D1 ∙ Фрэнк Херберт ∙ Дюна

Взято из открытых источников в начале третьего тысячелетия. Перевод "системный".

● КНИГА ПЕРВАЯ ● ДЮНА ●

* * *

С самого начала надо определить свое место в жизни, чтобы не уподобиться маятнику. Это известно каждой сестре Бене Гессерит. И Муаддибу, подданному падишаха Шаддама Четвертого. Особое внимание надо обратить на то, что он жил на планете Арраки. Пусть не введет вас в заблуждение, что родился он на Каладане и там провел первые пятнадцать лет своей жизни.
Настоящая его родина – Арраки, планета, более известная под названием Дюна.

Обо всем, что вы здесь прочтете, поведала принцесса Ирулэн.

За неделю до отъезда на Арраки, когда предотьездная суета достигла апогея, к матери Пола пришла старуха.

Ночь в замке Каладан была жаркой, но груда камней, служившая домом уже двадцати шести поколениям семьи Атридесов, дышала той приятной прохладой, которую она всегда излучала к перемене погоды.

Старуха открыла боковую дверь, прошла под сводом коридора к комнате Пола и, заглянув в нее, стала рассматривать лежащего в постели мальчика.

При затененном свете лампы, висящей под самым потолком, разбуженный мальчик различил маячившую у двери грузную женскую фигуру, за спиной которой виднелась его мать.

Старуха более всего походила на ведьму: волосы – как спутанная паутина, темное лицо, глаза сверкающие, словно драгоценные камни...

– Не мал ли он для своего возраста? – спросила старуха. Ее голос был хриплым и гнусавым.

– Вы ведь знаете, что в нашей семье взрослеют поздно. Ваше преподобие, – ответила мать Пола своим мягким контральто.

– Как же, слышала, – прохрипела старуха. – Но ему уже пятнадцать лет.

– Он проснулся и слушает нас, маленький хитрец, – хихикнула старуха. – Но хитрость как раз и нужна нашему королевству. И если он действительно Квизатц Хедерах, тогда...

Пол приоткрыл глаза. Два по-птичьи ярких овала – глаза старухи, – казалось, росли и увеличивались, проникая ему в душу.

– Спи спокойно, – сказала старуха, – завтра тебе понадобятся все твои силы и способности для встречи с моим Гомом Джаббаром.

И она ушла, оттолкнув мать Пола и с шумом захлопнув за собой дверь. Разбуженный мальчик лежал и думал о том, кто это такой – Гом Джаббар.

Из всего того, свидетелем чего он случайно стал, самым странным для него было поведение старухи: она обращалась с его матерью, как со служанкой, а не как с леди Бене Гессерит – матерью наследника герцога Лето. "Может, Гом Джаббар имеет какое-то отношение к Арраки?" – размышлял Пол.

Зуфир Хават, ведающий убийствами при дворе герцога Лето, как-то объяснил мальчику: Харконнены с планеты Арраки – их смертельные враги. Раньше планета была владением Харконненов, с которого они получали доход по контракту с СНОАМ. Теперь их вытеснили Атридесы – герцог Лето взял верх над ними. Он пользуется влиянием в ландсраате и потому очень опасен для врагов. Так говорил Зуфир Хават.

Пол вновь задремал. Ему снилась пещера на планете Арраки, молчаливые люди, движущиеся вокруг него в тусклом свете осветительных шаров. В пещере было сумрачно, как в церкви, и слышался слабый шум воды. Даже во сне мальчик помнил, что услышит его и наяву. Его сны всегда сбывались – он это хорошо знал.

Сон растаял. Пол проснулся в теплой постели и думал, думал... Предстоящее расставание с миром Каладана, где не было ни игр, ни друзей, не огорчало его. Доктор, его учитель, намекал на то, что на Арраки ему будет вольготнее. Люди, нашедшие приют в этом пустынном краю песков, называли себя Свободными, они не были зарегистрированы в Империал Регент.

Ощутив сковавшее его напряжение. Пол решил воспользоваться одним из приемов, которым обучила его мать. При быстрых вдохах, сопровождающихся концентрацией воли, он впадает в состояние прострации... направленное сознание сосредоточивается... кровь, обогащенная кислородом, устремляется в самые отдаленные области тела... в такие минуты животное сознание утрачивает власть над мыслью, над телом... животные побуждения исчезают из сознания и человек получает возможность увидеть самого себя, концентрируя сознание по своему выбору.

Когда заря желтым светом тронула окна комнаты. Пол ощутил лучи солнца веками. Он открыл глаза и услышал звуки суматохи и беготни в замке.

Дверь, ведущая в зал, отворилась, и в нее неслышно проскользнула мать. Ее волосы цвета бронзы поддерживала на затылке черная лента, лицо было бесстрастно, зеленого цвета глаза – серьезны.

– Проснулся? – спросила она Пола. – Хорошо ли ты спал?

Вынув из шкафа форменную куртку, над нагрудным карманом которой был вышит красный ястребиный клюв – герб Атридесов, мать повернулась к сыну.

– Вставай! – сказала она, – Преподобная мать ждет.

– Она была моей учительницей в школе Бене Гессерит. Сейчас она состоит при императоре и носит сан Прорицательницы. Ты... – она поколебалась одно мгновение, – ты должен рассказать ей о своих снах.

– Мы еще не получили Арраки. – Она встряхнула брюки и повесила их рядом с курткой. – Поторопись, не заставляй Преподобную мать ждать.

И снова он уловил ее чуть заметное колебание, нервное напряжение, в котором он различил страх.

Джессика подошла к окну, отдернула шторы и посмотрела в сад.

Он уловил страх в ее голосе и удивился Джессика, не оборачиваясь, проговорила:

Преподобная мать, Гайус Хэлен Моахим, сидела в ковровом кресле, наблюдая за тем, как к ней подходят мать с сыном. Кресло стояло в простенке между окнами, которые выходили на южный берег реки, на зеленые луга семьи Атридесов. Но живописный пейзаж нисколько не интересовал Преподобную мать этим утром она чувствовала себя значительно хуже обычного. Вину за это она возлагала на космическое путешествие Необходимо было выполнить поручение, требующее ее личного участия Даже она не могла избежать личной ответственности, когда этого требовал долг.

"Черт бы побрал эту Джессику", – подумала Преподобная мать. Насколько все было бы проще, если бы она родила девчонку!

Джессика остановилась в трех шагах от кресла и сделала реверанс. Пол отвесил короткий поклон. Манера приветствия Пола не ускользнула от внимания Преподобной:

Рука матери легла на плечо сына. Даже ее ладонь, как показалось Полу, излучала страх. Она сделала над собой усилие:

Старуха смотрела на Пола немигающим взглядом, отметив про себя удивительное сходство мальчика с его родителями.

– Ну что ж, – сказала Преподобная мать, – посмотрим, как его учили. – Старческие глаза метнули суровый взгляд на Джессику: "Оставь нас одних. Займись своими делами".

Пол озадаченно взглянул на мать. Джессика выпрямилась.

Пол перевел взгляд на носительницу высокого сана. Страх, который испытывала его мать, заставил мальчика нахмуриться.

И она направилась к выходу Только сухой шелест складок ее платья нарушал вдруг установившуюся тишину Когда дверь за матерью плотно закрылась. Пол, сдерживая гнев, повернулся к Преподобной Почему она обращается с леди Джессикой, как с простой служанкой?

В углах морщинистого рта старухи мелькнула усмешка.

– Леди Джессика в течение четырнадцати лет была моей служанкой в школе, мальчуган – Она зевнула. – И хорошей служанкой. А теперь иди сюда.

Пол безропотно повиновался этой команде, прозвучавшей, словно удар хлыста, повиновался раньше, чем успел осмыслить ее. "Использует воздействие голоса", – подумал он Когда Пол подошел к креслу. Преподобная мать жестом остановила его.

– Видишь вот это? – спросила она, доставая из складок своей зеленой юбки полый металлический куб без одной стенки. Она повернула его открытой стороной к мальчику, и тот увидел, что внутренность куба абсолютно черная. Казалось, ни один луч света не проникает в него, хотя куб и был открыт.

– Вложи сюда свою правую руку! – приказала старуха.

Страх шевельнулся в душе мальчика. Он отпрянул было назад, но грозный оклик старухи настиг его:

Он взглянул в ее яркие птичьи глаза. Не имея сил противиться их власти, он неуверенно вложил руку в куб. Когда чернота сомкнулась вокруг его кисти, первое, что он ощутил, был холод. Потом его пальцы коснулись металла, и он почувствовал легкое покалывание, как если бы перед этим его рука была перетянута жгутом.

Взгляд старухи сделался хищным, она протянула руку к шее Пола. Он увидел в ней блеск металла и хотел повернуть голову.

– Я держу у твоей шеи Гом Джаббар. Это игла с каплей яда на конце. А-а-а! Не отворачивайся, не то почувствуешь действие этого яда на себе.

Пол попытался сглотнуть вдруг появившийся в горле комок, но возникшая сухость во рту помешала ему сделать это. Взгляд мальчика был словно прикован к морщинистому лицу старухи, к ее бледным деснам над серебряными зубами, вспыхивающими, когда она говорила:

– Сын герцога должен все знать о ядах. Есть яды быстрые, есть медленные. Этот же убивает только животных.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что я животное? – надменно спросил он.

– Скажем так: я надеюсь, что ты человек. Предупреждаю тебя: не дергайся. Я стара, но моя рука успеет воткнуть иглу тебе в шею, прежде чем ты убежишь.

– Кто вы? – прошептал Пол. – Каким образом вам удалось уговорить мою мать оставить меня с вами один на один? Вы из Харконненов?

Сухой палец тронул его шею. Пол подавил в себе желание отодвинуться.

– Молодец! – сказала старуха. – Первое испытание ты выдержал. Теперь осталось последнее – если не выдернешь руку – будешь жив, выдернешь – умрешь!

– Если я закричу, слуги будут здесь через секунду, и умрешь ты, старуха!

– Слуги не пройдут мимо твоей матери, она стоит на страже. Подумай! Твоя мать выдержала это испытание, теперь твоя очередь. Будь же тверд! Мы редко предлагаем это испытание мужчинам!

Любопытство одержало верх над страхом. Пол почувствовал по голосу старухи, что она говорит правду. И занялся самовнушением: я не должен бояться. Страх угнетает разум. Страх – это смерть. Я буду смотреть ему в лицо. Я не позволю страху овладеть мною.

Он почувствовал, как самообладание возвращается к нему, и сказал:

– Старуха? – повторила она. – Ты смел, этого у тебя не отнять, мой милый. – Она наклонилась к нему, понизив голос почти до шепота. – Ты чувствуешь боль в своей руке? Выдерни руку, и мой Гом Джаббар коснется тебя. Смерть будет мгновенной, как удар кнута.

Почувствовав, как усиливается покалывание в руке. Пол крепче сжал губы. Только и всего? В чем же заключается испытание? Покалывание перешло в зуд. Старуха сказала:

– Ты слышал о том, что животные перегрызают себе лапы, чтобы освободиться из ловушки? Это веление инстинкта. Человек же остается в ловушке, выдерживая боль. Им движет надежда. Эта надежда не оставляет человека до самой его смерти.

Пол сжал левую руку в кулак, потому что жжение перешло и на нее. Оно медленно росло... Становилось все сильнее и сильнее... Он чувствовал, как глубоко впились ногти в ладонь, и попытался разжать кулак, но не мог шевельнуть пальцами.

Рука Пола задрожала, на лбу выступил пот. Казалось, каждая клеточка тела кричала: выдерни руку, но... Гом Джаббар! Не поворачивая головы. Пол попытался, скосив глаза, посмотреть, в каком положении находится игла. Услышав свое шумное дыхание, мальчик попытался унять его, но не смог.

Весь мир для него сосредоточился на неподвижном старческом лице, обращенном к нему.

Ему казалось, что он чувствует, как кожа на его руке обугливается, как расплывается и исчезает плоть и остаются одни кости. И вдруг боль разом утихла, словно ее кто-то отключил. Обильный пот выступил на теле мальчика.

– Довольно! – пробормотала старуха. – Кулл вахад! Еще ни один ребенок, рожденный женщиной, не выдерживал такого испытания. Я не должна была желать твоего поражения. – Она отодвинулась. – Молодой человек, вы можете посмотреть на свою руку.

Усмирив болезненную дрожь. Пол вглядывался в лишенную света черноту. Казалось, боль еще жила. Жила, пропитав собою каждое ушедшее мгновение.

Пол рывком выдернул руку и с удивлением уставился на нее. Никаких следов ожога на ней не было. Он поднял кисть, повертел ее, пошевелил пальцами.

– Это только возбуждение нервов, – проскрипела старуха. – Зачем калечить тех, кто может оказаться полезен?! И все же кое-кто отдал бы многое за тайну этого кубика.

– Боль? – усмехнулась она. – Человек может вызвать и подавить любые ощущения в своем теле.

– С моей матерью вы проделывали нечто подобное?

– А мы, Гессерит, просеиваем людей, чтобы найти человека.

Пол поднял руку, подавляя воспоминание о пережитой боли.

– Это все, что нужно, – суметь перенести боль?

– Я наблюдала за тобой в критическую минуту. И мне открылась твоя внутренняя суть.

Старуха пристально посмотрела на него. Он уже чувствует правду! Может, она нашла то, что искала? Она подавила волнение и сказала себе правило Бене Гессерит: "Надейся и наблюдай".

– Ты знаешь, когда люди сами верят в то, о чем говорят?

Голос Пола был мелодичен, и старуха уловила эту особенность.

– Возможно, ты Квизатц Хедерах. Присядь у моих ног, дружок.

– Похоже, ты нас не жалуешь? – Старуха повернулась к двери и позвала: – Джессика!

Дверь мгновенно распахнулась, и мать встала на пороге, тревожно оглядывая комнату. Но вот она увидела Пола, и тревога сошла с ее лица.

– Джессика, ты перестанешь когда-нибудь меня ненавидеть? – спросила старуха.

– Я и люблю, и ненавижу вас одновременно. Моя ненависть происходит от боли, которую я, должно быть, никогда не забуду. Моя любовь...

– Просто любовь, – закончила за нее старуха, и голос ее прозвучал неожиданно мягко. – Теперь ты можешь войти, только веди себя тихо.

Джессика вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.

"Мой сын жив, – думала она, – и он – человек. Я всегда знала это... Он живет. Теперь и я могу жить дальше".

Пол смотрел на мать. Он знал, что она сказала правду. Ему захотелось уйти и обдумать все, что произошло, но он знал, что не может это сделать, пока старуха ему не разрешит. Она приобрела над ним власть. Она говорила правду: его мать тоже прошла через это – ради какой-то таинственной и ужасной цели. Его собственная жизнь отныне тоже была подчинена этой цели, хотя он и не знал пока, в чем она состоит.

– Когда-нибудь тебе тоже придется стоять на страже у этой двери, и это будет высшая мера доверия, – сказала старуха.

Пол посмотрел на руку, перенесшую боль, перевел взгляд на Преподобную мать. Голос ее стал не похож на все другие, слышанные им когда-либо прежде. И он понял, что теперь он может получить ответ на любой вопрос и что тому миру безмятежности, в котором он жил до сих пор, пришел конец.

– Для чего проводится это испытание на человеке? – спросил он.

– Когда-то человек слишком полагался на машины, но это лишь позволило поработить его другим людям, имеющим более совершенные механизмы.

"Не заменяй машиной человеческий разум", – процитировал Пол.

– Это лозунг Бутлерианского джихада, записанный в Оранжевой Католической Библии, – подхватила старуха. – Ты что, учился на ментата?

– Я лишь приступил к этому под руководством Зуфира Хавата.

– Великое восстание смело все эти костыли и подпорки к человеческому созданию. Оно побудило человеческий разум к совершенствованию. Чтобы развивать заключенные в человеке возможности, были открыты специальные школы.

– Бене Гессерит, как и Космический Союз, продолжает традиции школ древности. Но этот последний придает решающее значение математике, в то время как для Бене Гессерит главное...

– Кулл вахад! – воскликнула старуха и сердито посмотрела на Джессику.

– Я ничего ему не рассказывала, – возразила та.

– Ты высказал замечательную догадку. Действительно, политика. Именно в ней нуждается человеческий род, чтобы не прервалась его нить. Однако при этом надо все время иметь в виду, что между высшими интересами общества и животными инстинктами существует неразрывная связь. Нельзя нарушать ее, если ты заботишься о будущих поколениях.

Слова старухи внезапно потеряли для Пола специфическую остроту. Он почувствовал наступление того, что его мать называла инстинктом правды. Не то чтобы Преподобная лгала, просто она верила в то, что говорила. Пол ощутил в себе ту же таинственную цель.

– Но мать говорила мне, что последователи школы Бене Гессерит не знают своих родителей, – вставил он.

– Генетические линии сохранены в наших записях, – возразила старуха.

– Некоторым дано узнать, чей род они продолжают, но только очень немногим. Мы бы могли, например, захотеть брака твоей матери с ее близким родственником, чтобы усилить генетическое влияние на потомков. Ведь для этого может существовать масса причин...

И снова Пол почувствовал в ее словах полуправду. Он сказал:

Преподобная мать удивленно посмотрела на мальчика:

– Мы несем на себе бремя большой ответственности!..

– Вы сказали, что я могу стать... как это? Квизатцем Хедерахом? Это нечто вроде Гома Джаббара в образе человека?

– Пол, – с укоризной произнесла Джессика, – ты не должен говорить таким тоном с...

– Я справлюсь сама, – остановила ее старуха. – Скажи мне, мальчуган, что тебе известно о предсказательном веществе?

– Его принимают, чтобы отличить ложь от правды, так говорила мне мать.

– Это вещество опасно, – сказала старуха. – Оно дает внутреннее видение Оно усиливает не только твою память, но и память предков, благодаря чему можно заглянуть в далекое прошлое Однако это доступно только женщинам. – Голос старухи стал печальным. – Но и мы в этом ограниченны: мы можем видеть только прошлое женщины. Правда, в старинных книгах сказано, что однажды мужчина получит этот дар и сможет увидеть не только женское прошлое, но и мужское.

– Да Многие испытывали на себе предсказательное вещество, но безуспешно.

– Если бы! – она покачала головой. – Их попытки заканчивались гибелью.

* * *

Большой круглый шар – выпуклое изображение Вселенной – вращался под нетерпеливой рукой, унизанной драгоценными перстнями. Глобус был надет на стержень, укрепленный в одной из стен комнаты, не имеющей окон; три другие стены были увешаны полками, заполненными книгами, папками, магнитными записями и фильмами Освещалась комната золочеными шарами ламп.

В центре комнаты стоял эллиптический стол желто-розового цвета. Его окружали кресла. В одном из них сидел круглолицый темноволосый юнец лет шестнадцати с мрачным взглядом. В другом расположился стройный, небольшого роста мужчина с женственными чертами лица. И юнец и мужчина смотрели на глобус и на человека, вертевшего его.

Из-за глобуса послышалось хмыканье, и басистый голос произнес:

– Вот она, Питер, величайшая ловушка в мире. И герцог непременно угодит в нее! Где ему тягаться со мной!

– Разумеется, барон, – прозвучал в ответ мелодичный тенор.

Полная рука отпустила глобус, и его вращение прекратилось. Теперь глаза всех находящихся в комнате могли созерцать его неподвижную поверхность Этот глобус был из числа тех, что делаются для богатых коллекционеров или для правителей планет империи Он был отмечен характерным мастерством, которым славились ремесленники соответствующей планеты.

– Я пригласил вас сюда для того, чтобы вы, Питер, и вы, Фейд-Раус, посмотрели вот на эту область между шестьюдесятью и семьюдесятью градусами. Лакомый кусочек, не правда ли? Здесь есть и моря, и озера, и даже реки. Ее не спутаешь ни с чем – это Арена единственная и неповторимая! Превосходное место для единственной в своем роде победы!

– Только подумать, барон, падишах империи верит в то, что отдает герцогу вашу часть планеты!

– Подобные слова не имеют смысла, – загремел барон. – Ты сказал это, чтобы смутить юного Фейд-Рауса, моего племянника. Но в этом нет никакой необходимости.

Угрюмый юнец завозился в своем кресле, разглаживая на себе черное трико. В этот момент в дверь за его спиной постучали, и он резко выпрямился.

Питер поднялся, подошел к двери и открыл ее ровно настолько, чтобы можно было принять записку, скатанную в трубочку. Закрыв дверь, он развернул листок и рассмеялся.

– Атридесы никогда не могли себе отказать в благородном жесте. Что он там пишет?

– Он очень неучтив, барон. Обращается к вам просто, как к Харконнену. Никаких титулов!

– Это достаточно славное имя само по себе, – проворчал барон. Голос выдавал его нетерпение – Так что же пишет дорогой Лето?

– Он пишет: "Ваше предложение о встрече неприемлемо Я, имея достаточно много случаев убедиться в Вашем вероломстве, отвечаю Вам отказом".

– "Жаль, что это качество все еще процветает в империи". И подпись: "Граф Лето Арраки".

– Замолчи, Питер, – сказал Барон. Тот сразу умолк. – Так, значит, вражда? И он использует это старое милое слово "вероломство", такое богатое традициями, будучи уверенным, что я пойму намек?

– Для ментата ты чересчур разговорчив, Питер, – заметил барон, а про себя подумал: "Я должен от него поскорее избавиться. Теперь в нем нет надобности".

Барон посмотрел на своего наемного убийцу и только сейчас заметил в нем то, что сразу бросалось в глаза посторонним: блеклые глаза ментата были лишены какого бы то ни было выражения.

– Но, барон! Я никогда не видел более утонченной мести. Заставить Лето обменять Каладан на Дюну, и безо всяких условий, только потому, что так приказал император! До чего же остроумно с вашей стороны!

– О, я счастлив, мой барон. Вы же... вас точит ревность.

– Но, барон! Разве не достойно сожаления то, что вы не можете сами привести в исполнение этот замечательный план?

– Ну конечно, барон! Но с добрым поступком никогда не следует спешить, не правда ли?

– Мое бесстрашие удивляет барона? – спросил Питер. Его лицо превратилось в хитрую маску. – Ага! Но я заранее предчувствую тот момент, когда ко мне подошлют палача. Вы будете сдерживаться, пока я буду вам полезен. Преждевременное убийство будет расточительно, я еще могу принести вам пользу. Я знаю, что Дюна – прекрасная планета. Мы не будем в убытке, не так ли, барон?

Фейд-Раус дернулся в своем кресле. "Вот вздорные дураки, – думал он. – Мой дядя не может беседовать со своим ментатом без ссор. Неужели они думают, что мне больше нечем заняться, кроме как слушать их галиматью!"

– Фейд, – сказал наконец барон, – я велел тебе слушать и учиться, когда разговаривают старшие.

– Иногда Питер удивляет меня. Я не считаю боль необходимой, но он... он находит в ней какое-то удовольствие. Что касается меня, то я чувствую жалость к бедному герцогу. Доктор вскоре займется им, и это будет конец всех Атридесов. Но Лето, конечно, узнает, кто направлял руку сговорчивого доктора, и это... это, наверное, будет выглядеть ужасно.

– Тогда почему бы вам не приказать доктору просто воткнуть ему кинжал меж ребер? – спросил Питер. – Вы говорите о жалости, но...

– Герцог должен узнать, что это я стал его роком, – сказал барон. – И другие тоже должны узнать об этом. Это приведет их в замешательство, и я выиграю время для маневрирования.

– Маневрирования... – задумчиво повторил Питер. – Внимание императора и так приковано к вам, барон. Вы слишком смелы. В один прекрасный день император пошлет сюда легион-другой сардукаров, и это будет концом барона Владимира Харконнена.

– Ты бы с удовольствием посмотрел на это со стороны, да, Питер? – съязвил барон. – Ты бы с радостью наблюдал, как они разрушают мои города и берут приступом этот замок. Тебя слишком интересует кровь. Возможно, я поспешил с распределением трофеев Арраки.

Питер сделал несколько мелких шажков и остановился за спиной ФейдРауса. Напряжение в комнате, казалось, сгустилось. Юнец обеспокоенно и хмуро посмотрел на Питера.

– Не играйте со мной в прятки, барон, – сказал тот. – Вы обещали мне леди Джессику!

Питер ничего не ответил. Фейд-Раус шевельнулся в своем кресле.

– Да, как с маленьким Полом? – спросил барон у Питера.

– Он угодят в ловушку и будет наш, – пробормотал тот.

– Я не об этом, – сказал барон. – Ты утверждал, что служанка Бене Гессерит родит герцогу дочь. Стало быть, ты ошибся, а, ментат?

– Нечасто я ошибаюсь, барон, – ответил Питер, и впервые в его голосе послышался страх. – Поверьте мне, что служанки Бене рождают в основном дочерей.

– Дядя, – вмешался Фейд-Раус, – вы мне обещали, что я здесь услышу нечто важное для себя...

– Не торопись, – барон повернулся к племяннику, не отходя от глобуса. – Я позвал тебя сюда, Фейд, чтобы поучить мудрости. Ты ведь наблюдал за нашим добрым ментатом. Тебе бы следовало кое-что у него перенять.

– Вот именно – "но"... Всмотрись в его глаза. Питер умен, но эмоционален и склонен к взрывам страсти. Как ни умен Питер, но и он может заблуждаться.

– Вы вызвали меня сюда, барон, чтобы поиздеваться надо мной?

– Тебе пора бы знать меня получше, Питер. Я просто хочу показать своему племяннику, что и возможности ментата могут быть ограниченными.

– Замену тебе? Что ты, Питер! Где же это я мог бы найти замену твоей хитрости и уму?

– Возможно, стоит попытаться, – задумчиво произнес барон. – Последнее время ты действительно кажешься мне неуравновешенным. И еще эти снадобья...

– Разве мои увлечения слишком дороги? Вы возражаете против них?

– Дорогой мой Питер, твои увлечения – это то, что тебя ко мне привязывает. Как я могу против них возражать? Я просто хочу, чтобы мой племянник знал о тебе все.

– Если он должен знать все, может, я ему станцую?

– Как-нибудь в другой раз, – сказал барон, – а сейчас сиди и молчи. – Он посмотрел на Фейда. – Это наш ментат, Фейд. Он был обучен выполнять определенные обязанности. Тот факт, что он находится в живом человеческом теле, не должен тебя смущать. Правда, это серьезная помеха. Иногда я думаю, что древним с их мыслящими машинами было куда легче.

Губы племянника барона, как и у всех Харконненов, были несколько искривлены, что придавало его лицу изумленное выражение.

– Это сравнение уж слишком нелепо, – сказал Питер. – Вы сами, барон, могли бы создать нечто лучшее, чем те машины.

– Возможно, – оживился барон и сделал долгий выдох. – Итак, Питер, опиши моему племяннику основные перипетии нашей борьбы с домом Атридесов.

– Барон, я ведь предупреждал вас, чтобы вы не посвящали в ее подробности никого. Мои наблюдения над...

– Я сам могу судить об этом. Я отдал тебе приказ, ментат. Предстань перед нами в одном из твоих многочисленных состояний.

– Пусть будет так, – сказал Питер. Он выпрямился, и в нем появилось какое-то величие, как будто это была еще одна его маска, но на сей раз покрывавшая не лицо, а тело. – Через несколько дней весь клан герцога Лето вступит на борт лайнера Космического Союза для следования на Арраки Они прибудут скорее всего туда, а не в наш город Картаг, потому что ментат герцога, Зуфир Хават, совершенно справедливо решит, что Арраки легче защитить, чем Картаг.

– Слушай внимательно, Фейд, – сказал барон, – следи, как план врага становится твоим планом.

Фейд кивнул: "Это уже кое-что, старое чудовище! Наконец-то ты допустил меня к своей тайне. Должно быть, он действительно хочет сделать меня своим наследником".

– Есть несколько вариантов, – продолжал Питер. – Я указал наиболее вероятный. Тем не менее мы не должны забывать о том, что герцог заключил с Союзом контракт, чтобы тот перенес его в более безопасное место внутри системы. Другие бы при подобных обстоятельствах с помощью защитных экранов просто скрылись бы за пределы империи.

– Герцог слишком горд для этого, – сказал барон.

– Это просто одна из возможностей, – сказал Питер. – Конечный результат все равно был бы для нас тем же самым.

– Нет, не был бы, – проворчал барон. – Я должен пресечь его род.

– Это возможно, – продолжал излагать свои соображения Питер. – Некоторые приготовления указывают на то, что клан герцога собирается бежать, но сам он не сделал ни одного шага к этому.

– Так, – вздохнул барон, – продолжай, Питер.

– На Арраки герцог с семьей займет дом графа и леди Фен ринг.

– Посол и одновременно контрабандист, – хихикнул баром.

– Ваш дядя шутит, – сказал Питер. – Он называет его послом и контрабандистом, считая, что интересы империи в Арраки – это контрабанда.

– Почему? – Фейд повернул непонимающее лицо к дяде.

– Не будь таким тупым, Фейд, – рявкнул барон. – Пока Союз остается вне контроля империи, как это может быть иначе? Как еще могли бы действовать шпионы и убийцы?

– Из этой резиденции мы подготавливаем нужные нам операции, – сказал Питер. – Теперь нами задумано покушение на жизнь наследника Атридесов, и оно может закончиться успехом...

– Питер, – прошипел барон, – ты ведь говорил...

– Я говорил, что может произойти несчастный случай, – сказал Питер, – и тогда покушение не понадобится.

– Он молод, – сказал барон, – и потенциально более опасен, чем его отец... К тому же он обладает знаниями, которыми снабдила его мать... Проклятая колдунья! Ладно, продолжай!

– Хават сумел раскрыть подосланного к нему нашего агента, – продолжал Питер, – подозрение пало на доктора Уйе, что очень скверно, так как он действительно наш агент. Но Хават, проведя расследование, обнаружил, что доктор – выпускник школы Сак, а это является достаточным основанием для признания неприкосновенности любого, будь он даже слугой. Считается, что с выпускником этой школы ничего нельзя сделать, не убив сам объект внимания. Тем не менее (и в этом мы не раз убеждались) стоит лишь найти соответствующие точки соприкосновения, и Уйе окажется в руках Хавата. Раз мы смогли их найти, то и он может.

– Интересно, каким же образом? – задал вопрос Фейд. Он нашел эту тему чрезвычайно занимательной.

– Об этом в другой раз, – сказал барон. – Продолжай, Питер!

– Через Уйе мы внушили Хавату некоторые подозрения. Мы даже заставили его сомневаться в ней самой.

– Каково, а? – воскликнул Питер в расчете на восхищение Фейда. – Хават ухватился за эту возможность, считая, что она могла бы упрочить его репутацию ментата. Пожалуй, он даже сделает попытку устранить ее физически, – при этих словах Питер нахмурился. – Впрочем, не думаю, чтобы он смог довести это дело до конца.

– Не будем отвлекаться от темы, – возразил Питер. – Пока Хават занимается леди Джессикой, мы организуем восстания гарнизонов в ряде городов, чтобы еще больше отвлечь внимание Хавата. Восстания будут подавлены, и герцог уже начнет думать, что опасность миновала. А мы, улучив момент, дадим сигнал доктору и выступим вместе с...

Питер запнулся и вопросительно взглянул на барона.

– Чего там, давай уж рассказывай все, – разрешил тот.

– Мы выступим с двумя ментатами-сардукарами, переодетыми в нашу форму.

– Сардукарами! – испуганно выдохнул Фейд, наслышанный о жестокости этих немилосердных убийц из войск императора.

– Ты должен оценить мое доверие к тебе, Фейд, – строго сказал барон. – Если слухи об этом достигнут другого Великого дома, то ландсраат может выступить против империи, и начнется полный хаос.

– А теперь самое главное, – продолжал Питер, – Хотя империя и использует дом Харконненов для выполнения грязной работы, мы, однако, окажемся в преимущественном положении, и если поведем дело с умом, то добьемся огромных богатств и такого влияния, какого никогда еще не имел ни один из домов империи.

– Ты, Фейд, понятия не имеешь, что поставлено на карту. У тебя не хватит воображения представить себе степень возможного возвышения дома Харконеннов. Скажу лишь об одном: мы будем иметь постоянное представительство в СНОАМ.

Фейд энергично закивал в знак согласия: богатство – это великая сила. Все благородные дома черпают при случае из казны СНОАМ – разумеется, с санкции правления директоров. А Совет СНОАМ – своеобразный слепок с политических институтов империи, с ландсраата, созданного законным путем, в результате выборов, и служащего противовесом власти монарха и его сторонников. Однако приходилось признать, что власть Совета СНОАМ превыше ландсраата.

– Герцог Лето, – продолжал Питер, – может попытаться бежать к Свободным, живущим на краю пустыни. К ним же, возможно, он постарается отослать и свою семью. Но все пути блокированы агентами Его величества. Один из них – Кайнз, может, помните его?

– Фейд его помнит, – вставил барон. – Продолжай!

– Если дело пойдет так, как планируется, то дом Харконненов получит поместья на Арраки и ставленник вашего дяди будет управлять ими от имени барона Владимира Харконнена.

– Значит, у нас увеличатся доходы, – резюмировал Фейд.

– И Великие дома будут знать, что только барон смог уничтожить Атридесов, – добавил Питер.

– Самое интересное, что все это знает и герцог, – сказал Питер. – Он уже сейчас чувствует ловушку.

– Это правда, – в голосе барона неожиданно прозвучали нотки печали. – Но он ничего не может поделать. Даже жалко его.

Барон отошел, наконец, от глобуса и, выйдя на середину комнаты, показался во всем своем великолепии – огромная, непомерно полная фигура на странно тонких для такого тяжелого тела ногах.

– Однако я проголодался, – пробормотал он, сверля племянника маленькими глазками, под которыми отвисли большие мешки. – Пойдем перекусим на дорогу.

* * *

Это сказала Алия-Нож: "Преподобная мать должна сочетать соблазнительные хитрости куртизанки с неприступностью и величием девственной богини, сохраняя эти качества столь долго, сколько позволяет ее юность. А когда ее молодость и красота исчезнут, их место займут коварство и находчивость".

Принцесса Ирулэн.
Муаддиб: семейные комментарии.

– Ну, Джессика, что ты теперь скажешь? – спросила Преподобная мать.

Их разговор происходил в замке Каладан в день тяжелого испытания Пола. Обе женщины были в комнате Джессики одни, а Пол был в соседней.

Джессика стояла у окна, выходившего на юг, завороженная путаницей красок заката над рекой. Она прекрасно расслышала вопрос, но все еще не могла решить, как ей себя вести.

Она вспомнила про испытание, через которое прошел ее сын, и прошептала:

– Я задала тебе вопрос! – голос старухи звучал сердито и настойчиво.

– Что? А! – Джессика оторвалась от воспоминаний и повернулась к старухе, сидящей у стены между двумя окнами, выходящими на восток. – Что же вы хотите, чтобы я сказала?

– Что я хочу? Я хочу, чтобы говорила ты, – в голосе старухи слышалась издевка.

– Да, но у меня сын! – вспыхнула Джессика, хотя и понимала, что ее намеренно вводят в состояние гнева.

– Тебе было ведено рожать для Атридесов только дочерей!

– Это так много для него значило! – взмолилась Джессика.

– И ты со своей гордыней произвела на свет Квизатца Хедераха!

– Ты думала только о том, что твой герцог желает сына! – проворчала старуха. – А интересы герцога в расчет не принимались. Твоя дочь могла бы стать невестой наследника Харконненов. Ты безнадежно усложнила дело, поставив под угрозу развитие всей генетической линии нашего рода.

– Но ведь и вы не безгрешны! – с вызовом бросила Джессика в лицо старухе, храбро выдержав ее взгляд. И та вдруг смущенно пробормотала в ответ:

– Я поклялась никогда не менять свои решения, – подтвердила Джессика.

– Как это благородно! – рявкнула старуха. – Никаких сожалений. Посмотрю, какую ты будешь предлагать цену за свою жизнь и жизнь своего сына, когда каждый захочет убить вас... Как ты будешь молить о пощаде...

– Выбора? И это спрашивает ученица Бене Гессерит?

– Я спрашиваю лишь о том, что видите в будущем вы, с вашими большими возможностями?..

– Я вижу в будущем то, что видела и раньше. Ты хорошо знаешь состояние наших дел. Стремление смешивать кровь безо всякого плана было свойственно нам, Джессика. Империя, компания СНОАМ, Великие дома – это всего лишь частицы, выброшенные на поверхность бешеного потока.

– СНОАМ, – прошептала Джессика. – Я думаю, что она уже решила, как поделить захваченное у Атридесов.

– Что СНОАМ, когда даже погода в наше время изменчива, как флюгер, – сказала старуха. – Император и его друзья требуют шестьдесят пять процентов от директорских прав компании. Они тоже почуяли запах добычи. И чем она крупнее, тем больше вожделение. Это неизбежная страница истории, девочка.

– Что мне сейчас позарез нужно, – сказала Джессика, – так это взгляд в историю.

– Не надо шутить! Ты не хуже меня знаешь, какие силы нас окружают.

– Помолчать бы тебе, девочка! На эту дорогу ты вступила сама, и я знаю, что тебя ожидает.

– "Я – Бене Гессерит. Я существую только для того, чтобы наблюдать", – процитировала Джессика.

– Правильно! – сказала старуха. – И все, на что мы теперь можем надеяться, – это спасти главное: основу для продолжения рода.

Джессика закрыла глаза, чувствуя, как слезы жгут ей веки. Наконец она произнесла:

– А твой сын тоже будет платить за твои ошибки?

– Защитить! – фыркнула старуха. – Ты же хорошо знаешь, в чем гнездится слабость! Защищая его, ты лишишь его силы, необходимой ему, чтобы выполнить свое предназначение.

Джессика отвернулась и посмотрела в окно. Старуха поднялась, поправляя платье.

– Позови сына, мне пора уходить. – Голос старухи смягчился. – Джессика, девочка, я бы хотела остаться и помочь вам, но каждый должен идти своим путем.

– Ты дорога мне, как любая из моих дочерей, но я не могу смешивать материнские чувства с долгом.

– То, что ты сделала и почему ты это сделала, – мы знаем обе. Хочу сказать тебе в утешение, что твой сын может стать вершиной Бене Гессерит. Однако не питай слишком больших надежд – у него один шанс из тысячи.

Джессика сердитым жестом смахнула слезы со своего лица.

– Вы снова заставили меня почувствовать себя маленькой девочкой, отвечающей первый урок. Люди не должны уподобляться животным. А я была так одинока...

– Это следовало бы сделать одним из испытаний, – сказала старуха. – Люди почти всегда одиноки. А теперь зови Пола, у него было время подумать. Я еще должна задать ему несколько вопросов.

Джессика кивнула и, подойдя к соседней двери, открыла ее:

Пол нехотя вошел к женщинам, в его походке сквозило упрямство. Он взглянул на мать так, как будто она была ему чужой. При виде Преподобной он насторожился и приветствовал ее как равный равную.

– Давай вернемся к вопросу о твоих снах, юноша, – сказала ему старуха.

– Чего вы от меня хотите? Не все сны стоят того, чтобы о них помнить, хотя я могу вспомнить любой.

Старуха посмотрела на Джессику, потом опять на Пола.

– Что тебе снилось прошлой ночью? Достоин ли тот сон воспоминания?

– Мне снился пожар... вода... и девушка в ней... очень худенькая, с огромными глазами ярко-синего цвета. Я разговаривал с ней и рассказал ей о вас.

– То, что ты рассказал той девушке, произошло сегодня?

– Да. Я рассказал ей о том, что пришли вы и отметили меня клеймом странности.

– Клеймом странности! – выдохнула старуха и посмотрела на Джессику, чтобы привлечь ее внимание к Полу.

– Скажи мне правду, Пол, ты часто видишь во сне то, что потом происходит наяву?

– Мы – на маленьком пятачке среди скал, где можно укрыться. Несмотря на ночное время, очень жарко, и сквозь промежутки между скалами видны пески. Мы... чего-то ждем... я должен встретиться с какими-то людьми. Она боится, но пытается скрыть это от меня, а я... совсем не волнуюсь. Она говорит "Расскажи мне о воде твоего родного мира... Узул..."

– Ну, не странно ли? Мой родной мир Каладан. Я никогда не слышал о такой планете – Узул.

– Было ли в этом сне еще что-нибудь? – вмешалась Джессика.

– Впрочем, может, это меня она назвала таким именем, – подумал вслух Пол. – Мне это только сейчас пришло в голову. – Он снова закрыл глаза. – Она попросила рассказать ей о воде. Я взял ее за руку и сказал, что прочту ей стихи. И вот я читаю ей стихи, но многие слова ей непонятны, приходится объяснять...

– Молодой человек, как Проктор школы Бене Гессерит я утверждаю, что вижу перед собой Квизатца Хедераха, который станет одним из нас. Твоя мать тоже видела такую возможность, но она смотрела глазами матери.

Старуха замолчала, а Пол, понимая, что она ждет его ответа, хранил молчание. Наконец она сказала:

– Кем ты станешь, покажет будущее. Но в тебе что-то есть, это несомненно...

– Разве тебе не хочется узнать, кто такой Квизатц Хедерах? – спросила Джессика.

– Мне ведь сказали, что те, кто пытались это узнать, умирали.

– Я могу тебе намекнуть, почему их попытки не удались, – сказала Преподобная мать.

"Она говорит о намеках, значит, сама ничего толком не знает", – подумал Пол.

– Он что, командует мною? – старуха улыбнулась, и лицо ее стало еще более морщинистым. – Ну что ж, это хорошо.

Пол почувствовал удивление – старуха говорит элементарные вещи. Неужели она думает, что мать его ничему не учила?

– Мы здесь не для того, чтобы играть словами, – сказала старуха. – Ива сгибается под ветром, пока не разрастется и не встанет стеной на его пути. В этом ее предназначение.

Пол пристально поглядел на нее. Она сказала "предназначение", и он почувствовал, как это слово будто ударило по нему. Он ощутил вдруг в себе приступ злобы: глупая, пошлая старуха!

– Вы думаете, что я могу стать этим Квизатцем Хедерахом? – отчеканил он. – Вы сказали об этом, но вы ни одним словом не обмолвились о том, как я могу помочь своему отцу. Я слышал весь ваш разговор с моей матерью. Вы говорили так, будто мой отец уже мертв...

– Если бы мы могли что-либо предпринять для спасения твоего отца, то мы бы давно уже это сделали, – проворчала старуха. – Может, мы еще успеем спасти тебя. Это сомнительно, но возможно. Но для твоего отца уже ничего нельзя сделать. Когда ты поймешь мои слова и примешь их за непреложную истину, ты усвоишь урок настоящего Бене Гессерит.

Пол видел, как потрясли эти слова его мать. Он во все глаза смотрел на старуху. Как она могла сказать такое о его отце? Что заставляет ее так думать? В нем все кипело от негодования.

Но Преподобная мать уже обратилась к Джессике:

– Ты обучила его согласно пути – я вижу все признаки этого. На твоем месте я сделала бы то же самое – ну их к дьяволу, все правила!

– Теперь я предупреждаю тебя, – сказала старуха, – продолжай обучение, как начала. Внутренний голос подскажет ему свой путь безопасности. Положено хорошее начало, но мы не знаем, сколько всего ему еще понадобится... и что приведет в отчаяние.

Старуха подошла вплотную к Полу и посмотрела на него сверху вниз:

– Прощай, юноша! Надеюсь, тебе повезет. А если нет – что ж, мы еще и сами кое-что можем.

Она снова посмотрена на Джессику. Между ними мелькнула искра понимания. Потом она, не оглядываясь, вышла из комнаты, шелестя юбкой. И комната, и все, кто в ней находилась, уже перестали быть предметом се внимания. Но Джессика успела заметить слезы на ее морщинистых щеках. Эти слезы говорили об охватившем ее смятении больше, чем любые ее слова и поступки в этот напряженный день.

* * *

Вы уже читали, что Муаддиб не имел друзей своего возраста на Каладане – опасность была слишком велика. Но у него были прекрасные друзья среди учителей. Один из них – Гурни Хэллек, трубадур-воин. (Вы найдете его песни в этой книге, и, быть может, они полюбятся вам. Пойте их, пусть они станут вашими песнями). Имя другого – Зуфир Хават. Этот старый ментат, служивший герцогу и ведающий убийствами, внушал страх даже падишаху-императору. В числе друзей Муаддиба были также: Дункан Айдахо – мастер фехтования, доктор Веллингтон Уйе, озаренный светом знания, но ставший предателем, Его мать, леди Джессика, направила своего сына по пути Бене Гессерит. Отцовские чувства герцога Лето, скрытые в нем до поры, пробудились с рождением сына.

Принцесса Ирулэн.
История детства Муаддиба.

Зуфир Хават вошел в классную комнату замка Каладан и молча запер за собой дверь. Сегодня он чувствовал себя особенно усталым. Как быстро промчались годы!.. Его нога ныла в месте ранения, полученного еще на службе старого герцога. Он служил уже третьему поколению этой семьи.

Оглядев комнату, залитую лунным светом, он заметил Пола, сидевшего за столом над разложенными бумагами и картами.

"Сколько раз я должен повторять ему, чтобы он не сидел спиной к двери!" – Хават сделал несколько шагов по направлению к мальчику.

Пол остался сидеть в прежней позе. Хават кашлянул. На луну набежало облако, и свет в комнате померк. Пол выпрямился и, не оглядываясь, сказал:

Хават выдавил на лице улыбку, прошел в глубь комнаты, остановился у стола. Пол поднял голову и посмотрел на старика: темное, изрезанное морщинами лицо, глаза, полные тревоги.

– Я слышал, как вы шли по дому, как открывали дверь.

"Может быть, он и прав", – подумал Хават. Это его служанка-мать, конечно, многому научила. Хотел бы я знать, что подумали бы об этом в ее драгоценной школе? Может быть, поэтому сюда и прислали старуху Проктора – наставить нашу дорогую леди Джессику на путь истинный?

Хават поставил стул напротив Пола и сел лицом к двери. Откинувшись на спинку, он изучал комнату. Внезапно она показалась ему незнакомой, видимо, потому, что вещи были уже отправлены на Арраки. Остались только стол и зеркало, возле которого висела вся изрезанная мишень, похожая на лицо старого солдата, побывавшего во многих сражениях. "И я, наверное, такой же", – подумал Хават.

– Печалит? Чепуха! Жаль, конечно, расставаться с друзьями. – Он посмотрел на карты. – Арраки – всего лишь одна из планет. Мой отец послал тебя навестить меня?

Хават нахмурился: мальчик слишком хорошо его понимал. Он кивнул:

– Ты думаешь, было бы лучше, если бы он пришел сам? Но ты же знаешь, как он занят. Он придет позже.

– Похоже, что они там очень страшны. Они распространяются на территорию в шесть-семь тысяч километров и разрушают все на своем пути. Скорость ветра достигает семисот километров в час. Почему там не возьмут погоду под контроль?

– Это требует больших расходов. У Арраки свои проблемы. Союз требует чересчур высокую плату за этот контроль. Дом твоего отца не слишком богат, и ты это знаешь.

– Видел и не видел, – сказал он. – Об этом народе известно немногое. Они носят широкие накидки, и от них исходит неприятный специфический запах.

Пол сглотнул слюну, внезапно осознав важность этого сообщения: Свободные носят специальные костюмы, которые удерживают воду. Видимо, им приходится перегонять собственные выделения, чтобы не мучиться от жажды.

Хават кивнул, думая о том, что ехать на эту планету надо хорошо подготовившись.

Пол посмотрел на небо и увидел, что начинается дождь.

– Ты еще много узнаешь о ней, – вторил его мыслям Хават. – Как сын герцога ты не будешь испытывать в ней нужды, но другие...

Пол вспомнил слова Преподобной матери: "Ты узнаешь о погребенных надеждах, о безумии пустыни. Тебе придется носить очки от солнца, и не будет у тебя ничего для передвижения, кроме собственных ног На Арраки луна станет твоим другом, а солнце – врагом".

И только сейчас, спустя неделю после встречи с Преподобной матерью, Пол почувствовал страх. Посмотрев на хмурое лицо Хавата, он спросил:

– Она сказала одну вещь. – Пол закрыл глаза и начал говорить, невольно повторяя чужие интонации: – Ты, Пол Атридес, сын герцога, должен твердо знать то, что знали твои предки.

– Эти слова рассердили меня, и я сказал: – Мой отец правит целой планетой. "Он ее теряет", – возразила она. А когда я предположил, что мой отец взамен получит еще более богатую планету, она ответила, что он и ее потеряет и что об этом знают все.

– Потому что таков приказ императора. Что еще изрекла эта шпионка?

Пол посмотрел на свою руку. "Она отметила меня печатью власти", – подумал он.

– Она спросила, что значит "править"? Я ответил, что это значит приказывать Она же сказала, что мне придется отучаться приказывать.

"Здесь она попала в точку", – подумал Хават и кивнул Полу, чтобы тот продолжал.

– Она сказала, что надо действовать только убеждением, а не приказом... что надо привлекать к себе лучших людей.

– Она тебе не говорила, как твой отец привлек на свою сторону таких людей, как Дункан и Гурни?

– Еще она говорила, что хороший правитель должен знать все языки своих подданных. Скажи мне, Зуфир, разве Арраки такая плохая, как она мне ее описала?

– Ничто не может быть плохим или хорошим само по себе. Возьми, например, этих бродяг Свободных. По нашим сведениям, их там немало. Гораздо больше, чем считают. И они ненавидят Харконненов всем сердцем. Нс пропускай это мимо ушей, мой мальчик.

– Мой отец рассказывал мне о Салузе Второй, – припомнил Пол. – Знаешь, Зуфир, она похожа на Арраки... возможно, не совсем такая, но похожа.

– Возможно. – Хават встал. – Сегодня я улетаю на Арраки. А ты пока позаботься о себе сам, хотя бы ради меня, старика, который так тебя любит, ладно? И сиди только лицом к дверям. Не то чтобы я считал, что в этом замке существует для тебя опасность, просто у тебя должна выработаться такая привычка.

– Да, а ты последуешь за мной завтра. Следующая наша встреча состоится на земле нового мира. Будь всегда начеку, и ты сумеешь избежать любой опасности. – Он потрепал Пола по плечу и пошел к двери.

– Никогда не сиди спиной к двери, – попросил Пол.

Усмешка скользнула по лицу старика. После его ухода Пол пересел на его место.

Дверь снова распахнулась, и в комнату неуверенной походкой вошел вооруженный до зубов очень полный мужчина.

– Итак, Гурни Хэллек, – сказал со смехом Пол, – теперь ты оружейных дел мастер?

– А ты считаешь, что я пришел с тобой играть?!

Он оглядел комнату, подмечая, что люди Хавата уже поработали здесь.

Повсюду виднелись едва заметные следы кода Пол наблюдал за ним. Круглый как шар человек суетливо устраивался на стуле, потом положил на стол свое оружие. Тут были и рапира, и кинжал, и защитные ленты.

– Так... для меня не нашлось даже "доброго утра", – упрекнул он. – Скажи, какую колючку ты всадил в старого Хавата? Он промчался мимо меня, будто спешил на похороны своего заклятого врага.

Пол улыбнулся. Он очень любил этого толстяка, чьи проказы и шутки скрашивали ему годы детства.

Хэллек снял с плеча музыкальный инструмент и принялся напевать, аккомпанируя себе на бализете.

– Ну, Гурни, ты что, пришел заниматься со мной музыкой? А ведь сейчас самое время подраться.

– Нет, нашим приятным дням пришел конец, – сказал Хэллек.

– А где Дункан Айдахо? – спросил Пол. – Разве он не собирается обучать меня сегодня обращению с оружием?

– Дункан со вторым отрядом уже на пути к Арраки. У тебя остался только я.

– Может, тогда споешь мне балладу? Я хочу знать, как это делается.

– Неплохо, – сказал Пол. – Но если бы тебя слышала моя мать, она приказала бы прибить твои уши к дверному замку – для украшения.

Глаза Хэллека сделались круглыми от нарочитого изумления:

– Как? Твоя нечестивая рука поднялась на меня? Защищайся, отрок! – Хэллек взял рапиру и взмахнул ею в воздухе: – Я – дьявол, жаждущий крови!

Пол взял другую рапиру и встал в позицию, выставив ногу вперед.

– Какого болвана прислал мне мой отец в учителя фехтования, – нараспев произнес Пол, нажимая кнопку защитного поля и чувствуя его действие.

Хэллек зорко следил за движениями мальчика, и, когда тот направил тупое острие в его грудь, он увернулся от удара.

– Превосходно, – сказал Хэллек, – но ты раскрылся для скользящего удара из-под руки.

– Следовало бы проучить тебя за такую неосторожность.

– Вот с этой штуковиной не позволяй никому приближаться к тебе на расстояние вытянутой руки, даже в шутку не позволяй!

– Не в настроении?! – Голос Хэллека выдал его бешенство. – При чем тут настроение?! Ты ведь будешь драться по необходимости, а не по настроению. Настроение необходимо только для любви, для борьбы оно не годится.

– Очень мне нужны твои извинения! Защищайся!

Хэллек активизировал поле и повел стремительную атаку, угрожающе направив свой кинжал вниз, а рапиру – вверх. Его прыжок сначала в сторону, а потом вперед не застал Пола врасплох. Но, отражая атаку, Полу пришлось отступить. Он почувствовал, как затрещало его поле, когда соприкоснулись рапиры.

"Что это сегодня на него нашло? – подумал Пол. – Он ведь не притворяется".

– Вот когда ты почувствовал в нем надобность! – усмехнулся Гурни.

"Предательство? – подумал Пол. – Нет, только не Гурни!"

Они продолжали драться. Выпады и парирование, нападение и защита. Воздух в защитных полях становился все более спертым, но с каждым контактом запах озона ощущался сильнее и сильнее. Мальчик продолжал отступать.

Пол отпарировал удар вниз, увидев рапиру Хэллека над краем стола. Отскочив в сторону, он выбросил вверх руку с рапирой, а кинжал направил к шее Хэллека, остановив лезвие в дюйме от яремной жилы.

Пол увидел, что лезвие рапиры Хэллека находится против его паха.

– Нам бы следовало продолжить, – сказал Хэллек. – Когда тебя прижало, ты сразу начал драться в полную силу. И сразу появилось настроение.

Гурни усмехнулся волчьей улыбкой, и дрожь пробежала по его багровому шраму.

– А как ты на меня кинулся, будто и впрямь хотел моей крови. – Хэллек отбросил кинжал. – Если бы ты дрался ниже своих возможностей, мне пришлось бы оставить тебе отметину в виде хорошенького шрама. Я не хочу, чтобы мой любимый ученик пал от руки первого же Харконнена, будь они прокляты!

Пол выключил поле и облокотился об угол стола, переводя дыхание.

– Я этого заслуживаю, Гурни. Но мой отец рассердился бы на тебя, а я не хочу, чтобы ты платил за мои ошибки.

– Наоборот, он наказал бы меня, если бы я не сделал из тебя первоклассного бойца.

– То, что мы здесь делали, – не просто игра, – сказал Хэллек.

Пол кивнул. Его удивляла не свойственная Хэллеку серьезность. Он посмотрел на извилистый шрам под его подбородком, вспомнил историю о том, каким образом он был оставлен там скотиной Рабаном, одним из приближенных Харконнена. И Полу вдруг стало стыдно за то, что он мог даже на мгновение усомниться в Хэллеке. Потом он подумал, что Хэллек при этом чувствовал боль, хотя, возможно, и не такую сильную, какая была внушена ему Преподобной матерью. Он отогнал грустные мысли.

– Сегодня я рассчитывал на игру, – сказал Пол. – В последнее время все сделалось чересчур серьезным.

Хэллек отвернулся, пытаясь скрыть свои чувства. Что-то жгло ему глаза. В нем жила боль, боль за потерянное вчера, которое было отнято у него безвозвратно текущим временем.

"Как быстро придется мужать этому мальчику, – подумал Хэллек. – Как быстро придется ему научиться считаться с жестокой необходимостью!"

– Я чувствовал в тебе игру, мальчуган, и мне ничего так не хотелось бы, как пойти тебе навстречу. Но играм пришел конец. Завтра мы уезжаем на Арраки. Арраки – реальность. И Харконнены – тоже реальность.

Пол коснулся своего лба лезвием рапиры, которую держал вертикально.

Хэллек повернулся и, увидев отдаваемый ему салют, кивком дал знать, что понял его жест.

– Давай теперь отработаем время Покажи-ка мне, как ты справляешься с этой штукой – Он указал на чучело. – Я буду наблюдать отсюда: так мне лучше видно. Но предупреждаю тебя, я испытаю на тебе еще один вид нападения. От врагов ты такого предупреждения не получишь.

Пол встал на носки и потянулся, сбрасывая напряжение. Мысль о том, что отныне его жизнь будет наполнена постоянными изменениями, нагнала на него тоску. Он подошел к чучелу, нажал кнопку у него на груди и почувствовал, как защитное поле оттолкнуло клинок.

– Внимание! – крикнул Хэллек, и чучело начало атаку.

