Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса.

Часть первая. Великорусский пахарь в XVIII столетии

Очерк седьмой

ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ СКОТОВОДСТВА

В Центральной России, и прежде всего в нечерноземной полосе и приокской зоне деградированных черноземов, условия для развития скотоводства были неблагоприятны. Суть их весьма толково еще в XVIII в. сформулировал безвестный нам создатель топографического описания Тверской губернии. Первая причина состояла в недостатке "угодий к продовольствию онаго [скота] в летнее время, ибо земли делятся везде токмо на три поля" и нет постоянных пастбищ. "Летом скотине на дворе корм не дается", так как его не хватает на зиму, и пастьба идет поначалу на лугах сенокосных, пока их не закроют, а потом на паровом клину. Когда пары навозят, а это бывает примерно с 12 июня, то скотина "от недостатку [подвергается] изнурению, когда два поля посеены хлебом, а третие приготовлением под посев заня­ты". Вторая причина слабого развития скотоводства состоит в длитель­ности содержания животных на дворовом корме": ведь скот "почти семь месяцев довольствуется сухим кормом". Сочные корма отсутству­ют, так как при трехпольном севообороте для них нет земли, не говоря уже о том, что на них нет резерва рабочего времени. А семь месяцев стойлового содержания — срок огромный. Ведь такой ситуации нет ни­где в Европе, не говоря уже о США, Период стойлового содержания усугубляется жестокими морозами зимы. И в этом наш наблюдатель ви­дит третью причину худого в Центральной России скотоводства, слабо­сти и малорослости животных. Ведь в мороз скотине нужны рационы, увеличенные в два-три раза, так как "крупная [скотина] по всю зиму хо­дит по двору и от стужи много претерпевает".

Пространства огромны,
а сенокосов мало

Итак, в конечном счете все сводится к проблеме кормов, проблеме, на первый взгляд, довольно странной, поскольку тер­ритория России обширна, богата и лесами и лугами. Однако при более при­стальном взгляде выясняется, что это не так. Ведь мы только что убеди­лись, что в условиях Центральной России крестьянин был резко ограничен в возможностях расширить свою пашню. Та же закономерность и с лугами и сенокосами. Вот данные об обеспеченности сенокосами, накопленной наро­дом за века, на 80—90-е гг. XVIII в. (см. табл. 1.12).

Приведенные в таблице № 1.12 данные, собранные и обработанные И.Д. Ковальченко и дополненные нашими расчетами, можно прокоммен­тировать, привлекая некоторые общие для крестьянского хозяйства поло­жения. Одно из них гласит, что на десятину пашни необходимо иметь 1,24 дес. луга. Разумеется, эта норма выступает как некий идеал и в жизни могут быть отклонения от него. А из данных таблицы следует, что даже в конце XVIII в. отклонения эти просто разительны. За ис­ключением Архангельской губ. и малоосвоенных в то время территорий Саратовской и Оренбургской губерний, почти всюду, за исключением Воронежской губернии, где соотношение было в норме, сенокосов и лу­гов было во много раз меньше нормы. В Новгородской, Псковской, Смоленской, Костромской, Ярославской, Тверской, Калужской, Рязан­ской, Орловской, Вятской губерниях сенокосов было в 6—10 раз мень­ше указанной нормы. А ведь это большая часть исторического ядра Рос­сии. В Нижегородской и Тульской губерниях сенокосов меньше нормы в 11—15 раз. И только в 7 губерниях (Вологодской, Олонецкой, Петер­бургской, Пензенской, Симбирской, Саратовской и Пермской) сенокосов меньше нормы лишь в 2—4 раза.

Невольно возникает вопрос, так как же развивалось скотоводство в Центральной России, как русское крестьянство приспосабливалось к таким условиям.

Разумеется, в реальной жизни было много сложнее. В тех или иных гу­берниях были местности, весьма благоприятные для скотоводства, хотя су­ществовали и такие территории, где содержание скота (а он необходим был прежде всего для удобрения пашни) было делом далеко не простым.

Начнем с северных регионов, ибо там лугов и сенокосов было немало.

Таблица 1.12. Обеспеченность сенокосными угодьями в конце XVIII в.

Северные пажити

 На Европейском Севере, в частности в Архангельской губ., кормовых ресурсов было более чем достаточно (правда, главным образом в Нижнем Подвинье). Обычными травами Севера были: пырей, осоты, хвощ, метла, везель, треста, красноголовник, мелкая листовая трава (мур, багула, вахка). Лучшими считались пырей, везель, мышьяк, хвощ, листовник и сопульник. Косили здесь особыми косами-горбушами, "коими косят сено нагнувшись в весьма тягостном положении тела" (см. рис. 19). Горбуша была в ходу и на Мезени, и в других краях губернии. Впрочем, это орудие пытались применить и на уборке яровых, но яровой косить не пошло в употребление". Видимо, северный хлеб был слишком ценен и его предпо­читали бережно жать серпом. Кроме отличной кормовой базы, благоприят­ным условием для скота был почти постоянный морской ветер, поэтому, как считали современники, эпизоотии здесь практически не было. В Холмогорах "средственный", т.е. средний крестьянин имел одну лошадь, трех коров, двух быков для откорма на продажу, двух телят и пяток овец. В Шенкур­ском у. средний крестьянин имел двух лошадей, четырех коров, двух быков, шесть овец и пару свиней. Домашней птицы в этих районах вообще много не держали — на двор по пять куриц.

В соседнем Олонецком наместничестве условия для скотоводства были также благоприятны. Сенные покосы, по свидетельству современников, были здесь "изобильны", а "лутчие по берегам рек", "не меньше знатное получа­ется количество сена и на ращищенных среди лесов пожнях, обделования которых толиких же требует трудов, с какими сопряжена и разчистка нив..." Лучшими в крае считались луга и пожни, "которые перемешаны щевелем, мышняком с метликою и трилиственником". В Петрозаводской, Олонецкой, Вытегорской и Повенецкой округах, как и в Архангельской губ., "сено ко­сят так называемыми горбушами, которыя имеют вид серпов и насаживают­ся на коротком изогнутом чер[е]н[к]е, так что не наклоняясь косить не можно. Несмотря на трудное положение тела при кошении сена горбушами, поселяне находят себя принужденными употреблять оные по причине множе­ства камней, пней и кочек на лугах и пожнях находящихся". В Каргопольском уезде, в отличие от других, "косют сено косами, «стойкою" именуе­мыми, потому что косют ими не наклоняясь".

Между прочим, практика косить траву косами-горбушами перекочевала с Европейского Севера на Урал, В частности, в Ирбитском у. косят горбу­шами, так как "трава очень высока и густа..." (да и "литовками не косят и не умеют"). Укосы здесь были очень высокими ("копны ж делают посред­ственные, которых на десятину ставят по 30-ти в ыных луговых ниских мес­тах и более"). Считая в обыкновенной копне по 4—5 пудов, получаем итог: с десятины 120—150 пудов. "Трава в копнах стоит в ведреное время по три дни, а в ненастье по неделе и более и при просушке (т.е. после просушки, — Л. М.) мечут в стоги и в скирды, а копны возят на лошадях, опутавши ве­ревкой" (способ широко известный в Центре России). Стога огораживают остожьями, но кормить скот начинают лишь зимой ("в селениях возят по первому зимнему времени, ибо скот у крестьян очень долго осенью в полях ходит, а неработные лошади и зимняго времени захватывают"). Укладка скошенного сена во всем Олонецком крае одна и та же. Стогн ставят между "воткнутыми рядом жердями и подпирают оные со всех сторон".

Скота в Олонецком краю было поменьше, чем в соседнем Нижнем Подвинье. В южной части Олонецкой провинции и в долине р. Свирь в 60-х гг. XVIII в. "посредственный (т.е. нормальный, обычный, — Л. М.) крестьянин держит не более двух коров, двух или одну лошадь, четыре овцы и че­тыре свиньи". Козы встречаются у очень немногих. Видимо, в целом с се­нокосом (а главное, со временем для него) было не так уж и хорошо. Ведь лугов было в 4 раза меньше нормы.

В Вологодском наместничестве в наиболее заселенном районе по левую сторону Двины условия для разведения скота были наименее благоприятные. Да и в целом в губернии сенокосов было в два с лишним раза меньше нор­мы. В окрестностях самой Вологды наблюдался острый недостаток "в хоро­шем корме и пажити, а притом и худыя погоды причиняют весьма часто скотский падеж". "Самый лучший скот разведен по Вычегде и наипаче около Яренска, где почва содержит в себе столько соли, что болота весьма много оною напитаны". По иронии судьбы, для земледелия здесь условий, наоборот, не было. Если в Вологде число теплых дней достигало 60, в Устюге — 48, то в Яренске их было всего 24, а уро­жай ржи: "едва ли родитца сам-друг".

Поемные луга
Подмосковья

В двух центральных губерниях — Московской и Тверской — луговых угодий было в 5—7 раз  меньше  идеального  норматива,  хотя  и здесь встречаются местности с благоприятными условиями. Особенно отли­чалась этим Московская губерния, где было "много поемных (заливных) лу­гов", расположенных в долинах таких рек, как Москва-река, Ока, Нара, Лопасня, Шерна, Клязьма, Пахра и другие малые реки и речки. В таких уездах, как Бронницкий, Воскресенский, Подольский, где реки имели отлогие берега, по низким местам накашивали по 150—200 пудов с указной десятины. А в Серпуховском уезде были такие места по берегам Оки, Нары и Лопасни, где "почти и невероятно, что с десятины накашивают до 400 пудов в один раз". Однако таких мест было не столь много, и в боль­шинстве случаев "в отдаленных от рек местах покосы бывают по пустошам, долинам, оврагам, а часто и по лесам". В Звенигородском уезде было "немалое количество водою понимаемых лугов", но много было и бедных травостоев. Покосы здесь часто совершались и в августе "за (из-за, — Л. М.) малосеменством, худою и ненастливою погодою". В пойме же р. Дубны огромный весенний разлив столь долго держался ("а сбывает очень медлен­но"), что, наоборот, ухудшал качество лугового травостоя. Несмотря на отсутствие поемных лугов, в Можайском и Верейском уездах травостой да­вал очень хорошие укосы. "Почти везде хороши" покосы и в Волоколам­ском уезде. В Тверской губернии заливных лугов было мало, так как в большинстве своем реки крутояры, и сенокосы были в основном по сухо­долам, лесам и болотам. Пожалуй, лишь в Тверском уезде были в доста­точной мере и заливные луга, и хорошее сено. Особенно хороши покосы в Вышневолоцком у. были "по запущенным нивам, в лощинах лесов". В Калязинском у. поемные луга были по берегам рек Нерли, Жабни и Ходчи. В Зубцовском, Старицком, Кашинском, Ржевском, Бежецком уездах поем­ных (заливных) лугов было мало". В частности, в Кашинском у. большая часть сенокосов располагалась по сухим местам, по болотам, "между лесом" и в кустарниках, а в Бежецком уезде берега рек были слишком низки, это были топкие низины с осокой и острецом, то есть весьма неподходящими для скота травами. В Осташковском уезде "сенокосов мало, травы болот­ные, лесистые и осошные".

Крестьяне Новоторжского уезда различали сенокосы на "утолочные" и "пустотные". "Утолочный (сенокос, — Л. М.) называется в полях или близ оных, где скот в подполненное (подполуденное, — Л. М.) время паст­ву имеет. На таких местах травы хотя мельче, но чаще и съедобнее, а при­том вдвое почти увесистее и к корму спорее. Пустошное и всякое лесное и болотное сено волокнисто, но не споро для корму".

На материалах топографических описаний Московской и отчасти Твер­ской губерний можно с приемлемой точностью определить средний укос с указной десятины, отталкиваясь при этом от наиболее часто встречающегося размера так называемой "волоковой" (нестационарной) копны сена. В Мос­ковском, Старицком, Весьегонском и Тверском уездах волоковая копна ве­сила от трех до четырех пудов. В Ржевском у. она была 2—3 пуда, в Вышневолоцком у. — 4—6 пудов, в Новоторжском у. — 4—5 пудов, в Рузском у. — 3—5 пудов, в Можайском у. — 5 пудов, в Зубцовском у. — 3—6 пудов. Следовательно, средний размер был равен примерно 4 пудам (3.8 пуда).

По ряду уездов зафиксированы примерные укосы с указной десятины (2400 кв. саж.). Так, в Серпуховском у. средний укос 10—12 волоковых копен (44 пуда), в Верейском у. — 10—15 волоковых копен (52 пуда), в Коломенском у. в урожайный год — 40 волоковых копен (ок. 160 пудов), а в плохой год — 20 волоковых копен (80 пудов). В Дмитровском у. нака­шивали до 25 волоковых копен (иногда меньше), то есть примерно 100 пу­дов, в Клинском у. — свыше 170 пудов, в Волоколамском у. — около 50 пудов, в Звенигородском у. — 100 пудов и более, а в Можайском у. — около 90 пудов. По Рузскому уезду укос с десятины был 8—10 волоковых копен, то есть в среднем 37—40 пудов. В среднем это дает 88,4 пуда с десятины.

