Рис. 52. Астролог XIII века.
Рис. 52. Астролог XIII века. |
 Рис. 53. Медаль Лукулла. |
Прежде всего я позволю себе высказать здесь несколько своих давнишних размышлений.
Если книги Почтенного Ливийца, как и все остальные в том же роде, апокрифичны и никакого «Железного Рима» в Италии никогда не было, то как же произошла о нем такая обстоятельная волшебная сказка?
Об этом я уже говорил вскользь в первых томах «Христа», буду обстоятельно говорить и в конце этого самого тома на основании чисто исторических исследований о средневековом Риме, но чтоб осветить этот первостепенно важный для истории европейской культуры вопрос с различных точек зрения, поговорю и здесь.
Когда говорят о «Римской империи», то большинство современных образованных людей представляют ее приблизительно в виде современной Англо-индусской, с единым наследственным императором—королем в итальянском Риме—его наместниками в других иноязычных областях и со многими губернаторами в колониях, назначаемыми и сменяемыми центральной властью и не имеющими права воевать между собою без его сочувствия и согласия...
А между тем, нет ничего ошибочнее такого мнения. Старинная «Римская империя» во все периоды своего существования походила более на современные союзы, вроде бывшего тройственного между Германией, Австрией и Италией. Латинская, греческая и египетская (арабско-мавританская и коптская) части жили в ней совершенно независимой жизнью, и если признавали в данный исторический период главенство какой-нибудь одной области, считаемой наиболее сильной или культурной, то в той же мере, как и в тройственном союзе признавалась гегемония Германии.
Точно также неправильны наши представления и о тамошних императорах, как о наследственных, даже в том смысле, какими они были на Руси в удельный период ее истории.
Правда, разделение «Империи Константина» между тремя его одноименными сыновьями, получившими прозвища: Константин (Второй), Констанций и Констанц, значение которых по-гречески одно и то же — «Стойкий», есть первая и притом естественная попытка перейти к удельному праву. Но приходится очень сомневаться, чтобы у Константина I было только трое сыновей, а не много более, как и в последующих императорских. поколениях, вплоть до падения Западной части империи тотчас вслед за страшным землетрясением в Кампаньи и извержением Везувия 6 ноября 472 года.
Нам говорят, что те, кого у нас называют правителями «Великой средиземной империи до четвертого века», носили в действительности имена консулов, т. е. советников, выбираемых по-двое один для одной, другой — для другой половины империи, одевавшихся в баграницу (toga purpurea), имевших: троны под названием sella curales, т. е. курульные кресла, и по 12 ликторов, т. е. церемониймейстеров, носивших перед ними при торжественных выходах пучки прутьев с секирой посредине, в знак того, что им принадлежит наказание виновных. Историческое предание, в виде, например, третьей декады книг Тита Ливия, говорит нам, что консулы выбирались ежегодно из князей, т. е. патрициев, «на один год», называвшийся по их имени, при отсутствии над нимп какой-либо высшей власти.
Однако по этнопсихологическим соображениям с этим трудно согласиться, так как, раз получив реальную верховную власть, они, конечно, собрали бы за год правления такое число своих бывших сторонников или новых зависящих от них людей, которое смогло бы фактически гарантировать им переизбрание на ряд следующих за первым лет. Ведь всякий ограничительный закон, если б он и был раз сделан, отменяется реальной верховной властью, которую он стесняет. Те ежегодные перемены самостоятельных консулов, о которых повествует нам третья декада книг Тита Ливия, и другие в том же роде, могли бы быть допустимы только в фантастическом романе, а не в истории реальной политической жизни, образчиком которой может служить нам теперь жизнь любой европейской или американской республики.
