Если бы я был уверен, что читатель помнит все, что у меня написано в прежних томах «Христа», особенно во втором и шестом, то мне незачем было бы напоминать ему еще раз уже сделанные мною предостережения против раболепства перед звуками старинных слов. Но так как помнить все отдельные места этой большой моей работы невозможно, не перечитав ее несколько раз, то я снова возвращусь на минутку к тому же предмету и прежде всего напомню, что среди имен существительных, переживших много поколений, есть много слов-хамелеонов, не раз менявших свое значение на протяжении последних полутора тысяч обращений земли вокруг солнца.
Первым из них является слово «бог», с которым соединялось столько разнообразных представлений, начиная от седого старика Зевса-Иеговы или красивого юноши Адоная-Адониса, до всенаполняющего и всем управляющего и все сознающего бесконечного в пространстве и времени одухотворенного мирового эфира новейших теистов, – что даже и спорить об этом предмете совершенно невозможно, не выяснив сначала, что именно данный «теист» понимает под сочетанием этих трех звуков: б, о, и г .1
1 На самом деле русское слово Бог происходит от греческого Бах (т. е. Вакх, он же Бахус), почему последняя буква г в слове бог и произносится, как латинское h. Служительницы его назывались вакханками, как антитеза монахиням. И это сходится со старинною русскою поговоркой «веселие Руси – пити».
Другие слова-хамелеоны, вроде «души» и «духа», хотя и претерпели менее перемен, на протяжении веков, но все же остались совершенно расплывчатыми по своему значению, и потому употреблять их без немедленного определения соединяемого с ними в данном случае смысла, и вне исторической перспективы (подобно тому, как мы делаем это с терминами земля и небо), представляя их не так, как прадеды, значит только вызывать бесплодные споры и недоразумения.
Обо всем этом я не раз уже говорил на протяжении моего настоящего исследования, а здесь мне нужно только обратить особенное внимание читателя на несравненно менее заметные, чисто индивидуальные, но все же не менее вредные для ясного представления об истории человеческой культуры, многочисленные случаи перемены представлений, связанных с теми же древними именами, которые в сущности всегда были первоначально лишь прозвищами. Таково, например, слово Вавилон, значащее «Врата Господни», и слово Иерусалим, которое, по чисто еврейскому значению можно перевести «Узрение покоя» или «Надежда успокоения», а по греко-еврейски «Святой Покой», то же, что Нирвана в санскрите.
И мы уже видели, что в разных библейских книгах этим эпитетом «надежды успокоения» называли разные города, от города Геркулеса – Геркуланума у подошвы Везувия, до палестинского Эль-Кудса, т. е. города святого Илии, классического Илиона, и даже до Царь-града на берегах Босфора, и до самого Небесного свода. А под Вавилоном понимали не только Римскую церковь, но даже и Тинтир на нижнем течении Евфрата. Понятно, что такие эрратические имена-хамелеоны были всегда камнями преткновения для исследователей древности, раболепствовавших перед простыми звуками человеческого языка и не допускавших даже мысли в свои головы, что разные народы и даже один и тот же народ в разное время прилагали те же прозвища к совершенно различным предметам и к различным городам и местностям, особенно в зависимости от перемены своего культа.
Таким же историческим пережитком является и слово «араб». Существует специальная наука арабистика, существует термин «арабская культура», арабская архитектура, арабская литература и по созвучию все это приводят в связь с подвалом азиатского континента, пустынным полуостровом Аравией, как будто там могло возникнуть среди песков и безграмотных бедуинов что-нибудь самостоятельное, кроме верблюдов!
В предшествующем томе я уже показал, что все это волшебная сказка, что никакого великого мирового пророка никогда не было ни в Мекке, ни в Медине, что причиной пилигримств туда была лишь крупная метеоритная катастрофа в тех местах, и что священный камень, брошенный архангелом Гавриилом, которому там и до сих пор поклоняются магометане, представляет собою несколько мелких осколков каменистого метеорита, вклеенных в не-большую овальную рамку, точный рисунок которой вместе с обломками, отшлифованными поцелуями верующих, я привел в шестом томе «Христа» и повторяю здесь.
Я показал в том же томе, что истинным распространителем магометанства, при котором составлен и Коран Магомета, был султан Магомет Газни накануне крестовых походов XI века, и что раньше него на аравийском полуострове господствовало под именем агарянства или измаилитства что-то вроде классического христианства с поклонением богине Венере, Бахусу и остальным богам классического пантеона, и что арабская культура, арабская архитектура и арабская литература могли выйти только из арианской Великой Ромеи до или после религиозного, а вместе с тем и административного отделения от Египта при императоре Гераклии. Инициатором арабской культуры могла быть только она в связи с Египтом и мавританской Испанией, а не пустынная Аравия.
Значит, средневековая «аравийская культура» должна бы носить имя ромейско-египетской культуры агарянского периода и само слово Аравия и араб должно было выйти из Великой Ромеи. Не полуостров Аравия дал «арабскую» культуру, а сам он получил свое имя после того, как «арабская» культура уже распространилась на него и в нем оказался по метеоритным причинам центральный пункт ее пилигримств.
Нам остается здесь только выяснить, каков же смысл слова Аравия, т. е. Земля арабов, уже отлично зная, что все древние имена не были случайным набором звуков, а осмысленными прозвищами. Но здесь не нужно даже и искать. Корнем этого слова является РАВ, а приставка А в начале есть еврейский определительный член, тот же самый, как и греческое δ, хотя, хотя транскрипция и изменилась, так как вплоть до наступления печатного периода право-писание везде было вольное. От корня РАВ произошло слово раввин, библейское Рувим, а по географии Книги Бытия, как я уже показал во втором томе «Христа» под именем патриарха-первенца Рувима или Равви-учителя, был персонифицирован именно Египет. Аравия к востоку от него была персонифицирована в виде патриарха Симеона, т. е. Услышанного богом, за произошедшее в ней знамение (по-гречески Семейон) метеоритного характера.