В Тверской губ. укосы были, видимо, ниже. В районе юга Олонецкой провинции и около р. Свирь обычный укос очень мал — 25 пуд. с десятины. Еще меньше — 15 пудов снимали с десятины в Галицкой провинции. В Переяславль-Залесской провинции в хороший год снимали до 100 пудов с дес., но таких сенокосов было мало. Во Владимирском уезде хороший год давал 90 пуд. с дес., а обычный всего 50 пудов. В Рязанской провинции в хороший сенокос получалось всего до 60 пуд. с дес., "а в прочие года менее". В соседней Тульской провинции, в Каширском уезде "в добрый год" получали не более 50 пуд. с дес., а обычно 30—40 пудов. Таким образом, 100-пудовый укос, принимаемый некоторыми исто­риками за норму, был практически недосягаемым идеалом, а 60-пудовый был реальным далеко не всюду.

Шесть голов на тягло:
много или мало?

Это подтверждается реальным наличием скота в крестьянских дворах и хозяйствах, хотя наши данные носят лишь приблизитель­ный, оценочный характер. Так, в Кашинском у. Тверской губ. в 70-х годах XVIII в. каждый крестьянин-тяглец, по свидетельству В. Приклонского, имел 1 лошадь, 2 коровы или корову и телицу, две овцы, одну свинью, де­сять кур. Козы встречались редко. В 80-х годах нормальный ("средствен­ный") крестьянин Корчевского, Калязинского, Вышневолоцкого и Старицкого уездов той же губернии имел двух лошадей, двух коров, двух овец и одну свинью (и 5—8 кур). В Ржевском уезде однотяглый крестьянин имел столько же лошадей, коров и свиней, но чуть больше овец (3 овцы). В Краснохолмском у. тот же " средственный" крестьянин отличался лишь тем, что у него было 3—4 свиньи. А в Новоторжском у. кроме двух ко­ров, как правило, был еще подтелок. В Бежецком у. помимо двух лоша­дей, двух коров средний крестьянин имел еще подтелка (или телицу), двух свиней, но одну овцу. В Весьегонском у. типичный крестьянский хозяин имел лишь одну лошадь (но две коровы, две овцы, одну свинью и 5—6 кур). Уровень обеспеченности скотом в Тверской губернии ниже всего был в Осташковском у. Здесь средственный мужик имел одну лошадь, одну корову, одну-две овцы, одну свинью и до пяти кур. Наоборот, уровень вы­ше среднего был в Зубцовском уезде (три лошади, три коровы, две овцы, две свиньи, одна коза и до 10 кур).

По Московской губернии есть данные по Можайскому уезду. Здесь средственный крестьянин имел две лошади, две коровы, четыре овцы и одну-две свиньи. В южных уездах, вероятнее всего, скота было больше. А там, где земля и покосы скудны, — меньше. В частности, по Богородицкому уезду наблюдатель отметил очень низкую обеспеченность лошадьми: одна лошадь на две мужские души, "а инде на три души", то есть на тягло одна лошадь, а иногда 0,7 лошади. В Рузском уезде это обеспеченность бедно­го крестьянина (одна лошадь, одна корова и две-три овцы). Богатые кре­стьяне этого уезда (да, видимо, и губернии) имели до 8 лошадей, до 10 ко­ров, до 15 овец и по четыре свиньи.

Во Владимирском уезде в 60-х годах помещичьи и дворцовые крестьяне имели от одной до трех лошадей, одну корову, от двух до пяти овец, две-три свиньи. У бывших монастырских (экономических) крестьян было от двух до четырех лошадей, по три-пять коров, три-пять свиней, от пяти до десяти овец, по одной-две козы. У зажиточных бывало и более десяти ло­шадей, более пяти коров и т.д."¹ В Переяславль-Залесском уезде уровень численности домашнего скота примерно тот же. Монастырские и государст­венные крестьяне имели здесь "каждаго рода по пять и более голов скота. У помещичьих крестьян "по неимуществу и бывает по две и по три лошади, тож и рогатого скота, овец и свиней.

В районах по границе нечерноземной и черноземной зон уровень ското­водства не выше. В Рязанской провинции в 60-х годах помещичий "несемь-янистой крестьянин" имел две лошади, одну корову, 5—6 овец и 5—6 свиней. В Калужской провинции у помещичьих крестьян на тягло (т.е. два работника: 1 мужчина, 1 женщина) приходилось по две лошади, одной-две коровы, четыре овцы и одной свинье.

В Каширском уезде Тульской губ., по сведениям А.Т. Болотова, в 60-х гг. XVIII в. испытывался недостаток в лошадях. Коров у многих крестьян бы­ло лишь по одной, "но во многих дворах не было ни одной коровы. Овец на двор насчитывалось от пяти до десяти. При этом шерсти на нужды хозяйства явно не хватало. У редкого крестьянина, замечает А.Т. Болотов, было три коровы, 15 овец, 8 свиней и 2—3 козы. Многие имели лишь по одной-две коровы, 5—8 овец, 4—5 свиней. Это считалось весьма невысоким уровнем скотоводства не только в Каширском у., но и в Переяслав­ском, где общий уровень скотоводства 60-х годов оценивался как "умерен­ный", так как "нет диких полей и больших степных мест".

В Рязанской провинции, где на двор было по две лошади, не осуществ­лялось даже воспроизводство конского поголовья ("а лошадей достают по­купкою из разных степных мест" и не всякий содержит кобылицу). Не­хватку лошадей отмечала анкета по Владимирскому уезду.

При таком среднем уровне численности скота товарный выход излишков скота имело лишь зажиточное и часть среднего крестьянства. Видимо, в целом несколько более высокий уровень скотоводства был в районе опольев (Владимирского, Суздальского, Переяславского и Калужской провинции). И все же основная цель скотоводства всей этой зоны — удобрение полей. В ответах по Переяславской провинции так и писали: "Польза от них... та, что он (крестья­нин, — Л. М.) получает навоз, для удобрения земли весьма нужной".

Обеспеченность скотом
Черноземья

Скотоводство в черноземных и степных районах имело наиболее благоприятные условия и с точки зрения природно-климатической, и с точки зрения экономической (особенно в период после прекращения набе­гов степных кочевников и полукочевников, завершившийся освоением Причер­номорья и Северного Кавказа). Однако в более длительной перспективе уже в конце XVIII столетия потенциальную угрозу степному скотоводству представлял процесс своего рода сползания земледелия во все более южные районы на уникальный по плодородию чернозем, и лугов не стало хватать. Вместе с тем грозной реальностью это стало лишь примерно к середине XIX столетия.

Итак, в южных черноземных губерниях уровень скотоводства был зна­чительно выше. В Орловской провинции у государственных крестьян было от 10 до 30 овец, десять свиней на двор. В Елецкой провинции "некото­рые" (зажиточные) крестьяне имели до 15—20 лошадей, 5—6 коров, 20— 30 овец и 15—20 свиней. По расчетным данным, сделанным в 1784 г. по Курской губернии, уровень содержания скота у государственных крестьян был следующим. Зажиточные имели в среднем на двор по 10 лошадей, 10 коров, 10 овец и 50 свиней, у средних — по 5 лошадей, 5 коров, 5 овец и 25 свиней, у бедных — по 2 лошади, одной корове, 5 овец и 10 свиней. Уровень скотоводства у помещичьих крестьян губернии был существенно ниже — в среднем на двор по 3 лошади, 3 коровы, 10 овец и 15 свиней. В Ливенском уезде Воронежской губернии, по описанию 1781 года, у зажи­точных земледельцев были настоящие табуны лошадей (до 60 голов), стада ро­гатого скота (до 60 голов) и овец (до 300 голов). В Калитвенском уезде чис­ленность рогатого скота доходила до 50, 100 и 200 голов, а овец от ста и до тысячи голов. В Острогожском уезде рогатого скота зажиточные имели по 15, 20 и 30 голов, а овец по 200, 500, тысяче голов, а у некоторых по полторы тысячи голов. Во дворах среднего достатка было по 5, 10 и 15 голов рогатого скота и по 50—100 овец. В Заволжье и Оренбургской губ. скотоводство бы­ло сильно развито у казачества. Среди них было "много" таких дворов, где бы­ло 20 и "гораздо больше" лошадей, и редко встречались имеющие лишь по 3— 4 лошади. Государственные и даже помещичьи крестьяне "наибольшей ча­стью" имели по 2—3 лошади и "нередко" от 10 до 20 и более лошадей.

Вполне естественно, что при таком уровне развития скотоводства товар­ность его, особенно у зажиточной прослойки, была очень высока.

Домашние свиньи
на лесных кормах

Однако в Черноземном регионе благоприятные условия были не всюду. Расцвету скотоводства в Тамбовской губернии, хотя там условия были благоприятны, мешали эпизоотии: "во всех округах... каждой почти год, невзи­рая на предосторожности, от правительства употребляемые, великое препятствие скотоводству причиняет падеж, а особливо рогатому скоту". Купечество Там­бовской губернии регулярно покупало в других наместничествах рогатый и мел­кий скот и пригоняло его "почти во все города здешнего наместничества". Кроме того, губерния неравнозначна и климатически. Так, "между городами Тамбовом и Хоперским и между вершинами рек Цны и Савалы весьма ощути­тельно означается весною перелом климата тем, что часто от Тамбова до верхо­вья оных рек ездят на санях, когда в самое тож время от вершины их далее вниз Хопра по зеленым лугам пасут уже стада". Возможно, именно по этим причинам "лошади, овцы, козы и коровы в южной части водятся больше и крупнее, нежели в северной... Овцы в южной части имеют на себе шерсть мягче и длиннее против соседственных губерний. Почему поярок тамбовский почитает­ся из лутчих". Самым примечательным явлением животноводства является раз­ведение свиней в этой губернии. Там, где есть леса, свиньи бывают крупнее, так как "они по большей части ходят без пастухов во все лето по лесам, даже до нападения большого снегу". Наибольший эффект от столь архаичного свиновод­ства был в Елатомском уезде, где "свиньи, кои во все лето даже до нападения снегу живут и плодятся в лесах и, питаясь там желудьми и другими лесными плодами, вырастают крупныя против других уездов, лежащих в южной части сего наместничества". При этом лошадей, коров и коз в уезде держат в малом количестве. Так, в расчете на тягло, барщинные крестьяне Тамбовской губ. имели в среднем менее двух лошадей (Елатомский у. — 1,78 лош., Шацкий у. — 1,4 лош., Темниковский у. — 1,42 лош., Спасский у. — 1,24 лош., Моршанский у. — 1,89 лош.. Тамбовский у. — 1,95 лош., Козловский у. — 1,95 лош., Кирсановский у. — 1,94 лош.), точнее, нормальная обеспеченность рабочим скотом была лишь в четырех уездах. У оброчных крестьян рабочего скота было существенно меньше: в среднем на уезд в Елатомском у. — 1,48 лош., в Шацком у. — 1,37 лош., в Темниковском у. — 1,29 лош. и в Кирсановском у. — 1,72 лош. Низкой была обеспеченность продуктивным скотом (в среднем по восьми уездам 1,08 коровы и 4,47 овцы на тягло) у барщинных крестьян гу­бернии, а также у оброчных крестьян (в среднем по четырем уездам 0,92 коро­вы и 4,2 овцы на тягло).

"Мякинное парево"
или разнотравье?

  После краткого обзора состояния кормовой базы и уровня развития скотоводства перейдем к знакомству с самими кормами.

Так, наблюдатель по Олонецкому наместничеству (80-е годы XVIII в.) подчеркивал, что лошадей, коров, овец и свиней "обитатели здешнего края... питают их весною и летом наилутчим кормом на пространных лугах, обиль­но водою напояемых и... пользуясь избыточеством сенных покосов, имеют скота более других северных жителей. Подножным кормом довольствуется скот от майя по октябрь месяц". А холодный климат "не попускает возрож­даться или по крайней мере усиливаться здесь скотскому падежу". Луч­шие луга были, конечно, по берегам рек, но "не меньше знатное получается количество сена и на ращищенных среди лесов пожнях". Как уже говори­лось, особо ценились "те сена, которые перемешаны щевелем, мышняком с метликою и трилиственником". Пожалуй, только в низовьях Северной Двины в Архангельском у. были столь же богатые пастбища и сенокосы. Но уже в Холмогорах сена не хватало. Рогатый скот, даже дойных коров, кормили яровой и овсяной соломой. Лишь для лошадей кормом было "не­пременно сено". В Шенкурском у. рогатый скот также кормили яровой и овсяной соломой, добавляя осоку. По утрам давали "мякинное парево с на­ливкою горячей воды". Сверх того дойных коров кормили и сеном, а свиней — "солодилнею и квасною гущей". Впрочем, уже в южной части Олонецкого края коров в осенне-зимнюю пору кормили 2, иногда 3 раза в день крупной соломой (ржаной и яровой), сено и мелкую солому (сечку) давали для "поманки". Лишь отелившихся коров несколько недель кормили мякиной с мелкой соломой, а также обваренным кипятком сеном. Телят кормили сеном и мелкой яровой соломой. Свиньям в морозы давали репу, а козам кору от дров. Лошадей кормили сеном, мякиной и яровой соломой. Весьма примечательно, что во многих селениях Олонецкого наместничества "кормят скот тростником, по корельски рока называемым, растущим по болотам и при бере­гах озер, от которого скот жиреет. Тростник сей поселяне косят и жнут в июне месяце, вяжут в пучки и сушат... А при употреблении в корм, изсекши ево мел­ко, кладут в корыто и обваривают кипяченою водою".