Другое дело, если во главе государства стоит бессменный военный вождь, т. е. император, или теократический глава, как в средневековой папской области. Тогда он мог бы успешно настаивать на ежегодной смене консулов, и они подчинились бы этому из опасения потерять голову в случае своего переизбрания. Так это, повидимому, и было в Риме до 534 года нашей эры, когда Велисарий и Нарсес полководцы Юстиниана, покорили (в 534 г.) Ост-Готское королевство, а в Константинополе так было, говорят нам, до 541 года, при том же Юстиниане.
Императоры древнего Средиземного союза, повидимому, даже не были наследственны, а провозглашались каждый раз войсками, вроде того как это было в XIX веке в испанских республиках Южной Америки с ее президентами, и это почти всегда приводило к воинам различных областей друг с другом, пока победитель не обеспечивал за собой первенствующего значения в фактически возобновлявшемся военном союзе. А культурная жизнь шла своим путем, и центр политического могущества не всегда был центром и умственной деятельности.
При изучении древней истории (которой я занимался более всего в первые годы своего предварительного заточения, до суда), мое особенное внимание обращало на себя, как я уже не раз говорил, общее сходство между собою трех периодов истории этого древнего Средиземного Союза.
Прежде всего, в Италии — читал я по Веберу, Шлоссеру и другим тогдашним университетским курсам, — возникло из первичной демократии первое военное монархическое государство Ромула и Рема, достигшее значительной степени культуры, и основатель его Ромул, умертвивший своего соправителя Рема, был признан взятым на небо после смерти, как и все православные святые, и ему, как и этим последним были построены храмы и совершались специальные молебны. Потом через два с половиной века эта монархия пала, заменившись смутным временем и республикой, которая тоже оказалась не долговечной. Хлынула вторая социогоническая волна, и новое военное монархическое государство было основано Октавианом Августом и его соправителем Антонием. И тут главный деятель умертвил второго и тоже получил название Августа (т. е. Святого), т. е. причислен, как и Ромул, к лику святых. Но и его монархия пала тоже через два с половиной века и сменилась смутным временем, пока не хлынула третья социогоническая волна и пока третье монархическое государство не распростерло свои орлиные крылья над Балканским полуостровом, Западной Азией, Египтом в Италией. И его основатель Константин умертвил своего соправителя Лициния и причислен к лику святых, и ему тоже были построены храмы, и совершаются молебствия до сих пор.
Но и эта третья монархия просуществовала, если считать до ее «последнего консула в 534 году», тоже около двух с половиной, веков и сменилась смутным временем в распадением на средневековые республики и княжества.
Почему тут было три волны? Чем объяснить их общее, эскизное сходство даже во многих последовательных деталях жизни?
Все это было для меня совершенно непонятно до тех пор, пока мне не удалось установить астрономическим путем, что евангельский Христос был столбован 21 марта 368 года, что Апокалипсис был написан 30 сентября 395 года, и что гонитель христиан Нерон списан с императора-консула Валента, при котором, по Сократу Ученому, тоже было гонение на христиан.
Значит Нерон списан с Валента, — заключил я. Следовательно, и все предшествовавшие ему и последовавшие за ним императоры второй социогонической волны на прибрежьях Средиземного моря могли быть списаны с предшествовавших ему и последовавших за ним царей, и тогда обе истории представляют лишь два варианта одной и той же латиио-эллино-сирийско-египетской истории, ошибочно отнесенной к двум разным эпохам, потому что прозвища царей в одной были латинские, а в другой — греческие.
И я не устану повторять (чтобы это твердо запомнил читатель), что вплоть до христианства и клерикальной регистрации новорожденных, у людей не было еще собственных навсегда неизменных имен, даваемых, как наши, при крещении; не было и метрических книг, в которые они записывались бы, как обязательные на всю жизнь. Когда родился в семействе какой-либо ребенок, ни отцу, ни матери не приходило даже в голову давать ему какое-либо имя; они простодушно называли его «сын» или «дочь» и больше ничего. Когда рождался второй ребенок, они так и называли его «второй», третьего называли «третий», четвертого «четвертый», и т. д.
