Рис.34
Облачный вестник с радугой над головой.
И я видел другого могущественного гонца, не принадлежащего к числу семи и спускающегося с неба в облачной одежде1). Над головой его была радуга, и солнце, появившееся на миг среди туч, было напротив его2), а ноги его как огненные колонны.
Он обладал3) куском развернутой коры (несшейся по волнам?)4). И поставил он свою правую ногу на море, а левую на землю (рис. 34) и крикнул громовым голосом, как рычит лев, и семь раскатов грома проговорили голосами своими.
Я хотел было записать значение их слов, но услышал голос с неба (дополнительный удар молнии?), сказавший мне:
— Скрой, что говорили семь раскатов грома (предназначенного, как увидим далее, земным царям)5). Не пиши этого!
А гонец, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял свою руку к небу и клялся вечноживущим, соорудившим и небо, и землю, и море, и все, что есть на них и в них, что ничего временного уже не будет более, но что в те дни, когда раздастся голос седьмого гонца, собирающегося трубить, исполнится божественная тайна, о которой сообщал он своим слугам, провозвестникам истины (т.е. Иисус сойдет с неба и, поразив своим мечом всех земных царей, сам будет царствовать вместо них на земле, гл. 11, ст. 15 и гл. 19, ст. 18).
И голос бури, который я слышал в небе, опять заговорил со мною и сказал мне:
— Подойди к берегу и возьми там кусок коры, развернутой6) рукою посланника, стоящего на море и на земле.
И я выступил перед гонцом, говоря ему:
— Дай мне эту кору!
И он ответил мне:
— Возьми и съешь ее. Будет горько в твоем желудке, но во рту твоем она будет сладка, как мед7).
И я взял кору из руки гонца и съел ее. Она была сладка, как мед, во рту моем, но когда я проглотил ее—горько стало в моем желудке.
— Тебе снова придется, — сказала она мне своей горечью, — восстать в своих пророчествах на племена, народы и наречия и на множество царей.
1) Здесь автор прямо обнаруживает природу своих гонцов, указав их облачные одежды.
Читатель уже заметил, что Иоанн придаете числу семь мистическое значение, отсчитывая семь звезд в созвездии, семь рогов в облаке, семь гонцов в буре. Благодаря этой предвзятой идее он часто делает натяжки и исключает всякий излишек. Так и в данном случае, он исключил этого гонца из числа названных им семи, объявив его иным гонцом, не принадлежащим к семи.
2) В современных копиях здесь стоит χαί τό πρόσωπον αύτού, очевидно, переделанное переписчиками из χατά πρόσωπον αύτού, так как солнце обязательно бывает против радуги.
3) είχεν έν τή χειρί—имел в руке, имел в своей власти, направлял.
4) Здесь слово βιβλαρίδιον означает кусочек коры для письма, уменьшительное от βιβλίον—лист коры папируса и вообще кусок всякой коры, употреблявшейся в старое время, по причине неумения делать бумагу, для переписки.
5) Это видно из главы 11 ст. 15, гл. 19 ст. 18 и из ст. 7 этой самой главы, когда сопоставим их между собою.
6) άνοίγνυ̃μι—значит в переносном смысле: достигаю открытого моря. Обыкновенно же: развертываюсь, открываю.
7) Вероятно, кора была из сладких, но заведомо тошнотворных. Все это наивное место вполне понятно со старинной, мистической и одухотворявшей всю природу точки зрения. Буря бросила ему кусок отслоившейся коры, а он, экзальтированный уже посланным для него знаменьем с неба, считал, что в этой буре не можете быть ничего, не имеющего мистического значения. Привыкши писать свои письма на кусочках коры, как тогда все делали, он, естественно, подошел и взял ее, предполагая, что на ней написано что-нибудь для него. Но не найдя ничего, заключил, что это письмо мистическое, которое нужно съесть, чтобы почувствовать его содержание.
