Отдел X.


Легендарные географии и легендарные истории древнего мира.



Рис. 141. Созвездие Гидра, с Чашей и Вороном на своей спине, скрывается в Цветущей ветви. Из книги Радинуса (Radinus Sideralis Abissus). 1511 г. Книгохранилище Пулковской, обсерватории.

 

ГЛАВА I.

Апокрифы и апокрифы!


Рис. 142. Древняя география. Земля по представленьям средневековья. Вверху Европа. Внизу часть Азии и Африки. Надписи сделаны верхом вниз, так как в средние века север на картах был обращаем книзу. Из книги Сакробуста (Sacrobusto: Opusculum Spericum). 1491 г. Книгохранилище Пулковской обсерватории.

 

Мы уже видели, что наиболее характерной формой научного и литературного творчества средних веков является правдоподобная или сказочная апокрифическая легенда со всевозможными чудесами.

«Апокрифирование» — это была манера приписывать свои собственные сочинения самым древним писателям для того, чтоб такие писания обратили на себя внимание современников, ценивших лишь древнюю мудрость и древнюю литературу и презрительно относившихся к своим современным. Вот почему даже в эпоху Возрождения почти все естественно-научные выводы писались от имени Аристотеля, а нравственные поучения или рассуждения по поводу религиозных книг, как и полемика с еретиками, сочинялись от имени кого-нибудь из излюбленных «столпов» первых веков христианства и особенно от имени Иоанна Хризостома. Да и чисто литературный произведения, например, стихотворения, тоже подчинялись этой моде и писались от имени кого-нибудь из до-христианских поэтов, комиков или трагиков.

Такая же манера еще более широко практиковалась в средневековых исторических рассказах о жизни древних народов, да и не мудрено. Ведь все такие рассказы встречались с доверием лишь в том случае, если читатель верил, что они принадлежат современникам тех событий, о которых повествуют, а не написаны его собственными приятелями и знакомыми по разного рода чисто «умственным соображениям».

Чему же удивляться после этого, если и в тех случаях, когда кому-нибудь из средневековых мыслителей приходили в голову сомнения в истинности тех или других церковных догматов или в достоверности того или другого признанного господствующей церковью факта, то он излагал и их от имени кого-нибудь из очень древних еретиков? Ведь в этом последнем случае он имел даже особенно уважительные причины, так как скажи он это от себя, его, вероятно, сожгли бы живым или сделали бы с ним что-нибудь другое, не особенно приятное.

Часто такие апокрифы так наивны, так полны анахронизмов, т. е. упоминаний об открытиях или событиях позднейшего времени, что для современного исследователя ничего не стоит обнаружить не только их подложность, но нередко и самую эпоху составления данного документа.

Однако средневековые авторы, или авторы эпохи Возрождения, не во всех случаях были так глупы. Нередко они так искусно входили в тон древней эпохи, что обнаружить подлог долго не удавалось, и в таком случае они приносили огромный вред. Взгляды, мысли и представления своих позднейших веков они приписывали таким векам, для которых они были совершенно чужды, и этим делали невозможным вывод общих законов эволюции человеческой мысли, человеческого знания, человеческой общественной жизни и даже человеческого характера в доступную нашим исследователям историческую эпоху. Приписав более древним эпохам строй мысли, которого они не имели, средневековые апокрифисты позволили нашим новейшим археологам и палеографам, всегда склонным придавать находимым ими документам наибольшую из всех возможных древностей, относить их к таким временам, которые нередко на много веков превышают их действительную давность.

В результате, чем более увеличивались находки таких «памятников древности», тем более запутывалось дело, хотя оно и приобретало кажущуюся стройность, благодаря тому, что прежние историки при своем пользовании тем или другим, чисто легендарным, документом, встретив в нем явную нелепость, отвергали документа не целиком, а только его явно неправдоподобную, или противоречащую другим документам часть, пользуясь всем, что было по внешности «правдоподобно» в остальном изложении.

В результате легенда сделалась историческим фактом и существовала, как такой, вместе с другими, тоже очищенными от сказочной части фантазиями средневековья, или эпохи Возрождения, пока какое-нибудь неожиданное научное открытие не обнаруживало ее неправдоподобности и не выбивало этим камня из вавилонского столпотворения древней истории.

Как один из ярких примеров легендарного творчества в области чистой науки, я приведу еврейское географическое сочинение Сефер Элдад-Гадани (т. е. книга Эльдада-Гадани).

В конце IX века этот еврейский путешественник — говорят нам его комментаторы эпохи Возрождения — взволновал умы своих соплеменников рассказами, будто в восточной Африке, в стране Хавила или Куш (Эфиопия) живут и до сих пор четыре колена Израиля: Дан, Нафталин, Гад и Ассир, как самостоятельные государства, и обладают Библией и Талмудом на чистом еврейском языке. Он и сам был уроженцем этой страны и прибавлял в свой еврейский язык время от времени слова, непонятные для его гостеприимных слушателей.