Все это а осталось в названиях древних исторических деятелей, в именах: Секунд, Терций, Кварт, Квинт, Сикст и т. д. вплоть до Септимия и Октавиана. Можно сказать с уверенностью, что этот же способ обозначения был и у других народов древности, умевших считать. Только посторонние люда по какому-либо характерному признаку давали потом детям или взрослым подходящую кличку, откуда и происходили такие женские имена, вошедшие даже в христианские святцы, как Ариадна, т. е. верная жена (очевидно, получившая эту кличку уже после замужества), Ктаятеппа, т. е. гнедая кобыла, очевидно, названная так не в детстве, Мавра—черная, Макрина—сухая, Платонида—широковидная, Руфина—рыжеватая, Серафима—пламенная, Сосипатра—спасшая отца, Хрисиа—златокудрая, Аквилина—орлица, Дросида—оросительница, Евсевия—благочестивая, Евсталия —нарядная, Геликонида—с горы Геликона и т. д.
Да и для мужчин имеются в святцах аналогичные прозвища среди лиц, причисленных к православным святым: так- Геронт значит престарелый (получивший это прозвище, очевидно, не при рождении), Коприй—навозная кучка, Корнилий—рогатый,. Авенир — отец света, Агав—саранча, Алипий—беспечальный, Артемон—верхний парус, Архип—коневод, Вианор—жестокий, Гемелл—близнец, Гервасий—копьеносец, Дула—раб, Евил—хороший пловец, Екдит—раздетый, Екзакустодиан—полковой судья, Гермий—вестник бога, Адриан—из Адриатики, Исавр—косматый, Иамвлих—любитель стихов, Ианнуарий—привратник, Иасон—врач, Киндей—опасный, Кодрат—четырехугольный, Крисп—кудрявый, Ликарион—волченок, Лонгин—длинный, Маруф—плешивый, Мелетий—заботливый, Мемнон—памятный, Менгин—крепкое копье, Мокей—насмешник, Никтополион—занимающийся ночью общественными делами, Пионий—тучный, Приск—ветхий, Руф—рыжий, Сакердон—священник, Селений—лунатик, Таврион—бычачий, Тарас—беспокойный, Трифон—изнеженный, Турвон—вихрь, Уар (Вар)—кривоногий, Филолог—любитель словесности, Финеес—медный рот, Сарвин—штаны и т. д.
Уже по одному значению этих православных имен кто может усомниться в том, что они были даны не родителями, которые тогда называли их просто: первый, первая, второй, вторая и т. д.,. а представляют собою прозвища или клички, полученные потом, от окружающих? Если же кто из детей или подростков не обнаруживал особых признаков, то его просто называли сын такого то, или такой-то, откуда и произошло современное обыкновение сохранять за детьми фамильные имена.
Итак, в древности у людей не было официальных зарегистрированных имен уже по одному тому, что не было нигде метрических книг. У них не было также и обыкновения давать детям, как у нас теперь, без перевода иностранные имена, не имеющие для данной нации значения. Это было для них все равно, как дать сыну или дочери, в виде имени, какой-нибудь случайный набор звуков, вроде таракатха, куркуркур и т. д. Даже современным футуристам это не приходит в голову, да и дети, подросши, отказались бы от таких имен.
Что же касается до прозвищ, имеющих смысл, вроде перечисленных нами, то у видного общественного деятеля их могло быть даже на его родном языке не одно, а несколько и хороших, и дурных, и похвальных, и бранных, в зависимости от того, были ли они даны его сторонниками или противниками. В Испании и теперь в аристократических фамилиях каждый представитель семейства имеет столько различных фамильных прозвищ, что ими можно заполнить целую страницу, да и индивидуально при крещении у католиков и протестантов даются младенцу по нескольку имен сразу. Так было и у именитых граждан Великой Средиземной империи, где на западе господствовал латино-итальянский, на европейском востоке—эллино-греческий, а на юго-востоке, в Египте и Сирии — арабо-еврейский литературные языки. В том случае, когда записи о каком-нибудь деятеле велись людьми, писавшими по-эллино-гречески или по-римски, или по-арабо-еврейски, — на каждом языке его прозвища вырабатывались самостоятельно по тем чертам и особенностям, которые особенно близко затрагивали данную иноязычную народность или особенно бросались ей в глаза.
