Н.А.Морозов / «Христос». 3 книга. / ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ /

ГЛАВА VI.
БИОЛОГИЯ И ТЕОЛОГИЯ.

В одной из своих давнишних (но еще не напечатанных) статеек я пытался доказать присутствие микроорганизмов в атмосферах всех светил, в которых образуются облака и дожди, мотивируя это тем, что частички туманов и капельки дождей могут образоваться в свободной атмосфере лишь тогда, когда там присутствуют взвешенные микроскопические или ультра­микроскопические скопления физической энергии, заряженные электричеством, противоположным тому, каким ионизированы молекулы водяного пара. Притягивая их по общим законам электрического взаимодействия, эти взвешенные тельца и образуют сначала частички облака, а затем и капельки дождя, тем более крупные, чем более заряд самого тельца и чем дольше он остается в атмосфере.

Другим путем нельзя теоретически объяснить ни облаков, ни туманов, ни дождей, ни снежных кристалликов, а особенно крупных градин во время грозы.

Подтверждением такого моего шлиссельбургского вывода явилось теперь и искусственное образование дождей посредством разбрасывания с аэропланов в высоте электрически заряженной пыли.

Однако, обычная пыль слишком крупна, тяжеловесна и незначи­тельна, чтоб ею можно было объяснить проис­хождение огромных облачных покровов на большинстве небесных светил, закрывающих в сумме почти полгода по очереди и всю обитаемую земную поверхность. Приходится допустить, что это само­размножающаяся органическая пыль, т. е. микробы, обратно улетающие вверх, как только частичка облака, спустившись, благодаря своей тяжести, в более теплые слои атмосферы, растворится в ней и освободит свой микроб. Поднявшись вверх, благодаря тому же своему электрическому потенциалу, он опять покрывается влажностью и падает от тяжести, повторяя этот процесс неопределенное число раз, пока не попадет в настолько насыщенные влагой области атмосферы, что накопит по пути более или менее значительную каплю, которая долетает до самой земной поверхности. Но и на ней лишь влага, благодаря своей капиллярности, глубоко просочится в землю, а ее микроб останется в самом верхнем слое, где, размножившись, опять улетит вверх. В нижних слоях атмосферы таких микробов настолько много, что они на холоду немедленно образуют маленькое мимолетное облачко при каждом выдыхании нашими легкими вместе с воздухом и водяного газа, тотчас же оседающего на них.

Рис. 85. Деление амебы с распадением на два индивидуума (под микроскопом).

Рис. 86. Внешний вид дробления оплодотворенной яйцевой клетки без распадения на одноклеточные организмы (под микроскопом).

Рис. 87. Схема оплодотворения (двуполое размножение). Один из мужских живчиков проникает в женское яичко (с булавочную головку) и сливается с ее ядрышком, после чего оно начинает долиться (рис. 88).

Рис. 88. В ядрышке готовящейся к делению биологической клеточки накопляется настолько сильный заряд взаимно отталкивающейся энергий, что разделает его на два, которые замыкаются в двух производных клеточках (начинающих затем делиться и далее, как показано на рис. 86).

Рис. 89. Боковой вид распадения ядра у делящихся клеточек животных и растений. Расхождение половинок расщепленных хромосом (т. е. палочко-видных носительниц наследственности) к образовавшимся полюсам раздвояющегося ядра клеточки.

Их особенно сильное размножение осенью в умеренных поясах, благодаря увяданию растительности и разложению ее отпавших тканей, обусловливает ненастность этих времен года, а в экваториальных странах—псевдо-зимы.

Их размножение во время сенокоса, вместе со значительным количеством поднимающегося вверх водяного газа от сохнущих трав, вызывает почти обязательно каждый год «сенные дожди и грозы» в середине и в конце сенокоса.

