«В воскресенье вечером, — говорит Вильям Мьюр,1— пророк: почувствовал себя плохо. Слышали, как он молился, повидимому, ожидая смерти:
1 Sir William Muir: «The life of Mohammad from original sources». 1923. Chapters XXXIII—XXXV. Перевод Ксении Морозовой.
— «О, душа моя! Зачем ищешь ты другого прибежища, а не в боге едином?».
«Утро принесло облегчение. Лихорадка и боль уменьшились, силы отчасти вернулись. Так как всем было известно О тяжелом приступе лихорадки у пророка в предшествовавшую ночь, то мечеть оказалась наполненной поутру взволнованными молельщиками. Абу-Бекр по обыкновению читал молитвы. Как имам, он стоял на месте Магомета спиной к молящимся. Едва он окончил первое коленопреклонение, и народ встал, чтобы снова повергнуться ниц, как занавесь двери из комнаты Айши налево, и немного позади Абу-Бекра, медленно отодвинулась в сторону и появился сам пророк. Присоединясь к молельщикам, он шепнул на ухо поддерживающему его Аль-Фадлу, сыну Аль-Аббаса:
— «Всемогущий действительно освежил меня молитвой».
«И он осмотрелся вокруг с радостной улыбкой, замеченной всеми, кто в эту минуту взглянул на него. Эта улыбка несомненно являлась признаком его глубокого сердечного волнения.
«Какие сомнения и страхи одолевали пророка, когда он лежал на своем смертном ложе и чувствовал, что близится час, когда он должен отдать отчет богу, пророком которого он возвестил себя, — этого мы не знаем ни по каким преданиям. Сопернические притязания Толейла-Оль-Асвада и Музейлима могли, быть может, возбудить в нем сомнения, подобные тем, которые при начале его религиозной миссии терзали его душу. Но если вопросы и страхи действительно возникали в его уме, то один вид многочисленных молящихся, набожных и серьезных, должен был влить в него успокоение и бодрость.
— «То, что приносит хорошие плоды,—вероятно, говорил он себе, — должно быть хорошо само по себе.
«Его миссия, переродившая низменных идолопоклонников в набожных верующих, каковы были предстоящие перед ним; миссия, принятая им и ежедневно производящая эту изумительную перемену, несомненно была божественного происхождения, и голос с неба, побудивший его взять ее на себя, должен был быть голосом всемогущего, проявленным через покорный дух его. Возможно, что подобная мысль пробежала в это мгновение в голове пророка и осветила его лицо веселой улыбкой, передавшей радость всем окружающим.
«Задержавшись на минуту на пороге своего жилища, пророк, все еще поддерживаемый своими спутниками, медленно двинулся вперед туда, где стоял Абу-Бекр. Ряды молящихся раскрывались перед ним. Абу-Бекр услыхал шорох (он на молитве никогда не оглядывался и не смотрел по сторонам) и, догадываясь об его причине, сделал шаг назад, чтобы уступить «Достославному» место имама. Но тот попросил его движением руки продолжать и, взяв его за руку, подошел к возвышению. Тут он сел на пол рядом с Абу-Бекром, возобновившим службу в обычном виде.
«Когда молитвы кончились, Абу-Бекр заговорил с пророком. Он высказал радость, найдя его по виду выздоравливающим.
— «О, пророк, — сказал он, — по милости бога, сегодня тебе лучше, как мы все этого желаем. В этот день возвращается моя жена, дочь Кария. Могу я посетить ее?».2
2 На этой женщине он женился — прибавляет Мьюр — в Медине. Она •была из племени бениль-харитов. Все магометане следовали обычаю Магомета, посещавшего каждую жену в определенный день.
«Достославный дал согласие, и Абу-Бекр отправился к своей жене в Сун, предместье верхнего города.
«Затем пророк посидел недолго во дворе мечети, около двери жилища Айши и разговаривал с народом, окружавшим его и радовавшимся, что он снова с ними. Он говорил взволнованно и таким сильным голосом, что его можно было слышать за оградой мечети.
— «Клянусь богом, — сказал он, — никто из людей не может ничего потребовать от меня. Мои законы от бога. Мои запрещения записаны богом в его книге.
