Поразмыслим немного по поводу предшествовавшего. Вот мы дали на таблице стр. отожествление:
361—363 год: Юлиан Философ — Ормазд — Дарий.
Но Юлиан по-гречески значит Солнечный; Ормазд по-еврейски значит Основа Света, каким и является солнце, так что оба названия одно и то же имя на разных языках, а Дарий по-славянски значит Дарящий или Дарованный.1
И все три имени знамениты в истории.
1 Слово это, собственно говоря, международное: славянское — дарить, греческое дорон (δώρον) — дар, итальянское dare — дарить.
Юлиан сначала дал повод к возникновению у христиан и мессианцев мифа о пророке Илии, взятом живым на небо и скачущем теперь на облаках во время грозы, а затем и о Спасителе Мира — Иисусе Христе, сначала как о младшем сыне Юпитера Громовержца, а потом как об единственном сыне Творца Миров.
А вот теперь мы видим, что он же дал начало и зендскому мифу об Ормузде и Аримане, и это сразу бросает свет и на время возникновения такого мифа уже в средние века, и на его развитие вплоть до нашего времени. Прежние историки, относя этот миф в глубокую древность, и дополнив своими собственными философствованиями, провозгласили его наивысшим проявлением мистической дуалистической философии, объяснившей все явления в природе борьбою доброй силы, олицетворяемой в Отце Света-Ормузде — с равносильной с нею злой силой, олицетворяемой в отце тьмы Ариа-Мане. Но можно ли поверить, чтоб такая развитая философия могла возникнуть задолго до начала нашей эры, когда люди жили еще в пещерах и в шалашах из древесных ветвей?
Конечно — нет!
Но вот теперь нам все становится ясно. Не отвлеченная идея олицетворялась в двух индивидуальных образах, а наоборот: борьба двух реальных индивидуумов постепенно развилась в отвлеченную философию, когда оба индивидуума были уже забыты по причине давности.
Вспомним трагическую судьбу Юлиана, как мы обрисовали ее в VIII томе.
Молодой принц, мало интересовавшийся обыденными мелочами власти, но всей душой предававшийся изучению лишь за несколько поколений до него возникшей и потому детски наивной науки и литературы, сам задается целью ее продолжения и смело отправляется сначала на запад, чтоб посмотреть, где и как там сходится небо с землей и садится на нее солнце. Он едет с немногими спутниками, очевидно, верхами на уже прирученных к тому времени лошадях, по берегам морей и рек все далее и далее на запад, что и дало начало преданию о походе Юлия Цезаря (т. е. того же Юлиана) в Галлию. Но это не был, конечно, поход завоевателя, так как завоеванное в далеких странах нельзя было удержать только раз побывавши в них и не завязав постоянных сношений. Это была научная экспедиция вроде, например, путешествия Ливингстона в центральную Африку в XIX веке, так как Западная Европа была тогда для Византии-Ромеи на таком же положении, как внутренняя Африка в XIX веке. И совершал эту экспедицию Юлиан не как полководец с мечом в руке, а скорее, как волшебник с магическим снарядом, каким несомненно, служило незнакомое еще тогда почти нигде, обычное для нас зеркало.2
2Мне часто приходила в голову при виде на рисунках больших металлических щитов на левых руках ромейских воинов такая мысль: если эти щиты были отполированы и посеребрены, то они были настоящими большими зеркалами. Каково же было состояние дикаря, никогда не видавшего зеркал, когда бросившись с дубиной на такого воина, заслонившегося своим зеркальным щитом, он вдруг видел перед собою вместо него самого себя, в качестве защитника этого самого человека? Мне кажется, что роль зеркал в развитии суеверий в то время, когда они еще не были общеизвестны, далеко недооценивается в истории магии.
