Одни из наших византийских первоисточников Лампрос, по словам Вильяма Миллера,1 жалуется, что, при самом внимательном исследовании нельзя было найти в его время в Афинах никаких следов ни от классического Гелиэя в честь бога Солнца, ни от Лицея, в котором, по преданиям, читал свои лекции мудрый Аристотель, ни от Перипатоса, где учили перипатетики.
А с нашей точки зрения так и должно быть: все они были апокрифы Эпохи Возрождения, или в крайнем случае — конца средних веков никак не раньше XI века... Но вот и действительные руины... И что же мы видим при беспристрастном изучении их состояния в XII—XIII веках?
Знаменитый Партенон существует в XII веке, как действующий «латинский храм» афинской девы Марии, «словно только-что построенный»,2 каким он, конечно, и был тогда. «Его метопы, педименты и фризы совершенно целы»... А на стенах красуются христианские фрески, сделанные, — говорят нам византийские авторы той эпохи, — царем Василием II (ум. около 1025 г.) в благодарность «Афинской богородице» за победу над болгарами. Да и самое имя той богини, в честь которой Партенон, будто бы, был сооружен в незапамятные времена, есть Атенайя Партенос. Оно неправильно произносится на всех языках как Афина Партенос. Такого слова по-гречески нет, и Атенайя Партенос значит буквально — Афинская дева совершенно в том же смысле, как у нас говорят: казанская богородица-дева, иверская дева Мария и т. д. Над алтарем этого христианского храма в XII веке висит «вечно махающий своими крыльями золотой голубь», изображающий святого духа, а перед алтарем горит лампада, в которой «никогда не истощается масло к великому удивлению пилигримов». Как будто двойник статуи языческой «Афинской девы, работы Фидия», там стоит статуя католической девы Марии времен афинского герцога Оттона де ля Рош (1205—1224 гг.) и, может быть, не худшей работы, чем те статуи, которые в воображении нашем приписываются Фидию.
Из достоверной истории Партенона нам известно лишь то, что латинский священник (praetor-praiter) Афинского герцогства обложил для его завершения город Афины такими большими налогами, что не только все листы на деревьях, но и каждый волосок на головах жителей были сосчитаны.3 А потом уже в 1393 году Феодал Нерио велел отодрать с его врат серебряные листовые обложки, чтобы выкупиться из плена, в который попал по неосторожности.4
1 William Miller: «The Latins in the Levant», 1908, London, p. 16.
2 As if it bad only just been built, — повторяет Вильям Миллер слова Лампроса по-английски (The latins in the Levant, стр. 16).
3 Λα̃μπρος Μιχαήλ Άκο̃μινάτου, I. 308, 309, 325.
4 W. Miller, там же, стр. 342.
Значит Партенон как храм девы Марии существовал в целости, хотя и без серебряных листов на дверях, даже и в XV веке нашей эры вплоть до того времени, когда турки завоевали католическое Афинское княжество в 1460 году, после чего, с уходом католиков, Партенон, как их храм, был, очевидно, совместно разграблен и заброшен православным и мусульманским духовенством, и сама мадонна Фидия или псевдо-Фидия, находившаяся в нем, была разбита вместе с остальными католическими статуями.
Вот и все, что нам известно из достоверной истории этого храма. А нам говорят, будто он был построен еще за полторы тысячи лет до того времена, когда для его только-что упомянутого завершения «был обложен налогом каждый волосок на головах несчастных афинян», и будто воздвигли его тогда знаменитые архитекторы Иктнн и Калликрат при знаменитом ораторе и полководце Перикле, вожде демократической партии, возникшей в Афинах еще в V веке до начала нашей эры и умершей вместе со своим вождем от чумы «в 429 году до Рождества Христова».
Где же этот храм скрывался в продолжение полутора тысяч лет, и по какому счастливому случаю афинская языческая Мадонна превратилась в католическую после пятнадцативекового небытия?
С нашей точки зрения вся древняя история Партенона — миф. Рассмотрим же вкратце и некоторые другие знаменитые «классические» постройки.
Вот в XIII веке стоит в исправности в афинской Акрополе другой, сравнительно небольшой, храм Афинской богородице-деве, в котором происходят католические богослужения. Значит и он тоже не тысячелетнего возраста. Потом и, может быть, уже при турках, его развалины стали называться Эрехтейон, и наши классические первоисточники (имеющиеся лишь в рукописях не ранее XV века) теперь говорят вам будто его построил древний афинский царь Эрехтей (Ερεχθευ̃ς), наполовину человек и наполовину змей, введший богослужение Афинской пречистой деве еще за тысячелетия до того, как она появилась у католиков на свет.
Должны ли мы верить и такому сообщению? На столько же, как и существованию самого царя Эрехтея — получеловека, полузмея.