Пол активизировал свое поле и принялся отражать удары, нанося, в свою очередь, ответные.

Хэллек наблюдал за его движениями. Его сознание, казалось, раздвоилось: одна его часть неотрывно следила за борьбой, другая витала далеко отсюда.

"Я – хорошо тренированное плодовое дерево, – думал он. – Я полон отточенных чувств и возможностей, и все они настоятельно требуют пересадки в других".

Ему вспомнилось юное лицо его младшей сестры. Ее уже не было в живых: она умерла в доме развлечений для отрядов Харконнена. Она любила цветы, но какие – он не помнил. Его мучило то, что он не мог это вспомнить.

Пол поднял левую руку, парируя выпад чучела.

– Умный, дьяволенок! – восхитился Хэллек, сосредоточившись теперь только на движениях руки Пола. Он практикуется по своему собственному методу. Это не стиль Дункана и уж, конечно, не то, чему учил его я. Эта мысль ввергла Хэллека в еще более глубокую печаль, и он принялся размышлять о том, испытывает ли мальчик по ночам страх, навеянный ему его мыслями.

– Если бы желания были рыбами, мы все забрасывали бы сети, – пробормотал он. Это было любимое выражение его матери, он всегда прибегал к нему, когда чувствовал, как сгущается над ним тьма завтрашнего дня. Потом он подумал о том, какой странный вид должен быть у планеты, никогда не знавшей морей и рыб.

* * *

Уйе Веллингтон, Стард 10.032-10.091, доктор медицины школы Сак; известен главным образом предательством герцога Лето Атридеса (смотри библиографию, раздел VII – обстоятельства предательств).

Принцесса Ирулэн.

Словарь Муаддиба.

В классную комнату вошел доктор Уйе. Пол, отметив про себя нарочитую небрежность его шагов, продолжал лежать на столе, предназначенном для занятий, – так, как оставила его массажистка. Он наслаждался отдыхом после работы, которую задал ему Гурни Хэллек.

– Как ты удобно устроился, – произнес Уйе своим спокойным высоким голосом.

Пол поднял голову и увидел в нескольких шагах от себя его высокую фигуру, закутанную в широкие черные одежды; его квадратной формы голову с пунцовыми губами и отвислыми усами, бриллиантовую татуировку на лбу, длинные черные волосы, схваченные над левым плечом серебряным кольцом, что указывало на его принадлежность к школе Сак.

– Ты будешь рад услышать, что сегодня у нас нет времени для обычного урока: скоро придет твой отец.

– Тем не менее я устроил так, что на пути к Арраки ты сможешь просмотреть фильмокниги и несколько уроков из микроучебника.

Пол принялся натягивать на себя одежду. Он был в восторге от предстоящего посещения отца. Они провели вместе не так много времени с тех пор, как император приказал им принять поместье на Арраки.

Уйе подошел к столу. "Как развился мальчик за эти несколько месяцев, – подумал он. – Какая потеря! О, какая печальная потеря!" И тут же напомнил себе: "Я не должен колебаться. Что сделано, то сделано! Все это ради того, чтобы Ванна не подвергалась больше обидам со стороны Харконненов".

Пол встал рядом с Уйе, застегивая пуговицы своей куртки.

– Наземные формы жизни Арраки, – не сразу отозвался Уйе. – Планета, кажется, открыла свои объятия нескольким жизненным формам. Теперь это ясно. Когда мы туда прибудем, я разыщу доктора Кайнза, эколога планеты Арраки, и предложу ему свою помощь.

Уйе проговорил это с видимым усилием, тогда как в голове его пронеслись совсем другие мысли: "Что я такое говорю? Я лицемерю даже перед самим собой!"

– А там будет что-нибудь о Свободных, в этой фильмокниге? – спросил Пол.

– О Свободных? – Уйе судорожно впился пальцами в край стола и, увидев, что Пол заметил его нервный жест, отдернул руку.

– Послушай, расскажи мне о населении Арраки, – попросил Пол.

– Ну что ж, слушай. Население этой планеты делится на две основные группы: одна группа – Свободные, другая объединяет грабенов, синков и пеонов. Мне говорили, что они женятся и выходят замуж не только внутри одного племени. Женщины из деревень синков и пеонов предпочитают выбирать мужей из Свободных, а мужчины этих племен ищут среди Свободных себе жен. У них даже есть поговорка: изысканность приходит из города, мудрость – из пустыни.

– Я посмотрю, что можно для тебя достать. Самая интересная их черта, это, конечно, глаза – совершенно синие, без белков.

– Нет. Это связано с насыщением крови меланжем.

– Свободные, должно быть, очень храбрые люди, если они живут на краю пустыни.

– По отзывам – да, – сказал Уйе. – Они слагают стихи в честь своих кинжалов. Женщины у них такие же свирепые, как и мужчины. Даже дети Свободных жестоки и опасны. Тебе, я думаю, не позволят с ними играть.

Пол смотрел на Уйе завороженным взглядом. Его чрезвычайно заинтересовали замечания о силе Свободных. Вот люди, которые могли бы побеждать!

– Я бы хотел побольше узнать о червях пустыни.

– А... конечно. У меня есть небольшая пленка, всего десять метров. Она была отснята на северной широте. Очевидцы, на которых можно положиться, сообщили о червях более четырех метров в длину, но есть основания считать, что существуют и более крупные особи.

Пол перевел взгляд вниз, на коническую проекционную карту северных арракинских широт, разложенную на столе.

– Пояс пустынь и район Южного полюса отмечены как необитаемые. Это из-за червей?

– Но ведь любое место можно сделать обитаемым.

– Если это экономически выгодно, – сказал Уйе. – На Арраки много дорогого жемчуга – Он погладил свои длинные усы. – Сейчас должен прийти твой отец. Я хочу кое-что подарить тебе перед уходом: этот предмет попался мне, когда я укладывал вещи. – Он положил на стол что-то черное, продолговатое, размером с подушечку большого пальца.

Пол с интересом взглянул на подарок доктора, но не дотронулся до него. "Как он осторожен!" – промелькнуло в мыслях Уйе.

– Это очень старая Оранжевая Католическая Библия, предназначенная специально для космических путешествий. Она сделана из металла и снабжена не только лупой, но и собственной электростатической схемой. – Уйе взял Библию в руки и начал показывать, как ею пользоваться.

– В закрытом положении ее удерживает пружинный замок, находящийся под действием электрического разряда. Ты нажимаешь на край футляра... вот так... и наэлектризованные листы, отталкиваясь друг от друга, откроют книгу.

– Однако в ней восемьсот страниц. Потом ты нажимаешь вот здесь, и статические заряды будут листать страницы, по мере того как ты будешь читать. Никогда не касайся страниц пальцами: ткань, из которой они сделаны, слишком нежна. – Он закрыл книгу и протянул ее Полу – Попробуй!

Уйе наблюдал за тем, как Пол трудился над приспособлением, от которого зависело движение страниц, и думал: "Я дал ему источник веры, перед тем как его предать. Теперь я могу сказать себе, что он ушел туда, куда я уйти не смогу. Его мать, конечно, призадумалась бы над тем, почему я сделал ее мальчику этот подарок".

– Эта Библия, видимо, была сделана задолго до появления фильмокниг? – спросил Пол.

– Да, она очень древняя. Но пусть это останется между нами, хорошо? Твои родители могут посчитать, что тебе рано иметь такую вещь.

А про себя Уйе подумал: "Его мать, конечно, призадумалась бы над тем, почему я сделал ее мальчику этот подарок?"

Пол закрыл книгу, продолжая держать ее в руке.

– Доставь удовольствие старику, – сказал Уйе. – Она была подарена мне, когда я был совсем юным. – А сам подумал: "Я должен поймать в свои сети его ум, а также использовать его алчность!" – Открой ее на четыреста шестьдесят седьмой странице, где сказано: "Вся жизнь начинается с воды". На кромке есть маленькая зазубрина, с помощью которой можно отмечать нужные места.

Пол ощупал кромку и нашел две зазубринки: одна чуть глубже другой. Он нажал на последнюю, книга раскрылась на нужной странице, и лупа стала на место. Уйе попросил:

Проведя языком по пересохшим губам. Пол начал читать:

– "Подумай о том, чего не может слышать глухой. Что это за глухота? И каких чувств мы все лишены, если не можем видеть и слышать окружающий нас, другой, мир? Что такое есть вокруг нас, если мы не можем..."

Доктор закрыл глаза, пытаясь вернуть утраченное самообладание. "Почему книга раскрылась на любимом месте Ванны?" Открыв глаза, он увидел, что Пол пристально смотрит на него.

– Прости меня, – сказал Уйе. – Это было любимое место моей покойной жены. Я совсем не это хотел услышать. Прозвучавшие слова оживили во мне воспоминания, которые... причиняют боль.

Видимо, решил Уйе, Ванна сделала свою отметку, и чуткие пальцы мальчика обнаружили ее. Но это, конечно, случайность, простое совпадение.

– Думаю, тебе понравится эта книга, – сказал Уйе. – В ней много правдивых историй, таких же хороших и добрых, как этическая философия древних.

Пол взглянул на книжечку-малютку в своей руке – эта крохотная вещица хранит в себе тайну... что-то случится, пока он будет ее читать. Он почувствовал, как в нем опять шевельнулось предчувствие его ужасного предназначения.

– Твой отец может прийти сюда в любую минуту, – предостерег Уйе. – Почитаешь ее на досуге.

Пол нажал на край футляра, и книга закрылась. Когда Уйе так неожиданно закричал на него. Пол было испугался, что тот заберет книгу назад. Теперь он поспешно спрятал книгу в свою тунику.

– Благодарю тебя, доктор Уйе, за подарок, – сказал Пол, как того требовал этикет. – Это будет наша тайна. Если я могу что-то для тебя сделать, говори без колебаний.

"Зачем я мучаю себя и этого бедного мальчика? Черт бы побрал этих зверей Харконненов! Почему они избрали для своей мерзкой цели именно меня? – сказал себе Уйе. – Впрочем, он ни о чем не догадывается..."

* * *

Что можно сказать об отце Муаддиба? Герцог Лето Атридес был человеком скрытой доброты и скрытой холодности. Но его безграничная любовь к леди Бене Гессерит, его мечты о будущем сына, преданность, которую выказывали ему люди, – все это говорит о многом. Перед нами предстает человек, пренебрегший Судьбой, одинокая и трагическая фигура, чей свет меркнет в ярком сиянии славы его сына И все же мы вправе задаться вопросом – что такое его сын, как не ветвь от отцовского побега?

Принцесса Ирулэн
Муаддиб: семейные комментарии.

Наблюдая за тем, как входит его отец, Пол заметил охрану, занявшую посты у дверей.

Герцог Лето Атридес был высокий, сурового вида мужчина, одетый в черную рабочую униформу с красными геральдическими клювами ястреба на груди Его тонкую талию опоясывал серебряный защитный пояс, почерневший от долгого пользования. Его оливкового цвета лицо с правильными, заостренными чертами могло бы показаться холодным, если бы не смягчавшие его живые серые глаза. Он спросил:

Герцог подошел к столу и взглянул на разложенные на нем бумаги, потом снова посмотрел на Пола. Он чувствовал себя усталым и нездоровым, но не показывал этого "Я должен использовать любую возможность и отдохнуть во время перелета на Арраки, – подумал он. – Там отдыха уже не будет"

– Итак, завтра мы улетаем. Я буду рад, когда мы устроимся в нашем новом доме и все неприятности останутся позади.

Пол кивнул, внезапно вспомнив слова Преподобной матери: "Для твоего отца уже ничего нельзя сделать..."

– Отец, – спросил Пол, – Арраки в самом деле так опасна, как говорят?

Герцог через силу улыбнулся и присел на край стола. Привычные слова услужливо пришли ему на ум – те слова, которыми он без труда мог поднять дух своих воинов накануне сражения. Но они замерли у него на устах, прежде чем он открыл рот перед ним был его сын!

– Хават говорит, что у нас есть план насчет Свободных, – сказал Пол. И удивился самому себе: "Почему я не говорю ему о словах старухи? Как ей удалось заставить меня молчать?"

– Хават, как всегда, видит главную возможность. Существует еще много других. Отдавая мне Арраки, Его величество вынужден доверить мне и членство в совете СНОАМа. Как знать, может быть, это и есть ключевое звено?

– СНОАМ контролирует территории всех планет, – заметил Пол.

– Да, и территория планеты Арраки – наша дорога в СНОАМ, – сказал герцог. – Ведь для СНОАМа очень важен меланж.

– Преподобная мать предупреждала тебя? – вдруг выпалил Пол. Он у сжал кулаки и почувствовал, как его ладони сделались влажными от пота. Чтобы задать этот вопрос, ему пришлось сделать над собой усилие.

– Хават сообщил мне, что она напугала тебя своими предостережениями, – сказал герцог – Не позволяй страхам воздействовать на твой ум. Ни одна женщина не хочет, чтобы ее любовь подвергалась опасности. За этими предупреждениями видна рука твоей матери Прими это как знак ее любви к нам с тобой.

И герцог подумал: "Правда может оказаться более грозной, чем самые страшные догадки, но даже опасные факты ценны, если умеешь с ними обращаться. Это как раз то, чему мой сын должен научиться во что бы то ни стало – умению обращаться с опасными фактами. Он выучится, он ведь так юн".

– Кое над чем СНОАМ не имеет контроля, – заговорил герцог. – Это лес, ослы, лошади, китовый ус – все самое прозаическое и самое экзотическое. Даже наш рис каладанский – панди. Но все тускнеет перед меланжем. За пригоршню спайса можно купить дом на Тупиле, планете-убежище. Он не может быть произведен, он должен быть добыт на Арраки. Он – уникален: имеет гериатрические свойства и наделяет пророческим даром – ийаза.

– В известной степени – да. Необходимо считаться со всеми домами, благосостояние которых определяется прибылями компании СНОАМ. А размеры этих прибылей зависят от добычи спайса. Легко себе представить, что случится, если добыча спайса снизится в силу каких-то обстоятельств.

– Тот, у кого есть запасы меланжа, станет хозяином положения Остальные останутся в дураках.

Герцог позволил себе довольно усмехнуться, глядя на сына и думая о том, какой острой и тонкой наблюдательностью он наделен.

– Харконнены были владельцами этих запасов более двадцати лет.

– Они хотят, чтобы производство спайса сократилось и ты был посрамлен.

– Они надеются на то, что имя Атридесов станет непопулярным, – сказал герцог. – Подумай о домах ландсраата, которые смотрят на меня до некоторой степени как на своего неофициального представителя. Подумай, какова была бы их реакция, если бы я стал причиной серьезного понижения их доходов В конце концов собственная выгода превыше всего К черту Великую конвенцию!! Нельзя позволять, чтобы тебя низвели до положения нищего! – Жесткая усмешка тронула губы герцога – Они будут защищать свои прибыли любой ценой, что бы со мной ни случилось.

– Даже если бы мы подверглись атомному нападению?

– Ничего нельзя исключать Открытого неповиновения конгрессу не будет, но все остальное возможно, вплоть до распыления или отравления почвы.

– Пол! – Герцог, нахмурившись, посмотрел на сына. – Знать, где спрятана ловушка, – первый шаг к ее избежанию. Это похоже на обычную битву, сын, только на более высоком уровне – маневр внутри маневра, а внутри того – еще и так без конца. Задача в том, чтобы распутать этот клубок Зная, что у Харконненов имеется запас меланжа, мы задаем другой вопрос у кого еще есть его запас? Они-то и составят список наших врагов.

– У враждебных нам домов, а также у тех, которые считаем дружественными Но есть еще одно, гораздо более важное лицо – наш возлюбленный падишах-император.

Пол сглотнул, пытаясь увлажнить внезапно пересохшее горло:

– И дать нашим врагам знать, что нам известно, кто наши друзья? Да, Пол, над нами занесен нож. Кто знает, куда он будет направлен? Если мы начнем раньше ландсраата, это лишь спутает карты. Император будет все отрицать. Кто сможет ему противоречить? Все, что мы выиграем, – это немного времени, пока будет продолжаться этот хаос. Но кто знает, откуда будет нанесен следующий удар?

– Все дома могли бы наладить хранение спайса.

– У наших врагов слишком длинные руки, чтобы можно было их победить.

– Император, – сказал Пол, – это значит сардукары.

– К тому же переодетые в форму Харконненов, – добавил герцог.

– В борьбе с сардукарами нам могут помочь Свободные?

– Возможно, есть и другие планеты-тюрьмы. Откуда, по-твоему, берутся сардукары?

– Нас пытаются убедить, что сардукары всего лишь великолепно обученные молодые рекруты. Ты слишком доверяешь болтовне об императорских учебных кадрах. Пол. Баланс нашей цивилизации остается тем же: военные силы ландсраата, с одной стороны, и сардукары при поддержке рекрутов – с другой. Но сардукары остаются сардукарами.

– О Салузе Второй говорят, что там настоящий ад?

– Если ты хочешь вырасти жестким и сильным мужчиной, то условия подходящие.

– Как же можно одолеть этих преданных слуг императора?

– Есть проверенные пути – знание их преимуществ, мистическая тайна завета, мысли о разделенном страдании. Это делалось много раз и во многих мирах.

Пол не отводил глаз от отцовского лица – он чувствовал близость откровения.

– Ты не знаешь Арраки, – сказал герцог – Ее города и гарнизонные деревни ничем не лучше Салузы Второй.

– Их отряды потенциально так же сильны и свирепы, как сардукары. Однако мы должны запастись терпением, ведь Свободных надо обучить, а также экипировать – это потребует немалых расходов. Но Свободные – там... и драгоценный спайс тоже там. Теперь ты понимаешь, почему мы летим на Арраки, зная о ловушке?

– Харконнены презирают Свободных, охотясь на них ради развлечения Они даже никогда не пытались их сосчитать Нам известно, как обращались Харконнены с тамошним населением. – Металлическая нить из ястребиного клюва на груди герцога сверкнула, когда тот переменил положение. – Теперь тебе понятно, почему наши шансы на их поддержку минимальны?

– Нам надо немедленно начать переговоры со Свободными, – предложил Пол.

– Я уже послал делегацию, возглавляемую Дунканом Айдахо, – ответил герцог. – Дункан – человек грубый и неискушенный в дипломатии, но очень честный. Я думаю. Свободные его полюбят. Если нам повезет, они будут судить о нас по нему.

– Да, Дункан – сама честь, а Гурни – доблесть.

– Как хорошо ты их назвал! – отметил герцог.

А Пол подумал: "Так назвала Гурни Преподобная мать..."

– Гурни сказал мне, что ты хорошо сегодня дрался, – похвалил сына герцог.

– А я уж было решил, что Гурни тебя захваливает. Он отметил твои изрядные навыки. Так что он говорил о разнице между клинком и его острием?

– Гурни сказал, что в убийстве острием нет страсти и что нужно убивать лезвием.

– Гурни – романтик, – проворчал герцог. Этот разговор об убийстве, начатый его сыном, внезапно встревожил его. – Я бы предпочел, чтобы тебе никогда не пришлось убивать. Но если в этом возникнет необходимость, ты это сделаешь так, как сможешь: острием или лезвием. – Он посмотрел на небо, с которого капал дождь.

Проследив за взглядом отца. Пол подумал о том, что Арраки не знает, что такое падающие с неба капли влаги, и его мысли сразу приняли другое направление.

– Корабли Союза действительно велики? – спросил он.

– Да, велики. Мы полетим на самом большом из них – хайлайнере, потому что это долгий перелет. Мы погрузим в него всю нашу технику и все транспортные средства, но и они займут лишь малую часть его трюмов.

– Приходится платить за свою безопасность и безопасность Союза. Корабли Харконненов могут подойти совсем близко, и нам нечем будет от них отбиться.

– Я буду наблюдать за всем и попытаюсь увидеть человека Союза.

– Тебе это не удастся. Даже их агентам не удается увидеть человека Союза. Союз очень ревностно блюдет тайну монополии. Не делай ничего такого, что может подвергнуть опасности наши торговые привилегии. Пол.

– Может быть, они прячутся оттого, что изменились... и не выглядят больше людьми?

– Кто знает? – герцог пожал плечами. – Это тайна, которую мы вряд ли разгадаем. У нас есть более насущные проблемы, и среди них – ты.

– Твоя мать хочет, чтобы именно я сказал тебе об этом, сын. Видишь ли, в тебе могут скрываться способности ментата.

Несколько мгновений Пол молча смотрел на отца и наконец произнес с усилием:

– Хават тоже так считает, сын. Это правда. Хотя лично я думаю, что обучение ментата должно начинаться с младенческих лет, и об этом нельзя говорить, иначе... – Он оборвал себя.

– Приходит день, – сказал герцог, – когда потенциальный ментат должен узнать, кто он на самом деле. Так наступает конец его пассивности: ведь ментат сам делает выбор: продолжать ли ему обучение, или прекратить его. Никто не может вмешаться, все решает он сам.

Пол потер подбородок. Все специальные виды знания, полученные им от Хавата и от матери: контроль и острота восприятия, знание языков, способность различать нюансы интонации – все это предстало перед ним в новом свете.

– Со временем ты станешь герцогом, сын, – сказал ему отец. – Герцог-ментат – это было бы великолепно. Ты можешь принять решение или тебе понадобится время?

– Я буду продолжать обучение, – уверенно прозвучал в ответ голос Пола.

– Вот и чудесно! – воскликнул герцог, и Пол увидел гордую улыбку на губах отца. Эта улыбка поразила Пола: она придала острым чертам лица герцога неживой вид, сделав его похожим на мертвеца.

Полузакрыв глаза. Пол чувствовал в себе пробуждение ужасной цели. "Возможно, быть ментатом и есть ужасная цель", – подумал он. Но его новое знание говорило ему, что эта мысль неверна.

* * *

С леди Джессикой и Арраки система Бене Гессерит, основанная на сиянии проникновенно-легендарного, при посредстве Защитной миссионерии пришла к своему полному завершению. Мудрость системы сияния среди известных частей Вселенной, равно как и мудрость пророчества для защиты самого учения Бене Гессерит, была оценена давно, но мы еще никогда не видели подобного, доведенного до своего предела, идеального совпадения реальной личности и легендарной.
Пророческие легенды привились на Арраки настолько, что это послужило возвышению усвоенных языков. Но главное то, что теперь точно установлено: скрытые возможности леди Джессики недооценивались.

Принцесса Ирулэн.
Анализы. Арракинский кризис (для секретного пользования, ВУ, регистрационный номер Ар-8108858).

Все вокруг леди Джессики – большой арракинский холл и часть открытого пространства – было завалено их багажом: ящиками, коробками, сундуками, чемоданами, частично уже распакованными. Она слышала, как рабочие Союза разгружали следующую порцию груза.

Джессика стояла в центре холла. Она медленно повернулась, оглядывая затейливую резьбу в глубоких нишах. Этот анахронизм напомнил залу для торжеств в школе Бене Гессерит. Но там он создавал ощущение теплоты, здесь же все дышало холодностью камня.

"Неведомый архитектор глубоко изучил историю, прежде чем воссоздать эти сцены на опорах и эти темные драпировки", – думала она. Сводчатые потолки высились над ней двумя ярусами, а огромная крестовина была доставлена на Арраки через космос, что, вероятно, стоило безумно дорого. Ни на одной планете этой системы не росли деревья, из которых можно было бы сделать подобные балки, если они только не были имитацией.

Однако она тут же подумала, что о подделке не может быть и речи; этот правительственный дом был построен во времена старой Империи, когда расходы на постройки никого не смущали. Лето поступил мудро, выбрав для резиденции это место. Оно уважается арракинцами, которые чтут традиции. И город этот был небольшой, его легче было содержать в порядке и оборонять. Снова раздался грохот вдвигаемых в холл ящиков. Джессика вздохнула и огляделась.

Прислоненный к коробке, справа от нее стоял портрет старого герцога. Упаковочная бечевка свисала с него, как потрепанная декорация. Возле портрета лежала черная бычья голова, насаженная на полированную доску. Блестящая голова смотрела в потолок, казалось, животное было готово взреветь в населенном эхом холле.

Джессика и сама не знала, какое побуждение заставило ее в первую очередь распаковать именно эти вещи – голову и портрет. Она чувствовала, что в этом действии было нечто символическое. С того дня, как посланцы герцога забрали ее из школы, она никогда еще не чувствовала себя такой испуганной и неуверенной в себе.

Голова и портрет. Они приводили ее в замешательство. Она пожала плечами и посмотрела на щель окна высоко над ее головой. Здесь все еще был ранний день, но небо в этих широтах было холодным и темным, гораздо более темным, чем тепло-голубое небо ее родной планеты. Тоска по дому сжала ей грудь. Как он далеко, Каладан...

Она круто повернулась и увидела, как он выходит из-под арки, ведущей в обеденный зал. Его черная рабочая униформа с красными ястребиными клювами на груди была в пыли и помятой.

– Ты, наверное, совсем потерялась в этом уродливом месте, – сказал он.

– Какой холодный дом! – пожаловалась Джессика.

Она посмотрела на его высокую фигуру, на смуглое лицо. Серые его глаза напоминали о теплом древесном дыме, но само лицо было лицом хищника. Внезапный страх перед ним стиснул ей грудь. Он стал таким далеким и неукротимым, с тех пор как подчинился приказу императора.

– Это грязный, пыльный, гарнизонный городишко, – согласился он. – Но мы все изменим. – Он оглядел холл. – Это зал для приемов. Я приглядел семейную квартиру в южном крыле. Там гораздо уютнее.

Он подошел к ней и коснулся ее руки, любуясь ее величавостью. И снова подумал: откуда же она родом? Из ветви королевских изгнанников? Она казалась более царственной, чем все члены императорской семьи.

Под его упорным взглядом она полуотвернулась, показывая ему свой профиль. И он подумал, что в ее красоте нет ничего, что бы нарушало гармонию. Лицо правильной овальной формы в облаке волос цвета полированной бронзы. Широко расставленные глаза цвета утреннего неба на Каладане – зеленые и ясные; нос маленький, а рот большой, ярко-красный. Рост высокий, формы безупречные, несмотря на некоторую худобу.

Он вспомнил, что сестры в школе звали ее костлявой – так доложили ему его люди Но подобный подход был слишком упрощенным. Она внесла в род Атридесов царственную красоту. Он был рад, что Пол похож на нее.

– Возможно, в южном крыле, – сказал он. – Мне кажется, я слышал голос Уйе, но у меня не было времени проверить. – Он посмотрел на нее и заколебался. – Я пришел сюда, чтобы повесить ключи от замка на Каладане.

Она задержала дыхание, подавляя импульс броситься к нему. В том, что он решил повесить ключи именно здесь, была завершающая определенность. Но время и место были неподходящими для изъявления чувств.

– Когда мы въезжали, я видела, как над домами развевалось наше знамя – зеленое с черным знамя Атридесов, – сказала она.

Слово прозвучало жестко и решительно. Оно сказало ей: она может прибегать к различным маневрам, но открытый спор бесполезен. И все же она решила попробовать.

– Мой господин, – сказала она, – если ты только...

– Ответ прежний – нет. Я уступлю тебе во всем, но не в этом. Я только что был в обеденной зале, где...

– Выбор следует делать между твоим пищеварением и моей родовой гордостью, дорогая Он будет висеть в столовой.

– Ты можешь и впредь следовать своей привычке обедать в своей комнате, когда это возможно. Я буду требовать, чтобы ты была на своем месте только в торжественных случаях.

– И не будь такой холодной и чопорной! Скажи спасибо, моя дорогая, что я не женился на тебе! Тогда твое присутствие за столом во время каждой трапезы было бы обязательным.

– Хават уже обставил столовую, – сказал он. – А в твоей комнате есть маленький стол.

– Дорогая моя, я думаю о твоем комфорте Я нанял слуг Они местные, но Хават проверил их. Все они Свободные. Теперь наши слуги освободились от дополнительных обязанностей.

– Может ли кто-то из местных быть по-настоящему безопасным?

– Любой, кто ненавидит Харконненов Ты можешь даже держать домоправительницу Шадоут Мапес.

– Шадоут, – сказала Джессика. – Это титул Свободных.

– Мне сказали, что это означает "глубоко черпающая". Может быть, она не покажется тебе типичной служанкой, хотя Хават отзывался о ней хорошо. Он и Дункан убеждены, что она хочет служить у нас, вернее, что она хочет служить тебе.

– Свободные узнали, что ты Бене Гессерит, – ответил он. – Здесь ходят о них легенды.

"Миссионерия протектива", – подумала Джессика. Ни одно место во Вселенной ее не избежало.

– Это означает, что миссия Дункана была успешной? – спросила она. – Свободные могут стать нашими союзниками?

– Ничего определенного нет. Они, как думает Дункан, хотят понаблюдать за нами некоторое время Тем не менее они обещали прекратить набеги на наши пограничные деревни в период перемирия Хават рассказал, что они нанесли Харконненам большой ущерб, истинные размеры которого тщательно скрываются. Но император все равно узнал о недостаточной эффективности правления Харконненов.

– Домоправительница из Свободных, – задумчиво протянула Джессика, возвращаясь мыслями к полученной новости – У нее будут яркосиние глаза.

– Не позволяй внешности этих людей обманывать тебя, – сказал он. – В них есть глубокая сила и жизнеспособность. Я думаю, в них есть то, в чем нуждаемся мы.

Она быстро проделала упражнение, восстанавливающее спокойствие – два глубоких вдоха, набор соответствующих мыслей, а потом сказала:

– Могу ли я быть тебе полезной, после того как закончу дела здесь, в комнатах?

– Ты должна как-нибудь объяснить мне, как ты это делаешь, – сказал он. – Как ты отбрасываешь от себя все тревоги и поворачиваешься к практической стороне дела? Это, должно быть, умение Бене Гессерит?

– Это женское умение, – улыбнулась она Он тоже улыбнулся ей в ответ:

– Что ж, занимайся комнатами. Проверь, чтобы рядом с моей спальней было помещение для просторного кабинета. Здесь будет больше работы с бумагами, чем на Каладане И конечно, комната для стражи. Она должна примыкать к кабинету. О безопасности дома не беспокойся. Люди Хавата основательно его перетрясли.

– Проследи, пожалуйста, чтобы все наши часы были переведены на Арраки некое время. Я назначил для этого специального человека. Он сейчас подойдет сюда. – Герцог откинул со лба пряди волос. – Теперь я должен вернуться на посадочную площадку. С минуты на минуту прибудет второй корабль с вещами.

– Разве Хават не может его встретить, мой господин? У тебя такой усталый вид.

– Зуфир занят больше меня. Ты же знаешь, что вся эта планета опутана интригами Харконненов. Кроме того, я должен попытаться уговорить нескольких опытных охотников за спайсом. Они, как тебе известно, имеют право на отъезд при смене правителя, а здешний планетолог, назначенный императором на должность судьи по изменениям, неподкупен. Он разрешит им отъезд, и мы можем потерять около восьмисот опытных работников – корабль Союза уже стоит наготове.

– Мой господин... – она замолчала, не смея говорить дальше.

"Я не смогу применить в отношении него свое умение", – подумала она.

– Я поем в офицерской столовой в воздушном порту, – ответил он. – Вернусь очень поздно, ты меня не жди. И... я пришлю охранника для Пола. Я хочу, чтобы он присутствовал на нашем стратегическом совещании.

Он прочистил горло, как если бы собирался еще что-то сказать, потом молча повернулся и вышел, направляясь к входу, откуда слышался стук опускаемых ящиков. Его голос, уверенный и презрительный, какой всегда был у него при разговоре со слугами, еще раз достиг ее слуха:

– Леди Джессика в большом холле. Немедленно идите к ней!

Джессика повернулась и посмотрела на портрет отца Лето, выполненный известным художником Альбом. Старый герцог, по словам Лето, был изображен в костюме матадора, красная накидка была переброшена через его левую руку. Хотя художник запечатлел старого герцога в его зрелые годы, лицо того казалось молодым, едва ли старше лица герцога Лето, и имело такие же ястребиные черты, тот же взгляд серых глаз. Она сжала пальцы в кулаки, прижала их к бедрам и, напряженно глядя на портрет, произнесла, как заклинание: "Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал! Черт бы тебя побрал!"

Джессика резко повернулась и посмотрела на приземистую седовласую женщину в бесформенном платье коричневого цвета. Женщина была такой же морщинистой и бесцветной, как и те, что приветствовали их в порту. Все виденные леди Джессикой туземцы на этой планете были черны и изнурены работой. И все же они сильны и полны жизненной энергии. И, конечно, их глаза без белков полны глубокой темной синевы, скрытые, таинственные глаза. Джессика силой заставила себя отвести от них взгляд.

Женщина поклонилась, не сгибая шеи, и произнесла:

– Меня зовут Шадоут Мапес, Ваше высокородие. Что прикажете?

– Вы можете называть меня "моя госпожа", – сказала Джессика. – Я не высокородная. Я – наложница герцога Лето.

– Значит, у него есть еще и жена? – спросила женщина, поклонившись на свой необычный манер.

– Нет, я единственная... спутница герцога, мать его наследника.

Произнеся эту фразу, Джессика внутренне посмеялась над ее высокопарностью.

Странный крик послышался с проходящей возле дома дороги. Он повторился:

– Соо-соо-соок! Соо-соо-соок! – Потом: – Икут-эй! Икут-эй! – и снова: – Соо-соо-соок!

– Что это? – спросила Джессика. – Когда мы проезжали по улице, я несколько раз слышала этот крик.

– Это всего лишь продавец воды, моя госпожа. Но Вам не стоит интересоваться такими, как он. Цистерна этого дома вмещает пятьдесят тысяч литров воды, и она всегда полная. – Она посмотрела на свое платье. – А вы знаете, моя госпожа, я даже не надела здесь свой стилсьют. – Она хихикнула. – И ничего, не умерла.

Джессика заколебалась, желая расспросить женщину и не решаясь, поскольку самым важным сейчас было наведение порядка в замке. И все же она обнаружила, что мысль о том, что вода здесь является главным условием здоровья, расстроила ее.

– Мой муж сказал мне о твоем титуле, Шадоут, – сказала Джессика. – Я знаю это слово – оно очень старое.

– Так вы знаете древний язык? – спросила Мапес, напряженно ожидая ответа.

– Языки – это то, чему в Бене Гессерит учат прежде всего, – сказала Джессика. – Я знаю бхотани джиб, чакобзу, все охотничьи языки...

"Зачем я играю в эту игру?" – удивилась про себя Джессика. Она читала по лицу Мапес, замечая мельчайшие детали его выражения.

– Я знаю скрытые тайны и пути Великой матери, Мизекес прейа, – произнесла Джессика на языке чакобза.

Мапес попятилась назад, она казалась страшно испуганной.

– Я знаю много всего, – продолжала Джессика. – Я знаю, что ты родила детей, но лишилась одного из них, что в страхе ты совершила жестокий поступок и совершишь еще. Я знаю много всего...

– Пытаясь найти ответ на мучившие тебя вопросы, ты вспомнила о бытующей на Арраки легенде. Остерегайся же разгадок, которые могут открыться тебе. Я знаю, что ты пришла совершить насилие и за корсажем у тебя оружие.

– Существует отдаленная возможность того, что ты взяла бы мою жизнь. Но делая это, ты бы принесла большие разрушения, чем может вообразить твой дикий страх. Есть вещи худшие, чем смерть даже целого народа.

– Моя госпожа! – взмолилась Мапес. Она, казалось, была готова упасть на колени. – Оружие послано тебе в подарок, чтобы ты могла доказать, что можешь быть первой.

– Первой убитой на Арраки из ближайшего окружения герцога Лето? И главным доказательством моей избранности должна явиться моя смерть? – Джессика ждала и казалась спокойной тем спокойствием, которое делало Бене Гессерит такой странной в борьбе.

"Теперь посмотрим, в какую сторону склонится ее решение", – подумала она.

Мапес медленно сунула руку в одежду у ворота и извлекла темный футляр, откуда торчала черная серебряная рукоятка. Она взялась одной рукой за футляр, другой – за рукоятку и выдернула из футляра молочно-белый клинок, задержав его на весу. Клинок сиял собственным внутренним светом. Он был обоюдоострым, сантиметров двадцати длиной.

– Вам это знакомо, моя госпожа? – спросила Мапес.

Джессика не сомневалась, что видит перед собой криснож, священное оружие Свободных. Она знала о нем только понаслышке, так как – криснож никогда не вывозился с Арраки на другие планеты.

– Вы так легко об этом говорите, – сказала Шадоут. – Вам известно его назначение?

И Джессика подумала: "Все велось к этому вопросу. Вот причина, по которой эта Свободная пошла ко мне в услужение. Мой ответ может ускорить насилие или же..? Она хочет получить от меня ответ о назначении ножа. На языке чакобза она зовется Шадоут. Нож на этом языке называется "Создатель смерти". Она начинает беспокоиться. Я должна ответить теперь же, промедление опаснее неверного ответа".

Это был крик ужаса и радости одновременно. Она так дрожала, что лезвие ножа отбрасывало блики света по всей комнате.

Джессика ждала. Она намеревалась добавить древнее слово, но сейчас все чувства воспротивились этому, каждый кусочек ее тела благодаря длительной тренировке ощущал опасность. Ключевым словом было: создатель, создатель, создатель.

И все же Мапес держала нож так, как будто хотела пустить его в ход.

– Неужели ты думала, что я, зная о тайнах Великой матери, не знаю создателя?

– Моя госпожа, когда так долго живешь пророчествами, минута свершения наступает, как удар.

Джессика подумала о пророчестве. Его цель была достигнута: защитная легенда, когда-то внушенная этим людям, сегодня сослужила свою службу. Она спасла Бене Гессерит.

– Это неустойчивый нож, леди. Держите его всегда на себе. Если он побудет хотя бы неделю вдали от плоти, то начнет распадаться. Он ваш, пока вы живы.

Джессика протянула правую руку, продолжая рискованную игру.

– Мапес, ты вложила клинок в ножны неокровавленным?

Шадоут в смятении уронила ножны в руки Джессики и, рванув на груди платье, воскликнула:

Джессика выхватила нож из ножен и направила лезвие на Шадоут, увидев страх в ее глазах.

Она протянула руку и сделала царапину над левой грудью Мапес. Кровь появилась и тотчас же пропала. "Сверхбыстрая коагуляция, – подумала Джессика. – Влагозадерживающая мутация!"

Та, дрожа, повиновалась. Ее глаза, лишенные белков, завороженно смотрели на Джессику.

– Вы наша, – пробормотала она. – Вы та самая...

Мапес быстро схватила нож и сунула его Джессике за корсаж.

– Тот, кто видел нож, должен быть очищен или заклеймен! – прошептала она. – Вы знаете это, моя госпожа.

– Неочищенные, видевшие криснож, не смогут покинуть Арраки живыми. Никогда не забывайте об этом, моя госпожа. Вы прошли проверку крисножом. Теперь все должно идти своим чередом. Спешить нельзя. – Она посмотрела на груды ящиков. – А сейчас у нас здесь много работы.

Джессика колебалась. "Все должно идти своим чередом" – это было специфическое выражение из набора магических формул Миссионерии протективы. "Приход Преподобной матери освободит тебя". – "Но я и есть Преподобная мать", – подумала Джессика. Более того, Великая мать! Они вырастили ее здесь!

Джессика инстинктивно почувствовала, что нужно взять обыденный тон. Она сказала:

– Это портрет старого герцога, его следует повесить на стену в обеденной зале. Напротив него должна висеть голова быка.

– Это, верно, было огромное животное, если у него такая голова, – сказала она. – Вначале ее нужно почистить, моя госпожа?

– Это не грязь, Шадоут. Это кровь старого герцога. Рога были покрыты прозрачным фиксатором через час после того, как бык убил его.

– Это всего лишь кровь, – сказала Джессика. – Старая кровь. А теперь помоги мне это повесить. Такое тяжело видеть.

– Неужели вы думаете, что вид крови может меня встревожить? – спросила Шадоут. – Я из пустыни и видела достаточно крови.

– И часть ее была моей собственной – Шадоут внимательно посмотрела на Джессику. – Та, что вы только что пролили, сделав маленькую царапинку, – сущая ерунда.

– О, нет! Тогда бы через порез стала испаряться вода моего тела. Вы все сделали верно.

И Джессика, отмечающая изменения интонации, почувствовала, какой серьезной она стала при слове "вода". И снова чувство тоски охватило ее при мысли, насколько велика сила воды на Арраки.

– На какую сторону мне повесить каждую из этих игрушек?

"А она практична, эта Шадоут", – подумала Джессика и сказала:

– Как скажете, моя госпожа. – Шадоут наклонилась и стала освобождать голову от упаковки. – Так ты убила старого герцога? – пропела она.

"Да, она справится", – подумала Джессика. Это свойство всех Свободных – справляться во что бы то ни стало.

Джессика почувствовала ножны под корсажем и подумала о долгой цепи делений той Бене Гессерит, что оставила здесь одно из своих звеньев. Благодаря ее деятельности она пережила сегодня смертельный кризис. "Спешить нельзя", – сказала Шадоут. И все же в этом месте чувствовалась какая-то торопливость, наполнявшая Джессику дурным предчувствием. Бене Гессерит знала, что от него не избавят ни старания Миссионерии протективы, ни самая тщательная проверка Хавата.

– Когда все повесишь, начинай распаковывать ящики, – распорядилась Джессика, – у одного из грузчиков, работающих у входа, есть ключи, и он знает, как раскладывать вещи Возьми у него ключи и список вещей Если у тебя появятся вопросы, я буду в южном крыле.

– Как прикажете, моя госпожа, – ответила Шадоут.

Джессика повернулась и пошла, думая про себя может быть, Хават и считает эту резиденцию безопасной, но я чувствую, что здесь что-то не так.

Ее охватило непреодолимое желание видеть сына Она пошла к сводчатому проходу, ведущему к обеденной зале и семейному крылу. Она шла все быстрее и быстрее, потом побежала.

После ее ухода Шадоут прекратила разворачивать бычью голову и, глядя Джессике вслед, прошептала:

* * *

Дверь была открыта Джессика вошла в нее и оказалась в комнате с темными стенами Слева от нее стояла низкая тахта с верхом из кожи, два пустых книжных шкафа, висела запыленная бутыль с водой Справа, закрывая другую дверь, возвышалось еще несколько пустых шкафов, письменный стол с Каладана и три стула У окна, как раз напротив двери, стоял спиной к ней доктор Уйе и внимательно смотрел на разворачивающуюся перед ним картину.

Джессика сделала вперед еще один неслышный шаг. Она увидела, что одежда Уйе помята, а с правого бока испачкана чем-то белым. Со стороны он казался бесплотным в своих широких одеяниях, марионеткой, застывшей в ожидании того момента, когда хозяин дернет его за веревочку Лишь квадрат головы с черными длинными волосами, схваченными серебряным кольцом школы Сак, казался живым.

Она еще раз оглядела комнату и не увидела в ней никаких следов присутствия сына. Но дверь справа от нее, она это точно знала, вела в маленькую спальню, занять которую Пол выразил самое горячее желание.

– Добрый день, доктор Уйе, – поздоровалась Джессика. – Где Пол?

Он кивнул, не поворачивая головы, словно тот, кого он приветствовал, находился где-то за окном, и, не оглядываясь, сказал:

– Ваш сын ушел. Я отослал его немного отдохнуть. – Он будто очнулся и стал смущенно теребить рукой усы, свисавшие на пунцовые губы. – Простите, госпожа, мою невнимательность: я задумался, и мысли унесли меня далеко.

Она улыбнулась и протянула ему руку. В какое-то мгновение ей показалось, что он упадет сейчас на колени.

– Мы знаем друг друга шесть лет, – сказала она. – Формальности между нами давно излишни.

Уйе, через силу улыбнувшись, подумал про себя.

"Кажется, сработало Теперь она будет объяснять все странности в моем поведении моим замешательством Она не станет доискиваться более глубоких причин, считая, что ответ уже известен".

– Боюсь, что я был с вами фамильярен, – еще раз извинился он. – Когда я чувствую к вам особую жалость, я думаю о вас, как о Джессике.

Уйе пожал плечами. Уже давно он понял, что Джессика не наделена таким даром различать правду, как его Ванна И все же он всегда, когда это было возможно, был правдив в разговоре с Джессикой. Так было безопаснее.

– Вы видели это место, моя... Джессика – Споткнувшись на ее имени, он продолжал: – Такое бесплодное... после Каладана. А люди! Эти городские женщины, мимо которых мы проезжали, прячутся под своими покрывалами. И как они на нас смотрели!

Она приложила руки к груди и ощутила присутствие крисножа с лезвием, выточенным, если верить слухам, из зуба песчаного червя.

– Мы им чужие – разные люди, разные обычаи Они знали только Харконненов.

Джессика подошла к Уйе и увидела участок перед домом, к которому было приковано его внимание Там, выстроившись в ряд, росли двадцать пальм, и земля вокруг них была ровной и бесплодной Живая изгородь отделяла их от дороги, по которой шли люди в балахонах. Джессика почувствовала слабую вибрацию между нею и людьми – домашнее защитное поле – и продолжала следить за дорогой, удивляясь тому, что доктор нашел их такими занимательными.

Появились прохожие – и она приложила ладони к щекам. Как проходящие смотрели на пальмовые деревья! В их глазах была зависть, даже ненависть и в то же время в них отражалась надежда.

– Вы знаете, о чем они думают? – спросил Уйе.

– Чтение мыслей ваша специальность, – сказала она.

– Их мыслей, – возразил он. – Они смотрят на эти деревья и думают: "Это сто нас!". Вот что они думают.

Она удивленно посмотрела на него и нахмурилась:

– Таков рацион пальм, – сказал он. – Одна пальма требует сорок литров воды в день. Человеку же нужно только восемь. Значит, одна пальма равняется пяти людям, а двадцать пальм – ста.

– Но некоторые из этих людей смотрят на нас с надеждой.

– Они надеются на то, что пальмы могут погибнуть.

– Вы слишком пессимистичны, – сказала она. – Впрочем, надежда и опасность неразлучные спутники. Спайс мог бы дать нам богатство, а обладая им, мы смогли бы превратить этот мир в цветущий край.

И она рассмеялась про себя "Кто я такая, чтобы убеждать?" Ее хрупкая веселость быстро исчезла.

– Рисковать, однако, опасно, – добавила ома.

Уйе отвернулся, пряча от Джессики свое лицо. Ну почему, почему он не может возненавидеть этих людей? Почему он любит их? Своими манерами и многим другим – нежностью, мягкостью, преданностью – Джессика напоминала ему Ванну. И в то же время именно их сходство ожесточало его, укрепляло его решимость. Жестокости Харконненов в отношении его Ванны должен быть положен конец – она не должна умереть. И он, он должен сделать все, чтобы уверить себя в том, что освобождение Ванны станет возможным только благодаря принятому им решению.

– Не беспокойся за нас. Веллингтон. Это наши трудности, но не твои.

Она думает, что я беспокоюсь о ней. Он заморгал, пряча слезы. Конечно, это так. Но я должен держаться, пока этот черный барон не воплотил в жизнь свои черные замыслы, и воспользоваться моим единственным шансом – поразить его там, где кроется его единственная слабость: в момент его тайного злорадства!

– Я не побеспокою Пола, если взгляну на него? – спросила Джессика.

– Нормально. Он, конечно, устал, взволнован, но какой пятнадцатилетний мальчик не был бы взволнован при подобных обстоятельствах?? – Он подошел к двери и открыл ее. – Пол здесь.

Следуя за Уйе, Джессика вошла в затемненную комнату. Пол лежал на узкой кровати, вытянув одну руку вдоль легкого одеяла, а другую подложив под щеку. Из-за опущенных на окнах штор лицо мальчика находилось в тени.

Джессика смотрела на своего сына, и его овальное лицо казалось ей собственным. Но волосы у него были, как у герцога, – угольно черные и жесткие. Глаза прятались за длинными ресницами. Джессика улыбнулась, чувствуя, как возвращаются ее страхи Ее вдруг поразила мысль о генетических чертах в облике сына: глаза и овал лица он взял у нее, своей матери, но в его облике чувствовалось что-то резкое, угловатое – то, что обычно не свойственно детству Это он унаследовал от отца.

Она думала о чертах мальчика как о результате отбора собранных наугад частиц. Ей захотелось встать на колени возле кровати сына и взять его за руку, но делать это в присутствии Уйе было неудобно. Она вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Уйе отвернулся к окну, он был не в состоянии наблюдать за тем, как Джессика смотрела на своего сына. "Почему Ванна так и не подарила мне ребенка? – спросил он себя. Как доктор, он знал, что для этого не было никаких физиологических причин. – Может быть, ограничения были наложены Бене Гессерит? Может быть, она не могла служить различным целям? Что же это было? Она ведь любила меня..."

Впервые к нему пришла мысль о том, что он мог бы стать частью жизненного процесса, более сложного и запутанного, чем может себе вообразить.

– Какая восхитительная непринужденность есть в детском сне!

– Если бы взрослые могли так расслабляться...

Джессика, хотя и обратила внимание на странный тон доктора, не дала себе труда задуматься над смыслом того, что он хотел сказать Он не закончил фразы.

Ее мысли все еще были заняты Полом, трудностями его учебы здесь, изменениями в его жизни, которая должна стать новой, совсем непохожей на ту, что она когда-то планировала для него.

– Мы действительно кое-что теряем, – сказала она.

Она посмотрела вправо побитые ветром кусты, тусклая зелень покрытых пылью листьев, сухие колючие ветки Над кустами – необычно темное небо. И даже арраки некое солнце не согревало ни душу, ни тело Его холодный серебристый свет был странно похож на тот блеск, которым отливал криснож, спрятанный у нее на груди.

– Это небо такое темное, – вздохнула она. – Видимо, это объясняется отсутствием влаги. Вода! О чем бы здесь ни заговорили, все упирается в недостаток воды!

– Почему ее здесь так мало? Здесь есть вулканические скалы, есть источники энергии, которые я могу назвать Есть полярные льды Говорят, что в пустыне бурить нельзя – штормы и песчаные бури разрушат оборудование быстрее, чем оно будет установлено К тому же существует опасность стать добычей червей. Во всяком случае, воды здесь никогда не находили. Но тайна, истинная тайна, Веллингтон, заключается в родниках, которые пробиваются здесь наверх, образуя водоемы. Вы читали об этом?

– Вначале струя, бьющая из-под земли, потом ничего, – ответил он меланхолически.

– Но в этом и заключается тайна, Веллингтон! Вода здесь была. Она исчезла и больше никогда не появлялась. Но каждый новый родник ведет себя совершенно одинаково: сначала появляется струйка воды, потом она иссякает. Неужели это никого не заинтересовало?

– Это любопытно, – сказал он. – Вы предполагаете какое-то влияние? А что показал анализ глубинных образцов породы?

– Что он мог показать? Остатки вымерших растений, каких-то животных... Кто может это распознать? – Она повернулась спиной к склону. – Вода останавливается, значит, ее что-то задерживает. Я так считаю.

– Возможно, причина известна, – сказал он. – Харконнены не случайно скрывают много источников информации об Арраки.

– И потом есть еще влага атмосферы. Ее, конечно, немного, но все же она есть. Это главный источник воды, и она задерживается различными приспособлениями. Откуда она берется?

– Холодный воздух приносит мало влаги, Веллингтон. Харконнены скрывают много фактов, требующих тщательного рассмотрения, и не все они напрямую связаны со спайсом.

– Мы действительно находимся по ту сторону тайны Харконненов, – сказал он. – Возможно, мы... – Он прервал себя, заметив, что она напряженно смотрит на него. – Что-то не так?

– То, как вы произнесли слово "Харконнен", – сказала она. – Даже голос моего герцога не таит в себе столько злобы, когда он произносит это ненавистное имя. Я не знала, что у вас есть причины ненавидеть их, Веллингтон.

"Великая мать! – подумал он. – Я возбудил в ней подозрения. Теперь мне придется пустить в ход один из трех трюков, которым меня научила моя Ванна. Есть лишь одно решение – раскрыть ту часть правды, которую можно раскрыть".

– Вы же знаете, что моя жена, моя Ванна... – Ком, вставший в его горле, мешал ему говорить. – Они... – Слова не шли. Он закрыл глаза и стоял так до тех пор, пока женская рука не коснулась мягко его ладони.

– Простите меня, – сказала Джессика, – я не хотела бередить старую рану.

И она подумала: "Эти животные! Его жена явно была Бене Гессерит. И Харконнены, судя по всему, убили ее Еще одна бедная жертва, занесенная на Арраки ветром мщения".

– Простите меня, я не могу об этом говорить. – Уйе открыл глаза, стараясь придать своему лицу скорбное выражение. Это, по крайней мере, было ему нетрудно.

Джессика изучающе смотрела на доктора: темный блеск миндалевидных глаз, квадратный подбородок, преждевременные морщины... Джессику охватила глубокая жалость к нему.

– Веллингтон, я очень сожалею, что мы привезли вас в это опасное место, – сказала она.

– Я приехал сюда по своей воле, – вздохнул он, и это тоже было правдой.

– Но эта планета – ловушка Харконненов. Вы должны это знать.

– Чтобы поймать герцога Лето, нужно нечто большее, нежели ловушка, – сказал он, и это тоже было правдой.

"Возможно, мне следовало бы быть более откровенной с ним, – подумала она. – Он блестящий тактик".

– Мы с корнем вырваны из своей почвы, – вздохнул он. – Вот почему нам так трудно.

– Зато очень легко погубить вырванное с корнем растение, – подхватила она. – Особенно, если оно пересажено на враждебную почву.

– Когда станет известно, какое количество людей привез с собой герцог Лето, начнется водный бунт, который прекратится только тогда, когда люди узнают, что мы установили новые водяные установки.

– Здесь есть ровно столько воды, сколько нужно для поддержания человеческой жизни, – сказал он. – Люди знают, что если это ограниченное количество воды будет распределяться между увеличивающимся населением, то цены на нее поднимутся и самые бедные умрут. Но герцог разрешит эту проблему. По-моему, не следует рассматривать возможные восстания как выражение враждебности к новой власти на Арраки.

– А охрана? – возразила она. – Везде охрана и защитные поля. На Каладане мы так не жили.

Взгляд Джессики, однако, оставался по-прежнему пристальным и твердым.

– Я чувствую здесь запах смерти, – Джессика вся съежилась.

– Хават готовил наш приезд, заранее наводнив планету своими агентами. Такие баснословные расходы трудно объяснить – мой герцог не привык швыряться деньгами. Я уж не говорю о взятках высокопоставленным лицам. – Она покачала головой. – Смерть и обман – вот верные спутники Зуфира Хавата.

– Злословлю? Это, скорее, похвала. Смерть и обман – единственная здесь надежда. Я лишь не обманываю себя насчет методов Зуфира.

– Вам следует... чем-нибудь заняться, – сказал он – Не оставляйте себе времени для подобных страхов.

– Вы знаете, в чем состоит мое основное занятие, Веллингтон? Я секретарша герцога, и я занята тем, что каждый день узнаю новые факты, заставляющие меня бояться факты, о которых он даже не подозревает. – Она сжала губы и понизила голос – Иногда я думаю, что его судьба сложилась бы иначе, если бы я не была Бене Гессерит.

– Что вы имеете в виду? – Он поймал себя на том, что горечь, прозвучавшая в словах леди Джессики, взволновала его, вызвав в нем сострадание – чувство, которого он никогда не замечал в себе раньше.

– Не думаете ли вы, Веллингтон, что любая другая секретарша находится в большей безопасности, чем я? – напрямую спросила Бене Гессерит.

– Это не слишком честная мысль, Джессика. – Упрек прозвучал вполне естественно относительно чувств, испытываемых герцогом к своей наложнице, не было никаких сомнений. Стоило лишь проследить за тем, как он провожает ее взглядом.

– Вы правы. – Она снова обхватила себя руками, чувствуя прикосновение к коже крисножа, и это оружие лишний раз напомнило ей о страшном будущем, ожидающем ее и ее семью.

– Кровопролитие неизбежно, – сказала она – Харконнены не успокоятся до тех пор, пока не погибнут сами или не уничтожат герцога Барон не сможет простить герцогу Лето, что в его жилах течет королевская кровь. Степень родства ему не важна Но сильнее всего его сознание отравляет то, что Атридесы изгнали Харконненов за трусость после Корринской битвы.

– Старая кровная вражда, – пробормотал Уйе и на мгновение почувствовал ледяной укол ненависти Чужая кровная вражда загнала его в ловушку, убила его Ванну или, что еще хуже, обрекла ее на мучения у Харконненов Старая вражда двух домов загнала в мышеловку его, Уйе, а приманкой послужила семья герцога По иронии судьбы весь этот ужас должен был достичь апогея здесь, на Арраки, единственном источнике меланжа во Вселенной, меланжа, являющегося продолжателем жизни.

– Я думаю о том, что сейчас на свободном рынке декаграмм спайса продается за шестьсот двадцать тысяч солариев. Это целое состояние.