Вы можете себе представить панический ужас дикаря, подошедшего к вам, чтобы ударить вас дубиной, когда заслонив себя от него зеркально отшлифованным щитом, вы заставляете его увидеть на месте вас — его собственную персону, замахнувшуюся на него? Что оставалось ему тут делать другого, как не бежать и постараться умилостивить носителя такого щита приношениями всего, что имеет. Благодаря именно первой неожиданности такого (теперь с детства привычного нам) явного призрака и прошли через все средневековье в Европе и Азии, вплоть до наших дней, легенды о «магических зеркалах», как о чем-то, посредством чего можно все увидеть, хотя поводом к ним и послужили только первые впечатления от этого простого прибора, как обладающего, по толкованию магов, волшебными свойствами. И вы сами понимаете, что мирная научная экспедиция с такими серебряными щитами на левой руке и мечом в правой, когда вольное шаманство еще повсюду процветало, а мелкие властелины были еще более суеверны, могла проехать куда угодно, вызывая лишь содействие и помощь.
Только этим и можно объяснить, каким образом в бытность свою принцем, Юлиан мог добраться, как говорят, до Лютеции Парисиев, теперешнего Парижа (а еще ранее того, до Орлеана) и откуда мог доехать по Луаре на самоизготовленных судах и до французского Назарета (Saint Nazaire), что могло подать начало евангельскому мифу о том, что «Иисус Христос» был родом из Назарета. Но, даже и побывав в «Святом Назарете» в устье Луары, Юлиан мог видеть только как солнце заходит в Атлантический океан, а плыть по нему в безбрежность в погоню за заходящим солнцем ему было невозможно. Пришлось ехать назад с разочарованием.
А возвращение берегом моря через Канну Галльскую (теперь город Cannes близ Ниццы), откуда действительно он мог вывезти в Византию виноградную лозу и установить там виноделие, как праздничное угощение, могло породить миф и о Канне Галилейской3, где «Спаситель», будто бы, превратил воду в вино, пережиток чего и сохранился в обряде причащения вином и хлебом.
3 Не забудем, что по-гречески Франция и теперь называется не Францией, а Галлией, или растяженно — Галилеей.
Понятно, что такие результаты его погони за заходящим солнцем, хотя он и не поймал его, сделали Юлиана знаменитым и, получив в 361 году Велико-Ромейский трон, он не усидел на нем более 2—3 лет и отправился таким же способом на восток, чтобы приветствовать восходящее там на небе солнце. Дошел ли он до Инда — неизвестно, так как древнее повествование оставляет его, на этот раз по-видимому, уже действительно, где-то в Фарзистане, между Бендер-Буширом и Бендер-Аббасом, на восточном берегу Аравийского залива, может быть, даже на обратном пути из Индии, удостоверившегося, что солнце и восходит тоже из океана, который таким образом обтекает всю сушу.
На этом возвратном пути он, — говорят нам старинные историки православной церкви, сделавшие из него вместо основателя христианства — отступника от него, — и был поражен невидимою стрелою, а его полководец Иовиан (т. е. Юпитерец) поехал на родину один, но тоже умер, не доехав даже до Европы, где воцарились тотчас же на Западе — Валентиниан (363—375), и на Востоке, в Царь-Граде, упорный арианин Валент (363—378).
Но из сопоставления легенд выходит, как я уже показывал в VII томе, что Иовиан и спутники просто бросили в Фарсистане безнадежно заболевшего Юлиана и возвратились домой, но Юлиан, так сказать, в первый раз воскрес из мертвых и через 5 лет возвратился домой весною 368 года.
Что было делать Валенту? Почтительно уступить ему свой трон или объявить самозванцем и отделаться казнью? Валент выбрал последнее и даже применил очень мучительный по своей продолжительности способ казни — столбование, причем, конечно, не употреблялось никаких дорогих по тому времени гвоздей, а заломленные за спину руки обвиненного привязывались простой веревкой к крестообразной перекладине вверху столба и человека оставляли так висеть, на заломленных за спину руках (как впоследствии при пытках на дыбе в древней Руси), пока не обеспамятеет, а тогда ему перебивали бедра.