Таким образом и на всех остальных светилах, на которых мы замечаем атмосферические осадки и в особенности висящие облака, они не могут происходить без участия электрически-активных и саморазвивающихся организмов, хотя химический состав их может быть и совершенно иной, чем наш современный азотисто-углеводный, благодаря чему они могут прекрасно себя чувствовать и в атмосфере солнца или звезд.

Самое размножение микроорганизмов должно с этой точки зрения объясняться накоплением в них, путем ионизации или радиоактивности их компонентов, достаточно сложного заряда, Элементарные частицы которого, отталкиваясь друг от друга, распадаются на два меньшие заряда и, давши клеточке два центра притяжения, разделяют ее на две новые клеточки, отрывающиеся друг от друга у микробов, но остающиеся в спайке при образовании и росте тканей сложных организмов (рис. 85—89).

Так возникает живая сложная ткань, которая, постепенно дифференцируясь под влиянием сил наследственности, создает тела животных и растений, главнейшие отделы которых, т. е. наиболее усовершенствовавшиеся по отношению к сознательной деятельности, и представлены здесь для наглядности в их биологи­ческом родословном дереве (рис. 90).

Рис. 90. Ветвь биологического родословного дерева земных организмов, наиболее эволюционировавшая по­отношению к­нервной деятельности.

Их развитие из первичных клеточных организмов происходит по общим законам биологической эволюции, сведенным Ламарком к усилению всякого органа у сложного живого существа путем его упражнения и к атрофии этого органа путем бездействия и передачи благоприобретенных свойств по наследству. Но, к сожалению, отсутствие математической формулировки сущности наследственности у Ламарка не позволило ей укорениться сразу. Почти все экспериментаторы говорили, что передача индивидуальных усовершенствований тех или иных органов у родителей, вследствие их упражнения, или передача их повреждений при несчастных случаях не подтверждается наблюдением: от сильных в каком-либо отношении родителей часто родятся слабые в этом отношении дети, от коротконогих—длинноногие и т. д. Но это легко устраняется математической формулировкой вопроса.

Рис. 91. Схема наследственности: у каждого ребенка (Р) есть мать (М) и отец (О); у матери и отца—тоже, и т. д. С каждым поколением число предков увеличивается вдвое, если не было родственных браков.

Ведь у каждого из нас двое родителей, четверо дедов, восемь прадедов, шестнадцать прапрадедов, а за несколько тысячелетий нашими прапрадедами является уже все тогдашнее население страны, а нередко и нескольких народов. Говоря наглядно, наша наследственность, как дерево, пускает свои корни во всю глубину прошлых веков и черпает свои соки из многих исторических слоев. Пусть эти корни становятся тем тоньше, чем они глубже, но эта измельчалость пополняется их возрастающей многочисленностью, и явления атавизма, при которых уродливый ребенок получает иногда какой-либо признак, характеризующий даже обезьяну, показывают, что они заходят в глубь веков чрезвычайно глубоко.

Рис. 92.

Значит, наши индивидуальные особенности получаются по наследству не от одних наших родителей, а от безграничного числа наших предков, возрастающего как 2ⁿ с каждым предшествовавшим поколением. Если б влияние каждого нашего предка было равноценно, то мы все носили бы черты самых древних наших прародителей, как самых многочисленных, и не было бы никакой эволюции в живой природе. А если влияние наследственности каждого отдельного предка убывает тоже в геометрической прогрессии к его отда­ленности, т. е. как (½)ⁿ, то тут может быть только одно решение: суммарное влияние каждого поколения, т. е. всех дедов, всех прадедов, всех прапрадедов и т. д., было бы равноценно, если б не было в них родственных скрещений, и чем дальше поколения шли бы вглубь, тем более они передавали бы собою уже не индивидуальные, а расовые черты. Но отсутствия отдаленно родственных скрещений не может быть в такой глубине времен, когда уже все население страны было нашими предками. Благодаря этому, и влияние наследственности очень отдаленных поколений должно постепенно приближаться к нулю (отсюда же ясно, что для того, чтоб число людей не уменьшалось с каждым поколением, необходимо, чтоб каждая женщина рождала в среднем трех детей: одного взамен себя, другого взамен мужа и третьего взамен умирающих до брачного возраста (рис. 92).