– Сознание своей бесполезности – Он посмотрел на нее в упор. Вы можете вспомнить свое первое вкусовое ощущение от спайса?

– Но он никогда не повторяется дважды Он – как жизнь – каждый раз, когда его пробуешь, он предстает в другом качестве. Некоторые же придерживаются мнения, что спайс дает реакцию на знакомый вкус.

– Думаю, что для нас сейчас было бы гораздо полезнее не о спайсе рассуждать, а как можно скорее бежать за пределы империи, – сказала она.

Уйе поймал себя на том, что больше не слушает Джессику сосредоточившись на произнесенных ею словах, он задавал себе один и тот же вопрос "Почему она не заставила меня это сделать? Она могла бы заставить меня сделать решительно все"

– Не сочтите это за дерзость с моей стороны, Джессика, но не могу ли я задать вам один вопрос?

Она, будто почувствовав внезапно возникшую тревогу, прижалась к краю окна.

– Почему вы не заставили герцога жениться на вас?

Она круто повернулась и изумленно посмотрела на Уйе.

– Почему же? – Она пожала плечами – Для этого есть достаточно веская причина политического характера: пока мой герцог не женат, некоторые из Великих домов еще питают надежду породниться с ним... – Она вздохнула. – Влияние людей, принуждение их к тому, чего хочешь ты... Подобные действия несут в себе цинизм и опошляют чувства. Если бы я заставила его это сделать, это был бы уже не его поступок.

– Так могла бы сказать моя Ванна, – пробормотал он, и это тоже было правдой. Он приложил руку ко лбу и судорожно глотнул. Никогда еще он не был так близок к тому, чтобы выдать свою тайную роль.

Повисла тяжелая пауза, которую нарушила Джессика:

– Кроме того, Веллингтон, в герцоге уживаются два человека. Одного из них я очень люблю. Он очарователен, он живой, общительный, нежный, в нем все, что может желать женщина. Но есть и другой – холодный, черствый, эгоистичный, такой же суровый и жестокий, как его отец, – ее лицо исказилось болью. – Ну почему, почему этот старик не умер тогда, когда мой герцог только появился на свет?!

Снова воцарилось молчание. Было слышно, как ветер теребит шторы на окнах. Глубоко вздохнув, Джессика сказала:

– Лето прав: эти комнаты лучше тех, что в другом крыле. – Она обвела комнату взглядом. – Извините меня. Веллингтон, мне нужно еще раз осмотреть это крыло, прежде чем окончательно все разместить.

Он кивнул. "Если бы только можно было не делать того, что я должен сделать!" – стояло у него в голове.

Джессика пересекла холл и замерла в нерешительности.

"Все время, пока мы говорили, он что-то утаивал", – подумала она.

Сомнение опять закралось ей в душу, и она чуть было не собралась вернуться назад, чтобы заставить Уйе высказать то, что он так тщательно скрывал. "Но чего я этим добьюсь? Он лишь смутится и испугается, когда узнает, что его мысли можно так легко прочитать по лицу", – подумала она.

* * *

Есть много свидетельств того, как быстро Муаддиб постигал насущные проблемы Арраки. Основа его успехов таилась, конечно, в Бене Гессерит. Что же до всего остального, можно, пожалуй, сказать, что главное заключалось в науке узнавания. С самого начала ребенка учили постигать – это было заложено в него уже на первом уроке. Он знал, что может постичь и что каждый урок – приобретение опыта. А между тем, как это ни удивительно, – многие считают процесс познания трудным и не верят в успех.

Принцесса Ирулэн.
Человечность Муаддиба.

Пол лежал на кровати, притворяясь спящим. До чего же просто все получилось: взял таблетку у доктора Уйе и сделал вид, что проглотил ее Он едва сдерживал смех Даже мать поверила в то, что он спит. Ему хотелось вскочить и попросить у нее разрешения на осмотр дома, но Пол понимал, что его поведение не будет одобрено.

"Пожалуй, лучше ускользнуть из своей комнаты без спроса, так я не нарушу данного мною обещания – ведь я останусь в доме, где безопасно", – подумал Пол.

Он слышал, как его мать и Уйе разговаривали в соседней комнате. Различить слова было трудно – что-то о спайсе... о Харконненах. Разговор сделался громче и потом затих.

Внимание Пола переключилось на переднюю спинку кровати. Она соединялась со стеной, скрывая от постороннего глаза приборы, следящие за тем, что делается в комнате. В центре деревянной спинки была вырезана прыгающая на волнах рыба с толстыми коричневыми плавниками. Пол знал, что стоит нажать на глаз рыбы, как включатся суспензерные светильники. Одна из волн контролировала вентиляцию, другая – температуру воздуха.

Пол с опаской присел к столу. Слева от него, у стены, стоял высокий книжный шкаф. Но это тоже была хорошо продуманная маскировка – за ним стоял шкаф пониже, с большим количеством полок.

Все выглядело так, как будто его хотели заманить и эта планета, и эта комната.

Он подумал о фильмокниге, которую ему дал Уйе. Это была старая книга, сделанная еще до открытия спайса. Ее текст словно озарял мозг яркой вспышкой, а каждое название сопровождалось изображением того, о чем оно рассказывало. Названия и изображения принадлежали прошлому человечества, а увидеть это прошлое можно было только на единственной планете во всей Вселенной – на Арраки.

Полу предстояло узнать так много нового... особенно о спайсе и о червях пустыни.

Пол услышал, как ушла его мать. Значит, доктор Уйе остался в соседней комнате один. "Сейчас он возьмет что-нибудь почитать и, увлекшись чтением, забудет про меня", – подумал Пол Наступил подходящий момент для обследования Выскользнув из постели, мальчик направился к книжному шкафу, но услышав за своей спиной звук, он обернулся: резная спинка кровати наклонилась к тому месту, где он только что лежал. Пол замер на месте, и эта неподвижность спасла ему жизнь.

Из-за спинки выскочил крошечный самонаводящийся снаряд, не более пяти сантиметров в длину. Пол сразу же узнал в нем обычное орудие убийства, которое каждый ребенок королевской крови изучал в раннем детстве. Это была черная металлическая лента, направленная чьей-то находящейся близко рукой Она могла впиться в движущуюся плоть и подняться по нервным каналам до ближайшего жизненно важного органа.

Снаряд взмыл вверх, обогнул комнату и вернулся назад. В сознании Пола вспыхнуло нужное знание об ограниченности действия самонаводящегося снаряда: его сжатое суспензерное поле искажает угол зрение посылающего его глаза. Кроме того, тусклое освещение мешало оператору видеть живую мишень, и он вынужден был ориентироваться на ее движения.

Защитный пояс Пола остался лежать на кровати. Если бы у него был ласган, тот бы запросто уничтожил этот снаряд, но ласганы были дороги и к тому же достаточно капризны: когда луч лазера пересекался с полем, мог произойти взрыв. Поэтому Атридесы предпочитали полагаться на свои защитные поля и на свой разум.

Сейчас же только разум Пола мог противостоять нависшей над ним угрозе, и, зная это, мальчик сохранял абсолютную неподвижность. Снаряд поднялся на полметра вверх.

"Я могу попытаться схватить его, – подумал Пол. – Суспензерное поле делает снаряд скользким у основания. Я должен крепко его держать".

Снаряд опустился и, сместившись влево, сделал круг над кроватью. Мальчик слышал издаваемое им слабое жужжание.

"Кто им управляет? – подумал Пол. – Этот человек должен находиться где-то поблизости. Я мог бы позвать на помощь Уйе, но боюсь, что снаряд попадет в него, как только он откроет дверь".

В это время дверь за его спиной скрипнула. Снаряд пролетел над его головой к месту движения. Правая рука Пола взметнулась вверх и опустилась с зажатой в ней смертоносной лентой. Снаряд жужжал и извивался в руке мальчика, но Пол держал его так крепко, что было видно, как напряглись мускулы на схватившей его руке. Резко развернувшись, он с силой расплющил головку ленты-снаряда о металлическую дощечку на двери. Пол услышал хруст разбившегося глаза снаряда, и мертвая лента поникла в его руке.

Пол поднял голову и встретился взглядом с ярко-синими глазами Шадоут Мапес.

– Ваш отец прислал за вами, – пояснила она, – в холле ждет человек, который будет сопровождать вас.

Пол кивнул, внимательно изучая взглядом стоявшую рядом с ним пожилую женщину. Она же смотрела на металлическую ленту-снаряд, которую он все еще держал в руке.

– Я слышала про такие игрушки, – сказала она, – он бы меня убил, верно?

Полу пришлось проглотить комок в горле, прежде чем он смог заговорить.

– Потому что двигались вы, – объяснил Пол, решая в уме вопрос: "Кто она такая?"

– Значит, вы спасли мне жизнь, – сказала она.

– Похоже, что вы очень не хотели, чтобы он попал в меня, и тем самым спасли себя.

– Мне сказала ваша мать. Я встретила ее в холле, у лестницы, что ведет в судную комнату. – Шадоут указала направо: – Посланный Вашего отца все еще ждет.

"Это, должно быть, человек Хавата, – подумал Пол, – Мы должны найти того, кто управлял этой штукой".

– Идите к человеку моего отца, – сказал он, – и скажите ему, что я поймал в доме снаряд-охотник и что нужно найти того, кто им управлял. Велите немедленно обыскать дом и его окрестности. Они умеют это делать Оператора снаряда надо искать среди чужих.

А сам подумал: "Может, это была она?" Но он тут же отогнал эту мысль: снаряд был под контролем, когда она вошла.

– Прежде чем я отправлюсь выполнять ваше приказание, я должна все прояснить между нами Вы возложили на меня нелегкую ношу. Но мы. Свободные, платим свои долги Нам известно, что среди вас есть предатель. Кто он, мы сказать не можем, но мы уверены, что это так. Может, он и управлял этим пожирателем плоти.

Пол оцепенел, словно загипнотизированный словом "предатель". Прежде чем он смог заговорить, старая женщина круто повернулась и направилась к двери.

Он хотел позвать ее, но не посмел это сделать, боясь, что она истолкует это неверно: она сказала ему все и теперь отправилась выполнять его приказание. Через минуту дом должен был наполниться людьми Хавата.

Пол мысленно восстановил в памяти тот момент своего разговора с Шадоут, где прозвучали слова о судной комнате. Со снарядом в руке он возвратился к себе, взял защитный пояс, обернул его вокруг талии, на бегу защелкнул пряжку и повернул из холла налево.

Шадоут сказала, что встретила его мать у лестницы, ведущей в судную комнату.

* * *

Что поддерживало леди Джессику во время всех этих испытаний? Внимательно обдумайте изречение, распространенное среди Бене Гессерит, и, возможно, вы это поймете: "Любая дорога, которую проходишь до конца, приведет в никуда. Карабкайтесь в гору чутьчуть, только чтобы проверить, гора ли это. С вершины горы нельзя увидеть гору".

Принцесса Ирулэн.

Муаддиб: семейные комментарии.

В конце южного крыла Джессика увидела металлическую лестницу, спиралью поднимающуюся к овальной двери. Она посмотрела вниз, в холл, потом снова подняла глаза на дверь. Какая странная форма для двери в доме! – удивилась она.

Заглянув в окно под спиральной лестницей, она увидела огромное белое солнце Арраки, клонившееся к горизонту. Через холл пролегли длинные тени. Она снова посмотрела на лестницу. Лучи, падающие на нее сбоку, освещали куски засохшей земли, приставшие к металлическим ступеням.

Джессика положила руку на перила и начала подниматься. Перила под ее ладонью отдавали холодом. Остановившись у двери, она увидела, что у нее нет ручки, но в том месте, где ей следовало бы быть, имелось небольшое углубление.

Джессика обернулась, убедилась, что за ней не наблюдают, приложила ладонь к углублению, снова обернулась и заметила подходившую к лестнице Шадоут.

– Люди в большом холле говорят, что их прислал герцог за юным мистером Полом, – произнесла Шадоут. – У них печать герцога, и стража их опознала. – Она посмотрела сначала на дверь, потом на Джессику.

"А она осторожна, эта Шадоут, – подумала Джессика. – Это хорошо!"

– Он в пятой от холла комнате, в маленькой спальне, – сказала Джессика. – Если вам будет трудно его разбудить, позвоните доктору Уйе из соседней комнаты. Полу, может быть, понадобится порция возбудительного.

Шадоут снова бросила пристальный взгляд на овальную дверь, и Джессике почудилось, что ее взгляд излучает ненависть. Прежде чем Джессика спроста ее о двери и о том, что скрывается за ней, Шадоут круто повернулась и торопливо пошла прочь.

"Хават проверил это место, – подумала Джессика. – Ничего опасного здесь быть не может". Она толкнула дверь и оказалась в маленькой комнате, тоже с овальной дверью, но в противоположной стене. На этой двери была круглая ручка.

Воздушный замок! – догадалась Джессика. Она посмотрела вниз: на полу у входа в обеденную залу валялась табличка с личной отметкой Хавата. Дверь в столовую была открыта: кто-то сбил табличку, не подозревая о существовании воздушного замка.

Она шагнула через порог и оказалась в маленькой комнате. "Зачем в доме воздушный замок?" – спросила она себя. И внезапно вспомнила о существовании экзотических растений, герметически изолирующихся в особом климате.

Это имело смысл на Арраки, где растения, наиболее сильно страдающие от недостатка влаги, приходилось орошать искусственно.

Дверь за Джессикой начала закрываться. Она поймала ее и тщательно подперла палкой, оставленной Хаватом. Она опять повернулась к внутренней двери и на этот раз заметила затейливую вязь надписи над ручкой. Надпись была сделана на языке галах и звучала так: "О человек! Здесь заключена часть чудесного творения Божьего, встань перед ним и научись любить совершенство твоего важнейшего друга".

Под тяжестью тела Джессики круглая ручка повернулась влево, и внутренняя дверь открылась. Воздушная струя коснулась щек, взъерошила волосы. Джессика почувствовала, как изменился воздух, как сильно он напоен влагой. Она заглянула за дверь и увидела массу зелени, купающуюся в золотистом солнечном свете.

"Желтое солнце!" – сказала она себе. И тут же подумала: "Фильтрующее стекло!" Она перешагнула через порог, и дверь за ней захлопнулась.

– Планетное хранилище влаги, – догадалась Джессика.

Повсюду стояли растения в горшках и низко подрезанные деревья. Здесь были даже розы.

Она наклонилась, вдыхая аромат гигантских розовых кустов, потом выпрямилась и оглядела комнату.

Ритмичный звук привлек к себе ее внимание. Она раздвинула густо разросшиеся ветви и посмотрела в центр комнаты. Там находился небольшой фонтан – струя бьющей вверх воды с шумом падала вниз, в металлическую чашу.

Волна разнообразных чувств захлестнула Джессику, но, призвав на помощь логику и четкость анализа Бене Гессерит, она начала методически рассчитывать параметры комнаты. Было похоже, что она занимает примерно десять квадратных метров. По ее расположению над холлом и по разнице в конструкции Джессика заключила, что эта комната была построена значительно позднее, чем весь дом. Джессика прошла в ту часть комнаты, которая, по ее расчетам, выходила на южную сторону, и остановилась перед широким оконным проемом со светофильтром. Услышав, как что-то зашелестело среди листвы, она напряглась, но тут в поле ее зрения попал поливочный механизм с руками-шлангами.

Вода в этой комнате была повсюду – и это на планете, где вода была самым ценным источником поддержания жизни! Вода расточалась здесь с такой небрежностью, что это поразило Джессику до самой глубины ее существа. Она посмотрела на желтое солнце. Оно висело низко над зубчатым горизонтом, над выступами, образующими часть огромной скалы, известной под названием Защитная стена.

"Фильтрующее стекло, – подумала она, – превращает белое, безжалостно палящее солнце Арраки в что-то родное и привычное. Чьих рук это дело? Может быть. Лето захотел поразить меня таким подарком – это на него похоже. Но у него не было для этого времени, он был занят более серьезными проблемами".

Она вспомнила, что многие дома на планете были герметически закрыты с помощью воздушных замков, чтобы удержать влагу внутри дома. Лето говорил ей, что для того чтобы показать силу и богатство этого дома, от подобной меры отказались, а окна и двери закрыли только от пыли.

Эта комната закрывалась так тщательно не для того, чтобы удерживать влагу. Она подсчитала, что этой воды хватило бы тысяче, а может, и большему числу планетян.

Джессика прошла мимо окна, продолжая осмотр комнаты. В поле ее зрения попала металлическая поверхность стола, стоявшего около фонтана, и она заметила на нем небольшой листок бумаги. Он не сразу привлек ее внимание, потому что был прикрыт большим чистым листом. Джессика подошла к столу, увидела на нем знак, поставленный Хаватом, и прочла то, что было написано на листке, вырванном из блокнота:

Возможно, эта комната и не доставит Вам столько удовольствия, сколько доставляла мне: но пусть она наглядно напомнит Вам урок, преподанный некогда нам обеим одними и теми же учителями: близость любимого человека делает нас чересчур снисходительными. И на этом пути лежит опасность.

С наилучшими пожеланиями Марго леди Фенринг".

Джессика припомнила, как Лето говорил ей, что наместником императора здесь был граф Фенринг. Однако скрытый смысл записки требовал к себе немедленного внимания, поскольку она давала ей понять: писавшая была Бене Гессерит. На мгновение Джессика почувствовала укол самолюбия: граф женился-таки на своей леди.

Но хотя эта мысль ее неприятно поразила, она наклонилась в поисках скрытой записки. Она должна была быть здесь. Та записка, которая лежала на столе, содержала лишь кодовую фразу, которую каждая Бене Гессерит, не связанная школьным предписанием, должна была сообщить другой, когда этого требовала необходимость: "На этом пути лежит опасность".

Джессика перевернула записку и провела по ней пальцами, ища кодовые точки. Ее чувствительные пальцы пробежали по краю бумаги. Ничего! Встревоженная, она положила записку на место. "Может быть, разгадка кроется в положении записки"? – подумала она.

Но Хават, обыскивая комнату, несомненно, передвигал ее. Она посмотрела на лежащий перед ней чистый лист бумаги. Лист? Она ощупала его пальцами. Здесь! Ее пальцы различили впадины кодовых точек, слагая их в слова:

"Атридесы, вашему сыну и герцогу угрожает опасность: спальня вашего сына оборудована таким образом, чтобы поймать его в ловушку. X. оснастил ее таким оружием, которое трудно обнаружить".

Джессика рванулась в комнату сына, но остановилась – нужно было прочитать записку до конца. Ее пальцы вновь забегали по точкам: "Точная природа опасности мне неизвестна, но это что-то, связанное с кроватью. Угроза семье герцога проистекает от предателя – доверенного лица герцога или лейтенанта охраны. Он собирается захватить Вас как фаворитку. Насколько мне известно, эта оранжерея безопасна. Прости, что не могу сказать большего. Мой источник невелик, поскольку мой граф не входит в число наемников X. Торопитесь. М.Ф."

Джессика отложила лист и повернулась, чтобы бежать к Полу. Но в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошел он сам, сразу же захлопнув за собой дверь. Пол что-то держал в правой руке. Увидев мать, он пробрался к ней сквозь зеленые заросли, посмотрел на фонтан, разжал руку и подставил ее под водяную струю.

– Пол! – Она схватила сына за плечи. – Что это?

Он заговорил в спокойной манере, за которой, однако, угадывалось напряжение.

– Снаряд-охотник. Я поймал его в моей комнате и расквасил ему нос, но я хочу действовать наверняка: вода должна его угробить.

Он вытащил руку, вытер ее и посмотрел на блестящий металл на дне фонтана. Джессика, сорвав черенок с листа, пошевелила им лежащую неподвижно ленту. Та осталась неподвижной. Тогда Джессика бросила черенок в воду и посмотрела на Пола.

Он изучал комнату с напряженностью и цепкостью, которые она сразу же узнала.

– Здесь можно скрыть все что угодно, – сказал Пол.

– У меня есть основания считать оранжерею безопасной, – возразила Джессика.

– Моя комната тоже казалась мне безопасной, – возразил он. – Хават говорил...

– Это был снаряд-охотник, – напомнила сыну мать. – А это значит, что им управлял кто-то, находящийся в доме. Сфера действия контрольных лучей ограничена, и, кроме того, снаряд мог быть принесен сюда после проверки Хавата.

Но услужливая память тотчас напомнила ей содержание кодовой записки, которой леди Фенринг предупредила ее о грозящей Атридесам опасности: "...от предателя – доверенного лица или лейтенанта". Конечно же это не Хават. Нет, нет, только не он!

– Сейчас люди Хавата обыскивают дом, – сказал Пол. – Снаряд едва не угодил в старую женщину, которая пришла за мной.

"Снаряд-охотник! Милосердная мать!" – подумала Джессика, с трудом подавляя дрожь.

– Это, конечно, Харконнены. Нам придется начать с ними войну.

Дверь отворилась, и высокий человек в форме Атридесов со знаком Хавата на фуражке шагнул в комнату.

– Вы здесь, сэр? Домоправительница сказала мне, что вы должны быть здесь. – Он оглядел комнату. – Мы нашли на чердаке пирамиду из камней и прятавшегося в ней человека, который управлял снарядом.

– Я хочу принять участие в допросе, – сказала Джессика.

– Очень сожалею, леди, но мы убили его при попытке к бегству.

– Не было ли при нем чего-нибудь такого, что дало бы возможность его опознать?

– По виду – да, – сказал человек. – Судя по всему, он был посажен туда месяц назад и ждал там нашего прибытия. Каменная кладка в том месте, где он должен был пройти, была нетронутой вчера, когда мы исследовали чердак. Я готов присягнуть в этом.

– В вашей честности никто не сомневается, – сказала Джессика.

– Есть одно упущение, госпожа: мы не взяли там зональных проб.

– Полагаю, сейчас именно это вы и делаете, – съязвил Пол.

– Немедленно, сэр. – Он посмотрел на Джессику. – Хават приказал, что при подобных обстоятельствах каждый мистер должен быть препровожден в безопасное место. – Он внимательна осмотрел комнату. – Как насчет этой комнаты?

– У меня есть основания предполагать, что эта комната безопасна, – ответила она.

– Хават и я обследовали се. Тогда я оставлю возле нее стражу – до тех пор, пока мы не обыщем весь дом. – Он поклонился, козырнул Полу и закрыл за собой дверь.

После его ухода воцарилось глубокое молчание. Пол нарушил его первым:

– Не лучше ли нам осмотреть дом самим? Ты могла бы увидеть то, что не удалось увидеть другим.

– Это крыло было единственным местом, которое я еще не обследовала, – ответила Джессика. – Я оставила его напоследок, потому что...

– Потому что Хават почтил его личным вниманием, – запальчиво докончил он.

– Нет, но он уже не молод, и он слишком много работал. Мы могли бы снять с него часть обязанностей.

– Это обескуражит его, и дело только пострадает, – сказала она. – После того, как он узнает о случившемся, он не позволит проникнуть в это крыло даже насекомому. Ему будет стыдно...

– Мы должны принять собственные меры предосторожности, – Пол решительно посмотрел на мать.

– Хават с честью охранял три поколения Атридесов, – возразила она. – Он заслуживает уважения и доверия. Это единственное, чем мы можем ему отплатить за его верную службу.

Не найдя достаточно весомых аргументов для подкрепления своей точки зрения. Пол неожиданно выпалил:

– Когда моего отца беспокоят какие-то твои поступки, он произносит имя Бене Гессерит как ругательство.

А он подумал: "Это взволнует ее, но все равно она должна узнать, что сказала Шадоут о предателе".

– Ты что-то скрываешь? – спросила Джессика. – Это так не похоже на тебя. Пол.

Он пожал плечами и подробно передал ей свой разговор с Шадоут.

Повинуясь внезапному побуждению, мать показала Полу найденные ею послания.

– Мой отец должен немедленно узнать об этом, – решил Пол. – Я закодирую сообщение и передам ему.

– Нет, – возразила она. – Ты подождешь с этим до тех пор, пока не встретишься с ним наедине. Об этом должно знать как можно меньше людей.

– Ты хочешь сказать, что мы никому не можем доверять?

– Я опасаюсь другого, – ответила она. – Что, если послание – часть заговора? Люди, которые передали его нам, могли верить в его правдивость, но могло быть и так, что их единственной целью было передать его нам.

Лицо Пола по-прежнему сохраняло мрачное выражение.

– Чем больше недоверия мы будем испытывать к своим соратникам, тем слабее станут наши ряды.

– Ты должен поговорить с отцом наедине и предостеречь его – и в этом тоже.

Она повернулась к высокому окну и посмотрела на юго-запад, туда, где опускалось солнце Арраки – желтый шар над темными скалами.

– Я тоже не думаю, что это Хават, – сказал Пол. – Возможно, что это Уйе.

– Но он не лейтенант и не доверенное лицо, – сказала она. – И уверяю тебя, что он ненавидит Харконненов так же страстно, как мы.

Пол посмотрел на скалы, думая: "И не Гурии... и не Дункан. Может быть, один из младших офицеров? Нет, невозможно! Все они происходят из семей, целые поколения которых были к нам лояльны".

Джессика потерла лоб рукой и почувствовала, как она страшно устала. Сколько здесь таится опасностей! Она посмотрела на окрашенный в желтый цвет ландшафт, изучая его. Ее внимание привлекли спайсовые склады, тянущиеся до самой Защитной стены: над огромными бункерами возвышались сторожевые вышки на столбах, точно гигантские пауки на тонких ножках. Джессика насчитала по меньшей мере двадцать таких хранилищ.

Солнце медленно скрылось за скалы, и в небе появились бледные звезды. Джессика, не отрывала глаз от крупной звезды, которая зажглась над самой линией горизонта, создавая ритмичную световую вибрацию. "Слишком низко для звезды, – сообразила Джессика. – Источник света находится среди скал Защитной стены".

Она попыталась прочесть сообщение, но оно передавалось неизвестным ей кодом. На равнине возникли другие огни – маленькие жесткие точки на фоне черноты. И один из них, самый левый, замигал в ответ на сигналы, подаваемые со скал. Когда он исчез, фальшивая звезда на скале немедленно замигала в ответ.

Сигналы... они вызвали у Джессики дурные предчувствия. "Почему воспользовались световыми сигналами? – спрашивала она себя. – Почему не прибегли к помощи передатчика?"

Ответ был очевиден: эфир наверняка прослушивался агентами герцога Лето. Значит, световые сигналы передавались врагами – агентами Харконненов.

В дверь постучали, и голос человека Хавата произнес:

– Все в порядке, сэр... леди. Мистеру пора пройти к отцу.

* * *

Говорят, что герцог Лето закрывал глаза на опасности, что он бездумно шел в западню. Не лучше ли предположить, что он слишком долго жил с ощущением опасности, потерял верные ориентиры и не смог определить тот момент, когда она приняла угрожающие размеры. А может, он намеренно принес себя в жертву – в надежде, что его сын сможет найти лучшую судьбу? Все, знавшие герцога, отзываются о нем как о человеке, которого было не так-то легко провести...

Принцесса Ирулэн.
Муаддиб: семейные комментарии.

Герцог Лето Атридес прислонился к парапету посадочной контрольной башни Арраки. Ранняя луна, плоская, точно серебряная монета, освещала неверным светом зубчатую Защитную стену, пики которой казались раскаленными иглами. Слева от герцога сияли огни Арраки.

Он думал о подписанных им приказах, только что разосланных по всем населенным планетам. "Наш великий падишах-император приказал мне принять на себя управление планетой Арраки и покончить со всеми раздорами".

Неприятная эта ритуальность задевала герцога, наполняя его душу одиночеством. Кого может обмануть бессмысленная фразеология? Конечно же не Свободных. И не малый дом, все члены которого – до последнего человека – были сторонниками Харконненов.

Волна гнева стеснила его дыхание. Герцог увидел огни машины, движущейся в направлении посадочного поля. Он надеялся, что это охрана, везущая к нему Пола. Промедление раздражало его, хотя он и знал, что это часть предосторожностей, предпринятых Хаватом.

Он тряхнул головой, отгоняя гневные мысли, и посмотрел на поле, по краям которого стояли пять его кораблей. Лучше осторожное промедление, чем... На лейтенанта Хавата можно положиться, он хорошо служил, полностью надежен.

В этот момент герцог почувствовал, что его сокровенной мечтой было покончить со всеми классовыми различиями и не заниматься составлением беспомощных приказов. Он посмотрел на небо и подумал, что вокруг одного из этих светил вращается Каладан: "Я больше никогда не увижу своего дома..." Тоска по Каладану сжала его грудь внезапной болью.

Я должен скрывать свои чувства, – подумал он. – Если моему сыну суждено когда-нибудь иметь свой дом, то он будет на этой планете. Я могу думать об Арраки как об аде, доставшемся мне в удел еще при жизни, но он пусть найдет здесь нечто, что вдохновит его. Должно же здесь быть что-то такое..."

Его захлестнула волна жалости к себе, но он немедленно подавил ее, вспомнив почему-то строки стихотворения Гурни Хэллека:

"Что ж, Гурни, здесь достаточно мертвого песка, – подумал герцог. – Но там живут Свободные. Если есть нечто, что может дать будущее роду Атридесов, то это связано только со Свободными. Даже Харконнены с их подлыми планами ничего не смогли с ними поделать. Они пытались отнять жизнь у моего сына!"

Звук бьющегося металла сотряс башню, и перила под рукой герцога завибрировали. "Груз прибыл", – подумал он. Пора браться за работу!

Он повернулся и начал спускаться по лестнице в большую комнату, стараясь успокоиться.

Когда герцог вошел в слабо освещенную желтым светом комнату, люди уже покинули посадочное поле. За плечами у них были баллоны, они смеялись и обменивались шутками, точно студенты, приехавшие на каникулы.

– Эй! Чувствуешь, что под тобой? Тяготение, парень!

– Интересно, сколько здесь единичек? Что-то тяжеловато.

– Ты хорошенько разглядел эту дыру, когда мы приземлялись? Где добыча, которая должна быть здесь?

– А мне, ребята, сейчас бы только душ и мягкую постельку.

– Ты что, дурак, не слышал? Никаких душей здесь нет. Будешь отскребывать себя песочком!

Комната тут же погрузилась в тишину. К герцогу подошел Гурни Хэллек. За его плечами висел вещевой мешок, а в руке он сжимал гриф своего девяти струнного бализета.

Лето смотрел на него с восхищением. Высокородный герцог привык во всем повиноваться этому трубадуру и воину. Как сказал о нем Пол? "Гурни – это доблесть".

Сквозь белокурые волосы Хэллека кое-где просвечивала кожа. Его большой рот был искривлен в дружеской усмешке, а багровый шрам под подбородком жил, казалось, своей собственной жизнью. Как всегда энергичный, он подошел к герцогу и отвесил почтительный поклон.

– Вот остатки людей, господин мой, – он указал бализетом на людей в комнате. – Я предпочел бы прибыть с первым отрядом, но...

– На вашу долю еще осталось довольно Харконненов. Давайте отойдем в сторону, Гурни, нам надо поговорить.

Они встали под арку. Хэллек отбросил в сторону свой вещмешок, но бализет продолжал держать в руке.

– Он потерял только двух своих агентов, но здесь много Харконненов. Если мы быстро возьмемся за дело, то успеем принять необходимые меры предосторожности и получить необходимую передышку. Сколько ты сможешь одолжить ему людей, которые не станут уклоняться от того, чтобы поработать ножом?

– Я могу предложить ему три сотни моих молодцов, – сказал Хэллек. – Куда их послать?

– Немедленно. Но прежде нам с тобой предстоит решить еще один вопрос. Комендант поля задержит под благовидным предлогом местный корабль и оттянет время его отправления, насколько это представится возможным. Хайлайнер Союза, доставивший нас сюда, собирается заняться своими дальнейшими делами, а местный корабль, вероятно, попытается установить контакт с грузовым судном, взявшим груз спайса...

– Нашего. Но этот корабль должен увезти с собой некоторых сборщиков спайса, работавших еще при прежнем правительстве. Это хорошие работники, Гурни, и их около восьмисот. Прежде чем корабль уйдет, неплохо было бы убедить хотя бы часть из них остаться с нами.

– О нет, мне нужно их добровольное сотрудничество, Гурни. Эти люди обладают необходимым нам опытом и мастерством. А уезжают они потому, что воспринимают себя как часть прежнего мира – мира Харконненов. Но это ведь не так. Хават говорит, что среди них есть несколько дурных людей, а ведь он узнает убийцу даже по его тени.

– В свое время Зуфир обнаружил несколько весьма ценных теней, мои господин.

– На нижнем уровне, в комнате ожидания. Я предлагаю тебе спуститься вниз и сыграть им кое-что, чтобы смягчить их сердца, а потом перейти к более решительным действиям. Тем, кто обладает достаточной квалификацией, можешь предложить ответственные посты. Предлагай жалованье на двадцать процентов выше, чем они получали у Харконненов.

– А если больше, сэр? Не все сочтут такую прибавку достаточно веским аргументом в пользу Арраки.

– Тогда действуй, смотря по обстоятельствам. Только помни, что богатство не беспредельно. Там, где возможно, придерживайся все-таки двадцати процентов. Особенно нам нужны перевозчики спайса, специалисты по погоде, люди, работающие в дюнах, – все, кто имеет опыт работы в песках.

– Понимаю, сэр. "Они – воплощенная сила, лица их крепки, как восточный ветер, они возьмут пески в плен".

– Очень подходящая к случаю цитата, – сказал герцог. – Передай командование лейтенанту. Пусть он сделает краткое сообщение о водной дисциплине, а потом устроит людей на ночь в бараках, примыкающих к посадочному полю. Там им все покажут. И не забудь о людях для Хавата.

– Три сотни самых лучших, сэр. – Он взялся за свой вещмешок. – Где мне найти вас, когда я все сделаю?

– Наверху, в совещательной комнате. Там у нас будет штаб. Я хочу установить новый порядок на планете и начать с создания вооруженных отрядов.

Хэллек, уже собравшийся уходить, замер на месте и посмотрел на герцога.

– Вы ожидаете такого рода неприятностей, сэр? Я думал, что судейство по изменениям находится здесь...

– Сочетая открытую неприязнь и тайные козни, – договорил за него герцог. – Прежде чем мы окончательно утвердимся на этой планете, прольется достаточно крови.

– "И вода, выплеснувшаяся из берегов, превратится в кровь и оросит высохшую землю", – процитировал Хэллек.

– Хорошо, мой господин. – Шрам дрогнул от его усмешки. – Подобно дикому ослу в пустыне, я иду вперед, готовый приступить к моей работе. – Он прошел к центру комнаты, отдавая распоряжения, потом стал торопливо пробираться к выходу.

Лето лишь покачал головой – полный песен, цитат и цветистых фраз, Хэллек всегда был забавен, но, когда дело касалось Харконненов, в нем просыпался убийца.

Лето направился к лифту кружным путем, отвечая на приветствия привычным жестом руки. Он узнал служащего из отдела пропаганды и остановился, чтобы передать ему сообщение, которое должно было быть передано по всем каналам. Те, кто привез с собой жен, захотят узнать, что их жены находятся в безопасности, а также о том, где их найти. Остальным же будет интересно узнать, что большинство местного населения составляют женщины Герцог похлопал служащего по руке, давая понять, что это сообщение нужно передать первым. Он кивал людям, улыбался и говорил им любезности. Люди должны видеть, что ничего не случилось. И только войдя в лифт, герцог облегченно вздохнул: он в безопасности, он наедине с самим собой. Но тут в его голове тревожным рефреном пронеслась мучившая его мысль: "они пытались отнять жизнь у моего сына!"

* * *

Над входом на арракинскую посадочную площадку висела надпись, небрежно вырезанная примитивным инструментом. Муаддиб не раз повторял ее слова впоследствии. А увидел он ее в свою первую ночь на Арраки, когда охрана герцога привезла его на совещание в штаб отца. Слова надписи были обращены к тем, кто покидал планету, но они имели огромный смысл в глазах мальчика, только что находившегося на краю гибели: "О вы, кто знает, как мы здесь страдаем, не забывайте нас в ваших молитвах".

Принцесса Ирулэн.
Сведения о Муаддибе.

– Вся история ведения войн не что иное, как рассчитанный риск, – сказал герцог, – но когда дело касается собственных семей, элементы расчета тонут... в других вещах.

Он понимал, что не сдерживает свой гнев настолько, насколько ему бы это следовало делать. Повернувшись, он зашагал по комнате.

Герцог и Пол были в комнате, пустой и гулкой. Длинный стол, старомодные стулья вокруг него, карта и нагреватель на одном конце стола составляли всю ее обстановку. Пол сел за стол возле карты. Он рассказал отцу о происшествии со снарядом-охотником и предупредил о существующей угрозе со сторон и предателя.

Герцог остановился напротив Пола и ударил кулаком по столу:

– Я тоже рассердился вначале и обвинил Хавата. Но угроза была вне дома – простая, как все гениальное. И она сработала бы, если бы не умение, данное мне тобой и многими другими, включая Хавата.

– Он старик, и в этом все дело. Ему бы следовало...

– Он умудрен большим опытом, – сказал Пол – Сколько ты можешь вспомнить ошибок Хавата?

Лето присел на угол стола и положил свою руку на руку сына.

– Ты повзрослел, сын. Это меня радует. – Он взглянул на Пола. – Хават сам накажет себя. Он выльет на себя такой поток гнева, какой нам с тобой и не снился.

Оглянувшись назад, на белую стену за спиной отца, на блестящую поверхность стола, он вдруг заметил, что руки у него крепко сжаты в кулаки. Пол отвел взгляд. Он посмотрел на темные окна, на открывающуюся за ними черноту. Огни комнаты отражались от балконной ограды. Он разглядел движущиеся силуэты людей, одетых в форму Атридесов.

Дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура Зуфира Хавата. Сегодня он выглядел особенно старым и измученным. Пройдя вдоль стола, Хават остановился прямо напротив герцога.

– Мой господин, – проговорил он, фиксируя свой взгляд на одной точке над головой герцога, – я только что узнал, что подвел вас. Хавату надо подать...

– Послушай, садись и перестань глупить, – оборвал его герцог и указал на стул напротив Пола. – Если ты и сделал ошибку, то только потому, что чересчур высоко оценил Харконненов. Их примитивные умы способны лишь на незамысловатые трюки. Мой сын сообщил мне о том, что с честью вышел из этого испытания лишь благодаря твоим урокам. В этом ты не подвел! – Он постучал по спинке стула. – Садись, тебе говорят!

– Не хочу больше об этом слушать. У нас есть более неотложные дела. Где остальные?

– Я попросил их подождать за дверью, пока я...

– Я знаю, кто мои настоящие друзья, – сказал герцог. – Зови людей.

– Сию минуту, сэр. – Он повернулся на стуле и крикнул в открытую дверь: – Гурни, веди их!

В комнату во главе с Хэллеком вошла группа офицеров. У них были очень серьезные лица. Их сопровождали адъютанты и специалисты. Вошедшие начали шумно рассаживаться по местам.

Он оглядел людей и подождал, пока принесут терпкий, взбадривающий напиток. Отметив про себя усталость, заметную на некоторых лицах, он принял выражение спокойной деловитости и, постучав костяшками пальцев по столу, попросил внимания.

– Итак, джентльмены, наша цивилизация, похоже, столь успешно освоила опыт вторжения, что мы не можем просто повиноваться приказу Империи, не обнаружив, что старые привычки дали богатые всходы.

За столом послышались смешки, и Пол понял, что отец взял верный тон и сказал именно то, что было необходимо сказать, чтобы поднять настроение людей.

– Думаю, прежде всего нам следует поинтересоваться, хочет ли Зуфир что-нибудь добавить к своему отчету о Свободных, – сказал герцог. – Зуфир?

– После моего главного отчета у меня возникло несколько вопросов экономического характера. Но главное, о чем я сейчас хочу сказать, – это то, что Свободные мне кажутся все более подходящими партнерами для сотрудничества с нами. Правда, в настоящее время они выжидают, желая узнать, могут ли они доверять нам, ведь они привыкли действовать в открытую. Они прислали нам в подарок костюмы собственного изготовления и карты некоторых пустынных мест, окруженных укрепленными точками Харконненов. – Хават оглядел собравшихся. – Их данные кажутся мне вполне надежными, к тому же Свободные оказали нам значительную помощь в делах с судейством по изменениям. Они также прислали драгоценности для леди Джессики, спайс, ликер и лекарства. Мои люди как раз сейчас занимаются их обработкой. Похоже на то, что там никаких фокусов нет.

– Вам нравятся эти люди, Зуфир? – спросил один из сидевших.

– Дункан Айдахо говорит, что ими можно восхищаться.

Пол посмотрел сначала на отца, потом на Хавата и спросил:

– У вас есть новая информация о том, как много на планете Свободных?

– По количеству еды и прочим фактам Айдахо установил, что общее число людей на стоянках, которые он посетил, – примерно десять тысяч. Их предводитель говорил, что управляет сьетчем из двух тысяч человек. У нас есть основания полагать, что подобных сьетчей очень много. Все они, похоже, преданы человеку по имени Льет.

– Возможно, это ошибка, сэр. Судя по некоторым данным, можно предположить также, что Льет – это местный парламент.

Один из сидящих за столом задал Хавату еще один вопрос:

– Это правда, что Свободные имеют дело с контрабандистами?

– Когда Айдахо был там, сьетч покидал караван контрабандистов, увозивших с собой на вьючных животных большой груз спайса. Они сказали, что им предстоит восемнадцатидневное путешествие.

– Это означает, что контрабандисты удвоили свою оперативность за этот период смуты, – сделал вывод герцог. – Вот вам и предмет для размышления. Нам не следовало бы проявлять слишком большое беспокойство по поводу кораблей, покидающих эту планету без лицензии, – так делается всегда. Но полностью выпускать их из поля нашего зрения тоже неразумно.

– У вас есть план действий, сэр? – спросил герцога Хават.

– Гурни, я хочу, чтобы вы возглавили делегацию, или посольство, как вам больше нравится, – чтобы наладить контакт с этими бизнесменамиромантиками. Скажете, что я не буду иметь с ними дела до тех пор, пока они не признают мой титул герцога. Хават только что установил, что взятки, которые они давали, и плата людям, помогавшим им в контрабандистских операциях, отнимали у Свободных в четыре раза больше средств, чем полагается по условиям контракта.

– А что, если слухи об этом дойдут до императора? – спросил Хэллек. – Он очень печется о своей выгоде, мой господин.

– Мы будем открыто класть в банк на имя императора десятую часть прибыли и в соответствии с законом взимать с этой суммы налоги. Пусть об этом болит голова у Харконненов. А мы немного потрясем кошельки тех местных, кто разбогател при Харконненах. Больше никаких взяток!

– Прекрасный и юридически законный удар. Хотел бы я видеть лицо барона, когда он об этом узнает.

– Зуфир, ты достал те конторские книги, о которых говорил?

– Да, мой господин. Их, конечно, нужно изучить детально, однако я просмотрел их на скорую руку и уже сейчас могу сообщить некоторые цифры.

– Харконнены получали отсюда десять биллионов солариев каждые триста тридцать стандартных дней.

У всех сидящих за столом вырвался единодушный вздох. Даже молодые адъютанты, чей вид выдавал скуку, выпрямились и обменялись многозначительными взглядами.

– Так просто они от такого богатства не откажутся.

– Итак, джентльмены, – сказал Лето, – не наивно ли после этого ожидать, что Харконнены могут спокойно уехать только потому, что им так приказал император?

– Нам нужно постоянно об этом помнить, – Лето повернулся к Хавату. – Теперь об оборудовании. Что они нам оставили?

– Полный набор – так, по крайней мере, записано в инженерной описи, заверенной судьей по изменениям, мой господин, – ответил Хават. Он протянул руку к адъютанту, и тот передал ему папку, которую Зуфир открыл и положил перед собой на стол. – Только там ни слова не сказано о том, что к непосредственному использованию готово меньше половины оборудования, да и оно находится в сомнительном состоянии. Считайте, что нам повезло, если оно проработает полгода.

– Этого следовало ожидать, – вздохнул Лето. – Каковы твердые цифры по основному оборудованию?

– Около 930 харвестерных фабрик могут быть присланы через несколько дней. В наличии около 6260 орнитоптеров, самолетов-разведчиков, погодонаблюдателей... Карриолов немногим меньше тысячи.

– А не дешевле было бы снова открыть торговлю с Союзом? – сказал Хэллек. – Тогда бы мы получили разрешение вывести на орбиту корабль Союза, чтобы использовать его как спутник определения погоды.

– Мы должны заняться изучением других возможностей, – остудил пыл Хэллека Хават. – Агент Союза, собственно говоря, с нами и не торговался. Он лишь дал понять, что установленная цена для него неприемлема и останется такой вне зависимости от того, каким будет наше развитие. Наша задача узнать, почему это так, прежде чем мы снова с ним свяжемся.

Один из адъютантов Хэллека, повернувшись на своем стуле, выкрикнул:

– Справедливость? – Герцог строго посмотрел на него. – Кто говорит о справедливости? Мы установим свою справедливость. Это будет здесь, на Арраки. Жизнь или смерть! Вы сожалеете о том, что связали с нами свою судьбу?

– Нет, сэр. Вы не можете отказаться от самой богатой планеты во Вселенной, и мне ничего не остается, как следовать за вами. Простите мне мою вспышку, но... – Он пожал плечами. – Каждый может ощутить горечь...

– Горечь – это я понимаю, – сказал герцог. – Но давайте не будем говорить о справедливости, пока у нас есть руки и не отнята свобода ими пользоваться. Может, еще кто-нибудь испытывает горечь? Забудьте о ней! Это совещание – дружеская встреча, каждый может высказать все, что у него на уме.

– Я думаю о том, что у нас нет сторонников в других домах, и о том, как это плохо. Обращаясь к вам, они называют вас воплощением справедливости и клянутся в вечной дружбе, если это им ничего не стоит.

– Они еще не знают, кто окажется победителем, – бывшие или нынешние наместники Арраки, – сказал герцог. – Большая часть домов разбогатела за счет рискованных предприятий. Вряд ли их можно за это винить. – И, словно поставив точку в обсуждении этой темы, герцог обратился к Хавату:

– Мы говорили об оборудовании. Ты не мог бы привести несколько примеров, чтобы лучше ознакомить людей с состоянием механизмов?

Хават кивнул и указал адъютанту на прибор. Крупный проектор был поставлен на стол, недалеко от того места, где сидел герцог. Некоторые из сидящих привстали, чтобы лучше видеть. Пол, подавшись вперед, смотрел на машину на экране. Она была примерно сто двадцать метров в длину и сорок метров в ширину. Ее жукообразное тело свободно двигалось на широких гусеницах.

– Это харвестерная фабрика, или краулер, – начал объяснять Хават. – Мы выбрали для показа наиболее хорошо отремонтированный экземпляр. Этот драглайн с оборудованием прибыл еще с первой бригадой имперского эколога, но работает до сих пор, хотя зачем он сейчас нужен, я не понимаю.

– Если это тот, кого называют "старая мумия", то его бы нужно отправить в музей, – сказал адъютант.

За столом послышались смешки. Но Пол не смеялся. Он серьезно изучал агрегат, и в его уме уже зрел вопрос. Указав на изображение, он спросил:

– Зуфир, существуют ли настолько большие песчаные черви, чтобы проглотить эту штуку?

За столом установилась тишина. Герцог тихонько выругался. Потом подумал: "Нет, здесь они должны знать правду".

– В центре пустыни есть такие черви, которые способны убрать ее за один глоток, – сказал Хават. – Ближе, за Защитной стеной, где работает основная часть сборщиков спайса, достаточно червей, которые могут покалечить ее и сожрать на досуге.

– Почему мы не используем против них защитное поле? – спросил Пол.

– Согласно отчету Айдахо, – ответил Хават, – защитные поля в пустыне опасны. Поле размером с человеческое тело привлечет любого червя за сотни метров вокруг. Похоже на то, что защитное поле провоцирует у червей жажду убийства. Это информация Свободных, в ней нет нужды сомневаться. В сьетче Айдахо не нашел никакого защитного оборудования.

– Было бы весьма трудно скрыть его среди нескольких тысяч людей, – сказал Хават. – Айдахо имел доступ в любое место сьетча, но он не видел никаких полей и никаких намеков на его использование.

– Это странно, – брошенная реплика принадлежала герцогу.

– Харконнены использовали здесь, вне всякого сомнения, большое количество полей, – продолжил Хават. – У них были ремонтные мастерские в каждой гарнизонной деревне, и их отчеты указывали на то, что они неоднократно проводили ремонт защитного оборудования.

– Могут ли Свободные владеть нуль-полями? – спросил Пол.

– Это маловероятно, хотя и возможно в принципе, – ответил Хават.

– Мы бы узнали об этом раньше, – сказал Хэллек. – Контрабандисты, имея тесные контакты со Свободными, не оставили бы без внимания подобного рода изобретение. И они бы не стали препятствовать его распространению за пределами планеты.

– Я не люблю оставлять такие важные вопросы невыясненными, – вмешался в спор Лето. – Зуфир, я хочу, чтобы ты полностью прояснил эту проблему.

– Мы уже работаем над ней, мой господин. Однако Айдахо прав в одном: невозможно ошибиться в отношении Свободных к полям. Он говорил, что поля повергли их в неприкрытое изумление.

– Вернемся к обсуждению спайсового оборудования.

Хават указал адъютанту на проектор. На экране появилось изображение крылатой машины, окруженной человеческими фигурками.

– Это карриол, – сказал Хават, – летающая машина, единственной функцией которой является наполнение богатой спайсом харвестерной фабрики песком в случае появления песчаного червя. Карриолы обеспечивают безопасность фабрики, ведь черви появляются постоянно. Сбор спайса – процесс, который требует как можно более интенсивного поглощения и выброса.

Смех был, пожалуй, чересчур громким. На экране появилось новое изображение.

– Это – универсальные машины, – объяснял Хават. – Их можно использовать для выполнения самых разных работ, например по очистке территорий от пыли и песка. Таких территорий тридцать, и лишь одна из них защищена полем. Возможно, генератор поля имеет недостаточную мощность. Некоторые части этих машин необходимо предохранять от песка и пыли.

– Мне не нравится эта подчеркнутая боязнь полей, – произнес герцог, а про себя подумал "Не в этом ли заключается разгадка тайн Харконненов?" Выходит, мы даже не сможем убежать от кораблей под полями, если они двинутся против нас?" Он тряхнул головой, отгоняя подобные мысли.

– Давайте определим последовательность наших действий. Какова будет наша прибыль?

Хават перевернул несколько страничек в своей папке:

– После определения размеров расходов на ремонт оборудования мы приблизительно установим сумму, которая может быть получена в ходе операции. Согласно данным Харконненов, зарплата и расходы на эксплуатацию составляют четырнадцать процентов Мы должны для начала поднять, когда заменим изношенное оборудование, этот процент до тридцати. Потом повысить там, где представится возможность, прибыль процентов на двенадцать – пятнадцать. – Он сделал небольшую паузу. – Если только мой господин не будет пользоваться методами Харконненов.

– Мы работаем на солидной и постоянной базе, – возразил герцог. – Наша цель – сделать людей счастливыми, особенно Свободных.

– Главным образом Свободных, – согласился Хават.

– Наше благополучие на Каладане зависело от моря и воздушных ресурсов, – продолжил свою мысль герцог – Здесь же мы должны развивать то, что я назвал бы ресурсами пустыни. Сюда могут войти и воздушные ресурсы, а может, и нет – Он покачал головой. – Харконнены полагаются при назначении на ключевые должности на специалистов с других планет. Для нас это не подходит: каждая новая группа людей – лишняя возможность провокации.

– Тогда нам придется довольствоваться гораздо меньшей прибылью и понижением добычи, – сказал Хават – Ведь в этом случае наша продукция за два сезона сократится на треть по сравнению со средней добычей при Харконненах.

– Мы этого ожидали, – возразил герцог. – Нам придется быстрее налаживать контакт со Свободными. До первой проверки СНОАМа мне бы хотелось иметь пять батальонов, набранных из Свободных.

– Это слишком короткий срок, сир, – Хават с сомнением покачал головой.

– У нас вообще немного времени. При первой возможности здесь появятся сардукары, переодетые в форму Харконненов. Зуфир, как ты думаешь, сколько сардукаров может перебросить один корабль?

– Значит, на Арраки их должны встретить пять батальонов Свободных и наши собственные силы. Если бы нам удалось захватить в плен несколько сардукаров и представить их перед Советом ландсраата, обстановка бы сразу изменилась.

Пол посмотрел на отца, потом на Хавата С горечью он подумал о том, как стар стал их ментат, верно служивший трем поколениям Атридесов. Старость. Ее выдавали ревматические жилки вокруг темных глаз, впалые щеки, обветренные экзотическими ветрами, тонкие блеклые губы. Старый человек. А как много от него зависит, подумал Пол прозвучал голос герцога:

– Мы вступили в полосу войн и убийств, – однако мы еще не очистили всю накипь. Зуфир, каково сейчас положение Харконненов?

– Мы отсеяли двести пятьдесят девять их людей, мой господин. Осталось не более трех ячеек Харконненов – человек сто.

– Эти люди – владельцы собственности? – спросил герцог.

– Большинство было хорошо устроено, мой господин.

– Я хочу, чтобы ты получил с них подписку о лояльности. Представь копии судье по изменениям, а потом предъяви им обвинение, что они якобы жили под фальшивыми документами. Конфискуй их собственность, возьми все подчистую. А свои действия объясни тем, что выступал в защиту государственных интересов: эти люди не платят налогов. Все должно быть законно.

– Извините, мой господин, такой поворот событий не мог прийти мне в голову.

Хэллек нахмурился при виде мрачного лица Пола.

"Это неверный шаг, – думал Пол. – Такая мера только ожесточит противника, Этим ничего не добьешься".

– "Я был чужим в чужом краю", – процитировал Хэллек.

Пол пристально посмотрел на него. Почему Гурни вспомнил именно эту строку из библии? Неужели и он не побрезгует ничем, чтобы только разделаться с Харконненами?

Герцог посмотрел в темноту за окном, потом повернулся к Хэллеку:

– Гурни, сколько пескокопателей тебе удалось оставить с нами?

– Двести восемьдесят шесть, сэр. Я считаю, что нам повезло. Каждый из них будет полезен.

– Так мало? – Герцог поджал губы. – Что ж, передай им, что...

Его прервал шум у двери. Мимо охраны торопливо прошел Дункан Айдахо. Склонившись над столом, он что-то прошептал на ухо герцогу.

– Брось, Дункан, говори смело. Здесь военный совет.

Пол изучал Айдахо, отмечая про себя его кошачьи движения и быстроту реакции, что делало его таким серьезным противником в учебных поединках. Темное круглое лицо Айдахо повернулось к Полу, и, хотя взгляд его глубоко сидящих глаз оставался непроницаемым. Пол угадал волнение, спрятанное за маской спокойствия.

– На нас напали всадники Харконненов, переодетые Свободными, Сами Свободные послали к нам гонца, чтобы предупредить о готовящемся нападении. Но те подстерегли посланца Свободных и тяжело его ранили. Мы доставили Свободного сюда, к нашим докторам, но он умер. Мне следовало бы раньше понять, что мы его не довезем, и не доставлять несчастному лишние страдания. Но я хочу обратить ваше внимание на другое. Свободный очень удивился, когда увидел, что я, оказывая ему помощь, попытался убрать спрятанный на его груди нож. – Айдахо бросил взгляд на герцога: – Мой господин! Мне никогда не приходилось видеть такого ножа.

– Думаю, да, – ответил Айдахо, – Нож, молочно-белый, как будто светящийся изнутри. – Дункан сунул руку в разрез туники и вытащил ножны, из которых торчала черная рукоятка.

Голос, донесшийся из открытых дверей, молил и требовал одновременно. Все, как по команде, посмотрели в ту сторону. В дверях, сдерживаемая клинками охранников, стояла высокая фигура, закутанная в балахон. Он полностью скрывал очертания тела человека, лишь в прорезях опущенного капюшона виднелись глаза – темно-синие без белков.

Поколебавшись, охранники опустили клинки. Человек проскользнул в комнату и остановился перед герцогом.

– Это Стилгар, начальник сьетча, где я побывал, предводитель тех, кто предупредил нас о банде Харконненов, – сказал Айдахо.

– Добро пожаловать, – приветствовал вошедшего Лето. – Но почему нельзя вынимать это оружие?

– Ты был у нас, видел обычаи чистоты и чести. Тебе я бы позволил увидеть клинок человека, к которому ты отнесся по-дружески. – Он обвел взглядом остальных присутствующих. – Но других я не знаю. Не загрязнят ли они благородное оружие?

– Я герцог Лето. Вы позволите мне посмотреть клинок?

– Я позволю вам заработать право на то, чтобы вынуть клинок из ножен, – сказал Стилгар и, услышав ропот протеста, поднял худую руку. – Напоминаю, что это кинжал того, кто был вам другом.