К западу от Египта Ливия была персонифицирована в одноименного с нею патриарха Левия, а Иудея к северо-востоку от Египта тоже была персонифицирована в одноименного с нею патриарха Иуду, отца иудеев.
Таким образом, уже по самому ее словопроизводству, арабская культура есть при переводе на новейшую нашу терминологию ромейско-мавританская египетская культура агарянского периода. Арабская архитектура есть средневековая ромейско-мавританская египетская архитектура, а арабская литература – средневековая ромейско-мавританская египетская литература. Ее предшественницей является древнейшая часть Библии, которая по языку своему написана лишь на особом жаргоне того же ромейско-мавританского египетского учительского (раввинского) языка. На других жаргонах его написаны и псевдо-арабская литература, и клинописная месопотамская и папирусная египетская литература, относимая обыкновенно за тысячелетия ранее своего настоящего времени.
Так под общим именем ромейско-египетской культуры у нас соединяются в один пучок и еврейская,2 и арабская, и коптская, т. е. египетская.3 Почти все корни слов у них одни и те же, а некоторая разница в произношении их нашими современными учеными, никогда не слыхавшими их древнего произношения, не доказывает еще того, что и в действительности разница между ними была настолько же значительна, как в их устах, хотя местные говоры и могли и в самом деле до некоторой степени различаться.
2 Причем слово еврей Е-БэР есть только звуковая перестановка слова Е-РэБ или А-РАБ.
3 Припомним, что слово Египет есть ни что иное, как Е-КоПТ, т. е. Коптия, только снабжено тем же семитическим определенным членом Е, который раввинами произносится как А и соответствует греческому определенному члену О, переходящему в женском роде в Э.
Здесь одно только можно сказать: плох тот специалист в этой области, который одновременно не знает библейского, коранического, демотического и клинописного наречий того же самого семитического языка, и не пытается сближать их звуки в своем чтении. Все они только дополняют друг друга и были, вероятно, много ближе друг другу, чем, например, русский и украинский.
Близко друг другу было и их литературное творчество, а потому я здесь, ранее чем перейти к клинописным произведениям, дам как введение один образчик египетского творчества. Это «Рассказ Сына Смоковницы»4 в переводе Б. А. Тураева, который по способу всех ортодоксальных египтологов относит его к «блестящей эпохе срединного царства».
4 Сын Смоковницы – Сы-Нухэт, причем нухэт – смоковница, сикомора, есть священное дерево богини Гетеры (Хатор), и в соответствии с этим часто встречается имя Сы-Гатор – сын Гетеры.
Литература этого срединного царства в большинстве случаев носит уже характер индивидуального творчества. Ее произведения, дающие детали политического и социального строя, домашнего уклада и нравственных требований, дошли до нас даже с именами их творцов. Правда, что большинство ученых, занимающихся древнеегипетской письменностью, не находит возможным признать эти имена действительными и считает произведения, которые их носят, апокрифическими, т. е. лишь приписанными известным авторитетам древности (как, например, наставления Птахотепа, обличения Ипувера), или вложенными в уста наиболее популярных царей, каковы поучения Аменемхета I. Но это лишь еще более подтверждает индивидуальность авторов подобных апокрифов, так как апокрифы никогда не делались коммунально.
Некоторые из этих памятников ведут рассказ в первом лице, представляя собой едва ли не самые ранние образцы авантюристических романов, к числу которых принадлежит и рассказ сына смоковницы.
В нем все естественно и соответствует эпохе, начиная с формы. Она прямо заимствована из надгробных надписей биографического характера, в которых изложение от имени героя начинается перечислением его должностей и титулов, дается его имя, и затем прибавочное слово: «говорит», переводит рассказ в его собственные уста. Обыкновенно эти надгробные автобиографии составлены по шаблону и довольно сухи. Они интересуются почти исключительно заслугами покойного, его отличиями и наградами, милостями к нему «султэна», повествуют о его почетных поручениях, об отношениях ко двору, перечисляют добрые дела и хорошие качества умершего его собственными словами. Иногда эти сухие послужные списки или перечни оживляются рассказом об исполнении им того или другого царского поручения или о заслуге, причем приводятся и документы, особенно царские письма и грамоты, получить которые считалось большой честью, достойной увековечения на могильном памятнике.
Рассказ «сына смоковницы» сохраняет форму подобного рода текстов, начинаясь с перечня должностей, которыми он был облечен уже на вершине своей карьеры. Затем автор переходит к рассказу в первом лице, но не с рождения и детства, а со своего бегства, которое и явилось исходным пунктом событий, приведших к дальнейшему его благополучию и к милостям от царя. И здесь приводятся документы – письмо к нему царя и ответ на него. Даже внешний вид письма, по возможности, сохранен в рукописи, и весь рассказ, начиная с имени героя и других действующих лиц и кончая географической и исторической обстановкой, не содержит решительно ничего чудесного.
При таких условиях естественно возникает вопрос: не имеем ли мы перед собой действительных мемуаров действительного современника первых двух царей так называемой XII династии, носившего имя Сына Смоковницы, – мемуаров, переписанных с камня на папирус, подобно знаменитому тексту об основании Гелиопольского храма, дошедшему до нас не в оригинале на камне, а в копии на коже? Против того можно возразить, что изложение и тон его совершенно иные и не находят себе соответствия даже в таких сравнительно литературных и живых эпитафических текстах, как, например, близкая по времени стэла Ихернофрета или надпись элефантинского вельможи Хирхуфа. Поэтому осторожнее будет, – говорит Б. А. Тураев, – считать, рассказ Сына Смоковницы литературным памятником беллетристического характера, написанным в классическую эпоху Египта характерным для нее придворным стилем, с привлечением любимого тогда элемента приключений за пределами Египта.