«Когда к нему подошел проститься Озама, он сказал ему:
— «Веди войско вперед и благословение божие будет с тобой!».
И обращаясь к близ сидящим женщинам прибавил:
— «О Фатима, дочь моя, и ты, Сафия, моя тетушка! Примиритесь с богом, потому что я не в силах спасти вас».
«Тут он встал и ему помогли вернуться в комнату Айши.
«Это была вспышка догорающего факела. Без сил лег он на постланном на полу ложе. Айша, видя, как он слаб, подняла с подушки его голову и нежно положила к себе на грудь. В эту минуту вошел кто-то, держа в руках зеленую травку-зубочистку. Видя, что он смотрит на нее, и зная, что он любит такие, Айша спросила его, хочет ли он ее. Он кивнул в знак согласия. Разжевав ее слегка, чтобы сделать мягкой и гибкой, она вложила ее в его руку. Это доставило ему удовольствие. Он поднес ее ко рту и на мгновение пососал ее. Затем он снова положил ее в руки Айши.
«Силы его быстро слабели. Повидимому он сознавал, что смерть его приближается. Спросив кувшин воды и омочив ею лицо, он помолился:
— «Всесильный! Помоги мне в моих смертных страданиях!».
«Затем трижды воскликнул проникновенно:
— «Гавриил, войди в меня!»
«Тут, в полусознательном или в бредовом состоянии, он принялся дуть на себя, произнося молитвы, которые он имел обыкновение читать над тяжело больными. Когда он от слабости переставал, Айша продолжала это делать, дуя на него и читая те же молитвы. Видя, как он плох, она взяла его правую руку и стала растирать ее (как и он делал с больными), повторяя беспрерывно молитвенные воззвания.
«Но он уже не мог вынести ничего и сказал ей:
— «Не трогай меня, теперь это мне не поможет».
«После небольшого промежутка он прибавил:
— «Всесильный, прости меня и призови меня на небеса!».
«Затем, снова через промежуток, прошептал:
— «Вечность в раю! Прощение! Благословенное пребывание в небесах!».
«Он слегка вытянулся. Затем все затихло. Его голова стала тяжелой на груди у Айши. Пророка Аравии не было уже в живых.
«Нежно приподняв его голову со своей груди, Айша переложила ее на подушку, встала и присоединилась к другим женщинам, которые били себя в лицо и громко и горестно причитали. Было немногим позднее полудня. Только мгновение перед этим пророк вошел в мечеть радостный и, повидимому, выздоравливающий. Теперь он лежал холодный и мертвый.
«Известие о его смерти, быстро распространившееся в Медине, скоро достигло и до Абу-Бекра, находившегося в предместье Сун. Он мгновенно вскочил на лошадь и поспешно поскакал назад в мечеть.
«В это время там произошла странная сцена. Вскоре после того как пророк испустил свой последний вздох, в жилище Лиши вошел Омар. Он приподнял простыню, покрывавшую тело, и стал пристально вглядываться в черты лица своего умершего учителя. Оно казалось таким спокойным, естественным и так не походило на лицо мертвого человека, что Омар не мог поверить печальной истине. Вскочив па ноги, он отчаянно воскликнул:
— «Пророк не умер. Он только в обмороке!».
«Находившийся тут Аль-Магира напрасно старался убедить его, что он ошибается.
— « Ты лжешь! — воскликнул Омар, покидая комнату умершего и входя с ним во двор мечети. — Апостол божий не умер. Твой развращенный ум выдумал это. Пророк божий не .умрет, пока не искоренит всякое лицемерие и безбожие!».
«Толпа, узнавшая о смерти пророка и быстро собравшаяся в мечети, услышав громкие, разгоряченные возгласы Омара, окружила его, и он продолжал говорить в том же духе:
— «О, правоверные! Только лицемер будет убеждать вас, что Достославный умер. Нет, он только отправился к всемогущему, как Моисей, сын Имрана, который отсутствовал 40 дней и затем вернулся, в то время как его последователи говорили, что он умер. Это правда, клянусь богом! Пророк возвратится и отрубит руки и ноги тем, которые осмелились сказать, что он мертв».
