Рис. 108. Образчик средневековой астрологической хиромантии.
Из книги Тайснерия (Taisneria: Opus Mathematicus Octolibros). 1562 г. Книгохранилище Пулковской обсерватории.
Посмотрим теперь, насколько такое позднее появление разбираемой нами книги оправдывается другими ее сюжетами.
Главной специальностью «Даниила», судя по легендам о нем, было толкование сновидений. Дадим же один образчик и этого рода древних гаданий, часть которых написана во «Всесильной Науке» от имени самого ее автора, а другая, в роде только что приведенной легенды, от имени постороннего лица, повествующего об этом авторе. Возьмем прежде всего рассказ в главе седьмой, написанный в первом лице.
| 2 3 4 |
ГЛАВА 7. «Я видел в ночном созерцании (очевидно, в постели после чтения Апокалипсиса), как четыре небесные ветра обуревают великое море... Четверо огромных и различных между собой животных вышли из этого моря. Первый зверь был, как Лев, и к нему поднимались орлиные крылья. Но отделены были от него эти крылья, и сам Лев был вознесен от земли и поставлен на ноги, как Человек, и дано ему было человеческое сердце. |
| 5 |
«И вот другой зверь, похожий на Медведя, встал, прислонясь к нему, и были у него во рту три клыка между его зубами. |
| 6 |
«И вот еще третий зверь, как барс (здесь уже теряется совсем астрологический характер видения, и мысль автора перескакивает к апокалиптическому многоглавому зверю с туловищем как у барса, головою как у льва, и ногами как у медведя). |
|
«На спине у него четыре птичьих крыла и четыре головы, и дана ему власть.1 |
|
| 7 8 |
«И вот появился еще зверь четвертый, страшный, очень крепко сложенный и сильный. У него большие железные зубы, которыми он дробит и пожирает, а остатки раздробленного попирает ногами... Он отличен от трех прочих зверей, и на нем десять рогов.2 И вышел между ними еще один небольшой рог и исторг с корнем три из прежних; у него были глаза, как у человека, и уста, говорящие высокомерно.3 |
| 9 10 11 12 |
«И видел я, как поставлены были престолы и сел Ветхий днями. Одежда на нем была бела, как снег, и волосы его чисты, как белая шерсть. 4 Его престол — блистание огня, а колеса его — пылающее пламя. Огненная река текла и разливалась пред ними, тысячи тысяч служили ему и предстояли пред ним. Сел суд, и раскрылись книги.5 И за изречение высокомерных слов убит был зверь и тело его предано огню, а у прочих зверей отнята власть и дана им жизнь лишь не на долгое время, до срока. |
1 А в Апокалипсисе: „И дал ему (т. е. зверю, похожему на барса с ногами как у медведя, и туловищем как у льва) Дракон свою силу, и трон, и великую власть“ (XIII. 3).
2 А в Апокалипсисе: „Я встал на морском песке и увидел зверя (грозовую тучу), выходящего из моря с семью головами и десятью рогами“ (Апок. XIII, 1).
3 А в Апокалипсисе: „и были даны ему уста, говорящие высокомерно“ (XIII, 5).
4 А в Апокалипсисе: „его (Ветхого днями) волосы были белы, как белый пух, как снег. Его глаза как огненное пламя (Ап. I, 15).
5 Опять из Апокалипсиса.
