Цепко ухватившись за одно звено, можно, если хватит сил, вытянуть из пластов стратиграфии всю цепь развития слова.
Анализ названий знака Быка разрушит многие устоявшиеся в науке стереотипы. Здравый смысл диктует: прошлое – древнее настоящего. Вытягивая цепь, мы убеждаемся, что звено за которое держимся, не моложе остальных. Все звенья выковывались синхронно. Одни более, другие менее поддались коррозии. И зачастую те, что дошли до дневной поверхности, лучше сохранились. История названий первого письменного знака доказывает, что слово вечно. Оно способно подняться со дна доистории и продолжиться в бесконечности, пока жив род человеческий. В разных средах оно развивается с различной скоростью. И потому в ископаемых, мертвых языках – шумерском, древнеегипетском, хеттском – мы встречаем слова, праформы которых не в палеолите остались, а вполне живо и молодо звучат в языках нашей с вами современности.
Психологическая готовность к такого рода парадоксам поможет спокойней отнестись к тому, что литовское слово может оказаться древнее древнепрусского (который считается «санскритом» балтских языков) или итальянское mucca первичнее латинского vacca.
...О состоянии древнегерманской морфологии и фонетики принято судить лишь по скудным данным готского языка, пребывающего в статусе «древнегерманского». («Скудным» потому, что сохранился лишь один памятник – «Евангелие» в переводе на готский, сделанном епископом Вульфилой в IV веке н.э.) Но готский, один из нескольких восточногерманских языков. Он, наверняка, отличался от западногерманских и от северных. Думаю, в той же степени, что и от нынешних – немецкого, английского, исландского... Данные живых германских языков использовать в этимологии для реконструкции праформ пока не полагается, недопустимо.
Но в нашем редком случае праформа названий знака Быка восстанавливается, благодаря звукоподражательному происхождению, почти с предельной точностью. И опираясь на неё, мы в состоянии судить о степени сохранности «национальных» форм, в том числе и современных германских.
Мы увидели, что лексема б-Диалекта (
bůŋ) в дошумерский период уже утратила начальный смычной (ůŋ). В индоевропейских диалектах сложный носо-нёбно-гортанный согласный упростился в носо-гортанный (ůnh) и реализовался в латино-санскритско-кельтские основы (ůng; unk).
В шумерских диалектах сложный согласный сошёл до чистого носового (un). В дальнейшем слог открылся гортанным протезом (hůn) с последующим предельным открытием (hů) и развитием до однофонемного состояния (ů).
В германских языках представлена вся палитра фонетических и структурных «переживаний» праформы. В том числе – с утратой носового по «славянскому» образцу (ůnh → ůh) и открытием слога гортанным протезом (hůh), как это случилось, например, в английском: hook – «крюк».
Но наибольший интерес у меня вызывают немецкие формы. Почему? В индоевропейском собрании названий знака «угол», только в немецких удержался первичный звонкий смычной.1 И удивительная знаковость семантики свидетельствует о времени создания – эпоха первоиероглифического письма.
Bug (Bog) – 1) «сгиб», 2) «сустав».
Производные: Bügel – 1) «скоба», 2) «ручка двери», 3) «стремя». Bögen – 1) «изгиб», 2) «лук (оружие)», 3) «дуга», 4) «арка», 5) «лист бумаги».
Видим, что корневой гласный закономерно смягчился под влиянием последующего мягкого. (Регрессивная ассимиляция качества – редкое явление, присущее только германским языкам. Впервые описано Якобом Гриммом в 1822 году.)
Праформа восстанавливается в контексте известных нам мировых материалов, в числе которых основа переразвитого санскритского bhugnas – «гнутый»:
 | bůg | |
bůh | bůch | |
| bůck |
По характеру семантического развития заметно, что словотворцы диалектов уже не придавали значения положению знака в письменном поле: он уже не ассоциировался ни с рогами быка, ни месяцем. Главным в нём стала геометрическая фигурность – изгиб, кривулина. Любой изогнутый предмет получает название знака (до Правила – bůh, с введением Правила bůh-en → bůh-el → bůh-er).
[ В исландск. с другим суффиксом: bugtha – «изгиб, излучина, извилина». Но отдельное bug – не сохранилось. Хотя есть bū – «бык», bukkur – «козёл». В англ. соответствует немецкому слово bow – 1) «сгиб, поклон», 2) «лук (оружие)», 3) «дуга, радуга», 4) «арка».2 В общеанглийском проявляет себя наследие диалектов, закрывавших слог гортанным и губным согласными:
|
 | bůh |
| bůw |
В тюркских языках такое различие окончаний получило классификационное значение: огузо-карлукские наречия (-h), кипчакские (-w). Например, tah = taw – «гора», jah = jaw – «враг», ah = aw – «охота» и т.д.
В европейских языках внимание привлекают реликты типа слав. sneg = snow (англ.), слав. volk = wolv (нем.) и т.д.