Относительно того, что это не подделка, а действительно любимый в свое время рассказ, можно, по-видимому, ручаться. Это не литературный уник, как все апокрифы. До нас дошли и продолжают доходить многочисленные списки как его всего, так и его частей на папирусе и на ostraca (черепках – греч. – К.Л.). Его отдельные отрывки, большей частью школьного или гробничного происхождения; всего пока известно двенадцать источников, и из них три папируса. Раньше всех попала в руки ученых большая рукопись № 3022 Берлинского музея, приобретенная в Лондоне в 1842 году с аукциона при распродаже фирмой Sothby коллекция грека Atanasi. Прекрасная с внешней стороны рукопись в 445 сантиметров длины, и 16 сантиметров ширины, заключает в себе почти весь этот рассказ, кроме нескольких строк в начале, большая часть которого (от той же рукописи) была странным образом найдена в 1891 году египтологом Nowberry в коллекции лорда Amherst’a of Hackney в Didlington Hall’e.
Исправность этого документа далеко не может быть названа идеальной, и в этом отношении он уступает несколько более позднему списку, найденному Quibel’ем при раскопках Фиванского Рамессея в сезон 1895/6 года. В одной из гробниц сзади Рамессея был обнаружен деревянный ящик с папирусами очень плохой сохранности. Griffith, которому Квибель передал для изучения свою находку, не был в состоянии расправить папирусы, рассыпающиеся при прикосновении, и поручил это дело известному технику-специалисту при Берлинском музее, Ибшеру. Когда последнему, после долгой кропотливой работы, удалось спасти для науки значительное число кусков, обнаружилось, что они содержат рассказ Сына Смоковницы и другой известный памятник этой же эпохи: «Историю красноречивого крестьянина».
Еще моложе фрагменты папируса, происходящие из коллекции В. С. Голенищева и хранящиеся в московском Музее изящных искусств за № 4657. Они приобретены вместе с другими в Луксоре у одного из местных жителей. Полный экземпляр их состоял, вероятно, из 16 страниц по 16 строк, а до нас дошли обрывки только четырех первых, особенно начало. По исправности рукопись довольно удовлетворительна и дает текст, примыкающий к рамессейскому папирусу. А приведенный здесь перевод Б. А. Тураева представляет текст, исправленный и проредактированный им и по другим отрывкам.
Родовитый князь, судья, начальник владений царя в землях азиатов, действительно известный царю, любимый им, состоящий в его свите, Сын Смоковницы говорит:
Я служил в свите, следуя за моим господином, я был слугою царского гарема при достойной государыне супруге Нофру, великой благоволением царя Сенусерта в Хнумит-асут, дочери царя Аменемхета в Канофру.
В тридцатый год, третий месяц зимы, в седьмой день ушел бог за свой горизонт, а царь Верхнего и Нижнего царства Схотепебра взошел на небо, соединился с солнцем. Божественное тело его соединилось с создавшим его. Двор молчал, сердца скорбели, великие врата были заперты, придворные опустили головы до колен, народ был в печали, а войско услал его величество против Африканской (?) земли. Старший сын царя – великий Сенусерт – был во главе его, посланный сокрушить страны, поразить обитателей Светлокожей (?!) страны.5 Он приходил и приводил бесконечное множество пленных африканцев и всякого рода скота. Придворные чины послали на западный берег известить сына царя о положении, создавшемся во дворце. Посланные встретили его (уже) на пути. Они настигли его ночью – он никогда не медлил, а теперь как кобчик полетел он со своей свитой, не известив своих солдат. Но вот послали к детям царя, находившимся с ним в здешнем войске, позвали одного из них. Я стоял и слышал его голос. Когда он говорил, я был недалеко от дороги. Сердце мое смутилось (от его речей), руки разошлись, ибо дрожь проникла во все мои члены (намек на заговор против Сенусерта). Прыжками удалился я, ища места укрыться, поместился между двумя кустами и предоставил дорогу идущим по ней. (Затем) я направился к югу и оставил намерение возвращаться в столицу, так как полагал, что там произойдет смута, и не был уверен, что останусь в живых после этого.
Я переправился по озеру Маати в месте Смоковницы и достиг острова царя Онуфру. Там я провел день в поле. На рассвете я двинулся в путь и, когда наступил день, натолкнулся на человека, стоявшего на дороге. Он оробел предо мной, испугался меня.
Наступило время ужина. Я дошел до селения Выки и переправился, на судне без руля, под западным ветром, к востоку от каменоломни Аку и прошел к Небесной возвышенности Владычицы Красной Горы. Я пошел на север и прибыл к Стене Князя, выстроенной для отпора азиатам, для поражения проходящих по пескам. Здесь я согнулся в кустах, чтобы меня не заметили часовые на стене.
Ночью я пошел (дальше). На рассвете я достиг Петена и остановился на полуострове «Великая Чернота».6 Напала на меня жажда, она настигла меня, я задыхался, мое горло пылало и я сказал:
— Это – вкус смерти.
Но я поднял свое сердце и собрал свои члены, когда услыхал звук блеющих стад. Я заметил стрелков. Один шейх, бывавший в Египте, узнал меня. Он дал мне воды, сварил для меня молока. Я пошел с ним к его племени, со мной обошлись хорошо.
Страна передавала меня стране. Я удалился из Библа и пошел в землю Востока. Там я пробыл полтора года. Аммиен-шах, князь верхнего Ретену (сходно с русины и латины) принял меня и сказал мне:
— Тебе у меня будет хорошо, ты услышишь египетскую речь.
Это он сказал мне, ибо знал, кто я, и слышал о моих способностях. Ему засвидетельствовали об этом египтяне, находившиеся там у него. Затем он спросил меня:
— Как ты попал сюда? Не случилось ли чего при дворе?
Я ответил:
— Когда царь верхнего и нижнего Египта Схотепебра взошел на небо, то было неизвестно, что произойдет вслед за этим.
Затем я сказал неправду:
— Я уже вернулся из похода на землю Темеху, когда мне было объявлено об этом. Сердце мое смутилось, сердце мое оставило мое тело, оно повлекло меня вдаль. Обо мне не говорили, мне не плевали в лицо,7 я не слыхал порицаний, не было слышно моего имени в устах докладчиков (т. е. обвинителя). Не знаю, что занесло меня в эту страну, – кажется, это воля божия!