Но что же выйдет при таких условиях с точки зрения теории Ламарка о наследственной передаче индивидуальных усовершенствований органов от упражнений и их, атрофии от бездействия?

Только следующее.

Очень мало шансов, чтоб ребенку передались усовершенствования какого-либо органа от упражнения его родителей, но все шансы за то, что ему передастся среднее суммарное усовершенствование этого органа, сделанное в данной среде, например, за триста лет. Действительно, считая средний родильный возраст отцов и матерей за 30 лет, мы получим для трехсот лет десять поколении, что дает для нас по таблице XXXIII уже 2046 предков, т. е. столько же наследственных влияний (если не было скрещений). А если возьмем 750 лет, то увидим, что за это время у нас могло быть свыше 133 миллионов предков, более, чем все население тогдашней Европы.

ТАБЛИЦА XXXIII.
Число наших предков.

Но к чему же это приводит? Как раз к одному из трех законов Дарвина: к приспособлению организма человека к условиям окружающей его среды, потому что и у 2046 человек, конечно, совершенствовался в среднем лишь тот орган, который приходилось всем людям дополнительно упражнять, благодаря изменению физических свойств обитаемой ими местности, или изменениям экономических, психических и социальных условий их жизни. А тот орган, который, благодаря подобным изменениям, оказывался ненужным, постепенно атрофировался по этой многократной наследственности.

Этим же объясняется и то, что случайные индивидуальные повреждения каких-либо органов не передаются по наследству, каково, например, часто приводимое обязательное появление бороды в известном возрасте у лиц, предки которых брились, или появление крайней плоти на детородных органах мусульманских мальчиков в Аравии, несмотря на то, что ее там последовательно обрезывали у всех их предков со времен калифов. Такого рода примеры не имеют никакого отношения к Ламарконскому закону о развитии органов путем упражнения и.атрофии их от неупотребления, так как никакого упражнения волос или крайней плоти до отрезывания не происходит, и отмены упражнения здесь нет: отрезываются в обоих этих случаях неупражняющиеся части тела. Их гены в органах воспроизведения рода от этого не уничтожаются.

Именно потому организм низших животных, вплоть до ракообразных или до ящерицы, у которой от испуга отломился хвост, воспроизводит вновь отломавшийся орган. В этом же причина и заживления ваших ран и восстановление небольших кусков отодранной кожи, и если дело у нас не идет тут вплоть до возобновления целых органов, то это потому, что отрезанное место быстро сшивается сетью нитей соединительной ткани. Посредством погружения обрезанного органа, например, пальца, в замкнутый сосуд с питательным раствором при поддержании в нем температуры тела и нормального давления, мешающего кровоизлиянию, .теоретически возможно допустить восстановление отрезанных второстепенных органов даже и у высших позвоночных животных, как это бывает с нашими обрезываемыми ногтями и волосами.

Во всяком случае, как показал еще Мендель, по наследству передаются только те изменения какого-либо органа или какого-либо качества, которые вызвали соответственное изменение генов, т. е. элементарно малых зародышей всех передающихся по наследству органов, обязательно присутствующих в числе многих тысяч в сперматозоидах, каждого самца и в яйцеклеточке каждой самки у животных, а также и в каждой тычинковой пылинке, и в каждой семяпочке растений. Гипертрофия какого-либо из этих генов сразу и в сперматозоиде отца, и в яйцеклеточке матери должна, с этой точки зрения, обязательно вызвать гипертрофию соответствующего органа и у произведенного ими детеныша, а если этот ген гипертрофирован только у одного, то половина шансов за то, что он останется без влияния на потомство. А для того, чтоб появился какой-либо новый орган у взрослого животного, нужно, чтоб в в сперматозоиде отца или в яйцеклеточке матери появился необходимый для него новый ген, который, повидимому, может возникнуть не только благодаря изменению одного из прежних генов, но и благодаря появлению совершенно нового, вследствие долгого влияния окружающей среды или самих уже существующих генов друг на друга.