Вот в исправности стоит и функционирует в XIII веке в Афинах храм Георгия Победоносца, которого Никита Акоминат, по Лампросу, называет Св. Георгием Керамейским. Его настоятель — монах Лука, и на его столбах начерчены, как делалось и в других средневековых храмах, имена его различных христианских аббатов.5
5 W. Miller, там же, стр. 17.
А наши первоисточники Эпохи Возрождения говорят нам, что этот храм был построен вовсе не Георгию Победоносцу, а еще в незапамятные времена для поклонения знаменитому Тезею, тому самому который убил Минотавра, пожиравшего людей в лабиринте, который учредил истмийские игры на перешейке у исчезнувшего потом храма Посейдона, который сражался успешно с амазонками, плавал в Колхиду вместе с аргонавтами, отчалившими из существующего и теперь города Аргоса в Пелопоннесе за золотоносными бараньими шкурами; который победил центавров, и спускался через жерла вулканов в подземный мир, чтобы похитить из пего Персефону. Освобожденный оттуда Геркулесом, он был брошен, наконец, в море скиросским царем Лакомедом, где и утонул.
Должны ли мы верить и такой добавке? — С точки зрения новой хронологии весь этот Тезейон только фантастическая прицепка к руинам католического храма в Афинах, посвященного лишь одному Георгию Победоносцу. Да и имя Тезей, скорее всего есть одна из вариаций слова Теос-Зевс, т.-е, бог Громовержец.
Вот в целости стоит в XIII веке и Акрополь, как активная крепость, защищающая столицу Афинского Феодального герцогства XII—XIV веков, и как епископская латинская резиденция, а на ведущих в него Пропилеях красуется фреска, изображающая архангелов Гавриила и Михаила как защитников города на случай проникновения в Пропилеи иноверцев.6 Мне скажут: эта фреска сделана потом... Но трудно сделать фрески, т. е. картины писанные водяными красками, на стенах, подвергавшихся более тысячелетия ежегодным авариям времени...
Вот изящная действующая христианская церковь XIII века Нике Аптерос,7 постройка которой тоже неизвестно почему относится к языческим временам, и вот, наконец, развалины огромного храма богу-отцу (по-гречески — Зевсу Олимпийскому), на колоннах которого начерчены не языческие, а христианские молитвы...
6 W. Miller, там же, стр. 17.
7 Νική — победа, Άπτερος — бескрылый, т. е. без боковых колоннад, называвшихся крыльями здания.
Я приведу в следующем томе и другие сообщения наших первоисточников о состоянии «классических» руин в XIII веке, но и того немногого, что я здесь привел, достаточно для того, чтобы считать эпоху крестовых походов за время сооружения их всех в создавшихся тогда на Ближнем Востоке феодальных латинских королевствах или республиках.
Мы только должны твердо запомнить одно: христианство того времени, как по своей теогонии, так и по ритуалу, и по морали, и по живописи, и по скульптуре не были вполне тожественными с современным католицизмом или с православием. В нем, как и в Библии, кроме бога-творца небес и земли, признавались еще и другие боги, да и сам бог-отец не был чужд человеческих слабостей: он сердился и умилялся, увлекался и раскаивался в своих делах, и было много разнообразных сект и орденов, вплоть до хлыстовщины, уничтоженных лишь потом инквизицией и самодержавными монархами, не терпевшими никаких других сект, кроме своей.
Истинный ход эволюции христианства в Эпоху Возрождения и перед нею выяснится лишь тогда, когда мы прочно станем на точку зрения новой хронологии и, кроме того, твердо запомним следующий основной историко-психологический факт, о котором я уже говорил при разных поводах более или менее вскользь.
Обычный человек прочно и надолго запоминает лишь исключительные случаи своей собственной личной жизни, захватывающие те или другие его существенные личные интересы, и уже менее хранит в памяти такие же случаи из жизни лично близких ему людей, а случаи с неизвестными ему людьми забывает как сны. Вот вы сами, например, если интересуетесь общественными делами, наверно читали время-от-времени газеты года два тому назад и чуть не ежедневно узнавали из них необыкновенные, нередко даже ужасные события с незнакомыми вам людьми, о которых вы тогда разговаривали со знакомыми, и вам казалось, что вы их никогда не забудете. А можете ли вы теперь — всего лишь через два года — восстановить в памяти тогдашние газеты? Если вы литературно образованная женщина, то вы в юности, наверно, читали много новых и занимательных романов, а что вы скажете, если я вас попрошу изложить теперь мне их содержание? Вы не припомните часто даже имен их действующих лиц, за исключением тех общеизвестных, которые вам вдолбили в голову посторонней волей в школе. Все, что вы слышали или читали, о незнакомых вам лично людях несколько лет тому назад, уже забыто вами, прошло как вчерашний сон, и психологически уже ничем не отличается от него.