5 Эпитет «светлокожие обитатели» настолько не подходит для Африки, что соединить их кажется невозможным. Не называлась ли «страной золота» (Aurica) Испания?
6 «Великая Чернота» – горькосоленые озера, остаток морского пространства, соединявшего в доисторические времена Средиземное море с Красным. Египтяне еще в Текстах Пирамид говорят о 5 морях, упоминая между прочим Уадж-уэр (Великую зелень), вероятно Красное море и Дебен, «окружающий Хауи-Небу», т. е. северные области, впоследствии Эгейский мир. Кемуэр уже в этом тексте определен знаком стены, т. е. уже в эти отдаленные времена здесь имелись укрепления для защиты от набегов синайских бедуинов. По легенде, найденной Навиллем в Tell-el-Yahudien эти укрепления воздвигнуты еще богами, когда они царствовали над Египтом, для отражения исчадий Апепи, дракона мрака (примечание Тураева).
7 Характерно для представления о нравах и отношении к впадшему в немилость.
Тогда он сказал мне:
— Как же страна осталась без этого благодетельного бога, страх пред которым преследовал иноземные области, подобно богине Сахмат в годину мора?
Я сказал ему, ответив:
— Его сын, войдя во дворец, воспринял наследие отца своего. Он – бог, не имеющий равного, ибо никто не являлся пред ним – он владыка. Мысли его превосходны, речи – изрядны, выход и вход зависят от его веления. Он обуздывал иноземные области, когда его отец был в своем дворце и он докладывал, что исполнено все то, что ему было поручено. Он – могучий, действующий мечом своим, он храбрый, которому несвойственно быть замеченным при наступлении луконосцев, и бросающимся на злодеев. Он – тот, кто сокрушает рог и ослабляет руки, не давая врагам своим настроиться для боя. Он радуется, разбивая лбы, нельзя устоять в его присутствии. Он – быстрый, уничтожающий бегущих, нет бегства для обращающих к нему тыл. Он упорен в час преследования, он возвращается, не обращая тыла. Он – твердый сердцем при виде множеств, он не дает унынию доступа в свое сердце. Он пылок при виде жителей Востока, он радуется, наступая на луконосцев. Он берет свой щит, он попирает, он не повторяет удара, умерщвляя. Никто не может ни отвратить его оружия, ни натянуть его лука. Бегут луконосцы от руки его, как от духов Великой богини. Он сражается, не зная конца, он не щадит и ничто не остается. Но он (и) владыка приятности, великий своей сладостью, восприявший любовь. Любит его град его больше себя самого, он радуется ему больше, чем своему богу. Проходят мужчины и женщины, ликуя в его царствование. Он был владелец, уже находясь в яйце, его лицо было устремлено к этому с рождения, он -–умножитель того, что родилось вместе с ним. Он единственный, данный богом. Радуется наша земля, когда он царствует, он расширяет ее границы. Он овладевает южными странами, не подумает ли он и о северных? Ведь, он создан для обуздания стрел-ков, для попрания бродящих по песку. Пошли к нему, дай ему знать имя твое, не говори зло: «горе его величеству»! Он конечно окажет милость стране, пребывающей в воле его.
Князь сказал мне:
— Конечно, Египет благоденствует, зная, что он могуч. Я хорошо обойдусь с тобою.
Он поставил меня во главе своих детей, сочетал со своей старшей дочерью, дал мне выбрать участок из лучшей части своей области, бывшей у него на границе с другой страной, прекрасную землю, именуемую Иаа,8 в которой были фиги и виноград, вина было больше, чем воды, большое изобилие меда, множество маслин и всяких плодов на деревьях. Были там и пшеница, и ячмень, а различного скота бесчисленное множество. Обильно было то, что доставлялось мне, благодаря любви ко мне. Он сделал меня начальником племени и лучшей части своей страны. Я пек хлеб каждый день, имел вино постоянно, а также вареное мясо и жареных птиц, не считая антилоп пустыни. Клали предо мной добытое на охоте, не считая того, что приносили мои собаки. Приготовлялось для меня многое в большом количестве, и кипяченое молоко всякого рода.
8 Местоположение этого оазиса неизвестно. Мнение Маспего о его тождестве с библейской Айа (Быт. 36,24) не может быть принято уже потому, что последняя находится в области Эдома, слишком к югу от места действия нашего текста (прим. Тураева).
Я провел так много лет. Мои дети сделались силачами, каждый из них стал борцом своего племени. Посол, отправлявшийся на север или на юг – ко двору, останавливался у меня, – я давал приют всем. Я подавал воду жаждущему, я направлял заблудившегося на дорогу, я спасал ограбленного.
Когда луконосцы осмеливались выступать против князей равнин, я давал советы во время движения последних, и князь страны Ретену сделал меня на много лет начальником его воинов. В какую бы сторону я ни делал набега и на кого бы ни нападал, я угонял скот, уводил людей, уносил съестное, убивал людей моим мечом, моим луком, моими нашествиями, моими искусными планами. Я был угоден его сердцу. Он полюбил меня – он понял, что я храбр, и он поставил меня во главе детей своих, ибо видел крепость руки моей.
Пришел сильный муж страны Ретену и вызвал меня из моего шатра. Это был выдающийся борец – не было другого такого – он одолел всю страну. Он вызвался бороться со мной и был уверен, что ограбит меня. Его намерением было угнать мой скот, следуя совету своего племени. Князь обратился ко мне за ответом. Я сказал:
— Я не знаю его, я ему не союзник, чтобы ходить по его двору. Разве открывал я его двери и переступал за его ограду? Он злобствует, видя, что я исполняю твои поручения. Я здесь – бык из рассеявшегося стада среди чужого скота. Бык из чужого скота бодает его, длиннорогий бык нападет на него. Разве простолюдин бывает любим в роли начальника? Бедуин не бывает заодно с жителем Дельты. Что прикрепляет соломинку к горе? Но если бык захочет биться, захочет ли другой, храбрый бык отступать из страха пред тем, кто готов помериться с ним? Если сердце его склонно к борьбе, пусть скажет то, что у него на сердце. Разве бог не знает его участи? Как же тогда узнать ее?