Тверские корма

Для Центра России наиболее подробные сведения о кормовых рационах для скота есть по Тверской губернии. Общая оценка наблюдателей: скота в губернии мало, он "весьма мелок", и держат его лишь для удобрения навозом полей. В губернии нередки падежи. "Особливо на коров от осенних дурных рос, падающих на траву". "Скот здешний мелок и не­редко бывает подвержен падежу, а особливо коровы как по причине прого­няемого из Украины чрез сей уезд [скота], так и в большие жары от недос­татка текучей воды в селениях, лежащих на суходолах, где скот довольству­ется грязною и нечистою водою из прудов". Лишь в округе Микулинского и Воловицкого станов, "где от тучных пажитей и от хороших вод [скот] быва­ет рослее и умножается больше", и "падежи бывают очень редко". Но это исключение. В большинстве уездов положение с кормами было тяжелым. Василий Приклонский сообщает некоторые детали о кормовых рационах по Кашинскому уезду. Здесь корм скоту давали (как и всюду) трижды в день. Утром и вечером дойных коров кормили и доили не на скотном дворе, а в избе. В эти часы на корм шла мякина ячменная, обваренная кипятком, и се­но. Скот во дворе получал овсяную, ячменную, иногда пшеничную солому. В полдень и за час до сумерек скот выгоняли на водопой к реке или ручью, после чего всем шла на корм яровая солома. Овцы сено почти не получали. Лишь матки с ягнятами получали хорошее сено. Вечерний корм был также из яровой соломы. Телятам давали, как правило, хорошее сено, овсяную му­ку, обваренную кипятком или разбавленную сывороткой. Годовым телятам шел хлебный колос, сухой или замоченный кипятком. Лошадям (их кормили особо) шло сено, мелкая солома. Овес давали редко, только "езжалым ло­шадям". В Вышневолоцком у. "езжалых лошадей", то есть работных, "кормят сеном и изредка — овсом". В Тверском у. "овес дают только од­ним езжалым лошадям, когда вбираются итьти в коноводы (для проводки судов, — Л.М.) или ехать в извоз". Точно так же и в Новоторжском у. "лошадей кормят сеном, а когда собираются в дорогу — овсом. А весною [кормят] мякиною, которою обливают водою и сие берегут к тому времени, когда пахать зачинают". В Вышневолоцком у. "дойным коровам по утрам, впуская в избу, дают хлебные спашки, облитыя теплою водою (спашки — сор и мякина, сметенные с вороха обмолоченного зерна, — Л. М.)". В Новоторжском у. "коров кормят овсяной и яшной соломою сухою, а дойным дают мякину". В Тверском у. дойным коровам гуменный корм не только обваривают теплой водой, но и посыпают мукою. Телят в Тверском у. также кормят сеном, яровой соломой и сухим гуменным кормом, обваренным теплою водою и обсыпанным мукою. В Новоторжском уезде "овец довольствуют сеном". В Вышневолоцком у. "маленьких ягнят подкармлива­ют в великий пост овсом ". В Новоторжском у. свиней племенных кормили пареною гречневою соломою, обсыпая ее "молотою посыпкою". А в Выш­неволоцком уезде свиней кормили овсяной "яшной мукою, замешанной на теплой воде". Смесью пополам ржаной и овсяной муки свиней кормили на убой в Тверском уезде.

Обычай доить коров в избе, держать в избе новорожденных телят, яг­нят и птиц характерен был для многих районов Центральной России. Шел этот обычай от крайне бережного отношения к скоту, от стремления уберечь от падежа и болезней молодняк, от стремления сберечь маточное поголовье. И тем не менее в Тверской губернии падежи скота были явлением неред­ким, "особливо на коров от осенних дурных рос, падающих на траву, кото­рую скот по утрам рано со дворов выгоняясь, ест вместе с травою". Во Владимирском уезде дойных коров кормили, помимо обваренной соломы и мякины, квасной гущей (скорее, это делали в помещичьих хозяйствах). Мелкий скот и лошади получали солому, сечку, обваренный колос с ржаной мукой или отрубями и, наконец, сено. В Переяславском крае сено мелкому скоту и лошадям давали с примесью соломы (яровая солома здесь именова­лась "пушной"). Рогатый скот получал лишь разновидности соломы. В Калужской провинции коровам давали ржаной и ячменный колос, ячменную солому (все чаще обваренное кипятком), ржаную сечку с "осыпкой", т.е. обсыпали мукой и заливали кипятком, Овцы и козы получали сено и соло­му, свиньи — мякину. Лошадей здесь кормили сеном, ячневой и овсяной соломой, и овес давали лишь перед дорогой. В Каширском у. коров кор­мили в основном яровой соломой, лишь в большие морозы давали сено. Ов­цам шли колосья с мелкой соломой (сечкой), сено тоже лишь в большие морозы и после ягнения. Молодняк держали в избе и кормили "месивом из овсяной соломы с мукой и сеном". Кормили скот утром и вечером. Днем особо не кормили, а лишь устилали скотный двор (денник) ржаною соло­мой. Свиньям давали гречишную или иную мякину с отрубями, иногда с примесью ячневой муки.

Интереснейшие соображения дал известный русский историк и государ­ственный деятель первой половины XVIII в. В.Н. Татищев. Причем рекомендованный им рацион кормления скота явно рассчитай на простые кресть­янские хозяйства. "Чрез всю зиму и весну, — пишет В.Н. Татищев, — всякий скот и лошадей довольствовать сечкою, колосом, ухвостьем и ухоботьем, обваривая оные горячею водою, и пересыпать отрубями и мукою и сена давать по малому числу". "Зимою свиней кормить племенных лошади­ным калом, осыпая немного отрубями. И коров по нужде тем [же] доволь­ствовать можно". Последние советы просто поразительны, ибо точнейшим образом отражают психологию российского дворянина-помещика, постоянно на­ходящегося под бременем размышлений и забот по поводу хронической бескор­мицы крестьянского (а иногда и помещичьего) скота. Если дворовые собаки с голодухи сжирают кал, то почему же нельзя им кормить свиней и даже коров?!

Рационы для скота
господских хозяйств

В помещичьем хозяйстве этой зоны уровень кормления был гораздо выше. Как правило, скоту вволю давали сена, в частности, коровам около пуда сена в сутки. Лошади получали значительно больше овса и сена. Наоборот, в инструкциях приказчикам иногда проскальзывают предупрежде­ния о вреде лошадям овса в излишних дозах, о вреде кормежки хлебом (он давал слабость ногам молодых жеребят). И все же общая недостаточная обеспеченность кормовой базой животноводства Нечерноземья часто сказы­валась и на собственно феодальном хозяйстве. Даже в дворцовых хозяйст­вах часто не хватало овса и сена. В подмосковных владениях соломенная сечка была обычным кормом лошадей. В 1737 г. на "гуменный корм" был переведен рогатый скот.

Елагинские нормы
кормления и реальность

В помещичьем хозяйстве Центральной России уровень кормления был выше, чем у крестьян. Но в оценке его важно исходить из представлений о кормовых рационах самих современников, и такой материал есть в нашем распоряжении. В 60-х годах XVIII в. известный историк екатерининской эпохи и человек близкий ко двору, Иван Елагин, разраба­тывая вопросы реформирования страны, обратился к проблемам сельского хозяйства. В его работах есть, в частности, и расчеты по кормовым рацио­нам скота. В качестве нормальных рационов кормления скота сеном у И. Ела­гина фигурируют следующие: для рабочей лошади — 30 фунтов сена в су­тки, для коровы — 20 фунтов в сутки, для овцы — 10 фунтов. Как известно, в Нечерноземье стойловое содержание скота продолжалось необы­чайно долго: 6,5—7 месяцев или 198—212 суток. Следовательно, лошади на 7 месяцев нужно было 161,4 пуда сена, корове — 107,6 пуда, а овце — 53,8 пуда. Учитывая, что в XVIII в. скот был мелок, этих норм было, ви­димо, достаточно (в XX в., например, для лошади норма повысилась до 180—200 пудов).

Теперь ознакомимся с реальными рационами кормления скота в господ­ских конюшенных и скотских дворах. Довольно подробные на этот счет све­дения есть в обширной инструкции 1751 года графа П.А. Румянцева, име­нуемой "Учреждением". Его вотчины были и в Московской, и в Нижего­родской, и в ряде других губерний Центральной России. Не менее интерес­на и другая инструкция того же времени (1755—1757 гг.), составленная не­ким Тимофеем Текучевым (или Текутьевым), въедливым помещиком одной из тверских вотчин (примерно в 100 верстах от Твери) районе Кашина в XVIII в. (последним ее владельцем был П.П. Львов).

В румянцевских селах "разъезжие" (рабочие) лошади в период стойло­вого содержания получали в сутки "по полупуду сена". На период в 7 меся­цев это составит 106 пудов на голову. Точно такая же норма была и в кашинском "имении" П.П. Львова. Разница лишь в том, что скот здесь имел "дворовый корм" с 1 ноября по 18 мая (198 дней). Впрочем, в инст­рукции сделано уточнение, что по полупуду сена лошади получали "в то время, когда употребляются" в работе. Итак, при "елагинской" норме 12 кг в сутки в барских конюшнях норма равнялась всего 8 кг. А неработным лошадям сена шло вдвое меньше, то есть по 10 фунтов на ночь (4 кг). Если полагать, что в период стойлового содержания лошади были в работе хотя бы три месяца, то общий расход сена на таких животных достигал чуть бо­лее 80 пудов (82,5 пуда). Что же касается "неработных лошадей", то в ка­шинских селах, по инструкции Т. Текучева, на все 198 суток они получали буквально мизерную норму от 45 до 49,5 пудов сена (по 3,6—4 кг в су­тки). И только жеребята (видимо, 1—2-х лет) получали по "елагинской" норме — 148,5 пуда на 198 суток (или 159 пудов на 212 суток). Сено де­лили на три порции в сутки. "А сена на крупных [жеребят], прибавливая фунтов по 15 в сутки, 3-х и 4-х годовым изредка давать вместе с большими (5-ти — 6-ти лет)".

Ознакомимся теперь с нормативами по овсу. Самый ранний для XVIII в. материал есть по пошехонской вотчине известного государственного деятеля середины XVIII в. П.М. Бестужева-Рюмина, расположенной в 10 верстах от г. Череповца. В его инструкции 1733 г. фигурируют следующие нормы: "Жеребцам стоялым, которые на стойле, давать по 2 штофа чистого овса и по 2 штофа сечки". Считая в штофе по 0,5 кг овса, получим 1 кг овса и 1 кг сечки (то есть мельчайшим образом иссеченной яровой соломы). На 7 месяцев это составит 13,25 пуда чистого или 26,5 невеянного овса. "А поле­вым лошадям с поля октября с первого числа (то есть перешедшим на стой­ловое содержание, но еще днем гуляющим по полям, — Л. М.) давать пушного (невеянного, — Л. М.) овса на 4 лошади по четверику по декабрь месяц". Считая в четверти 5,33 пуда овса, получаем четверик, равный 10,66 кг, а на гарнец придется 1,33 кг (соответственно в штофе 0,499 кг). Следовательно, полевая (работная) лошадь получала здесь в день 2 гарнца или 2,66 кг невеянного овса (чистого будет вдвое меньше). Если считать это нормой не до декабря, а на все 200 суток, то всего на лошадь шло 33,2 пуда невеянного (пушного) овса.

В Тверской (Кашинской) инструкции Т, Текучева (1755—1757 гг.) "работным [лошадям] в то время, когда употребляютца, сена по 20 фунтов, овса невеинного или чистого (пополам с сечкой) — по 2 гарца (гарнца, — Л. М.) в сутки — ноября с первого по май месяц, 18-й день" (то есть на 198 суток, — Л. М.). "А полагая например на 10 работных [лошадей] по вышеписанной препорции в каждой день, итого будет сена 905 пудов, овса невеинного или чистого (с сечкой пополам) — 50 четвертей 4 четверика и 4 гарнца". Таким образом, на 198 суток, считая по 2,66 кг невеянного овса на лошадь в сутки, всего необходимо было 526,7 кг (а на 200 суток — 563,9 кг) или 32,9 пуда (на 200 суток — 33,25 пуда). Иначе говоря, на­лицо точное совпадение с нормами пошехонского владения П.М. Бестужева-Рюмина от 1733 г. Следовательно, можно говорить об общепринятой в господ­ском хозяйстве практике. Но это сильно отличается от идеальной, по российским обычаям, нормы. В частности, А.Т. Болотов считал идеалом норму в 5,33 кг пушного овса в сутки для рабочей лошади и 2,66 кг — для нерабочей.