Но не одно приспособление живых организмов к окружающей среде путем усиленного упражнения или неупражнения того или другого органа у массы представителей данного вида животных и растений, отзывающегося после нескольких поколений и на его генах, является причиной постепенного осложнения и усовершенствования животных в растений.

Всегда надо иметь в виду, что наследственность передает тот или другой ген от поколения к поколению не абсолютно одинаковым по своей энергии у всех индивидуумов данного вида, а со случайными отклонениями от средней нормы, указанными еще антропологом Кетле и характеризующимися тем, что, чем более отклонена энергия гена вперед или назад от средней нормы, тем сторицею менее число индивидуумов, обладающих такими генами по закону, показанному на рис. 93. Здесь высота наибольшей ординаты показывает промилльное число индивидуумов данного вида животных или растений, обладающих средними, т. е. нормально энергичными генами исследуемого качества или органа, а постоянно уменьшающиеся высоты параллельных ей линий, вправо—промилльные количества более сильных, а влево—более слабых генов (при чем общая сумма высот всех линий при подсчете на тысячу исследуемых индивидуумов должна быть равна тысяче, а при подсчете на сто—сотне и т. д.). Дуговидный характер кривой, показывающей средние отклонения энергии данного гена у исследуемого вида животных или растений, не изменится от того, сделаем ли мы расчет на проценты или промилли, но дуга будет тем правильнее, чем больше взять индивидуумов.

Рис. 93. Вариационная кривая человеческого роста в средней Европе по подсчету 8585 взрослых мужчин.

Само собою попятно, что энергию генов какого-либо качества мы не можем подсчитывать непосредственно, а делаем это по явному развитию соответственных им органов у взрослых пред­ставителей данного поколения тех или иных животных вли растений, как это сделано на рис. 93 для человеческого роста.

Очевидно, что энергия генов, вызывающих рост организма, распределялась пропорционально их результатам, а потому и может быть изображаема этой же самой кривой.

Математически очевидно, что если, при подборе французскими женщинами себе мужей, все эти вариации роста найдут одинаковое половое применение, то каждое поколение мужчин будет характеризоваться той же средней высотой роста и теми же вариациями, а потому и качество это не будет эволюционировать от такой причины.

Но представьте, что, благодаря, например, избытку мужчин над женщинами и при предпочтении женщинами высоких мужчин, более низкие ростом должны будут исчезать без потомства. Тогда, подсчитав только одних брачных мужчин, мы увидим, что дуга случайных отклонений роста среди них потеряет свой симметричный вид, будет как бы выгрызена с левой стороны. Если такой вкус женщин продолжался только одно поколение, то результат его лишь слабо скажется на повышении среднего роста у всех последующих поколений, а если он продолжался несколько поколений, то такой подбор неизбежно постепенно повысит рост всего населения. Это пример того, что называется в теории Дарвина влиянием полового подбора, и мы видим, что его можно определить математически, подсчитав сначала промилльно вариации роста у всех мужчин данной страны, а потом сделать то же на тысячу женатых. Если при наложении второй дуги на первую мы увидим недочет с левого конца, то, значит, эволюция этого качества идет вверх, а если дуга получит форму обратную и выемка будет справа, то данное качество идет на убыль.

Но предположим, что статистический подсчет дает ту же самую дугу как у женатых, так и у неженатых мужчин, но в обоих случаях она выгрызена справа, как мы это находим во Франции XIX века.

Тогда нам ничего не останется сделать, как сказать, что тут влияние третьего закона Дарвина: «борьбы за существование». Но почему же в ней высокорослые погибали в большем числе, чем низкорослые? И здесь научный ответ один: это могло случиться только в том случае, если ближайшие к ним поколения французов много воевали, и притом не добровольно, а по принудительному набору, при чем правители брали в солдаты и отправляли на войну предпочтительно самых высокорослых людей, оставляя малорослых вне призыва, для размножения... Их влияние и вытянуло низкорослый конец вариационной дуги, а высокорослый конец сократился, вследствие значительной утраты его представителей для воспроизведения потомства.