За областью этих четырех колен, — рассказывал он, — за рекой Самбатион, находится блаженная земля левитов. называющих себя бне-моше (потомки Моисея). Они живут, довольные и счастливые, в прекрасных домах с садами и полями, изучая закон Моисея и доживая до самых преклонных лет. Страна их недоступна для обыкновенных людей потому, что река Самбатион страшно бушует 6 дней в неделю, выбрасывая из своей глубины огонь, камни и песок, и отдыхает только по субботам. Соседние с ней жители из четырех вышепоименованных колен переговариваются с левитами по субботам, приходя на берег реки во время ее отдыха, или обмениваются с ними письмами по голубиной почте.

В отдаленных землях Азии Эльдад видел и остальные шесть колен Израиля. Из них Рувим, Эфраим и половина Манасии ведут кочевую жизнь, а другая половина Манасии, вместе с коленами: Исахаром, Завулоном и Симеоном, живут оседло и мирно.

И везде читали эту книгу с полным доверием в конце средних веков. А когда какой-нибудь скептик высказывал сомнения, то ему отвечали другой легендой, будто кайрукские ученые уже делали в 890 году запрос ректору Сурской академии, Цемаху, следует ли доверять Элдаду, и ректор им ответил, что на него «можно положиться».

И однакоже, что теперь осталось от этой географии десяти колен «Израиля-Богоборца», когда после Колумба, Кука, Ливингстона и других великих путешественников, вся земная поверхность стала нам хорошо известна и нигде не оказалось ни огнедышащей реки, ни десяти Израилевых колен?

Точно то же рано или поздно произойдет и с тема фантастическими географическими картами древней Палестины, на которых детально вычерчены границы этих колен, хотя такие карты «рассудку вопреки, наперекор стихиям» и прикладываются еще ко всем современным атласам древней истории...

Все это только картографические легенды, потому что и самые десять колен Израиля лишь астрологическая аллегория.


 

Да и самая до-христианская история евреев, как нации, повидимому, такая же легенда. Впервые псевдо-научно обработана она была лишь в книге, появившейся перед глазами ученых тоже в эпоху Возрождения или незадолго до нее. Это была книга «Иудейские древности», написанная на греческом языке и приписанная ее издателями «еврею второго века — Иосифу Флавию».

В первой ее части, излагающей историю «иудеев от сотворения мира», автор, главным образом, перефразирует библейские сказания, начиная свой труд так:

«Вначале сотворил Бог небо и Землю.1 И так как последняя была невидима и скрыта в глубоком мраке, а дух носился над нею, то Господь повелел создаться свету. Обозрев по возникновении его (и, очевидно, с его помощью) всю материю в ее совокупности, Бог отделил свет от тьмы и дал последней имя ночи, а первый назвал днем; начало же возникновения света и прекращения его он назвал утром и вечером.

«Так возник первый день.

«После этого, во второй день, Бог раскинул над всем небо (здесь автор забыл, как, по его же словам, небо было уже сотворено вначале), потому что Бог счел необходимым отделить небо от всего остального, как нечто самостоятельное, и окружил его кристаллом (рис. 143—144), в который для орошения Земли включил, весьма кстати, и воду и сырость».

«На третий день Он поставил Землю, разлив вокруг нее море, и тотчас вызвал из земли растения и семена».

«На четвертый Он украшает небо Солнцем, Луною и остальными светилами, определив их движения и пути, для того, чтобы тем самым определить перемены времен года».

«На пятый день Бог создал рыб и птиц, назначил первым глубь морскую, а вторым — воздух и сблизил попарно каждых в половом отношении для воспроизведения потомства, распложения и умножения их рода».

«На шестой день Он создал четвероногих животных, сотворив их самцами и самками. В этот же день Он сотворил и человека»...

«А на седьмой день Бог почил и отдохнул от трудов своих. Отсюда и мы в этот день воздерживаемся от трудов, называя его саббатон. Имя это на еврейском языке означает отдых».2


1 «Иудейские древности», по переводу Генкеля, 1900 г.

2 По-еврейски: שבתון (шбтун) — праздник.



Рис. 143. Египетское северное небо. Из книги Корбиниануса
(Corbinianus: Firmamentum Firmianum). 1731 г.
Книгохранилище Пулковской обсерватории.

Рис. 144. Египетское южное небо. Из книги Корбиниануса
(Corbinianus: Firmamentum Firmianum). 1731 г.
Книгохранилище Пулковской обсерватории.

 

Рассказав затем о сотворении в следующую неделю женщины из ребра Адама, автор так повествует о построении рая:

«Бог устроил на востоке сад и насадил в нем всевозможных растений; среди последних находились одно — дерево Жизни, а другое — дерево Познания, по которому можно было бы узнать, что такое добро и что такое зло. Затем он ввел в тот сад Адама и жену его и повелел им ухаживать за растениями. Этот сад был орошаем рекою которая обтекает вокруг всей Земли и распадается на четыре рукава. Из них Фисон — это имя значит: множество3 — течет по направлению к Индии и впадает в море. Он называется греками Гангом. Евфрат и Тигр текут в Красное (!) море, при чем Евфрат называется по-еврейски Форà, что означает: распространение или цветок.4 Тигр же называется Тиглатом,5 (Diglath), чем определяется нечто узкозастроенное (!?). Река же Геон,6 протекающая через Египет, означает «текущий к нам с востока». Греки называют его «Нилом».