Суровость реальной жизни может быть подкреплена и материалом инст­рукции 1751 г. графа П.А. Румянцева, по которой "стоялый" жеребец полу­чал в месяц по 4 четверика или 2,66 пуда овса. За 7 месяцев это соста­вит 18,6 пуда. Возможно, что речь шла о чистом, провеянном овсе, по­скольку ежедневная его порция равнялась одному гарнцу, то есть 1,33 кг (или 2,66 кг невеянного овса). На 212 суток, таким образом, расходовалось 35,2 пуда пушного овса. Иначе говоря, эта норма на 9 пудов больше, чем по инструкции П.М. Бестужева-Рюмина, но столько же, сколько получали рабочие лошади. Наконец, еще один пример. В дворцовом ведомстве по ин­струкции 1731 г. "стоялый" жеребец (в терминах дворцового ведомства это "кораванный" жеребец) получал на 7 месяцев около 37 пудов овса. Правда, срок "дворового корма" здесь был равен 9 месяцам и общее количество овса достигало 9 четвертей. Однако суточная норма от этого не менялась (2,8 кг).

В Пошехонской вотчине П.М. Бестужева-Рюмина вполне сознавали, что рацион этот полуголодный. Поэтому за две недели до припуска к кобылам жеребца-производителя переводили на усиленное питание — на ячмен­ное зерно — по норме вдвое большей, чем овса.

Рабочие или "разъезжие" лошади во время работы получали в пошехон­ской вотчине по 2 гарнца овса в сутки, "а в прочем (то есть в нерабочее время, — Л. М.) — сечку, примешивая мало овса" или сечку, облитую рас­творенной в воде мукою. Таким образом, мы имеем снова точнейшее сов­падение с общепринятой в господских конюшнях суточной нормой: 2,66 кг невеянного (пушного) овса на рабочую лошадь. На 7 месяцев это составит 35,2 пуда. В вотчинах П.А. Румянцева неработным лошадям овса не давали "вовсе", а "довольствовали их сеном и яровой соломой". В Кашинской вотчине, по инструкции Тимофея Текучева, неработным лошадям овес все же давали. Только получали они его через день, по утрам по одному гарнцу, то есть по 1,33 кг. В итоге за 99 суток общий расход овса составлял всего лишь 8,23 пуда, а в остальные 99 суток его не давали.

В пошехонской вотчине П.М. Бестужева-Рюмина на жеребят шло 18,7 пу­да чистого овса. В дворцовом ведомстве было примерно то же самое. Жереб­чики-сосунки на 7 месяцев получали всего четверть овса (5,33 пуда, или около 400 г в сутки). Возможно, что эта доза обоснована самой практикой.

"Большие кобылы", двухлетние и трехлетние жеребята получали в двор­цовых волостях на 7 месяцев по 3 четверти, то есть около 16 пудов овса. Еще меньше получали "развозные" лошади, а также "конские жеребчики" и кобылки (возможно, это четырехлетки). На 7 месяцев им полагалось лишь по 2,5 четверти, или по 13,3 пуда овса.

Экскурс в XVI век

 В подтверждение традиционности более чем скромных рационов по кормлению лошадей ов­сом можно привести любопытные сведения по концу XVI в. Речь идет о содержании лошадей в конюшенных дворах вотчин Иосифо-Волоколамского монастыря, раскинувшихся по обширной пери­ферии Подмосковья. По "высшему разряду" шли выездные лошади (ино­ходцы, "брацкие санники"), а также "кошевые" кони, жеребцы-четырехлетки и т.д. Им "на год надобет овса на 7 месяцев", по четверти на 10 лоша­дей на день. На каждую лошадь шло, таким образом, около 57 пудов овса (в "старой четверти" в XVI в. было 2,7 пуда овса). На день это составит по 4,3 кг. Эта норма, как мы увидим далее, самая щедрая для России. Од­нако обычные для Западной Европы нормы овсяного годового рациона бы­ли еще выше. Русский агроном конца XVIII в. М. Ливанов, изучавший земледелие и скотоводство в Англии, свидетельствует, что рабочая лошадь получала там в год от 22 до 25 четвертей овса, то есть от 117 до 133 пудов овса, иначе говоря, в течение года лошадь получала в сутки 5,13—5,8 кг овса. Близкая к этому уровню норма была и во Франции.

Другая категория монастырских лошадей — это "стадные кобылы", же­ребята "селетки", мерины "делавые" и т.д. Они получали по норме: на 10 лошадей осмина овса в день (т.е. полчетверти, или 1,33 пуда). Итоговый расход на голову в этой группе — 28,6 пуда на 212 дней (на 198 дней — 26,7 пуда). Это самый скудный режим кормления (по 2,1 кг, вероятно, не­веянного овса). Однако у старцев на таком рационе сидели даже рабочие лошади ("кобылы деловые"). Лишь за 8 недель до сева, "перед сохою и в сошную пору", их переводили на корм по первому разряду (4,3 кг в сутки).

В целом рабочие лошади, занятые на пашне, получали на 212 дней по 33,6 пуда овса. В среднем же 307 монастырских лошадей получали на 7 месяцев по 28,45 пуда овса (или по 2,15 кг в сутки).

Соломенные рационы

В приведенных выше материалах нет рационов для рогатого скота, поскольку проблема его кормления не так занимала умы приказчиков, как содержание коней. Однако из приведенных советов В.Н. Татищева чет­ко следует, что основная пища рогатого скота — гуменный корм и солома. В частности, в инструкции П.А. Румянцева есть строгий наказ: "По обмо­лоте каждого овина тот гуменный корм и еровую солому разделить всякой скотине по состоянию в корм", "лучшее и само чистое отбирая, употреблять на телят, а потом оставшее лутчее — коровам, а достальное — быкам, применивая потребное число сечки, которой всегда чтоб без недостатку нарезывано было.

В неурожайные и ненастные годы весь скот был на голодном пайке, что случалось даже в дворцовом хозяйстве. В 1763 г. в дворцовых селах цен­тральных уездов России на 984 лошади было израсходовано за год 177120 пудов сена (по 180 пудов на лошадь, что является идеальным рационом). Обычно же при норме 18,5 пудов сена на месяц за 7 месяцев расходовалось около 130 пудов. Кроме того, была еще яровая солома (24 пуда на голову) и овес (56 пудов за 7 месяцев на голову)125. Нормы, как видим, поистине царские и намного больше, чем в дворянских конюшнях и скотных дворах. Но все это в благополучные годы. Между тем есть сведения о кормлении скота в неурожайные годы. Таким был, например, 1745 год и ряд лет после него. Доля сечки и соломы тогда резко возрастала.

Даже в инструкции дворцовым приказчикам 1731 г. доля соломы в обычной практике была очень большой. Так, "кобылам большим и двух- и трехлетним жеребяткам" на семь месяцев на голову в среднем шло 5 возов соломы. Считая на один воз по 100 снопов, а в сотне овсяных снопов 5,8 пуда, в итоге получим 29 пудов на голову. По А.В. Чаянову, 10 пудов соломы эквивалентны 6 пудам сена (только по калорийности!). Следова­тельно, 29 пудов соломы заменяют 17,4 пуда сена. На жеребца-производи­теля ("стоялого" или "караванного") шло 18 возов соломы, то есть 104,4 пуда, а это заменяло 62,6 пуда сена. Самого же сена (считая в мерной коп­не 15 пудов) было лишь по 40,5 пуда. В итоге племенной жеребец получал на 9 месяцев 103,6 пуда, или в сутки около 6 кг сена. Норма, рассчитан­ная, пожалуй, только на выживание животного.

До солнца пройти
три покоса —
ходить будет не босо

 О возможностях содержания скота в крестьянском хозяйстве мы можем судить по вышеприведенным данным о среднем количестве скота на однотяглого, средственного , крестьянина (2 лошади, 2 коровы, 2 овцы). По "елагин­ским" нормам, на такое поголовье на 7 месяцев необходимо было создать запас сена примерно в 622 пуд. А однотягловое среднее хозяйство реально накашивало около 300 пудов сена. Расчет календарных возможностей для работы в сенокосную пору подтверждает эту цифру. Конкретными данными о дневной производительности косцов мы не располагаем, ибо в барском хозяйстве эти работы выполнялись либо сгоном, либо урочно, но урок ложил­ся на семью, а не работника. Правда, в нашем распоряжении есть материа­лы польских инструкций по производительности труда на барской косьбе во второй половине XVIII — начале XIX в. ("dwòch koscòw powinni skosič morg sianožęci"). Считая в десятине два морга, получаем норму в 4 дня на десятину. Однако она рассчитана на худой укос. Ори среднем укосе тра­тится 5 дней, а при хорошем — 6 дней. Материалы, опубликованные А. Скребицким для середины XIX в., ориентируют на более высокую про­изводительность в 4 дня и иногда в 5 дней. В XVIII в., видимо, более реальна средняя норма в 5 дней. Итак, при сроке сенокоса в 30 дней косец-мужчина должен был иметь 18—20 дней для чистой косьбы, скашивая по 0,2 дес. в день. Расход времени на сушку равен был как минимум неделе. Время на возку и стогование можно оценить как 3—4 дня. То есть на все 30—32 дня.

Вопрос об укосе, причем типичном, усредненном, может быть решен в первом приближении. А.В. Чаянов в 20-е годы XX в. считал средний укос по России в 100 пуд. с дес.. Справочники 50-х годов XX в. дают обыч­ный выход сена с десятины (га) около 1 т (62 пуда). Вышеприведенные материалы по укосам Московской губ. в 80-е годы XVIII в. итожат сред­ний укос на уровне 82 пуда с дес. А ведь это наиболее благополучные по укосам районы.

Тем не менее, для наших расчетов возьмем за исходную цифру 80 пу­дов с дес. Следовательно, месячная работа однотяглового крестьянина-косца дает нам площадь покоса примерно в 4 дес., и при укосе в 80 пуд. с деся­тины общий итог будет равным 320 пудам, то есть результат очень близок к сведениям наших источников.

Таким образом, если в однотягловом хозяйстве 2 лошади, 2 коровы и 2 овцы, то есть 4,5 головы крупного скота (считая по кормам 4 головы мел­кого скота за одну голову крупного), то в среднем на голову получим лишь 66,7 пуда сена. В этом случае на лошадь в идеале придется около 70 пу­дов, на корову около 50 пудов, а на овцу около 30 пудов, а практически и овца и корова получали по 37—38 пудов сена, то есть одинаковую норму, поскольку овца питалась только сеном (не считая веников), а корова часто ела одну солому. Именно с этим обстоятельством связан, между прочим, обычай крестьян основной территории России держать минимум овец: "...многие люди рассуждают: чтоб овец меньше иметь, будто оне весьма безприбыльны, потому что оне содержатся на сене". Такова была реаль­ность. Если же ориентироваться на нормы кормления И, Елагина (то есть нормальные), то для того, чтобы получить 622 пуда, однотягловое кресть­янское хозяйство должно было иметь около 50 дней сенокоса и примерно 8 десятин покоса, что являлось чистой фантазией. Разумеется, сено крестьяне заготавливали и после сенокосной поры, а иногда косили до сентября. Но все это делалось урывками, косили где придется, вечерами, а может быть, и ночами, брали и "неверную отаву", то есть наименее питательную траву (а ведь если ее сдавали барину, то виновника за это нещадно секли). Самое же главное состояло в том, что для подобного благоприятного варианта за­готовки сена не было реальной основы. Вышеприведенные сводные данные об обеспеченности в конце XVIII в. сенокосами свидетельствуют, что в Мо­сковской, Тверской, Ярославской, Владимирской, Нижегородской, Кост­ромской, Калужской губерниях в расчете на мужскую душу приходилось всего 0,4—0,7 дес. сенокоса. На крестьянское однотягловое хозяйство (4 души обоего пола) это составит примерно 0,8—1,5 дес. сенокоса.

Видимо, постоянное ограничение возможности сенокошения во времени содействовало и тому, что в течение веков сформировалась и соответствую­щая система соотношения лугов и пашни.

Экскурс в старину

 С момента уточнения Г.В.Абрамовичем раз­мера "двусаженной" мерной веревки для учета запасов сена (4,79 м)² стало возможным точно фиксировать традиционные нормы кормления коров в более ранний период, в частности, нормы в Иосифо-Волоколамском монастыре по хозяй­ственным книгам конца XVI в. А.Л.Шапиро считал эти нормы мизерными ("на корову на одну копна сена мерная на 12 недель", а на овцу — на 10 недель), ибо, имея одну лошадь и одну корову, крестьянин "стравливал" им всего 105 пудов сена (корове 30 пудов, а лошади — 75 пудов). В этом случае, действительно, корове в сутки доставалось лишь 2,4 кг, а лошади — 6,0 кг сена.