По преданию, сохранившемуся во всех евангелиях, на верху этого креста-дыбы была прибита еще доска с насмешливой надписью «Царь иудеев» (т. е. богославцев) на греческом, латинском и еврейском языках, но вдруг произошло сверх-полное лунное затмение 21 марта 368 года, когда яркая лунная ночь, тотчас после полуночи, сменилась во всей империи непроглядным мраком. Перепуганная стража разбежалась от креста (который был скорее всего в самом Царь-Граде, а не в Палестинском Эль-Кудсе), считая это проявлением гнева божия за несправедливость, а сторонники Юлиана сняли его измученного с дыбы и спрятали где-то по-видимому у сочувствующих ему славян, чем евангельский миф о «Христе» и кончается.
Валент царствует неблагополучно еще 10 лет, все время теснимый вест-готами, т. е. юго-западными славянами, сторонниками Юлиановых идей и погибает во время бегства от них под Адрианополем в 378 году. На его место садят Великого Богодарованного (Феодосия Великого по-гречески), который, очень возможно, и был сам Юлиан, живший до 378 года у балканских славян, и под руководством его в 381 году Царь-Градский Вселенский собор отлучает ариан и запрещает совсем свободное шаманство. А в 395 году, благодаря смерти Феодосия, в первые месяцы Аркадия и Гонория, по-видимому, произошло новое оживление арианства, и вот тотчас же гремит Апокалипсис на земных царей, считающих «Христа» умершим, и предвещает его «второе пришествие» на облаках небесных к 400 году нашей эры.
Действительно, случайно ли это совпадение — смерти «Богодарованного царя» и вышедшего почти вслед за ним Апокалипсиса? Не является ли «Великий Богодарованный» самим Юлианом, вторично воцарившимся после низвергнутого им своего врага Валента? Невольно хочется ответить: да! В этом случае было бы понятно и то, почему этот двойник исключен а перечислении Ахеменидов и Парсакидов, как видно из таблицы.
Вся история Юлиана, как она изложена здесь у меня, конечно, очень похожа на роман, но разве менее похожи на роман описания деятельности почти всех великих людей, создававших после себя эпохи и оставивших о себе мифы?
В данном случае мне важны не детали этого мифа, а выяснение причин возникновения зендского мифа об Ормузде и Аримане, как о силе добра и силе зла, борющихся между собою. С нашей точки зрения эта дуалистическая философия развилась не как отвлеченное размышление какого-то древнего философа, похожего на Гегеля или Шопенгауэра, а вызвана реальными событиями.
Выходит, что начало представлению об Ормузде — Основе Света и добра — дал Юлиан, имя которого и значит Солнечный, а начало представления о творце мрака и зла — Ариа-Мане — дал арианин Валент. Этот Ариаман-Валент пытается замучить Ормузда-Юлиана на дыбе, а его спасает затмившийся месяц и принимают к себе Вест-готы и в конце концов сажают его на престол под прозвищем Великого Богоданного Феодосия, считая его бессмертным. Но вот в 395 году «Бессмертный» умирает и провозгласившие его бессмертие осмеяны арианами, вновь ставшими у власти, но не сдаются.
Автор Апокалипсиса, уверенный, что эта смерть, как и прежняя на дыбе, не настоящая, рисует его возвращение — так называемое «второе пришествие» — на облаках небесных и гибель всех не верящих в него.
В Апокалипсисе, написанном осенью 395 года, впервые художественно вырисовывается дуалистический принцип в природе, в виде борьбы солнца (Юлия по-гречески) — единородного сына божия, с заслоняющими его посланниками сатаны — грозовыми тучами.
«И произошла на небе война, — говорит автор в 12 главе. — Богоподобный и гонцы его (светлые облака) воевали против Дракона, а Дракон и гонцы его (темные облака) воевали против них, но не устояли и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был (в символе темных туч) великий Дракон, древний змий, называемый дьяволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю (за горизонт) и гонцы его (тучи) вместе с ними. И услышал я громовый голос, говорящий на небе:
— Теперь настало спасенье и сила и царство бога нашего и власть Христа его, потому что низвержен клеветник братьев наших, клеветавший на них перед богом день и ночь. Они победили его кровью Овна и словом своего свидетельства, потому что они жертвовали за него душою своею. Итак, веселитесь небеса и все, живущие на земле и на морях, потому что к вам сошел дьявол в сильной ярости, зная, что не много уже остается ему времени» и т.д. и т.д.