«Омар нашел для себя благодарную аудиторию. Ведь только недавно пророк был среди них, молился вместе с ними на этом же самом месте и обрадовал их сердца надеждой на скорое выздоровление. Его голос только недавно раздавался во дворе мечети.
«Неожиданные смены надежды и отчаяния нарушают равновесие духа и мешают спокойному и беспристрастному суждению. Все предшествовавшие события были таковы, что народ, увлеченный пылом Омара, поверил его словам.
«Как раз в это время появился Абу-Бекр. Проходя через мечеть, он прислушался на мгновение к сумасбродным речам Омара, но, не задерживаясь больше, направился в комнату Айши. Осторожно отодвинув занавеску, он попросил разрешения войти.
— «Войди, — ответили ему изнутри, — в этот день не надо спрашивать разрешения».
«Он вошел и, приподняв полосатое покрывало, лежавшее на постели умершего, нагнулся и поцеловал в лицо своего отошедшего друга, говоря:
— «Мил ты был в жизни, мил ты и в смерти».
«Затем, обхватив руками голову и слегка приподняв ее, он всмотрелся в хорошо знакомые черты, окованные теперь смертью, и воскликнул:
— «Увы! ты умер, мой друг, мой любимый! Ты был мне дороже отца и матери. Ты испытал тяжелые мучения смерти.
И, намекая на дикие слова Омара, прибавил:
— «Всесильный слишком дорожит тобой, чтобы дать тебе вылить второй раз эту горькую чашу!».
«Осторожно опустив голову на подушку, он еще раз нагнулся я поцеловал умершего в лицо. Затем натянул покрывало и вышел.
«Выйдя из комнаты, Абу-Бекр подошел к тому месту, где Омар в своем возбужденном состоянии говорил с толпой.
— «Замолчи, Омар! — крикнул он ему, подходя. — Сядь и успокойся!».
«Но не обращая внимания на его увещания, Омар продолжал свои речи. Отойдя в сторону от него, Абу-Бекр сам обратился я толпе.
«Как только они услышала его привычный голос, они оставили Омара и прислушались к словам Абу-Бекра, который говорил:
— «Разве всемогущий не сказал устами пророка: «истинно говорю, ты умрешь и они умрут?». Разве не сказал он также после битвы при Оходе: «Достославный не более чем пророк. Истинно говорю: другие апостолы умерли до него». Так что же из этого! Если он должен умереть или быть убитым, не повернете ли вы из-за этого от него вспять? Скажите тем, которые почитали Достославного, что он действительно умер, а тем, которые дочитали бога, скажите: «всемогущий жив и никогда не умрет!»
«Эти цитаты из Корана, подобно похоронному звону, потрясли слух Омара и всех тех, кто поддерживал в себе ложную надежду о возвращении пророка к жизни. Ясный и проницательный ум Абу-Бекра без сомнения обдумал во время болезни пророка эти изречения из Корана, но окружающие не восприняли их сначала в .связи с случившимся, как будто не звали, что подобные слова существуют в Коране. А когда истина этих слов предстала перед ними, они громко разрыдались. Сам Омар должен был сознаться:
— «Клянусь всесильным, когда я услышал эти слова, произносимые Абу-Бекром, ужас поразил меня. Я весь затрепетал, пал ниц и понял всем существом, что пророк действительно мертв».
«В то время, когда умер Достославный, большая часть войска находилась в Джурфе в трех милах от Медины. Они ушли в свой лагерь, понадеявшись на ложно поправляющийся вид пророка в мечети этим же утром. Озама, помня строгий наказ пророка, отдал распоряжение о немедленном выступлении в поход и уже почти вдел ногу в стремя, когда вестник, немедленно присланный его матерью Ум-Амамой, известил его о смерти Достославного. Армия тотчас же двинулась и вернулась в Медину. Озама, предшествуемый знаменосцем, направился прямо к мечети и водрузил большое знамя у порога дома Айши.
«Было около полудня, когда кто-то поспешно прибежал в мечеть, чтобы сказать, что знатные люди Медины, во главе с Сад-ибн-Обадом, собрались в одном из зданий города, намереваясь провозгласить Сада своим вождем.