Проверка этих расчетов вполне подтверждает, что это еще не худшие нормы. Дело в том, что А.Л.Шапиро использовал данные К.Н. Щепетова по хозяйственным книгам Иосифова монастыря за 1592 год, который, видимо, был благоприятным для животноводства, ибо общий укос в монастыре достигал 9 тыс. мерных копен (около 134 тыс. пудов). Среди многообразных расходов сена старцы выделили на продуктивный скот всего 3274 мерных "дву­саженных" копны. А так как в хозяйстве монастыря было 489 коров, быч­ков и телок, а также 939 овец, то в среднем на голову пришлось 2,3 мерных копны, или 34,5 пуда, что близко к данным АЛ. Шапиро. На 385 лошадей монастырские старцы выделили 2 тыс. мерных копен, то есть в среднем всего на лошадь пришлось 5,2 копны, или 77,9 пуда (или по 6,3 кг в сутки).

Но хозяйственные книги этого же монастыря содержат данные о гораз­до более худших рационах кормления скота. В 1594 г. было резкое сниже­ние норм "стравливания" сена: "на корову на одну копна сена мерная на двадцать восемь недель", "а на овцу на одну копна сена мерная на двадцать недель". Во всех подразделениях ("приказах старцев") на 541 корову, бы­ков и телят, а также на 936 овец было выделено только 1878 мерных копен "двусаженных", что в среднем составило всего по 1,24 копны или по 19 пу­дов на голову на 7 месяцев стойлового содержания. Иначе говоря, по сравнению с 1592 г. рацион был снижен вдвое. Если в 1592 г. корова полу­чала в сутки 2,8 кг сена, то в 1594 г. норма была снижена до 1,2 кг, а для овцы норма с 3,4 кг снижена до 1,7 кг (у овцы сена больше, чем у коро­вы). Старцы-управители, хорошо сознавая бедственное положение с корма­ми, трагичность всей ситуации, каждому содержателю стада напоминали: "...беречи того напрасно: тем свое приказное стадо кормити, что ему написа­на в сей росписи. А лишняго ему сена мимо с[и]ю розсписи отнюдь не довати". Конечно же, скотники нарушали этот запрет, но если и прибавляли скотине сена, то увеличить значительно столь мизерную норму они не могли.

С содержанием лошадей в монастыре в 1594 г. было немногим лучше. На самый скудный рацион в 3 мерных копны на 7 месяцев стойлового со­держания были посажены "служние", то есть "привилегированные" лошади (возившие седоков, вероятно, из монастырской братии и управленцев). Это 45 пудов на сезон, или по 3,4 кг на сутки (правда, столь голодная норма сена компенсировалась очень приличной дозой овса). Остальным лошадям полагалось 60 пудов на 7 месяцев, или по 4,5 кг в сутки. Таким образом, рабочий скот монастыря был в 1594 г. на том же положении, что и "нера­ботающие" лошади в барских усадьбах XVIII в., то есть им задавали сена в 2,7—3,5 раза меньше полновесной нормы.

Следует подчеркнуть при этом, что сена на зимний корм выделялось столь мало не потому, что скудны были заготовки того или иного года. И в 1592 г., и в 1594 г. монастырем ежегодно заготавливалось свыше 9 тыс. мерных копен, или свыше 135 тыс. пудов сена. Но оно шло на самые разные нужды обширного хозяйства монастыря, а часть его даже продавалась. Стало быть, дело не в каких-то экстраординарных обстоятельствах. Так было принято!

Что касается практики крестьянского хозяйства, то ситуация вполне очевидна. В однотягловом дворе корова на период стойлового содержания получала примерно столько же сена, что и овца (чуть более 40 пудов, а иногда и меньше), а лошадь — около 70 пудов, что более чем вдвое ниже норм XVIII в. По данным Т.И. Осьминского, на рабочую лошадь в крестьянском хозяйстве расходовалось в среднем не более 15—20 пудов овса, ча­ще же гораздо меньше, в то же время в Англии годовой расход овса на ра­бочую лошадь был в 7—8 раз больше.

Ела кашу коса —
ходи ниже,
не ела каши коса —
бери выше

Между тем даже скромные запасы сена оставались крестьянину тяжким трудом. В сенокосную пору вся крестьянская семья экономила буквально  секунды  драгоценного  времени.

А.В. Друковцев называет этот период "воле­вой работой". Проезжая район г. Киржача Владимирской губ., И.И. Лепе­хин под впечатлением пустых деревень пишет в дневник: "...страдная пора, которая от сельских жителей потому называется, что в сию пору начинается сенокос... ибо, принявшись за работу, крестьяне оставляют свои домы почти пусты...". "Всякий тут со своим семейством прилагал труды к трудам". Выехав в луга, крестьянская община устраивала таборы. В одной из инст­рукций читаем: "...таборы косцам занимать окружно, при воде, в конце лу­гов, а не в средине". "Окружно", то есть оградив себя по кругу телегами и одрами для возки сена. На сенокосной барщине строго следили за тем, что­бы "в домы не доработав отнюдь не пускать". Крестьяне, особенно на своем сенокосе, неделями, питаясь кое-как, жили в таборах. В.Н. Татищев, хо­рошо зная этот "сенокосный" (да и "жатвенный") быт, дает в своих записках весьма любопытный совет: "в летнее время делать сыры молошные, пахотное масло, ибо способно употреблять во время работы летом по неимению случая варить пищу от поспешности в работе" (курсив мой, — Л. М.).

И тем не менее, несмотря на сверхнапряженные усилия, великорусский крестьянин не мог обеспечить свой скот полноценным кормом, и основой питания оставался гуменный корм: солома, ухвостье, мякина и т.д. Причем так было не только у крестьянина, но и у барина. На Западе Европы яро­вая солома также была кормом для скота, но отнюдь не в таких дозах, как в России.

Поэтому практически урожай зерновых испокон века оценивался двоя­ко: какова солома и каково зерно? В хозяйственной терминологии докумен­тов бытовали термины "ужин" и "умолот". Первый относился к соломе, а второй к зерну (например, "хлеб ужинист, но мелкоколосен" и т.д.). Но солома была кормом, лишенным витаминов, имеющим умеренную калорий­ность, кормом, скорее вредным для животных (особенно если солома про­копченная в дыму овинов, от нее скот худел, да она была и горькая на вкус, как уверяют агрономы XVIII в.). Наиболее тяжелой и грубой пищей была ржаная солома, которая шла в ход, когда ничего иного не оставалось. Сред­невековые животноводы предпочитали ячменную солому ("а овсяной и горо­ховой, что у них зубы крошатся и животныя болезни бывают — не да­вать"). Но ячменной соломы, кроме северных окраин России, было слишком мало, и в ход шел весь гуменный корм".

Привыкай коровка
ко ржаной соломке

В России, однако, не всегда хватало и соломы.

В тяжелые годы даже в дворцовом хозяйстве обычной рабочей лошади задавали лишь 46,5—49% полагающегося "соломенного" рациона, и это при том, что основной корм (сено) был в величайшем дефиците (20 пудов на голову на 7 месяцев).

Чтобы прояснить ситуацию в обычном крестьянском хозяйстве, прове­дем следующий расчет. По А.В. Чаянову, с десятины ярового посева (овса) в России получали в среднем около 70 пудов соломы. Каждые 100 снопов весили 5,8 пуда (один пуд — это 17,3 снопа). На каждые 6 пудов сена за­мена соломой (по калорийности) должна составить 10 пудов. В типично среднерусской губернии (а у нас есть данные о количестве снопов, получае­мых с посева четверти зерна всех озимых и яровых культур по 7 уездам Тверской губ. за 80-е годы XVIII в.) на десятину ярового посева в пере­счете на овес получали в среднем 1214 снопов соломы, то есть те же 70 пудов. Таким образом, если в однотягловом крестьянском хозяйстве яро­вые посевы составляли бы 2—2,5 дес., то, в пересчете на овес, можно бы­ло бы получить чуть более 180 пудов яровой соломы.

Теперь посмотрим, сколько ее было нужно. Если практическая норма сена на крестьянскую корову составляла примерно 40 пудов, то до полной, по И. Елагину, нормы (107 пудов) не хватало около 67 пудов сена. Экви­валент этому дефициту составил бы в соломе 111,7 пуда. При практической ориентировочной норме сена для лошади в 70 пудов до полной нормы нуж­но было бы добавить 90 пудов. Эквивалент в соломе составил бы 150 пу­дов. Итак, суммарный эквивалент дефицита сена для лошади и коровы со­ставил бы около 262 пудов соломы. Но мы знаем, что для однотяглового хозяйства максимум яровой соломы не превышал 180 пуд. Дефицит сущест­венен — 31%. Но ведь и это лишь расчет, ибо реальный посев чаще всего был меньше (на 1,5 дес. ярового посева соломы могло быть около 105 пуд.). Так как же среднее крестьянское хозяйство умудрялось держать 2 ло­шади, 2 коровы, да еще 2 овцы, не говоря о свиньях? Здесь вполне умест­но вновь вспомнить совет В.Н. Татищева своим современникам кормить племенных свиней лошадиным калом с присыпкою отрубей, да и его замеча­ние, что на худой конец и коров можно (!) этим же кормить (!). На прак­тике, вероятно, в ход шла ржаная солома — грубый и тяжелый корм. Хотя и ее было не так много. Ведь ржаной соломой крестьянин крыл и ремонти­ровал крышу жилых и хозяйственных построек, она же шла на подстилку скоту (а ее менять надо было хоть раз в неделю, ограничившись в осталь­ные дни ворошением подстилки вилами...).

Нужда не ждет
ведряной погоды

В итоге скот на огромных пространствах Нечерноземья держали впроголодь — лишь бы давал навоз (но реально не хватало и навоза).

К весне в скотных дворах крестьян была тревожная атмосфера. Еле стояв­ших на ногах животных иногда и подвешивали на веревках. "К весне, а особливо, если она не рано вскроется, оказывается великий недостаток в корме, и в сие время без жалости, — писал А.Т. Болотов, — на скотину взглянуть не можно. Тут она обыкновенно и мрет". "Лошади [же] так сма­риваются, что весною не прежде на них начинают пахать, как покажется до­вольный корм в поле". А ведь тут подстерегала еще одна беда: истощен­ная на дворовом корме лошадка набрасывается на молодую траву и от этого получает новую хворь. Поэтому крестьяне старались выпускать скот уже на подросшую, "заматерелую" траву, отчего задерживались сроки вспашки, бо­ронования и сева: "куда ни кинь — всюду клин". Весенняя работа — самая тяжелая из-за слабости рабочего скота. Г.И. Шипов в инструкции управи­телю села Любашевки Ефремовского уезда так и пишет: "У них (у кресть­ян, — Л. М.) лошади... весною от бескормицы тощи и малосильны". Вследствие веками сложившихся стереотипов крестьяне добровольно ограни­чивали запасы сена и при хорошем укосе в некоторых селах сено даже продавали. В итоге такого содержания и разведения скота в огромной части России крестьянский скот был мелок, И.И. Комов откровенно заявлял: "...ло­шади у крестьян малорослы". Чуть более оптимистично пишет И.Г. Геор­ги: "Русские лошади средней величины, имеют большия головы, уши повис­лые почти, большия, некрасивый, но бодры, крепки и рьяны. Рогатая скоти­на не крупна, но бодра. Коровы дают немного молока и то жидкого...". Т.И. Осьминскнй по материалам пошехонской вотчины П.М. Бестужева-Рюмина, где продуктивное скотоводство было на высоком уровне, подсчитал среднюю урожайность коров и выяснил, что в год корова давала 50 ведер, или 600 л молока. Однако жирность этого молока здесь была выше средней, ибо в господском стаде от каждой коровы получали в год пуд мас­ла. Обычно же в помещичьих инструкциях речь идет о норме в размере 30 фунтов от коровы (примерно 12 кг). Так, в инструкции в дворцовые волос­ти читаем: "А скопы от коров... от каждой по 30 ф. масла самого доброго и чистого с солью". Такие удои в XVIII в. — это итог довольно сущест­венного прогресса, хотя по современным меркам это удои хорошей козы.

Тем не менее, например, в начале XVII в. примерно в этих же краях ситуация была много хуже, что явствует, в частности, из записок Ст. Немоевского (1606—1608 гг.), жившего ряд лет в районе Белоозера. "Скотный двор построен (у крестьян, — Л. М.) довольно скверно: как скоро стелится корова, теленку не дают сосать: только выдоивши корову, поят того теленка, которого желают вскормить... Поэтому теленок смолоду изнурен и скот не­сколько мелок, как это хорошо видно на юхтовых шкурах. Скотину мало кто вырощает и у бояр, и у крестьян. Зима действительно длинная и три четверти года надо скот кормить в скотном дворе... Масла не умеют делать, сметаны не собирают: она горкнет. Как скоро масло приготовят, его топят... Коров летом и зимою только два раза в день доят..."