Ну, разве не видно уже тут того зерна, из которого развилась затем вся дуалистическая мистическая философия, закончившаяся только в недавнее время?
Отсюда видно ясно, что миф о Зрителе-Звезд — Зоро-Астре — возник уже в средние века нашей эры, и в основе его лежит Апокалипсис Иоанна «Златоуста», как начало астрологии.
Пойдем теперь и дальше. В разбираемом нами теперь отожествлении — Юлиан-Ормазд-Дарий — мы видим, что и Дарий отожествляется здесь с Юлианом. Но опять древняя знаменитость. Отец наших клиноведов Раулинсон, как мы видели в главе III, нашел это имя даже на Месопотамской скале, около селения Бизутуна, написанное смесью славянских, французских, греческих и латинских слов:
«Я, Дарий, князь великий, князь князей, князь Парси, князь областей Юстаспа, ребенок Арсама, внук Ахаменуса сказал: «мой отец — Юстасп, отец Юстаспа — Арсам, Арсаму отец — Арье-Рамн,4 Арье-Рамну отец Циспис (Teispis), Циспису отец Ахаменис, чего ради мы называемся Ахеменидами».
4 Т.е. Римлянин
А далее над фигурами его лежащих пленников:
Над 1-й: «Это Гомад Маг, одурачивавший, говоря: «Я Берди (или Перди, у греческих классиков Смердис) сын Кира, князь».
Над 2-й: «Это Атвин, одурачивавший, говоря: «Я князь Уози (Хозистана)».
Над 3-й: «Это Надыдабир, одурачивавший, говоря: «Я Неб-укодра-царь Набонтей (Набонтад) князь Бабиро (вместо Вавило)».
Над 4-й: «Это Фраортис, одурачивавший, говоря: «Я Ксетвид Уосударева (Государева) дома князь Мадьи (т. е. Мадьяр)».
Над 5-й: «Это Шерди, одурачивавший, говоря: «Я Уменис, (Хеменис) Уозии (Хозии-Хозарии?) князь».
Над 6-й: «Это Цитвадакм, одурачивавший, говоря: «Я князь Асгардии, Уосударева дома».
Над 7-й: «Это Юсдад, одурачивавший так: «Я Берди (у греческих классиков Смердис) сын Кира, князь».
Над 8-й: «Это Арак, одурачивавший, говоря: «Я Неб-укодна-царь, Набонтей (Набонтад) князь Бабиро (вместо Вавило)».
Над 9-й: «Это Фрад, одурачивавший, говоря: «Я князь в Марге, в Азебейджане».
Над 10-й, в остроконечном калмыцком колпаке: «Это Марук, Сак».
Я обращал уже внимание, что эта надпись сделана не местным жителем, так как в ней нет ни одного местного слова, а смесь исковерканных слегка славянских, греческих, латинских и даже французских слов и вся она безграмотна. Теперь посмотрим на нее и по содержанию.
Прежде всего, она сама себе противоречит: сначала Дарий, т. е. император Юлиан, действительно бывший в Иране, дает себе родословную из двух человек Ахеменида-Безбрачника и Арсама (Марсианца), совпадающую с генеалогией классических источников (табл. Колонка II и III), только Камбиза он называет Арсамом-Марсианцем. А потом он же сам повторяет эту генеалогию, давая себе уже 5 предков-царей (табл. Колонка I), из которых Юстасп по-гречески значит Арий-Романский.