Поэтому полагаю, что английскому bow – «дуга» должно было соответствовать название этого знака с гортанным окончанием. Думаю, что позицию общего знака лучше выражает семантика слова bog – «болото» (англ.). О том, что именно так ( 
) выражали понятия – «мягкая почва», «торфяник», «топь» свидетельств в словарях сохранилось множество. Например, м-форма отразилась в том же языке: moss – 1) «торфяник, торфяное болото», 2) «мох» (англ.), mos – «болото», «мох» (д.-в.-н.), muscus – «мох» (лат.). В славянских только последнее значение: мох, мах, мех, мъх... ]
Не восстановив знак, невозможно понять ход мысли словотворца. Что может объединять смыслы «арка» и «лист бумаги»?
И удивляюсь этимологам. Слов с такой откровенной знаковостью в языках множество. Они давно должны были бы навести на ответ. В данном случае – причина разделяющая и объединяющая столь отдалённые друг от друга смыслы (Bögen - «арка», и Bögen – «лист бумаги») – общий геометрический знак, названием которого и было это звукосочетание.
Название свитка → листа бумаги появилось в диалекте, где Правило уже действовало.
[ Принятая в германских и славянских словарях этимология: герм. buch, book, bōk – «книга» и славянские бук – «письмо», «письменный знак» (серб., хорв.), буква – т.ж. (болг.) происходят от названия породы дерева бук. Полагают: вероятно, потому что германцы, а вслед за ними и славяне впервые начали писать на деревянных таблицах из бука (Фасмер I 236).
Связь, возможно, и существует, если допустить, что для письма использовали сначала кору дерева, а не плоские дощечки. А письменная кора (лубок, береста) в иероглифике могли изображаться знаком Быка. Именно лубок, думаю, и подсказал идею письменного свитка – папирусного, пергаментного, бумажного.
До введения Правила называния предметов, подобных знаку, на них переносилось его наименование: bůh – 1) «лубок», 2) «свиток», 3) «письмо», 4) «книга».
В диалектах, где уже действовало Правило уменьшения, этот же предмет назвали bůh-en (герм.), bůh-wa (слав.).
...В приморских диалектах немецкого знак вызывал иные ассоциации. В результате: Bucht – «бухта, залив», Búsen – 1) «залив», 2) «пазуха», 3) «грудь». ]
На пути из глубин прошлого языки вступали в самые неожиданные контакты. О германо-славянских связях сказано много: они на поверхности. О древнейших германо-тюркских встречах в компаративистике разговор ещё не начинался. Зачином могут стать тюркские слова, в которых ощущается действие германского закона регрессивной ассимиляции. (Для тюркских языков характерна прогрессивная ассимиляция, когда качество начального слога передаётся последующему.)
Скажем, протонемецкое bůh-el, давшее немецкое Búckel – «горб» (bückel), в тюркских языках произнеслось бы buhal. Но тюрки заимствовали уже «готовый» термин со смягченным корневым: bükir – «горбатый» (каз.), böker (тат.) и т.д. Сюда же надо, вероятно, причислить bögri – «горб» (тур.), bögri – «кривой, изогнутый» (чагат.). Германизм сей переразложился с выделением ложной основы bük (bök) – «изгиб», от которой образовали глаголы: bükte – «изгибай, сгибай» (каз.), büklä – т.ж. (узб.), böklä (тат.) и т.д.
[ Глаголообразующие форманты -te, -ta (кипч.), -le, -la (огузо-карл.). ]
Во времена германо-тюркского союза тюркские названия знака могли разойтись в европейские языки. По традиции всё французское производят от латинского и слово boucle – «букля, завиток волос» (фр.) ведут от «похоже звучащего» buccula – 1) «щечка», 2) «ротик» (лат.).3
Вполне возможно, что латинское bucca – 1) «полная, надутая щека», 2) «пасть» имеет отношение к знаку северного месяца, но не юного 
bůh, а, скорее, старого перевёрнутого 
bůh-ha (о чём свидетельствует морфология названия). В этом положении знак мог ассоциироваться и с «пастью», и с «надутой щекой», и даже с «ухом» (в диалекте, где утрачивался начальный смычной: ůhha.). Вполне возможно, что уже применялось Правило уменьшительности и в латинском. Тот же знак могли называть buccula. Но тогда французы должны были видеть эту графему, чтобы истолковать по-своему – «завиток волос». Однако, «историко-культурные соображения» такой ситуации не допускают. Кроме того, мешает непонятная синкопа buccula → bucla, возможность которой требует подтверждения сходными примерами.
...Фасмер не объясняет происхождение слова букля – «залив» из северорусского говора (олонец.): «напрашивается сравнение с голл. bocht, нем. Bucht – «бухта, залив», но оно небезупречно в фонетическом отношении» (Фасмер I 237).
Вовлечение в лексическое гнездо тюркских материалов могло бы прояснить многие тёмные места в истории европейской лексики. В том числе и происхождение германских названий бухты.