Разумеется, скепсис поляка велик: ведь в Польше сезон земледельческих работ существенно дольше, интенсивность нагрузки слабее, скот на пастби­ще пасется гораздо дольше, кормов нужно меньше. А отсюда и удои боль­ше, и молоко жирнее, и сметану можно собрать быстро, и сыры могут зреть дольше и быть янтарно-желтыми и т.д. Для него сливочное масло, сметана, различные сыры были элементарным предметом питания. А в России "рус­ское масло — это масло топленое, и оно было главной целью "скопа", то есть накопления продуктов переработки молока. Конечно, у крестьян была и сметана, но ее было мало и ели ее в праздники. Тем не менее, в XVIII в. скота, как мы видели, было побольше. Несмотря на постоянный дефицит кормов, крестьяне умудрялись в Нечерноземье выкормить и бычка на продажу, и даже овцу. Да и доили коров в XVIII в. уже, как правило, трижды в день.

Разумеется, у прослойки зажиточных крестьян и количество скота было больше, и содержание его было лучше. О богатых крестьянах, "хороших хо­зяевах", А.Т. Болотов писал: "...рабочей лошади добрые хозяева дают в су­тки сена полпуда, соломы 10 фунтов и пол четверика овса (это даже слиш­ком много, — Л. М.). А нерабочей — овса по гарнцу по утру и в вечеру и соломенную сечку, пересыпанною ржаною или овсяною мукою". Для них и для "бояр" совет А.Т. Болотова: "...не надлежит лошадей кормить только овсом: от такой пищи бывают они многокровны и происходят на теле выметки... Не полезно также содержание их и на одной траве, имеющей в себе излишество соков. От того лошадь в работе делается слаба и истомчива, но рогатой и другой скотине трава весьма здорова".

В среде богатых крестьян и помещиков сложились свои представления о породистом скоте. "Быки некладенные", то есть производители, должны быть "не старее 12 и не моложе трех годов": "рослые, крепкие, головастые, грудастые и не высоконогие". Племенные овцы должны быть "широко-грудистые, короткорогие с меренкою шерстью", а бараны — "рослые, лоба­стые, широкогрудистые... круторогие... чтоб белы были". В среде дворян и управителей имений эти критерии отбора скота были общеприняты.

А вот другие советы, другим крестьянам, у которых вопросы селекции и отбора скота отнюдь не были актуальны. Имея их в виду, В.Н. Татищев высказывает в высшей мере оптимистичное положение: "...скотина ж без всякой нужды без лугов (!) продовольствоваться может одним полевым кормом", то есть соломой, ухоботьем, мякиной, ухвостьем и т.п. По­нимая, что от такого корма хорошего скота не будет, В.Н. Татищев по­мещикам советует "на племя давать (крестьянам, — Л. М.) корову, ов­цу, свинью, гусей пару" и т.д.

Защити мою коровушку,
святой Егорий, Власий
и Протасий

 К весне кормов в крестьянском хозяйстве не хватало. Поэтому иногда пастьба начиналась очень рано, как только сойдет снег, хотя по закоренелым обычаям выгон ско­тины был лишь на Егория. Но в плохой и тяжелый по кормам год приходи­лось и по еще не сошедшему снегу гонять скотину в лес на веточки.

Причем не хватало зимнего корма не только в Нечерноземье, но и в ря­де черноземных районов. В частности, сплошной подсчет данных, прове­денный В.П.Яковлевой по 8 уездам Тамбовской губ. за 30—40-е гг. XIX в., дал следующий результат. У барщинных крестьян в среднем на голову круп­ного скота в Елатомском у. приходилось 31 пуд сена, в Шацком у. — 8,8 пуда, в Темниковском у. — 22,7 пуда, в Спасском у. — 12,4 пуда, в Моршанском у. — 14,2 пуда, в Тамбовском у. — 21,7 пуда, в Козловском у. — 13,2 пуда, в Кирсановском у. — 13,2 пуда. У государственных крестьян обеспеченность сеном в расчете на голову крупного скота была столь же уд­ручающа. В Елатомском и Шацком уездах на голову крупного скота было 24,5 пуда сена, в Темниковском у. — 13,5 пуда, в Моршанском у. — 12,2 пуда, в Козловском у. — 8,9 пуда, в Тамбовском у. — 17,7 пуда и в Кир­сановском у. — 9,5 пуда. И только в господском хозяйстве, то есть в крупном крепостном производстве, обеспеченность сеном скота резко возрастает, хотя ос­тается иногда далекой от нормы. В Елатомском у. эта обеспеченность равна 62,4 пуда на голову крупного скота, в Шацком у. — 26,1 пуда, в Темников­ском у. — 66,9 пуда, в Спасском у. — 52,9 пуда, в Моршанском у. — 101,2 пуда, в Тамбовском у. — 92,6 пуда, в Козловском у. — 81,6 пуда и в Кирса­новском у. — 93,3 пуда. Такого рода подсчеты особенно важны, ибо иных примеров массовой статистики обеспеченности скота сеном в литературе нет. Однако данные по обеспеченности сенокосами подтверждают вышеприведенный материал и по Тамбовской губ., и по другим районам. Так, на душу м. п. в Ря­занской губ. было 0,62 дес. сенокосов, в Тульской губ. — 0,46 дес., в Орлов­ской губ. — 0,66 дес., и только в Курской губ. — 0,9 дес.

Между тем, в Нечерноземье, далеко на севере было уникальнейшее место в низовьях Северной Двины, где продуктивное скотоводство было на гораздо бо­лее высоком уровне. Несмотря на суровый климат, здесь была великолепная кормовая база — широкая пойма Двины с заливными лугами по берегам и мно­гочисленным островам на протяжении 200 км. Травы поймы обладали исключи­тельными питательными свойствами и были основным, практически единствен­ным кормом рогатого скота и зимой и летом. При зимнем содержании в сутки на корову шло примерно около пуда сена. Если была добавка овсяной или ячне­вой (иногда ржаной) муки, сена шло несколько меньше. Лишь в менее состоя­тельных хозяйствах в рацион включались солома и мякина. Правда, то и другое в небольшом количестве, т.к. пашен здесь было сравнительно мало. Большая часть сена шла сухим кормом и лишь немного — в запарке. Интересно, что в практике двинского скотоводства имела место регулярная солевая подкормка (ок. 40 г в сутки). Это было возможным благодаря ближайшему расположе­нию соляных месторождений и дешевизне соли.

В летний период скот пасли в основном на островах с прекрасными во­допоями без пригона в скотные дворы. Уникальный корм поймы сказывался на качестве рогатого скота, вес которого был почти вдвое больше обычного (300—350 кг), а удойность, по оценке Ф.И. Резникова, составляла 12—20 л в сутки. Доение было 2, иногда (видимо, в продленные дни) 3 раза в сутки.

В XVIII веке холмогорское скотоводство имело ярко выраженный пле­менной характер. Особо благоприятные условия поймы еще с XVII в. дали прочную основу для целенаправленной селекционной работы. Быков здесь, в отличие от всей России держали и пасли отдельно. Селекция шла в трех ос­новных направлениях. Прежде всего это создание особо рослой крупной по­роды коров и быков. В практике крестьянского скотоводства сформирова­лось два критерия рослости скота (высота у холки животного и длина от холки до крестца или от холки до бедра). Холмогорский скот, по данным 1757 г., был очень крупным. Если обычный новгородский скот имел высоту у холки 93—111 см, то холмогорский — 120—128 см. Ему уступал даже украинский, так называемый черкасский скот (115—125 см). По живому весу холмогорский скот в среднем на 145 кг тяжелее черкасского и на 235 кг новгородского. Вес быков доходил до 400 кг. Это было выдающееся явление в области зоотехники и племенного скотоводства.³

Скоту тепло —
корма меньше

Зимой холмогорский скот помещался в хлевах, которые строились под одной крышей с жилым домом. Чаще всего над хлевами распола­гался сенник. В условиях лютых северных морозов скот был таким образом надежно от них укрыт. Весьма сходными были условия зимнего содержания в соседнем Олонецком наместничестве. Наблюдатель пишет об этом следую­щее: "...рачительный присмотр и содержание онаго [скота] чрез всю зиму в покрытых и теплых хлевах в находящемся в нижнем жиле двора под сарая­ми, сеном и соломою наполненными, делает его гораздо лутчим в сравнении с [скотом], родящемся в других ближе к северу лежащих провинциях". За­житочные крестьяне на юге Олонца коров, свиней, овец держали в мшенниках и овчарнях. Однако на том же Архангельском Севере, в Шенкурском у. в хлевах зимою помещались лишь дойные коровы и овцы. "Прочая скотина стоит и бродит по дворам и улицам, много претерпевает от стужи".

В Тверской губернии как, видимо, и в большинстве районов Центра, коров, телят и даже овец держали частью в жилых избах, частью в омшанниках. Остальной скот оставался на скотном дворе, над которым на зиму крыли соломенную крышу. Корм распределяли по яслям, колодам, прутяным плетюхам или просто валили кучами поверх застилаемой для навоза соломы. Примерно такие же условия были и во Владимирском уезде, где в стужу скот находился "в огороженных заборами и плетнями, покрытых соломою дворах". Овец, свиней и годовалых телят держали в теплых омшанннках, а коров "для обогрева" и дойки помещали в избу. В Рязанской провинции "каждый крестьянин содержит скот зимою под навесами. Где есть лесные места, то сии навесы огорожены бывают забором, а в безлес­ных — плетнем и от ветру и снегу скважины затыкают мхом и соло­мою". В Каширском уезде "вокруг крестьянского двора полусараи или навесы, крыты соломой". Под навесами делают для скота хлевы, закуты и плетенки, распределяя каждый вид скота в особое место. На юге Тульской губ. обычно делали скотинные сарайчики" со стенами, оплетенными хворостом. Такие же полусараи были и южнее. Так, в районе Саратова скот стоял в зимнее время в "отчасти отверстых сараях, кои не что иное суть как навесы, построенные вокруг двора, имеющие токмо с трех наружных сторон стены... Покрыто сие строение старою соломою". Вероятно, так же было и в Воронежской губернии, поскольку, например, в Острогожской про­винции "скотные дворы и овчарни построены по крестьянскому обычаю".

Хранение сена

Столь же традиционны были и способы хранения кормов (сена и соломы). Это скирды и стоги. Обычная величина стога от 100 до 300 пудов. Такой способ хранения сена считался наиболее рациональным. Сено сохраняло свои питательные свойства год и более. По наблюдениям А. Олишева, гибла при этом лишь одна шестая доля сена (снизу стога и сверху). На Севере России, в Архангельском крае была распространена практика хране­ния сена в "зародах". В частности, в Шенкурском у. зароды были высотою в 4,5 аршина (ок. 3,4 м), а шириною всего в аршин (ок. 72 см). Такие зароды имели подпоры и разделялись на секции, называемые "промежками". В "промежок" клали 3—4 волоковые копны. В Архангельском уезде в такие "промежки" длиною в сажень клали от 5 до 7 копен (от 4 пудов и более в копне). В Олонецком наместничестве "скошенные сена кладут везде в стоги между во­ткнутыми рядом жердями и подпирают оные со всех сторон".

Там, где часто шли дожди, делались всякого рода модификации. На­пример, в Галицкой провинции в 60-е годы стога формировали на специаль­ных козлах. В конце XVIII века такая же практика зафиксирована для всех низких мест в Костромской губернии. На колья высотой до 1,5 аршин кладут жерди и хворост, а на них ставят стога. В отличие от других регио­нов, стога здесь были небольшими (от 70 до 100 пудов). Копны же, как обыч­но, — 5—8 пудов. Сено хранили также в сараях, под навесами, в специаль­ных сенниках. Но встречалось это реже и лишь у состоятельных хозяев.

Там же, где размеры скотоводства были настолько велики, что обычные крестьянские постройки не годились, строили специальные загонные дворы. Как правило, эти дворы были крытыми, с настилом помоста. В них содер­жали и кормили лошадей. Хотя в Острогожской провинции встречались за­гонные дворы без настилов и даже без крыш. Короткий зимний период, частые зимы без длительного снежного покрова позволяли некоторым ското­водам вообще держать зимой лошадей и овец под открытым небом. Особен­но это бывало в районах, пограничных с Украиной, где, в частности, овец большей частью держали зимой на воле. Отсюда и украинский обычай стричь овец лишь раз в году (весной), в то время как наличие у русских крестьян крытых и сравнительно теплых овчарен позволяло им стричь овец дважды — осенью и весной, что давало более мягкую шерсть.