Ночью я натянул лук, выпустил несколько стрел, извлек кинжал, вычистил мое оружие.
Когда рассвело, вся страна Ретену явилась и стала побуждать свои племена, она собрала соседние с нею области, ибо она затеяла эту битву. Он прибыл ко мне, когда я стоял, я стал против него. Все сердца горят за меня. Все женщины и мужчины восклицают, что все сердца болят за меня. Они говорят:
— Разве есть другой богатырь, кто бы мог сравниться с ним?
Его щит, боевой топор и пучок стрел упал после того, как я выманил его оружие и дал его стрелам миновать меня. Когда их больше не стало, и один пошел на другого, он кинулся на меня: я пронзил его. Мой дротик засел в его шее. Он упал на нос, я поверг его собственным его топором. Я испустил победный крик на его спине. Все азиаты воскликнули. Я воздал благодарение Монту, домочадцы его оплакали его. Князь Амуен-шах заключил меня в свои объятия.
Я взял имущество того, угнал его скот.
То, что он хотел причинить мне, то сделал я против него. Я взял то, что было у него в шатре, я опустошил его двор. Я возвысился, благодаря этому, стал богат имуществом, владел множеством стад.
Так совершил бог, чтобы склониться милостиво к тому, на кого он прогневался, кого он увел в иную страну. Ныне сердце его омыто. В свое время я бежал, как беглец, а теперь обо мне докладывают при дворе. Крадется крадущийся от голода, а я подаю хлеб соседу. Бежит человек из своей земли из-за наготы, а у меня чистое платье из тонкого полотна. Иной человек сам на побегушках, не имея, кого послать, а у меня слуги в изобилии. Хорош мой дом и обширно мое жилище. Обо мне помнят во дворце.
О бог, кто бы ты ни был, определивший мне быть беглецом, будь ко мне милостив, верни меня домой! Конечно, ты дашь мне вновь увидать место, в котором пребывает мое сердце. Что может быть больше того, чтобы тело мое было погребено в земле, на которой я родился? Приди, будь за меня. Происшедшее счастливо — я умилостивил бога. Да действует он таким же образом и впредь, чтобы украсить конец того, кого он утеснил, и сердце его да будет при этом сострадать тому, кого он изгнал, чтобы тот жил на чужбине. Умилостивился ли он ныне? Да услышит он молитву удаленного, да отвратит руку свою от того, кого он поверг /и направит его/ к месту, откуда он его вывел… Да будет милостив ко мне царь Египта, да живу я в его милости, да буду я в распоряжении «Владычицы земли» в его дворце, да слушаю я распоряжения ее детей. О если бы могли обновиться мои члены! Ведь с наступлением старости дряхлость настигла меня: глаза мои отяжелели, руки мои ослабели, ноги мои потеряли способность сопутствовать, сердце утомлено. Близко отшествие. Да отнесут меня во град вечности! Да буду я и там служить «Владычице вселенной», да беседует она со мной о красоте детей своих, и да будет проводить вечность при мне.
Доложили величеству царя Верхнего и Нижнего Египта Хеперкара о положении, в котором я нахожусь. Тогда его величество послал ко мне с подарками от царских щедрот, чтобы расширить сердце своего слуги, как князя иноземной области. Дети царя, находящиеся в его дворце, передали мне свои поручения.
Вот копия указа, препровожденного к этому слуге касательно его препровождения в Египет.
«Гор, Жизнь рожденных, Владыка Нехана и Буто, Жизнь рожденных, Царь Верхнего и Нижнего Египта, Хеперка, сын Рэ Амен-ем-хат,9 живущий во веки веков. Царский указ сыну Смоковницы, служащему в свите.
9 Здесь допущена непростительная небрежность — вместо имени Сенурсета написали «Анемхет», т. е. скорее всего кто-то вставил сюда по недосмотру совсем постороннее письмо.
К тебе препровождается этот указ царя, чтобы довести до твоего сведения ниже-следующее. Ты обошел чужие страны, пройдя от Кадма до Ретену, причем страна переда-вала тебя стране, согласно совету твоего собственного сердца. Что ты вызвал этим против себя! Слова твои встречают возражения, хотя ты не злословил. Ты не говорил в совете именитых, а твои речи отвергаются. Такое положение вызвало твое сердце, в моем же сердце не было ничего против тебя.
Твоя «Небесная Высота» (т. е. царица), пребывающая во дворце, здравствует и благоденствует доныне, причем глава ее вознесена высоко в царствовании над землей, а дети ее во дворце. Пользуйся долго тем прекрасным, что они будут давать тебе, живи от даров их. Возвращайся в Египет, чтобы /снова/ увидеть двор, при котором ты находился, поцеловать землю у двух великих врат, занять место среди приближенных. Ведь ты уже начал стареть, потерял мужество. Вспомни день погребения, отшествия к достоинству. Тебе будет посвящена ночь с благовонными маслами и погребальными пеленами из рук богини Таиты. Устроят для тебя торжественное шествие в день погребения, сделают чехол для мумии из золота, с головной частью и с украшениями из ляпис-лазури, небо будет над то-бой, пометанным на салазки, быки повлекут тебя, а певцы /пойдут/ впереди тебя, исполнят пляску карликов у врат твоей гробницы. Возгласят для тебя формулу жертвенного стола, заколют жертвы пред твоей дверью. Твои колонны будут выстроены из белого камня среди гробницы царевичей. Ты умрешь не на чужбине, не «стрелки» проводят тебя /к могиле/, тебя не завернут в баранью шкуру — тебе будет устроено каменное сооружение, а всего того не случится. Позаботься о своем теле и приди».
Этот указ дошел до меня, когда я был среди своего племени. Когда он был прочтен мне, я пал на живот, коснулся земли, провел землю по волосам. Ликуя, ходил я по моему двору и говорил:
— Как могло быть так оказано слуге, сердце которого увлекло его во вражеские страны? Поистине бог милосердный, спасший меня от смерти! Ведь дух твой даст мне скончаться на родине!