В молчаливом ожидании Пол изучал предводителя Свободных. Человек, сидевший рядом, возмущенно прошептал:

– Кто он такой, чтобы диктовать нам, как себя вести на планете Арраки?

– Говорят, что герцог Лето Атридес правит с согласия правящих. Именно поэтому я должен познакомить вас с обычаями свободных племен Арраки, – торжественно произнес Стилгар. – Мы считаем, что те, кто видел наш священный нож, становятся нашими, пополняя ряды Свободных. – Взгляд его темных глаз уперся в Айдахо. – Без нашего разрешения они никогда не смогут покинуть Арраки.

Хэллек и еще несколько человек поднялись из-за стола с выражением неудовольствия. Хэллек сказал:

– Одну минуту, – прервал Хэллека Лето, и всех поразила твердость, с какой это было сказано. А в голове у герцога стояло: "Надо воспользоваться сложившейся ситуацией... надо этим воспользоваться!" Он обратился к Свободному:

– Я ценю и уважаю достоинство любого человека, который уважает мое достоинство, – обратился он к Свободному. – Я в большом долгу перед вами, и я всегда плачу свои долги. Если по вашим обычаям кинжал должен оставаться в ножнах, то таков будет и мой приказ. А если существует ритуал, чтобы воздать должные почести умершему, он будет соблюден.

Свободный внимательно посмотрел на герцога, потом медленно снял капюшон, открыв тонкий нос и рот с полными губами над лоснящейся бородой. Непринужденно склонившись над столом, он плюнул на его блестящую поверхность. Сидящие вокруг стола вскочили с мест, но Айдахо остановил их:

– Спокойно! – Во внезапно возникшей напряженной тишине он продолжал. – Мы благодарим вас, Стилгар, за то, что вы принесли нам в дар влагу вашего тела, и платим тем же. – И Айдахо плюнул на стол – прямо перед герцогом.

– Вспомните, как ценна здесь влага, сэр. Это знак высшего уважения, – чуть слышно промолвил он.

Лето глубже ушел в свое кресло Он поймал взгляд Пола, увидел грустную усмешку на его лице и почувствовал, как напряженность медленно покидает собравшихся по мере того, как до них начинает доходить смысл происходящего.

– Ты оставил много влаги в нашем сьетче, Дункан Айдахо. Ты сделал это из преданности своему герцогу?

– Он просит меня присоединиться к его отряду, сэр, – Айдахо вопросительно посмотрел на герцога.

– Он согласен на взаимную преданность? – спросил Лето.

– Я хочу, чтобы ты решил сам, – Лето был не в силах скрыть своего волнения.

– Я могу пойти с тобой Стилгар, но только при таком условии: со временем ты отпустишь меня обратно к герцогу.

– Ты хорошо дрался и сделал для нашего друга все, что мог, – сказал Стилгар. – Он посмотрел на Лето. – Пусть будет так: человек по имени Айдахо оставляет у себя криснож в знак преданности нам. Его, конечно, нужно будет чистить и соблюдать обряды почитания – Айдахо знает, как это делать. Айдахо Дункан будет и Свободным, и солдатом Атридесов.

– Твоя вода – наша вода, Дункан Айдахо, – уточнил Стилгар условия соглашения. – Тело нашего друга останется здесь; его вода принадлежит Атридесам. Это самая прочная связь между нами.

Лето беспомощно оглянулся на Хавата. Старик с довольным видом кивнул головой.

– Я подожду внизу, пока Айдахо попрощается с друзьями. Покойного звали Турок Помяните это имя, когда для его духа настанет время освобождения. Вы – его друзья.

– Задержитесь ненадолго, – попросил его Лето.

Свободный снова обернулся к нему, привычным жестом возвращая на место капюшон и что-то прилаживая на груди. Это что-то было тоненькой трубочкой, и Пол успел разглядеть ее прежде, чем она скрылась под капюшоном.

– Есть ли причина, по которой мне нужно остаться? – Свободный вопросительно взглянул на герцога.

– Мы бы хотели воздать вам подобающие почести, – ответил герцог.

– Моя честь требует моего присутствия в другом месте. – И бросив взгляд на Айдахо, Свободный проскользнул мимо охраны в дверь.

– Если остальные Свободные ему под стать, то мы с ними договоримся, – сказал герцог.

– От тебя, Дункан, зависит очень многое. Прежде чем на нас нападут сардукары, нам нужно иметь по крайней мере пять батальонов из этих людей.

– Это займет некоторое время, сир. Свободные очень независимы. – Немного поколебавшись, Айдахо продолжал: – И, сир, есть еще одно обстоятельство. Один из наемников, которого мы взяли, пытался украсть кинжал у нашего мертвого друга. Наемник сказал, что Харконнены назначили премию в миллион солариев тому, кто достанет им криснож.

– Нож выточен из зуба песчаного червя, на нем клеймо Свободных. С ним человек с синими глазами может проникнуть в любой сьетч. Им бы следовало перекрасить меня, пока Харконнены меня не узнали. Я не похож на Свободного, но...

– Человек дьявольской хитрости, мой господин, – вмешался в разговор Хават.

– Я понимаю, мой господин. – Айдахо похлопал по вделанному в пряжку ремня передатчику. – Передам сообщение, как только смогу. Зуфир знает мои позывные. – И отдав прощальный салют, он поспешил за Свободным.

Звук шагов Айдахо затих вдали. Лето и Хават, обменявшись понимающими взглядами, улыбнулись друг другу.

– Нам еще многое нужно успеть сделать, сир, – напомнил Хэллек.

– Советую тебе заниматься своими делами, – бросил ему Хават и повернулся к герцогу: – Сообщение о военных базах мне, видно, придется сделать в другой раз, сэр?

– В двух словах, пожалуй, не расскажешь. Среди Свободных ходят слухи, что в период работы испытательной ботанической станции в пустыне Арраки было построено около двухсот таких баз. Предполагается, что все они заброшены, но есть сведения, что перед тем как покинуть, их опечатали.

– Оборудование на них есть? – поинтересовался герцог.

– Ответ на этот вопрос, – сказал Хават, – знает один только Льет.

– Ну зачем так пессимистично, сэр? – возразил Хават. – Мне приходилось слышать, как произносили это имя Свободные – судя по всему, они имели в виду реальное лицо.

– "Да не послужи двум хозяевам", – произнес Хэллек, имитируя изречения из Священного писания.

– Уж кому-кому, а тебе следовало бы это знать, – укорил воина герцог. Хэллек же только улыбнулся ему в ответ.

– А судья по изменениям, имперский эколог Кайнз? – в голосе Лето зазвучала надежда. – Разве он не должен знать, где расположены эти базы?

– Сир, – осторожно напомнил Хават, – этот Кайнз – имперский служащий.

– Который находится очень далеко от императора, – стоял на своем Лето. – Мне нужны эти базы. Там есть оборудование, которое можно снять и использовать для наших рабочих машин.

– Сир, – не выдержал Хават, – по закону эти базы все еще являются владениями Его величества.

– Ты забыл о ветрах, – герцог отнюдь не собирался сдавать свои позиции, – а они здесь такие, что могут разрушить все что угодно. Мы всегда можем сослаться на погоду. Найдите скорее этого Кайнза и узнайте у него по крайней мере, где расположены эти базы.

– По-моему, это рискованно, – не сдавался Хават. – Дункан говорит, что Свободные придают большое значение этим базам, даже не зная толком, существуют ли они в действительности. Мы можем повредить себе в глазах Свободных. Мы можем оттолкнуть их от себя, если займемся этими базами.

Пол оглядел всех присутствующих и заметил, как напряженно они вслушиваются в каждое слово Похоже, что намерение его отца глубоко их встревожило.

– Послушай Хавата, отец, – сказал Пол. – Он говорит правду.

– Сир, – Хават сделал вид, что не услышал реплики Пола, – эти базы могли бы дать нам материал для ремонта всего оставленного нам оборудования, и все же, по стратегическим соображениям, они находятся вне нашей досягаемости. Было бы опрометчиво действовать, не имея точной информации. Этот Кайнз – влиятельный арбитр из империи, мы не должны этого забывать. И Свободные от него зависят.

– Тогда проделайте все помягче. Я хочу только знать, существуют ли эти базы.

– Как пожелаете, сир, – Хават сел и опустил глаза.

– Что ж, хорошо, – герцог начал подводить итоги – Мы знаем, что нас ждет впереди. Работа. Мы к ней готовились, и у нас есть некоторый опыт. Мы знаем, какова награда, альтернатива тоже достаточно ясна. Каждый из нас знает свои задачи – Он посмотрел на Хэллека – Ты, Гурни, прежде всего займись контрабандистами.

– "Я пойду к повстанцам, обитающим в пустынных землях", – пропел Хэллек.

– Когда-нибудь я постараюсь поставить этого доблестного воина в такое положение, что он не сможет подобрать ни одной цитаты, а без них он все равно что голый, – пошутил Лето.

Послышались смешки, но Пол уловил в них некоторую натянутость.

– Подготовь на этом этаже службы и коммуникации, Зуфир. Когда сделаешь это, доложишь мне.

Хават встал и, оглядев присутствующих, пошел к выходу. Остальные суетливо задвигались, гремя стульями, стараясь скрыть за этой торопливостью свое смущение.

"Все закончилось смятением", – подумал Пол, следя за тем, как выходит последний человек. Раньше заседания штаба заканчивались иначе.

Впервые Пол позволил себе задуматься над реальной возможностью поражения – не из-за страха или предупреждения Преподобной матери, но ради объективной оценки реальности.

"Мой отец в отчаянном положении, – думал он – Дела для нас складываются не очень хорошо. И Хават, – Пол вспомнил, как старый ментат вел себя на совещании, – не уверен, колеблется, проявляет признаки тревоги. Хават чем-то глубоко взволнован".

– Тебе лучше провести остаток ночи здесь, сын, – сказал герцог. – Скоро уже рассвет. Я сообщу об этом твоей матери. – Медленно и устало он поднялся на ноги. – Почему бы тебе не составить несколько стульев и не отдохнуть?

Герцог сложил руки за спиной и начал медленно прохаживаться вдоль стола.

– Ты собираешься обсудить с Хаватом возможность предательства?

Герцог остановился перед сыном и проговорил, глядя в окно:

– Похоже, что старуха верит в то, что говорит, – сказал Пол – И записка, полученная матерью.

– Предосторожности приняты, – отрезал герцог.

Он оглядел комнату, и Пол увидел охотничий огонек, зажегшийся в его глазах.

– Оставайся здесь. Я должен обсудить с Зуфиром кое-какие вопросы.

Он повернулся и, кивнув охране у дверей, вышел из комнаты.

Пол пристально смотрел на то место, где только что стоял отец Оно опустело еще до того, как герцог ушел И Полу вспомнилось пророчество старой женщины:

"... Для твоего отца уже ничего нельзя сделать".

* * *

В тот первый день, когда Муаддиб шел со своими родителями по арраки неким улицам, некоторые из встреченных им людей, вспоминая легенды и пророчества, кричали ему вслед "Муад!" Но в их криках слышался скорее вопрос, нежели утверждение, ибо пока они могли только надеяться на то, что он является предсказанным Лизаном ал-Гаибом. Их внимание было приковано и к его матери, потому что они слышали о том, что она была Бене Гессерит, и для них было ясно, что она похожа на других Лизан ал-Гаибов.

Принцесса Ирулэн.
Сведения о Муаддибе.

Когда герцог нашел Хавата в указанной ему охраной комнате, тот был один. В соседнем помещении, где устанавливалось оборудование, стоял шум, в комнате же, которую занимал Хават, было тихо. Пока Хават поднимался из-за заваленного бумагами стола, герцог огляделся. Зеленые стены. Три кресла вокруг стола. На каждом из них красное пятно – след, оставшийся от поспешно стертой с них буквы "х".

– Кресла очищены и вполне безопасны, – сказал Хават. – Где Пол, сэр?

– Я оставил его в совещательной комнате. Надеюсь теперь, когда я его не смущаю, он сможет немного отдохнуть.

Хават кивнул, подошел к двери, закрыл ее, и шум сразу стих.

– Зуфир, я все думаю о запасах спайса империи и Харконненов.

Хават попытался что-то объяснить, но герцог остановил его:

– Оставим в покое запасы императора. Думаю, он был бы втайне рад, если бы Харконнены пришли в замешательство. Как ты считаешь, будет ли барон заявлять протест, если разрушить нечто такое, что он не сможет признать своим открыто?

– Займи у Айдахо. А может быть, кому-нибудь из Свободных доставит удовольствие прогулка по планете?

– Как скажете, мой господин. – Хават отвернулся. Видя, что старик нервничает, герцог подумал: "Возможно, он подозревает, что я ему не доверяю. Должно быть, он знает, что я имею информацию о предательстве. Что ж, лучше всего попробовать успокоить его".

– Зуфир, поскольку ты один из немногих, кому я могу доверять безусловно, мы должны немедленно обсудить еще один вопрос. Мы оба знаем, какими бдительными нам нужно быть, чтобы помешать предателям проникнуть в наши ряды... но у меня есть два новых сообщения.

Хават обернулся и посмотрел на герцога. Лето повторил рассказанное Полом. Но услышанная информация не ввергла ментата в состояние напряженной сосредоточенности, а лишь усилила его волнение.

– Ты что-то скрываешь, старина. Мне следовало бы понять это тогда, когда ты так нервничал на совещании штаба. Что же это такое, о чем нельзя было сообщить на заседании штаба?

И без того узкие губы Хавата вытянулись в узкую ниточку; на его лице четче обозначились глубокие морщины:

– Мой господин, я не знаю, как об этом сказать.

– Зачем нам хитрить друг с другом? Ты ведь знаешь, что со мной можно говорить обо всем, Зуфир.

Хават продолжал смотреть на герцога, думая про себя: "Вот таким я люблю его больше всего. Он человек чести и заслуживает того, чтобы до конца рассчитывать на мою преданность и усердие. Почему я должен причинить ему боль?"

– Все дело в клочке записки. Мы отобрали ее у курьера Харконненов. Она была предназначена для агента по имени Парди. У нас есть веские причины считать, что Парди – руководитель здешней агентурной сети Харконненов. Записке, конечно, можно придавать большое значение, а можно считать ее никчемной. Все зависит от того, как ее воспринимать.

– Клочка записки, мой господин. Она была сделана на пленке, и к ней, как обычно, была привязана капсула со взрывчатым веществом. В наши руки попал лишь клочок пленки, однако важный.

– В ней говорится: "... Его никогда не станут подозревать, и когда на него обрушится чей-либо удар, одного этого будет достаточно, чтобы его уничтожить". На записке была собственная печать барона, я ее узнал.

– Твои подозрения не лишены оснований, – в тоне герцога Хават внезапно почувствовал холодок отчуждения.

– Я бы скорее дал отрезать себе руки, чем причинить вам боль, господин, но что, если...

– Леди Джессика?! – гневно вскричал Лето, не дав Хавату договорить. – Неужели ты не мог выудить правду у этого Парди?

– К несчастью, Парди уже не было в живых, когда мы перехватили курьера. Курьер же, я в этом уверен, не знал, что нес.

Лето встряхнул головой: "Как все это отвратительно! Ничего подобного быть не может – я знаю свою женщину".

– Мы не можем оставить этот факт без внимания, мой господин.

– Она со мной шестнадцать лет! У нее было бесчисленное число возможностей для того, чтобы... Ты сам изучал школу Бене Гессерит и Джессику.

– Как уже известно, факты могут проходить мимо меня.

– Говорю тебе, что это невозможно. Харконнены хотят уничтожить род Атридесов, включая и Пола. Они уже однажды пытались, Может ли мать замышлять что-то против сына?

– Возможно, против собственного сына она не действует. А вчерашняя попытка могла быть хитрым трюком.

– Сир, леди Джессика утверждает, что ее родители ей неизвестны. А что, если она сирота и сиротой ее сделали Атридесы?

– Она могла бы начать действовать давным-давно. Подсыпать яд в мое питье... вонзить ночью стилет... У кого как не у нее были такие возможности?

– Харконнены хотят уничтожить вас, мой господин. В их намерения входит не только убийство. Вендетта должна быть настоящим искусством.

Плечи герцога поникли. Он закрыл глаза, почувствовав себя старым и усталым. "Этого не может быть. Женщина открыла мне свое сердце".

– Можно ли придумать лучший способ уничтожить меня, чем посеять во мне подозрения к той, которую я люблю?

– Я думал об этом, – сказал Хават, – и все же...

Герцог открыл глаза и посмотрел на Хавата: "Пусть он подозревает. Подозрения – это по его части. Может быть, если я притворюсь, что поверил в это, тот, другой, станет менее осторожным".

– Постоянное наблюдение с этой минуты, мой господин. Она должна быть под надзором в любое время суток. Я прослежу за этим. Айдахо был бы идеальным человеком для подобной работы. Может быть, через неделю нам удастся заполучить его обратно. В его отряде есть один юноша, обученный нами настолько хорошо, что он мог бы служить идеальной заменой Айдахо у Свободных. Он искушен в делах дипломатии.

– Возможно, надо посоветоваться с доктором Уйе.

"Что ж, по крайней мере, на это я могу рассчитывать", – подумал герцог. Потом он сказал:

– Я немного пройдусь. Если понадоблюсь, буду где-нибудь поблизости.

– Мой господин, прежде, чем вы уйдете, я хотел бы, чтобы вы взглянули на фильмокнигу. Это приблизительный анализ религии Свободных. Еще просили меня сделать об этом сообщение.

– Конечно, можно, мой господин. Но вы спрашивали, что означает слово Муад, которое выкрикивали люди на улице при виде молодого господина.

– Да, сэр. У Свободных есть легенда о том, что к ним явится лидер, ребенок Бене Гессерит, и поведет их к истинной свободе.

Хават протянул герцогу капсулу с книгой. Тот взял ее и опустил в карман:

Герцог глубоко вздохнул и вышел. Очутившись в коридоре, он повернул налево и пошел, не разбирая дороги. Мелькали лестницы коридоров, балконы, холлы. Встречные люди приветствовали его и уступали ему дорогу. Герцог торопился в совещательную комнату.

Он нашел ее погруженной в темноту, а Пола – спящим на стуле.

Сын был укрыт робой охранника, а под его головой лежал какой-то грязный тюк. Осторожно, чтобы не разбудить мальчика, герцог прошел через комнату на балкон и оглядел посадочное поле. Охранник, стоявший в углу балкона, узнал его в полутьме и встрепенулся, ожидая приказаний.

– Вольно! – отдал команду герцог и прислонился к холодному металлу балконной решетки.

Пустыня была окутана предрассветной тишиной. Неподвижные звезды над его головой сверкали на темно-голубом небе. Над южным горизонтом сквозь тонкую дымку проглядывала полная луна. Свет ее казался откровенным и циничным.

Пока он так стоял, наблюдая, луна скользнула за пики Защитной стены, и, оказавшись во внезапно сгустившейся темноте, герцог ощутил озноб и вздрогнул.

"Харконнены все время мешают мне, травят меня, охотятся на меня, – подумал он. – Назойливые дряни с полицейскими усмешками! Здесь я стою на своих ногах!" Рука его бессознательно потянулась к эмблеме на тунике.

На востоке возникли светящиеся полоски, потом образовались просветы, заставившие померкнуть звезды. Началось торжественное шествие зари.

Она была так красива, что Лето забыл обо всем: есть вещи, не поддающиеся описанию.

Он никогда не думал, что здесь можно встретиться с подобной красотой.

– Прекрасное утро, сир, – сказал за его спиной охранник.

Герцог кивнул, размышляя про себя: "Возможно, эта планета станет домом для моего сына".

Потом Лето увидел человеческие фигуры, движущиеся по цветочному полю. Это были собиратели росы. Вода здесь так ценна, что собирать приходилось даже росу.

Но свободен ли будет этот дом? – И радостное парение его души сменилось горечью несбывшихся надежд.

* * *

– Пол, то, что я думаю, ужасно, но я должен это сделать.

Он стоял возле портативного аудиоскупера, принесенного в совещательную комнату к их завтраку. Чувствительная ручка прибора мягко зависла над столом, напоминая Полу некое таинственное, ныне вымершее насекомое.

Внимание герцога было приковано к окнам, выходившим на посадочное поле, за которыми клубилась пыль Перед мальчиком на фоне утреннего неба стоял аппарат с фильмом о религиозных обрядах Свободных, снятым одним из экспертов Хавата Пол обнаружил, что воспоминание о себе волнует его – Муад! Лизан ал-Гаиб!

Закрыв глаза, он вспомнил крики толпы "Так вот на что они надеются", – подумал он И еще он вспомнил, как назвала его старая Преподобная мать – "Квизатц Хедерах". Воспоминания пробудили в нем чувства, связанные с ужасной целью – способствовать гибели этого ужасного мира, наполненного непонятной ему недружелюбностью.

– Отвратительно! – внезапно произнес герцог.

– О том, что Харконнены думают, будто смогут обмануть меня, посеяв недоверие к твоей матери. Они не знают, что скоро я перестану доверять самому себе.

Лето опять взглянул в окно – белое солнце находилось на том самом месте, где ему было положено находиться по утрам.

Негромко и неторопливо, чтобы не выдать обуревавшие его чувства, герцог рассказал мальчику о записке.

– Вы могли и меня ввести в заблуждение, – сказал Пол.

– Они должны думать, что им это удалось, – ответил герцог – Все должно выглядеть естественно Даже твоей матери не следует знать об этой хитрости.

– Чтобы не спровоцировать ее на ответное действие – она способна на высший акт! На карту поставлено слишком многое Я надеюсь выкурить предателя из его норы Пусть они пока считают, что меня удалось обмануть.

– Почему вы мне рассказываете об этом? Ведь я могу выдать вас!

– Ты – единственный, за кем сейчас не будут следить И ты будешь держать все в тайне Ты должен – Герцог подошел к окну и, не глядя на сына, проговорил: Но если со мной что-то случится, ты можешь открыть ей правду я никогда в ней не сомневался Я хочу, чтобы она об этом знала.

Пол смотрел на отца и видел, что он смертельно устал Усталость жила в повороте его головы, в сутулости плеч, в катастрофической замедленности движений.

– Да, устал, – согласился герцог, – морально устал Процесс упадка Великих домов затронул в конце концов и меня А когда-то мы были очень сильны.

Герцог повернулся к сыну, и тот увидел темные круги под его глазами, циничная усмешка искривила губы Лето.

– Мне следовало бы жениться на твоей матери, сделать ее герцогиней. Но... мое холостяцкое положение оставляло надежду некоторым домам, имеющим дочерей, на союз с ними. – Он пожал плечами. – Так что я...

– Ничто не приносит предводителю такого расположения подчиненных, как бравада, – сказал герцог, – и я старался казаться бесшабашным.

– Ты хорошо знаешь дело, – запротестовал Пол. – Ты хороший руководитель. Люди охотно следуют за тобой, любят тебя.

– Мои пропагандистские отряды – одни из лучших, – герцог опять отвернулся к окну. – Здесь, на Арраки, у нас большие возможности, чем может предполагать Империя. И все же я иногда думаю, что для нас было бы лучше, если бы мы отступили. Иногда так хочется просто раствориться среди этих людей, стать менее заметным.

– Да, я устал. А тебе известно, что мы используем остаток спайса в качестве сырья и имеем уже собственную фабрику по производству пленки?

– Мы не можем оставаться без пленки, – речь герцога стала торопливой. Он словно боялся, что не успеет рассказать Полу все, что нужно, – помимо всего, как бы иначе мы смогли снабдить информацией периферию?! Люди должны знать, как я хорошо ими управляю. Как же они об этом узнают, если мы сами не скажем им?

– Вам нужно отдохнуть, – взволнованно произнес Пол.

– У Арраки есть еще одно, главное, преимущество, о котором я чуть было не забыл упомянуть. Этот спайс – он здесь везде. Им дышишь, его ешь, он почти во всем. И мне кажется, что он создает некоторый иммунитет против самых распространенных ядов. Арраки – безводная планета, и вода здесь – источник жизни. Необходимость контролировать расходование каждой капли бесценной влаги ставит все производство спайса на Арраки под строжайший контроль. Но спайс – не только ключ к получению огромных богатств, он одновременно необходим и как условие выживания – он спасает народы Арраки от истребления. Населением Арраки нельзя рисковать, более того, его приходится защищать от опасности, исходящей как изнутри, так и извне. Ведь большая часть населения планеты занята добычей спайса, который существует только на Арраки. Таким образом, Арраки делает нас, ее правителей, безупречными в моральном и этическом отношениях.

Пол начал было говорить, но герцог прервал его:

– Мне необходимо было кому-то все это высказать, сын. – Он вздохнул, снова посмотрел на сухой ландшафт, с которого теперь исчезли даже цветы – затоптанные сборщиками росы, они увяли под ранним солнцем.

– На Каладане мы правили, опираясь на мощь моря и воздуха, здесь мы должны использовать мощь пустыни. Это то, что ты получаешь в наследство, Пол. Что станет с вами, если что-то случится со мной? Твоему дому тогда не будет угрожать медленное и угрюмое угасание, падение его будет стремительным, вас с матерью начнут преследовать. И тогда останется единственное спасение – бегство.

Пол сглотнул, подбирая слова, но ничего не приходило в голову. Он никогда не видел своего отца настолько упавшим духом.

– При попытке удержать Арраки, – продолжал герцог, – неизбежно встанет вопрос о сохранении славного имени нашего рода. – Он указал в окно на знамена Атридесов, безжизненно свисающие с флагштоков, установленных по краям посадочного поля. – Ничьи дьявольские козни не должны запятнать эти гордые и честные знамена.

Горло у Пола пересохло От слов отца веяло такой безысходностью, таким фатализмом, что мальчик почувствовал себя опустошенным.

Герцог достал из кармана возбуждающую таблетку и проглотил ее, не запивая.

– Власть и страх, – сказал он, – вот инструменты управления государством. Надо приказать, чтобы тебя усиленно обучали искусству ведения партизанской войны А фильм в случае крайней необходимости ты смог бы сыграть и на этом.

Пол смотрел на отца, по мере действия таблетки его плечи расправлялись. Но полные страха и сомнения.

– Что-то задерживает эколога, – пробормотал герцог. – Я велел Зуфиру поторопить его.

* * *

Однажды мой отец, падишах-император, взял меня за руку, и я, вспомнив то, чему научила меня мать, почувствовала, что он не спокоен. Отец повел меня в портретную галерею и остановился перед полотном, на котором был изображен герцог Лето Атридес. Я заметила между ними – моим отцом и человеком на портрете – большое сходство У обоих были благородные худощавые лица с острыми чертами. Но больше всего меня поразили их глаза, одинаково холодные и величественные. "Дочь, – сказал мне отец, – я хотел бы, чтобы ты была старше, когда для этого человека наступит время выбирать себе женщину". Моему отцу тогда было семьдесят лет, хотя он выглядел не старше человека на портрете, а мне – всего четырнадцать, но я до сих пор помню, о чем подумала в то мгновение, мой отец втайне желает иметь герцога своим сыном и ненавидит политическую необходимость, вынуждавшую их быть врагами.

Принцесса Ирулэн.
В доме моего отца.

Первая встреча с людьми, которых ему было приказано предать, потрясла доктора Кайнза. Он гордился тем, что был ученым, для которого легенды были лишь любопытными гипотезами, возможными путями к познанию сущности культур. Но мальчик так удивительно соответствовал древнему поверью, особенно его вопрошающие глаза и сдерживаемая искренность, характерная для его облика.

В легенде, конечно, не содержалось четких указаний на то, когда Матьбогиня приведет мессию или предоставит ему возможность действовать. И все же между предсказанием и появившимися на планете людьми существовала странная согласованность.

Они встретились в самый разгар утра за административным зданием посадочного поля. Стоящий неподалеку топтер без опознавательных знаков тихонько гудел, как некое дремлющее насекомое. Возле него с обнаженным клинком, огражденный защитным полем, стоял охранник Атридесов.

С усмешкой посмотрев на защитное поле, Кайнз подумал: "Арраки готовит для них сюрприз".

Планетолог поднял руку, давая знак своим охранникам Свободным отступить. Сам он прошел вперед, ко входу в здание. Его внимание привлекло движение по ту сторону входа, он остановился и расправил складку стилсьюта, образовавшуюся на левом плече.

Входная дверь распахнулась Из нее вышли люди, вооруженные пистолетами, ножами и защитными полями. За ними следовал смуглый высокий человек с ястребиным лицом и темными волосами. На нем был плащ с эмблемой Атридесов на груди. Ему, видимо, был непривычен этот вид одежды. С одной стороны плащ прилип к закрытой стилсьютом ноге, и это сковывало его движения.

Рядом с мужчиной шел юноша с такими же темными волосами, но с более круглым лицом. Кайнз знал, что ему пятнадцать лет, но выглядел он младше. Тем не менее в его фигуре чувствовалась властность и уверенность в себе, словно ему было известно нечто, неведомое всем остальным. На нем был такой же плащ и стилсьют, как и на отце, но юноша чувствовал себя в них спокойно и непринужденно, как будто подобная одежда была ему давно знакома.

Кайнз покачал головой, думая про себя: "Они всего лишь люди".

Вместе с ними вошел еще один, кого Кайнз сразу узнал – Гурни Хэллек: этот человек поучал его, как вести себя с герцогом и его наследником. Кайнз глубоко вобрал в себя воздух, усмиряя поднявшееся в нем негодование: "Очень скоро они узнают, кто истинный хозяин на Арраки" Они хотели знать все о спайсе, а также о базах. И было очевидно, что о базах им сообщил Айдахо. "Я заставлю Стилгара послать голову Айдахо этому герцогу", – подумал Кайнз.

Свита герцога была теперь в нескольких шагах. Слышно было, как хрустел песок под их ногами.

Кайнз поклонился, приветствуя подходивших Его одинокая фигура привлекла внимание Лето, и тот с интересом присмотрелся к нему: высокий, худой, в костюме для открытой пустыни и башмаках; откинутый на спину капюшон оставлял открытыми рыжеватые волосы и редкую бородку. Бездонные синие глаза устремлены на герцога из-под нависших бровей.

– Мы здесь предпочитаем употреблять старые термины, – возразил Кайнз. – Я – планетолог.

– Я буду называть вас так, как вы привыкли, – сказал Лето и повернулся к сыну. – Это – арбитр, судья по изменениям, поставленный следить, подчиняется ли местное население властям. – Он посмотрел на Кайнза. – А это мой сын.

– Меня принимают и в сьетче, и в деревне. Но я – имперский планетолог, на службе у Его величества.

Уверенный тон этого человека произвел на Пола благоприятное впечатление. До этого он видел Кайнза в бинокль из окна административного здания, и он показался мальчику излишне чопорным.

– Странная манера... – шепнул Полу Хэллек. – Ни слова лишнего, никаких неточностей: говорит, как пишет.

Герцог, услыхав эти слова, негромко произнес:

Пол почувствовал в Кайнзе сильную личность... "Это – человек, рожденный повелевать", – подумал он.

– Насколько я понимаю, это вы позаботились о стилсьютах и плащах для нас? – обратился к Кайнзу герцог.

– Надеюсь, они хорошо подошли, мой господин, – ответил ему Кайнз. – Они были изготовлены Свободными в срок, который определил ваш человек – Хэллек.

– Мне сказали, что вы не сможете взять нас в пустыню до тех пор, пока мы не наденем эти доспехи, – сказал герцог.

– Мы не сможем взять с собой достаточное количество воды, хотя наше сегодняшнее путешествие в пустыню и не будет долгим. Стилсьюты сохранят влагу вашего тела от испарения. Что касается остальных мер вашей безопасности, то дела обстоят следующим образом: сверху вас будет прикрывать эскорт сопровождения. Он будет находиться в поле вашего зрения. Снизу защиты не будет: маловероятно, что мы подвергнемся нападению в этом направлении. – Кайнз пристально посмотрел в лицо герцога, видя перед собой плоть, насыщенную водой, и холодно проговорил: – На Арраки не принято говорить о неприятности – здесь говорят о ее возможности.

– Герцогу нужно говорить "мой господин" или "сир"!

– Оставь, Гурни! Им еще незнакомы наши обычаи.

– Как вам будет угодно, сир, – пробормотал Хэллек.

– Мы у вас в долгу, доктор Кайнз, – сказал Лето, – Вы понесли большие расходы на подготовку этой экспедиции. Они не будут забыты.

Пол, повинуясь безотчетному импульсу, отчетливо произнес:

Внезапно свободные из охраны Кайнза бросились к нему:

Кайнз повелительным жестом вернул их на место. Они отошли, возбужденно переговариваясь между собой. Кайнз сказал:

– Не обращайте на них внимания – жители пустыни очень суеверны.

Однако он тоже вспомнил слова легенды: "Они будут приветствовать тебя словами священного писания, а твои дары станут для тебя благоденствием".

Внезапно Лето понял, почему Хават, давая ему краткое описание Арраки, отозвался о Кайнзе более чем сдержанно, подчеркивая тем самым, что он не доверяет этому человеку: Кайнз был Свободным. Его манеры отличали в нем гордого человека, привыкшего к свободе, и в речи своей, и в языке он руководствовался только собственными заключениями. Заданный напрямую вопрос Пола был наивен и бестактен: Кайнз, имперский планетолог, был аборигеном. Вот почему он взял охрану из своих людей. Но, с другой стороны, этот факт мог и не таить в себе никакой угрозы. Просто Свободные Арраки хотели удостовериться в том, до каких пределов простирается их новая свобода. Охрана производила впечатление надежной.

– Не пора ли нам отправляться, сир? – спросил Хэллек.

– Я полечу в моем собственном топтере, Кайнз может сесть рядом со мной, чтобы указывать дорогу; ты и Пол займете задние сиденья.

– Одну минуту, – остановил Кайнз герцога. – С вашего разрешения, я должен проверить исправность ваших костюмов.

Герцог хотел было возразить, но Кайнз настаивал:

– Я забочусь не только о вас, но и о себе... мой господин. Мне хорошо известно, чего следует опасаться, пока вы оба находитесь на моем попечении.

Герцог нахмурился: "До чего неприятный момент! Если я откажусь, то могу его обидеть. А он может оказаться именно тем человеком, который нам нужен. Но... пустить его внутрь моего защитною поля, разрешить касаться меня, когда я так мало его знаю?.."

– Мы к вашим услугам, – сказал, наконец, герцог и распахнул свой плащ. Он видел, как Хэллек весь подобрался, готовый ринуться вперед. – И раз уж вы так добры, то я попросил бы вас рассказать мне об устройстве этого костюма.

– Охотно, – сказал Кайнз и, расстегнув застежку на плече герцога, приступил к объяснениям: – В его основе лежит высокоэффективный и многослойный фильтр и теплообменная система. Внутренний пористый слой обеспечивает нормальный процесс испарения, охлаждающий тело. Два следующих слоя содержат волокна теплообмена и охлаждения солей.

Не прерывая объяснений, Кайнз поправил складку на груди и проверил застежку под мышками.

– Работа органов дыхания обеспечивается с помощью насоса. Регенерированная вода скапливается в специальном резервуаре, откуда подводится по трубке к зажиму у шеи.

– Великолепная конструкция, – похвалил герцог.

Кайнз встал на колени, чтобы осмотреть зажимы на ногах.

– Моча и кал подвергаются переработке в набедренных емкостях. – Он встал и еще раз проверил шейный секционный клапан. – Когда вы находитесь в открытом пространстве пустыни, вот этот фильтр закрывает ваше лицо, а эта носовая трубка предохраняет от горячего воздуха: вдыхаете через ротовой фильтр, выдыхаете через носовую трубку.

Нажав пальцами на подушечку фильтра, Кайнз сказал:

– Если она вас беспокоит, то скажите. Я подгоню ее получше, чтобы не терло.

– Очень вам признателен, – сказал герцог, чувствуя, что костюм теперь сидит лучше и не так раздражает его, как вначале.

"Хороший он человек, но ему следовало бы поучиться почтительному обращению", – подумал герцог.

Пол безучастно смотрел, как Кайнз осматривает его стилсьют. Когда Пол его надел, у него было странное чувство, что каждая деталь ему знакома, хотя он заведомо знал, что никогда не носил такого костюма.

Кайнз выпрямился и отступил с озадаченным выражением на лице.

– Никто Это... казалось само собой разумеющимся.

Кайнз задумчиво потер щеку, вспоминая слова легенды; "Он будет знать ваши обычаи, как будто был рожден для них".

– Мы теряем время, – сказал герцог. Он направился в сторону корабля, кивком головы отвечая на приветствие охраны. Поднявшись в него, он пристегнул ремни, проверил управление и приборы Судно заскрипело, когда в него стали забираться остальные.

Кайнз пристегнул ремни и сосредоточил внимание на внутренней отделке судна – роскошная серо-голубая обивка, сверкающие приборы, ощущение чистого и профильтрованного воздуха. Дверцы мягко захлопнулись, и заработала вентиляция.

– Все в полном порядке, сир, – сказал Хэллек.

Лето включил мотор и почувствовал, как дрогнули и зарылись в воздух крылья. Корабль поднялся на десять метров.

– Правьте к юго-востоку над Защитной стеной, – сказал Кайнз. – Я велел специалисту сосредоточить там свое оборудование.

Герцог развернул корабль, а все остальные суда заняли охранную позицию.

– Оформление и материал этих костюмов говорят о прекрасной приспособляемости.

– Как-нибудь я вам покажу сьетч-фабрику, – сказал Кайнз.

– Это было бы очень интересно, – сказал герцог. – Я заметил, что подобные костюмы производятся также и в некоторых гарнизонных городах.

– На Дюне любой человек, дорожащий своей шкурой, носит костюм Свободных.

– Это правда, что человек в этом костюме теряет лишь один глоток в день?

– Когда костюм хорошо подогнан, то влага в основном теряется через ладони, – сказал Кайнз. – Если руки не нужны для работы, то можно носить перчатки, но большая часть Свободных в пустыне протирает руки соком листьев креозотового куста Это тоже препятствует испарению.

Герцог посмотрел налево, на неровный силуэт Защитной стены.

Кайнз сидел, откинувшись на спинку сиденья, и думал о плоти, полной воды, которую он ощущал под костюмами своих спутников Поверх плащей они носили защитные пояса, на груди – пулевое оружие. И у герцога, и у его сына на запястьях висели ножны с ножами, причем ножны имели довольно потертый вид. Эти люди поразили Кайнза странным сочетанием мягкости и чрезвычайной настороженности. Это делало их полной противоположностью Харконненов.

– Когда вы будете сообщать императору об изменении здесь правительства, дадите ли вы ему знать, что мы изучаем законы экологии? – спросил Лето.

Он посмотрел на Кайнза и снова перенес внимание на приборы.

– Харконнены пришли, вы ушли. То есть наоборот.

– И все-таки, как должно быть? – спросил герцог.

На какое-то мгновение мускулы вокруг рта Кайнза напряглись.

– Как планетолог и судья по изменениям я подчиняюсь непосредственно Империи...

– Но истинное положение вещей известно нам обоим.

– Напоминаю вам, что Его величество одобряет мою работу.

В наступившем молчании Пол подумал: "Отец слишком уж давит на этого Кайнза". Он посмотрел на Хэллека, но тот пристально разглядывал ландшафт внизу.

– Вы имеете в виду мои обязанности планетолога?

– Они состоят главным образом в проведении ботанических и биологических работ... а также отчасти геологических – бурение и пробы. Никогда нельзя полностью исчерпать возможности планеты.

Кайнз обернулся, и Пол заметил жесткую складку у его рта.

– Не забывайте, Кайнз, о том, что теперь это мое владение. Мои методы отличаются от методов Харконненов Я не возражаю против исследований в области спайса, при условии, что мне станут известны результаты – Он посмотрел на планетолога. – Харконнены одобряли изучение спайса, не правда ли?

Кайнз откинулся на спинку кресла, не отвечая.

– Вы можете говорить прямо, не боясь за свою жизнь, – сказал герцог.

– Во всяком случае. Имперский суд находится достаточно далеко, – пробормотал Кайнз, подумав про себя: "Чего хочет от меня этот захватчик воды? Неужели он считает, что мы такие дураки, что захотим заручиться его поддержкой?"

– Похоже, вы не считаете нас отличными от Харконненов.

– Я читал пропаганду, которой вы наводнили сьетчи и деревни, – сказал Кайнз. – Любите вашего герцога! Ваши тела...

Оторвавшись от окна, он подался вперед Пол положил руку ему на плечо.

– Гурни! – сказал герцог и оглянулся. – Этот человек слишком долго находился под властью Харконненов.

– Ваш человек, по имени Хават, хитер, но предмет его занятий достаточно скучен, – сказал Кайнз.

– Они – собственность императора, – коротко ответил Кайнз.

– Арраки могли бы стать Эдемом, если бы ее правители интересовались хоть чем-нибудь, кроме спайса.

"Он не ответил на мой вопрос", – подумал герцог. Вслух он сказал:

– Как сможет планета стать Эдемом без денег?

– Что толку в деньгах, если на них нельзя купить услуги, в которых вы нуждаетесь? – возразил Кайнз.

– Мы обсудим этот вопрос попозже. А теперь, как мне кажется, мы приближаемся к краю Защитной стены. Мне нужно держаться того же курса? – спросил герцог.

Пол посмотрел вниз. Разбитая земля уступила место бесплодной каменистой пустыне. За выступами твердых пород уходили к горизонту дюны, а вдали чернели пятна, говорившие о чем угодно, только не о песках. Возможно, крупные выступы черных пород. Пол не мог разглядеть этого в жарком воздушном мареве.

– А там есть какая-нибудь растительность? – спросил Пол.

– Кое-какая, – ответил Кайнз. – Эта зона – большая часть территории, где живут те, кого мы называем "мелкими водными посетителями". Они приспособились совершать друг на друга набеги с целью отнимать драгоценную воду и моментально заметать за собой следы. Отдельные участки пустыни полны жизни. Но все живое знает, как выжить в этих местах. Окажись там вы, вам бы пришлось приспособиться или погибнуть.

– Вы хотите сказать – красть воду друг у друга? – спросил Пол. Эта мысль казалась ему чудовищной, и голос выдал его волнение.

– И это тоже, – сказал Кайнз. – Но я имел в виду другое. Видите ли, мой климат требует другого отношения к воде. Нужно знать о воде все. Нельзя терять ничего, содержащего влагу.

– Поверните на два градуса южнее, мой господин, – сказал Кайнз. – С запада поднимается ветер.

Герцог видел поднявшиеся клубы коричневой пыли. Он развернулся, и эскорт тоже развернулся вслед за ним.

– Похоже на то, что это край бури, – заметил Кайнз.

– Песок, должно быть, опасен, если попасть в эпицентр бури, – сказал Пол. – Он действительно может разрезать самый твердый металл?

– На такой широте это не песок, а пыль. Плохо, когда нет видимости, когда все окутано мглой.

– Мы увидим сегодня настоящую разработку спайса? – спросил Пол.

Пол выпрямился. Он задавал вопросы и проявлял любознательность для того, чтобы провести, как называла это его мать, отметку личности. Сейчас он занимался Кайнзом, изучая интонации его голоса, отмечая малейшие черточки его лица, его жесты. Неестественная складка на левом рукаве его робы выдавала спрятанный там нож. На его талии были какие-то странные вздутия. Это говорило о том, что люди пустыни носят на поясе кушаки для различных мелких предметов.

Хэллек, сидящий рядом с Полом, протянул руку и достал из заднего отделения бализет. Когда он начал настраивать свой инструмент, Кайнз обернулся, потом снова перенес свое внимание на курс.

– Что бы вы хотели услышать, мой юный друг? – спросил Хэллек.

Хэллек склонился над струнами, взял мягкий аккорд и запел:

– Вы путешествуете с небольшой охраной, мой господин. Все ли они наделены такими талантами?

– Ну, нет! – герцог усмехнулся. – Гурни – единственный в своем роде. Я вожу его с собой из-за его зоркого зрения – его глаза редко что упускают из виду.

Планетолог нахмурился. Не изменяя мелодии, Хэллек вставил:

Герцог повернулся к приборному щитку, включил микрофон и сказал:

– Начальник эскорта Гамма! Летящий предмет, сектор В. Вы его засекли?

– Это всего лишь птица, – сказал Кайнз и добавил: – У вас очень острые глаза.

В панельном громкоговорителе щелкнуло, начальник эскорта сказал:

– Говорит Гамма. Предмет изучали под полным увеличением. Это – большая птица.

Пол посмотрел в указанном направлении и увидел маленькую черную точку, которая то пропадала, то появлялась вновь. Каким собранным может, оказывается, быть его отец. Все его чувства были напряжены и готовы к действию.

– Я не думал, что в столь отдаленной пустыне могут водиться такие большие птицы, – сказал герцог.

– Это нечто вроде орла, – отозвался Кайнз. – Многие живые существа приспособились к этим условиям.

Корабль пронесся над голой каменистой равниной. Посмотрев вниз с высоты двух тысяч метров, Пол увидел сморщенную тень их судна. Земля внизу казалась плоской, но неравномерность теней говорила о другом.

– Удавалось ли кому-нибудь когда-либо выходить из пустыни? – спросил герцог.

Хэллек прекратил игру и подался вперед в ожидании ответа.

– Не из глубокой пустыни, – ответил Кайнз. – Из второй зоны люди, случалось, выходили. Они выживали благодаря тому, что проходили по скалистым территориям, где черви редки.

Интонация голоса Кайнза привлекла внимание Пола. Он ощутил, как все его чувства напряглись в согласии с полученной им тренировкой.

– А-а, черви, – сказал герцог. – Я должен как-нибудь увидеть одного из них.

– Может быть, вы увидите его сегодня, – сказал Кайнз. – Где есть спайс, там есть и черви.

– Какая же связь между спайсом и червями? – спросил герцог.

Кайнз обернулся, и Пол увидел, что его губы поджаты. Он заговорил:

– Они защищают спайсовые пески. У каждого червя есть, так сказать, своя территория. Что касается спайса... кто знает? Те экземпляры червей, которые мы изучали, заставили нас предполагать, что внутри них происходит сложный химический обмен. Мы нашли в их сосудах следы синильной кислоты, в других органах – более сложные формы кислот. Я дам вам мою фонограмму по этому вопросу.

– И поля не защищают от них? – спросил герцог.

– Поля! – фыркнул Кайнз. – Активизируйте поле внутри зоны нахождения червей – и ваша участь будет решена! Игнорируя территориальные границы, черви собираются отовсюду, чтобы напасть на поле. Ни одному человеку, окруженному полем, никогда не удавалось выдержать такую атаку.

– Электрический заряд высокого напряжения, направленный на каждый сегмент по отдельности, – единственный известный путь убийства и предохранения от червей Взрывы могут оглушать и разрывать их, но каждый сегмент продолжает жить собственной жизнью. Мне неизвестно оружие, кроме атомного, взрывчатой силы которого было бы достаточно для уничтожения червя целиком.

– Почему не было сделано усилий по их уничтожению? – спросил Пол.

– Слишком дорого, – ответил Кайнз. – Слишком велика территория, нуждающаяся в контроле.

Пол откинулся на спинку кресла. Его умение разбираться в оттенках интонаций подсказало ему, что Кайнз говорит полуправду. И он подумал: "Если между спайсом и червями есть связь, то убийство червя может привести к уничтожению спайса".

– Больше никому не придется выбираться из пустыни пешком, – сказал герцог. – Включается маленький передатчик, висящий у вас на груди, и к вам спешит помощь Скоро они будут у всех наших рабочих. Мы устроим специальную службу помощи.

– По вашему тону я чувствую, что вы не согласны, – сказал герцог.

– Не согласен? Конечно же я согласен, только это принесет мало пользы. Атмосферные помехи, создаваемые червями, искажают сигналы. Это уже пробовали здесь делать. И потом, если червь охотится на тебя, то времени остается мало – только 15-20 минут.

– А что бы посоветовали вы? – спросил герцог.

– Очень хорошо, господин. Мой вам совет – никогда не путешествуйте в одиночку.

– А что бы вы сделали сами? – спросил Хэллек. – Неужели ничего нельзя сделать?

Пол пристально посмотрел на Кайнза. Тот бросил на мальчика острый взгляд, потом перевел его на Хэллека.

– Я бы проверил защитные свойства своего костюма. Если бы я был вне зоны червей или в скалах, я бы остался на корабле. Если бы я оказался в закрытых песках, я бы добежал от корабля так быстро, как только мог. Километра было бы, пожалуй, достаточно. Червь найдет корабль, но меня может и пропустить.

– Когда червь уйдет, можно попытаться убежать, – сказал Кайнз. – Идти нужно осторожно, избегая песков, а также пыльных рек. Нужно стремиться к ближайшей скалистой зоне. Таких зон много, их можно найти.

– А что такое барабанные пески? – спросил Хэллек.

– Особые песчаные уплотнения, – ответил Кайнз – Мельчайшие шаги вызывают в них громкое звучание, которое привлекает червей.

– Впадины в пустыне, столетиями заполнявшиеся пылью. Некоторые настолько велики, что у них есть приливы и отливы Пыльная река проглотит всякого, чья нога наступит в нее.

Хэллек устроился поудобнее и, ударив по струнам бализета, запел:

Пол вытянулся на своем сиденье, заглядывая вперед, и увидел низко над линией горизонта катящееся темное облако.

– Это одна из ваших фабрик, – сказал Кайнз. – Она на поверхности, а это означает, что она на спайсе. Облако – это песок, выброшенный после того, как спайс прошел обработку на центрифуге. Это облако не спутаешь ни с каким другим.

– Я вижу три... четыре... – сказал Кайнз. – Они ожидают знака червей.

– Песчаной волны, движущейся к траулеру. Кроме того, у них есть сейсмические приборы. Иногда черви передвигаются слишком глубоко для того, чтобы могла образоваться песчаная волна. – Кайнз оглядел небо. – Поблизости должен быть карриол, но я его не вижу.

– Червь придет обязательно? – спросил Хэллек.

Подавшись вперед. Пол тронул Кайнза за плечо:

– Какой величины территорию должен контролировать каждый червь?

Кайнз нахмурился. Ребенок продолжал задавать взрослые вопросы.

– Какие могут быть вариации? – спросил герцог.

– Большие черви могут контролировать триста – четыреста квадратных километров. Маленькие... – Он умолк, так как герцог нажал на тормозное устройство. Корабль встал на дыбы и перешел на свободное парение. Левой рукой герцог указал на фабрику.

Кайнз посмотрел в указанном направлении. Пол и Хэллек, сидя плечом к плечу, смотрели в ту же сторону. Пол отметил, что их эскорт, захваченный врасплох внезапным маневром герцога, пролетел вперед, нарушив построение. Фабрика находилась перед ними, на расстоянии каких-нибудь трех километров. В том месте, куда указывал герцог, изогнутой цепью тянулась гряда продолговатых дюн.

Он схватил микрофон и, глядя на расчерченную карту, проговорил:

– Вызывается краулер на Дельте-Айскс-9. Знак червя. Краулер на Дельте-Айекс-9. Знак червя. Жду ответа. Прием!

В приемнике послышался треск разрядов, потом голос:

– Они, похоже, ничуть не обеспокоены, – удивился Хэллек.

– Воздушное судно, находящееся примерно в трех километрах к северо-востоку от вас. Знак червя пересекает наш курс, и ему понадобится около 25 минут, чтобы достичь вас.

Из громкоговорителя послышался другой голос:

– Говорит контрольно-наблюдательный пункт. Сообщение подтверждается. Держите связь. – После паузы он снова проговорил: – Время до контакта – 26 минут. Определение было весьма точным. Кто на судне? Прием!

Хэллек рывком подвинулся вперед и очутился в непосредственной близости от Кайнза и герцога:

– Это обычная для рабочих передатчиков частота, Кайнз?

– Рабочий отряд этой территории. Не мешайте!

В приемнике снова затрещало, потом раздался голос:

– Говорит Дельта-Айекс-9. Кому мы обязаны за информацию? Прием.

Герцог вопросительно посмотрел на Кайнза. Тот сказал:

– Тому, кто первый даст сообщение о приближении червя, полагается премия из добытого спайса. Они хотят знать...

Кайнз поколебался, потом проговорил в микрофон:

– Первенство сообщения принадлежит герцогу Лето Атридесу. Герцогу Лето Атридесу. Прием!

Голос в приемнике был плохо различимым из-за атмосферных помех:

– А теперь прикажите им, чтобы они разделили премию между членами команды. Вы поняли? Прием!

– Поняли и благодарим, – снова прозвучало в приемнике.

– Я забыл упомянуть о том, что Гурни очень талантлив еще в одной области – в налаживании контактов между людьми.

Кайнз, удивленно нахмурившись, посмотрел на Хэллека.

– Мы дали понять этим людям, что герцог беспокоится об их безопасности, – сказал Хэллек. – Подобное известие распространится чрезвычайно быстро. Оно было на рабочей частоте. Вряд ли его слышали агенты Харконненов.

Герцог направил судно к облаку пыли, клубившемуся над фабрикой.

– Где-то здесь должен находиться карриол, – сказал Кайнз. – Он прилетит и поднимет краулер.

– А что, если карриол выйдет из строя? – спросил Хэллек.

– Тогда вы потеряете некоторое количество вашего оборудования, – ответил Кайнз. – Держитесь ближе к краулеру, мой господин. Увидите кое-что интересное.

Герцог со сосредоточенным выражением лица склонился над приборами управления – их корабль вступил в полосу клубящихся воздушных вихрей.

Пол посмотрел вниз, увидел все еще изрыгаемые металлом струи песка, а под ними – пластиковое чудовище Оно походило на огромного коричневого с черным жука Во все стороны от него тянулись, словно щупальца, широкие пустые колеи Перед краулером была огромная черная воронка.

– Судя по цвету – очень богатые залежи спайса, – сказал Кайнз. – Они будут продолжать работы до последней минуты.

Герцог перевел крылья топтера на большую мощность, заставив их выпрямиться для крутого спуска, и направил судно круто вниз Эскорт остался на передней высоте.

Пол внимательно посмотрел на облачко пыли, вьющееся над вентиляционными трубами краулера, потом посмотрел вдаль – на приближающийся знак червя.

– Почему мы не слышим вызов карриола? – спросил Хэллек.

– Его обычно передают на другой частоте, – ответил Кайнз.

– Разве не по два карриола закрепляются за каждым краулером? – спросил герцог. – Такую машину должны обслуживать двадцать шесть человек.

Он резко оборвал себя, поскольку из приемника послышался сердитый голос:

– Видит ли кто-нибудь из вас этот треклятый карриол? Они не отвечают.

Из динамика раздались звуки сильных разрядов, потом все стихло и первый голос сказал:

– Говорит контрольно-наблюдательный пункт. В последний раз, когда я видел карриол, он на большой высоте направлялся к северо-востоку. Сейчас я его не вижу. Прием!

– Споттер один: отрицательный. Прием! Споттер два: отрицательный. Прием! Споттер три: отрицательный. Прием!

Герцог посмотрел вниз. Тень их корабля падала рядом с краулером.

– Только четыре споттера. Так и должно быть?

– В нашей части – пять, – сказал герцог. – Наши корабли больше. Почему каждому краулеру не придано по два карриола?

– У нас очень мало оборудования, – сказал Кайнз.

– Но ведь самое разумное защищать то, что имеешь.

– Может быть, он совершил вынужденную посадку и его потеряли из виду, – сказал Кайнз.

Герцог взял микрофон, опустил палец на кнопку выключателя, но, медля с вызовом, спросил:

– Все их внимание было обращено вниз – на знак червя.

Герцог нажал кнопку и проговорил в микрофон:

– Это ваш герцог. Мы снижаемся, чтобы взять на борт корабля команду Дсльта-Айекс-9. Всем споттерам приказываю – делать то же самое! Споттеры приземляются на восточной стороне, мы – на западной. Все. – Он переключил передатчик на свою волну и передал своему конвою, потом протянул микрофон Кайнзу.

Кайнз повернул прибор на прежнюю частоту, и голос в приемнике закричал:

– Почти полный груз спайса! У нас почти полный груз спайса! Мы не можем бросить его из-за этого треклятого червя!

– К черту спайс! – рявкнул герцог. Он схватил микрофон и закричал: – Спайс от нас никуда не уйдет. На наших кораблях есть места для всех вас, кроме троих. Решайте любым способом, кому уходить. Но уходить нужно. Это приказ! – Он сунул микрофон в руки Кайнза и, видя, что тот потирает ушибленный палец, пробормотал – Извините.

– Этот корабль более мощный, чем остальные. Если мы взлетим на реактивном двигателе с наполовину убранными крыльями, то сможем взять еще одного человека.

– С четырьмя лишними людьми на борту и при работе двигателя на полную мощность мы можем поломать крылья, сир, – предупредил Хэллек.

– Только не у этого корабля, – возразил герцог. Он снова склонился над приборами и повел корабль на посадку. Он сел примерно в двадцати метрах от краулера.

Теперь краулер был неподвижен и струи песка не вырывались из его труб. О том, что он еще действует, говорил лишь слабый механический звук, который стал слышнее, когда герцог открыл дверцу.

