибудь из крупных культурных центров средневекового исламитского мира, вроде, например, Багдада, где резиденция «наместников божьего пророка» (калиф-разул-аслахов), была, как говорят нам, устроена еще легендарным Гарун-аль-Рашидом (т. е. Ароном Справедливым), современником Карла Великого на иберийском Западе и Константина VI с матерью его Ириной, восстановившей живопись и скульптуру на Востоке. Эта резиденция и существовала — говорят нам — вплоть до 1258 года, да и до сих пор там складочное место персидских, индийских, аравийских товаров и европейских мануфактурных изделий.
Само собой понятно, что этим я еще не предрешаю, что Коран составлен был именно в Багдаде на берегах реки Тигра при Ароне Справедливом (ок. 786 г.) или при его преемниках до XIII века, том более, что и сам этот город местными жителями назывался до новейшего времени вовсе не Багдад (т. е. Богоданный), а Балда и, значит, только по догадкам отожествляется с Багдадом Гарун-аль-Рашида. Коран мог возникнуть и в Газни, и в Басре, на Шат-эль-Арабе, где население до сих пор говорит на близком к Корану языке, и в египетском Каире и, наконец, в испанской Кордове, во время знаменитого Кордовского калифата, между 756—1031 годами нашей эры, куда мог добровольно или насильственно переселиться молодой и любознательный поэт-аравитянин и отдавшись изучению близкой ему по духу и языку арианской письменности (которую с новой точки зрения нельзя отличать от закона библейского первосвященника Арона), он легко мог вольно изложить ее содержание на своем корейшитском, т. е. священническом наречии.
Со стратегической точки зрения и с точки зрения общих законов распространения всяких новых идей из стран высокой культуры в ее низины, от грамотных к безграмотным, а не наоборот, пришлось бы считать за безусловное вмешательство сверхъестественных сил в человеческие дела то обстоятельство, что в каких-нибудь 75 лет — от 638 года, и до 711 был будто бы завоеван аравийскими пастухами без сравнения более многолюдный Египет и что они же завоевали, с одной стороны, Туркестан, а с другой — перебросились, куда бы вы думали! — в Испанию!!.
Они, — как говорят нам, — основали и там «наместничество божьего пророка», просуществовавшее до XI века нашей эры, пока этих наместников не прогнали в Африку наместники сына божьего в Риме через подчинившихся им духовно королей.
Лишь только в том случае, если мы отожествим правоверие (мусульманство) с первичным арианством, возникшим еще задолго до Геджры, нам будет понятно, что оно к началу VIII века нашей эры раскинулось так широко по Азии, Африке и Южной Европе. Но что же тогда останется от Мекки и Медины в Аравии и как возможно будет объяснить легенду о тамошнем Достославном пророке — Магомете?
Хотя читатель мой и привык уже к несравненно большим неожиданностям в предшествовавших пяти томах этого моего исследования, но и такая неожиданность, как отвержение мною самого существования пророка Магомета когда бы то ни было на Аравийском полуострове, требует обстоятельной мотивировки. Вот почему я снова перейду к своим естественно-историческим методам исследования.