Копия доклада по поводу этого указа:
«Служитель дворца — сын Смоковницы тот, кто это говорит:
— Прекрасный мир тебе! Невольное бегство твоего слуги уведано твоим духом, о бог благой, владыка обоих земель, возлюбленный Рэ, хвалимый Монту, владыкой Фив, Амоном, владыкой престолов обоих земель, Себеком,10 Ра, Атумом и его эннеалой, Солдом,11 Семеру, Гором восточной степи, Владычицей Имет, помещенной на твою главу, сонмом богов, которые над водами, Мином-Гором, пребывающим в иноземных областях, владычицей Великой /короны/, госпожой Пунта, Нут, Горуэром-Ра, всеми богами Тимури12 и островов Великого Зеленого моря! Они дают твоему носу жизнь и благоденствие, они щедро наделяют тебя, они даруют тебе вечность без конца, непрестанность без пределов. Страх пред тобой воз-вещается на равнинах и горах. Ты подчинил все, что обтекает солнце.
10 Себек — крокодиловидный бог Фаюма, находившегося вблизи резиденции царей XII династии, почему осо-бенно чтившийся. (Прим. Тураева).
11 Солд — копчиковидный бог Аравийского Нома, бог Востока.
12 Тимури — поэтическое название Египта, особенно Дельты. Происхождение и значение неизвестно.
Просьба слуги к своему господину: «Спаси /меня/ от заботы!» Владыка ведения, знающий людей, да узнает это в величестве дворца! Слуга боялся высказать это, а повторить это — уже великое дело! О бог великий, подобие Ра в том, что он умудряет предоставленного самому себе! Ведь если слуга в руках того, кто промышляет в нем, и предоставлен его водительству, то и величество твое подобно Гору-победителю, и рука твоя простирается до пределов всех земель. Да повелит же твое величество доставить /в Египет/ Маки из Кедма, Хентияуша из Ханткеша, Менуса из земель Фенеху. Это — князья извест-ные, пребывающие некогда в твоей любви, теперь забытые. Страна Ретену — твоя, как верная собака.
«Бегство, учиненное твоим слугой, не сознавалось им, так как оно не было в моем сердце, и я его не замыслил. Не знаю, что сдвинуло меня с места. Это было подобно тому, что житель Дельты увидал бы себя на Элефантине, человек из болот — на земле Нубийской. Я не боялся, за мной не гнались, я не слышал выражений порицания, не слыхали моего имени в устах докладчика — а члены мои тряслись, ноги мои неслись, сердце мое вело меня, и бог, определивший это бегство, влек меня. Ведь я не поднимаю спины, я человек пугливый, знающий свою землю, ибо вселил Ра страх пред тобой в Египте, ужас пред тобой — во всех странах. Будь я на родине, или будь я здесь, ты властен заволакивать горизонт. По воле твоей восходит солнце, по воле твоей льют воду Нила, по слову твоему вдыхают воздух неба».
«Слуга твой передаст преемнику должность визиря, которую он нес там. Конец тому, что написал слуга.
Да поступит твое величество по воле твоей, ибо живут от воздуха, который ты даешь. Благоволят Ра, Гор, Хатор к твоему почтенному носу, и Монту, владыка Фив, хочет, чтобы ты был вечен».
Они пришли к слуге. Дали мне провести день в Йаа и передать все мое имущество детям, причем мой старший сын стал над моим племенем, и в его руки перешло все мое имущество, мои крепостные, весь мой скот, все мои плоды, все мои плодоягодные деревья.
Слуга отправился на юг и остановился у путей Гора, где находится комендант, стоящий во главе пограничного отряда. Он послал вестников с донесением ко двору. Его величество отправил искусного начальника дворцовых земледельцев и с ними суда, нагруженные царскими подарками для луконосцев, которые прибыли со мной, препровождая меня к Путям Гора. Я назвал каждого из них по имени. Все слуги были при исполнении своих обязанностей. Они мешали и цедили при мне. Я продолжал путь, распустив парус, пока не прибыл в город Иттатуи.
Когда рассвело, пришли ранним утром и позвали меня. Десять человек шло, десять человек суетилось, сопровождая меня во дворец. Я коснулся челом земли между изваяниями. Царевичи, стоявшие во вратах, вышли ко мне навстречу, а придворные чины, допущенные в Зал Разлива (Нила?), указали мне путь к зале аудиенции. Я застал Его Величество на троне. Упав перед ним на живот, я потерял сознание, а этот бог обратился ко мне милостиво. Я был подобен человеку, которого схватили ночью. Душа моя ушла, члены мои расслабели, сердца не было в теле, и я не мог распознать жизни и смерти.
Его величество сказал одному из придворных:
— Подними его! Пусть он говорит мне!
Его величество сказал:
— Вот ты пришел, пройдя по иноземным областям, совершив путешествие по обширным пространствам. Теперь овладела тобой дряхлость. Ты достиг старости. Не малое дело, что тело твое будет погребено, и тебя не проводят стрелки из лука. Не молчи же, не молчи же! Почему ты не говоришь, хотя назван по имени?
Я боялся кары и ответил как человек, который боится:
— Что сказано мне моим господином? Если я смогу, отвечу, что моей вины не было. Это рука божества, это страх, бывший в моем теле. Они как бы выполнили то, что определила мне судьба: бегство. Вот я пред тобой, тебе принадлежит жизнь. Да поступит Твое Величество по воле своей.
Велели привести царевичей. Его величество сказал царице:
— Вот пришел Сын Смоковницы, как язычник, как прирожденный бедуин.
Она испустила громкий крик, а царевичи воскликнули все вместе. Они сказали пред его величеством:
— Право, это не он, о царь, господин наш!
Его величество сказал:
— Нет, это действительно он!