В носы им немедленно ударил запах корицы. По другую сторону краулера с шумом приземлился споттер. Эскорт герцога опустился рядом с его судном.

Пол отметил, какими маленькими они кажутся рядом с краулером – муравьи рядом с жуком.

– Гурни, вы с Полом втискиваетесь на заднее сиденье, – сказал герцог. Он убрал часть длины крыльев, привел их в нужное положение и проверил двигатель. – Почему, черт возьми, они не выбираются?

– Они все еще надеются на помощь карриола, – сказал Кайнз. – У них есть еще несколько минут. – Он посмотрел на восток.

Все посмотрели в том же направлении. Знака червя не было видно, но в воздухе чувствовалось какое-то гнетущее беспокойство.

Герцог схватил микрофон и, переключив прибор на частоту своего отряда, сказал:

– Приказываю выбросить два генератора поля. Тогда сможете взять на одного человека больше. Мы не оставим этому чудовищу ни одного человека. – Снова настроившись на частоту краулера, он закричал:

– Эй вы, там, на Дельте-Айекс-9! Выходите немедленно! Это приказ вашего герцога! Слышите?! Иначе я разрушу ваш краулер.

В передней и задней частях краулера открылись люки. Люди вылезали из них, соскальзывали вниз и прыгали на песок. Высокий человек в пятнистом комбинезоне выбрался последним.

Герцог положил микрофон и, нагнувшись над открытой дверью, закричал:

Человек в пятнистом комбинезоне быстро подтолкнул шестерых к споттерам.

– Четверо сюда! – закричал герцог. – Четверо туда! – Он указал пальцем на тот споттер из эскорта, который стоял к ним ближе всех. Охранник как раз вытаскивал из него генератор. – Четверо вон в тот корабль! – Он указал на другой споттер, чей генератор был уже выброшен. – В каждом из остальных трое! Быстрее!

Высокий человек кончил расчет членов своей команды и, сопровождаемый тремя другими, бросился к кораблю герцога.

– Я слышу червя, но не вижу его, – сказал Кайнз.

Теперь его услышали и остальные – тусклый шипящий звук делался все громче и громче.

– Пора взлетать, черт возьми! – скомандовал герцог.

Аэрокрафты вокруг них начали подъем Это напомнило герцогу то, как взмывали вверх птицы в джунглях его родной планеты, испуганные приближением дикого быка.

Сборщики спайса добежали до корабля и стали один за другим забираться в него Хэллек им помогал.

Пол, зажатый разгоряченными телами в самый угол, ощутил запах их пота и увидел, что у двоих из них плохо прикреплены шейные приспособления стилсьюта Он отметил этот факт, чтобы в дальнейшем использовать его Его отцу нужно будет отдать приказ о более аккуратном использовании костюмов Если как следует не следить за этим, люди становятся неряшливыми.

Последний человек, тяжело дыша, влез в корабль и проговорил:

– Судя по расчетам, у нас должно быть еще три минуты Это так, Кайнз?

– Почти так, мой господин, – ответил Кайнз и подумал. "А он хладнокровный, этот герцог".

Герцог кивнул, наблюдая за тем, как взмыл последний споттер из эскорта. Он включил зажигание, бросил взгляд на крылья и приборы и завел реактивный двигатель.

В момент взлета герцога и Кайнза вжало в кресла, а людей, сидевших сзади, прижало друг к другу Кайнз наблюдал за тем, как герцог управляется с приборами – уверенно и спокойно Теперь машина уже полностью оторвалась от земли и герцог внимательно следил за показаниями приборов.

– Машина перегружена, сир, – напомнил Хэллек.

– Это в пределах допустимого, – ответил герцог – Ты сомневался, что я пойду на риск, Гурни?

Герцог пустил судно в легкое парение над краулером. Пол, вжавшись в угол у окна, не отрываясь, смотрел вниз, на неподвижную машину, на песок. Знак червя исчез в четырехстах метрах от краулера, а теперь вдруг песок начал шевелиться у самой фабрики.

– Червь сейчас находится под краулером, – сказал Кайнз – Скоро вы станете свидетелями того, что редко кому доводилось увидеть.

Теперь над песком вокруг краулера взметнулись фонтаны пыли. Огромная машина начала заваливаться на бок Справа от нее образовался гигантский вихрь и закрутился все быстрее и быстрее Воздух стал мутным от песка и пыли.

В песке возник огромный темный провал Солнечные лучи играли на блестящих белых остриях, торчащих из него Диаметр этого провала превышал длину краулера по крайней мере в два раза, как прикинул Пол Он проследил за тем, как машина скользнула в этот провал, окутанная клубами пыли, – и потом все исчезло.

– Боже, что за чудовище! – пробормотал человек возле Пола.

– Сожрало весь заготовленный нами спайс, – проворчал другой.

– Кому-то придется за это заплатить, – сказал герцог. – Я вам это обещаю.

Голос прозвучал невыразительно, почти безжизненно, из чего Пол заключил, что его отец был в страшном гневе. Он обнаружил, что разделяет этот гнев. Подобная потеря была преступлением!

– Благословен будь Создатель и Его вода. Благословен будь приходящий и уходящий от Него. Пусть путь Его очистит мир. Он поддерживает мир Его народа.

Но Кайнз ничего не ответил Пол посмотрел на сидящих вокруг него людей. Полными страха глазами они смотрели в затылок Кайнза Один из них прошептал.

Кайнз повернулся, показав нахмуренное лицо Говоривший смущенно замолчал, стараясь сделаться как можно незаметнее на своем месте.

Другой из спасенных людей закашлялся. Кашель был сухой, раздирающий грудь. Человек с трудом выдохнул:

Тот высокий, что последним вышел из краулера, сказал:

– Замолчи, Кос! Ты сам виноват в том, что твой кашель стал хуже. – Он повернулся, чтобы увидеть герцога – Могу поручиться, что ты герцог Лето. Мы должны выразить вам свою благодарность. Если бы не вы, мы все остались бы там...

– Спокойно, парень, не мешай герцогу вести машину, – пробормотал Хэллек.

Пол посмотрел на Хэллека. Тот, подобно Полу, тоже заметил, в каком напряженном состоянии находится герцог. В уголках его рта собрались морщины, а это было тогда, когда на герцога нападал дикий гнев.

Лето начал было выводить корабль из виража, когда его внимание привлекло какое-то движение на песке Червь уже исчез в глубинах песка, и теперь неподалеку от того места, где стоял краулер, виднелись две маленькие фигурки, двигающиеся по пескам.

– Двое людей, которые пошли пешком, сир, – ответил высокий.

– Мой господин, – сказал Кайнз, – они знают о том, что людям, оказавшимся в пустыне, в краю червя, мало чем можно помочь.

– Мы пошлем за ними корабль с базы, – сказал герцог.

– Как пожелаете, мой господин – Кайнз пожал плечами. – Но когда корабль прибудет сюда, рисковать, вероятно, будет уже не из-за кого.

– Все равно пришлем корабль, – сказал герцог.

– Они были как раз в том месте, откуда поднялся червь, – сказал Пол. – Как им удалось спастись?

– Может, стены осели или нас обмануло расстояние, – ответил Кайнз.

– Вы зря тратите горючее, сир, – напомнил Хэллек.

Герцог повел корабль к Защитной стене. Его эскорт занял свое место по обе стороны судна. Пол думал о том, что сказали человек с Дюны и Кайнз Он чувствовал в их словах полуправду, прикрытую ложь. Люди шли по песчаной поверхности так уверенно, что было ясно: они хорошо знают и рассчитывают на то, что червь не появится на их пути.

– Свободные! – подумал Пол. – Кто еще может чувствовать себя так уверенно в этих песках? Они знают, как перехитрить червя.

– Что эти Свободные делали на краулере? – спросил Пол.

Кайнз обернулся. Высокий человек смотрел на Пола, широко раскрыв глаза – темно-синие без белков.

– Почему он говорит, что на нашей машине были Свободные?

– Нельзя отличить Свободных с одного взгляда! – Он посмотрел на человека с Дюны. – Кто были эти люди?

– Друзья одного из рабочих, – сказал высокий. – Всего лишь друзья из деревни, которые захотели посмотреть на спайсовые пески.

Кайнз отвернулся. Но он вспомнил слова из легенды: "Лизаналь-Гаиб увидит все, несмотря на увертки".

– Вполне вероятно, что их ожидает смерть. Не следует говорить о них недружелюбно, – сказал человек с Дюны.

Но Пол услышал в их голосах фальшь и почувствовал угрозу, заставившую Хэллека насторожиться. Пол сухо проговорил:

– Когда Бог выбирает, кому в каком месте умереть, он хочет, чтобы желания этого человека указали ему то место.

Герцог бросил на Кайнза суровый взгляд. И Кайнз тоже посмотрел на него, обнаружив, что его тронуло то, свидетелем чему он стал: "Этот герцог беспокоится о людях больше, чем о спайсе. Он рисковал своей жизнью и жизнью своего сына. Он пошел на потерю краулера. Угроза человеческим жизням вызвала в нем участие. Такому вождю служат с фанатической преданностью. Его трудно победить".

Вопреки своему желанию и перечеркивая все прежние сведения, Кайнз вынужден был признать, что ему нравится этот герцог.

* * *

Величие мимолетно, в нем нет никакой внутренней закономерности. Частично оно зависит от склонности людей верить в мифы. Человек, которому удалось испытать на себе, что такое величие, должен понимать, какому именно мифу он этим обязан. Он должен отражать тот свет, который направлен на него. И ему должно быть присуще чувство самоиронии, предохраняющее его от веры в собственную исключительность.
Критическое отношение к самому себе позволит ему не останавливаться в своем внутреннем развитии. Если же человек не может посмотреть на себя со стороны, то ему не под силу вынести даже кратковременное возвеличение.

Принцесса Ирулэн.
Собрание высказываний Муаддиба.

В обеденной зале большого арракинского дворца свет суспензерных ламп рассеивал полумрак ранних сумерек. Их лучи были направлены вверх, на висевшую на стене бычью голову и темный портрет старого герцога.

Под этими талисманами отливало тусклым блеском серебро Атридесов, расставленное в строго определенном порядке. Классический подсвечник в центре стола оставался не зажженным.

Остановившись в дверях, чтобы оглядеть приготовления. Лето покачал головой. Возле каждой тарелки на длинном столе стоял графин с водой. "Воды на этом столе достаточно, – подумал герцог, – чтобы поить какую-нибудь бедную семью с Арраки в течение года".

Сбоку от дверей находились большие раковины для умывания, отделанные желтым кафелем; возле каждой раковины висели полотенца. Существовал обычай, объяснила ему домоправительница, согласно которому гости при входе должны были погружать руки в раковину, выплескивая несколько капель на пол, а потом осушить руки полотенцем, повешенным у входной двери. После обеда туда приходили нищие и собирали воду, капающую с полотенец.

"Как это типично для поместья Харконненов! – подумал герцог. – Все оттенки деградации, которые можно себе представить". Он глубоко вздохнул, чувствуя, как напрягаются мышцы от поднимающегося гнева.

– С сегодняшнего дня обычай не действует, – сказал он.

Он увидел, что женщина-прислужница, одна из тех старых нескладных женщин, которых рекомендовала домоправительница, нерешительно топчется у двери на кухню. Услыхав его слова, она вышла из тени.

– Что желает мой господин? – Она не поднимала головы, глаза ее были полуприкрыты.

– Я хочу, чтобы убрали эти раковины и полотенца.

– Но... Высокородный!.. – Она подняла голову, ее рот приоткрылся.

– Я знаю про обычай! – воскликнул он. – Убери эти раковины! Пока мы едим и до тех пор, пока не кончим, каждый подошедший к столу нищий может сделать глоток воды. Понятно?

Ее морщинистое лицо отразило наплыв разнообразных чувств: ужаса, злобы...

Внезапное озарение подсказало герцогу, что она могла рассчитывать на продажу воды, капающей с полотенец, и тем самым получить немного денег. Возможно, это тоже был обычай.

– Я поставлю часового, чтобы он проследил за этим.

Он круто повернулся и пошел по проходу в большой холл. Воспоминания теснились в его голове – он вспомнил волны травы под ветром и воду вместо песка, теплые летние дни, что пронеслись мимо, как опавшие листья. "Все ушло, я старею, – подумал он – Я ощутил холод смерти. И в чем? В алчности старой женщины".

Леди Джессика стояла в центре группы гостей, собравшихся у камина. В камине потрескивал огонь, бросая блики оранжевого света на драгоценности и кружева дорогих нарядов. Он узнал мануфактурщика с Картага, экспортера электронного оборудования; грузоотправителя воды, чей особняк был неподалеку от его фабрики; представителя банка Союза, длинного и худого, торговца шахтным оборудованием для добычи слайса; худощавую, решительного вида женщину, чья служба по охране внепланетных посетителей служила прикрытием для различных контрабандных операций.

Большая часть женщин принадлежала к специфическому типу: живописные, причудливо и броско одетые, они странным образом сочетали неприступный и в то же время вызывающе чувственный вид.

"Даже если бы Джессике и не приходилось играть роль хозяйки, она все равно оказалась бы в центре внимания", – подумал герцог. На ней не было драгоценностей, и в одежде она предпочла теплые тона: длинное платье под цвет освещающего ее каминного пламени, ярко-коричневая лента в бронзовых волосах.

Он почувствовал, что это был тонкий вызов с ее стороны, упрек за ту порцию холодности, которую она сегодня от него получила. Ему было хорошо известно о том, что она больше всего нравилась ему, одетая в эти цвета.

Неподалеку стоял Дункан Айдахо в блестящей форме. На его плоском лице застыла скука, черные вьющиеся волосы были аккуратно причесаны. Он был вызван от Свободных и получил от Хавата приказ под предлогом охраны вести за леди Джессикой постоянное наблюдение.

В углу ее стоял Пол, окруженный группой юных местных богачей, а поодаль от них – три офицера из домашней охраны. Герцог с особым вниманием оглядел молодых женщин. Какая могла быть ловушкой для его наследника? Но Пол обращался со всеми одинаково, с видом сдержанного благородства. "Он будет с честью носить титул", – сказал себе герцог и внезапно с внутренней дрожью понял, что это – еще одна мысль о смерти.

Пол увидел в дверях отца и его уклончивый взгляд Он оглядел группы людей: руки, унизанные драгоценностями, сжимают бокалы с напитками. И внезапно вид этих людей вызвал в юноше возмущение. Их лица были дешевыми масками, за которыми прятались завистливые мысли, а жужжание голосов должно было скрыть ком тяжелого молчания, таящийся в каждой груди "Я в дурном настроении", – подумал он и спросил себя, что бы сказал на это Гурни.

Ему был известен источник его хандры Он не хотел выполнять ту обязанность, которую выполнял сейчас, но его отец был тверд. "У тебя есть определенное положение, которое ты должен защищать. Ты достаточно для этого взрослый, ты почти мужчина".

Пол видел, как его отец направился к группе людей, окружающих леди Джессику Когда Лето подходил к ней, грузоотправитель воды спрашивал:

– Это правда, что герцог возьмет контроль за погодой в свои руки?

– Так далеко в наших планах мы не заходили, сэр, – ответил за нее Лето.

Человек обернулся, показав круглое и темное, почти черное лицо.

– А, герцог, – сказал он – Мы вас не заметили.

– Дело есть, – сказал он Снова посмотрев на человека, он сообщил ему свое решение относительно раковин, добавив: – Что касается меня, со старым обычаем покончено.

– Это герцогский приказ, мой господин? – спросил человек.

– Оставляю это на ваше... э на вашу совесть, – Герцог оглянулся и заметил подходящего к ним Кайнза.

– Я думаю, что это очень благородный жест – давать воду...

Кто-то остановил ее. Герцог посмотрел на Кайнза и отметил, что на нем старомодная темно-коричневая форма с эполетами имперского сержанта и крошечной золотой капелькой на вороте.

– Этот обычай должен быть изменен, – сказал Лето. Он кивнул Кайнзу и, заметив хмурое выражение на лице Джессики, подумал: "Это ей не к лицу, но я добавлю слухов о наших с ней разногласиях".

– С разрешения герцога, я хотел бы продолжить разговор об обычаях...

Лето уловил вкрадчивость тона говорившего и отметил гробовое молчание, наступившее в их группе. Головы других гостей начали поворачиваться в их сторону.

– Разве нам не пора обедать? – встревожилась Джессика.

– Но у наших гостей есть кое-какие вопросы, – возразил герцог. Он обернулся к грузоотправителю воды и, глядя в его пучеглазое и толстогубое лицо, вспомнил докладную записку Хавата: "Запомните его имя. Лингар Вьют. Харконнены использовали его, но никогда полностью не контролировали".

– Обычаи, связанные с водой, так интересны! – сказал Вьют и на его лице появилась масляная улыбка. – Я хотел бы знать, что вы намерены сделать с находящейся в этом доме оранжереей Вы намерены продолжать щеголять ею, мой господин?

С трудом сдерживая гнев, герцог смотрел на этого человека. Мысли вихрем проносились в его голове. Было бы недурно бросить ему вызов, особенно теперь, когда у них имелась его подпись на контракте о лояльности. Но поступок, кроме всего прочего, требовал знания собственной силы. Вода действительно была здесь силой. Если, к примеру, средства подачи воды сейчас заминированы, чтобы быть уничтоженными в нужный момент. Этот человек способен на подобный поступок. Уменьшение эффективности приспособлений для подачи воды вполне может уничтожить всю планету Арраки. Это вполне могло быть тем козырем, который Вьют использовал против Харконненов.

– Мой господин, у нас с герцогом были другие планы в отношении этой оранжереи, – возразила Джессика, улыбнувшись Лето – Мы намеревались оставить ее, конечно, но лишь для того, чтобы сохранить ее для жителей Арраки. Мы мечтали о том, чтобы климат на планете мог быть изменен так, чтобы подобная оранжерея могла бы существовать и на открытом месте.

– Благослови ее Боже! – подумал Лето. – Пусть Вьют это проглотит.

– Ваш интерес к воде и контролю за погодой очевиден, – сказал герцог. – Я бы посоветовал вам разнообразить ваши вложения. Когда-нибудь вода перестанет быть ценностью на Арраки.

И он подумал: "Хават должен удвоить свои усилия по выявлению организации этого Вьюта И нам надо немедленно начать работы по сооружению запасных линий для подачи воды. Ни один человек не должен иметь на руках козыри против меня".

– Похвальная мечта, мой господин! – С этими словами он отошел в сторону.

Внимание Лето привлекло выражение лица Кайнза Он пристально смотрел на Джессику. Казалось, он ничего вокруг не видел и не слышал, как влюбленный или как человек, погруженный в религиозный транс.

На самом деле Кайнз был ошеломлен всплывшими в его памяти словами легенды: "...и они разделят ваши самые сокровенные мечты". Он проговорил, обращаясь к Джессике:

– А, доктор Кайнз! – Вьют будто теперь только заметил планетолога. – Вы со своей бандой Свободных уже вернулись из поездки? Как это мило с вашей стороны!

Едва скользнув по нему взглядом, Кайнз проговорил:

– В пустыне говорят, что владение большим количеством воды может сделать человека беззаботным.

– У тех, кто живет в пустыне, много странных поговорок, – парировал Вьют, но в голосе его прозвучала тревога.

Джессика подошла к Лето и взяла его под руку, выжидая, когда к ней придет спокойствие Кайнз сказал "кратчайший путь". На старом языке эта фраза звучала "квизатц хедерах". Странный вопрос планетолога, казалось, остался незамеченным для других, и теперь Кайнз стоял, склонившись к одной из женщин, и слушал ее тихий кокетливый голос.

А Джессика обратилась мыслями к своей тайной надежде в отношении будущего Пола. Он мог бы быть квизатцем хедерахом. Он мог бы.

Представитель банка Союза вступил в разговор с грузоотправителем воды, и голос Вьюта скоро перекрыл все остальные голоса:

Герцог увидел, как эти слова будто пронзили Кайнза, заставив его выпрямиться и отвернуться от женщины В наступившем молчании раздался возглас слуги.

Герцог вопросительно посмотрел на Джессику.

– Согласно существующему здесь обычаю, хозяин и хозяйка должны вести своих гостей к столу, – сказала она – Мы изменим и этот обычай, мой господин?

– Обычай весьма полезный Мы воспользуемся им прямо сейчас.

"Иллюзия того, что я подозреваю ее в предательстве, должна все увеличиваться", – подумал он. Он посмотрел на своих гостей: кто из них верит в эту ложь?

Джессика почувствовала, что он снова отдаляется от нее, как это было уже не раз в последнюю неделю. "Он действует как человек, борющийся сам с собой, – подумала она. – Может быть, это из-за того, что я так быстро устроила этот обед? Но он же знает, как важно сейчас свести наших служащих и офицеров с людьми, имеющими положение в обществе И ничто не принесет на этом пути большей пользы, чем подобная встреча".

Лето, наблюдая за проходящими гостями, вспомнил, что сказал об этом Зуфир Хават. "Сир! Я это запрещаю!" Губы герцога дрогнули в угрюмой улыбке. Что это была за сцена! И когда герцог остался непреклонным, Хават покачал головой:

– У меня плохие предчувствия, сир События на Арраки развиваются слишком быстро Это совсем не похоже на Харконненов.

Пол прошел мимо отца, ведя под руку молодую женщину, которая была выше его на полголовы. Он бросил на отца обиженный взгляд и кивнул в ответ на какое-то ее замечание.

– Ее отец производит стилсьюты, – сказала Джессика – Мне сказали, что только сумасшедший может отправиться в пустыню в одном из его костюмов.

– Кто этот человек с лицом в шрамах, идущий впереди Пола? – спросил герцог. – Я его не припомню.

– Его включили в список позднее, – прошептала она – Это приглашение устроил Гурни.

– По моей просьбе Я получила согласие Хавата, хотя сначала он был настроен непримиримо. Это контрабандист Эсмар Туск. Его здесь все знают, он принят во многих домах.

– Вопрос естественный, – согласилась она. – Одним своим присутствием Туек сеет сомнения и подозрения. Но он – большая сила в среде людей определенного сорта. Например, он будет формально извещен о том, что ты готовишься настоять на своем приказе, направленном против взяточничества и принудительных поборов среди контрабандистов. Это, кажется, очень понравилось Хавату.

– Я не уверен, что это нравится мне! – Он кивнул прошедшей паре и отметил, что лишь нескольким гостям осталось пройти мимо них. – Почему ты не пригласила кого-нибудь из Свободных?

– Да, здесь Кайнз, – повторил он. У тебя есть еще сюрприз для меня? – Он повел ее вслед за гостями.

– Все остальное главным образом условности, – сказала она, подумав про себя "Дорогой мой, неужели ты не понимаешь, что этот контрабандист располагает быстрыми кораблями и что его можно подкупить! Мы должны иметь запасной выход, путь к побегу с Арраки, если жить здесь станет невозможно".

Когда они вошли в обеденную залу, она высвободила свою руку, позволяя усадить себя Он подошел к своему месту. Лакей поставил перед ним стул Остальные разместились, шурша одеждой, двигая стульями, но герцог продолжал стоять Он сделал знак, и лакеи отступили.

Джессика, посмотрев на Лето, увидела слабое дрожание в уголках его рта, заметила румянец, заливший его щеки Что его так рассердило? – спросила она себя. Конечно же не то, что я пригласила контрабандиста...

– Некоторых из вас удивило мое решение о раковинах и полотенцах, – хмуро проговорил Лето – Должен вам сказать, что измениться должно многое.

Молчание, воцарившееся за столом, сделалось тягостным "Они думают, что он пьян", – подумала Джессика

– Сейчас, как кавалер империи, я хочу предложить тост, – сказал он.

Все подняли свои бокалы и посмотрели на герцога.

– Я здесь, и я здесь останусь! – воскликнул он.

Многие уже поднесли бокалы к своим губам, но им пришлось снова опустить их, так как герцог предупреждающе поднял руку:

– Мой тост: дело двигает прогресс. Счастье можно найти повсюду!

Он сделал глоток. Остальные последовали его примеру, поглядывая друг на друга.

Из алькова, находящегося в другом конце комнаты, что был ближе к герцогу, раздался голос Хэллека.

Из алькова раздались звуки бализета. Повинуясь знаку герцога, слуги начали разносить блюда с едой и расставлять их на столе Все еще продолжая стоять, герцог сказал"

– В старые времена в обязанности хозяина входило развлекать гостей, используя свои таланты. – Костяшки его пальцев побелели, так крепко он сжимал бокал – Я не умею петь, но я скажу вам слова этой песни. Считайте их следующим тостом – тостом в память тех, кто умер, создавая для нас эту жизнь.

Сидящие за столом обменялись тревожным шепотом. Джессика опустила взгляд. Герцог качал декламировать:

Смотрите все – Проходят тени древних войск, Презревших боль и денег звон, Идут полки И серебром, как и на наших формах, Сверкают тускло их воротники Смотрите все – Проходят тени древних войск, Не знавших подлости, измен, Полки идут И пронеся его через столетья, Соблазн удач они с собой несут Смотрите все – Проходят тени древних войск, Солдаты-призраки идут своим путем. Друзья! Когда для нас придет черед, Соблазн удач в дорогу мы возьмем!

Герцог возвысил голос на последних словах, сделал большой глоток из бокала и поставил его на стол так резко, что вино расплескалось.

Остальные выпили в смущенном молчании И снова герцог поднял свой бокал и на этот раз выплеснул его содержимое на пол, зная, что остальные должны последовать его примеру.

Первой это сделала Джессика. И после минутного оцепенения остальные проделали то же самое. Джессика видела, что Пол, сидящий рядом с отцом, изучает реакцию окружающих его людей. Она тоже не могла удержаться от наблюдений.

С наибольшим интересом она наблюдала за Кайнзом. Планетолог было заколебался, потом вылил содержимое бокала в сосуд своего стилсьюта. Заметив, что Джессика смотрит на него, он улыбнулся и поднял пустой бокал в молчаливом тосте. Казалось, все эти действия нимало его не смутили.

Музыка Хэллека все еще доносилась из алькова, но она перешла на мажорный лад и была теперь веселой и живой, как будто трубадур пытался поднять настроение тех, кто его слушал.

– Давайте приступим к обеду, – сказал герцог и сел.

"Он сердит и неуверен в себе, – подумала Джессика. – Потеря краулера задела его гораздо глубже, чем можно было думать. Он ведет себя как человек, попавший в отчаянное положение. Его положение и в самом деле ужасно..."

Вначале медленно, потом все более оживляясь, обед шел своим чередом. Фабрикант стилсьютов сделал Джессике комплимент по поводу обеда.

– Мы привезли все с Каладана, – ответила она.

– Великолепно! – повторил он, смакуя еду... Просто великолепно! И никакого меланжа. Так устаешь от этого спайса!

Представитель банка Союза посмотрел на Кайнза.

– Насколько я знаю, доктор Кайнз, червь разрушил еще одну фабрику?

– Новости разносятся быстро, – сказал герцог.

– Так это правда? – спросил банкир, обращаясь к Лето.

– Конечно, правда! – рявкнул Лето. – Машина провалилась сквозь землю, хотя это и кажется невероятным.

– Когда появился червь, ничто не могло спасти краулер, – сказал Кайнз.

– И никто не видел, как появился червь? – спросил банкир.

– За пустыней следят стопперы, – сказал Кайнз. – Штат машины обычно состоит из четырех человек: двоих водителей и двоих помощников. Если один или даже двое были в числе тех, кому платят враги герцога...

– А-а-а, понятно, – протянул банкир. – А вы, судья по изменениям, в этом сомневаетесь?

– Я буду вынужден тщательно обдумать ситуацию, – ответил Кайнз – И уж, конечно, не буду обсуждать этот вопрос за столом.

А сам подумал "Скелет обглоданный! Тебе ведь известно, что я получил инструкцию не обращать внимания на подобного рода нарушения".

Джессика сидела, вспоминая один урок в школе Темой урока был шпионаж и контршпионаж Учительницей была пухлая, с довольным лицом Преподобная мать, и ее жизнерадостный голос удивительно не соответствовал теме урока.

"Главное, что следует запомнить касательно школы шпионажа и контршпионажа, – это модель простой основной реакции всех учеников. Любая завершенная дисциплина имеет свои штампы, свои модели, свое влияние на обучающихся. Данная модель легко поддается анализу и прогнозу. Итак, основные типы шпионов-агентов должны иметь одинаковые простые реакции.

Иначе говоря, имеются определенные типы мотивации, которые просты, несмотря на разницу школ или противоположность целей. Вначале вы узнаете, как выделить этот элемент для вашего анализа, затем следует тщательное изучение мысленной ориентации тех, кто находится под наблюдением. Вы обнаружите, что определить мотивы подозреваемых – дело весьма несложное, если, конечно, опираться при этом еще и на интонацию и на манеру речи..."

Теперь, сидя рядом со своим сыном, герцогом, гостями и слушая представителя банка Союза, Джессика вдруг ощутила, как к ней пришло знание: этот человек был агентом Харконненов. Она читала его мысли так свободно, как будто он объяснял их вслух.

Означает ли это, что и сам Союз выступает против дома Атридесов? – спросила она себя. Чтобы скрыть обуревавшие ее чувства, она потребовала сменить блюдо, продолжая слушать человека, выдающего свои мысли Он повернет теперь разговор на что-нибудь невинное, скрасив его зловещими обертонами. Это его модель.

Банкир отпил из своего бокала, улыбнулся сидевшей рядом женщине, потом прислушался к тому, как один из сидящих за столом объяснял герцогу, что растения на Арраки не имеют шипов.

– Мне доставляет огромное удовольствие наблюдать за полетами здешних птиц, – сказал банкир, обращаясь к Джессике – Правда, наши птицы питаются падалью, а многие, обходясь без воды, становятся кровопийцами.

Дочь фабриканта стилсьютов, сидящая на другом конце стола, между Полом и его отцом, нахмурила свои хорошенькие брови и сказала:

– О, Су-Су, ты всегда говоришь такие противные вещи!

– Меня называют Су-Су, потому что я являюсь финансовым советником "Союза разносчиков воды", – пояснил он. И поскольку Джессика продолжала смотреть на него, он добавил: – Из-за того, что разносчики кричат Су-Су! – Он так похоже воспроизвел этот звук, что все рассмеялись.

Джессика слушала его хвастливый голос, но отметила только упрек молодой женщины, предоставив банкиру сказать то, что он сказал Она взглянула на Лингара Вьюта Водный магнат хмурился, все его внимание было сосредоточено на еде Сказанное банкиром для Джессики прозвучало для него следующим образом: "Я тоже контролирую эту важнейшую для Арраки силу – воду!"

Пол заметил фальшь в голосах за столом, увидел, что его мать следит за разговором с напряженностью Бене Гессерит. Повинуясь безотчетному импульсу, он решил ей подыграть и обратился к банкиру:

– Вы хотите сказать, что эти птицы – каннибалы?

– Странный вопрос, молодой мистер, – ответил банкир. – Я просто сказал, что птицы пьют кровь. Она ведь необязательно должна быть кровью их сородичей?

– Вопрос вовсе не странный, – возразил Пол, и Джессика отметила в его голосе то умение замаскировать выпад, которому он научился от нее. Он демонстративно взял вилкой кусок еды с тарелки своего соседа и съел его. – Они едят из одного котла, в них одни и те же потребности.

Банкир посмотрел на герцога, ища у него поддержки.

– Вы ошибаетесь, если считаете моего сына ребенком, – сказал тот и улыбнулся.

Джессика оглядела сидящих за столом и увидела, что Вьют сияет, а Кайнз и контрабандист улыбаются.

– Молодой мистер, по-видимому, хорошо понимает экологические законы, – заметил Кайнз. – Борьба между жизненными элементами – это борьба за свободную энергию системы. Кровь – достаточный источник энергии.

– Говорят, что у Свободных некоторые подонки пьют кровь умерших людей.

– Они не пьют кровь, сэр. Но вся, до последней капли, кровь человека принадлежит его народу, его племени. Когда живешь возле великой пустыни, такое необходимо. Вода там ценна, а человеческое тело на 70% состоит из воды. Вода мертвому человеку конечно же не нужна.

Банкир оперся обеими руками о стол, и Джессика подумала, что он собирается встать и уйти.

– Простите меня, моя госпожа, что я заговорил за столом о таком предмете, но вам сказали заведомую ложь, и нужно было все прояснить.

– Вы так долго сотрудничали со Свободными, что у вас все чувства притупились, – выдохнул банкир.

Кайнз спокойно посмотрел на него, изучая его бледное, нахмуренное лицо.

– Конечно нет... Я бы не стал огорчать наших хозяев, – пробормотал он после паузы.

Джессика услышала страх в его голосе, увидела страх на его лице, в его дыхании, в биении жилки на его виске. Человек очень боялся Кайнза.

– Наши хозяева в состоянии сами решить, что их оскорбляет, а что нет, – сказал Кайнз. – Они знают, что такое честь. О их храбрости можно судить хотя бы по тому факту, что они сейчас здесь, на Арраки...

Джессика видела, что герцогу понравились эти слова, большинству же других – нет. Люди сидели в напряженных позах, держа руки под столом.

Исключение составляли Вьют, который открыто забавлялся замешательством банкира, и контрабандист, который, казалось, ждал знака от Кайнза.

Джессика заметила, что Пол смотрит на Кайнза с восхищением.

– Я не собирался никого оскорблять, – пробормотал банкир. – Если вы оскорблены, прошу принять мои извинения.

– Я их принимаю, – Кайнз улыбнулся Джессике и вновь принялся за еду, как если бы ничего не случилось.

Джессика видела, что контрабандист тоже вздохнул свободно. Она отметила про себя, что человек этот был готов по первому зову прийти на помощь Кайнзу. Между ними существовало какое-то соглашение.

Лето, играя вилкой, внимательно глядел на Кайнза. Поведение эколога указывало на изменение его отношения к Атридесам. Во время их полета над пустыней Кайнз держался гораздо суше.

Джессика знаком велела внести новое блюдо. Постепенно разговор опять оживился, но Джессика различала в нем натянутость. Она видела, что банкир ест в мрачном молчании. "Кайнз без колебаний убил бы его", – подумала она. Она увидела в Кайнзе способность к сознательному убийству, и это, как она догадалась, было качеством Свободных.

Джессика повернулась к фабриканту стилсьютов и сказала:

– Вы знаете, я постоянно думаю о том, как важна вода на Арраки.

– Очень важна, – согласился тот. – Что это за блюдо? Оно восхитительно.

– Языки дикого кролика под особым соусом, – сказала хозяйка. – Очень старый рецепт.

– Вновь прибывшие на Арраки часто недопонимают того значения, которое имеет здесь вода. Очень важно отдавать себе отчет, что вы имеете дело с законом о минимуме.

– Развитие ограничено той необходимостью, которая присутствует в самом малом количестве, – подхватила Джессика. – И, естественно, мельчайшее благоприятное условие контролирует скорость развития.

– Очень редко встречаешь членов Великого дома, разбирающихся в планетологических проблемах, – сказал Кайнз. – Вода наименьшее благоприятное условие жизни на Арраки. И помните, что само развитие может создать неблагоприятные условия, если только не соблюдать чрезвычайную осторожность.

Джессика уловила скрытое послание в словах Кайнза, но не вполне поняла его.

– Вы имеете в виду, что Арраки может иметь упорядоченный водный баланс для поддержки человеческих жизней при более благоприятных условиях?

– Невозможно на Арраки, – уточнил он – Не слушайте этого мечтателя Против него результаты лабораторных исследований.

Кайнз посмотрел на Вьюта, и Джессика заметила, что взоры всех присутствующих тоже обратились на них.

– Результаты лабораторных работ тяготеют к тому, чтобы ослепить всех простым фактом, – сказал Кайнз – Этот факт состоит в следующем мы здесь имеем дело с веществами, которые берут начало и существуют вне нашего мира, где растения и животные ведут нормальное существование.

– Ненормальное! – фыркнул Вьют – На Арраки нет ничего нормального.

– Совсем напротив, – ответил Кайнз. – Некоторая гармония может установиться и здесь при использовании самоподдерживающихся систем, нужно лишь понять, в чем заключаются лимиты планеты и давление на нее.

Герцога внезапно озарило: он вспомнил, когда Кайнз изменил свое отношение к ним. Это случилось, когда Джессика сказала о том, что хочет сохранить оранжерею для передачи ее жителям Арраки.

– Что нужно сделать, чтобы установить самоподдерживающуюся систему, доктор Кайнз? – спросил Лето.

– Если мы сможем получить три процента зеленого растительного элемента на Арраки, который идет сейчас только на формирование залежей угля, мы начнем циклическую систему, – сказал Кайнз.

– Вода – единственная проблема? – спросил герцог. Он чувствовал волнение Кайнза и был захвачен им.

– Нет, но она главная! – твердо проговорил Кайнз. – Эта планета располагает большим количеством кислорода без того, что ему обычно сопутствует, – разнообразной растительной жизни и двуокиси углерода из таких источников, как действующие вулканы Здесь, над поверхностью больших территорий, происходят необычные химические изменения.

– Вы располагаете определенным проектом? – спросил герцог.

– У нас было много времени для создания эффекта Тансяи – мало связанные между собой эксперименты на любительской основе, из которых теперь наука может извлечь рабочие факты, – сказал Кайнз.

– Воды недостаточно, – упорствовал Вьют – Просто мало воды.

– Мистер Вьют – главный эксперт по воде, – с улыбкой сказал Кайнз и вернулся к обеду.

– Но я жду ответа! Здесь достаточно воды, доктор Кайнз?

Кайнз не отрывал взгляда от своей тарелки Джессика наблюдала смену эмоций на его лице "Он хорошо умеет маскировать свои мысли, – подумала она – Теперь же он сожалеет о сказанном"

– Здесь достаточно воды? – настаивал герцог.

– Может быть – неопределенно ответил Кайнз.

"Он неуверен", – подумала Джессика А Пол, используя свое удивительное чутье на правду, уловил скрытую интонацию, и ему понадобилось сделать над собой усилие, чтобы скрыть свое волнение. Воды достаточно! Но Кайнз не хочет, чтобы об этом было известно.

– У нашего планетолога много разных фантазий, – сказал Вьют – Вместе со Свободными он фантазирует о мессиях и пророках.

За столом послышались смешки Джессика заметила, кто смеялся контрабандист, дочь фабриканта стилсьютов, Дункан Айдахо, женщина, связанная с таинственной службой безопасности. "Сегодня происходит слишком много непонятного, – подумала Джессика – Я должна найти новые источники информации"

Герцог перевел взгляд на Джессику. Он почувствовал странное опустошение, как будто что-то важное прошло мимо него.

– Мы обсудим это в другой раз, мой господин. Здесь так много...

Планетолог замолчал, так как охранник в форме Атридесов торопливо вошел через служебную дверь, прошел мимо охраны и заспешил к герцогу. Он наклонился и что-то прошептал на ухо Лето.

Узнав знак различия отряда Хавата, Джессика почувствовала тревогу. Она обратилась к спутнице фабриканта стилсьютов, миниатюрной темноволосой женщине с кукольным лицом:

– Вы ничего не ели, моя милая. Могу я что-нибудь вам предложить?

Прежде чем ответить, она посмотрела на фабриканта, потом ответила.

Герцог быстро поднялся, встал рядом с военным и резко бросил:

– Прошу извинить меня, но ситуация требует моего немедленного ухода. – Он шагнул в сторону. – Пол, прошу тебя, займи мое место.

Герцог обернулся к алькову, в котором сидел Хэллек:

– Гурни, займи, пожалуйста, место Пола За столом не должно быть нечетного количества людей. Когда обед будет закончен, я попрошу тебя, может быть, привезти Пола на летное поле С.Р Жди моего вызова!

Хэллек появился из алькова На нем была парадная форма, что еще больше подчеркивало уродство его фигуры. Он прислонил свой бализет к стене, подошел к стулу, который освободил Пол, и сел.

– Для тревоги нет оснований, – сказал герцог, – но я должен просить вас не покидать своих мест, пока домашняя охрана не сообщит, что опасность миновала. Пока вы находитесь здесь, вы можете чувствовать себя в полной безопасности. А эта небольшая неприятность скоро разъяснится.

Пол выловил из речи отца кодовые слова Он видел, что его мать тоже прочла сообщение Оба облегченно вздохнули.

Герцог коротко кивнул, повернулся на каблуках и направился вслед за своим солдатом к служебной двери.

– Продолжайте, пожалуйста, обедать Мне помнится, доктор Кайнз обсуждал вопрос о воде?

– Может быть, мы обсудим это в другое время? – спросил Кайнз.

И Джессика с гордостью заметила, с каким достоинством держится ее сын.

Банкир взял свой бокал и посмотрел на Вьюта.

– Никто из нас, здесь сидящих, не может соперничать в красноречии с Лингаром Вьютом Можно почти не сомневаться в том, что он стремится к статусу Великих домов. Давайте, мистер Вьют, провозгласите тост. Возможно, у вас найдутся мудрые мысли для мальчика, с которым приходится обращаться как с мужчиной.

Под столом Джессика сжала в кулак правую руку. Она видела, как Хэллек сделал знак Айдахо, как солдаты из охраны приняли положение максимальной готовности.

Пол посмотрел на Хэллека, увидел позы охранников, перевел взгляд на банкира и смотрел на него до тех пор, пока тот не опустил бокал. Тогда он сказал:

– Однажды, на Каладане, я видел, как откачивали утонувшего рыбака...

– Утонувшего? – переспросила дочь фабриканта стилсьютов.

– Да! Впрочем, погружение в воду, до тех пор пока человек не умрет, называется утоплением, – поколебавшись, сказал Пол.

– Какой интересный способ смерти, – прошептала она.

Улыбка Пола стала почти неразличимой, он опять обращался к банкиру:

– Интересно, что у этого человека были на плечах раны от башмаков другого рыбака. Их было несколько в лодке (лодка, мисс, это такое судно для путешествия по воде), и они были найдены утопленными. Другой рыбак, помогавший вытаскивать тело, сказал, что он видел подобные раны не один раз. Они означают, что тонущий рыбак пытался встать на плечи своего бедного товарища, стараясь достать до поверхности воды.

– Почему это так интересно? – спросил банкир.

– Из-за тех комментариев, которые сделал мой отец. Он сказал, что попытки тонущего человека спастись можно понять, за исключением тех случаев, когда он карабкается на твои плечи. – Пол выдержал паузу, давая банкиру понять, к чему он клонит, и закончил: – А я бы добавил: "Тем более, когда это происходит на званом обеде".

"Как неосторожно с его стороны, – подумала Джессика. – Нужно было быть циничным до крайности, чтобы вызвать моего сына на такое". Она видела, как напрягся Айдахо, готовый к немедленному действию. Охрана была в тревоге Гурни Хэллек не выпускал из виду людей, сидящих напротив.

– Ха-ха-ха-а-а-а! – Откинувшись на спинку стула, контрабандист разразился громким хохотом, не замечая никого вокруг.

На лицах сидящих за столом появились нерешительные улыбки. Вьют усмехался. Банкир, отодвинувшись от стола, смотрел на Пола.

– Насмехаться над Атридесами – значит ставить себя под удар.

– Разве это в правилах Атридесов – оскорблять своих гостей? – спросил банкир.

Прежде чем Пол успел ответить, Джессика, подавшись вперед, бросила:

– Сэр! – И она подумала "Мы должны знать игру этого харконненского отродья. Не для того ли он здесь, чтобы мучить Пола? Есть ли у него помощники?" – Мой сын показывает вам свою лучшую одежду, а вы заявляете, что она прекрасно на вас сидит. Какое удивительное открытие! – Ее рука скользнула к тому месту на бедре, куда она прикрепила криснож.

Банкир перевел взгляд на Джессику. Он оставил в покос Пола, и она видела, что тот сел посвободнее. Он сконцентрировался на кодовом слове "одежда".

Кайнз сделал знак контрабандисту. Тот вскочил на ноги и поднял свой бокал:

– Я предлагаю тост за юного Пола Атридеса, мальчика по годам, но мужчину по поступкам!

"Почему они навязывают нам бой?" – спросила себя Джессика.

Теперь банкир смотрел на Кайнза, и она увидела, что страх вновь вернулся на лицо агента. Сидящие за столом начали реагировать на тост. "Куда бы Кайнз ни шел, люди следуют за ним, – думала Джессика. – Как это чудесно, что он принял сторону Пола! В чем секрет его власти? Конечно, не в том, что он судья по изменениям – это пост временный. И уж, конечно, не потому, что он имперский служащий". Она сняла руку с рукоятки крисножа и, глядя Кайнзу в лицо, подняла свой бокал. Он ответил тем же.

Только Пол и банкир Су-Су (до чего же идиотская кличка, подумала Джессика) остались безучастными. Внимание банкира по-прежнему было приковано к Кайнзу. Пол смотрел в свою тарелку.

"Я верно вел дело, – думал Пол. – Почему же они вмешиваются?" Он искоса посмотрел на сидящих напротив него гостей.

– В нашем обществе не следует быть обидчивыми. Часто это равносильно самоубийству. – Он посмотрел на дочь фабриканта стилсьютов. – Разве вы не так думаете, мисс?

– О, да! Конечно! – ответила она. – Слишком много насилия. Я просто заболеваю от этого. Часто при этом никого и не думают обижать, но люди умирают повсюду. В этом нет смысла.

Джессика, наблюдая за точно рассчитанными действиями девушки, думала: "Она вовсе не так проста, эта куколка". Она различила смысл угрозы и поняла, что Хэллек тоже уловил его. "Они просто испытывали Пола", – догадалась Джессика, испытывая облегчение от этой мысли. Возможно, ее сын первым это понял.

Банкир с кривой усмешкой повернулся к Джессике и сказал:

– Моя госпожа, боюсь, что я злоупотребляю вашими винами. Вы подали крепкие напитки, а я к ним не привык.

Джессика слышала за его смиренными словами злобу, но тем не менее любезно сказала:

– Когда за столом встречаются незнакомые люди, следует делать скидку на разницу в привычках и обычаях.

Темноволосая спутница фабриканта стилсьютов, наклонившись " Джессике, сказала:

– Герцог сказал, что мы здесь в безопасности. Я так надеюсь на это!

"Ей было приказано направить разговор в это русло", – подумала Джессика.

– Вполне возможно, что все окажется не таким серьезным, – сказала она. – Но пока слишком многие детали требуют непосредственного внимания герцога. До тех пор пока не прекратится борьба между Атридесами и Харконненами, никакие меры предосторожности не являются излишними. Герцог поклялся, что не оставит на Арраки ни одного агента Харконненов. – Она посмотрела на представителя банка Союза – И ландсраат, естественно, поддержит его. – Она обратилась к Кайнзу: – Разве это не так, доктор Кайнз?

Фабрикант стилсьютов мягким жестом коснулся спины своей спутницы. Та посмотрела на него и сказала:

– Мне кажется, что сейчас я чего-нибудь съела бы. Я бы с удовольствием попробовала то блюдо из дичи, которое вы приказывали подать раньше.

Сделав знак лакею, Джессика повернулась к банкиру:

– А вы, сэр, говорили о птицах и их привычках. Я узнаю об этой планете так много интересного. Расскажите мне, где залегает спайс? Приходится ли охотникам углубляться в пустыню?

– О нет, моя госпожа! В сердце пустыни его находят очень редко, а в южных районах почти никогда.

– Существует легенда о том, что ЛСД – знаменитая матушка спайса, была найдена на юге, – сказал Кайнз. – Но я подозреваю, что это выдумка. Отдельные охотники за спайсом проникали в сердце пустыни, но это чрезвычайно опасно. Там нет определенных маршрутов и часто бывают штормы. Чем дальше от Защитной стены ты находишься, тем больше вероятность всяких случайностей. Проникновение слишком далеко считается нежелательным. Возможно, если бы у нас был спутник погоды...

Вьют поднял голову и, хотя его рот был набит едой, проговорил:

– Говорят, что Свободные там путешествуют и даже охотятся за соуками и сипвелами в южных широтах.

– Соуки и сипвелы? – переспросила Джессика.

– Нелепые слухи, моя госпожа. На других планетах так бывает, только не на Арраки. Соук – это место, где вода выходит на поверхность или проходит так близко от нее, что, имея определенные знания, можно до нее докопаться. Сип вел – это такая форма соука, при которой человек может добывать воду через соломинку... по крайней мере так говорят.

"В его словах таится ложь", – отметила Джессика.

– Это очень любопытно, – сказала вслух Джессика. А сама подумала: "Так говорят... До чего же у них здесь любопытная манера речи, как она раскрывает их зависимость от сложных ситуаций".

– Я слышал, что у вас есть поговорка: "Лоск приходит из городов, а мудрость из пустыни", – сказал Кайнзу Пол.

Прежде чем Джессика обдумала новый вопрос, к ней приблизился слуга с запиской. Она вскрыла ее и, увидев кодовые знаки и почерк герцога, так и впилась в нее глазами.

– Вы будете рады узнать, – сказала она, – что дело, из-за которого наш герцог был вынужден уйти, улажено. Исчезнувший карриол найден. Находящийся на его борту агент Харконненов сумел совладать с командой и перебросить машину на контрабандистскую базу в надежде продать его. – Она кивнула Туеку, и тот кивнул ей в ответ. Джессика снова сложила записку и убрала ее в рукав.

– Я рад, что дело не дошло до открытого столкновения, – сказал банкир. – Люди так надеются, что Атридесы принесут им мир и процветание.

– А теперь очередь десерта, – громко сказала Джессика. – Сладкое наш повар приготовил еще на Каладане.

– Звучит очень заманчиво, – поддержал ее фабрикант стилсьютов. – Нельзя ли мне получить рецепт?

– Любой рецепт, какой пожелаете, – ответила Джессика, регистрируя ответ для отчета Хавату. Фабрикант – мелкий трусливый карьерист. И его вполне можно подчинить себе. Разговор вокруг нее становился все оживленнее.

– Мы могли бы добиться того, что урожай в следующем квартале увеличится...

Джессика смотрела в тарелку, думая о кодовой части записки герцога: "Харконнены пытались захватить груз ласганов. Мы захватили их в плен. Возможно, с другими грузами им повезло больше. И это, конечно, означает, что они нам оставили небольшой запас защитных полей. Примите меры предосторожности".

Джессика сосредоточилась мыслями на ласганах. Горячие белые лучи ласганов могли рассечь любую известную субстанцию, если только она не была окружена защитным полем. Тот факт, что ласган и защитное поле могли взорваться одновременно, не беспокоил Харконненов. Почему? Взрыв мог быть более мощным, чем атомный, он мог убить и того, кто целился, и того, кто защищался защитным полем. Это известие наполнило ее тревогой.

– А я и не сомневался в том, что мы найдем карриол. Раз мой отец взялся разрешить эту проблему, он ее разрешит. Это начинают понимать и Харконнены.

"Он хвастает, – подумала Джессика. – Не стоит этого делать. Ни один человек, который – из предосторожности против ласганов – будет спать этой ночью ниже уровня земли, не имеет права хвастать".

* * *

Услышав звуки возни в большом холле, Джессика включила свет у кровати. Часы еще не были переведены на местное время, и ей пришлось вычесть 21 минуту, чтобы определить, что уже около двух часов ночи. Звуки были громкими и хаотичными.

"Что, если на нас напали Харконнены?" – подумала она.

Она выскользнула из постели и включила экран монитора, желая проверить, где ее семья. Экран показал Пола спящим в глубоком погребе, который они скрепя сердце превратили в спальню для него Шум явно исходил не оттуда В комнате герцога никого не было. Кровать его была не разобрана. Был ли он на летном поле? Другие помещения дома не просматривались.

Она расслышала чью-то громкую бессвязную речь, потом кто-то позвал доктора Уйе. Джессика нашла халат, накинула его на плечи, сунула ноги в туфли, поправила прикрепленный к ноге криснож.

Снова чей-то голос позвал Уйе. Джессика запахнула халат и вышла в холл. И снова ее испугала мысль: "Что-то случилось с Лето?!"

Она торопилась, и путь через коридор показался ей бесконечным. Повернув в конец коридора под арку, она прошла в столовую, а потом – в большой холл, ярко освещенный всеми лампами.

Справа от нее, возле главного входа, стояли двое охранников, держа под руки Дункана Айдахо. Голова его упала на грудь, и все внезапно погрузилось в тишину.

Один из охранников с упреком обратился к Айдахо:

– Видите, что вы наделали? Вы разбудили госпожу Джессику!

Огромные драпировки за спиной людей качнулись, и оказалось, что входная дверь открыта. Никаких следов герцога или Уйе не было видно. У дверного косяка, холодно глядя на Айдахо, стояла Шадоут. На ней было длинное платье с извилистым рисунком, на ногах – неуместные здесь ботинки для пустыни.

– Значит, я разбудил госпожу Джессику? – пробормотал Айдахо. Он поднял лицо к потолку и завопил: – Первой моей клятвой было – служить Грамману!

"Матерь божья! Да он пьян!" – подумала Джессика.

Айдахо был пьян. Его круглое лицо было мрачно, черные кудрявые волосы перепачканы Сквозь порванную тунику торчала нарядная рубашка, в которой он был за обедом. Джессика подошла к нему. Один из охранников кивнул ей, не выпуская Айдахо.

– Мы не знали, что с ним делать, моя госпожа Он бушевал у входа и отказывался войти в дом Мы боялись, что местные могут подойти и увидеть, а это совершенно ни к чему...

– Он провожал одну молодую леди после обеда, моя госпожа. Это был приказ Хавата.

– Одну из женщин Вы понимаете, моя госпожа? – Оглянувшись на Шадоут, он понизил голос. – Ему всегда дают особые задания, когда дело касается леди.

И Джессика подумала: "Да, это так. Но почему он пьян?" Нахмурившись, она повернулась к Шадоут.

– Шадоут, принеси стимулянт. Я предлагаю кофеин. Возможно, остался еще кофе.

Та пожала плечами и направилась в кухню Ее зашнурованные ботинки звонко стучали по полу.

Айдахо неуверенно повернул голову и неудобно свесил ее, посмотрев на Джессику.

– У-б-бил для герцога три-ста человек, – пробормотал он. – З-за-зачем я здесь? Не могу жить под землей. Не могу жить без зе-зе-мли. Ч-что тут за место, а?

Внимание Джессики привлек звук из бокового коридора. Она обернулась и увидела направляющегося к ним доктора Уйе. С его руки свисала медицинская сумка. Он был полностью одет и выглядел бледным и измученным. Бриллиантовая татуировка ясно выступала на его лбу.

– Д-добрый доктор! – завопил Айдахо. – Ч-что поделываете, док? Распиливаете людей? – Он неуклюже повернулся к Джессике. – Из меня дурака делаете, а?

Джессика нахмурилась и ничего не ответила, подумав про себя. "Почему Айдахо пьян? Быть может, его подвергли действию наркотиков?"

– Слишком много пива со спайсом... – Айдахо изо всех сил пытался стать прямо.

Вернулась Шадоут с чашкой, над которой поднимался пар, и в нерешительности остановилась за спиной Уйе. Она посмотрела на Джессику, и та покачала головой. Уйе поставил сумку на пол и, приветственно кивнув Джессике, сказал:

– Пиво со спайсом, да? Самая проклятая смесь, которую я когда-либо пил, – говорил Айдахо, пытаясь Привлечь к себе общее внимание. – Впервые моя шпага иск-к-купалась в крови Граммана. Убил Харкон.. убил во славу герцога.

Уйе повернулся, посмотрел на чашку в руке Шадоут.

Голова Айдахо качнулась в сторону Уйе, и он шагнул к нему, увлекая за собой охранников.

– С-ыт мил-лостью Имперской Вселенной, док. Т-теперь буду делать, что хочу.

– После того, как вы это выпьете, – наставительно сказал доктор Уйе. – Это всего лишь кофеин.

– Мерзкий, как и все здесь! Че-ртово солнце слишком яркое. Ни-че-го в целом свете. Все неверное или.

– Ну-ну, сейчас уже поздно – Доктор говорил нарочито спокойным тоном. – Выпейте это, как пай-мальчик. Вам станет лучше.

– Вы можете спорить с ним всю ночь, – сказала Джессика.

– Вам ни к чему здесь оставаться, моя госпожа, – сказал Уйе. – Я могу сам о нем позаботиться.

Джессика покачала головой. Шагнув вперед, она резко ударила Айдахо по щеке. Вместе с охранниками он отступил назад, глядя на нее во все глаза.

– Нельзя так себя вести в доме вашего герцога, – сказала она. – А теперь выпейте это! Я вам приказываю!

Айдахо выпрямился, глядя на нее. Медленно и членораздельно он проговорил:

– Я не собираюсь подчиняться приказам проклятой шпионки Харконненов.

Уйе онемел, не отрывая взгляда от лица Джессики.

