Эта книга – подготовка к этимологическому словарю «1001 слово». В ней объясняется метод анализа слова, отличающийся от традиционного тем, что происхождение слова рассматривается в генетической связи с графическим знаком-первоиероглифом.
Любое письмо в истории – выразитель религиозной идеологии прежде всего. И лишь затем – государственности и культуры. Все новейшие религии входили в мир со своей письменностью. Иудаизм – древнееврейское письмо, христианство – греческое, латинское; буддизм – древнеиндийское; зоарастризм – авестинское; мусульманство – арабское...
В I тысячелетии до н.э. определился кризис общечеловеческого культа Солнца, ставший одной из главных причин возникновения новейших религиозных учений, пророческих вер, выразивших себя преимущественно алфавитными письменностями. Солнечная религия, существовавшая десятки тысячелетий по всей земле, начиналась с первоиероглифов, которые сопровождали её до эры Пророков. От них – древнейших знаков солнца, символов солнцепоклонничества произошло большинство символических и рисованных иероглифов, ставших основами образных письменностей человечества. Знаков солнца накопилось множество, но своё исконное значение сохранили всего несколько. Палеографам хорошо знаком древнеегипетский иероглиф.
– ra – солнце. (III-I тысячелетие до н.э.)
Происхождение его неизвестно. И понять генезис знаменитого знака невозможно, если рассматривать его изолировано, вне среды родственных графем, которые я попытался собрать на одном листе впервые.
– re – солнце (древн.кит.) II-I тысячелетие до н.э.
– re – солнце (кит.) I тыс. до н.э. – наши дни.
Случайное совпадение форм? Или за тысячелетие докатился огненный знак от южного Средиземноморья до берегов Тихого Океана и затормозилось, замерло квадратное колесо?
А может, кто-то пронес его по волнам дальше.
– kiη, kin, king – солнце (майа.); kon – солнце (инк.)
По пути из Египта, они «заглянули» в Древнюю Переднюю Азию? Не об этом ли говорит шумерский иероглиф:
– udu – 1) Баран 2) Бог Солнца. (III тысяч. до н.э.)
Иероглиф таинственно развивался. Помогают понять ход мысли древних знакотворцев графические фигуры, ещё более отдалённые от очертания природного объекта.
– iai – солнце (др. тюрк.. алфавит)
– iui – луна, месяц (др.кит.) II тысячелетие до н.э.
И уж совсем не напоминает абрис дневного светила остроугольный шумерский иероглиф:
– ud – солнце (III тысячелетие до н.э.).
... Похожие и не похожие друг на друга графемы объединяла одна поэтическая идея. Её и выражали знаки: она была важнее внешнего правдоподобия.
Пытаясь разобраться в грамматике символа веры наших предков, я понял, как много теряет лингвистика, изучающая древнейшее слово в отрыве от первописьменности.
Я писал эту книгу и постепенно убеждался, что вначале был знак и его устное описание – слово.
Это были эмблемы Бога и имена Его.
II
Первописьмо, построенное на символах солнца, сыграв свою языкообразующую роль, постепенно утратило начальную функцию и перешло в разряд гербовых знаков-оберегов. Лишь некоторые культуры продолжили его в новых системах образных и механических письменностей. Развитые языки (устное письмо) уже обходились без помощи графического выражения. Для большинства этносов разрастающегося человечества наступал так называемый бесписьменный период истории. Возможно уточнение – первый постписьменный.
Но первоиероглифы дошли до нас, отпечатанные в семантике, морфологии лексем, в орнаментах и формах предметов. Восстанавливая забытые графемы первописьма Малого человечества, автор, оперируя десятками словарей, более свободно опирался на славянские и тюркские материалы. По вполне понятной причине. Если бы предлагаемый метод научно-художественного анализа слова использовал индоевропеист или семитолог, то и массив примеров из языков их веденья естественно превышал бы остальные. Но и в том, и в другом случае становилось бы ясно одно – метод применим при этимологическом исследовании любого языка. Ибо все они вышли из диалектов единого языка Малого человечества, которые формально отличались друг от друга, как знаки солнца.
Я не стал приводить список использованной литературы по двум причинам. Первая – за десятилетия работы над книгой прочитано несколько сот томов и статей в научной периодике. Перечень их занял бы значительную часть объёма книги. Бесконечные ссылки утяжелили бы текст, сделав его трудночитаемым. Я допускаю их реже возможного, только по особой необходимости. Вторая причина – отсутствие работ, касающихся нашей темы («взаимозависимое развитие образного письма и языка»).
Наше исследование можно отнести к научно-популярной литературе.
Книги такого жанра изъясняют факты, установленные коллективной наукой, но изложенные языком, доступным только узкому кругу специалистов.
Физика и математика нуждаются в специфическом языке. Гуманитарные же дисциплины и особенно языкознание такое подражание «серьёзным наукам» попросту губит. Складывается впечатление, что лингвистика, утратив цель – исследование природного слова – всю свою энергию употребляет на создание искусственной цеховой речи. Толстенные словари лингвистических терминов по объёму превосходят словари иных живых языков. Очень удобен этот стиль, но наукообразие не заменяет собой науку. Платон и Аристотель писали ясно. Иные диссертации, посвящённые их трудам, прочесть возможно, но уразуметь их смысл так же трудно, как содержание этрусской «Книги мертвых» на полотне, обмотанном вокруг мумии.
По природе своей общественные науки должны быть хотя бы понятны обществу, иначе они не выполняют своего назначения. Самые глубокие и тщательные исследования дисциплин, которые принято называть также – мировоззренческими, обязаны быть научно-популярными. Популярность, то есть народность изложения, должна стать одним из главных критериев оценки значимости произведения гуманитарной науки. И задача, стоящая перед автором, в том ещё и заключалась – сделать лингвистический и палеографический поиск открытым, зримым большому кругу носителей языка, интересующихся происхождением основного средства общения, коим пользуемся мы каждый день и всю жизнь.
Стремясь достичь простоты стиля, старался избежать упрощения. Это оказалось самым трудным. Удалось ли – судить читателю.
декабрь 1997 год