Они взяли свои ожерелья, свои систры-сахемы, свои систры-сешешты в руки и поднесли их к его величеству, восклицая:
— Руки твои на Прекрасной /богине гетере/, о царь долголетний! Они на украшении Владычицы неба. Да даст Златая, (т. е. Венера) жизнь в твой нос! Владычица звезд соединяется с тобой, южная богиня плывет на север, северная — на юг, соединенные и связанные изречением Твоего Величества. Помещена змея Уаджит на челе твоем после того, как ты отдалил граждан от зла. Милостив к тебе Ра, о владыка обоих земель! Слава тебе и владычице вселенной! Ослабь твой лук, отвяжи твои стрелы. Дай дыхание задыхающемуся, дай нам праздничный подарок, награди нас этим Сыном Северного Ветра, инородцем, родившемся в Тимури: ведь он бежал от страха пред тобой, оставил страну из боязни тебя. Не ужасается лицо видевшего тебя, не боится оно, воззревшее на тебя.
Его величество сказал:
— Да не боится он и да не предается страху. Он будет придворный среди придворных, он войдет в круг придворных. Ступайте в «Дом Почтения», чтобы приготовить его к его положению.
Тогда я вышел из Зала аудиенций, а царевичи подали мне руки, и мы пошли затем к двум великим вратам. Я был помещен в доме царевича, в котором находились драгоценности, был бассейн, изображения горизонта, сокровища казны, одежды из царского полотна, мирра и первосортное благовонное масло, потребляемое царем и любимыми им придворными.
Все это имелось во всех покоях, причем каждый слуга, находясь при исполнении своих обязанностей, скидывал /мастями/ годы с моего тела. Я был обрит, мои волосы причесаны. Я отдал нечистоту пустыне, свои одежды — обитателям песка. Я был одет в тонкую ткань, умащен лучшим маслом, стал спать на постели и отдал песок живущим на нем, деревянное масло — тем, кто им умащается.
Мне был дан дом, приличествующий владетелю округа, из таких, какими владели придворные. Много мастеров работало над ним, и все деревянные части были в нем устроены заново. Продовольствия из дворца носили мне ежедневно по три, по четыре раза, не считая того, что давали царевичи. Не было ни одного часа замедления.
Была выстроена для меня каменная гробница в кругу гробниц. Каменщики, строители гробниц, отметили ее пространство; начальники живописцев расписали ее, главные ваятели произвели скульптурные работы, начальники рабочих горы Некрополя взяли на себя хлопоты по этому делу. Там были все принадлежности погребения, поставленные в шахту, и что следует для нее. Назначены были мне заупокойные жрецы. Устроен мне был верхний сад и в нем поля пред моим городом, как делается для первого из придворных. Моя статуя была позолочена, ее опоясание было покрыто электром. /Сам/ Его Величество повелел ее изготовить. Не было простого человека, которому было оказано подобное.
Я был в милости у царя до наступления дня моей смерти».
Затем следует приписка:
«Доведено от начала до конца, как было найдено записанным».13
13Обычное послесловие литературных текстов эпохи Среднего Царства.
Так оканчивается рассказ Сына Смоковницы, первый зародыш реалистического романа, не содержащий ничего чудесного. Более короткие посмертные надписи в такой же автобиографической форме, — повторяет В. А. Тураев, — принадлежат к числу наиболее характерных произведений египетской письменности. Они начертаны на стенах гробниц, на плитах, на портретных статуях. Начинаясь почти всегда с перечня титулов и должностей покойного, как в этом рассказе, они затем влагают в уста названного рассказ о себе в первом лице. Особенно любили рассказывать об исполнении царских поручений, причем приводили и документы, особенно царские письма.
Весьма редки только женские автобиографические надписи. До нас дошел лишь текст, влагаемый в уста жрицы Хатхор, мемфисянки Ти-Тхути, который я также даю в полном переводе.
14 Венский музей № 172.
Супруга «очей царя Верхнего Египта», царского писателя исчисляющего все вещи, начальника житницы Джа-Анхуп-имуш, мать «ушей царя Нижнего Египта», главного хери-хаба, царского писца Бенанта, Ти-Тхути, дочь супруги Ти-Атум, говорит:
«Да будет благо всем людям, входящим в мою гробницу и выходящим из нее в Некрополе «Душа душ», в прекрасном округе «Великого великих», по великой лестнице Служителей Гора, в великом некрополе Эннеады, гробницы царей Верхнего и Нижнего Египта, на западном горизонте Создателя неба, где он почил как Атум. Голова моя при мне, очищение мое в Некрополе произведено жрецом по имени «Гроб после меня», сердечно.
Читайте то, что написано; слушайте то, что я совершила, будучи на земле. Подвиньте сердце ваше, послушайте речь мою, вонмите похвалам моим!
Прекрасная Сахмет сотворила меня на благо, Хнум-Горшечник родил меня на пользу. Я шествовала по пути Хатар, страх ее шел позади моего тела. Сердце мое повелевало мне поступать по ее воле, и я была встречена ею с похвалой. Когда я сплетала жен с домами их мужей, сердца их были полны мной, и они не удалялись. Я воспитывала младенцев, я погребала достойных. Слушался меня сын славного, Я отстраняла кварц, я носила малахит, я защищала вдов в их невзгодах. Украсила меня /за это/ Златая /Венера/ среди привечных, приблизила меня среди священных. Она увеличила нежность ко мне писателя, писца-счетчика всех вещей, благого бога, она облагородила меня сыном, она украсила меня дочерью, она снабдила мой дом людьми. Она дала мне быть с ним. Когда он снимал знаки своего достоинства, никакая другая не была в его сердце вследствие моих достоинств. Вышедший из меня (т. е. сын мой), спутник ног Его Величества, заместивший его, когда тело его погребалось, бальзамировал его благовониями работы бога Сешема, с пеленами из лучших тканей, приготовленных руками богини пряжи. Все обряды были совершены для него достойнейшим образом в гробнице отцов его. Ликуют при виде его те, которые находятся там, его предки, веселясь пред ним. Вот бог создал для него твердую гору в небе, усугубленную миллионами миллионов, без разрушения».