* * *

Таковы общие биологические законы эволюционного возникновения и развития всего разнообразия животного и растительного мира из первоначальных элементарных клеточек живого вещества, этих жидких микроскопических кристалликов, характеризующихся на современной нам земной поверхности химическим соединением углеводов с азотом и с некоторой примесью фосфора и железа.

Все эти углеводы мгновенно сгорели бы на солнце и на звездах благодаря высокой температуре их поверхностей, но химические, а с ними и био-химические законы не могут ограничивать своего применения только этой группой химических элементов и только одними современными условиями земной поверхности, а потому само естествознание, т. е. совокупность всех естественных наук, приводит к выводу, что и на таких высокотемпературных светилах, как звезды, на их различных возрастах, могут и должны существовать и химические, и био­химические процессы, аналогичные нашим, но другого элементарного состава, приспособленного к той среде, в которой они реагируют.

Так мы приходим, и без впадения в метафизику, к всеобщей обитаемости миров. Органическая жизнь с этой точки зрения не есть случайное явление, расцветшее роскошными цветами исключительно на одном из бесчисленных светил мироздания, на той пылинке Млечного пути звезд, которую мы называем Землею. Она—всеобщий закон мировой жизни.

Но это мировоззрение ставит современную науку в непримиримое противоречие с евангельской и библейской теологией. Я не говорю уже о шестидневном творении земли и небес. Как ни стараются современные теологи придать библейским шести дням смысл целых геологических периодов, но это до того наивно, что не хочется даже и возражать... «И был вечер, и было утро...»—говорит книга Бытия о каждом из этих периодов, но какие утрà и вечерà были у геологических эпох?

Я здесь математически формулировал основные законы эволюции органического мира не только на одной нашей земле, но и на остальных светилах. Посмотрим же, к чему они привели на земле, как одной из бесчисленных планет во Вселенной.

Многообразные изменения геофизических условий на поверх­ности земного шара за тысячи тысячелетий существования на ней органической жизни, сопровождавшиеся многочисленными разъединениями и соединениями континентов и больших островов, а вместе с ними и групп обитавших на них животных и растений, привели к их независимым эволюциям в разных направлениях и к неравномерной их скорости, что породило множество их видоизменений, то опередивших другие, то отсталых (если не допустить, что отсталые биологически откристаллизовывались позднее, хотя по тем же причинам и законам, как и самые древние и из химически одинаковых с ними белковых молекул).

Современная ботаника разделяет растения по мере их совер­шенства на следующие три отдела и одиннадцать классов таблица XXXIV), в которых описано более ста тысяч видов.

ТАБЛИЦА XXXIV.
Классификация растений.

А современная зоология разделяет животных на пять отделов и около семнадцати классов, в которых к началу XX века было определено и описано до 160 тысяч видов.

ТАБЛИЦА XXXV.
Классификация животных в современной зоологии.

А библейская биология, пренебрегая систематикой растений, насчитывает лишь несколько десятков животных и относит часто данный вид совсем к чужому классу, да и отделы у нее какие! Вот они из книги «Диаконы» (Левиты, гл. 11) и из «Второзакония» (гл. 14).

КЛАССИФИКАЦИЯ ЖИВОТНЫХ ПО БИБЛИИ.

I отдел. Животные чистые, которых можно есть.

1 класс: жвачные скоты, у которых раздвоены копыта: волы, овцы, козы, олень, серна, буйвол, лань, зубр, антилопа, жираф (Втор., 14, 4, 5).

2 класс: животные, живущие в морях или в реках, у которых есть перья (!) и чешуя (Лев., 11, 9).