Ее лицо сделалось мертвенно-бледным, но она осталась на месте. Все теперь прояснилось, неясные намеки, которые она слышала в словах, видела в действиях окружающих ее людей, можно было теперь перевести на понятный язык. Ее охватил такой приступ гнева, что она потеряла дар речи. Ей понадобилось прибегнуть к самым сокровенным знаниям Бене Гессерит, чтобы успокоить свой пульс и выровнять дыхание. И даже тогда перед ее глазами вспыхивали круги. "Айдахо всегда поручали слежку за леди". Она бросила взгляд на Уйе. Доктор опустил глаза.

– Вы знали об этом? – повелительным тоном спросила она.

– До меня... доходили слухи, моя госпожа. Но я не хотел усугублять ваше бремя.

– Хават! – крикнула она. – Я хочу, чтобы немедленно привезли Зуфира Хавата!

"Это должен быть Хават, – подумала она. – Такие подозрения, как эти, не могут исходить из другого источника. Иначе им нет веры.

Джессика перевела взгляд на чашку в своей руке и резко выплеснула ее содержимое в лицо Айдахо.

– Заприте его в одной из комнат для гостей, в восточном крыле, – приказала она. – Пусть проспится.

Охранники хмуро посмотрели на нее. Один сказал:

– Может быть, нам стоит отвести его еще куда-нибудь, моя леди. Мы могли бы...

– Ему следует находиться там! – отрезала Джессика. – Для него там есть работа. – В ее голосе зазвучала горечь. – Он умеет так хорошо наблюдать за леди!

– Вам известно, где находится герцог? – спросила она.

– Немедленно приведите ко мне Хавата! – распорядилась Джессика – Когда он придет, проводите его в мою гостиную.

– В случае необходимости я свяжусь с герцогом, – сказала она. – Надеюсь, такой необходимости не будет Я не хочу беспокоить его, вмешивая в это дело.

Джессика сунула чашку в руки Шадоут и встретилась с вопрошающим взглядом ее синих глаз.

– Возможно, с этим надо подождать до завтра, – предложил Уйе. – Я могу дать вам снотворное и...

– Возвращайтесь к себе и предоставьте мне действовать самой. Я сама решу, что делать, – сказала она. Чтобы смягчить суровость своего тона, она потрепала его по руке – Это единственный путь.

Высоко подняв голову, она резко повернулась и направилась к себе. Холодные стены... коридоры... знакомая дверь. Она рванула ее на себя, вошла и захлопнула ее за собой. Остановившись возле двери, она замерла, глядя на закрытые защитным полем двери и окна своей гостиной. "Хават? Может ли он быть одним из тех, кого удалось подкупить Харконненам? Что ж, посмотрим..."

Джессика подошла к глубокому старомодному креслу под вышитым чехлом и повернула его так, чтобы можно было сидеть лицом к двери. Внезапно она вспомнила о крисноже, прикрепленном к ноге. Она сняла ножны и зажала кинжал в руке. Еще раз она внимательно оглядела комнату, запечатлевая в памяти каждую мелочь: стул в углу, стулья с прямыми спинками вдоль стены, два низких столика, ее цитра у двери в спальню.

Суспензерные лампы заливали комнату бледно-розовым светом. Она притушила их, села в кресло и, потеребив обивку, оценила ее прочность.

"А теперь пусть приходит, – подумала она. – Увидим, что будет". И она принялась готовить себя к встрече, как это делали Боне Гессерит: собрать терпение, наполнить себя силой.

Раньше, чем она ожидала, в дверь постучали, и появился Хават. Слезящиеся глаза старика блестели. Освещение комнаты придавало его морщинистой коже желтоватый оттенок; на рукаве виднелось мокрое пятно.

Она поняла, что это кровь. Указав на один из стульев с высокой спинкой, она сказала:

Хават поклонился и сделал так, как она ему велела. "Все этот пьяный дурак Айдахо", – подумал он. Он изучал лицо Джессики, удивляясь ее выдержке.

– Нам потребуется много времени, чтобы объясниться, – сказала Джессика.

– Что вас беспокоит, моя госпожа? – Он сел, положив руки на колени.

– Не надо играть со мной в прятки! – взорвалась она. – Если Уйе не сказал, зачем тебя вызвали, то это должен был сделать один из охранников. Можем мы быть, по крайней мере, честными друг с другом?

– Прежде всего ты ответишь мне на один вопрос, – сказала она. – Являешься ли ты агентом Харконненов?

Хават сорвался с места, его лицо потемнело от гнева. Он резко бросил:

– Сядь, – сказала она. – Ты тоже осмелился обвинить меня в этом.

Он медленно опустился на стул. А Джессика, читая его мысли, с облегчением подумала: "Это не Хават".

– Теперь я знаю, что ты хранишь верность моему герцогу, – сказала она. – Поэтому я готова простить тебе свою обиду.

Джессика нахмурилась, размышляя: "Может сказать ему о моем главном козыре? О дочери герцога, которую я вот уже несколько недель ношу под сердцем? Нет! Сам Лето еще не знает об этом. Это только осложнит его жизнь, рассеет его внимание в то время, когда он должен сосредоточить все свои силы на борьбе за наши жизни. Еще не пришло время об этом говорить".

– Знающий правду разрешил бы этот наш спор, – примирительно произнесла она, – но у нас нет такого Человека.

– Как скажете. У нас нет человека, знающего правду.

– Зато среди нас есть предатель! – воскликнула она. – Я изучила наших людей с огромным вниманием. Кто это может быть? Не Гурни и, конечно, не Дункан. Их лейтенанты недостаточно опытны, чтобы решать серьезные дела. Это не ты, Зуфир. Это не может быть Пол. Я знаю, что это не я. Остается доктор Уйе. Следует ли мне позвать его и устроить ему испытание?

– Это напрасный труд, – сказал Хават. – Он воспитан Высшим колледжем, это я знаю наверняка.

– Его жена Бене Гессерит была убита Харконненами, – сказала Джессика.

– Разве вы не слышите ненависти в его голосе, когда он говорит о Харконненах?

– Что заставило вас подозревать меня? – спросила она.

– Моя госпожа ставит своего слугу в неудобное положение Мой первый хозяин – герцог.

– И снова я должен спросить: есть ли что прощать?

– Давай тогда возьмем кого-нибудь другого, – сказала она. – Дункана Айдахо, например, великолепного воина, чьи способности к охране и наблюдению заслуживают глубокого уважения. Сегодня вечером он переусердствовал кое в чем, носящем название пива со спай сом. Я слышала, что и другие наши люди бывали одурманены этой смесью. Это верно?

– У вас есть собственная информация, моя госпожа?

– Да, есть. Неужели вы не рассматриваете это пьянство как симптом, Зуфир?

– Напрягите свои способности ментата! – вспылила она – В чем причина того, что происходит с Дунканом и с остальными? Могу вам ответить: у них нет дома.

– Арраки для них – неизвестная земля. Их домом был Каладан, но мы лишились этого дома. У них нет дома, и они боятся, что герцог их покинет.

– Если бы так заговорил один из наших людей, то это можно было счесть...

– Ах, прекратите, Зуфир! Разве доктор совершает предательство, поставив правильный диагноз? Разве можно его за это считать пораженцем? Моя единственная цель – вылечить болезнь.

– Но вы должны понимать, что у меня есть опыт лечения таких болезней, – сказала она. – И, возможно, ты согласишься, что у меня есть некоторые лекарства.

"Мне придется ввести его в еще более жестокий шок, – сказала она себе. – Он нуждается во встряске, которая выбьет его из состояния рутины.

– У вашего умения может быть много интерпретаций, – говоря это, Хават пожал плечами.

– Вы уже вынесли мне обвинительный приговор?

– Конечно нет, моя госпожа. Но я должен обратить внимание на любую возможность, и события покажут, насколько они верны.

– Угроза моему сыну прошла здесь, в этом доме, незамеченная вами, – сказала она. – Кто воспользовался этой возможностью?

– Не сказали ли вы о своих сожалениях также мне... или Полу?

Теперь он сердился уже открыто – ноздри его раздувались, глаза горели. Она видела, как бьется жилка на его виске.

– Я – человек герцога, – произнес он четко, с расстановкой выговаривая каждое слово.

– Это не предательство, – сказала она. – Угроза в чем-то другом. Возможно, это имеет отношение к ласганам Возможно, они рискнут поставить в нескольких ласганах часовые механизмы, нацеленные на домашние защитные поля.

– И кто сможет сказать после взрыва, не был ли он атомным? – спросил он. – Нет, моя госпожа, они не пойдут на действия столь нелегальные. Радиация рассеивается долго, улики слишком серьезны. Этот путь для них закрыт, ставка должна делаться на предательство.

– Вы – человек герцога! – не выдержала она – Могли бы вы уничтожить его в попытке спасти?

– Если вы невиновны, я принесу вам самые унизительные извинения.

– Посмотри на себя, Зуфир, – сказала она. – Люди живут лучше всего тогда, когда каждый из них имеет собственное место, когда каждый знает, что он делает в обществе. Уничтожьте это место – погибнет и человек. Мы с вами, Зуфир, из всех тех, кто любит герцога, лучше всего подходим для того, чтобы уничтожить его место. Разве не могла я нашептать о тебе герцогу ночью? Когда лучше всего западают в голову подобные подозрения? Следует ли мне говорить яснее?

– Конечно же нет. Я просто веду к тому, что кто-то действует против нас, используя для этого устройство нашей жизни Это умно, дьявольски умно Я предлагаю отразить эту атаку, организовав нашу жизнь так, чтобы подобные клинья некуда было вбить.

– Вы обвиняете меня в распространении беспочвенных подозрений?

– Вас больше устраивают собственные подозрения?

– Это твоя жизнь состоит из подозрений, а не моя.

– Значит, вы ставите под сомнения мои возможности?

– Зуфир, я хочу от тебя, чтобы ты исследовал мою эмоциональную вовлеченность в это дело. Реальный человек – просто животное, без логики. Твое представление о логике неестественно, но оно продолжает оставаться таким. Ты – ментат, воплощение логики. И все же решение твоих проблем строится на том, что в самом прямом смысле слова образуется вне тебя, требует всестороннего изучения и деятельного исследования со всех сторон.

– Вы решили поучить меня моему ремеслу? – спросил он, не скрывая своего презрения к ее советам.

– Все, что находится вне тебя, ты можешь видеть и ко всему применить логику, – сказала она. – Но такова уж сущность человека, что, когда мы сталкиваемся с личными проблемами, мы тем неохотнее обращаемся к их изучению при помощи логики, чем более глубокими они являются Мы склонны барахтаться на поверхности, обвиняя все что угодно, только не то, что действительно мучает нас.

– Вы, я вижу, пытаетесь разрушить мою веру в возможности ментата, – раздраженно бросил он. – Где бы я ни обнаружил попытку саботировать любое оружие из нашего арсенала, я бы без колебания обвинил виновных и уничтожил их.

– Хорошие ментаты питают здоровое уважение к ошибкам в своих расчетах, – сказала она.

– Тогда направь свое внимание на симптомы, видимые нам обоим: пьянство среди мужчин, ссоры; они болтаются и передают друг другу нелепые слухи об Арраки, они игнорируют самые простые...

– Это у них от безделья. Не пытайтесь отвлечь мое внимание, превращая простое в таинственное.

Она смотрела на него, думая о людях герцога, напивающихся в барах до такой степени, что от них разит, как из пивной бочки.

– Почему ты никогда не использовал мои возможности для службы герцогу? – спросила она. – Боишься соперничества?

Он пристально посмотрел на нес, и в его старческих глазах вспыхнул огонь.

– Мне известны некоторые приемы, которые преподают в школах Бене Гессерит... – Он умолк, нахмурившись.

– Бене Гессерит – ведьмы! Мне известно кое-что об этих приемах, – сказал он. – Я наблюдал их у Пола. Ваша школа говорит людям: ты существуешь только для того, чтобы служить...

"Шок должен быть жестоким, и он почти подготовлен к нему", – подумала она.

– Ты с уважением слушал меня в Совете, – сказала она, – и все же ты редко следовал моим советам. Почему?

– Я не доверял вашим побуждениям как Бене Гессерит. Вы думаете, что видите человека насквозь, что можете заставить человека делать то, что вы...

– Да ты просто дурак, Зуфир! – выдохнула она.

– Какие бы слухи о наших школах не доходили до тебя, – сказала она, – правда о ней гораздо более величественна Если бы я захотела уничтожить герцога или тебя, или любое другое лицо, находящееся в пределах моей досягаемости, ты не смог бы меня остановить.

И она подумала: "Почему я позволяю себе говорить такие слова? Меня не тому учили, я не этим должна его сразить".

Хават скользнул рукой в разрез туники, туда, где он держал крошечный металлический прибор с отравленными стрелами "Она не окружена полем, – подумал он. – Все это одно лишь хвастовство с ее стороны. Я мог бы убить ее сейчас же, но что, если я ошибусь?"

– Будем молиться о том, чтобы насилие никогда не встало между нами, – произнесла она.

– Между тем непонимание между нами все растет и растет, – возразила она. – Я снова должна спросить тебя: разве не было бы более разумным предположить, что в расчеты Харконненов входит возбуждать подозрения и сеять между нами вражду?

– Похоже, что мы снова вернулись к мертвой точке, – сказал он. Она же вздохнула, подумав: "Он почти готов к этому".

– Мы с герцогом должны заменить нашему народу отца и мать, – сказала она. – Наше положение...

Она с трудом заставила себя сохранять спокойствие, думая про себя: "Хороший ответный выпад".

– Но он не женился и ни на ком другом! И не женится, пока я жива... О чем это мы говорили? Да, я сказала, что разрушить естественное положение вещей, внести путаницу, сумятицу, разрыв – что может быть полезнее для Харконненов?

– Герцог? – спросила она – Привлекательная цель, но никто другой, за исключением Пола, не охраняется так тщательно Я? Это, конечно, серьезное покушение, но они должны знать, что я Бене Гессерит и, значит, труднодоступная цель. Но есть лучшая цель – человек, для которого подозрение естественно так же, как дыхание. Человек, который всю свою жизнь строит на подозрениях и тайне. – Она резким жестом выбросила вперед правую руку. – Ты!

– Я не отпускала тебя, Зуфир! – вскипела она.

Старый ментат почти рухнул на стул: так быстро расслабились его мускулы. Она улыбнулась, но в ее улыбке не было радости.

– Теперь ты знаешь кое-что о настоящих приемах, которым нас научили, – сказала она.

Хават пытался сглотнуть пересохшим горлом. Ее приказ был категоричен. И тон, и манера, в которой он был произнесен, не допускали ничего, кроме безоговорочного подчинения Его тело повиновалось ему раньше, чем он успел его обдумать. Ничто не могло бы предотвратить его реакцию – ни логика, ни безудержный гнев... ничто! То, что она смогла сделать, говорило о высокой чувствительности, тонком знании людей и о таком глубоком контроле, о существовании которого он раньше и не подозревал.

– Я уже говорила вам о необходимости взаимопонимания. Я имею в виду, что тебе следует понять меня – я тебя уже поняла. И теперь я должна сказать тебе, что твоя лояльность по отношению к герцогу полностью гарантирует тебе безопасность в отношениях со мной.

Он не отрывал от нее взгляда, водя языком по пересохшим губам.

– Если бы я захотела, герцог женился бы на мне, – сказала она. – И даже думал бы, что делает это по собственной воле.

Хават опустил голову. Лишь самый строгий контроль над собой мешал ему позвать охрану. Контроль... и неуверенность в том, позволит ли ему эта женщина сделать это. В каждой клеточке его тела жили воспоминания о том, как она взяла его под контроль. В эту минуту она могла без колебаний вытащить оружие и убить его.

"Есть ли у каждого человека такое слепое пятно?" – удивлялся он. Может ли каждый человек Подчиниться приказу, прежде чем он сможет оказать сопротивление? Эта мысль ошеломила его. Кто может остановить лицо, обладающее такой властью?

– Мы лишь мельком заглянули в тайну Бене Гессерит, – сказала она. – То, что я сделала, относительно несложная вещь. Всего моего арсенала вы еще не видели.

– Почему же вы не уничтожили врагов герцога?

– Кого бы вы хотели, чтобы я уничтожила? – спросила она. – Вы бы хотели, чтобы я сделала нашего герцога слабым, заставив его во всем опираться на меня?

– Власть – палка о двух концах, Зуфир. Ты думаешь, до чего же ей легко ковать оружие, которое может стать смертельным для врага! Даже для тебя, Зуфир. Но чего я этим достигну? Если бы все Бене Гессерит так поступали, то разве не вызвали бы мы подозрений в глазах людей? Мы не хотим этого, Зуфир. Мы не намерены разрушать сами себя. – Она кивнула. – Мы действительно существуем, чтобы служить.

– Ты никому ничего не расскажешь о случившемся здесь, Зуфир, – сказала она. – Я знаю тебя.

– Моя госпожа... – В горле старика встал комок.

И она подумала: "Да, у меня огромная власть. Но разве не делает это меня еще более ценным объектом внимания для Харконненов?"

– Герцог мог бы быть уничтожен его друзьями также быстро, как и врагами, – произнесла она. – Теперь я верю в то, что ты проникнешь в тайну предательства и разгадаешь ее.

– Осторожен, – сказал он. – И знаю цену ошибки.

– Тогда я предложу тебе еще один вопрос. Как ты отнесешься к такому факту: ты стоишь перед другим человеком, связанный и беспомощный, а другой человек держит нож у твоего горла и все же отказывается убить тебя, освобождает тебя от оков и отдает нож в твое Пользование?

Старый ментат нерешительно встал. Его рука скользнула в отверстие туники за смертоносным оружием. Он вспомнил о голове быка, об отце герцога, который был храбрым человеком, каковы бы ни были другие его качества, и об одном дне корриды: свирепое черное чудовище стояло, наклонив голову, смущенное и неподвижное. Старый герцог перекинул огненный плащ через руку под одобрительный гул толпы.

"Я бык, а она матадор", – подумал Хават. Он убрал руку с оружия и посмотрел на капли пота, блестевшие на его ладони.

Он знал, что, чем бы ни закончилось это дело, он всегда будет вспоминать эту минуту и никогда не утратит чувства глубокого восхищения перед превосходством леди Джессики.

Джессика отвела взгляд от окон, обернулась и посмотрела на закрытую дверь.

– Теперь будем ждать нужного действия, – прошептала она.

* * *

Дурман пьянящей дремоты опоил вас, борющиеся со скалами, сражающиеся с тенями. Ваше время ушло. Жизнь ваша украдена: жертвы собственной глупости, вы погрязли в пустяках...

Принцесса Ирулэн.

Погребальная песня Муаддиба.

Лето стоял в фойе своего дома, изучая записку при свете единственной лампы. До рассвета было еще несколько часов, и он чувствовал усталость.

Посланец Свободных только что передал эту записку одному из солдат наружной охраны. Герцог как раз вернулся с командного поста. В записке было: "Столб дыма днем, сноп огня, ночью". Подписи не было. Что бы это могло означать?

Посланец ушел раньше, не дожидаясь ответа. Он растаял в ночи. Лето сунул записку в карман туники, думая позже показать ее Хавату. Откинув со лба прядь волос, он глубоко вздохнул. Таблетки против усталости уже не помогали. Прошло два долгих дня со времени званого обеда, и все это время он не сомкнул глаз.

Больше всего его утомило совещание с Хаватом, отчет о их встрече с Джессикой.

"Следует ли мне разбудить ее? – думал он. – Нет больше смысла играть с ней в таинственность. Или есть? Черт бы побрал этого Дункана Айдахо!"

Он покачал головой. "Нет, не Дункан виноват. Это я ошибся в самом начале, не оказав ей полного доверия. Я должен что-то сделать, пока не случилось новой беды".

Приняв это решение, он почувствовал себя бодрым и торопливо направился к фойе большого холла и потом по коридору – к семейному крылу.

На повороте, который вел в помещение для слуг, он остановился. Из одного коридора доносились странные мяукающие звуки. Лето поднес руку к выключателю защитного пояса и схватился за рукоятку кинжала Это вернуло ему чувство уверенности, так как эти звуки вызвали в нем дрожь.

Он тихо двинулся по проходу, кляня плохое освещение. Самые маленькие лампы были расположены примерно в восьми метрах друг от друга и поставлены на минимальную мощность. Темные каменные стены поглощали свет.

Из царившего впереди мрака вырисовывались неясные очертания человеческой фигуры, лежащей на полу.

Лето заколебался. Почти уже активизировав защитное поле, он в последний момент все же передумал, потому что это ограничило бы его подвижность, его слуховые возможности... И еще потому, что он помнил про попытку захвата корабля с ласганами.

Соблюдая предосторожности, он подошел ближе. Кто-то лежал на полу ничком. Не отнимая руки от рукоятки ножа. Лето ногой повернул человека на спину и наклонился над ним, вглядываясь в лицо при тусклом свете лампы. Это был контрабандист Туск. На его груди темнело мокрое пятно. Широко раскрытые мертвые глаза напоминали два пустых темных провала. Лето тронул его руку – она была еще теплая.

"Как мог этот человек оказаться здесь? – спросил себя Лето. – Кто убил его?"

Звук, напоминающий мяуканье, послышался громче. Он доносился спереди, из бокового коридора, ведущего в комнату, где был установлен главный генератор защитного поля.

Держа одну руку на выключателе личного защитного поля, а другую на рукоятке кинжала. Лето перешагнул через труп, скользнул дальше по коридору, завернул за угол и направился к генераторной.

На полу, в нескольких шагах от него, виднелась еще одна груда, и он сразу понял, что это и был источник шума. Тот, кто лежал на полу, медленно пополз к нему, задыхаясь и что-то бормоча.

Подавив внезапный приступ страха. Лето бросился вперед и наклонился над распростертой фигурой Это была Шадоут, домоправительница из Свободных. Волосы падали ей на лицо, одежда была в беспорядке. Темная дорожка виднелась на ее боку и спине. Он тронул ее за плечо, и она приподнялась на локтях, устремив на него глаза, которые уже заволакивались темнотой.

– Это вы... – выдохнула она. – Убит... охранник... послал Туск... побег... моя госпожа... вы... вы... здесь... нет... – она упала головой вперед и ударилась о камень.

Лето пощупал пульс у нее на виске. Его не было. Он посмотрел на рану. Ее ударили ножом в спину. Кто? Мысли лихорадочно бились в его мозгу. Она сказала, что убили охранника А Туек? За ним послала Джессика? Почему?

Его предупредило какое-то шестое чувство, и он схватился за выключатель защитного поля. Слишком поздно... На его руку обрушился страшный удар. Почувствовав боль, он увидел торчащий в руке дротик. Рука в месте удара онемела, и онемение распространялось дальше. С огромным усилием он выпрямился и посмотрел в глубь коридора.

В открытой двери генераторной стоял Уйе. Его лицо казалось желтым в свете яркой лампы над дверью. В комнате за его спиной царила тишина – генератор не действовал.

"Уйе вывел из строя генератор, – подумал он. – Мы совершенно беспомощны!"

Уйе кинулся к нему, убирая в карман парализатор. Обнаружив, что он еще может говорить. Лето крикнул:

– Уйе! Как ты... – Паралич достиг его ног, он соскользнул на пол и остался сидеть, прислонившись головой к стене.

Лицо Уйе было печально, когда он наклонился над герцогом и потрогал ему лоб. Лето ощутил его прикосновение, но оно показалось ему таким далеким, ускользающим.

– Это селективный наркотик, – сказал Уйе. – Вы можете говорить, но я бы не советовал вам этого делать. – Он оглядел коридор, потом снова наклонился над Лето, вытащил стрелу и отбросил ее в сторону. Стук дротика о каменный пол отозвался в ушах герцога отдаленным шумом.

"Невозможно, чтобы это был Уйе, – подумал герцог. – Он ведь воспитывался в Высшем колледже".

– Мне очень жаль, мой бедный герцог, но есть вещи более ценные, чем это. – Он тронул татуировку у себя на лбу. – Я сам считаю ее могущественной, невзирая на мое теперешнее лихорадочное состояние, но я всей душой желаю убить человека. И я не успокоюсь, пока не сделаю это. – Он посмотрел на герцога. – Не вас, мой дорогой герцог. Я хочу убить барона Харконнена.

– Пожалуйста, успокойтесь, мой бедный герцог. У нас мало времени. Зуб, который я вам вставил вместо выдернутого, должен быть заменен. Я ввергну вас в бессознательное состояние и заменю зуб. – Он разжал руку. – Этот зуб является точной копией первого, он сделан очень искусно, наподобие зуба с нервом Он недоступен изучению с помощью детекторов и даже с помощью телеразвертки Но если вы с силой надавите на него, то покрытие разрушится Когда вы втянете в себя воздух, ваш рот наполнится ядовитым газом – самым сильным из всех ядов.

Лето смотрел на Уйе и видел безумные глаза, испарину над бровями и на подбородке.

– Вам все равно умирать, мой бедный герцог, – сказал Уйе. – Но перед смертью вы можете оказаться в непосредственной близости от барона Он будет уверен в том, что вы оглушены наркотиком и не сможете напасть на него Но хотя вы и в самом деле будете оглушены, все же попытайтесь. Нападение может принимать странные формы. Вы будете помнить про зуб, герцог Лето Атридес Вы будете помнить про зуб!

Старый доктор наклонялся все ниже и ниже, пока его свисающие усы окончательно не заслонили от Лето свет.

– Я заключил дьявольскую сделку с бароном И я должен быть уверен в том, что он выполнит свое условие Я узнаю об этом, когда увижу его Я буду знать, как только посмотрю на него Но если я не заплачу свою цену, то я никогда его не увижу Цена – это вы, мой бедный герцог Моя бедная Ванна научила меня многому, и одно из того, чему она меня научила, – это ясно видеть правду, когда стресс велик. Я не могу делать это всегда, но когда я увижу барона – тогда я буду знать.

Все происходящее казалось герцогу кошмаром – этого просто не могло быть!

– Мне не удастся подойти к барону достаточно близко, иначе я сделал бы это сам. Нет, меня будут держать на безопасном расстоянии. Но вы... вы самое лучшее мое оружие! Он захочет, чтобы вы были возле него, чтобы позлорадствовать, похвастаться, как ловко он вам отомстил.

Лето не отрывал взгляда от лица Уйе, от дергающихся мускулов на его подбородке.

– А вы, мой бедный герцог, должны помнить об этом зубе, – Уйе держал теперь его в своих пальцах, – это единственное, что будет напоминать вам обо мне.

Губы Лето шевелились, но слов не получалось. Наконец он смог выговорить:

– Э, нет! Вы не можете отказаться, потому что в обмен на эту маленькую услугу я спасу вашего сына и вашу женщину. Никто другой этого сделать не сможет. Их можно переправить туда, где ни один Харконнен до них не доберется.

– Создав видимость их смерти, спрятать их среди людей, которые хватаются за нож при одном упоминании имени Харконненов. – Он потрогал подбородок Лето. – Вы чувствуете что-нибудь в этом месте?

Будучи не в состоянии отвечать, Лето увидел на пальце Уйе свое кольцо с герцогской печатью.

– Вы сделаете это ради Пола, – сказал Уйе. – Сейчас вы потеряете сознание. Прощайте, мой бедный герцог. При следующей нашей встрече у нас уже не будет времени для разговоров.

Холодная волна пробежала по лицу Лето Все окружающее погрузилось во тьму.

* * *

Джессика проснулась в темноте, осознав, что привычный ход вещей нарушен. Она не могла понять, откуда такая вялость в ее мозгу и теле Страх током ударил по нервам, заставив ее похолодеть. Она хотела встать и включить свет, но не смогла Она почувствовала странный вкус во рту, потом послышался отдаленный звук – непонятно откуда Она лежала в темноте и ждала, чувствуя, как мучительно долго тянутся секунды...

Наконец она ощутила свое тело и поняла, что кисти ее рук и лодыжки связаны, а в рот вставлен кляп Она лежала на боку, ее руки были связаны за спиной. Она попробовала путы и убедилась, что веревка при напряжении лишь сильнее затягивается И теперь она вспомнила.

В темноте ее спальни было какое-то движение, что-то сырое и едко пахнущее упало ей на лицо, забило рот, какие-то руки схватили ее. Она задохнулась, чувствуя, что ей дали наркотик Сознание отступило, и она погрузилась в темноту.

"Свершилось, – подумала она. – Как просто оказалось покорить Бене Гессерит – для этого понадобилось только предательство. Хават был прав".

Она не шевелилась, чтобы не натягивать веревку.

"Это не моя спальня, – подумала она – Меня куда-то перенесли". Мало-помалу ей удалось добиться контроля над собой. Она смогла ощутить запах собственного пота с примесью страха в нем. "Где Пол? – подумала она. – Что они с ним сделали?"

С помощью древних приемов она заставила себя успокоиться. Но ужас притаился совсем рядом. Лето? Где ты. Лето?

Она почувствовала изменения в окружающей ее темноте. Они начались с появлением теней. Теперь она могла полнее использовать свои ощущения: что-то белое... полоса под дверью... я на полу.

Подходили люди – она чувствовала это по дрожанию пола. "Я должна оставаться спокойной. Я должна быть готова. Может быть, у меня будет только один шанс", – внушала она себе. И снова ей удалось успокоиться. Неритмичное биение ее пульса выровнялось, она закрыла глаза, сконцентрировавшись на приближающихся шагах. Людей было четверо.

Она уловила разницу в их шагах. "Я должна сделать вид, что все еще нахожусь под действием наркотика". Она заставила тело расслабиться на холодном полу и собрала всю свою волю. Услыхав, что дверь отворилась, она почувствовала сквозь закрытые веки, что вокруг стало Светлее.

Шаги приблизились, и кто-то наклонился над ней.

– Ты проснулась! – прогремел бас – Не притворяйся!

Над ней стоял барон Владимир Харконнен Она узнала комнату, где спал Пол, увидела сбоку его пустую кровать Охранники остались стоять возле открытой двери, держа в руках зажженные лампы Из холла бил Яркий свет, от которого было больно глазам.

Она посмотрела на барона На нем была темная фуражка, толстые Щеки вздымались красными холмами под паучьими глазами.

– Наркотик действует определенное время, – прогремел он. – Нам с точностью до одной минуты было известно, когда прекратится его действие.

"Как же это возможно? – удивилась она – Только Уйе мог знать мой вес, мой метаболизм, только он один "

– Какая жалость, что ты должна оставаться с кляпом, – сказал барон. – У нас бы мог получиться такой интересный разговор!

Того, кто вошел и остановился за спиной барона, она никогда не видела, но этот человек был ей известен – Питер де Бриз, ментат-убийца Она изучала его ястребиное лицо, чернильно-синие глаза, заставляющие предположить, что он родился на Арраки, хотя изысканность его манер и весь его вид указывали на другое – его плоть никогда не испытывала недостатка воды Он был высок и строен, пожалуй, слишком изнежен.

– Какая жалость, что мы не сможем с тобой поговорить, моя дорогая госпожа Джессика, – сказал барон – Тем не менее мне известно о ваших возможностях. – Он посмотрел на ментата – Не так ли, Питер?

– Как скажете, барон, – ответил тот высоким тенором Звуки его голоса отдались в ее теле холодом она никогда не слышала такого пронзительного голоса Этот голос выдавал убийцу.

– У меня есть сюрприз для Питера, – сказал барон. – Он думает, что пришел получить свою награду – вас, леди Джессика. Но я должен продемонстрировать одно обстоятельство, а именно, он не хочет вас.

– Вы со мной играете, барон? – спросил Питер и улыбнулся.

Видя эту улыбку, Джессика удивилась тому, что барон не отскочил в сторону, пытаясь защититься от этого Питера. Но потом она поняла: барон не мог прочесть смысла этой улыбки – он не знал учения.

– Во многих вопросах Питер наивен, – сказал барон – он не представляет себе, какая вы удивительно сложная натура, леди Джессика. Я мог бы доказать ему это, но не хочу тратить на него времени, – теперь барон улыбнулся Питеру, на чьем лице застыло ожидание – Я знаю, чего вы хотите на самом деле, – вы жаждете власти.

– Но вы обещали мне эту женщину! – воскликнул Питер, начиная терять присущую ему сдержанность.

Джессика, уловив то, что таил в себе этот голос, внутренне содрогнулась: "Как мог барон сделать ментата из этого животного?!"

– Я предлагаю тебе выбор, Питер, – сказал барон.

– Эта женщина и изгнание из империи или герцогство Атридес на Арраки и твое управление по собственному усмотрению – от моего имени.

Джессика следила за тем, как его паучьи глаза изучают Питера.

– Вы можете быть здесь герцогом во всем, кроме титула, – добавил барон.

"Значит, мой Лето умер?" – спросила себя Джессика. Она почувствовала, как в ее груди поднимается немой вопль.

– Пойми, Питер, ты хочешь ее только потому, что она была женщиной герцога, символом его власти – красивая, вышколенная для своей роли. Но целое герцогство, Питер! Это больше, чем символ. Это – нечто реальное. Ты сможешь иметь много женщин, сколько захочешь.

Барон повернулся к лампе, осветившей его лицо.

– Смеюсь? Я? Вспомни – я отказался от мальчика. Ты слышал, что сказал предатель о способностях парня. Они похожи – мать и сын – во всем похожи, – Барон улыбнулся – Теперь я должен идти. Я пришлю охранника, которого я специально приберег для этой минуты Он глух как камень. Ему будет приказано стать твоей правой рукой в твоем изгнании. Он услышит эту женщину, когда увидит, что она берет над тобой контроль. Он не позволит тебе вынуть кляп из ее рта до тех пор, пока вы не покинете Арраки. Если ты останешься, он получит другие приказы.

– Ха-ха! – хихикнул барон. – Подобная быстрота решения может означать только одно.

– Я возьму герцогство, – сказал Питер А Джессика подумала: "Неужели Питер не знает, что барон ему лжет? Но как он может знать? Он – испорченный ментат".

– Разве неудивительно, что я так хорошо знаю Питера? Я держал пари, что выбор будет именно таким Теперь я ухожу. Так гораздо лучше Да, да, гораздо лучше! Вы понимаете, леди Джессика? Я не питаю к вам злобы, меня вынуждает необходимость. И я не отдавал никаких приказов о вашем уничтожении Когда меня спросят, что с вами случилось, я смогу вполне искренне пожать плечами.

– Значит, вы хотите, чтобы все сделал я? – спросил Питер.

– Охрана, которую я тебе оставляю, будет исполнять твои приказания, – сказал барон и посмотрел на Питера в упор. – Решение принадлежит тебе, я ничего о нем не знаю Но ты должен подождать моего отъезда – так будет лучше.

"Он боится вопросов Видящей правду Преподобной матери, – подумала Джессика. – Он конечно же знает, что должен пройти процедуру допроса, прежде чем предстанет перед имперским судом".

Взглянув напоследок на Джессику, барон повернулся и вышел. Она проводила его взглядом, вспоминая, как Преподобная мать предупреждала ее о могуществе этого опасного врага. "Бедный Лето", – думала она, не переставая.

Вошли двое стражей Харконненов, третий застыл в дверях с ласганом наготове. "Это тот, глухой, – подумала Джессика, изучая отмеченное шрамами лицо. – Барону известно, что я могу испробовать Голос на любом человеке".

– Мальчик на носилках у входа Какие будут ваши приказания? – спросил глухонемой.

– Я думал подействовать на вас угрозой, обращенной на вашего сына, но теперь вижу, что это бесполезно. Воздействие на эмоции – плохая тактика для ментата. – Он посмотрел на своих солдат и, повернувшись так, чтобы глухой мог видеть его губы, сказал – Отведите их в пустыню, как предлагал предатель. Его план хорош. Черви уничтожат все следы. Их тела никогда не будут найдены.

– Вы не хотите отослать их сами? – спросил человек со шрамами.

– Я следую примеру моего барона, – сказал Питер. – Отведите их туда, куда сказал предатель.

По его тону Джессика поняла, что он держит себя под жестким контролем. И подумала "Он тоже боится Видящей правду"

Питер повернулся к двери. Там он в нерешительности остановился, и Джессика подумала, что он хочет посмотреть на нее в последний раз, но он вышел, не оглядываясь.

– Что до меня, то после такой работы я бы не хотел оказаться лицом к лицу с Видящей правду, – сказал покрытый шрамами воин.

– Вряд ли тебе придется встречаться с этой ведьмой, – сказал один из охранников. Он подошел к Джессике и наклонился над ней, глядя ей в лицо. – Хватит болтать! Работа сама не сделается. Бери ее за ноги и...

– Слишком грязная работа, если только ты не хочешь их задушить. Что касается меня, то я люблю, когда все просто. Оставим их в пустыне на съедение червям – и никаких улик. И убирать не надо.

– Да, ты прав, – согласился охранник со шрамами.

Джессика слушала, наблюдала, отмечала. Но кляп мешал ей воздействовать на них Голосом.

Охранник со шрамами убрал ласган в кобуру и взял ее за ноги. Они подняли ее, как мешок с зерном, вынесли из комнаты и положили на носилки рядом с другой связанной фигурой. Когда они ее перевернули, она увидела, что это был Пол, связанный, но без кляпа. Его лицо находилось не более чем в десяти сантиметрах от ее лица, глаза были закрыты, дыхание ровное.

"Он находится под действием наркотиков", – подумала она. Охранники подняли носилки, и глаза Пола чуть-чуть приоткрылись.

"Ты не должен пробовать Голос!" – мысленно взмолилась она.

Глаза Пола снова закрылись. Он использовал познающее дыхание, успокаивал свой разум и изучал своих тюремщиков. Глухой представлял загадку для него, однако Пол не терял надежды. Успокаивающая разум система, которую преподала ему мать, помогла ему сохранять присутствие духа, приготовившись к любому повороту событий.

Пол осторожно приоткрыл глаза и посмотрел на мать. Она, повидимому, была в сознании, но ее рот был закрыт кляпом. Его пленение было похожим – капсула с наркотиком, пробуждение на носилках, связанные руки и ноги Логика подсказывала ему, что их предал Уйе, но он еще не пришел к окончательному выводу. Слишком трудно было это осознать: воспитанник школы Сак, врач – и вдруг предатель!

Охранники пронесли носилки в открытую дверь под звездный купол неба и поставили их на землю. Над головами пленников вращались крылья топтера, закрывая звезды.

Глаза Пола, освоившиеся в полутьме, разглядели глухого охранника, открывавшего люк топтера.

– Мы должны лететь на этой машине? – спросил глухой и оглянулся на охранников.

– Этот топтер предназначается для работы в пустыне – так говорил предатель.

Глухой разобрал ответ по движениям губ охранника, но что-то его не устроило.

– Мы здесь не поместимся. Это – топтер для связи, он возьмет только двоих, не считая пленников – сурово сказал человек.

– Этого вполне достаточно, сказал один из охранников. – Теперь мы и сами справимся. Кинет.

– Барон поручил мне проследить за всем лично, человек со шрамами.

– Чего ты так беспокоишься? – вмешался другой охранник.

– Но ведь она – колдунья! – не выдержал глухой. – Бене Гессерит – большая сила!

– А, понятно! – засмеялся охранник и покрутил пальцем у лба. – Видал я таких!

– Они скоро станут добычей песчаного червя. Не думаю, что даже колдунья имеет власть над червем, как ты считаешь, Гжиго?

– Угу... – отозвался тот и повернулся к глухому.

– Иди сюда. Кинет, Можешь лететь со мной сам, если хочешь быть уверенным во всем.

– Очень мило с твоей стороны, Гжиго, взять меня, – сказал глухой.

Джессика почувствовала, что ее поднимают и проталкивают через заднюю дверцу; чьи-то пальцы ощупали веревку и поправили узел. Пола положили рядом с ней, его путы тоже были тщательно осмотрены, и она успела заметить, что он связан простой веревкой.

Человек со шрамом, глухой, которого они называли Кинетом, занял место впереди. Тот, которого звали Гжиго, занял другое переднее место.

Кинет закрыл дверцу и склонился над приборами Винт топтера заработал, судно оторвалось от земли и взяло курс на юг, к Защитной стене. Гжиго тронул своего спутника за плечо и спросил:

– Почему бы тебе не понаблюдать за теми двумя?

Кинет повернулся, и Джессика увидела в его руках ласган. Освещение в кабине было достаточным, но лицо охранника все же оставалось в тени. Джессика попробовала натяжение ремня своего сиденья и обнаружила, что тот плохо натянут. Ощутив неровность ремня у левой руки, она почувствовала, что он порван и лопнет от рывка. Был ли здесь кто-нибудь раньше? Кто?.. Она медленно согнула ногу – так чтобы Пол это видел.

– Просто глупо зря пускать в расход такую красивую женщину, как эта. У тебя были когда-нибудь такие высокородные штучки? – Кинет обернулся и посмотрел на пилота.

– Бене Гессерит вовсе не высокородные, – ответил тот – Только одна видимость.

"Он может видеть меня достаточно ясно", – подумала Джессика. Она подняла связанные ноги на сиденье и согнула их, глядя в упор на охранника.

– Она и правда смазливая, – сказал Кинет и облизал губы. – Просто жаль упускать – Он посмотрел на Гжиго.

– Кто тебя знает? – Кинет пожал плечами – В конце концов, у меня таких баб никогда не было, может, такого шанса никогда больше и не представится.

– Не смей так говорить о моей матери! – раздраженно сказал Пол.

– Ха! – ухмыльнулся пилот. – Щенок залаял. Вряд ли удастся ему кого-нибудь укусить.

А Джессика подумала: "Пол взял слишком высокий тон. И все же его Голос может сработать".

"Какие же они глупцы, – думала Джессика, изучая своих охранников и вспоминая слова Барона. – Они будут убиты, как только отчитаются в выполнении задания. Барон не захочет оставлять свидетелей".

Топтер скользнул над южной оконечностью Защитной стены, и Джессика увидела внизу, под ними, залитые луной песчаные просторы.

– Предатель велел высадить их на песок где-нибудь поблизости от Защитной стены, – сказал пилот. Он стремительно направил судно вниз, выровняв его у самой поверхности пустыни.

Джессика увидела, что Пол начинает ритмичное дыхание успокаивающего упражнения. Он закрыл глаза, потом опять их открыл... Джессика следила за ним, не имея возможности ему помочь. Он еще не овладел искусством Голоса, подумала она. Если ему не удастся...

Топтер, мягко накренившись, коснулся песка. Джессика, посмотрев назад, на Защитную стену, увидела тень мелькнувших и пропавших крыльев. "Кто-то преследует нас! Но кто? – думала она. – Те, кого Барон послал следить за этой парой? А за теми будут следить другие наблюдатели?"

Гжиго выключил двигатель, и все погрузилось в тишину. Джессика повернула голову. Из окна из-за головы охранника со шрамами ей была видна поднимавшаяся луна и облитый ее холодным светом край скалы над пустыней. По обеим сторонам топтера вздымались волны песка.

Гжиго повернулся и потянулся к юбке Джессики.

Джессика почувствовала, как повисли в воздухе эти слова. Тон и тембр были выбраны превосходно – повелительные; резкие. Сказанные чуть громче, его слова были бы еще эффективнее, но и так, она чувствовала это, они попали в нервный спектр человека.

Гжиго развязал ленту, которой был обвязан рот Джессики, и потянул за конец кляпа.

– Заткни свой клапан! – отрезал Гжиго. – Руки ведь у нее связаны. – Он вытащил кляп, жадно вгляделся в Джессику, и его глаза заблестели.

Повернув шею, Джессика выплюнула кляп. Она настроила свой голос на низкий повелительный тон:

– Джентльмены, не нужно бороться из-за меня. – В то же время она изогнулась так, чтобы Кинет мог видеть ее лицо.

Она видела, как они напряглись, зная, что они уже настроены на драку. Мысленно они уже за нее боролись.

Она подняла голову повыше, чтобы Кинет видел движения ее губ, и сказала:

– Вы не должны спорить. Разве есть женщина, которая стоила бы того, чтобы драться из-за нее? – спросила она.

И своим тоном, и всем своим видом она утверждала обратное: да, она стоит этого.

Пол стиснул зубы, вынуждая себя молчать. Его Голос имел один шанс. Теперь все зависело от его матери, чей опыт был несравненно больше.

– Угу, – сказал охранник со шрамами. – Зачем нам бороться...

Его рука взметнулась над шеей пилота. Удар был встречен вспышкой металлического предмета, вонзенного в руку Кинета и тут же поразившего его в грудь.

– Он думал, что я болван, не знакомый с этим трюком, – сказал Гжиго. Он вытащил нож, и его лезвие блеснуло в свете луны. – А теперь уберем щенка, – сказал он и подвинулся к Полу.

– Разве я не помогла тебе? – спросила Джессика. – Дай мальчику шанс. – Ее губы изогнулись в усмешке. – Ничтожный шанс в этих песках. – Она улыбнулась. – Ты получишь хорошую награду...

Гжиго посмотрел по сторонам, потом снова на Джессику.

– Мне приходилось слышать, что может случиться с человеком в этой пустыне, – сказал он.

– Разве я прошу слишком много? – жалобно произнесла Джессика.

– Ты пытаешься меня надуть, – пробормотал Гжиго.

– Я не хочу, чтобы сын умер на моих глазах, – сказала она. – Потвоему, это значит "надуть"?

Гжиго подвинулся назад, локтем нащупывая задвижку двери. Он схватил Пола, перетащил его через сиденье, наполовину пропихнул в дверь и взялся за нож.

– Ну что, молокосос, перерезать твою веревку?

– Он уйдет отсюда немедленно и направится вон к тем скалам, – сказала Джессика.

– Ты так сделаешь, молокосос? – спросил Гжиго.

Пол почувствовал, что рука за его спиной сейчас швырнет его на песок. Сделав вид, что зацепился за дверцу, он повернулся, словно желая отцепиться, и с силой выбросил вперед правую ногу. Носок ботинка был нацелен точно, будто все полученные за долгие годы учения навыки он вложил в этот удар. Он вложил в него движения всех мускулов своего тела. Удар пришелся в мягкую часть брюшины Гжиго. Хрипло вскрикнув, охранник повалился на сиденье. Пол, руки которого оставались связанными, упал, но приземлился на песок так искусно, что ему понадобилось лишь одно мгновение, чтобы снова оказаться на ногах. Он нырнул в кабину, нашел нож и, зажав его в зубах, помог матери освободиться от пут.

– Мне следовало бы договориться с ним по-хорошему, – сказал Пол. – Пусть бы он перерезал мои путы. Нелепо было так рисковать. Но я увидел возможность и использовал ее.

Она поняла по его голосу, под каким жестким контролем он себя держит, к сказала:

Он посмотрел на потолок и увидел извилистое изображение символа.

– Выходи и давай осмотрим корабль, – сказала она. – Под сиденьем пилота лежит какой-то пакет. Я почувствовала это еще тогда, когда нас сюда вносили.

– Сомневаюсь. Здесь есть какая-то странность...

Пол спрыгнул на песок, Джессика последовала за ним. Обернувшись, она потянулась за странным пакетом и увидела ногу Гжиго. На пакете расплылось мокрое пятно – это была кровь пилота.

"Напрасная трата влаги", – подумала она, поймав себя на том, что эта мысль – сугубо арракинская.

Пол огляделся и увидел утес, возвышающийся среди пустыни. Повернувшись к матери, он увидел, что она уже вытащила пакет из кабины и теперь смотрит на дюны, на Защитную стену. Проследив направление ее взгляда, он увидел другой топтер, приближающийся к ним, и понял, что у них нет времени для побега.

– Беги, Пол! – закричала Джессика. – Это Харконнены!

* * *

Человек в форме Харконненов остановился в конце холла, посмотрел на Уйе, бросил взгляд на тело Шадоут, на лежащего на полу герцога. В правой руке человек держал ласган. В нем было нечто грубое и жестокое, он казался таким уверенным в себе, что Уйе невольно вздрогнул.

"Сардукар! – подумал Уйе. – Возможно, из собственного войска императора, присланный сюда для слежки. Неважно, какая на нем форма, сардукара узнаешь всегда".

– Вы – Уйе, – сказал вошедший. Он пристально посмотрел на обруч школы Сак на голове доктора, перевел взгляд на бриллиантовую татуировку и только потом встретился с ним взглядом.

– Вы можете быть спокойны, Уйе, – продолжал человек. – Когда вы выключили защитное поле, мы сразу же вошли в дом. Теперь все под нашим контролем. Это герцог?

– А что нужно остальным? – Он огляделся и посмотрел туда, где лежало тело домоправительницы.

– Жалость! – фыркнул сардукар. Он шагнул вперед и посмотрел на герцога.

"Теперь не может быть никаких сомнений на его счет", – подумал Уйе.

Сардукар протянул руку и сорвал с одежды герцога изображение ястреба.

– Маленький сувенир, – сказал он. – А где кольцо с герцогской печатью?

Уйе окаменел. Если они сделают очную ставку с Видящей правду, то им станет известно и о кольце, и о приготовленном мною топтере. Тогда все пропало.

– Иногда герцог посылал кольцо с посыльным, чтобы дать знать, что приказ исходит лично от него, – сказал Уйе.

– Нужно чертовски доверять таким посланцам, – пробурчал сардукар.

– Разве вы не собираетесь его связать? – решился спросить Уйе.

– Примерно два часа. Его данные мною изучены так же тщательно, как данные женщины и мальчика.

– Даже когда он проснется, бояться нечего. Когда проснутся женщина и мальчик?

– Мне было сказано, что барон прибудет вслед за своими людьми.

– Так и будет, Уйе. – Он бросил на Уйе жесткий взгляд. – Идите и ждите снаружи.

– Он будет доставлен к барону связанным. – Сардукар снова посмотрел на татуировку на лбу Уйе. – Вы слишком заметны, в холле вам будет безопаснее. У вас нет времени для болтовни, предатель, я слышу шаги приближающихся людей. – Опустив глаза, он прошел мимо сардукара, зная, что он услышал то слово, которым заклеймит его история: "Уйе-предатель".

На пути к выходу ему попадались другие тела, лежащие на полу, и он со страхом вглядывался в них, боясь увидеть Джессику или Пола. Все это были люди из охраны герцога или Харконненов.

Солдаты из охраны Харконненов насторожились, когда он подошел к входной двери, и пристально вгляделись в него.

– Барон скоро захочет вас видеть, – сказал другой.

"Я должен идти к топтеру, – подумал Уйе – Я должен спрятать герцогскую печать туда, где ее найдет Пол". Внезапно его пронзил страх: "Если Айдахо заподозрит меня или потеряет терпение, если он не дождется и не отправится туда, куда я ему велел, Джессика и Пол не будут спасены. Мне не удастся даже в малой степени смягчить сделанное мною".

Охранник Харконненов пропустил его и сказал:

Внезапно Уйе увидел себя со стороны, одиноко стоящего среди чужих, никому не нужного, ни в ком не вызывающего жалости. Что, если Айдахо подведет? Другой охранник толкнул его, сердито прорычав:

"Даже воспользовавшись мною, они презирают меня", – подумал Уйе. Он выпрямился, пытаясь сохранить остатки достоинства.

Уйе кивнул, с показной непринужденностью прошел вдоль фасада дома и повернул за угол, куда не достигал свет горячих факелов. Здесь он ускорил шаги, проскользнул на задний двор, за оранжерею, где стоял топтер, который должен был увезти Джессику и Пола.

В открытых задних дверях дома стоял охранник, внимание которого было направлено на освещенный холл и сновавших там людей, которые обыскивали комнату.

* * *

Барон Владимир Харконнен стоял у стартового устройства на лихтере, который он выбрал своим командным пунктом. Перед ним открывалась картина пылающей арраки некой ночи Его внимание привлекла виднеющаяся в отдалении Защитная стена, где делало свою работу его тайное оружие – взрывающиеся снаряды. Орудия били по пещерам, где нашли себе убежище войска герцога. Тщательно отмеренные дозы оранжевого огня, град камней и пыли после краткой вспышки – и вот уже люди герцога замурованы и обречены на голодную смерть, пойманные, как животные в своих норах. Сквозь броню лихтера до него долетел отдаленный гул.

Кто додумался обратиться к артиллерии в наш век защитных полей? – усмехнулся он Ему было ясно, что люди герцога бросятся именно в эти пещеры Император оценит то, как умело я сохранил нашу живую силу.

Он отрегулировал один из маленьких суспензеров, предохраняющих его тело от полного действия притяжения. Губы его разошлись в улыбке, подбородок дрогнул.

"Такие солдаты, как у герцога, достойны сожаления, – подумал он и рассмеялся – Что поделаешь, за ошибки надо платить Вселенная лежит здесь, открытая перед человеком, который умеет принимать правильные решения. Неуверенных в себе кроликов следует осаждать в их же норах. Как же иначе взять их под контроль?" Он представил себе своих солдат медведями, гоняющимися за кроликами, и подумал: "Благословен тот день, когда вокруг жужжат много пчел, работающих на тебя".

Дверь за его спиной открылась. Прежде чем повернуться, барон изучил отражение вошедшего в стекле перед собой. В каюту вошел Питер де Бриз, за ним шагал Уйман Куду, капитан личной охраны барона Среди охранников, стоявших за дверью, произошло движение, и лица их приняли овечье выражение, как всегда в присутствии командира.

Барон обернулся. Питер поднес руку к своему лбу в ироническом приветствии.

– Хорошие новости, мой господин: сардукар захватил герцога.

– А как же могло быть иначе! – фыркнул барон.

Он изучал маску, застывшую на лице Питера. И его глаза. "Скоро я должен буду его убрать, – подумал Барон. – Он почти исчерпал свои возможности, достиг той точки, когда человек становится опасным для меня, Но сейчас у него конкретная роль: он должен заставить народ Арраки возненавидеть его, чтобы они с восторгом приняли нового правителя – моего племянника Фейд-Рауса".

Барон перевел внимание на капитана охраны: мощная фигура, кожа как подошва. Этому человеку можно доверять, его хватка всем известна.

– Прежде всего, где предатель, выдавший герцога? – спросил барон. – Я должен вручить ему награду.

Питер повернулся и кивнул охранникам, стоящим в дверях. Они расступились, и вперед вышел Уйе Его движения были медленными и осторожными. На мертвенно-бледном лице, казалось, жили одни глаза. Уйе сделал три шага и остановился, повинуясь движению руки Питера. Они с бароном молча смотрели друг на друга. Потом барон сказал:

– Я выполнил свою часть сделки, мой господин.

Барон вопросительно посмотрел на Питера. Тот кивнул.

– Вашу часть сделки? – переспросил барон – ...а я... что я должен сделать в обмен?

Теперь Уйе позволил себе обдумать услышанное Он видел в поведении барона коварство и обман Значит, его Ванна мертва – в противном случае барон не упустил бы возможности поиграть на слабости доктора. Поведение барона показывало, что такой возможности не существует.

– Ах, да, теперь вспомнил Так я и сделаю, коли обещал, Владимир Харконнен всегда держит слово. Я говорил, что избавлю ее от страданий и позволю вам соединиться. Пусть все так и будет! – Он сделал знак Питеру.

Движения Питера приобрели кошачью вкрадчивость. В его руке сверкнул нож, и он вонзил его в спину доктора Уйе.

Уйе стоял, качаясь. Его губы шевельнулись, и он произнес, старательно выговаривая каждое слово:

– Вы... думаете... что... победили, меня... думаете... я... не знаю... что... приобрел... для моей... Ванны.

Он упал как срубленное дерево, не кренясь и не сгибаясь.

– Так соединись с ней, – повторил барон, однако на этот раз его слова прозвучали менее уверенно.

Случившееся наполнило его дурными предчувствиями. Он посмотрел, как Питер вытирает свой нож, увидел удовлетворение в его глазах.

"Так вот как он умеет убивать своей рукой! – подумал барон. – Полезно было увидеть..."

– Ом действительно выдал нам герцога? – спросил барон.

Питер посмотрел на капитана охраны, и тот отправился выполнять приказание. Барон посмотрел на тело Уйе. Судя по тому, как он падал, можно было предположить, что у него дубовый кол вместо позвоночника.

– Никогда не мог себя заставить доверять предателям, – сказал барон, – не исключая и предателя, созданного мною самим.

Он посмотрел в темноту за окном. Орудия не стреляли больше по пещерам в Защитной стене все норы-ловушки были герметично закрыты Неожиданно для него самого барона захватило очарование этой темной ночи. Но сомнения все еще жили в нем. Конечно, Уйе следовало знать, что с ним будет в конце. Но эта его фраза: "Вы думаете, что победили меня?" Что он имел в виду?

В каюту вошел герцог Лето Атридес Его руки были скованы цепью, исхудалое лицо покрыто грязью. Его куртка была разорвана в том месте, с которого кто-то сорвал знак различия Клочья одежды висели и на груди – очевидно, защитный пояс сорвали с него, не расстегнув. Глаза Герцога горели безумным огнем.

– Та-а-ак, – протянул барон и вобрал в себя воздух Он понимал, что произнес это чересчур громко – Будь проклят этот доктор!

– Полагаю, добрый герцог находится под действием наркотика, – сказал Питер, – поэтому Уйе и удалось сохранить его для нас. – Питер повернулся к герцогу: – Вас опоили наркотиком, мой добрый герцог?