Но это еще ничего не значит, и вспомнив, что мифический Александр Македонский, списанный с того же Юлиана (как я показал в VII томе), путешествовал в этих же самых местах и даже женился на персидской княжне Согдиане, мы могли бы только считать эту находку Раулинсона за подтверждение наших выводов и даже установить, что ездя по разноязычным странам, Юлиан и выработал себе тот оригинальный язык из смеси славянских, греческих, латинских слов, который мы привели в главе III, буквально воспроизводя надпись. В таком случае ее пришлось бы отнести примерно к 362 году нашей эры, и это даже подтвердило бы уже и ранее высказанное мною мнение, что Вратами-Божиими называлась накануне средних веков арианская церковь, или, вернее, специальные места ее пилигримства: итальянский Рим, где упал с неба метеорит Sanctus apostolus dei Petrus, т. е. Святой посланник божий Камень, или храм при жерле Везувия, этот жертвенник земли, с которого возносился вечный огонь к небу, и что Навугодоносором (т. е. первично Неб-угодным-царем) назывался у славян Великий Римский Понтифекс верховный глава арианской церкви, переименованный после ее реформы в папашу-папу.
Но, к сожалению, приписать Бизутунскую надпись современнику Юлиана трудно. В ней над девятым самозванцем, приведенным к Дарию-Юлиану с веревкою на шее, написано: «Это Фрад, одурачивавший, говоря: «Я князь в Марге, в Азербейджане (т. е. в Мараге, в Азербайджане)». Но Фрат, как мы видели, есть только другое прозвище самого же Юлиана (табл. Стр. ... ), как же могло случиться такое смешение, если она написана по его приказанию его же современником?
Да и могла ли быть при Юлиане клинописная азбука, которая, как я уже говорил, представляет не самостоятельное изобретение, а первый человеческий шифр, предполагающий уже такое распространение первичной еврейско-латино-коптско-греческо-славянской письменности, что понадобились специальные значки для производства таинственной переписки и для вычерчивания надписей на плитках и камнях, где комбинации клинышков удобнее было делать резцом, чем выцарапывать сложные фигурки обычной азбуки.
А если кто-нибудь возразит мне: «Зачем кому-то понадобилось делать на скале картинку суда Юлиана над противниками, когда его путешествие по этой стране было давно забыто?». То я отвечу на это, что картинка и не относится к его путешествию.
Ведь суд Юлиана над врагами его веры отражается, даже и теперь, на картинках католических храмов не только на берегах Босфора, но и во всех христианских городах Америки, где тот же Юлиан изображается в виде евангельского Христа, судящим живых и мертвых. Так почему же какой-то наивный художник из несториан, обладавший лишь неразвитыми представлениями о Христе и помнящий еще, что он был «Дарованным царем», не мог изобразить его суд в том первобытном виде (рис. ... ), в каком нам доставил его Раулинсон? Взгляните в первом томе «Христа» на старинные наивные иллюстрации к евангелиям и скажите, чем эта картинка (рис. ... ) хуже их? Ведь с ней даже и сам бог отец, совершенно как на средневековых христианских рисунках, смотрит с неба.
Установив в предшествовавшей главе тожество Дария с основателем первичного христианского богослужения, посмотрим теперь на его обычную историческую характеристику.
Дарейос (Δαρείος), по-гречески Дарайя — Бахус или Дарайя — Богус (Daraia-Vahus), причем V произносится как греческое β (средний звук между Б и В), он после смерти Камбиса и убиения Смердиса претерпел и преодолел ряд восстаний и, укрепившись снова, отдался культурной деятельности. Он раздели, — говорят нам, — страну на наместничества, устроил Суэцкий канал, присоединил (подчинил) храм в Городе Святого Примирения (Иеру-Салима по греко-еврейски), что в богославной земле (а это можно связать с переносом столицы при Константине в Царь-Град). «Всякий желающий да идет туда… И всякому оставшемуся в других местах, где бы он ни был, да помогут идти жители того места серебром, золотом и скотом…»
Затем и здесь описывается, как встали все служители культа и пошли строить храм в указанном месте, причем перечисляется целый ряд, конечно, совершенно фантастических или аллегорических имен. А потом начинается третья глава довольно любопытно:
«Когда собрался весь народ в Городе Святого Примирения (Иеру-Салима по греко-еврейски), встал Иисус, сын Бого-Святого (или даже Бога Святого5) и братья его священники, и Зритель Врат-Господних (Зоро-Бабель), сын Салати-ила (т. е. Богопосвященный) и соорудили сначала жертвенник богу Богоборца, чтоб приносить на нем жертвы… А храму Господню еще не было положено основание (Ездра I, 3, 6)».