Поэтому средневековый ученый, подучивший возможность изучить чужие языки, легко мог одну и ту же историю принять за три отдельные истории и, расположив их хронологически по разным эпохам, сделать из нее трехпериодную историю. А это особенно легко могло случиться потому, что не только имена, но и характеристика отдельных деятелей неизбежно должна была различаться у разных авторов или компиляторов, смотревших на них и на современные им события с различных точек зрения. Одни авторы отмечали одни события, умолчав о других, а другие, наоборот. При отдаленности мест и порче смутных слухов, доходивших до пишущих при передаче не очевидцами через многие руки, даже и сообщения об одном и том же сложном событии легко могли измениться до неузнаваемости, как это бывает при известной «игре в телефон», когда несколько человек садятся в круг и шопотом передают друг другу какое-нибудь длинное сообщение.
В этом случае наиболее объективным и наименее изменяющимся в передачах признаком является самый элементарный и не поддающийся тенденциозному освещению факт, каким является продолжительность жизни данного деятеля или продолжительность царствования данного императора, тем более, что в древности, когда не было еще установлено никакой общепринятой эры, и годы царствования последнего властелина служили единственным штандартом исторической хронологии.
Вот почему и я, усомнившись на основании моих астрономических вычислений в правильности разделения римской истории на три периода, взял этот штандарт за основной признак, как это и показал в первой книге «Христа». Но я резюмирую для памяти читателя это и здесь, ведь от первого тома прошло уже много времени.
История древней Византийско-римско-египетской империи дошла до нас в трех следующих основных первоисточниках.
Первый первоисточник, дошел до нас в первой декаде латинских книг Тита Ливия, имя которого в переводе на русский язык значит просто — Почтенный Ливиец и представляет явно не имя, а прозвище или псевдоним.
В ней все семь описанных царей помещены в итальянском «Риме», но носят не латино-итальянские и даже не эллино-греческие, а арабо-еврейские имена: Ромул, Нума, Тулл, Анк, Тарквиний, Туллий, и Тарквиний II с латинскими прилагательными, причем Ромул—значит по-еврейски Носорог (Единорог), то же и брат его Рем; Нума Помпилий—значит Утешитель и т. д., о чем я уже говорил в предшествовавшей главе.
Эти книги «Почтенного Ливийца» дошли до нас на латинском языке, но то обстоятельство, что основные прозвища царей в них арабо-еврейские, заставляет нас или усомниться, что страна, в которой они царствовали, была Италия, или допустить, что первоисточниками ее были слегка астрализированные и легендаризированные попытки написать историю царей Великой Средиземноморской Империи по ливийским, т. е. мавританским материалам, с тенденциозным сокращением числа царей до семи, по каббалистическим и астрологическим соображениям. Время, когда она написана, неизвестно, так как впервые ее открыли лишь в Эпоху Возрождения, да и все остальные документы, в которых она цитируется или упоминается (например, у Плиния Младшего) «открыты» не ранее этого же времени. Да и слог «Почтенного Ливийца», как мы уже видели, очень развитой и даже художественный и показывает никак не на первичную, а на позднейшую эпоху эволюции литературного творчества.
То, что это не простой перевод с арабо-еврейского языка, сразу видно, так как старинные переводы всегда отличались подстрочностыо и потому плохим и запутанным языком. Петавиус и Скалигер, первые критические исследователи дошедших до них старых книг и первые хронологисты сообщаемых в них событий (жившие в конце Эпохи Возрождения), отнесли начало действий, описываемых в этой книге, к 753 году до начала нашей эры. Но их доводы очень наивны для современного исследователя, и потому весь этот период уже с конца XIX века считается самими историками легендарным.