Голос прозвучал откуда-то издалека Лето ощутил тяжесть цепей, боль в мускулах, в потрескавшихся губах, сухой вкус жажды, от которого, казалось, распухли щеки Но звуки были тусклыми, как будто приглушенными одеялом И силуэты предметов были неясными, расплывчатыми.

– Что насчет женщины и мальчика, Питер? – спросил барон. – Есть какие-нибудь сообщения?

Питер посмотрел на капитана охраны, потом – снова на барона.

– Люди, которым вы поручили эту работу, найдены...

– Конечно, как могло быть иначе! Я хочу знать не это...

– Никаких следов, мой господин, но там побывал червь. Возможно, все было так, как и предполагалось... несчастный случай. Возможно...

– Меня не интересуют возможности! Как насчет исчезнувшего топтера, ментат?

– Очевидно, на нем бежал один из людей герцога, мой господин. Убил нашего пилота и бежал.

– Убийство было проделано без шума, очень чисто, мой господин. Может быть, это был Хават или Хэллек, а возможно, Айдахо.

– "Возможно", – пробормотал барон, глядя на шатающегося герцога.

– Мы – хозяева положения, мой господин, – сказал Питер.

– Я так не думаю! Где этот глупый планетолог? Где человек по имени Кайнз?

– Мне совсем не нравится, как помогает нам слуга императора, – пробормотал барон.

Лето смутно различал отдельные слова – "Женщина и мальчик"... "никаких следов..." Значит, Пол и Джессика бежали, а судьба Хавата, Хэллека и Айдахо неизвестна – это оставляло надежду...

– Где кольцо герцога с печатью? – спросил барон.

– Сардукар сказал, что, когда он забрал его, кольца на нем не было, мой господин, – ответил капитан охраны.

– Ты слишком поторопился убить доктора, – нахмурился барон. – Это было ошибкой. Тебе бы следовало спросить меня, Питер. Твои опрометчивые действия не пошли нам на пользу.

В голове Лето была только одна мысль – "Пол и Джессика бежали". И еще что-то застряло в его памяти – сделка Теперь он почти вспомнил. Зуб! Часть ее он уже помнил твердо: "В искусственный зуб запрятан отравляющий газ". Кто-то велел ему помнить о зубе у него во рту Он мог потрогать его языком. Все, что нужно сделать, это с силой надавить на него. Но не теперь! Этот кто-то велел ему подождать, пока он не окажется рядом с бароном. Кто велел так сделать – этого Лето вспомнить не мог.

– Сколько времени он будет оставаться в таком состоянии? – спросил барон.

– Опять "возможно" – пробормотал барон и отвернулся к окну. – Я голоден.

"Барон – это вон та неясная, серая масса", – думал Лето. Масса двигалась туда-сюда, пританцовывая и покачиваясь вместе с каютой. А каюта то расширялась, то сужалась, делалась то светлее, то темнее. Она то погружалась в туман, то прояснялась. Время представлялось герцогу в виде пластов, и он двигался сквозь них с огромным трудом.

"Я должен ждать", – помнил Лето. Перед ним был стол. Лето различал его достаточно ясно За столом сидел чудовищно толстый человек и ел. Лето осознал, что сам он сидит напротив толстяка, ощутил тяжесть цепей, удерживающих на стуле его безвольное тело...

Он сознавал, что какой-то промежуток времени выпал из его сознания, но какой – этого он не знал.

– Мне кажется, он приходит в себя, мой господин!

Лето почувствовал большую определенность во всем, что его окружало. Стул под ним приобрел твердость, оковы – тяжесть и остроту. Теперь он ясно различал лицо барона и наблюдал за ним, зачарованный движениями его рук.

– Вы меня слышите, герцог Лето? – говорил барон. – Я знаю, что вы слышите меня! Мы хотим, чтобы вы сказали нам, где ваша наложница и ребенок, которого вы с ней произвели на свет.

От внимания Лето не ускользнула ни одна деталь. Слова барона вселили в него спокойствие: "Значит, это правда – они не сумели взять Пола и Джессику"

– Мы здесь не в детские игры играем! – гремел барон. – И я хочу, чтобы вы это знали – Он подался к Лето, впившись взглядом в его лицо. Невозможность вести разговор с глазу на глаз, без свидетелей, злила барона.

Лето ощутил, как возвращаются к нему силы И теперь воспоминание о зубе воскресло в его памяти. Он вспомнил, кто вставил ему в рот это смертоносное оружие. Уйе!

В голове его возникло затуманенное наркотиками воспоминание о том, как мимо него протащили безжизненное тело. Теперь он знал, что это был труп Уйе.

До сознания Лето дошел какой-то отдаленный шум, чьи-то мучительные стоны.

– Мы схватили одного из ваших людей, переодетого Свободным, – сказал барон. – Как вы понимаете, было легко распознать его по глазам Он утверждает, что был послан к Свободным, чтобы шпионить за ними Я некоторое время жил на этой планете, мой дорогой кузен, и знаю, что за этими мерзавцами никто не шпионит. Скажите мне, вы купили их помощь? Это к ним вы отослали наложницу и сына?

Лето почувствовал, как страх сдавил ему грудь если они в пустыне, то поиски не прекратятся до тех пор, пока их не найдут.

– Ну же, ну! – наступал барон – У нас мало времени. Не вынуждайте нас применять пытки, мой дорогой герцог – Барон посмотрел на Питера, стоявшего рядом с Лето – У Питера не все инструменты с собой, но он, я полагаю, сумеет сымпровизировать.

– Иногда импровизация – самое лучшее, барон.

Этот вкрадчивый, подстрекающий голос! Лето чувствовал, как назойливо он лезет в уши.

– У вас был запасной план, – сказал барон. – Где вы спрятали женщину и ребенка? – Он посмотрел на Лето в упор – Ваше кольцо исчезло Оно у мальчика? – барон выждал паузу. – Вы не отвечаете, – сказал он почти печально. – Вы хотите вынудить меня делать то, что я не хочу? Питер использует простые методы. Я согласен, что это не самое лучшее, но иногда это помогает.

– Горячие угли на спину или на веки, – сказал Питер, – а может, и на другие части тела. Особенно хорошо это действует, когда человек не знает, куда будет положена следующая порция. Метод хорош, а эти гнойные ожоги на теле даже красивы, правда, барон?

– Великолепны! – подтвердил барон, но голос его прозвучал сердито.

Звуки чьих-то страданий производили на герцога гнетущее впечатление. "Кого они схватили? – думал он. – Неужели Айдахо?"

– Поверьте, мой дорогой кузен, – сказал барон, – я не хочу, чтобы до этого дошло.

– Вы ждете помощи, которой не будет, – подхватил Питер. – Здесь все дело в артистизме, вы же знаете!

– Ты превосходный артист, – проворчал барон, – но теперь тебе лучше помолчать.

Внезапно Лето вспомнил строчки, произнесенные Хэллеком, когда он смотрел на портрет барона: "И стоял я на песке у моря, и увидел тварь, выходящую из воды..."

– Мы зря теряем время, барон, – сказал Питер.

– Возможно, – согласился барон. – Мой дорогой Лето, в конце концов вы все равно скажете, где они. Есть уровень боли, который вы не сможете выдержать.

"Он абсолютно прав, – подумал Лето. – Но ему ничего не известно про зуб... Знать бы, где сейчас Пол и его мать!"

Барон взял кусочек мяса, медленно разжевал его и проглотил. "Нужно изменить тактику", – подумал он.

– Взгляни на этого пленника, Питер, отрицающего, что он наемник Лето, – сказал барон. – Пойди посмотри.

Леденящие душу звуки смолкли. В дверях каюты показался капитан охраны. В ответ на немой вопрос барона он отрицательно покачал головой пленник не дал никаких сведений. Еще один прокол. И сколько потрачено времени на уговоры этого дурака-герцога, глупого мягкотелого дурака, не понимающего, какой ад ожидает его.

Эта мысль успокоила барона, напомнив ему, что именно он хозяин положения. Он вдруг представил себя хирургом, занимающимся бесконечными операциями.

Лето смотрел на него, удивляясь себе: почему он медлит? В его власти сразу положить конец всему. И все же как хороша была жизнь. Он вспомнил воздушного змея в небе Каладана, Пола, хохочущего от радости при виде этого зрелища. И еще он вспомнил восход солнца здесь, на Арраки, – выцветший силуэт Защитной стены в обрамлении пыльной дымки.

– Плохо, очень плохо, – пробормотал барон. Поддерживаемый суспензерами, он встал из-за стола, легко выпрямился и заколебался, видя происшедшую в герцоге перемену. Он видел, как тот глубоко вобрал в себя воздух, как напрягся его подбородок, рот широко раскрылся...

Охваченный испугом при мысли о том, что барон может ускользнуть от него, Лето изо всей силы надавил на зуб-капсулу и почувствовал, как тот сломался. Он шире открыл рот, выпуская смертоносный газ, вкус которого он уже ощутил. Барон сделался совсем маленьким, как будто переместился в конец длинного туннеля. Чей-то хрип достиг ушей Лето. Питер. И этот тоже.

Рокочущий голос доносился откуда-то издалека. Все виденное пронеслось в голове Лето бессвязным хороводом: комната, стол, барон, пара полных ужаса глаз. Появился какой-то человек с подбородком твердым, точно подметка... вот он упал. Лето услышал звон разбитой посуды, отдаленный шум в ушах... Его разум стал бездонным, он вобрал в себя все, что когда-то с ним было: каждый крик, каждый шепот, каждый миг тишины... Лишь одна мысль стояла в его мозгу среди бесформенного хаоса: "День создает плоть, а плоть – день". Эта мысль наполнила его полнотой, которую нельзя объяснить. Потом тишина...

Барон стоял у двери своей каюты под защитой поля, которое он успел включить. Чутье не подвело его. "Не вдохнул ли и я?" – спрашивал он себя.

К нему вернулась способность различать звуки и здраво рассуждать. Он услышал чьи-то громкие распоряжения: "Противогазы... не открывать дверей... специалистов сюда!"

"Остальные упали сразу, – подумал он. – А я еще стою, еще дышу... Треклятый ад был так близко!.."

Теперь он мог все обдумать. Его защитное поле действовало не в полную силу, но этого оказалось достаточно, чтобы замедлить проникновение молекул через барьер поля. И он успел со страшной силой оттолкнуться от стола. Крик Питера заставил капитана охраны метнуться навстречу собственной гибели, хрип умирающего – все это и спасло жизнь барону, предупредив его об опасности.

Барон не чувствовал жалости к Питеру. Только дураки позволяют себя убить! А этот глупый капитан охраны! Он еще утверждал, что тщательно обследует каждого, кого допускает до встречи с бароном! Но как это удалось герцогу? Никаких упреждающих сигналов, даже со стороны ядоуловителя на столе – во всяком случае, до того момента, когда стало слишком поздно. Как? Теперь это уже не имеет значения, подумал Барон, чувствуя, как к нему возвращается обычная уверенность Следующий капитан охраны начнет с поисков ответа на этот вопрос.

Барон отошел от двери, изучая реакцию толпящихся вокруг лакеев. Они молча смотрели на него, гадая, как поведет себя барон И до его сознания вдруг дошло, что минуло всего лишь несколько секунд с тех пор, как он пулей вылетел из этой ужасной каюты.

Кое-кто из охранников держал наготове оружие, направив его на дверь. Некоторые обратили его в сторону холла, откуда доносились звуки какой-то возни.

Из-за угла коридора поспешно вышел человек в противогазе с прикрепленными к нему ядоуловителями. У человека были желтые волосы и плоское лицо с зелеными глазами Вокруг толстогубого рта – глубокие морщины. Он походил на существо, поднявшееся внезапно из морских глубин.

Барон вспомнил его это был Нефуд, капрал охраны. Нефуд остановился перед бароном, приветствуя его.

– Коридор безопасен, мой господин. Я наблюдал снаружи и понял, что это был, вероятно, ядовитый газ. – Он посмотрел поверх головы барона. – Никто из персонала не бежал. Теперь мы должны очистить каюту. Какие будут указания?

"А он расторопный, этот капрал", – подумал барон.

– Прежде всего, позволь мне поздравить тебя, Нефуд. Ты – новый капитан моей охраны. И я надеюсь, что роковая ошибка твоего предшественника послужит тебе хорошим уроком.

Барон наблюдал, какое впечатление оказывают его слова на вновь испеченного капитана охраны. Нефуд кивнул.

– Мой господин знает, что я всецело в его власти.

– Хорошо... Теперь я должен перейти к делам. Я подозреваю, что герцог скрывал что-то у себя во рту Ты исследуешь, что это было, как оно действовало и кто помогал герцогу. Примешь все возможные меры предосторожности...

Он замолчал, ход его мыслей был нарушен шумом в коридоре за его спиной: охранники пытались задержать высокого полковника, только что вышедшего из лифта.

Лицо полковника, тонкое, с узким как лезвие бритвы ртом и чернильными пятнами глаз, показалось барону знакомым, но он никак не мог припомнить, кто это.

– Прочь руки! – гремел человек, расталкивая охрану.

"Это, наверно, один из сардукаров", – подумал барон.

Полковник стремительно направился к барону, чьи глаза наполнились тревогой: сардукар был похож на герцога... покойного герцога И как он вел себя!

Полковник остановился в полушаге от барона Охрана нерешительно топталась за его спиной.

Барон отдал честь на манер сардукаров, его беспокойство все возрастало. Здесь был только один легион сардукаров – десять бригад, – поддерживающий Харконненов, но барон не обманывал себя: этот легион вполне мог взять верх над войсками барона и подчинить их себе.

– Скажите вашим людям, чтобы они оставили меня в покое, барон, – сердито сказал сардукар – Мои люди передали вам герцога Атридеса раньше, чем я успел обсудить с вами его судьбу Мы обсудим ее сейчас.

"Я не должен терять своего достоинства в присутствии своих людей", – подумал барон.

– Итак? – в вопросе барона прозвучало точно рассчитанное высокомерие.

– Мой император уполномочил меня проследить за тем, чтобы его кузен умер легко, без мучений, – холодно проговорил полковник.

– Точно такой же приказ получил от императора и я, – солгал барон. – Неужели вы думаете, что я его нарушил?

– Я должен сообщить моему императору о том, что видел собственными глазами, – бросил полковник.

– Герцог умер! – отрезал барон и махнул рукой в знак того, что разговор окончен.

Полковник продолжал неподвижно стоять, глядя на барона и ничем не давая понять, что принял его жест на свой счет.

– От своей собственной руки, если вам это нужно знать, – бесстрастно проговорил барон. – Он принял яд.

– Я должен осмотреть тело, – заявил полковник.

Барон в деланном нетерпении поднял глаза к потолку, в то время как мозг его лихорадочно работал: "Проклятие! Этот сардукар увидит каюту раньше, чем там будет наведен порядок!"

– Я хочу сделать это немедленно, – добавил сардукар.

"Ничего не поделаешь, – подумал барон. – Сардукар все равно все увидит. Он узнает, что герцог убил людей Харконнена... что сам барон чудом избежал той же участи. Доказательством этого служат остатки еды на столе, мертвый герцог и мертвые тела на полу. Ничего не поделаешь".

– Я не хочу откладывать, – рявкнул полковник.

– Вам и не придется откладывать, – сказал барон и посмотрел прямо в глаза сардукару. – Мне нечего скрывать от моего императора. – Он кивнул Нефуду. – Полковник должен увидеть все сам. Пропусти его в каюту.

Офицер медленно прошествовал мимо барона и охранника.

"Невыносимо! – подумал барон. – Теперь император узнает о моей ошибке. Он расценит это как знак моей слабости". Он знал, что император, как и его сардукары, презирал слабых. Барон покусал нижнюю губу, утешая себя тем, что императору, по крайней мере, не известно о налете Атридесов на Гади Прайм и об уничтожении расположенных там спайсовых складов Харконненов. Черт бы побрал этого вездесущего герцога!

Барон смотрел вслед удаляющейся фигуре сардукара "Мы должны все уладить, – думал барон. – Нужно немедленно поставить во главе этой планеты Раббана. Любой ценой я должен сделать Арраки пригодное для Рауса, даже ценою собственной жизни. Черт бы побрал этого Питера! Он позволил убить себя раньше, чем я смог его использовать Теперь придется посылать в Трейлах за новым ментатом"

Один из стоящих возле него охранников кашлянул.

– И я хочу, чтобы меня развлекали, пока вы не уберете комнату и не узнаете причин того, что произошло, – пробасил барон.

– Каких развлечений вы желаете, мой господин?

– Я буду в своих покоях, – сказал барон. – Приведите ко мне паренька, которого мы захватили на Гамоне, того, с чудесными глазами. Да хорошенько накачайте его наркотиками я не хочу, чтобы он сопротивлялся.

Барон повернулся и пошел вихляющей походкой в свои покои.

"Того, с чудесными глазами, который так похож на юного Пола Атридеса", – думал он.

* * *

Полу казалось, что все его прошлое, все узнанное им до этой ночи, стало песком, струящимся в песочных часах. Он сидел возле матери, охватив руками колени, внутри стилтента – небольшого сооружения типа палатки, сделанного, как и одежда Свободных, из ткани и пластика.

Пол посмотрел через прозрачный край стилтента на освещенные луной скалы, скрывающие место, куда их спрятал Айдахо.

"Прячусь, как ребенок, – подумал Пол, – а ведь я теперь герцог". Ярость обуяла его при мысли об этом.

За эту ночь что-то произошло с его сознанием: с обостренной ясностью он видел каждое событие, каждую деталь происходящего. Он чувствовал, что не в его власти остановить поток информации, которая поступает в его мозг и которую он подвергает беспристрастной оценке. Это была сила ментата, и даже больше того.

Пол вернулся памятью к тому моменту бессильного гнева, когда странный топтер вынырнул из-за скал прямо на них. Именно тогда и произошла эта перемена с сознанием Пола. Топтер приземлился и покатил по песку вдоль песчаных гребней к двум убегающим фигурам. Пол вспомнил, как ударил им в лицо запах горящей серы от перегревшейся смазки колес топтера.

Его мать, он знал это, обернулась, чтобы встретить вспышку ласгана, направленного на нее наемником Харконненов, но увидела Дункана Айдахо, который высунулся из открытой дверцы, крича:

Пол же, не оборачиваясь, знал, кто сидит за рулем топтера: характер полета, лихая посадка, множество неуловимых даже для леди Джессики деталей подсказали ему это.

– Объяснение может быть только одно: Харконнены держали у себя жену Уйе. Он ненавидел их! Я не могу в этом ошибаться. Ты читал его записку? Но почему он спас нас от расправы?

"Она только теперь поняла это", – удивился Пол Сам он догадался об этом еще тогда, когда им передали записку и герцогскую печать.

"Не надо меня прощать, – писал Уйе. – Я не хочу вашего великодушия, бремя мое и без того слишком велико. То, что я сделал, было сделано мною без злобы и без надежды на то, что меня поймут... Это – мое последнее испытание Я посылаю вам герцогскую печать в знак моей искренности. К тому времени, как вы прочтете эту записку, герцог Лето будет уже мертв. Но поверьте мне, он умер не один тот, кто ненавистен нам больше всего на свете, ушел вместе с ним".

Ни подписи, ни адреса не было, но почерк, без сомнения, принадлежал Уйе Вспомнив об этой записке, Пол на мгновение вновь ощутил горечь той минуты. Но это острое ощущение казалось ему теперь странным и не укладывалось в его новую внутреннюю суть, он прочел, что его отец мертв, и он знал, что это так на самом деле. Но он воспринял это лишь как информацию, полученную и принятую к сведению его мозгом.

"Я любил своего отца, – думал Пол, зная, что это соответствует действительности. – Я должен был оплакать его, почувствовать горе". Но он не чувствовал ничего, он знал: это важное сведение, одно из ряда других важных сведений Мозг его непрерывно работал – сравнивая, сопоставляя, изучая. Ему вспомнились наставления Хэллека:

"Ты ведь будешь драться по необходимости, а не по настроению – оно здесь не при чем. Настроение необходимо для любви, а для борьбы оно не годится!"

"Сейчас пришло время для борьбы, – подумал Пол. – Я буду оплакивать своего отца в другое время".

Пол чувствовал, что продолжает давать оценку произошедшему с позиций разума, а не чувства. И он знал, что обретаемое им новое знание было только началом, что оно растет. Предощущение своего ужасного предназначения, возникшее у него впервые при испытании, которому его подвергла Преподобная мать, вновь охватило его. В его правой руке – той, что помнила боль, – возникло чувство покалывания и подергивания.

"Может быть, я тот, кого они называют Квизатцем Хедерахом?" – спрашивал он себя.

– Какое-то время я думала, не подвел ли нас Хават, – произнесла Джессика. – Я думала, что, может, Уйе вовсе и не был Сак-доктором.

– Он был всем, что мы о нем думали... и даже больше, – отозвался Пол. А сам подумал: "Почему до нее так медленно доходят самые очевидные вещи?!" – Если Айдахо не свяжется с Кайнзом, мы будем...

– Я этого и не утверждал – В его голосе зазвучала сталь.

Уловив необычную интонацию в голосе сына, Джессика пристально посмотрела в его сторону.

– Многие люди твоего отца, вероятно, разбежались, – сказала она. – Мы должны снова собрать их, найти.

– Мы можем полагаться только на самих себя, – безжалостно отрезал он. – Первоочередная забота на сегодня – это атомные бомбы семьи Атридесов. Мы должны забрать их раньше, чем Харконнены сумеют их разыскать.

– Вряд ли это может случиться, – высказала сомнение Джессика. – Они ведь очень надежно спрятаны.

– Нельзя оставить Харконненам ни единого шанса.

– Харконнены пользуются помощью сардукаров, – сказала Джессика. – Мы должны подождать, пока те не будут отозваны.

– Угроза будет исходить одновременно с двух сторон; пустыня и сардукары – они зажмут нас в кольцо. – Пол продолжал думать вслух: – Харконнены убеждены в том, что у Атридесов здесь нет последователей, что они все уничтожены. Те, что сбежали, не в счет.

– Они не осмелятся продолжать бойню, в противном случае вмешается император.

– И ты действительно веришь в то, что говоришь?

– Но ведь некоторые из наших людей смогут убежать.

Джессика отвернулась, испуганная силой горечи, которая послышалась в голосе сына. Она чувствовала, что мощь его разума начинает превосходить потенциал ее сознания, что он часто оказывается более дальновидным, чем она. Джессика сама делала все, что могла, для того чтобы он стал таким, но теперь ей стало страшно. Она обратилась мыслями к своему герцогу, своему потерянному прибежищу, и слезы навернулись на ее глаза.

"Так и должно было случиться, – подумала она. – Время любить, и время скорбеть". Она положила руку на живот, сосредоточившись на покоящемся там зародыше новой жизни. "Я ношу под сердцем дочь Атридесов, которую мне приказано произвести на свет, но Преподобная мать ошиблась, дочь не спасла бы герцога. Этот ребенок – всего лишь связующая нить, брошенная в будущее миром настоящего, где царит страдание и где смерть безжалостно пожинает свою кровавую жатву".

– Попробуй еще раз включить приемник, – сказал Пол.

"Наш разум продолжает работать независимо от того, сдерживаем мы его или нет", – подумала Джессика.

Она нашла крошечный приемник, оставленный Айдахо, и включила его. На панели загорелся зеленый огонек. Из динамика вырвался негромкий шум. Она усилила звук и начала поворачивать ручку настройки. Под тентом зазвучал голос, говоривший на языке Атридесов.

"...назад и снова сплотиться у хребта. По сообщениям, оставшиеся в живых не были обнаружены ни в Картаге, ни в банке Союза"

"Картаг! – подумала Джессика. – Гнездо Харконненов!"

– Они – сардукары, – доносилось из приемника – Ищите сардукаров в форме Атридесов Они...

Шум, возникший в передатчике, заглушил голос диктора, и наступила тишина.

– Ты понимаешь, что это означает? – спросила Джессика.

– Я этого ожидал Они хотят, чтобы Союз обвинил нас в разрушении их банка Пока Союз против нас, мы заперты на Арраки Поищи другую волну.

Джессика повторила про себя слова сына "Я этого ожидал". Что с ним произошло? Она повернула ручку настройки приемника и поймала обрывки фраз, выкрикиваемых на боевом языке Атридесов: "назад... попробуем сплотиться... пойманные в пещере..." Резкие слова команд, приказы... Слов было слишком много, чтобы Джессика могла понять их смысл, но хвастливый тон всей этой тарабарщины был очевиден, победу одержали Харконнены.

Пол встряхнул лежащий рядом пакет и услышал бульканье воды. Тяжело вздохнув, он посмотрел сквозь прозрачную ткань стилтента на скалу, силуэт которой ясно вырисовывался на фоне звездного неба. Левой рукой он проверил, насколько плотно закрыт вход в их временное убежище.

– Скоро рассвет, – сказал он. – Мы можем позволить себе ждать возвращения Айдахо еще один день, но на следующую ночь мы должны отправиться в путь. В пустыне нужно путешествовать ночью, а днем прятаться в тени.

В памяти Джессики всплыли слова: "Человек, прячущийся в пустыне в тени без стилсьюта, должен потреблять в сутки пять литров воды, чтобы поддержать вес своего тела". Она почувствовала мягкое прикосновение ткани стилсьюта к телу и подумала о том, что их жизнь зависит от этих приспособлений.

– Если мы уйдем отсюда, Айдахо не сможет нас найти, – сказала она.

– Есть способ заставить заговорить любого человека. Если Айдахо не вернется на заре, мы должны будем считаться с возможностью его поимки. Как ты думаешь, сколько он сможет продержаться?

Пол снял обертку с пакета и вытащил крошечный микроучебник с фиксатором и увеличительным стеклом. Зеленые и оранжевые буквы проступили на страницах. Сколько всего нужно знать, чтобы выжить в пустыне! Он отложил учебник в сторону.

– И куда же мы направимся? – спросила Джессика.

– Мой отец говорил мне о власти над пустыней, – сказал Пол. – Харконнены не обладали этой властью, потому они и не могли по-настоящему управлять этой планетой. Арраки никогда не принадлежала им раньше, им не удастся завоевать ее и в будущем, если даже им будут помогать десять тысяч легионов сардукаров.

– В наших руках все карты", – упрямо продолжал он. – Мы знаем, что Союз добивается запрещения продажи спутников определения погоды. Мы знаем, что...

Джессика кивнула, чувствуя себя не в силах говорить.

– Однажды, – неожиданно сказал Пол, – отец попросил меня передать тебе кое-что, если с ним что-нибудь случится. Он боялся, что ты можешь поверить в то, что он тебе не доверял. Он хотел, чтобы ты знала, что он никогда не подозревал тебя. Он хотел, чтобы ты знала, что он всегда любил тебя и думал о тебе. Он сказал, что скорее усомнился бы в себе и что сожалеет лишь об одном – о том, что не сделал тебя герцогиней.

Утирая катившиеся градом слезы, Джессика подумала. "Какая глупая трата воды!" Но чувства одержали верх над разумом. "Лето, мой Лето! – думала она – Как несправедливо мы поступаем с теми, кого любим!"

Рыдания сотрясали ее тело. А Пол, видя, как скорбит его мать, ощущал внутри себя лишь пустоту. "Ну почему? – думал он. – Почему я не испытываю отчаяния? Разве я не любил своего отца? Может быть, выбрав путь ментата, я утратил способность к сильным естественным чувствам?!"

"Время искать и время терять, – предавалась размышлениям Джессика, – как это сказано в писании: "Время сберегать, и время бросать... Время любить, и время ненавидеть... Время войне, и время миру".

А Пол между тем уходил все дальше по открывшейся ему дороге предвидения, оценивая холодным разумом все, что видел. Он отдался этому, даже не позаботившись подстраховать себя "призмой грез". Ему рисовались разные пути, ведущие через эту враждебную ему планету. Теперь он видел не только вероятное будущее, но и нечто большее – как если бы край завесы приподнялся под некоей древней тайной, впуская его разум в неподвластные другим времена.

Неожиданно разум Пола взлетел еще на одну ступень познания. Он почувствовал, как утвердился на этом новом для него уровне, и начал вглядываться с этой высоты в расстилающуюся перед ним даль. Он будто находился внутри шара, во всех направлениях от которого расходились дороги... И все же подобное сравнение лишь приблизительно передавало испытываемые им ощущения.

Он вспомнил, как видел однажды развевающийся на ветру шарф, и теперь будущее определялось им как нечто, столь же зыбкое и непостоянное, как этот шарф, трепещущий на ветру.

Он увидел людей. Ощутил жар и холод бесчисленных возможностей. Он знал имена и места, ему было знакомо бесчисленное количество чувств, он читал результаты исследований несчетного количества темных пятен. Это было время испытания и постижения, но еще не создания формы. Перед ним расстилался спектр возможностей, соединяющих самое отдаленное прошлое с самым отдаленным будущим. Он видел бесчисленные варианты собственной смерти Он видел новые планеты, новые цивилизации. И людей... Людей...

Они виделись ему такими огромными толпами, что их невозможно было даже сосчитать, и все же он отмечал каждого, и людей Союза – тоже.

Но мысль о жизни, существующей вне его жизни, о жизни возможного будущего, освещенной поиском разума, который создает мчащиеся в пространство корабли, ужаснула его. Хотя он знал: это был Путь И на встрече с возможным будущим, где были и люди Союза, он увидел собственную отчужденность.

Пол знал, что наделен способностью видеть другую землю, обозревать все доступные пути. Это знание рождало и уверенность, и тревогу – столько мест на этой, другой, земле было недоступно его видению.

И тут в мгновение ока способность чувствовать оставила его, и он постиг весь опыт, какой способно дать живое пространство.

Да, его собственное, его личное знание было перевернуто, освещено ужасным Путем. Он огляделся.

Снаружи была ночь. Мать все еще рыдала, а он сам продолжал ощущать свою неспособность к скорби. Но пустынное место, где все это происходило, уже отделилось в его сознании, продолжающем начатый путь в возможное будущее. Опираясь на данные расчетов, он уверенно проектировал его – так, как это способен делать только ментат.

И он понял, что обладал богатством окончательных данных даже раньше, чем осознал это разумом. Но фиксация этого нового знания создала внутри него пустоту, выносить которую было нелегко Он чувствовал, что нечто должно разрушиться. Это было похоже на то, как если бы внутри него тикал часовой механизм бомбы, ядерный заряд которой, независимо от того, желает он этого или нет, должен взорваться в строго определенное время. И понимание этого давало импульс новому видению всего, что его окружало, что он наблюдал через прозрачную ткань стилсьюта, защищавшую его глаза: полет насекомого над крышей их тента, торжественное приближение рассвета на освещенной звездами небесной дороге.

Пустота стала невыносимой. То, что ему стало известно, как работает механизм, ничего не изменило в его состоянии. А ведь он мог, заглянув в свое прошлое, увидеть начало процесса: как шло его учение, как совершенствовались способности, которыми он обладал, как в процессе его обучения отдавалось предпочтение извращающим сознание дисциплинам, как временами он подвергал сомнению отдельные места из Библии и, наконец, в качестве последнего, завершающего прошлое аккорда – обильное поглощение спайса. Мог он и посмотреть вперед, в вызывающее наибольший ужас направление, и увидеть, куда оно ведет.

– Не хочу! Не хочу! Не хочу! – вдруг закричал он и поймал себя на том, что стучит кулаком по полу стилтента.

– Пол! Пол! Что случилось? – мать держала его за руку, и ее склонившееся лицо казалось в полутьме серым пятном.

– Я с тобой. Пол, – сказала она. – Все в порядке.

– Что ты со мной сделала?! – внутри Пола словно что-то прорвалось.

Джессика, почувствовав, что этот взрыв имеет под собой достаточно вескую причину, серьезно произнесла:

Ее инстинкт и полученные хитроумные знания подсказали ей, что только такой ответ может сейчас успокоить Пола. Она крепко обняла его и поймала на своем лице его сосредоточенный взгляд.

Услышав в его голосе стальные нотки, она повиновалась.

– Может быть, ты расскажешь мне. Пол, что произошло?

Его вопрос прозвучал глухо, по-взрослому, и отметив это про себя, Джессика ответила ему в тон:

– Я надеялась, как это свойственно всем родителям, что ты станешь... высшим, не похожим на других существом.

– Ты же хотела сына! – сказал он. – Ты хотела Квизатца Хедераха. Ты хотела Бене Гессерит мужского пола.

– Но, Пол... – Горечь в его голосе заставила ее содрогнуться.

– Ты когда-нибудь советовалась об этом с моим отцом?

Свежесть утраты придала особую проникновенность ее словам:

– Кто бы ты ни был. Пол, в тебе столько же от меня, сколько и от твоего отца.

– Но не в обучении, – возразил он. – Не в том, что... пробуждает спящего.

– Это здесь. – Он приложил руку сначала ко лбу, потом к груди. – Во мне. И это становится все больше, больше и больше, и...

Она услышала в своем голосе истерические нотки.

– Выслушай меня, – сказал он. – Ты хотела, чтобы я рассказал Преподобной матери о своих снах? Теперь послушай меня ты. Я только что видел сон наяву. Знаешь, почему?

– Ты должен успокоиться, – взмолилась она. – Если это...

– Спайс, – закончил Пол начатую ею фразу. – Он здесь во всем: в воздухе, земле, еде. Он подобен наркотику. Это яд...

– Яд. Такой коварный, проникающий в тебя незаметно... и неотвратимо. Он даже не убьет тебя, пока ты сам не станешь принимать его. Теперь мы не сможем покинуть эту планету, не захватив частицу ее с собой. – Интонация его голоса исключала какие бы то ни было возражения.

– Ты и спайс, – продолжал Пол. – Спайс изменяет каждого, кто примет достаточно большую дозу; благодаря тебе я испытал изменение состояния. Мне не пришлось переходить в бесчувственное состояние, при котором нарушение сознания происходит незамеченным. Я мог его видеть.

Она слышала безумие в его голосе и не знала, что делать.

Когда он заговорил снова, она поняла по его голосу, что он обрел контроль над собой.

Да, мы в ловушке", – мысленно согласилась она, понимая его правоту. Ни помощь Бене Гессерит, ни собственное искусство не смогут освободить их полностью от Арраки. Пагубное привыкание к спайсу стало необратимым. Ее тело приняло этот факт задолго до того, как это сделал его разум.

"Итак, мы проживем наши жизни здесь, – думала она, – на этой адской планете. Место для нас, если только нам удастся уйти от Харконненов, уже приготовлено. И я теперь точно знаю свой путь, свою цель: я – производительница, сохраняющая генетическую линию Бене Гессерит".

– Слушай же рассказ о моем сне наяву, – сказал Пол, и в его голосе зазвучала ярость. – Чтобы быть уверенным, что ты поверишь мне, скажу тебе для начала о том, что знаю о твоем зачатии дочери здесь, на Арраки.

Джессика, упершись руками в пол стилтента, прижалась к стене, чтобы унять страх. Ее беременность не могла быть заметна, только знания Бене Гессерит позволят увидеть едва различимые признаки, указывающие на существование в ее теле эмбриона, которому было всего несколько недель.

– Только служить, – прошептала Джессика, прибегая к девизу Бене Гессерит. – Мы существуем лишь для того, чтобы служить.

– Мы обретем дочь среди Свободных, где твоя Защитная миссионерия приготовила для нас надежную легенду.

"Да, наш путь пройдет через пустыню", – подумала про себя Джессика. Но как мог он узнать о Защитной миссионерии? Ей все труднее было преодолевать чувство ужаса перед естественной способностью Пола.

Пол же, вглядываясь в нее в полутьме, видел и ее страх, и каждую ее реакцию с позиции своего нового знания так ясно, как будто она была освещена ярким светом. И в нем проснулось чувство жалости к матери.

– Я не могу рассказать тебе о том, что может здесь произойти, – голос Пола зазвучал мягче. – Я не могу признаться даже самому себе в том, что я видел в будущем. Я, кажется, не имею над ним власти. События происходят – и все. Ближайшее будущее, скажем год, я могу видеть довольно отчетливо... Дорога... такая же прямая, как на Каладане. – Некоторые места я не вижу: они будто прячутся за холмами. – И он снова подумал о развевающемся шарфе.

Воспоминания о виденном захватили его, и он умолк. Ни обретенный им дар предвидения, ни опыт его прежней жизни не подготовили его к восприятию этого нового знания, которое, словно наполняющийся воздухом шар, все росло и росло, приобретая власть над временем.

Джессика включила спираль накаливания. Тусклый зеленый свет отогнал тени, ослабив ее страх. Она посмотрела на Пола и увидела его взгляд, обращенный внутрь.

Джессика вспомнила, где она встречала такой взгляд раньше: так смотрит голодный или несправедливо наказанный ребенок. Такие лица она видела на иллюстрациях к рассказам о детях несчастливой судьбы: вытянутое лицо, горькая складка у рта – и бездонная скорбь из глаз.

"Это взгляд знающего ужас, – подумала Джессика. – Взгляд того, кто был вынужден узнать о собственной смертности".

Ее сын больше не был ребенком. Невысказанная нежность его слов начала доходить до ее сознания, отодвинув все остальное на задний план. Пол мог смотреть в будущее, делать то, что недоступно другим.

– Что такое Харконнены! – фыркнул он. – Выбрось из головы эти жалкие существа. – Он пристально посмотрел на мать, изучая черты ее лица в свете накалившейся трубки. Эти черты выдавали ее происхождение.

– Не следует говорить о людях, как о существах без...

– Не будь так уверена в том, что знаешь, где нужно искать предел, – сказал он. – Мы тащим с собой прошлое. Есть одно обстоятельство, о котором ты еще не знаешь, но должна узнать, – мы Харконнены.

С ее разумом случилось что-то непонятное: он выключился, словно кто-то позаботился приглушить ее чувства. Однако голос Пола продолжал неумолимо звучать, увлекая ее за собой:

– Когда тебе случится взглянуть на себя в зеркало, изучи повнимательней свои черты. А мои можешь изучить сейчас. Обрати внимание на мое сложение, на форму кистей и пальцев. Если это не убедит тебя, поверь мне на слово: я побывал в прошлом. Я видел запись о твоем рождении. Мы – Харконнены...

– Какая-нибудь побочная ветвь? – с надеждой спросила Джессика. – Скажи мне, что это так! Какие-нибудь дальние родственники...

– Ты – родная дочь барона, – услыхала она и зажала себе рот ладонью. – Барон в молодости был падок на женщин, он соблазнил твою мать. Это устроила Бене Гессерит – одна из вас – в своих генетических целях.

То, как он произнес это "одна из вас", хлестнуло ее, точно пощечина. Но это же вернуло к жизни ее разум, и она поняла, что ей нечего возразить. Множество неясностей из ее прошлого вынырнуло на поверхность и выстроилось в одну цепочку. Дочь, которую хотели Бене Гессерит, предназначалась не для того, чтобы покончить старую смертельную вражду между Атридесами и Харконненами, а для того, чтобы закрепить некий генетический признак в их ветви. Какой? Она искала разгадку. И как будто читая ее мысли. Пол сказал:

– Они считали, что смогут получить меня. Но я не то, что они ожидали, и я появился на свет раньше времени. А они не знают об этом.

И снова Джессика зажала себе рот рукой: "Великая мать! Он – Квизатц Хедерах!"

Она почувствовала, что не готова к защите, и тут же поняла, что он видит ее таким взглядом, от которого можно скрыть лишь немногое. Он прочитал ее мысли.

– Ты думаешь, что я Квизатц Хедерах? Выбрось это из головы. Я – нечто неожиданное.

"Я должна попросить совета у ордена", – подумала она.

– Они не узнают о моем настоящем "я" до тех пор, пока не будет поздно, – сказал он.

Пытаясь отвлечь его, Джессика перевела разговор на другую тему:

– У Свободных в ходу крылатое выражение, которое они приписывают старому Шаи-Хулуду – Отцу вечности, – вспомнил Пол. – Оно звучит так: "Будь готов оценить то, с чем встречаешься".

А про себя подумал: "Да, мама! Мы найдем себе приют среди Свободных. Ты приобретешь синие глаза и мозоль возле твоего прекрасного носа от фильтровальной трубки твоего стилсьюта... и ты родишь мне сестру".

– Если ты не Квизатц Хедерах, – робко спросила Джессика, – то кто же?

– Тебе, возможно, не следует об этом знать, – ответил он. – Ты не поверишь в это, пока не увидишь все сама, своими глазами.

"Я – Семя", – подумал он, внезапно поняв, как плодородна и как хорошо возделана почва для этого семени. И вместе с этим открытием его ужасное предназначение вошло в него, заполняя собой пустоту внутри, угрожая задушить его скорбью. Он увидел людей, знаменующих собой два выбора. Он посмотрел в глаза одному из них, дьявольскому барону.

– Хэлло, дед! – сказал он старику и отвернулся. Мысль об этом пути, обо всем, что пролегало вдоль него, вызывала в нем отвращение.

Другой путь пролегал среди – пятен серого мрака, над которым там и сям высились пики насилия. Он увидел пламя религиозной войны, охватившее всю Вселенную; зеленое с черным знамя Атридесов, развевающееся над легионами фанатиков, пьяных от спайсового вина. Среди них были Гурни Хэллек и немногие другие люди его отца – жалкая горсточка! На груди у каждого была эмблема ястреба – память о герцоге Лето.

– "Я не хочу, не могу выбрать этот путь! – противился Пол.

Но перед глазами у него стояла гробница его отца и зеленое с черным знамя Атридесов, трепещущее на ветру.

Обеспокоенная его молчанием, Джессика негромко кашлянула.

– Так, значит, Свободные дадут нам убежище? – спросила она.

– Да! – сказал он. – Это один из путей. Они назовут меня Муаддибом, то есть Указывающим путь. Да, именно такое дадут мне имя.

И теплые обильные слезы заструились по его щекам.

● КНИГА ВТОРАЯ ● МУАДДИБ ●

* * *

Когда мой отец, падишах-император, узнал о смерти герцога Лето и о том, как это произошло, он пришел в такую ярость, в какой мы никогда его еще не видели.
Он обвинил в соучастии мою мать, дьявольский Союз и старого барона. Он обвинял каждого, кто попадал в поле его зрения, не сделав исключения даже для меня, сказав, что я такая же ведьма, как и все остальные.
А когда я попыталась его успокоить, говоря, что даже древние правители находились в вассальной зависимости, он фыркнул и спросил, не считаю ли я его слабовольным Тогда я поняла, что его заботила не столько смерть герцога, сколько ее последствия, которых он опасался. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, я думаю, что, возможно, мой отец тоже в какой-то степени обладал даром предвидения, ибо точно установлено, что линия его и линия Муаддиба имеет общего предка.

Принцесса Ирулэн.
В доме моего отца.

– Теперь Харконнен должен убить Харконнена, – сказал вполголоса Пол.

Он проснулся перед тем, как начало темнеть. Заговорив, он услышал в ответ слабые звуки, доносившиеся от противоположной стенки стилтента. где спала его мать.

Пол посмотрел на стоящий возле него детектор, изучая светящуюся в темноте панель.

– Скоро ночь, – сказала Джессика. – Почему ты не поставил защитные экраны?

Тогда только до сознания Пола дошло, что ему трудно дышать и что мать молча лежала в темноте, пока не убедилась, что он проснулся.

– Защитные экраны не помогли бы, – сказал он. – Был шторм, и нас засыпало песком. Сейчас я откопаю тент.

Пол рассеянно потер надетый на большой палец перстень с герцогской печатью и внезапно ощутил приступ гнева против этой планеты, которая помогла убить его отца, лишив его воли.

– Я слышала, как начался шторм, – произнесла Джессика неестественно ровным голосом.

Безжизненность ее интонаций помогла ему вновь обрести спокойствие. Его разум сконцентрировался на шторме. Сквозь прозрачные края их стилтента Пол видел, как он начинался: холодные струйки песчинок, потом ручейки, потом вихри. Он посмотрел на вершину скалы под завесой воздушных струй ее очертания странно изменились Песок крутился в низине, закрывая небо, а потом, когда занесло весь тент, вообще ничего не стало видно.

Один раз опоры тента затрещали, приспосабливаясь к новому давлению, потом снова наступила тишина, нарушаемая только шорохом песчинок.

– Попытайтесь еще раз включить приемник, – попросила Джессика.

Он нащупал у шеи водную трубку своего стилсьюта, открыл зажим и сделал один глоток Только теперь он начал свое по-настоящему арракинское существование – жизнь на влаге, регенерированной из его тела и дыхания. Вода была безвкусной и теплой, но смягчила воспаленное горло.

Джессика услышала, что Пол пьет, и почувствовала, как прильнул к ее телу ее собственный стилсьют, однако подавила чувство жажды. Утолить ее означало согласиться с ужасной необходимостью сохранять даже отходы собственного организма, жалеть о тех каплях, которые расходуются при дыхании на открытом воздухе. Она предпочла снова погрузиться в сон.

Но этот дневной сон подарил ей сновидение, воспоминание о котором заставило ее вздрогнуть: ее руки во сне обнимали то место под слоем песка, где было написано: "Герцог Лето Атридес" Надпись была засыпана песком, и она все время пыталась его сгрести, но когда она доходила до последней буквы, первая снова оказывалась засыпанной.

Она слышала монотонный звук, становившийся все громче и громче Какой смешной звук! Частицей сознания она поняла, что это ее собственный голос – в пору младенчества И тогда женщина, едва различимая в памяти, исчезла.

"Это моя неизвестная мать, Бене Гессерит, – подумала Джессика. – Она родила меня и отдала сестрам, потому что ей так приказали. Была ли она рада отделаться от ребенка Харконненов?"

– Спайс – вот их уязвимое место, куда им можно нанести удар, – проговорил вдруг Пол.

"Как он может думать о нападении в такое время?" – изумилась она про себя, а вслух сказала:

– Вся планета полна спайсом Как же ты собираешься нанести им удар?

– У нас на Каладане была морская сила и сила воздушная, – сказал он. – Здесь же властвует сила пустыни, и Свободные – ключ к ней!

Его голос будто пришел откуда-то извне. Изощренный слух Бене Гессерит помог ей уловить в его тоне скрытую горечь.

"Всю свою жизнь он воспитывался в ненависти к Харконненам, – подумала она. – А теперь узнал, что он и сам – Харконнен. И это из-за меня Как мало я о себе знаю! Я была единственной женщиной у моего герцога. Я принимала его жизнь и его ценности, даже не заботясь о тех обязанностях, которые существуют у Бене Гессерит".

Нить накаливания сделалась ярче под рукой Пола, залив зеленым светом те уголки, которые прятались до этого в полутьме. Капюшон Пола был надвинут, как перед выходом в открытое пространство, лицо закрыто, ротовой фильтр на месте, зажимы вставлены в нос. Видны были лишь его темные глаза. Он повернул к ней узкую полоску лица и сразу же отвернулся.

– Приготовься к выходу, – сказал он, и голос его, приглушенный фильтром, прозвучал глухо.

Джессика закрыла рот фильтром и начала прилаживать капюшон, наблюдая за тем, как ее сын раскрывает герметически закрытый тент.

Едва Пол открыл его, как песок завихрился, и струя его влетела под тент раньше, чем Пол успел остановить его, включив статический уплотнитель. Отверстие в стене песка становилось все больше по мере того, как прибор перестраивал его частицы. Пол выполз наружу, но острый слух Джессики позволял следить ей за его работой снаружи.

"Что ждет нас впереди? – спрашивала она себя – Мы опасаемся Харконненов и сардукаров, но сколько неведомых опасностей подкарауливает нас.

Она подумала о статическом уплотнителе и о других странных приборах, лежащих в мешке. Каждый из них был для нее знаком таинственной опасности.

Она почувствовала, как горячий ветер с поверхности песка тронул ее щеки в том месте, где они выступали над фильтром.

– Передай мне мешок. – Голос Пола прозвучал негромко и повелительно.

Она повиновалась ему и, подтаскивая тяжелый мешок, услышала в нем бульканье воды. Силуэт Пола теперь четко вырисовывался на фоне звездного неба.

– Вылезай, – сказал он и подтянул к себе мешок.

Теперь она видела звезды, походившие на дула нацеленных на нес орудий.

Ночное небо пересек метеоритный ливень. Это показалось ей грозным предостережением; при мысли о неотвратимой опасности стыла кровь.

– Быстрее! – торопил Пол. – Мне надо сложить палатку.

Целый каскад песка обрушился на ее левую руку. "Какую тяжесть может выдержать рука?" – подумала Джессика.

Она нырнула в проделанный Полом проход, задев рукой портативный статический прибор. Пол подал ей руку, и она встала рядом с ним на открытой песчаной поверхности, озираясь по сторонам. Песок до краев наполнял служившую им убежищем впадину, оставив на поверхности лишь гребень опоясывающей ее горной породы.

Джессика вслушалась в расстилавшуюся перед ними темноту: различимые лишь для Бене Гессерит голоса птиц и каких-то мелких зверюшек, шорох падающего песка...

Пол вытащил тент из углубления и сложил его.

В неверном свете звезд каждая тень, казалось, таила в себе угрозу.

Темнота – слепое напоминание о первобытных временах, подумалось Джессике. В ней живут вопли тех, кто охотился за твоими отдаленными предками. Этот уровень памяти сохраняется лишь в самых примитивных клетках. В темноте видят уши, видят ноздри.

– Дункан говорил, что, если его схватят, он продержится долго. Нам надо уходить.

Он поправил мешок за плечами, подошел к нижней кромке впадины и вскарабкался на каменный гребень, откуда открывался вид на открытую пустыню. Джессика механически последовала за ним, слепо подчиняясь сто воле.

"Теперь скорбь моя тяжелей, чем море песка, – думала она – Этот мир освободил меня от всего, кроме обязанности жить – жить для моего юного герцога и дочери, которая должна появиться на свет".

Карабкаясь рядом с сыном, Джессика чувствовала, как песок словно цепляется за ноги, не пуская вперед Она взглянула на север, на горную гряду. Далекий силуэт скалы походил на древний морской корабль, ярко очерченный звездным светом Длинное его туловище покоилось на невидимой волне, вздымая вверх остатки мачт, дымовые трубы, прогнувшиеся на концах Над скалами струился оранжевый свет, перемежающийся пурпурными сполохами Джессика содрогнулась "Опять! Опять этот пронзительный цвет! Будто в древней морской битве."

Она застыла на месте, созерцая картину уничтожения "корабля", над которым поднимались, точно огненные глаза, красные круги света.

Слева от них поднялась грязно-красная луна, первая луна Арраки, и они разглядели облако пыли, сопровождающее чье-то движение через пустыню.

– Должно быть, за нами охотятся топтеры Харконненов, – сказал Пол – Судя по тому, как рьяно они прочесывают пустыню, они уверены, что смогут уничтожить здесь все, как уничтожают гнездо насекомых.

– Или гнездо Атридесов, – добавила Джессика.

– Будем прятаться, – решил Пол. – Пойдем к югу, держась в тени скал. Если нас заметят на открытом пространстве... – Он оглянулся и поправил мешок за плечами – Они уничтожают все, что движется.

В то же мгновение послышался гул орнитоптеров и показались их силуэты, летящие прямо над беглецами

* * *

Однажды мой отец сказал мне, что истинность лежит в основе едва ли не всех критериев. "Нечто не может возникнуть из ничего", – сказал он. Мысль эта очень глубока, если учитывать всю глубину смысла, которая может быть вложена в неоднозначное понятие истины.

Принцесса Ирулэн.
Разговоры с Муаддибом.

– Я всегда гордился своим умением видеть истинную суть вещей, – сказал Зуфир Хават – Это основное для ментата В нем никогда не прекращается процесс анализа данных.

По мере того как он говорил, его иссеченное морщинами лицо четче вырисовывалось в предрассветной мгле Его губы с пятнами сафо были плотно сжаты и испещрены поперечными морщинами.

Сидевший напротив него человек в широкой одежде никак не реагировал на слова Хавата Оба они были укрыты скалой, нависшей над мрачной широкой расщелиной Заря лениво разливалась над неровной линией хребтов, трогая своими розовыми пальцами все, что попадалось на ее пути Сухой ночной воздух пронизывал насквозь Обычно перед рассветом начинал дуть теплый ветер, но сейчас было холодно Хават слышал, как стучат зубы у сидящих за его спиной воинов – нескольких человек, оставшихся от его отряда.

Человек, сидящий на корточках перед Хаватом, был Свободный, он пришел в низину с первым светом неверной зари, заигравшим на дюнах и окрасившим песок в розовые тона Движения его были почти неуловимыми.

Свободный, погрузив палец в песок, нарисовал фигуру, напоминающую шар, изнутри пронзенный стрелкой.

– Много патрулей Харконненов, – произнес он и указал рукой в сторону хребтов, с которых спустился Хават с людьми.

Хават кивнул: "Да, много". Но он еще не знал, чего хотели Свободные, и это мучило его. Качества ментата должны были помочь ему увидеть причины.

Это была самая страшная ночь в жизни Хавата. Он был в деревне Тсимпо, форпосте бывшей столицы Картага, когда пришло сообщение о нападении. Вначале он подумал: "Харконнены хотят нас испытать". Но сообщение следовало за сообщением с быстротой ветра. "У Картага высадилось два легиона! Пять легионов – пятьдесят бригад – атакуют главную базу герцога на Арраки! Еще один легион высадился у Арсунта! Две боевые бригады у Сплинтеред-рок "

Потом сообщения стали более подробными: среди нападающих два легиона сардукаров! И становилось все яснее и яснее, что инициаторам нападения совершенно точно было известно, какую армию следовало сюда послать. Превосходная осведомленность!

Ярость Хавата разгорелась до такой степени, что поставила под вопрос сто способности ментата. Масштабы нападения оглушили его, он воспринял их почти физически – как предательский удар неслыханной силы. Теперь, прячась под выступом скалы в пустыне, он зябко кутался в тунику, будто она могла защитить его от ужаса происшедшего.

Он ожидал, что враги используют против них один из лихтеров Союза – эти лихтеры регулярно прилетали на Арраки за грузом спайса Великие дома нередко нанимали такие псевдолихтеры для набегов на территорию противника Хават мог ожидать нападения самое большее десяти бригад.

Но, согласно последним данным, на Арраки опустилось уже более двух тысяч кораблей – не только лихтеров, но и фрегатов, мониторов, разведчиков, транспортных судов. Они доставили более сотни бригад – десять легионов.

Стоимость подобного нападения равнялась доходу от продажи спайса с планеты Арраки за пятьдесят лет.

"Я не разгадал намерений барона, – казнил себя Хават. – Я подвел моего герцога..."

Потом он узнал о факте предательства Он не сомневался в виновности леди Джессики – все известные ему факты подтверждали это.

"И почему я не убил эту ведьму, Бене Гессерит, когда я мог это сделать? – негодовал он. – Я не успокоюсь до тех пор, пока не задушу ее своими руками!"

– Ваш человек, по имени Гурни Хэллек, и его люди нашли убежище у наших друзей – контрабандистов, – сообщил Хавату Свободный.

"Значит, Гурни сможет покинуть планету Арраки. Но спасутся не все..."

Хават оглянулся на группу людей, сидящих у него за спиной. Эту ночь он начал с тремя сотнями лучших своих людей. Сейчас их осталось ровно двадцать, и половина была ранена. Многие из них спали, растянувшись на песке, под прикрытием скалы. Их последний топтер, который они использовали для перевозки раненых, отказал перед самым рассветом. Они разрезали топтер на куски, закопали части в песок, а потом спустились в это укромное место на краю равнины.

Хават высчитал, что они находятся примерно в двухстах километрах к югу от столицы планеты – города Арракина. Главный путь между общинными сьетчами и Защитной стеной проходил где-то южнее.

Сидящий против Хавата Свободный откинул капюшон и верхнюю часть стилсьюта, открыв бороду и волосы песочного цвета, убегавшие назад от высокого лба. Борода и усы были перепачканы и примяты зажимом носовой трубки. Глаза были густо-синего цвета, как у всех, кто употребляет в пищу спайс.

Свободный поправил зажимы и потер шрам у носа:

– Если пойдете этой ночью через ущелье, защитными полями лучше не пользоваться. В стене есть пролом... – Повернувшись на каблуках к югу, он показал на него рукой. – Вон там! За стеной начинаются открытые пески. Поля могут привлечь... – Поколебавшись, он докончил: – ...червя. Они здесь не часто появляются, но поле обязательно привлечет одного из них.

"Он сказал "червя", – подумал Хават, – а собирался сказать что-то другое. Что? И чего он хочет от нас?" Хават вздохнул. Он не помнил, чтобы чувствовал себя когда-нибудь таким усталым: даже возбудительные таблетки не помогали. Будь они прокляты, эти сардукары!

От самобичевания он перешел к размышлениям о вероломстве солдатфанатиков и империи. Его опыт ментата говорил ему, как ничтожны шансы на то, что ему удастся доказать что-либо Высшему совету ландсраата и добиться судебного разбирательства.

– Вы хотите пойти к контрабандистам? – спросил Свободный.

"Свободные не любят говорить "нет", – сказал ему однажды Айдахо.