Господский скот

Содержание скота в помещичьих хозяйствах было совсем иным. Почти всюду в имениях были теплые скотные дворы, с отдельными омшанниками для овец, телят и свиней. Встречались у помещиков и племен­ные скотные заводы. Один из таких заводов — Е.Л. Цурикова — имел быков и коров английской, голландской и холмогорской породы. Скотский завод был и у В.Б. Голицына. Лошадей держали в специальных конюш­нях с денником, просторными стойлами с двойными дверями (плотными и решетчатыми). Матки и жеребята стояли в отдельных денниках. Приведем одно из типичных описаний образцовой барской конюшни: "...конюшни и клевы [должны] иметь окнами на восток и в ночь, а дверми на полдень. И ставить головами в ночь покойныя, пространныя, светлыя, с высокими и широкими дверми, с твердыми и немного скатистымн полами и яслями стойл[ы] повыше лошадиной груди. Стойла просторные, в коих бы стоять и лежать [лошадям] свободно было, В середине конюшни — жолоб для стоку мочи. В потолке [строение] пониже, чтоб зимою тепло, а летом холодно бы­ло... В темных конюшнях и клевах стоящие лошади часто спотыкаются и всего пужаются, а в светлой — [лошадь] веселая и здоровая. А притом бы вода блиско была. Все клевы и на дворе убить глиною и зделать борозды для проходу воды. А за двором, в пристойном месте — широкую и глыбокую яму, и, как в нее навозной сок накопитца, — класть солому и от того будет хороший навоз".

Уровень плотности населения, сложнейшая система землепользования, сопровождающаяся "черездесятинщиной", сокращение размеров пастбищ, резкие между ними отличия по ведущим типам трав — все это диктовало необходимость в нечерноземной полосе поднадзорной пастьбы скота, т.е. с пастухом. Этот обычай довольно цепко держался среди русского населения и в южных районах. Так, в оренбургских степях башкирский скот гулял вольно, а гурты и стада скота русских (казаков и крестьян) паслись с пас­тухами (и лошади и коровы).

Медовая роса –
к падежу скота

Тем не менее поднадзорный выгул скота в условиях Нечерноземья не спасал скот от эпизоотии, которые были столь часты, что нередко приводили к тяжелому ущербу поголовью на громадных пространствах этой зоны. Обилие лесов, низких сырых мест, погодные условия — все это спо­собствовало болезням и падежу скота. Крестьянские традиции скотоводства, идущие издревле, были направлены лишь на создание условий максимальной изоляции пораженного той или иной болезнью скота данной территории от соседних. Но с увеличением плотности населения это имело все меньший ус­пех. Обычное лечение скота — наборы диких лечебных трав (пижма, горо­шек, глухая крапива, дикая рябина, молодой дубовый лист и др.), кровопус­кание, окуривание и т.п., с помощью которых пытались лечить болезни, ко­торые назывались в XVIII в. "мотыльница", "лихая", "чилчик" и др. Ус­пех был, однако, в редких случаях. Часто падежи были от бескормицы в неурожайные годы. Эпизоотии поражали в равной мере и крестьянский, и помещичий скот. Разница была лишь в том, что в ряде случаев более упи­танный и крепкий скот помещичьих хозяйств нес меньший урон во время падежа. То же самое было и с дворцовым хозяйством. Известны крупные падежи лошадей и дворцового скота в 1720—1721, 1737—1738 гг. В соро­ковых годах XVIII в. почти ежегодные падежи (1745, 1746, 1747, 1748, 1749 гг.) нанесли очень большой урон дворцовому коневодству и скотоводству. Управитель дворцовых костромских и казанских сел в 1749 г. сообщал, что "у крестьян скот выпал уже до последнего". Есть сведения, что с 1744 г. падежи шли почти беспрерывно вплоть до 1767 г. Даже в южной Тамбовской губернии "во всех округах... каждой почти год, невзирая на предосторожности от правительства употребляемые, великое препятствие скотоводству причиняет падеж, а особливо рогатому скоту". А.Т. Боло­тов в 60-е годы вообще пришел к выводу, что почти постоянные эпизоотии вынуждали крестьянство ограничиваться лишь минимумом скота. Отзвук тя­желых неурожаев и скотских падежей видится в инструкции 1794 г. приказ­чику с. Любашевки Ефремовского у. Тульской губернии: "...как ныне с чув­ствительною прискорбностью вижу их (то есть пострадавших крестьян, — Л. М.) от прошедших времен изнуренных, что и дворы их в крайнем разо­рении, а самих — в совершенном изнеможении.

Хотя черноземные и степные районы также подвергались эпизоотиям, однако ущерб здесь был значительно меньше. Больше всего страдал рогатый скот, меньше всего овцы, крупные эпизоотии которых были в южных рай­онах раз в 20—25 лет. Думается, что немалое объяснение этому лежит в природно-климатическом факторе — большей сухости климата, постоянных ветрах, отсутствии низких заболоченных пространств и т.п. Однако наи­больший интерес представляет опыт организации скотоводства этих районов. Речь идет о хуторском принципе скотоводства.

Хуторское степное
скотоводство

 Хуторская система порождена опытом крупного скотоводства южных великорусских и украинских районов. При этой системе крупные поселения, до нескольких сотен и более дворов, сочетаются с рассеянными по периферии многочисленными хуторами. Как правило, на хуторе было не­сколько (иногда до десятка) жилых строений и большие хозяйственные по­стройки для скота. Пашенных угодий на хуторах практически не было или было очень мало. Такая система создавала максимальные условия изоляции друг от друга на случай эпизоотии крупных овечьих гуртов, стад крупного рогатого скота и конских табунов. Хуторская система существовала не толь­ко в районах Украины. Многочисленные хутора были в южных уездах Кур­ской и Тамбовской губерний, особенно Воронежской губернии и др.

Думается, что хуторская система скотоводства сформировалась и под влиянием организации племенного отбора, в частности в коневодстве. Кон­ские табуны были разбиты на сравнительно некрупные косяки, где паслись кобылицы с трехлетними жеребятами. "Крестьяне в табуны свои старых же­ребцов не пускают", — писал знаток коневодства Ф. Удолов. Естествен­но, что в подлинном смысле слова племенного дела в крестьянском коневод­стве еще не было, но хуторская система создавала оптимальные условия поддержания нормальной плодовитости кобылиц, широкого применения руч­ного спаривания и т.д.

Российские конские
заводы

Помещичьи хозяйства этих районов во второй половине XVIII в. все больше переходили к организации конских заводов. Вплоть до 60-х годов конские заводы были преимущественно у казны. Наиболее крупные из них — Хорошевский и Бронницкий под Москвой, Даниловский и Сидоровский в Костромской, Гавриловский, Шешковский и Всегоднчскнй во Владимирской, Скопинский и Богородицкий в Тульской и Рязанской губерниях и др. К 60—70 гг. XVIII в. поголовье конских казенных заводов достигало 7—8 тысяч голов. Наряду с селекцией отечественных пород (Богородицкий, Скопинский и др. заводы) на них были лошади шведской, немецкой, английской, испанской, итальянской, арабской, кабардинской, черкасской, персидской и др. пород.

В середине XVIII в. было уже около 20 частных заводов. В 80-х годах в Московской губернии было 20 заводов, в Ярославской — 6, в Смоленской — 10, в Тверской — 44, в Рязанской — 12, в Тульской — 24, в Курской — 29, Орловской — 50 и т.д. В 1776—1777 гг. в Бобровском у. Воронежской губ. был создан Хреновский конный завод А.Г. Орлова, где к концу века с молодняком числилось до 3 тыс. голов. В Воронеж­ской и Тамбовской губерниях также было большое число помещичьих кон­ских заводов. В Орловской губ. были известны конские заводы А.А. Хит­рово, А.С. Лопухина, Ю.В. Долгорукова, Л.И. Цурикова, М. Жидкова, В.Б. Голицына, Е.Ф. Данилова и др. Были такие заводы и в Поволжье, Пензенской губ. и др.

Частные заводы занимались в основном отечественными породами, но в наиболее крупных шла работа с английскими, арабскими лошадьми и т.п. (например, в Авчуринском имении Д.М. Полторацкого). Под Смоленском был завод графа А. Орлова-Чесменского, где были "арабские, турецкие, та­тарские, персидские, английские" породы скакунов.

Рационы кормления
и рынок

На заводах вводились и усложненные рационы кормления  животных.  Применялись  помимо основных кормов — сена, овса и соломенной сечки, особо тщательно приготовленной и состоявшей из кусочков соломы длиной до 5—8 мм, витаминные концентраты в виде толченой сосновой иг­лы. Весной жеребцов кормили горохом, бобами, сухим ячменем, парным ко­ровьим молоком. Ожеребившихся маток кормили неделю пареным овсом, поили талой водой с овсяной мукой, давали соль. Жеребятам давали паре­ный толченый овес с теплой водой и молоком. Трижды в день давали луч­шее сено и т.д.

Цена породистых лошадей нередко достигала нескольких сотен рублей. Обычные российской породы лошади из помещичьих табунов были сравни­тельно недороги, хотя значительно дороже крестьянских. Это были рослые и сильные животные. В Калужской провинции, в частности, в 60-х годах "помещики от небольших (до 50 голов, — Л. М.) своих конских заводов лошадей продают в Москве от 20 до 70 рублей, крестьяне продают лоша­дей в ближайших городах от 2 до 15 руб." Здесь были и русские, и немец­кие, и украинские породы. В Олонецком крае обычная рабочая лошадь в 60-е годы стоила 12—20 руб. В Каширском у. крестьянская лошадь стоила 5—7 руб. Столь разная цена на конское поголовье зависела от разного качества поголовья, т.к. в крестьянском хозяйстве выращивали и крупных и мелких животных, и сильных и сравнительно слабых. Так, по Острогожской провинции в 60-х гг. отмечается, что в крае "лошадей добро-родных плодится мало, а все почти простые родятся, ко употреблению в ра­боте, да и то не сильные, ибо с самого рождения, до употребления в работу кормятся полевым кормом во всякое время".

С поголовьем рогатого скота в крестьянском хозяйстве в большинстве районов племенной работы не велось, хотя скот был по качеству весьма не­равноценный. В нечерноземных районах породы были преимущественно дой­ные, в отличие от южных черноземных и степных районов, где у коров мо­локо было часто водянистым и держали их для телят, т.е. для расплода. Это было типичное мясное скотоводство. Телят в Нечерноземье поили мо­локом лишь в первые недели, иногда до 4—5 месяцев, постепенно отучая от молока. В степных районах телята и ягнята росли на материнском молоке минимум полгода, а чаще до годовалого возраста. Вследствие этого скот южнорусских областей и Украины был более рослый, что естественно для мясного скотоводства.

При общем развитии северного холмогорского скотоводства как ското­водства элитного (отличавшегося формированием строго определенной масти: пестро-черной и черной с белой головой), предназначенного на товарном рынке сбыта для улучшения молочного животноводства, в XVIII в. (далее это не прослеживается) была и побочная линия развития, связанная с мяс­ным откормом телят, отбракованных от племенной группы. Это телята с ме­нее развитым костяком, меньшим аппетитом и т.д. Таких телят (а также барашков) по "давнишней привычке" крестьяне отпаивали свежим молоком в большинстве своем до 5—8 недель, а иногда и до 30—40-недельного возраста. Это была единственная их пища. Телята достигали, как правило, восьмипудового веса, а барашки — до одного пуда.

Для изоляции от другого какого-либо корма телят держали в специаль­ных ящиках или чуланах. Все это предпринималось для получения при убое мяса исключительной белизны. Годовалые выращенные на молоке телята достигали веса 15—20 пудов. Правда, практиковали это только в одной Княжеостровской волости.

Российские овцы

Господствующей породой в овцеводстве была овца русская обыкновенная. Она шла как на мясо, так и на шерсть. Стрижка русских овец проводилась дважды — весной и осенью, что делало шерсть более мягкой, хотя и не столь длинной. Шерсть этой породы овец шла на грубые шерстя­ные сукна, которые главным образом выпускали русские мануфактуры. Во второй половине XVIII в. уже существовала впоследствии знаменитая рома­новская порода овец, овчина которой обладала выдающимися качествами. В 80-х годах романовские купцы уже закупали в уезде "бараньи деланные ов­чины" и "мерлушчатые тулупы", которые шли на петербургский рынок. Казенные овчарные заводы держали кроме русских овец породу "черкасских белых", шерсть которых очень ценилась. Один из крупнейших суконных мануфактуристов 80-х годов XVIII в. И. Осокин считал, что "самые луч­шие из русских овец белых и других шерстей находятся в южных урочищах реки Камы по левую сторону ее течения", т.е. в так называемых "закамских горах" Урала. Частично эта порода была и в Татарии. И. Осокин насчитывал у русских овец шерсть семи сортов и шести цветов. Лучшим сортом был подшерсток или, как его называли в XVIII веке, "пуш" молодых русских овец, который не уступал, а был даже лучше шерсти испанских овец. "Пуш" старых овец, по мнению И. Осокина, мало уступал испанской шерсти.