То же самое можно сказать и об истории старинных сооружений. Я уже имел случай указывать, что почти во всех наших селах есть церкви, и, если остались при них архивные записи, то вы всегда узнаете из них, что построила их три-четыре поколения назад ближайшая богатая помещица на свои, не всегда добровольно и охотно дававшиеся доходы с крепостных крестьян, а в городах их строили никак не добровольно сложившиеся горожане, а местное духовенство на свои сборы с прихожан, или правительство на государственные доходы, или богатые купчихи на свои прибыли с покупателей товаров. А если архива или записи о времени и обстоятельствах этих построек нет, то уже никто на свете, даже и сам их преемственный священник, не скажет вам, кто и когда их построил, хотя бы это и было не более ста лет тому назад.
И я опять повторяю: где нет современной событию записи очевидца, там нет истории, там целиком — фантазия. Рассказы об устных традициях, бережно передававшихся в продолжение столетий от поколения к поколению, годны только для вставки в роман Евгения Сю «Вечный Жид», и недопустимы в серьезном научном сочинении. Они напоминают кучи песку, в которые страусы, по рассказам австралийских путешественников, прячут свои головы, когда видят, что не могут убежать от погони. И если мы не будем поступать, как эти птицы, то сейчас же увидим, что вся доисторическая история аттических сооружений — партенонов, акрополей, цирков Диониса, а с ними и римских колизеев, — есть чистый миф, цементировавший их разорвавшуюся реальную историю, как соединительная ткань, скрепившая первоначальные волокна перерезанного мускула. А все действительное о них забылось, как давнишний сон отцов, уже в третьем поколении после постройки, когда они еще были в полной сохранности и функционировали сообразно своему назначению.
Правда, что, кроме обычных по природе забывчивых людей, время-от-времени являются и исключительные индивидуумы, душа которых охватывает все человечество и даже весь мир, и которые воспринимают одинаково как свои, так и чужие радости и печали. Но они до изобретения книгопечатания были так изолированы друг от друга и в пространстве и во времени, что не могли иметь никакой своей устной традиции, как и мы сами не имели возможности слушать человеческие разговоры в отдаленном городе до изобретения радио-телефона.
Итак, реальная история «классических» построек на ближнем Востоке не заходит за время возникновения там рыцарских феодальных герцогств и графств, представлявших целую государственную мозаику в греческих, малоазиатских и сирийских странах, начиная с XI—XII веков. Из приложенного мною хронологического конспекта, читатель видит, что культурное их состояние было очень высоко, так как там существовало даже и женское равноправие.
Думать, что все поименованные в вышеприведенном мною хронологическом списке герцоги и герцогини, графы и графини, принцы и принцессы, только и занимались походами, может только тот кто не имеет понятия о реальной жизни.
В действительности же тут, как и везде, была в основе обыденная личная жизнь с ее радостями и печалями, с увлечениями и разочарованиями, и со строительством частных и общественных зданий, подобно тому, как это делали все остальные магнаты. Там была даже исключительно яркая жизнь, о которой можно написать немало увлекательных романов. И если историки Эпохи Возрождения, которых добросовестно копируют и современники, оставила от нее на месте одни крестоносные ноги, то лишь потому, что все остальные члены тела и в особенности душу, они по односторонности, а, может быть, и по религиозному фанатизму, отбросили за полторы тысячи лет назад, при чем одни куски попали в пятый, другие в шестой, а некоторые (как поэзия и музыка) даже «в девятый век до Рождества Христова».
Задача современного историка обратно соединить эти оторванные члены тела и, полив их живой водой современной реальной науки, одухотворить перед нашими глазами интересную эпоху, полную романтизма и окончившуюся великой и незаслуженной трагедией.
Знатные дамы и кавалеры Западной Европы, принцы и принцессы, воспитанные на песнях миннезингеров и рыцарей-трубадуров, воспевавших своих возлюбленных под аккомпанемент арфы и виолы, а также и под влиянием распространившихся тогда сантиментальных евангельских сказаний и сообщений путешественников о «чудесах Востока», чуть не на половину переехали сюда на многочисленных к этому времени генуэзских и венецианских парусных торговых судах, тем более, что и продолжительность пути не превосходила нескольких недель. Они фантазировали, что основавшись в греческих и сирийских странах, как господствующее сословие и внося в них латинскую культуру, они из поколения в поколение будут получать еще доходы и со своих оставленных в Европе имений. Они начали строить здесь величественные храмы и сооружения, считая себя гарантированными папской буллой, запрещавшей всякому под страхом отлучения от церкви отнимать у них европейские имущества.
А реальная жизнь шла своим путем.
Они сами и их доверенные и близкие люди в Европе постепенно вымирали, а наследники последних только смеялись если незнакомые им и никогда не бывавшие в Европе дети прежних владельцев продолжали требовать от них пересылки в Грецию доходов и платежей. Не получающими более ничего со стороны новым властелинам латинских княжеств на ближнем Востоке приходилось облагать налогами местное греческое население, конкурируя в этом с монополизировавшим уже себе такое право православным духовенством. А оно объявило их язычниками и изгнало, вступив в союз с мусульманами, из своей страны вместе с их поэзией, и наукой и романтизмом, подпав за это под азиатскую власть.
Иначе не могло и быть.