— «Если вы,— обратился он к Абу-Бекру и остальным находящимся вместе, — хотите встать во главе власти, то поспешите туда, пока дело еще не сделано, иначе сопротивление оппозиции вызовет осложнения».
«Услышав такие слова, Абу-Бекр распорядился, чтобы никто не беспокоил семью пророка, занятую омыванием и приготовлением тела, и поспешил вместе с Омаром и Абу-Обеидом в палаты, где собрался народ.
«Их присутствие было крайне необходимо, потому что жители Медины, ожидая смерти пророка, размышляли уже об отмене своей зависимости от иностранцев, принятых ими как беглецы из Мекки.
— «Пусть у них будет свой собственный вождь, — было общее мнение, — а у нас будет также свой собственный».
«Сад, — больной и лежавший в закутанном виде в углу палаты, был предложен уже в вожди города, когда неожиданно появился Абу-Бекр с своей партией. Все еще возбужденный, Омар хотел обратиться к присутствующим с заранее приготовленной речью, но Абу-Бекр, боясь его резвости и заносчивости, остановил его и заговорил вместо него сам.
— «О, жители Медины, — обратился он к ним, — вы совершенно правы, говоря о своем превосходстве. Нет на земле другого народа, заслуживающего больше, чем вы, похвалы. Но аравийцы признают своим верховным вождем только происходящего из племени корейшитов. Мы ваши вожди, вы же наши помощники».
— «Не так! — воскликнул один возмущенный мединец, — Пусть будет у вас собственный вождь, и у нас пусть будет собственный вождь!».
— «Этого не может быть,—проговорил Абу-Бекр и повторил твердым и властным голосом:
— «Мы ваши вожди, вы же наши помощники. Из всех аравийцев мы самые благородные по происхождению и первые по славе в нашем городе. Итак, выбирайте одного из двух (он указал на Омара и Абу-Обеида) и присягайте им».
— «Нет, перебил его Омар таким отчетливым и громким голосом, что покрыл шум собрания. — Разве не сам пророк повелел, чтобы ты, Абу-Бекр, был старшим молельщиком? Ты наш вождь и мы присягнем тебе, тебе, которого пророк любил больше всех нас».
Говоря это, он схватил Абу-Бекра за руку и, ударив ее, принес ему присягу. Его слова затронули струны, звучавшие в сердце каждого правоверного, и его пример произвел надлежащее впечатление. Сопротивление было сломлено, и Абу-Бекр был провозглашен калифом, наместником умершего пророка.
«Между тем Али, Озяма и Аль-Фадль, сын Аль-Аббаса вместе с одним или двумя слугами пророка деятельно хлопотали в комнате Айши. На том самом месте, где он испустил своё последнее дыхание, они омыли тело и выставили его. Одежда, в которой он умер, была оставлена на нем: две полосы белого полотна обвили его тело, и его покрыли полосатым куском йеменской ткани. В таком виде оно пролежало всю ночь, до погребения.
«На утро, когда народ стал собираться в мечети, Абу-Бекр и Омар вышли ему навстречу. Омар первым обратился к многолюдному собранию:
— «О, люди! То, что я говорил вам вчера, не было правдой. Я действительно надеялся, что пророк божий еще немного останется с нами и возвестит нам слова, угодные богу и служащие нам для вечного руководства. Всемогущий предпочел иметь его с собой, чем оставить у нас. Но слово божие, которое направляло и пророка, продолжает пребывать с нами. Руководитесь им, и вы никогда не сойдете с истинного пути. Теперь всемогущий передал ваши дела в руки лучшего среди нас. Это спутник пророка, его единственный товарищ, второй из двух:, который оставался с ним в пещере. Встаньте! Поклянитесь ему в верности».
«Народ окружил их, и все, один за другим, стала присягать на руке Абу-Бекра.