| 13 14 |
«И вот на облаках небесных, шел как бы Сын Человеческий,6 и был он подведен к Ветхому днями. И дана ему власть, и слава, и господство над всеми народами, племенами, наречиями. Власть его вечна, она не прекратится, и царство его никогда не разрушится ...7 |
| 15 |
«И затрепетало сердце у меня, Даниила, и смутили меня видения моей головы. |
| 16 |
«И подошел я к одному из предстоящих и спросил его об истинном значении всего этого. |
| 17 23 24 25 26 |
— «Четыре зверя, — объяснил он мне, — четыре царя земные... Царство четвертого будет не такое, как другие. Оно станет попирать, терзать и пожирать всю землю. А десять рогов четвертого зверя означают, что в этом царстве будет десять царей, и после них выступит новый, не такой, как другие, и низложит трех царей. И будет произносить хулу против Вышнего, даже возмечтает переменить у них (у планет?) времена и закон, и они отданы будут в его руки до истечения года, двух лет и полугодия.8 Затем воссядет суд и отнимет у него власть... |
| 28 |
«Здесь конец. Я, Даниил, был сильно смущен моими помышлениями, и лицо мое изменилось. Но я сохранил эти слова в своем сердце». |
6 Апокалипсис (гл. I, 7): „Вот он идет на облаках, и увидит его всякий глаз и зарыдают над ним все племена земные“.
7 И это все буквально переписано из Апокалипсиса.
8 А в Апокалипсисе: „В продолжение одного (годичного) срока, двух сроков и полусрока“ (Ап. XII, 14).
Переходя к критическому разбору этого рассказа, я не могу прежде всего не отметить, что он носит все отличительный черты средневековых изложений Апокалипсиса, характерные для поздних столетий средневековья, т. е. для X—XV веков. Сотни совершенно таких созерцаний мы имеем в эти века. Я уже показал в примечаниях к различным местам только что изложенного «ночного видения», что все оно представляет из себя лишь краткое резюмированье XIII главы Апокалипсиса, со вставками в нее фраз из остальных глав, при чем совершенно ясно с первого взгляда, что автору уже неизвестен астрологический характер книги Иоанна. И если кто-нибудь мне возразить, что дело может быть наоборот, что сам Иоанн в Апокалипсисе только развил это место из предшествовавшего ему «Даниила», то я отвечу, что такое предположение противно не только логике, по которой первоисточником всегда бывает тот, кто ясно понимает, что он говорит, но противно и самым основным законам литературного творчества.
Главный признак всякого резюме каких-либо уже предшествовавших рассуждений заключается в его схематическом характере, а этот признак здесь налицо.
Такое фактическое, бесстрастное изложение гибели Мира, прихода Мессии и его страшного суда, так волновавших всякого верующего в первые века, не может быть актом самостоятельного творчества. Сравните его с главой XIII Апокалипсиса, и у вас самих в глубине души не останется ни малейшего сомнения в том, кто у кого заимствовал. Там, в Апокалипсисе, все — порыв самостоятельного творящего вдохновения, здесь же перед вами вырисовывается человек уже давно убежденный в неизбежности того, о чем он думает, повторяющей в своем уме, может быть, сотни и сотни раз прочитанные им слова и восстановляющий в своем воображении сотни раз проходившая в нем картины. А так как эти слова и картины буквально заключаются в Апокалипсисе, то и автор изложенного пророчества был предварительно и хорошо знаком с ним. Ему здесь нечего вдохновляться: образы и слова не его, они уже давно готовы, и он давно убежден, что они справедливы и что иначе и быть не может. Но он в них не все понимает, и поэтому они его возбуждают, и его воображение творит чудовищные, неестественные образы. Он перечитывает Апокалипсис все снова и снова, он не может спать всю ночь (как не спал и волновался и я, когда старался в тишине Шлиссельбургской камеры выяснить себе таинственный смысл той же самой книги). Но автор, называющий себя здесь Даниилом — «Всемогущей Наукой» — не обладал достаточным ее знанием для того, чтобы распутаться в художественном смысле астрологических, облачных и аллегорических образов Иоанна и потому из четырех его первоначальных зверей — Тельца, Льва, Стрельца и Пегаса — уцелел здесь только Лев, а остальные трое животных были вытеснены более страшными: медведем, барсом и «ужасным десятирогим зверем», взятыми из других мест того же самого Апокалипсиса. Все разнообразные и художественно скомбинированные образы Иоанна смешались здесь в сплошной хаос, совершенно такой же, как и у остальных средне-вековых писателей об этом предмете. Уже это одно место служит неопровержимым доказательством того, что сборник десятка отдельных сказаний, известных у нас под названием «Даниил», средактирован окончательно не ранее, как через два-три столетия после выхода Апокалипсиса, или даже и через четыре, пять, если не более.