3 класс: крылатые насекомые, ходящие на четырех (?!) ногах, у которых есть голени ниже лап, чтобы скакать по земле: саранча, прыгуны, кузнечики и акриды (Лев., 11, 2—21).

II отдел. Животные поганые, которых есть нельзя.

1 класс: скоты, жующие жвачку, у которых копыта не раздвоены: верблюд, заяц, (?!), тушканчик (?!), свинья (а коня нигде нет!) (Лев., 11, 4, 6).

2 класс: водяные животные, обитающие в морях и реках, у которых нет перьев (?!) и чешуи.

3 класс: поганые птицы: орел, гриф, морской орел, коршун, сокол, ворон, страус, сова, чайка, ястреб, кречет, филин, рыболов, ибис, лебедь, пеликан, сип, цапля, зей, удод и летучая мышь (!!) (Лев., 11, 19).

4 класс: крылатые насекомые, ходящие на четырех (?!) ногах, но без голеней выше ног (Лев., 11, 23).

5 класс: пресмыкающиеся животные: крот (?!), мышь (?!), ящерица, водяная цапля, коах (?), летаа (?), улитка (!) и филин-пугач (!) (Лев., 11, 29, 30).

Я думаю, что всякий зоолог, начавший читать эту библейскую классификацию, уже упал в обморок, раньше чем дочитал ее до конца. Как же можно требовать, чтобы он признавал, все это за «священное писание»?!

Занимаясь здесь научным исследованием евангелий, я хочу отметить только одно: вся их доктрина о том, что творец только—что описанной нами органической жизни, развивающейся на всех светилах из клеточек первичной плазмы, зачем-то пришел на одну нашу землю, теряющуюся среди других светил бесконечной вселенной, чтоб освободить последнее звено ее органической жизни—человека—от первобытного греха, и не нашел лучшего средства для этого, как распять самого себя на кресте, представляется такой нелепой, что стыдно даже и обсуждать ее серьезно. Наука может только исследовать, каким образом могли возникнуть такого рода представления в головах средневековых людей, а для этого есть лишь одно средство—исследовать и самые эти головы и вывести возможность такого рода представлений из их анатомического устройства и психо-физиологической деятельности.

Это и пытался я здесь сделать по отношению к Библии, а теперь посмотрим, что нам говорят евангелия не только о зарождении жизни на земле, по и о происхождении самого своего Великого Мага в Учителя.

И пусть не подумает читатель, что я разбираю здесь так серьезно нелепость девственного зачатия «сына божия» для простой насмешки над теми, кто это проповедует и кто этому еще верит. Моя цель совсем другая и, наоборот, самая доброжелательная. Из всего, что я здесь сказал и скажу далее, ясно, что современная христианская теология так отстала даже и от среднего уровня умственной жизни современного человечества, что уже совсем непримирима с нею ни в области астрономии, ни в области биологии, ни в области социологии, ни в области техники, ни даже в области акушерства.

Ни один образованный человек, как нашего, так и всех будущих поколений, не может, если он в здравом уме, искренно поверить всему, что говорится в нашем «священном писании». Это нужно раз навсегда признать, потому что умышленно лгать не способен ни один честный человек, а их всегда будет огромное большинство именно в образованной части общества. Значит и современным «церквам» должно прежде всего примирить себя с наукою, признав все свои псевдо-священные книги давно устаревшими произведениями средневековой мысли, и .сделать свои храмы, вместо рассадников прошлых суеверий, храмами современного знания. Иначе с ними произойдет то же, что с гигантскими «допотопными» ящерами, которые вымерли именно потому, что направили свое развитие лишь на увеличение своего туловища и конечностей, оставив без прироста свой мозг. И это вымирание (и притом очень быстрое) не остановит ни у нас, ни за границей никакой самодержец, если не пожелает тотчас же уйти на историческое дно вместе с неспособным реформироваться учреждением, подобно тому, как это сделали наши бывшие императоры, которых более всего и топил именно этот камень на их шее.

назад начало вперёд