5 По-еврейски ШАЛТИ-АЛ (שאלת־אל) — посвященный богу. По-еврейски ИУ-ЦДК (יו-צדק), где ЦДК значит святой, а ИУ сокращенное имя Йовиса — Отца, как в латинском имени Ю-Питер, т. е. Иевис-Патер.
Но жители той страны, устраненные от постройки, стали мешать ее осуществлению, и даже обвинили строителей в мятеже. Так ничего и не вышло, вплоть до воцарения Дария, т. е. по нашему сопоставлению Юлиана, при котором и было введено христианское богослужение. Тогда снова принялись за постройку и храм, наконец-то, — по словам Ездры, — был окончен в день 3 Адара на 6 году Дария (Ездра I, 6, 15).
Здесь все было бы хорошо, если бы не одно обстоятельство. По хронологии, принятой в библейской истории, возобновление храма пришлось уже не на время царя Асы, иначе Иисуса, иначе Юлиана, а через 425 лет после воцарения последнего в 365 году, т. е. закладка произошла около 786 года. При этом, если храм действительно строился 40 лет, т. е. окончился около 826 года, то это дает для Кира уже сопоставление с Карлом Великим, вместо Юлиана…
Но здесь злоупотребили только именами Дария и Кира. В самом рассказе Ездры говорится, что он описывает не первую, при Константине и Юлиане, постройку, а возобновление разрушившегося давно к тому времени первого «дома божия», и все недоразумение заключается лишь в том, что автор Ездры списал второе построение «храма Господня» при Каролингах в Риме с первого построения его в Царь-Граде при Юлиане, оставив в рассказе прежние прозвища царей, и уже сделав их персийскими из паризийских (т. е. французских) царей.
А другая библейская книга «Суд божий» (по-еврейски Даниил) явно представляется не одним связным сочинением, написанным единолично, а простым сборником нескольких отдельных мифов.
В третьей ее главе мы имеем тут совершенно особый миф, отнесенный автором или позднейшим редактором ко времени властелина со славянским именем Небоугодный царь (НБ-УКДН-ЦР по еврейской транскрипции с выпуском всех внутренних гласных букв). Он будто бы сделал огромного истукана в долине Кругового Обращения6 в стране Врат-Господних и велел ей поклоняться. Но юноша-богославец Суд-Божий (Даниил) и три его товарища отказались. За это они были брошены в огромную «Огненную печь», раскаленную в семь раз сильнее, чем обыкновенно, но остались в ней целы и невредимы, вследствие чего Небо-угодный царь уверовал в «бога истинного».
6 דורא (ДУРА) — от דור (ДУР) — крутиться, обращаться, а также круг, оборот.
Рассказ этот, в котором истукан в долине Кругового Обращения, т. е. Зодиака, вероятно, огромная комета, мог быть составлен лишь после изобретения огромных доменных печей для выплавки железа, так как мысль о четырех человеках, брошенных в обыкновенную печку, в которой они вдобавок еще свободно гуляли, не пришла бы до этого времени никому в голову. А вдобавок к этому, и сама печь фигурирует тут как нечто всем известное без пояснения ее устройства.
Но доменные печи появились лишь в средние века и прежде всего в Буда-Пеште, что значит Буды-Пещь, т. е. печь, изобретенная Будой (иначе Бладой), будто бы братом Аттиллы, между 433—435 годами нашей эры.* Около этой невиданной до тех пор «Огненной пещи», благодаря которой Буда-Пешт и до сих пор называется по-немецки Ofen, т. е. Печь, и возник железопромышленный город, и она же, можно думать, дала повод к возникновению мифа о брошенных в нее юношах. А так как дело было в славянских землях, то понятно становится и славянское название Властелина Небо-угодный царь.
* Чес-сказать, доменная пещчь, куда свободно влезали несколько человек — дитя ещё более поздней эпохи, эпохи, лет на 1000 более поздней... (IMHO VVU).