[ Об активной включённости прототюрков в культурные процессы древней Европы говорит даже такой факт. Римляне для обозначения понятия «рот» употребляли слово ōs (aus), уменьшительное ausculum – «ротик». В тюрко-кипчакских: auz – «рот» (каз), ōz – «рот» (кирг.), āz – т.ж. (гагауз., хак.). В огузских и карлукских непривычный дифтонг прослоился: ahuz → ahyz – «рот» (тур., уз., узб. и др.). В романских использовали латинское название пасти: bocca – «рот» (ит.), bouche (фр.). ]
Тюркское глаголо-имя buc-le сравнимо с англ. bucle – 1) «сгибай, гни, выгибай», 2) «сгиб, крючок, застёжка, пряжка», 3) «застёгивай».
[ Эта лексема ближе и формально, и семантически к фр. boucle – «завиток волос», чем латинское – buccula. Полагаю, англ. слово морфологически и семантически соответствует слав. названию крючка, застёжки – «пуговица»: укр. пуговица, др.-рус. пугъвъ, пугы, род.п. пугъве; пол. диал. pagwica – «пуговица , зоб», словен. poglica – «застёжка, заколка, булавка».
В словарях находят только одну параллель – лтш. puoga – «пуговица». Все остальные «рифмы», скорее всего, случайные созвучия – pungas – «куча, масса» (др.-инд.), puggs – «кошелёк, мешок» (гот.), pungr – т.ж. (др.-исл.). и т.п. См. обзор литературы у Фасмера III 400.
Будущий этимолог, используя палеографию, прежде всего, попытается восстановить графический знак, названием которого было созвучие pug-a, pug-vapug-vi(-ka). И если им окажется «угол», «изгиб», тогда сходно звучащие слова со значениями «горб», «зоб», «холм», «арка» вполне согласуются с «застёжкой», «крючком». Например, рус. пуговина – «горб, возвышенность». ]
Прогрессивная ассимиляция качества, вероятно, сказалась на облике русского бугор – «холм» (bug-ir → bugъr), родственное лишь украинскому бугiр – т.ж. Просвечивает в основе лтш. baugurs – «холм», bugurains – «бугристый». (Сравните, исл. bukkur – 1) «козёл», 2) «кóзлы».)
Так как этимология его не восстановлена, любое продвижение может быть полезным. Например, предполагаю, что привлекаемо и русское слово багор – «крюк», которое тоже пока не получило объяснения и ни в какой контекст не включено.
[ Термин bugor переразлагался с выделением начального слога, в котором опознали определённый артикль bu – «это» (= mu). Такого рода артикль использовался в грамматике тюркских и славянских языков. (Ср. мусор → mu sor → сор.)
В различных диалектах артикль принимал развитые формы – ba-, po- и др. «Узнавался» в диалектах, и слово переразлагалось: поляк → лях, башлык → шлык, посол → сол и т.п. «Артикль» в диалектах перемещался и в постпозицию, возможно с какой-то грамматической целью. Во всяком случае, следует рассмотреть возможность перестройки bugor → bu gor → gorbu → gorbъ.
Возможно, такой перестановкой сопровождалось изменение положения знака в пространстве или количественное сокращение знака:
| bu-gor |
| gor-bu → gorbъ → grobъ |
| gir-bъ → gribъ |
Если так, то протославянам были ведомы названия возвышенностей трёх степеней.
О распространении знаков со славянскими наименованиями для меня свидетельствует отражения в итальянском с характерным превращением стыка согласных в долгий: gorbu → gobba – 1) «горб», 2) «холм» (ит.).
В древнеитальянском диалекте использовали название знака самой малой возвышенности. Полученное слово попало в латинский: gibba – «горб», gibbus – 1) «горб», 2) «выпуклость, вздутие», 3) «горбун», 4) «выпуклый».
В этимологических словарях итальянского языка традиционно возводят итальянское слово к латинскому. Но так как трудно предположить, что gibba могло механически превратиться в gobba, допускают, что возможно существовала незафиксированная латинская gubba, от которой произошли обе формы.4
В другом словаре предлагается иная версия: итальянское слово происходит от не зарегистрированной вульгарно-латинской gobbus, непонятно как возникшей из gibbus.5 ]
Эти эскизные штрихи показывают возможности темы – в афроевразийских языках активно прорабатывались названия знака Быка, уже утратившего первоначальные значения.
Одним из утраченных было, я думаю, – «бог».
1 В других германских также представлены производные от böŋ , но в немецком последовательней и полнее.
2 См. bow – «бык» в основе лат. bovile – «стойло быка, коровы», исп. bovine – «бычий» и т.п.
3 O.Bloch-W.Von War TBURG «Dictionnajre etymologique», 1989, стр.80.
4 Tristano Bolelli, указ.соч. стр.213
5 Giacomo Devoto «Dizionario etimologico», стр.192