Кроме овец русских пород в Европейской России, еще со времен Петра I, разводили овец английской породы. Стада этих овец в 60-х годах столетия были "в некоторых местах вдоль по Медведице реке". Шерсть их высоко котировалась на рынке (на месте фунт стоил 20—25 коп., а все руно укра­инской овцы примерно в это же время стоило 22 коп.). Довольно распро­странена была и так называемая "шленская" (шлезвигская) порода овец. По данным И. Осокина, в России разводили и овец испанской породы.

Таким образом, в области скотоводства уровень его развития, практиче­ский опыт, организационные и зоотехнические основы были резко отличны­ми друг от друга в зависимости от природно-климатических и экономиче­ских условий. В нечерноземной полосе России и в некоторых черноземных губерниях в большинстве своем господствовала традиционная система разве­дения и содержания скота, унаследованная от предшествующих столетий. Развитие скотоводства было здесь целиком подчинено принципам натурального хозяйства, так называемому критерию целесообразности. Стремление достигнуть какого-то реально возможного оптимума не обязательно вело к упрощению ос­нов содержания скота. Наоборот, здесь критерий целесообразности приводил к таким парадоксальным усложненным приемам, как зимнее содержание молодняка и коров в жилом помещении крестьянина (а в подпечке жили куры-несушки). Крестьянин здесь шел на прямые осложнения своего бытия во имя целесо­образности, не считаясь с затратами труда и неудобствами быта. Тот же прин­цип целесообразности превращал обмолот зерна в изнурительную процедуру сбора до последней крохи так называемого гуменного корма для скота. Лишь в сфере помещичьего хозяйства идет процесс резкого возрастания индивидуально­го опыта, четко прослеживается усиление роли интродукции.

Степное скотоводство
в Нечерноземье

 Совсем иную картину, совсем иной механизм, регулирующий методы содержания скота, мы видим в южных черноземных и степных районах.

Здесь в большинстве своем совокупность приемов организации скотоводства была уже подчинена в конечном счете законам товарного производства.

Реальным итогом этого был поток продуктов скотоводства на Север в их самом разнообразном виде, начиная от живого скота и кончая мясом, са­лом, шкурами, кожами, шерстью.

Купечество юга Московской, а также Тульской, Калужской, Рязанской, Орловской, Курской, Тамбовской, Воронежской, Пензенской, Саратовской, Оренбургской и других губерний в качестве важнейшей статьи своих торго­вых оборотов имело посредническую торговлю рогатым скотом, овцами и лошадьми. Среди крупнейших посреднических рынков были такие, как Ка­шира, куда выгонялось из малороссийских и южнорусских губерний в год до 16 тысяч голов скота для отправки в живом весе на рынки Москвы и Пе­тербурга и столько же забивалось для первичной переработки. Через За­райск прогонялось до 12 тысяч голов скота в Москву и Петербург с час­тичной переработкой на мясо, сало, кожи и т.п. Через Коломну прохо­дило до 45 тысяч голов рогатого скота, большая часть которого перерабаты­валась на 34 салотопенных заводах. Одной солонинки коломенские купцы заготавливали до 400 тысяч пудов. Крупными центрами посреднической торговли скотом были Рязань, Калуга, Серпухов, Можайск и др. Гурты малороссийских волов к осени достигали не только Петербурга, но через Ярославль доходили даже до Костромы. В меньших масштабах это же делали купцы из Епифани, где кроме того был и большой конский торг, а также купцы из Мещовска, Лихвина, Венева, Сапожка, Крапивны, Одоева, Перемышля, Козельска, Боровска, где главным образом были торговые опе­рации с лошадьми и т.д. Ежегодная продажа в Воронеже достигала 30 тыс. голов крупного и 5 тыс. голов мелкого скота. Купечество в Остро­гожской провинции в крупных размерах закупало в провинции и в донских юртах лошадей, рогатый скот и овец и перепродавало их купцам из Центра. Только торговцы самого Острогожска закупали до двух тысяч голов скота. Крупнейшая ярмарка скота была в Белогорье, откуда скот гнали в Москву и Петербург. Овечью шерсть везли непосредственно в Москву. Крупный торг рогатым скотом и лошадьми был в г. Бирюч. В Калитву на 4 ярмарки пригоняли "табунами калмыцких, казацких и русских лошадей, рогатый и мелкий скот".

Особенно "великое множество" рогатого скота, лошадей и овец сгоня­лось на Вознесенскую ярмарку в слободе Россошь. Коломенские и тульские скупщики гнали этот скот в Москву, Петербург, Ригу, Курск, Тулу, За­райск и др. города. В Богучарском у. в слободах Калач, Подгорная, Ольховатка, Ширяева, Старая Меловая на ярмарках продавалось большое количество лошадей, рогатого скота и овец с последующим отгоном их в Москву и другие города. В Беловодском у. на 4-х ярмарках в слободе Старый Жлон скупался великороссийскими купцами скот из донских станиц и калмыцких степей, а гурты его гнали в Орел, Тулу и Москву. В слободе Осиновке главный торг в Великопостную ярмарку был скотом и овцами, кото­рые отгонялись в Тулу и Москву. В слободе Евсюг мартовская ярмарка так­же имела крупный торг рогатым скотом для Москвы и Петербурга.

В Валуйках был крупный торг скотом (купцы из Тулы, Мещовска, Калуги, Зарайска и Коломны). В г. Купянске торг скотом достигал оборота до 4 тыс. руб. Веневские, зарайские и тульские скупщики гнали его в Мо­скву и Петербург. В Бобровском у. на Большой Троицкой ярмарке был главный торг лошадьми (до 3 тыс. голов), скупаемыми купцами Ельца, Ор­ла и Калуги. Осенняя Средняя ярмарка (8 сентября) собирала также огром­ное количество скота для отгона в Петербург и Москву. Известная июль­ская ярмарка в г. Задонске специализировалась также на торге лошадьми и собирала скупщиков из Воронежа, Тулы, Рязани, Серпухова, Ельца, Коз­лова и далекого Романова на Волге. В Воронежском у. у Толшевского монастыря собиралась известная Преображенская ярмарка, где главный торг был лошадьми (скупщики из армейского ведомства, Курска, Орла, Тулы, Калуги и Суздаля).

В переработанном виде рынки Воронежской губ. к 1797 году поставля­ли свыше 150 тыс. пудов овечьей шерсти, 525 тыс. овчин, 232 тыс. пудов говяжьего мяса, 68 тыс. пудов сала, 40 тыс. пудов коровьего масла и т.д. Продукты животноводства, поступавшие на рынок из Курской губ., в 80-е годы достигали объема в 600 тыс. руб.

Не меньшая доля скота и продуктов скотоводства шла из Тамбовской губернии, особенно ее южной части, и через саму губернию. Крупный торг табунами лошадей", то есть оптовая посредническая торговля, был в Там­бове. Большие партии скота и лошадей продавали в Борисоглебске. В Тамбовском у. на ярмарки в селах Троицкая Дубрава, Лысые Горы, Рассказово, Сазонтиево и Анастасьевские Бондари "в не малом количестве пригоняют на продажу скот". В г. Козлове на ярмарки в девятую и десятую пятницы после Пасхи "пригоняют заводских и табунных казачьих лоша­дей довольное число". А козловские купцы "более промышляют торговлею рогатого и мелкого скота, который закупают в Малороссии и в Донских станицах, из коего часть отгоняют для продажи в Москву, а часть бьют в солонину, вытопляют сало и отправляют в Санкт-Петербург". В г. Лебедяни в течение года бывали четыре ярмарки (шестого января, в Духов день, шестого августа и первого октября), две из которых, "знатнейшие" (вторая и четвертая), продолжались по три недели. На них "в бесчисленном множе­стве" пригонялись казачьи лошади и лошади с конских заводов.

Много скота и лошадей пригоняли в Центральную Россию из Малорос­сии. В городе Гадяч на Георгиевскую ярмарку, продолжавшуюся с 23 апре­ля в течение пяти недель, пригоняли до 60 тыс. голов рогатого скота и мно­жество лошадей из Киевской, Екатеринославской и Харьковской губерний. Этот скот скупали купцы из Рыльска, Волхова, Курска, Орла, Тулы для продажи в Петербурге и Москве. В Ромнах были две главные ярмарки Малороссии (Вознесенская и Ильинская), куда "изо всех заводов и из дон­ских станиц наводят табунами великое число лошадей, а из окольничьих мест рогатый скот". Весь товар скупали купцы Москвы, Тулы, Орла, Вол­хова, Воронежа, Курска, Харькова и др. На ярмарки в г. Прилуки при­гонялись скот и лошади из Пирятина, который скупали торговцы из Моск­вы, Орла, Калуги, Тулы, Дорогобужа, Стародуба и Белоруссии.

Большая посредническая торговля была на рынках Пензенской губ. Рынки Поволжья принимали поток скота, лошадей и овец из Заволжских степей и Казахстана. Купцы города Лух Костромской губ. закупали "рога­тую скотину" в Саратове и даже Оренбурге. Поволжские города Дмит­ровка, Сызрань, Курмыш, Ардатов, Арзамас, Муром принимали большие партии скота, лошадей и продукты переработки для посреднической торгов­ли. Жители г. Починки Нижегородской губ. специализировались на скупке скота в Оренбурге и других степных торговых центрах с последующей про­дажей его в Нечерноземье. Только в одном Оренбурге в год через рынок проходило от 30 до 60 тыс. баранов и овец, до 10 тыс. лошадей. По данным комиссии А.Р. Воронцова, через Оренбург и Троицк в 80-е годы XVIII в. проходило до 4 тыс. лошадей и от 150 до 355 тыс. овец ежегодно.

Весьма внушительное количество скота продавали калмыки (ежегодно от каждой кибитки по 1 голове рогатого скота, одной лошади и 5 овец). В год свыше 13 тысяч голов рогатого скота (на сумму примерно 130 тыс. руб.), свыше 13 тысяч лошадей (также ок. 130 тыс. руб.) и св. 65 тысяч овец (на сумму св. 70 тыс. руб.).

* * *

Итак, развитие скотоводства в лесной и лесостепной зоне Европейской России отличалось кардинальными особенностями. Важнейшей из них были неблагоприятные природно-климатические условия, которые диктовали необ­ходимость необычайно длительного стойлового содержания скота, что, в свою очередь, требовало больших усилий и времени для заготовки кормов. Однако объективные условия ведения земледельческого производства как главного средства жизнеобеспечения крестьянского населения России резко ограничивали возможность снабжения животноводства полноценными корма­ми. Отсюда и происходят основные беды русского скотоводства: крайняя малочисленность и крупного рогатого, и мелкого скота, острый дефицит ра­бочего скота. Столь непривлекательное стагнационное состояние скотоводст­ва было бы совершенно губительным для страны, если бы Российское госу­дарство не проводило активной политики освоения южных степных районов, где при минимальных затратах было возможным экстенсивное развитие ско­товодства. К числу благоприятных условии такого развития следует прежде всего отнести экологический фактор. Лесная зона Нечерноземья была край­не неблагоприятной для развития в сколько-нибудь крупных масштабах ско­товодства, так как была средой, постоянно воспроизводящей условия, способст­вующие возникновению эпизоотии самой различной этиологии. Это систематиче­ски подрывало базу даже простого воспроизводства поголовья скота.

Наоборот, как считали (и не без оснований) в средневековье, широкие открытые пространства степей с "горбатистыми" холмами, чередующимися с балками и оврагами, постоянно дующие ветры непосредственно связаны с резким падением количества эпизоотии. Сравнительно более короткий зимний период позволял здесь животным дольше находиться на поднож­ном корму.

Больше того, близость громадной земледельческой зоны создавала пред­посылки для раннего развития здесь товарного животноводства. Естествен­но, что гигантские гурты многотысячного поголовья малороссийского скота и скота из южных великороссийских губерний, двигающиеся по бесконечным шляхам и трактам к крупнейшим рынкам сбыта — Петербургу и Москве — это лишь наиболее яркая форма экономического воздействия на Нечернозе­мье скотоводческих районов. В большинстве случаев оно было менее замет­но, т.к., вероятно, имело форму многозвеньевых подвижек скота с юга на север, при которых какой-либо конкретный скот не испытывал длительной перегонки по дорогам, а сбывался в ближайших к степи районах, которые, в свою очередь, продавали излишки скота в той или иной форме в более се­верные и т.д.

Это экономическое давление зоны экстенсивного скотоводства в зоне Нечерноземья сказывалось прежде всего в сдерживании даже в немногих локальных районах, наиболее благоприятных для животноводства, разви­тия торгового продуктивного скотоводства. Лишь там, куда это воздей­ствие не доходило, в частности, на небольших пространствах низовьев Северной Двины, в XVIII в. скотоводство имело высокий уровень и об­ретало торговый характер.

Вместе с тем следует отметить, что уже во второй половине XVIII в. освоение южнорусских территорий приводило к смещению на юг и земледе­лия, которое десятилетие за десятилетием захватывало под пашню девствен­ные ковыльные степи, сокращая выпасы и сенокосы, готовя почву для буду­щего кризиса животноводства в России.

назад  содержание  вперёд