Но доменных печей и до сих пор нет в Иране, и значит, легенда эта возникла среди Юго-западных славян.
В четвертой главе той же библейской книги изложен совершенно самостоятельный миф, как тот же (или, может быть, уже иной) Бого-угодный царь (НБ-УКДН-ЦР) по предсказанию Даниила, возгордился и за это потерял рассудок, вообразил себя быком, стал есть траву, лизать росу, но в этом печальном положении смирился, за что обратно получил рассудок и восхвалил всемогущего бога.
В главе пятой изложен опять ничем не связанный с предшествовавшим миф о каком-то другом царе, опять со славянским прозвищем Большой царь (БЛША-ЦР по еврейской транскрипции без внутренних гласных), во время пира которого появилась на ограде чертога Властелина7 (т. е. на небе) огненный палец, начертавший слова МЕНЕ МЕНЕ ТЕКЕЛ У ПАРСИН. И я уже показал, что это было грозное появление кометы Галлея весною 837 года при Людовике Благочестивом перед распадением Ново-Римской империи Карла Великого.
В шестой главе опять изложен совершенно независимый рассказ, отнесенный автором к царствованию Дария царя Мадьярского,8 и нам нет никакой причины искать корней это сказки в событиях, имевших место в жизни императора Юлиана. Посудите сами, что тут исторического?
7 По-еврейски КТЛ-Е-ИКЛА ДИ МЛКА (כתל ה יכלא די מלכא) — Ограда Чертога Господня.
8 По-еврейски ДРИУС МДИА (דריוש מדיא).
Начинается дело с нелепо придуманного автором указа от имени этого Дария, сделанного по лукавому совету придворных, чтоб в продолжение 80 дней никто не смел никого ни о чем просить, кроме него, Дария, под страхом быть брошенным в яму, где содержались львы. А Даниил продолжал каждый день молиться богу. Лукавые придворные донесли на Даниила, и Дарий, хотя и любивший Даниила, должен был во исполнение своего слова бросить его львам, так как царское слово ненарушимо. Но он надеялся, что бог спасет юношу, что и вышло. Львы только ласкались к Даниилу. На другой день царь приказал, наконец, его вынуть и бросить взамен него оклеветавших его придворных, которые и были моментально растерзаны львами. Понятно, что такой рассказ, напоминающий некоторые из «Житий Святых» мог быть в средние века навязан какому угодно фантастическому царствованию и какому угодно царству.
Даже и астрально нельзя тут ничего придумать осмысленного, хотя на небе и есть созвездие Льва и Львенка. Может быть, дело идет о неудавшемся предсказании лунного затмения в созвездии Льва?
В таком же роде и все остальные в этом сборнике средневековые сказки, из которых, кроме уже разобранного нами мифа о комете Мене-Факел-Фарес, интересен с бытовой точки зрения только еще один рассказ, приведенный во второй главе, о том, как юноша «Суд-Божий» напомнил Небо-угодному царю (НБ-КДН-ЦР) его сон о гигантском истукане с золотой головой, с серебряными грудью и руками, с медным животом и бедрами и с глиняными коленями, который разрушился от камня, брошенного в его голени невидимою рукою. Это — с нашей точки зрения является лишь своеобразным рассказом о метеоритной катастрофе 16 июля 622 года, заставившей часть населения отделиться к агарянству от Велико-Ромейской теократии, якобы заранее предсказанной мифическим очевидцем-пророком.
Или же этот рассказ возник после захвата Италии Теодорихом Готским по поводу метеоритной катастрофы на Палатинском холме в Италии, давшей повод постройке храма во имя Святого божьего посланника Камня (Sanctus Apostolus dei Petrus по-латыни), и пилигримством туда совершающимся даже и теперь, хотя камень, лежавший там и вначале, по классическому преданью был с развитием просвещенья убран еще в средние века и заменен изображением человека. Очень возможно, что и самое название города Римом возникло от вида двух главных метеоритных осколков, напоминающих фигуры носорогов. Благодаря тому, что носорог по-еврейски носит два названия Рам и Рим, и возник, вероятно, рассказ об его основании Ромулом (т. е. малым носорогом) и Ремом (взрослым носорогом). И мы видели в V томе, что основание Рима произошло совсем не в глубокой древности, а в начале средних веков, и очень может быть, что катастрофа совершилась именно вечером 30 сентября 395 года, так какавтор Апокалипсиса пишет об этом дне:
«Раздался из Небесного храма от престола (божий) громкий голос:
— Свершилось!