«Когда эта церемония окончилась, Абу-Бекр встал и сказал:
— «Теперь, действительно, я стал вашим вождем, хотя я и не лучший среди вас. Если я буду поступать хорошо, поддержите меня, если плохо, поставьте меня на путь истинный. На верности и искренности покоится правда, на вероломстве — измена. Слабый и угнетенный среди вас станет сильным, так как я с помощью бога восстановлю его права, а ярый угнетатель лишится всего, так как я вырву от него то, что он приобрел. Теперь слушайте меня. Когда народ перестает идти по божьему пути, всемогущий повергает, его в немилость. Знайте также, что когда зло накопляется в народе, всемогущий посылает на него бедствия. Итак, повинуйтесь мне, как я буду повиноваться богу и его пророку. Если я выйду из повиновения им, вы выйдите из послушания мне. Встаньте на молитву, и да будет с вами милость всесильного!».
«Все приветствовали Абу-Бекра как наместника пророка3 почти единогласно. Глубоко огорченный своим устранением Сад-ибн-Обада держался в стороне от всех. Возможно, что и Али во время присяги Абу-Бекру оставался у себя дома или в комнате умершего пророка. Сторонники Али ожидали видеть именно его калифом, но ни его прежнее положение, ни речи, ни поступки пророка по отношению к нему не давали повода к такому назначению. Как муж единственной оставшейся в живых дочери «Досточтимого», он был еще более огорчен, когда Абу-Бекр не признал за его женой прав на оставшиеся после отца земли Фадака и Кейбара. Но Фатима не могла дать доказательств относительно желания отца передать ей их в собственность, и калиф правильно рассудил, что эти земли должны остаться для тех государственных нужд, для которых «Досточтимый» отдавал их при своей жизни.
«Фатима так приняла к сердцу этот отказ, что за весь короткий остаток своей жизни не имела никаких сношений с Абу-Бекром. Но присягнул ли сразу ее муж Али своему новому вождю или отказался это сделать, во всяком случае можно с уверенностью сказать, что он не мог искренно признать прав Абу-Бекра на калифат до смерти своей жены, последовавшей за отцом спустя шесть месяцев.4
3 По-корейшитски: Калиф резул-Аллах (наместник пророка божия).
4 Одни предания говорят, что он присягнул сразу, со всеми остальными, другие, что он отказался это сделать до смерти Фатимы.
«Когда Абу-Бекр окончил свою речь, начали приготовляться к погребению. Взгляды разделились насчет места, подходящего для могилы пророка. Некоторые говорили, что тело должно быть погребено в мечети, рядом с кафедрой; другие хотели положить около того места, где, как имам, он читал публике ежедневные молитвы, а третьи желали похоронить на кладбище вне города, рядом с его уже умершими последователями. Абу-Бекр, от которого, как калифа, теперь все зависело, не принял ни одного из этих решений.
— «Я слышал, — сказался,— из уст самого Достославного», что в том месте, где он умрет, он должен быть и погребен».
«И он отдал приказание вырыть могилу в доме Айши, где все еще лежало тело умершего.
«Снова возник вопрос: какой вид должна иметь могола? В Аравии преобладали две формы могил: в одной — дно оставалось ровным, в другой — оно частично углублялось внизу вбок для принятия тела, оставив закраину с одной стороны в роде свода. Первого вида могила была принята в Мекке, вторая — в Медине, и для каждого рода могил был свой особый гробокопатель. На этот раз позвали обоих. Гробокопатель-мединец, явившись первым, выкопал могилу в виде свода, и такими копаются магометанами могилы и до сегодняшнего дня.
«Тело «Достославного» оставалось на смертном одре в течение 24 часов, от полудня понедельника до такого же часа следующего дня. Во вторник все горожане посетили его. Они толпами входили в дверь, отворенную в мечети. Взглянув в последний раз на останки своего пророка и помолившись над ними, они выходила через дверь напротив. Вся комната была переполнена посетителями, когда появились вместе Абу-Бекр и Омар. Говорят, что они помолились следующими словами:
— «Да будет мир с тобою, божий пророк, да будет с тобою милосердие Всесильного и его благословение! Мы клянемся, что божий пророк возвещал только то, что было ему открыто, что он сражался в духе господнем, пока Всесильный не возвеличил победой его веру. Он исполнил волю Всесильного, повелевшего, чтобы поклонялись ему одному, он привлек нас к себе и был добр и ласков с правоверными. Он не ждал награды за то, что открыл нам веру, и никогда ни за какую цену не продавал ее!».