Второй первоисточник. Мы его имеем на греческом языке в «Церковной истории» Евсевия Памфила, имя которого в переводе значит Всем-милый Благочестивец и потому представляет собой не действительное имя, а прозвище анонимного автора. Но и этот первоисточник не первоначален, хотя из него и заимствована «Латинская летопись» Корнелия Тацита, имя которого значит Рогатый Молчаливец. «Всем-милый» начинает свою историю с того момента, как «военная власть Лепида и Антония перешла к Августу (т. е. к Октавиану), который, приняв титул князя (princeps—принц), начал управлять «всеми частями республики, ослабевшей от гражданских войн» (I, 1). Обрывается же эта история на военной диктатуре Черного Князя, т. е. Нерона. Прозвища царей в ней почти все латинского происхождения. Они же сохранены и у Всем-милого Благочестивца, хотя книга его и написана по-гречески. Этому же автору приписывается и другой первоисточник по данному предмету: «Хроника», найденная на латинском и на армянском языках, но не существующая на греческом. Она написана по тем же, повидимому, латинским первоисточникам и доводит действие до 325 года нашей эры, когда Константин созывал Никейский Собор. Слог ее тоже очень хороший, обнаруживающий позднюю эпоху литературного творчества...
Центром действия здесь выставлен тоже итальянский Рим, а время действия отнесено Скалигером и Петавиусом к первым векам нашей эры.
Третий первоисточник. Церковная история Сократа Схоластика, имя которого в переводе на русский язык значит Ученый Охранитель Власти.
Она написана на греческом языке, но прозвища царей и других деятелей даны то по-гречески, то по-латыни, показывая этим, что «ученый охранитель власти» пользовался как теми, так и другими источниками.
Центром действия здесь выставлен Царь-Град на Босфоре, называемый теперь местными турками Истамбулом, а христианскими греками — Константинополем. Начало действия, т. е. основание этого города императором, которому он дает прозвище Стойкий или Сын Стойкого (по-латыни Константин), относится по Скалигеру, Петавиусу и другим современным им хронологистам, к 330 году нашей эры. и на этот раз с довольно убедительными хронологическими доводами.
Смысл прозвищ царей и других деятелей у «Ученого Охранителя Власти» иной, чем у «Всем-милого Благочестивца» или у "Почтенного Ливийца», но некоторые из самых выдающихся событий иногда странно совпадают у всех трех, как я уже говорил выше, и даже не раз, чтоб читатель твердо это запомнил.
А теперь снова напомню лишь о началах трех вышеуказанных «периодов» древней Понтийской истории.
Первый период начался по «Почтенному Ливийцу» с двух «Носорогов» Ромула и Рема, из которых первый потом умертвил своего соправителя, а потом причислен к святым под именем Квирина.
Второй период начался по «Всем-милому Благочестивцу» со Святого солнечного царя Восьмого сына (по-гречески Гая Юлия Цезаря Октавиана) и его соправителя Антония, имя которого значит Пенящий Коня, т. е. лихой наездник.
И здесь главный деятель ниспровергает второго» а затем получает титул Священного (по-латыни Августа).
Третий период начинается по «Ученому Охранителю Власти» со Святого-Белокурого-Достойного-Стойкого царя (по-гречески Гая Флавия Валерия Константина Цезаря) в соправительстве со Светозарным (Лицинием) и опять главный деятель побеждает и умерщвляет своего соправителя, а потом причисляется к святым.
Таково эскизное сходство основателей трех периодов Понтийской империи. Но оно продолжается и дальше, если все три истории мы примем за варианты одной и той же начавшейся с основания Царя-Города и перенесем сюда центральное действие.