Супруга царского писателя, мать главного херихеба, Ти-Тхути говорит:
«Сердце мое влекло меня, когда я была еще младенцем и не знала хороших мыслей. Сердце мое повелевало мне без затруднений и бог похвалил меня за это. Он возвеселил меня свыше блага, он сделал меня подарком для ходящего по воде его, он возвел моего сына во главу седалища Тота, в управители храмов всех богов, в распорядители в храмах <…> в того, кто ведет счет всех сокровищ дворца. Его преемник, служа владыке обоих земель, возносит главу свою в именитые, они близки к царю и к его свите во всех тайных покоях дворца. Ликует сердце мое, широко мое седалище, голова моя достигает неба. Поднято лицо мое ради того, что предо мной, видя их деяния пред владыкой обоих земель. И я молюсь владыке богов, а они сидят на престоле Гора его величества, страх пред которым до круга земли, предел могущества которого — четыре угла неба, время которого — как у неба, жизнь — как у солнечного диска, число лет царствования — как песок морского берега.
Златая /Венера/ возвеличила семя мое и одарила меня. Она помазала меня в час, когда годы мои прошли и часы мои исполнились. Когда я входила в Горизон Обоих земель, Мемфис шел на всем своем протяжении, провожая меня. Я приблизилась к моей гробнице в Некрополе. Совершена по мне заупокойная служба жрецами «хонтами» и «главными уэбами» в храме Пта. Великий «херихеб» совершил обряд, как жрец Сакары, были прочтены праздничные тексты, согласно предписанию владыки богов, соответственно времени. Все обряды /были совершены/ без погрешностей. Я набальзамирована во благо мне великим тайноведцем, Приставником того, кто в Некрополе Хани-Осириса. Стражники гробницы распределили между собой часы по очереди своего месячного служения. Направлялись и к югу, и к северу /люди/ всяких званий, совершая каждение. Маслоделы храмов выжимали для меня елей от своего достатка. Все часовые жрецы исполняли для меня свои работы, руководя обрядами, исполняемыми согласно книгам. Они совершали /их/ в тайне на западе Некрополя, в Расетау.
Я говорю вам: все подходящие к гробнице, в которой я нахожусь, сведущие во всем, искусные в писании! Ведите жен ваших к мыслям шествовать по пути владычицы богов — это полезно во всех отношениях. Она руководила нами по воле своей как ей угодно, она руководит богами и людьми. Слушайтесь меня, скажите «хорошо» на мои слова, не говорите «худо» на мои изречения. Златая богиня слушает глас мой все больше и больше. Не будьте враждебны ко мне, приближаясь к моему гробу, не пропойте «Царь дает дары» и «тебе будет принесена жертва, тебе будет совершено совершаемое. Руководитель шествия, главный херихеб, распоряжающийся вступлением жреческих очередей и руководящий должностными лицами в их работах, чтобы они шли по воле того, кто им приказывает, совершает обряды при следующих своих возгласах:
«Имя твое возглашается прежде всего! Совершаются обряды «вознесения лица», исполняемые жрецом «керес-ем-хетом». Дают тебе приношения пред алтарем, праздничный запах от лучших мяс, когда идут души к жертвенникам, насыщаясь, и получают их с алтаря. Произносится имя твое прежде всего, когда называются все имена Осирису. Курение /да будет/ на твоем алтаре, возлияние твоему «ка» во всякое время возглашения славословий. Да выходишь /ты/, не задерживаясь, да входишь ты невозбранно, да оживешь ты и не погибнешь, будешь юна и не будет беды твоему «ка». Всякий идущий из дома твоего, как спускавшийся к своему брату, /да будет/ с обновленным образом в обители богов вовеки. В то время, как твое имя будет в устах живущих на земле, ты, подобно богу Рэ, не испытаешь разрушения».
Такова надпись от имени умершей женщины, и в этом же роде мы находим и мужские.
Вот хотя бы надпись на Ватиканской статуе № 97, голова которой была отбита, но реставрирована и на ней сзади нацарапаны фальшивые иероглифы:
«Достойный у Хатор, владычицы Мефката, божьей матери, дщери Неба, совершающи таинство жертв, великий жрец «уэб», знающий то, что его касается, знающий таинство священных изображений, созерцавший Сокровенного телом и Дивного ликом, премудрый, знающий то, что он делает и то, что угодно сердцу его города, тщательный в хождении, превосходный отец, любимый своим городом, похваленный своим отцом, достойный у своей матери, радость сердца своих братьев, священник «сек» бога Ху, священник «хонт» светлого бога Гора, священник «сек» Тота, Хер-Ра, сын /стерто/… говорит:
— О мать бога, владычица Мефката, око Ра, владычица богов. Я искал полезного для твоего дома, /ибо/ я был праведен сердцем, ходил по твоей воле. Я прибавил к твоему городу участок пахотной земли, увеличив то, что было раньше. Я охранял граждан.
Молюсь я тебе, матерь бога, владычица Мефката! Дай дни жизни, дай благоденствие моему гробу, дай долголетие и здравие и прекрасное погребение по преставлении также казначею Дже-Гогу, сыну Менхиба, рожденному от хозяйки дома Не Фертау. Он поставил это изображение Хатор, моей владычицы, после того, как прекрасно похоронил меня . Он обновил это погребение через 33 года, употребив священное помазание и пелены из своего хозяйства.
О, каждый входящий в этот храм и из него выходящий! Да будут сердца ваши благостны к этой статуе, находящейся под охраной златой богини, во все праздники ее!
О владыка правды. Я праведен. Я простираю руки мои, объемля тебя, да сделаю, чтобы ты был моей защитой. Молюсь я тебе, бог великий, владыка Феката, утверди сына моего Манхиба казначеем в великой придворной должности. Награди мой «ка» среди превосходных «ка» преисподней. Сохрани мой дом вовеки!»
Таковы первые начатки современных автобиографических романов. Читатель видит, что эти автобиографии на самом деле писались уже после смерти тех, от лица которых говорилось, а потому приписывались им и предварительные мысли о собственном погребении. И мне кажется, что если читатель подумает, что в Египте знатные лица еще задолго до своей смерти уже приготовляли себе могилы, то он сильно ошибется…