И произошли молнии, громы и голос и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле. Такое землетрясение! Такое большое! И город великий распался на три части, и города язычников пали и великие Врата-Господни (Вав-Илон по-еврейски) вспомянуты были перед богом, чтобы дать им чашу вина божьего гнева. И всякий остров убежал, и гор не стало, и град (камней) величиной в талант упал с неба на людей и ругали люди бога за повреждения от него, потому что они были велики (Апок. 16, 17—21)».
В VI томе этого моего исследования я уже объяснял метеоритною катастрофою в Аравии начало агарянской эры Геджры, т. е. в переводе на русский язык «Эры Панического бегства» 16 июля 622 года и связанных с нею ежегодных пилигримств преемников агарянства магометан к осколкам хранящегося в Меккской Каабе метеоритного камня, брошенного архангелом Гавриилом. Отсутствие метеоритных цирковых выбоин в Аравии я объясняю тем, что главные массы гигантского метеорита упали в Красное море. Но с тех пор положение изменилось, через год после напечатания моей книги ожидаемые мною метеоритные выбоины были найдены. Вот карта их расположения (рис. ... ) и вот описание открытия.
Я задавался тогда также вопросом: неужели не осталось никаких воспоминаний об этой катастрофе в средневековой литературе? Теперь я обратил внимание на пророчества и мне удалось разделить их на два типа.
Первый тип представляет подражания Апокалипсису, второй — просто грозит страшной катастрофой, вроде землетрясения, но сложнее:
«Близок великий день властелина, — говорит пророк Сафония (1, 14), — близок и очень скоро наступит! Уже слышен голос его, дня гнева, скорби и бегства, ужаса и опустошения, день тьмы и мрака, день облака и мглы, день трубы и боевого крика против укрепленных городов и высоких башен. Я столплю людей и они будут ходить как слепые, и разметана будет кровь их по земле, и тело как помет (1, 17)».
«Газа будет покинута, и Аскалон опустеет, жители Аздота будут прогнаны среди белого дня и Экроп искоренится. Горе жителям приморской страны, народу Критскому! Слово бога-Громовержца против вас, хананеи, земля Палестинская. Я погублю тебя и не будет у тебя жителей. И будет приморская земля пастушьим жилищем с колодцами и дворами для стад (26)».
«И вы эфиопяне будете избиты моим мечом». «Он протянет руку свою на север и уничтожит Ассура и обратит Ниневию в развалины, в место сухое, как пустыня (откуда видно, что и Ассур, и Ниневия считались на севере, а не на востоке). И покоиться будут среди ее стаи зверей всякого рода, даже пеликан и дикобраз будут ночевать в резных ее украшениях, и голос их будет раздаваться из ее окон. Разрушение обнаружится и на дверных столбах, так как сорвана будет их кедровая обшивка.
Вот чем будет город торжествующий, живущий беспечно, говорящий в своем сердце: Я только один на свете, и кроме меня никого нет!
Как он стал развалиною, логовищем для зверей! Всякий проходя мимо него только просвистит и махнет рукой (2, 15)».
Окончание этого пророчества переписано уже прямо из Апокалипсиса и потому не имеет реального значения, но если мы допустим, что тут, как в большинстве библейских пророчеств, в виде предсказания обрисовано, хотя и в сильно преувеличенном виде, уже случившееся, то нельзя не видеть, что это случившееся было более всего похоже на действие воздушных волн от метеоритной катастрофы, выбоины которой найдены и описаны в Сибири проф. Куликом и даны на нашем рисунке.