Посмотрим, в заключение, нет ли кроме описанной нами кометы «мани-факел-фарес» еще каких-нибудь указаний в исследуемой нами книге о точном времени ее возникновения.
Когда я перечитывал «Даниила» во второй или третий раз, мое внимание особенно обратила на себя его девятая глава, основную сущность которой я изложу здесь ее собственными словами.
| 2 4 |
«Я, Даниил, соображал число лет, о которых было сказано Грядущим пророку Иеремии, что над развалинами Надежды Успокоения — должно исполниться семьдесят лет9... И молился я моему Грядущему Богу, и исповедовался, и говорил: |
| 18 |
— «Молю тебя, Грядущий Бог, Великий и Удивительный, хранящий свои обещания и милость всем любящим тебя и соблюдающим твои заветы!.. Наклони, мой Бог, ко мне твое ухо и выслушай меня! Открой твои глаза и посмотри на наши развалины и на город, названный твоим именем!.. |
| 21 | «И вот Воин Божий10 (Змиедержец, уже превратившейся теперь в ангела Гавриила), которого я видал и раньше в созерцаниях, стал передо мной в своем ярком блистании около времени вечерней жертвы (после заката Солнца). |
| 23 |
— «В начале твоей молитвы,—сказал он мне,—произнесено Богом слово, и я пришел возвестить его тебе. Вникни же в это слово и уразумей, что видишь! |
| 24 |
«Семьдесят семерок (т. е. 490 лет) назначено для твоего народа и святой твердыни, чтобы было покрыто преступление (распятие Христа?), запечатаны вины, изглажены беззакония, приведена всякая правда, окончено пророчество и был помазан Святой-Святых (вероятно, автору этого места было памятно, что вавилонские пророки закончились в конце V века, может быть, именно в 490 году). |
| 25 27 |
«Но при этом узнай и пойми: от получения слова об обновлении Надежды Успокоения, до Мессии-Вождя, (прошло?) семь семерок, т. е. с прежними семерками 539 лет, и еще (пройдут?) шестьдесят две семерки (составляющая из себя 483 года) и с этого времени вновь будут сооружаться улицы Надежды Успокоения хотя и в трудные времена... И Мессия утвердит тогда Новый завет со многими в остающуюся семерку (лет), но в половине ее отменит жертву и приношение, и на краю Земли будет мерзость запустения, и предопределенная гибель постигнет там опустошителя». |
9 „И будут служить народы царю „Врать Господних“ семьдесят лет“ (Иеремия ХХV, 11).
10 גברי-אל (гбри-ал) — воин Божий, новое имя Змиедержца, уже потерявшего астрологический смысл.
Разбирая это астролого-каббалистическое вычисление автором конца мира через сто сорок семерок в связи со всем, что мы сказали ранее, мы не можем не прийти к предположению, что здесь имеется в виду гибель мира, вычисленная на 980-й год от «Благовещения Христа», архангелом Гавриилом Деве Марии.
Итак, мы нашли в «Данииле» три способа определения его времени.
Первый способ по комете, шедшей против движения Луны через Змиедержца и Весы по направлению к Персею; второй — по многочисленным повторениям в ней, нередко без достаточного понимания различных фраз Апокалипсиса, и третий — расчет по семеркам. Первый из этих способов, давший для главы «Мани-Факел-Фарес» 568 год, и последний, давший для каббалистической 9 главы 539 год, важны лишь для определения деталей, так как явные и частые заимствования из Апокалипсиса и без того доказывают, что книга «Даниил» не могла быть написана ранее конца V века нашей эры.
Рис. 108. Образчик средневековой астрологической хиромантии. Из книги Тайснерия (Taisneria: Opus Mathematicus Octolibros). 1562 г. Книгохранилище Пулковской обсерватории. |
