Не всегда в появлении темных мест виновен П-161. Возникают они и от неверного членения строки. По признанию Мусина-Пушкина разобрать рукопись «было весьма трудно, потому что не было ни правописания, ни строчных знаков, ни раздробления слов, в числе коих множество находилось неизвестных и вышедших из употребления»2.
Все это затрудняло чтение рукописи. Мусин-Пушкин опасался допустить ошибки, подобные той, какую сделал Щербатов при разборе грамоты новгородцев князю Ярославу («по что отъял еси поле заячь и Милоацы?», вместо «по что отъял еси поле заячьими ловцы?»)
Однако вопреки собственному предостережению, Мусин-Пушкин допустил при расчленении сплошных строк на слова ошибки, не уступающие щербатовскои: «Кь мети» вместо «къмети», «въ стазби» — «въста зби», «мужа имеся» — «мужаимься» и т.д.
Непонятые редактором слова часто писались с большой буквы и превращались в собственные имена. Так у Мусина-Пушкина получалось «Кощей» — мнимое имя половца, «Урим» — имя воеводы или соратника Игоря.
Рассмотрим случай, когда, неправильная разбивка привела к рождению ложной метафоры. Исследователи, пытаясь поправить Мусина-Пушкина, тратили много энергии и приходили к результатам ещё более курьезным. Литературное бесчувствие ученых читателей порождает порой в «Слове» чудовищные в своей искусственности образы, не свойственные и «Слову» и литературе в целом.
«Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ позвони своими острым мечи о шеломы Литовслiя; притрепа славу деду своему Всеславу, а самъ подъ чрълеными щиты на кроваве траве притрепанъ Литовскыми мечи. И схотию на кровать и рекъ: «Дружину твою, Княже, птиць крилы приоде, а звери кровь полизаша».
Подчеркнутое место Мусин-Пушкин перевел так:
«На семь то одре лежа произнесъ онъ». Поправок было множество. Наиболее интересные исправления следующие: 1) «И схоти юнак рова тьи рекъ». Перевод этого сербо-русского предложения предлагается такой: «И схотел юноша ямы (могилы) тот сказал». Но в словаре автора есть уже термин «уноша» — юноша, и «юнак» не проходит, но, несмотря на это, продолжали: 2) «и схыти юнак рова...» — т.е. похитила юношу могила; 3) «и схопи» — т.е. схапала; 4) «и с хотию на кроватъ и рекъ» — «и с любимцем на кровь, а тот сказал»; 5) «и с хотию на кровать и рекъ» — «и с любимцем на кровать и сказал».
В. И. Стеллецкого шокирует эта картина, и он предложил перевести — «и с милою на кровать»...
Если бы мне пришлось иллюстрировать «Слово», я воплотил бы в красках все сочиненные толкователями образы. И этот эпизод просится под кисть.
Степь, политая кровью трава; разбросаны тела литовцев с помятыми шлемами. Среди поля широкого стоит деревянная кровать с никелированными шишечками. На ней лежит возбужденный Изяслав с любимым человеком (признаки пола коего прикрыты фиговым щитом). А вокруг кровати — трупы, а на них — вороны...
Предложенные варианты разбивок отличаются грамматической и литературной недостаточностью.
Прежде всего грамматической.
1) В разбивке Мусина-Пушкина утрачено, по крайней мере, два сказуемых. Они «подразумеваются».
Этот недостаток не устраняется и следующими «членителями».
2) Начинательный союз «и» в памятнике всегда употребляется перед глаголом. Н. М. Дылевский отметил этот пример как особый: «встречен только один случай с начинательным «и» не перед глаголом — «и с хотию на кровать»3.
Опять исключительная грамматическая ситуация, как в истории с единичным применением «а» в финальной строке. Я рассматриваю весь кусок Изяслава как эпический монолит.
Моя разбивка:
| ...Единъ же | Изяславъ сынъ Васильковъ |
| позвони | своими острыми меча о шеломы Литовскiя; |
| притрепа | славу деду своему Всеславу, |
| а самъ подъ чръленымя шиты | |
| на кроваве траве, притрепанъ | |
| литовскыми мечи | |
| исхоти | юна кров. |
| А тьи рекъ: Друживу твою, кпяже, | |
| птиць крилы приоде, а звери кровь | |
| полизаша. | |
| Не бысь ту брата Брячаслава, ни | |
| другаго — Всеволода. Единъ же | |
| изрони | жемчюжну душу из храбра тела. |
| чересъ злато oжepeлie. |
«Исходить кровью» — устойчивое сочетание во многих славянских языках. Значение его — «умирать от потери крови» (Даль). Вероятно, «исхоти» — написание авторское. Если бы в оригинале значилась форма — «исходи». Переписчик, несомненно, узнал бы ее и сохранил орфографию.
И грамматически и литературно это прочтение точнее.
Вместо ужасной кровати на поле кровавой битвы, вместо любовника Изяславова — простой, известный фразеологизм, точно вписывающийся в образный строй и стилистику эпического текста.
Обидно. Литературы по «Слову» накопилось за два века великое множество. За всем уследить просто невозможно. Особенно за старыми, «провинциальными» выступлениями, которые не попали в основное русло науки по «Слову».
Когда статья уже была написана, мне в каталоге одной библиотеки встретилась карточка: Н. И. Маньковский. «Слово о полку Игореве» — лирическая поэма внука Боянова. Житомир, 1915 г.
Я затребовал и обнаружил в этой книжке разбивку «юна кров» (стр. 98).
Уже тогда можно было избавиться от «любовника на кровати».
А он пребывает на оной до сего дня.
1. Условное обозначение Переписчика XVI века. Соответственно Переписчик XVIII века — П-18.
2. Калайдович К. Ф. Библиографические сведения о жизни ученых трудах и собраний российских древностей графа А. И. Мусина-Пушкина. Записки и труды ОИДР, 1824, ч. II.
3. Дылевский Н.М. Лексические и грамматические особенности языка «Слова о полку Игореве». В кн.; «Слово о полку Игореве» — памятник XII века. М.-Л., 1966, стр.241.