3 פישון (фишун) по-еврейски значит вовсе не множество, а течение. Автор „Иудейских древностей“, Флавий, писавши по-гречески оказывается, плохо знал еврейский язык и руководился в своей „Истории иудеев“ греческим церковным переводом Библии, как видно и по другим местам.

4 И это место „Флавия“ тоже очень характерно. По-еврейски Евфрат пишется не форà, (φορά), как автор изображает его греческими буквами, а פרת (ФРТ), что означает „сладкая вода“. Но похоже на него по внешности пишется еврейское слово פרה (фрэ) — цвток. „Флавий“ явно не знал, как пишется по-еврейски Евфрат, или не разобрал в словаре, где справлялся, разницы ת от ה и, таким образом, смешал смысл обоих слов. Отсюда видно, что он, утверждавший, будто жил долго в Палестине, знал лишь только еврейскую азбуку и разбирался в еврейском языки по словарю, да и то плохо!

5 Опять не верно. По-еврейски, вместо Тиглата, в Библии стоит הדקל (ЭДКЛ) — зыбкий, непостоянный. Только в греческом церковном переводе и в латинской Вульгате, вместо Эдкла, стоить здесь Тигр. По нему, а не по еврейскому тексту, изучал Библию „Флавий“!

6 Еврейское имя реки Гион (גיהון), названной в греческом переводе Библии Гихоном, можно перевести: стремящийся к нам, но о востоке, здесь ничего нет.


Этих двух цитат из самого начала разбираемой нами теперь греческой книги «Иудейские древности Флавия», совершенно достаточно, чтобы показать читателю, что сочинение его в своей основе составляет перефразировку библейских исторических книг с собственными умозаключительными выводами автора.

Мы видим, как мало справедливы оказываются его география и космогония, если мы составим их по его книге, и потому мы прямо можем ожидать, что так же мало справедлива окажется и его история «иудейских древностей». В первой ее части мы, по крайней мере, видим его первоисточники в имеющихся у нас библейских книгах и можем критиковать, вместо него, прямо их... А относительно последней части его повествования мы не имеем даже и этого облегчения. Для всего периода между 140 годом до начала нашей эры и до 66 года после нее мы не знаем для истории евреев никаких источников, кроме него. Все составляется и теперь по нему одному.

Вот почему в высшей степени интересно знать, как отнеслись современники к его книге в то время, как она впервые появилась в свет. Ответ на этот вопрос (хотя мы и не знаем точного времени ее появления) мы находим в другой книге, приписываемой тому же автору, в которой он сам рассказывает, что его образованные современники относились к его «Иудейским древностям» в высшей степени насмешливо, утверждая, что «иудейского народа», как древней нации, никогда даже и не существовало на свете. Книга, о которой мы говорим теперь, пришла к нам, как и «Иудейские древности», тоже лишь в изданиях эпохи Возрождения.

Мы не знаем даже, как она называлась при своем появлении. «Заглавие, которое дал этому своему сочинению сам автор, остается сомнительным.7 Обращаясь к изданию сочинений Иосифа Флавия, сделанному Низе,8 мы видим, что это та же книга, которую «св. Иероним» называет: «Против Апиона (Contra Apionem)»; «Евсевий» и «Ориген» именуют ее: «О древности Иудеев» (Περί τῆς τὦν Ίουδαίων άρχαιότητος) и «Порфирий»: «Обращение к грекам (Πρός τούς «Ελληνας»).

Я нарочно ставлю здесь в кавычках и «св. Иеронима» и «Порфирия» и всех других для того, чтобы читатель ни на минуту не забывал, что говорится здесь не о достоверных книгах Иеронима, Порфирия и пр., а о рукописях эпохи Возрождения, принятых получившими их издателями за произведения этих древних авторов.9 Даже имя «Флавий» оказывается здесь псевдонимом: флавиями назывались вообще потомки императора Веспасьяна, а настоящее имя Флавия, как думают, было Исиф бен Маттафия. Оказывается, что писатели конца средних веков даже и полемизировали друг с другом не от своего имени, а апокрифически: один говорил от лица одного из древних мудрецов, а другой — возражал ему от лица другого! А если при этом вмешивался в их полемику еще третий, то и он брал своим псевдонимом какого-нибудь третьего древнего мудреца и ругал от его имени двух первых! В таком же виде составлялись и диалоги древних мудрецов.


7 См. „О древности Иудеев“, русский перевод Израэльсона и Генкеля, 1898 г.

8 „Iozephus", editio Nieze. 1883—1896 г., v. V; Prefacio, стр. III.

9 Об этом  Müller: Des Flavius losephus Schrift gegen den Apion, стр. 17; Gutschmid: Kleine Schriften, IY, 355.



назад начало вперед