«Все присутствовавшие повторили:
— «Аминь! Аминь!
«Когда ушли мужчины, появились женщины. Затем дети и даже рабы окружили смертное ложе пророка, чтобы взглянуть на него в последний раз.
«Вечером произошли последние обряды. Красный плащ, ношенный им, был распростерт ласковым покрывалом на дне его могилы. Тело было положено в последнее место своего упокоения теми же любящими руками, которые омыли и одели его. Свод над ним был выложен из необожженного кирпича и могила была засыпана.
«Айша, как и прежде, продолжала жить в своем доме, почитаемом теперь как место погребения пророка. Она занимала комнату рядом с той, под которой находилась могила, но отгороженную от нее. Когда умер ее отец, он был похоронен рядом с пророком в том же помещении, а также в свое время тут был похоронен и Омар. Рассказывают, что Айша посещала эту комнату без чадры до погребения Омара, а с тех пор, как был внесен под нее чужой, она показывалась там всегда в полном одеянии и с чадрой на голове».5
5 Айша рассказала, что однажды она видела во сне три луны, упавшие ей с неба на грудь и думала, что это предвещание рождения сына. После смерти отца Абу-Бекр объяснил ей, что могила Магомета была первой и лучшей луной, двумя другими должны сделаться могилы самого Абу-Бекра и Омара. Она пережила пророка на 47 лет. Аль-Вакиди говорит, что сначала не было стены вокруг «башни Магомета». Омар возвел низкую стену, а увеличил ее уже Абдалла-ибн-ан-Зубайр.
Прим. сэра Вильяма Мьюра.
Так оканчивает сэр Вильям Мьюр свое описание смерти исламитского Моисея в 25 главе своей биографии. Во всем этом он строго руководится рукописями, проданными ему д-ром Шпренгером в Индии в конце XIX века. Но подумайте немного, читатель, над тем, что вы тут прочли. Ведь это же — роман и притом роман очень позднего времени! Я дал его здесь в точном переводе моей жены, и что же вы тут видите? Каждое слово, каждое чувство, каждое движение присутствовавших точно восстановлено, очевидно от святого духа! А между тем, как увидим далее, даже место могилы пророка было — можете себе представить! — «тотчас забыто»!
Окончив это описание, даже и сам Мьюр прибавляет от себя:
«Среди передававших предание о смерти пророка мы находим удивительное разногласие относительно того лица, которое последним покинуло внутренность его могилы. Аль-Могира утверждает, что он уронил в могилу кольцо, и потому ему было разрешено спуститься в нее и подобрать его, так что он был последним. Другие говорят, что Али послал за кольцом Аль-Могира своего сына Аль-Хасана. Третьи говорят, что Али совсем отрицал историю с кольцом. Другие «свидетели» называют различных сыновей Аль-Аббаса, первыми вошедшими и последними покинувшими могилу, так что все эти разноречивые указания представляют собою яркий пример лживости и соперничества между собою алидов и аббасидов.
«Но все согласны лишь в одном, что окружающие долго не верили в его смерть. Так Ум-Селяма говорит:
— «Я не верил тому, что Магомет действительно умер, пока не услыхал стука мотыг, роющих могилу из комнаты, где я находился рядом».
«Айша тоже рассказывает, что стук мотыг первый сообщил ей об приближающемся погребении. Ибн-Хишам (стр. 1020) тоже говорит, что окружающие не знали о погребении Магомета, пока не услыхали посреди ночи шума производимого мотыгами».
И вот, выходит, что Достославный пророк все же умер в Медине, и был там зарыт в землю... А где же его могила?
Сэр Вильям Мьюр, так подробно описавший все мелочи его жизни, хранит на этот счет гробовое молчание, и не даром.
Хотя теперь муллы и показывают мавзолей в углу мединской мечети, под которым будто б хранится его тело, но ..... это место, оказывается, было «открыто» муллами уже потом и, повидимому, совершенно такими же мистическими способами, как и мощи разных христианских святых...