– Вы еще не сказали мне, могут ли ваши люди помочь моим раненым, – напомнил Хават.

– Спокойно, друг! – предостерег его Свободный. – Что говорят твои раненые? Есть ли среди них такие, кто может дать нужную вам воду?

– Мы говорили не о воде, – сказал Хават. – Мы...

– Ты можешь меня понять, хотя и не очень хочешь, – сказал Свободный. – Раненые – твои друзья, твои соратники. У тебя есть вода?

Свободный указал на тунику Хавата, сквозь которую проглядывало тело.

– Вас захватили без стилсьютов. Ты должен решить насчет воды, Друг.

– У вас нет воды. – Он посмотрел на людей Хавата. – Скольких своих раненых ты можешь потратить?

Хават молча смотрел на своего собеседника: их общение было непоследовательным. Слова не связывались в логическую цепь, как это бывает в нормальных условиях.

– Я – Зуфир Хават, уполномоченный от имени герцога. Мне нужна ваша помощь. Я прошу, чтобы вы сохранили моих людей до тех пор, пока я не убью предателя, считающего, что он находится вне пределов досягаемости.

– Ты хочешь, чтобы мы приняли участие в вендетте?

– Вендеттой займусь я сам. Я хочу освободиться от ответственности за моих раненых на какое-то время.

– Как ты можешь отвечать за своих раненых? Они отвечают сами за себя. Беда рождает споры, Зуфир Хават. Ты позволишь мне принять решение без тебя?

И он вытащил из-под плаща оружие. Хават насторожился: уж не предательство ли это?

Ох уж эти Свободные с их обескураживающей прямотой! Хават осторожно проговорил:

– Вы думаете, что мы продажные. Вы плохо нас знаете: всей воды Харконненов не хватило бы, чтобы купить даже малого ребенка.

"Но Харконнены заплатили Союзу за проход две с лишним тысячи боевых кораблей!" – подумал Хават. Сколько заплатили – этого он еще не знал.

– Мы оба боремся против Харконненов – сказал Хават. – Стоит ли нам действовать врозь, если есть возможность договориться?

– Вы – хорошие люди, – ответил Свободный. – Я видел, как вы дрались с Харконненами. В былые времена я бы с радостью почувствовал твою руку рядом со своей.

– Скажи, где моя рука может оказать тебе помощь?

– Кто может это знать? Войска Харконненов повсюду. Но ты еще не принял решения о воде и не сообщил о нем своим раненым.

"Нам надо соблюдать осторожность, – подумал Хават. – Есть вещи, которых здесь не понимают".

– Покажи мне свой путь, принятый у вас, на Арраки.

– Странно думающий! – сказал Свободный, и в тоне его голоса прозвучала насмешка. Он указал на северо-запад, за скалы, – Мы следили за тем, как вы этой ночью шли через пески. – Он опустил руку. – Ты вел своих людей по скользкой стороне дюн, – это плохо. У вас нет стилсьютов, нет воды. Вы долго не продержитесь.

– Разве человек не знает, когда его стоит спасать? Твои раненые знают, что у вас нет воды.

Хават наклонил голову и исподлобья взглянул на Свободного.

– Сейчас самое время решить насчет воды. И раненых и нераненых должно заботить будущее общины.

"Будущее общины, – подумал Хават. – Общины Арраки... В этом есть смысл". Он заставил себя думать о том, чего старательно избегал раньше.

Взгляд неправдоподобно синих глаз устремился на Хавата.

– О их судьбе? – рявкнул Хават, еле сдерживая себя.

– Судьба одинакова у всех людей, – сказал Свободный. – Говорят, что твой герцог встретился со своей судьбой. Что же касается Лизана ал-Гиаба, его сына, то он в руках Льета. Льет ничего о нем не говорил.

"Я знал ответ до того, как задал этот вопрос", – подумал Хават. Он оглянулся на своих людей, которые уже проснулись и слушали их разговор. Они смотрели в песок, и их лица говорили: для них потерян Каладан и нет места на Арраки. Хават снова повернулся к Свободному.

– Он был в главном доме, когда опустилось поле, – сказал Свободный – Это я слышал... но не более того.

"Она выключила поле и впустила Харконненов. Я сидел у самой двери. Как она смогла это сделать? Ведь она рисковала жизнью своего сына! Но... кто их поймет, этих ведьм, Бене Гессерит..." Хават с усилием проглотил комок, вставший в горле.

– Мы знаем очень мало о том, что случилось на Арраки, – сказал Свободный, пожав плечами.

– Вероятно. – Свободный потер шрам возле носа. – Скажи мне, Зуфир Хават, ты умеешь обращаться с теми большими орудиями, которыми пользуются Харконнены?

"Артиллерия, – с горечью подумал Хават – И кому могло прийти в голову, что они пустят в ход артиллерию в наши дни защитных полей!"

– Вы имеете в виду артиллерию, которой они воспользовались, чтобы загнать наших людей в пещеры? – спросил он. – Я располагаю теоретическими знаниями о подобном оружии.

– Любой человек, отступивший в пещеру, у которой один выход, обречен на смерть, – сказал Свободный.

"Может, это то самое, чего он от нас хочет?" – подумал Хават Он сказал:

– Вы пришли сюда в поисках сведений о больших орудиях?

– Тогда вам нужно всего лишь пойти и забрать одно из них, – усмехнулся Хават.

– Мы забрали одно, – невозмутимо сказал Свободный – Мы спрятали его там, где Стилгар сможет изучить его для Льета и где Льет сможет увидеть его сам, если пожелает. Но я сомневаюсь, что он этого захочет: орудие не очень хорошее, его конструкция не годится для Арраки.

– Вы... захватили орудие? – переспросил Хават, не веря своим ушам.

– Это был хороший бой Мы потеряли только двоих, а выплеснули воду из сотни с лишком их воинов.

"При каждом орудии были сардукары, – подумал Хават. – Этот безумный пустынник лишь между прочим упоминает о потере двоих в битве с сардукарами!"

– Мы бы не потеряли и двоих, – продолжал Свободный, – если бы не те, другие, что воюют вместе с Харконненами Среди них есть хорошие бойцы.

Один из людей Хавата подался вперед, впившись взглядом в сидевшего на корточках Свободного.

– Он говорит о сардукарах, – ответил за него Хават.

– Сардукары! – сказал Свободный, и в его голосе послышалось оживление. – Так вот оно что! Хорошая это была ночь. Сардукары, говорите... А какой легион? Вы не знаете?

– Сардукары, – повторил Свободный. – И все же на них была форма Харконненов. Разве это не странно?

– Император не желает, чтобы стало известно, что он борется с Великим домом, – сказал Хават.

– Кто я такой? – с горечью проговорил Хават.

– Ты – Зуфир Хават, – ответил Свободный, строго придерживаясь фактов. – Да и мы все равно узнали бы это со временем. Троих из них мы взяли в плен и отправили на допрос к людям Льета.

С расстановкой выговаривая каждое слово, помощник Хавата недоверчиво переспросил:

– Только троих, – ответил Свободный. – Они здорово дерутся.

"Если бы только мы успели в свое время заключить союз с этими Свободными! – подумал Хават, и эта мысль наполнила его горьким сожалением. – Если бы мы успели обучить их и вооружить! Великая Мать, какую бы я сейчас имел силу!"

– Может быть, вы беспокоитесь о Лизане ал-Гаибе? – спросил Свободный. – Если он действительно Лизан ал-Гаиб, то позор его не коснется. Не ломай голову над тем, что не доказано.

– Я служу Лизану ал-Гаибу, – сказал Хават. – Его благо – моя забота. Я дал клятву.

Хават взглянул на своего помощника, не сводившего взгляда с Хавата, и снова отвернулся к сидящему на корточках человеку.

– Ты хочешь вернуться на Арраки, в место его воды?

– Так почему же ты сразу не сказал, что речь идет о воде? – Свободный встал и поправил зажимы на трубке.

Хават знаком велел своему помощнику отойти к остальным. Тот нехотя повиновался. Хават услышал, как его люди начали тихонько переговариваться между собой.

Человек за спиной Хавата выругался. Помощник Хавата позвал:

– Клад воды – это добрый знак! – Он посмотрел на Хавата. – Поблизости есть место для принятия воды. Надо ли мне позвать моих людей?

– Зуфир, двое из нас оставили на Арраки жен. Они... ну ты понимаешь сам...

Свободный продолжал держать палец на ушной раковине.

– Это клад воды, Зуфир Хават? – требовательно переспросил он.

Хават лихорадочно соображал. Теперь он понял смысл слов Свободного, но боялся реакции сидящих под скалой людей, когда и они поймут его.

– Пусть наши племена соединятся! – сказал Свободный и опустил палец.

И, будто по сигналу, четверо людей появились на скале и скользнули вниз. Они наклонились над распростертым на песке телом, подняли его и побежали вправо, огибая скалу. Их окутало пыльным облаком.

Все это произошло раньше, чем усталые люди Хавата успели прийти в себя. Группа людей в похожих на мешки одеяниях скрылась за скалой, унося за собой мертвое тело. Один из людей Хавата крикнул:

– Свободные не хоронят своих мертвецов! – разъярился тот. – Ты нам голову-то не морочь, Зуфир! Мы знаем, что они делают с мертвецами. Арки был одним из...

– Для человека, который умер, служа Лизану ал-Гаибу, рай обеспечен, – сказал Свободный. – Если вы служите ему, как вы сейчас сказали, то к чему знаки скорби? Воспоминание о том, кто умер такой смертью, будет сохраняться до тех пор, пока будет существовать человеческая память.

Но люди Хавата продолжали медленно продвигаться вперед, сердито глядя на Свободного. Один из них начал вытаскивать ласган.

– Оставайтесь на своих местах! – приказал им Хават. Он изо всех сил боролся со сковывающей мускулы усталостью. – Эти люди уважают наших мертвых! Обычаи у нас разные, но смысл один.

– Они собираются перегнать Арки на воду, – фыркнул человек с ласганом.

– Может быть, твои люди хотят присутствовать на церемонии? – спросил Свободный.

"Он даже не понимает, о чем идет речь", – подумал Хават. Наивность Свободного была пугающей.

– Они говорят об оказании почестей своему товарищу, – сказал Хават.

– Мы отнесемся к вашему товарищу с тем же уважением, с каким относимся к своим умершим. Это – клад воды. Мы знаем обычаи: плоть человека принадлежит ему, вода человека принадлежит племени.

Видя, что человек с ласганом сделал еще шаг вперед, Хават быстро проговорил:

– Нас не надо просить об этом, – сказал Свободный. – Мы сделаем для вас все, что племя делает для себя. Прежде всего нам нужно знать, в чем вы нуждаетесь.

Человек с ласганом заколебался. Помощник Хавата спросил:

– Не покупаем, – возразил Хават. – Мы заключаем с ними союз.

– Обычаи могут быть разные, – пробормотал один из его людей, и Хават почувствовал себя немного уверенней.

– А они помогут нам снова отвоевать Арраки? – спросил помощник.

– Мы убьем Харконненов, – с усмешкой сказал Свободный. – И сардукаров. – Отступив назад, он чашечками приложил руки к ушам и прислушался. Потом, опустив руки, сказал: – Приближается воздушное судно. Спрячьтесь под скалой и не двигайтесь.

Хават жестом приказал своим людям повиноваться. Свободный взял Хавата за руку и подтолкнул к остальным.

– Когда придет время драки, мы будем драться, – сказал он. Из складок своей одежды он достал маленькую клетку и вытащил оттуда какое-то живое существо – Хават узнал в нем крошечную летучую мышь. Когда животное повернуло голову, Хават увидел его глаза: синее в синем.

Свободный погладил мышь, успокаивая ее и что-то негромко напевая. Потом он наклонился над ее головой и уронил с кончика языка каплю слюны прямо в задранный кверху рот летучей мыши. Она расправила крылья, но осталась сидеть на ладони Свободного. Человек вытащил тоненькую трубочку, прижал ее к голове летучей мыши и постучал по трубочке. После этого он высоко поднял мышь и подбросил ее вверх. Она полетела вдоль хребта и скоро пропала из виду. Свободный сложил клетку, убрал ее под тунику и снова наклонил голову, прислушиваясь.

– Они обыскивают высокую страну. Странно, кого же они там ищут?

– Им известно, что мы рассыпались по всем направлениям, – сказал Хават.

– Никогда не следует считать кого-то единственным предметом охоты, – сказал Свободный. – Понаблюдайте за другой стороной низины и вы кое-что увидите.

Время шло. Некоторые из людей Хавата забеспокоились и стали перешептываться.

– Сидите тихо! – шикнул на них Свободный. – Чисто испуганные животные!

Хават уловил какое-то движение у противоположной стороны скалы и различил чуть заметное коричневое пятнышко.

– Мой маленький друг несет нам сообщение, – сказал Свободный. – Он хорошо работает и днем и ночью. Мне было бы жаль потерять его.

Движение на той стороне впадины прекратилось, и теперь на протяжении четырех-пяти километров все замерло, если не считать поднимающиеся вверх звенящие потоки раскаленного воздуха.

Из проема в противоположной скале возник ряд фигур, направляющихся прямо через впадину. Хавату они показались Свободными, но какой-то удивительно нелепой их группой. Он насчитал шестерых человек, тяжелой поступью бредущих по дюнам.

Справа от людей Хавата, высоко в небе, послышался шум летящего орнитоптера. Из-за скалы, возвышающейся над ними, в воздухе появилось воздушное судно – топтер Атридесов, разукрашенный в боевые цвета Харконненов. Шестеро людей остановились и замахали руками. Топтер описал над ними круг и опустился на песчаную площадку. Из топтера вылезли пятеро, и Хават увидел тусклое мерцание защитных полей. По уверенным движениям он узнал сардукаров, одетых в голубую форму Харконненов.

– Они пользуются своими глупыми полями! – прошипел Свободный, бросив многозначительный взгляд на отверстие в южной стене впадины.

Образовав сомкнутую цепь в виде полукруга, сардукары приблизились к ожидающим их Свободным. Солнце играло на их обнаженных клинках. Свободные, с виду безразличные ко всему, стояли тесной кучкой. Внезапно все пространство между двумя группами заполнилось Свободными. Они залезли на орнитоптер, потом проникли в его кабину. Там, где на гребне дюны столкнулись две группы, поднялся столб пыли. Когда пыль улеглась, на очистившемся месте стояли только Свободные.

– К счастью, они оставили в своем топтере только троих, – сказал Свободный, стоящий рядом с Хаватом. – Это большая удача! Надеюсь, что судно не пострадало во время атаки.

За спиной Хавата один из его людей прошептал:

– Вы заметили, как храбро они сражались? – спросил Свободный.

Хават вобрал в себя воздух. Запах горячей пыли ударил ему в нос. Всем своим существом он ощутил зной и сухость песка. Голосом под стать этой сухости он сказал:

Захваченный топтер взмыл в воздух, накренив крыло и круто забирая вверх, помчался к югу.

"Свободные, выходит, умеют обращаться с топтерами!" – подумал Хават.

На отдаленной дюне кто-то взмахнул куском зеленой материи: раз... другой...

– Подходят еще, – сказал Свободный за спиной Хавата. – Будьте наготове. Я надеялся, что мы уйдем без лишних хлопот.

Хават увидел два топтера, вынырнувшие с восточной стороны и повисшие над той зоной песков, где только что были Свободные. Теперь они вдруг исчезли, и только восемь голубых пятен на изжелта сером песке напоминали о недавней схватке.

Еще один топтер показался из-за хребта, и Хават, к своему ужасу, узнал большой десантный транспорт. Он летел медленно, тяжело распластав крылья под тяжестью груза, подобно гигантской птице, спешащей к своему гнезду. С одного из топтеров, висящих в отдалении, сверкнул пурпурный луч ласгана.

– Трусы! – выдохнул Свободный рядом с Хаватом.

Транспортное судно направилось к участку, усеянному пятнами тел Его крылья вытянулись до предела, потом приняли неизбежную при быстрой остановке чашевидную форму.

Внимание Хавата было привлечено вспышкой огня на юге. Появившийся с той стороны топтер камнем устремился вниз. Крылья его были прижаты к бокам, пропеллер казался золотой вспышкой на темном фоне свинцового неба. Он несся, как стрела, – прямо на транспортное судно, незащищенное полем из-за действующих ласганов. Грохот сотряс низину, заставив задрожать скалы. Огненный гейзер рванулся к небу оттуда, где встретились топтер и транспортное судно, – и все потонуло в оранжевом пламени.

"Это были Свободные, захватившие топтер, – подумал Хават. – Они пожертвовали собой, чтобы уничтожить десант. Великая Мать! Кто они, эти Свободные?"

– Разумный обмен, – сказал Свободный за спиной Хавата. – В десантном транспорте было человек триста. Мы теперь должны взять их воду и решить, что делать с тем топтером. – Он шагнул к выходу из их убежища в скале.

Внезапно целая лавина голубых мундиров обрушилась с уступа скалы, подстрахованная суспензерами. Хават успел различить, что это сардукары, что лица их свирепы и выражают готовность к жестокой битве, что они не защищены полями и каждый из них держит в одной руке нож, а в другой – ласган.

Брошенный нож поразил собеседника Хавата, и тот рухнул ничком в песок. Хават успел только вытащить нож, прежде чем его настигла пуля станнера, и он погрузился во тьму.

* * *

Муаддиб действительно мог видеть будущее, но надо учитывать, что такая власть имеет границы. Возьмите пример с обычным зрением: у вас есть глаза, но тем не менее вы не можете видеть без света. Если вы находитесь внизу, в долине, то не можете видеть то, что находится за горами. Точно так же и Муаддиб не всегда имел возможность выбирать себе поле зрения в покрытом мраком будущем. Он рассказывал нам, что самый примитивный, самый простой фактор пророчества, например замена одного слова другим, может изменить весь аспект будущего. Он говорил нам:
"Видение времени широко, но когда проходишь по нему, оно становится подобным узкому коридору". И он всегда боролся с искушением выбрать ясное, безопасное направление, предупреждая: "Этот путь неизбежно ведет к косности".

Принцесса Ирулэн.
Пробуждение Арраки.

Едва первый орнитоптер вынырнул из ночной темноты, как Пол схватил мать за руку и крикнул:

Потом он отметил манеру полета, то, каким образом складываются крылья для посадки, и узнал отчаянную руку, направляющую корабль.

Воздушные суда опустились в долину один за другим, как стая птиц на гнездовье. Айдахо выскочил из кабины и кинулся к ним, прежде чем успел улечься песок. За ним последовали два человека в костюмах Свободных. Одного Пол узнал: высокий, с бородой песочного цвета Свободный был не кто иной как Кайнз.

За спиной Кайнза другие Свободные начали выбрасывать из орнитоптера матерчатые чехлы и скоро накидали их целую гору. Айдахо резко затормозил свой бег перед Полом и отсалютовал:

– Мой господин, у Свободных есть временное укрытие неподалеку, где вы...

Пол указал в сторону главного хребта. Там бушевал огонь, и пурпурные лучи ласгана шарили по пустыне. На плоском безмятежном лице Айдахо промелькнула улыбка:

– Мой господин... сир, я там оставил им кое-что...

Договорить он не успел. Внезапно яркий, как солнце, слепящий белый свет залил пустыню. Айдахо резко дернул одной рукой Пола, другой Джессику и сбросил их с уступа вниз. Они распластались на песке, в то время как до них долетел грохот взрыва. Скала, у подножия которой они лежали, ответила ему гулом. Айдахо сел и отряхнулся.

– Это не атомная бомба Атридесов, – сказала Джессика. – Я думаю, что вы...

– ... поставили там защитное поле, – договорил за нее Пол.

– Большое и действующее на полную мощность, – присовокупил Айдахо. – Луч ласгана коснулся его и... – Он выразительно пожал плечами.

– Субатомная реакция, – сказала Джессика. – Это опасное оружие.

– Не оружие, моя госпожа, а средство защиты. В следующий раз эти подонки дважды подумают, прежде чем хвататься за ласган.

Свободные с орнитоптеров остановились над ними. Один из них негромко сказал:

– Этот взрыв непременно привлечет к себе внимание, сир, – сказал Айдахо.

"Сир", – подумал Пол. Это слово казалось таким странным в применении к нему – так всегда называли его отца.

Дар предвидения снова дал знать о себе, и он увидел себя зараженным диким чувством расового сознания, которое упорно ведет к хаосу во Вселенной. Видение потрясло его, и он позволил Айдахо провести себя вдоль края низины к выступу скалы. Свободные с помощью портативных инструментов прокладывали путь в песке.

– Можно мне взять вашу сумку, сир? – спросил Айдахо.

– У вас нет защитного поля, – сказал Айдахо. – Не хотите ли мое? – Он бросил взгляд на отдаленные хребты.

– Оставь свое защитное поле при себе, Дункан. Твоя правая рука вполне надежная защита для меня.

По тому, как Айдахо еще ближе придвинулся к Полу, Джессика поняла, что похвала возымела действие, и подумала: "Пол умеет обращаться со своими людьми!"

Свободный отодвинул обломок скалы, и за ним открылся вход в естественную пещеру.

– Сюда, – сказал Свободный и повел их по каменистым ступеням в темноту.

За их спинами камень снова лег на место, закрыв вход. В тусклом зеленом свете, идущем откуда-то сбоку, они разглядели ступени у левой стены пещеры. Спустившись по ним, они повернули за угол и оказались в другом коридоре, отлого уходящем вниз. В конце его было что-то похожее на комнату.

Кайнз выступил вперед, откинув на спину капюшон джуббы. Шейная часть его стилсьюта блестела в зеленом свете. Длинные волосы и борода были спутаны. Синие, без белков, глаза походили на два черных провала.

В первую минуту их встречи Кайнз задал себе вопрос: "Почему я помогаю этим людям? Это самое опасное из всего, что я когда-либо делал в своей жизни. Я могу погибнуть вместе с ними". Но, внимательно посмотрев на Пола, он увидел мальчика, взвалившего на себя бремя мужских забот, прячущего скорбь, подавляющего в себе все, что не отвечало высокому положению, которое он отныне должен занимать. И в этот момент Кайнз понял, что герцогство по-прежнему существует и существует единственно благодаря этому юнцу! А понять подобное было непросто.

Джессика оглядела комнату, фиксируя увиденное в своем сознании: лаборатория гражданского назначения, оборудованная на старый манер.

– Это одна из имперских экологических станций, которые мой отец хотел превратить в современные базы, – сказал Пол.

"Его отец хотел!" – подумал Кайнз. И снова удивился себе: не делает ли он глупость, помогая этим беглецам? Почему он вообще это делает? Сейчас было бы так просто захватить их и отдать в руки Харконненов, купив этим доверие последних.

Пол, следуя примеру матери, ощупал взглядом комнату. Он увидел походную постель у стены из бесцветного камня; на скамье были разложены инструменты. Пахло озоном.

Несколько человек Свободных сгрудились в закрытом углу комнаты, и оттуда послышались новые звуки – кашель машины, повизгивание инструмента. Пол посмотрел в конец комнаты и увидел небольшие клетки с животными.

– Вы верно определили назначение этого места, – сказал Кайнз. – В каких целях вы бы его использовали. Пол Атридес?

– Чтобы сделать эту планету пригодной для жизни! – сказал Пол.

"Наверное, поэтому я и помогаю им", – подумал Кайнз.

Шум в машине резко оборвался, и наступила тишина. Стало слышно тонкое попискивание сидящих в клетках животных, но и оно вдруг оборвалось, как будто те чему-то страшно удивились. Приглядевшись, Пол увидел, что в клетках сидят коричневые летучие мыши, а над клетками, от стены до стены, протянута автоматическая кормушка.

Свободный, появившийся из закрытой части комнаты, сказал Кайнзу:

– Льет, оборудование генератора поля не работает. С ближнего расстояния нас могут обнаружить детекторы.

– Это не просто – у меня нет запасных частей, – человек беспомощно пожал плечами.

– Тогда обойдемся без машинного оборудования, – сказал Кайнз. – Отнеси ручной насос ближе к поверхности.

– Будет сделано, – человек бегом кинулся выполнять распоряжение.

Джессика отметила легкую вибрацию в его голосе – это был голос человека, привыкшего повелевать. Имя "Льет" не ускользнуло от ее слуха. "Льет" было вторым "Я" Свободного, еще одной ипостасью послушного императору планетолога.

– Мы так признательны вам за вашу помощь, доктор Кайнз! – сказала она.

– Гм, посмотрим, – сказал Кайнз и кивнул одному из своих людей. – Спайсовый кофе в мою комнату, Шамир.

Кайнз указал на сводчатый проход в боковой стене комнаты.

Джессика приняла приглашение, позволив себе царственный кивок. Она увидела, как Пол сделал знак Айдахо, приказывая ему оставить свою охрану здесь.

Проход опускался еще на два шага вниз и заканчивался тяжелой дверью, ведущей в квадратный кабинет, освещаемый золотистыми глоуглобами. Джессика коснулась рукой двери и с изумлением отметила, что та сделана из пластали!

Войдя в комнату. Пол услышал, как дверь за ним захлопнулась. Он поставил на пол свою сумку и огляделся. Комната шириной примерно в восемь метров, стены из камня, тщательно обтесанного, в правую из них вделаны металлические шкафы. Центр комнаты занимает низкий письменный стол со столешницей из молочно-белого стекла. Вокруг стоят четыре суспензорных кресла.

Кайнз прошел мимо Пола и предложил кресло Джессике. Она села, а Пол остался стоять, продолжая свои наблюдения. Слабые изменения в воздушном потоке подсказали ему, что в правой стене, за шкафами, есть тайный выход.

– Не хотите ли сесть, Пол Атридес? – спросил Кайнз.

"Как старательно он избегает употреблять мой титул", – отметил Пол. Он молча сел на указанное ему место, наблюдая, как усаживается Кайнз.

– Вы почувствовали, что планета Арраки могла бы быть раем, – сказал Кайнз. – И все же наш император посылает сюда только охотников за спайсом!

Пол поднял вверх свой палец с герцогской печатью.

– Ваш отец лежит мертвым в песках Арраки, – сказал Кайнз. – Практически, вы – герцог.

– Даже если сардукары императора стоят над телом вашего отца?

– Сардукары – это одно, а правовой источник моей власти – это другое, – возразил Пол.

– Арраки сам решает, кому носить мантию правителя, – с достоинством промолвил Кайнз.

И Джессика, обернувшись, чтобы взглянуть на него, подумала, в этом человеке столько стали, что никому не удастся вывести его из равновесия... а нам нужна сталь! Пол встал на опасный путь.

– Сардукары на Арраки – это мера того страха, который испытывал император перед моим отцом. Теперь падишах-император будет бояться меня!

– Мальчуган, – сказал Кайнз, – есть вещи, которые...

– Вы будете обращаться ко мне "сир" или "мой господин"! – сказал Пол.

Кайнз пристально посмотрел на Пола, и Джессика отметила, что в глазах его промелькнул огонек восхищения, а лицо осветилось мягкой усмешкой.

– Император привел меня в недоумение, – сказал Пол. – Меня приводит в недоумение каждый, кто намерен делить Арраки, как свою добычу. Пока я жив, я буду вцепляться им в горло и душить их!

Пол посмотрел на него долгим взглядом и сказал.

– У вас есть легенда о Голосе из Внешнего Мира, о Лизане ал-Гаибе, который поведет Свободных к райской жизни. У вас есть...

– Возможно, – согласился Пол. – А может быть, и нет Иногда суеверия имеют странные корни и дают странные плоды.

– Могли бы ваши Свободные снабдить меня доказательствами того, что здесь действуют сардукары, переодетые в форму Харконненов? – прервал его Пол.

– Император восстановил здесь власть Харконненов. Может быть, даже скотины Раббана. Пусть Если император ставит себя выше закона, пусть он ответит перед ландсраатом, пусть опровергнет билль...

– Допустим, что Высший Совет ландсраата примет ваше дело к рассмотрению, – сказал Кайнз. – Тогда результат будет только один: всеобщая война между империей и Великими домами.

– Я бы сначала предложил императору одну вещь, – сказал Пол. – И поставил бы его перед альтернативой хаоса.

– Один из инструментов управления государством, согласно твоим собственным словам, – парировал Пол, и Джессика уловила горечь в его интонации.

– У императора ведь нет сыновей, только дочери.

– Император не рискнет ввергнуть империю в пучину гражданской войны, – сказал Пол – Взорванные планеты, разруха... Нет, он не рискнет.

– Вы предлагаете отчаянную авантюру, – сказал Кайнз.

– Чего больше всего боятся Великие дома ландсраата? – спросил Пол – Они больше всего боятся того, что сардукары перебьют их поодиночке, одного за другим Вот почему существует ландсраат Вот что лежит в основе Великого соглашения Только сообща они могут добиться контроля над имперскими силами.

– Вот чего они боятся! – настойчиво повторил Пол. – Арраки могла бы стать настоящим воплем о помощи – ведь каждый из них может представить себя на месте моего отца – вырванным из стада и убитым.

– У этого плана есть и сильные, и слабые стороны... как у любого плана на начальной стадии. В плане одинаково важны как представление, так и исполнение.

– "Закон – наука ультиматума", – процитировал Пол. – Так написано на дверях тронного зала императора. Я предполагаю продемонстрировать ему закон.

– А я не уверен, что смог бы доверять тому человеку, который примет этот план, – сказал Кайнз – У жителей Арраки есть собственный план, который мы...

– С трона я мог бы создать этой планете рай одним мановением руки Вот плата, которую я вам предлагаю в обмен за вашу поддержку.

Пол посмотрел на него, отмечая холодный взгляд, властное выражение лица Губы Пола тронула жесткая усмешка.

– Хорошо сказано! Приношу вам свои извинения.

– Ни один из Харконненов еще не признавал своих ошибок. Вы не похожи на них.

– Возможно, это недостаток их воспитания Вы говорите, что не продаетесь, но я могу предложить вам почетную сделку, которая вас устроит За ваше расположение ко мне я предлагаю мое к вам расположение, полное и безоговорочное. Дружбу за дружбу!

"Мой сын унаследовал искренность Атридесов, – подумала Джессика. – Его представления о чести наивны, но какая это удивительная сила!"

Она видела, что слова Пола потрясли планетолога.

– Глупости!.. – пробормотал Кайнз растроганным тоном. – Вы всего лишь мальчик и...

– Я – герцог, – сказал Пол. – Я – Атридес! Ни один Атридес никогда не нарушал свое слово.

– Под словами "полное расположение", – счел нужным уточнить Пол, – я имею в виду безусловную преданность: я отдам за вас свою жизнь.

– Сир! – воскликнул Кайнз. Это слово вырвалось у него непроизвольно, и Джессика видела, что он обращается не к пятнадцатилетнему мальчику, а к мужчине, к человеку, превосходящему его по положению. На этот раз он употребил этот титул на полном серьезе.

"Сейчас он отдал бы жизнь за Пола, – подумала она. – И как это Атридесам удастся так быстро и легко завоевывать сердца?"

– Я знаю, что вы именно это имели в виду, – сказал Кайнз. – Но все же Хар...

Дверь за спиной Пола с шумом распахнулась. Он резко обернулся и увидел, что в коридоре идет бой. Оттуда слышались крики, звон стали, мелькали бледные лица.

Сопровождаемый матерью. Пол кинулся к двери и увидел, что Айдахо прикрывает собой коридор. Сквозь защитную завесу мелькнули его налитые кровью глаза и клинки его противников, тщетно пытающихся пробить защитное поле. Оранжевый язык пламени станнера, отталкиваемый полем, дрожал в воздухе. И над всем этим царили удары молниеносного клинка Айдахо.

В одну минуту Кайнз оказался рядом с Полом, и они изо всех сил навалились на дверь. Последний раз мелькнул перед взором Пола Айдахо, окруженный роем людей в харконненской форме. Он вздрагивал и метался, огромным усилием воли удерживая себя от падения, и в гуще его черных жестких волос красным пятном расползалась смерть.

Дверь наконец закрылась, и Кайнз запер ее на болты.

– Я должен был это предугадать, – сказал Кайнз.

– Кто-то обнаружил ваше убежище еще до того, как оно было закрыто, – сказал Пол. Он увлек мать от двери. В ее глазах застыло отчаяние.

– Мне следовало бы заподозрить неладное, когда нам не принесли кофе, – сокрушался Кайнз.

– Отсюда есть запасной выход, – напомнил Пол. – Воспользуемся им?

– Эта дверь продержится по крайней мере двадцать минут, если они не пустят в ход ласган, – Кайнз тяжело перевел дух.

– Они побоятся сделать это, опасаясь, что здесь тоже есть защитное поле, – сказал Пол.

– Это – сардукары в форме Харконненов, – прошептала Джессика.

Теперь до их слуха доносились размеренные удары в дверь. Кайнз указал на шкафы в правой стене.

Он подошел к шкафу, открыл ящик и что-то проделал с рукояткой внутри него Стена шкафа отъехала в сторону, открыв черный зев туннеля.

– Эта дверь тоже сделана из пластали, – сказал Кайнз.

– Вы хорошо подготовились, – заметила Джессика.

– Мы жили под властью Харконненов восемьдесят лет, – ответил Кайнз. Он вывел их в темноту и запер дверь.

В наступившей темноте Джессика заметила на полу светящуюся стрелку. До них донесся голос Кайнза:

– Здесь мы разделимся Я вас прикрою Следуйте указаниям стрелок на полу. Они будут гаснуть по мере того, как вы их минуете Они выведут вас через лабиринт к другому выходу, где я спрятал топтер. Сегодня вечером над пустыней поднимется буря Единственный ваш шанс – бежать под ее прикрытием, нырнуть в ее край и нестись вместе с ней. Мои люди не раз проделывали это на украденных топтерах. Если вы будете держаться в верхней части бури, вы выдержите.

– Я попытаюсь бежать другим путем. Я еще имперский планетолог, если меня схватят, то я могу сказать, что был вашим пленником.

"Бежать, как трус! – возмущался в душе Пол. – Но как еще выжить, чтобы отомстить за отца?" Он обернулся и посмотрел на дверь Джессика, уловив его движение, сказала.

– Дункан мертв. Пол Ты же видел – его рана смертельна. Мы ничего не можем сделать для него.

– Я отплачу им за этот день сполна! – воскликнул Пол.

– Этого не будет, сир, если вы сейчас не поспешите, – сказал Кайнз.

– Я пошлю Свободных на поиски, они найдут вас Дорога бури известна. А теперь вперед! И пусть Великая Мать даст вам скорость и удачу!

Они услышали его осторожные удаляющиеся шаги. Джессика взяла Пола за руку и мягко увлекла за собой.

Он последовал за ней вдоль первой стрелы. Как только они коснулись ее ногой, она потемнела, а впереди замаячила другая Они прошли по ней, увидели, как она исчезает и впереди появляется еще одна Теперь они бежали.

"Планы внутри планов, и вновь планы – уже внутри вторых планов, – подумала Джессика – Стали ли мы сейчас частью еще одного плана?"

Стрелы вели их за повороты, едва заметные в темноте. Иногда проход становился отлогим, иногда круто шел вверх Наконец они поднялись по ступенькам, завернули за угол и увидели блестящую стену с черной ручкой в ее центре Пол нажал на ручку, и стена отошла. Они увидели ярко освещенную пещеру, посредине которой стоял орнитоптер Над воздушным судном нависала серая стена с квадратным отверстием в ней.

– Куда направился Кайнз? – спросила Джессика.

– Он сделал то, что сделал бы любой обезьяний вожак на его месте он разделил нас на две группы Теперь никто не может узнать наше местонахождение, даже если Кайнза поймают он и сам этого не знает.

Пол повел ее к кораблю, отметив, как взметнулась пыль под их ногами.

– Здесь очень давно никто не ходил, – сказал он.

– Кайнз, по-видимому, уверен в том, что Свободные смогут найти нас.

Пол подошел к левой дверце орнитоптера, открыл ее и положил сумку на сиденье.

– Этот корабль тщательно замаскирован, – сказал он. Инструментальная панель скрывает дистанционное управление дверью и светом. Восемьдесят лет под властью Харконненов научили их осторожности.

Джессика прислонилась к корпусу судна, с трудом переводя дыхание.

– Харконнены будут держать под контролем все воздушное пространство, – сказала она. – Они не дураки.

Прислушавшись к своему чувству ориентации, она сказала:

Пол кивнул, борясь с внезапно охватившим его желанием сесть и не двигаться. Он понимал причину своего состояния, но от этого ему было не легче. Этой ночью он узнал еще об одном звене в глубинах неизведанного. Он знал об окружающей их зоне времени, но понятия "здесь" и "теперь" были покрыты мраком неизвестности Это было похоже на то, как если бы он видел себя со стороны спускающимся в долину и исчезающим из виду. Многочисленные тропы, ведущие в долину, могли вывести Пола Атридеса в поле зрения, но многие могли и не вывести.

– Чем дольше мы будем медлить, тем лучше они смогут подготовиться, – сказала Джессика.

– Садись и пристегивайся – Он последовал за ней, все еще борясь с мыслью, что это – слепая область даже для того, кто владеет даром предвидения Он вдруг осознал, что все более и более полагается на свой этот дар, и эта вера ослабляет его обычную готовность к неожиданностям. Новое открытие явилось для него настоящим ударом.

"Если полагаешься на свои глаза, то все остальные чувства ослабевают" – такова была аксиома Бене Гессерит Сейчас он применил ее к себе, обещая никогда больше не попадать в эту ловушку если только он выживет.

Пол пристегнул защитные ремни, увидел, что его мать готова, и занялся орнитоптером Его крылья были вытянуты на всю длину, тонкие металлические переплетения натянуты до предела Он нажал на реактор и проследил за тем, как крылья уменьшаются для стремительного взлета, которому научил его Гурни Хэллек Включатель зажигания сработал легко. Циферблаты на приборной доске ожили, едва заработал реактор.

Он коснулся переключателя света, и все погрузилось в темноту. Его рука казалась тенью на фоне светящихся приборов, когда он выключал систему управления дверью. Над их головами послышался шум: каскад песка со свистом рассек воздух Пол закрыл дверцу, чувствуя тяжесть внезапно возросшего давления.

В проеме над их головами открывался вид на черный прямоугольник неба с вправленными в него тусклыми звездами. В лунном свете едва угадывался гребень хребта на заднем плане и зыбкие пески.

Пол отжал светящуюся рукоятку последовательности действий, врезанную в панель. Крылья резко дернулись – вверх и вниз, – вырвав топтер из его гнезда. Реактивные двигатели заработали на полную мощность, в то время как крылья сложились для подъема.

Джессика незаметно приложила руку к приборной доске и почувствовала уверенные движения сына. Она была испугана и вместе с тем оживлена. Теперь вся надежда на знания Пола, на быстроту его реакции.

Пол прибавил мощность реактора Топтер накренился, их вдавило в сиденья, и темный квадрат неба сделался ближе. Он удлинил крылья. Еще один взмах крыльев, и вот они уже летят над скалами, серебристо-морозными в лунном свете Пыльный красноватый серп луны показался справа от них, очерчивая своим светом волнистый хвост бури Руки Пола плясали над приборами, крылья топтера разрезали плотный воздух. Судно вошло в крутой вираж, и на них навалилась сила тяжести.

– За нами огни реактивных самолетов, – сказала Джессика.

Он потянул на себя рукоять мощности. Топтер вздрогнул, как испуганное животное, и рванулся к юго-западу, в зону шторма.

Впереди, невдалеке от них. Пол видел разбросанные тут и там тени, говорящие о том, что кончается линия скал и начинаются уходящие вниз впадины. Сами дюны казались маленькими рядом со своими тенями. А над горизонтом карабкалась к звездам плоская, точно стена, громада шторма.

– Снаряды! – крикнула Джессика – Они используют какой-то вид метательного оружия? – Она увидела, как на лице Пола промелькнуло свирепое выражение.

– Похоже, они не рискуют пользоваться ласганами.

– Кажется, только один из них может тягаться с нами в скорости.

Он переключил внимание на направление полета, видя, что стена бури становится все выше и выше В ней таилась скрытая угроза.

– Метательные орудия, снаряды, ракеты – все это древнее оборудование мы дадим Свободным, – прошептал Пол.

– Шторм, – сказала Джессика. – Не лучше ли нам повернуть назад?

Пол убрал крылья, круто повернул машину влево, в обманчиво-медленное течение бури, и почувствовал, как на его тело наваливается неимоверная тяжесть. Они как будто скользнули в медленное кружение пыли, облако которой становилось все тяжелей и тяжелей до тех пор, пока не поглотило пустыню и луну. Судно превратилось в длинную, горизонтальную, почти бесшумную тень, освещенную лишь зеленоватым светом приборного щита.

Джессика припомнила все, что знала о подобных штормах: они разрезают металл, как масло, вытравливают плоть до костей, а потом разрешают и кости. Она чувствовала, как воздух пополам с песком бьется о судно.

Их швыряло, как щепку, и Пол из последних сил сражался с приборами Она видела, как он навалился на рычаг мощности, и почувствовала, как топтер, точно норовистый конь, встал на дыбы. Металл дрожал и стонал.

В свете приборного щитка она увидела, что Пол кивнул ей в ответ:

Она почувствовала, что они глубже нырнули в водоворот бури. Пол выпустил крылья на всю их длину, как бы для парения, и Джессика услышала, как они затрещали под напором ветра Он не отрывал взгляда от приборного щита и, помня наказ планетолога, старался вывести машину как можно выше.

Рев мотора немного стих, и топтер начал скользить влево Пол сосредоточился на описываемой судном кривой, стараясь вывести его на первоначальный уровень.

Джессика почувствовала ужас при мысли о том, что они застыли на месте, что двигатель судна на пределе. Коричневый поток, смутно видимый за окнами, грохот и свист давали представление о бушующей вокруг них силе. "Скорость ветра – семь-восемь километров в минуту", – подумала она. Страх овладевал ею все больше и больше.

"Я не должна бояться, – сказала она про себя, торжественно выговаривая слова формулы Бене Гессерит – Страх убивает разум!"

Долгие годы учения брали свое – к ней вернулось спокойствие.

– На хвосте у нас враг, – сказал Пол. – Мы не можем опуститься, и я не думаю, что нам удастся подняться над бурей. Мы вынуждены лететь вместе с ней.

Спокойствие снова покинуло Джессику. Услышав, как лязгнули ее зубы, она стиснула их изо всей силы. Потом она услышала голос Пола, тихий и серьезный, произносящий слова молитвы:

– Страх убивает разум. Страх – это малая смерть, несущая забвение Я смотрю в лицо моему страху, я дам ему овладеть мною и пройти сквозь меня. И когда он пройдет сквозь меня, я обернусь и посмотрю на тропу страха. Там, где прошел страх, не остается ничего. Там, где прошел страх, остаюсь только я.

* * *

– Они мертвы, барон, – сказал Иакин Нефуд, капитан охраны. – И женщина, и ребенок погибли, это не вызывает сомнений.

Барон – Владимир Харконнен – сидел на суспензорной кровати в своих личных апартаментах. Они находились в космическом фрегате. Снаружи корабль напоминал гигантское яйцо, но здесь, внутри, грубый металл был скрыт за драпировками, набивными материями и редкими произведениями искусства.

– Это ясно каждому, – повторил капитан, – они мертвы.

Барон приподнял с кровати свое грузное тело и сосредоточил внимание на эбонитовой статуэтке, изображающей нагнувшегося мальчика, которая стояла в нише напротив Сон отлетел. Он подложил себе под шею мягкую подушку со скрытым в ней суспензором и в свете единственного глоуглоба посмотрел на двери, возле которых, не пускаемый дальше пента-полем, стоял капитан.

– Их смерть очевидна, барон, – снова проговорил Нефуд.

Барон заметил в глазах капитана слезы, вызванные семутой. Не приходилось сомневаться в том, что, когда ему донесли о побеге, человек этот находился в состоянии глубокого наркотического опьянения и освободился от него, приняв большую дозу антидота, после чего поспешил сюда.

"Дадим ему немного попотеть, – подумал барон. – Инструменты управления государством всегда должны быть остро отточены и готовы к употреблению. Власть держится на страхе".

– Ты видел их тела? – загремел голос барона.

– Мой господин... Их видели, когда они нырнули в шторм. Ветер дул со скоростью восемьсот километров в час... Из такого шторма ничто не может выйти живым, мой господин! Ничто! Один из наших кораблей, преследовавший их, погиб.

Барон пристально смотрел на Нефуда, отмечая подергивание мускулов у рта и судорожные движения его кадыка.

– Ты зачем сюда явился? Греметь своими доспехами? – взревел барон. – Уверять меня в том, что еще не доказано? И ты думаешь, я похвалю тебя за твою глупость? Дам тебе еще одно повышение?

"Вы только посмотрите на этого цыпленка, – подумал барон. – И вот такими олухами я окружен! Если бы я рассыпал перед таким песок и сказал, что это зерно, он начал бы его клевать".

– Значит, вас вывел на них этот человек – Айдахо? – спросил барон.

– Да, мой господин! – с поспешной угодливостью подтвердил капитан.

– Есть ли у тебя еще какие-нибудь сообщения?

– В дело замешан имперский планетолог Кайнз, мой господин. Айдахо присоединился к Кайнзу при таинственных обстоятельствах, я бы сказал даже, при подозрительных обстоятельствах.

– Они... э... вместе прилетели к тому месту в пустыне, где прятались мальчик и его мать. В ходе погони произошел ласганный взрыв...

– Я... э... Точно еще не известно, мой господин.

"Он лжет, – подумал барон. – Должно быть, велики".

– Этот имперский лакей, этот Кайнз, – сказал барон, – он что же, ведет двойную игру?

– Готов поручиться своей репутацией, что это так, мой господин!

– Но мой господин, Кайнз – имперский планетолог, на службе Его ели...

– Тогда представь все как несчастный случай.

– Мой господин, в налете на гнездо Свободных участвовали и сардукары. Сейчас Кайнз находится у них под арестом.

– Забери его у них. Скажи, что я хочу лично с ним поговорить.

– Этого не будет, если ты возьмешься за дело, как надо.

– Этот человек помогал моим врагам! – рявкнул барон. – Он должен умереть!

– Мой господин, в заключении у сардукаров находятся еще два человека, которые могут вас заинтересовать. Сардукары захватили мастера по убийствам, который служил у герцога Лето.

– Хавата? Зуфира Хавата? Я не могу в это поверить!

– Я видел его своими глазами, мой господин. Говорят, что его захватили с помощью станнера, в пустыне, где он не мог использовать свое защитное поле. Он не получил серьезных ранений. Если бы мы смогли прибрать его к рукам, он был бы нам полезен.

– Это – ментат, – проворчал барон. – От такой добычи не отказываются. Он что-нибудь говорил? Что он сказал о своем поражении? Знает ли он о... впрочем, едва ли.

– Он сказал достаточно, чтобы можно было понять, что он считает леди Джессику предательницей.

– Молчи! Я хочу, чтобы с Хаватом хорошо обращались Он не должен знать, что настоящим предателем был доктор Уйе. Пусть думает, что Уйе умер, защищая своего герцога. В некотором смысле это так и есть Надо укреплять в нем подозрения насчет леди Джессики.

– Контролировать и направлять разум ментата можно лишь посредством информации, Нефуд. Ложная информация – ложный результат.

– Мой господин, Хават все еще в руках сардукаров!

– Да, да, конечно. Но сардукары так же заинтересованы в получении информации от Хавата, как и я. Я обратил внимание на одно качество наших союзников: они не слишком искушены... в политике. Я уверен, что их намеренно лишили этого качества так было выгодно императору Напомни им о моем умении вытягивать сведения из строптивых пленников.

– Скажешь командиру сардукаров, что я хочу допросить их обоих – Хавата и Кайнза, устроить им очную ставку, стравить их. Думаю, он это поймет.

– И как только они окажутся в наших руках... – барон сделал выразительный жест.

– Мой господин, сардукары захотят присутствовать при допросе.

– Я уверен, что мы сможем найти веские возражения.

– Понимаю, мой господин. И когда Кайнз попадет в катастрофу?

– В катастрофу попадут они оба – и Кайнз, и Хават. Но настоящей она будет только для Кайнза – Хават мне нужен. Ты все понял?

Нефуд кивнул. Барону казалось, что он хочет что-то спросить, но тот промолчал.

– Хавату принести питье, обращаться почтительно. Ты проследишь за тем, чтобы в его воду постоянно добавляли противоядие – впредь до моего особого распоряжения.

– Противоядие, да... – Нефуд ошалело кивнул. – Но...

– Не будь идиотом, Нефуд. Герцог отправил на тот свет моего лучшего ментата. Мне нужна замена.

– Ты хочешь сказать, что Хават предан Атридесам? Верно. Но мы его уговорим. Атридесов нет в живых, он не предаст Атридесов. Его совесть будет чиста. Во всем виновата ведьма Бене Гессерит. У него был плохой хозяин, слишком поддававшийся эмоциям. Ментаты же превыше всего ставят способность к трезвому расчету. Мы уговорим Зуфира Хавата.

– У Хавата, к сожалению, был хозяин, ресурсы которого были ничтожны. Он не мог поднять ментата до величественных вершин мышления, на которые ментат имеет право. Хават увидит в этом долю правды: герцог не смог ему помешать потому, что самые опытные шпионы снабдили ментата необходимой информацией. – Барон посмотрел на Нефуда. – Не будем себя обманывать, Нефуд, правда – мощное оружие. Мы знаем, каким образом мы смогли восторжествовать над Атридесами. И Хават тоже знает. Мы сделали это с помощью богатства.

– Вот увидишь, мы уговорим Хавата, – повторил барон. – Мы выкрадем его у сардукаров. И в запасе у нас будет... отказ от противоядия: принятый яд ведь изъять нельзя. И Хават ни о чем не должен подозревать. Противоядие не выдаст себя под снупером. Хават может изучать свою пищу самым пристальным образом, но следов яда не обнаружит.

– Отсутствие чего-либо, – наставительно проговорил барон, – может быть таким же непроницаемым, как и присутствие. Отсутствие воздуха, а? Отсутствие воды, отсутствие всего, без чего нельзя обойтись. – Барон посмотрел на капитана в упор. – Ты понимаешь меня, Нефуд?

– Тогда займись делом: найди командира сардукаров и начинай действовать.

– Немедленно, мой господин! – Нефуд поклонился и поспешил прочь.

"Хават в моих руках! – подумал барон. – Сардукары отдадут мне его Если они и заподозрят меня в чем-либо, то только в намерении уничтожить ментата, а я не стану их разубеждать. Дураки! Один из самых замечательных ментатов в истории! Ментата, обученного убивать, они швыряют как ненужную поломанную пружину!"

Барон нажал кнопку, вызывая старшего племянника Раббана.

"И все Атридесы мертвы! – улыбнулся он. – Конечно же глупый капитан охраны был прав. Тот, кто попал на Арраки в полосу песчаной бури, уцелеть не может – ни орнитоптер, ни те, кто в нем находится. Женщина и мальчик мертвы. Взятки в нужных местах, немыслимые расходы на переброску военных сил, хитроумные отчеты, состряпанные только для того, чтобы о них узнал император, тщательно продуманные планы – все это, наконец, слилось в единое целое и привело к нужному результату. Власть и страх! Страх и власть!"

Барон смотрел в будущее. Придет день, и Харконнен станет императором. Не он сам, и не его прямой потомок, но Харконнен! Не Раббан, которого он сейчас вызвал, но младший брат Раббана – юный Фейд-Раус. В мальчике была проницательность, которая так понравилась барону, и... жестокость.

"Чудесный мальчик, – думал барон. – Через год ему исполнится семнадцать и можно будет видеть, явится ли он тем звеном, которое должно завоевать трон для Харконненов".

В дверях спальни стоял коренастый, толстый человек с крупными чертами лица. Близко посаженные глаза и округлые плечи выдавали Харконнена. Его полнота еще не была обрюзгшей, но было очевидно, что недалек тот день, когда ему придется воспользоваться портативным суспензором, чтобы легче было поддерживать свой вес.

"Основательный ум, – подумал барон. – Мой племянничек, конечно, не ментат, не Питер де Вриз, но, возможно, нечто более ценное для моих целей. Если я дам ему свободу в их выполнении, то он все сметет на своем пути. О, как его будут здесь ненавидеть!"

– Дорогой мой Раббан, – сказал барон. Он убрал защитное поле у двери, но намеренно оставил собственное, работающее на полную мощность, зная, что его свечение будет видно под глоуглобом над его кроватью.

– Вы меня звали? – Раббан шагнул в комнату, метнул взгляд на отталкиваемый защитным полем воздух, поискал суспензорный стул и не нашел его. "Проклятый старик намеренно убрал все стулья, чтобы заставить посетителей стоять", – подумал он.

– Встань поближе, чтобы я мог тебя хорошо видеть, – сказал барон.

– Атридесы мертвы, – сказал барон. – Последние из них умерли. Вот почему я вызвал тебя. Планета снова твоя.

– Но я думал, что вы собираетесь позволить Питеру де Вризу...

Барон снова включил защитное поле у двери, сделав его непроницаемым для любого вида энергии.

– В конце концов вы устали от него? – спросил Раббан.

В изолированной от энергии комнате голос Раббана звучал плоско и невыразительно.

– Я кое-что скажу тебе, раз уж ты сам начал, – пробасил барон. – Ты хочешь представить дело так, словно я отмахнулся от Питера, как от пустяка. – Он щелкнул толстыми пальцами. – Вот так, да? Я не настолько глуп, племянничек Если ты еще раз позволишь себе глупые намеки, То пеняй на себя.

В глазах Раббана мелькнул страх Ему было известно, как далеко могут простираться действия барона против семьи Дело редко доходило до насильственной смерти, если только выгода от этого не была достаточно велика. Но наказания были весьма жестокими.

– Простите меня, мой господин, – с показным смирением сказал Раббан, опуская глаза вниз, чтобы скрыть злость.

– Я никогда не уничтожаю человека опрометчиво, – сказал барон. – И тебе не советую Делай это только ради неведомой другим цели и знай свою цель! На этом пути ты можешь составить себе целое состояние.

– Но ведь вы уничтожили Уйе! Я видел, как вчера ночью уносили его труп.

Раббан посмотрел на своего дядю, сам испугавшись собственной смелости. Но барон улыбался.

– С опасным оружием я обращаюсь очень осторожно, – сказал он. – Уйе был предателем Я склонил его к клятвопреступлению, этого доктора из колледжа Сак! Слышишь, малыш? Оружие такого рода ужасно, когда оно начнет действовать Я уничтожил его не случайно.

– Знает ли император, что вы склонили Сак-доктора к клятвопреступлению?

"Вот хитрец, – подумал барон. – Может быть, я недооценивал своего племянника?"

– Император еще не знает, – ответил он – Его сардукары конечно же сообщат ему об этом, но раньше, чем это случится, он получит по каналам СНОАМ мой собственный отчет. Я объясню, что благодаря счастливой случайности я обнаружил доктора без диплома. Доктора-самозванца, понимаешь? Поскольку каждый знает, что с Сак Скул спорить нельзя, подобное объяснение будет принято.

Барон подумал: "Я искренне надеюсь, что ты понимаешь, насколько жизненно важно оставить все это в тайне". Внезапно барон удивился сам себе. Зачем я это сделал? Зачем я посвятил в это своего племянника, этого кретина, племянника, который должен оставаться лишь орудием в моих руках? Барон разозлился на себя: ему казалось, что он сам себя предал.

– Это должно оставаться в тайне, – сказал Раббан. – Я понимаю.

– На этот раз я дам тебе другие инструкции насчет Арраки, племянник Прошлый раз, когда ты правил здесь, я тебя строго настрого ограничивал. На этот раз я поставлю только одно условие.

– Представляешь ли ты, Раббан, сколько мы потратили на переброску войск и подавление Атридесов? Знал ли ты когда-нибудь, как дороги лицензии Союза на переброску военной силы?

Барон ткнул в сторону Раббана толстым пальцем.

– Ты должен выжимать из Арраки все до последней капли. Но даже и тогда нам потребуется более шестидесяти лет, чтобы покрыть расходы.

– Дороги! – фыркнул барон. – Проклятый Союз, монополизировавший Космическое пространство, наверняка разорил бы нас, если бы я давным-давно не начал беспокоиться об этой статье расходов. Тебе следовало бы знать, Раббан, какие убытки мы понесли Мы заплатили даже за перевозку сардукаров.

И уже не в первый раз барон подумал: придет ли когда-нибудь конец власти Союза? Они коварны – они ставят заказчика в такие условия, что он не может возражать и платит, платит! А когда речь заходит о военных авантюрах, их требования переходят всякие границы.

"Цена риска", – объяснял вкрадчивый агент Союза За каждого агента, которого вы вводите в систему банка Союза, они вводят двоих в вашу систему. Невыносимо!

– Значит, годовой доход... – тупо сказал Раббан.

– И пока я выжимаю, я могу делать все, что захочу?

– Артиллерия, которую вы привезли – сказал Раббан – Могу ли я...

– Такие игрушки тебе не понадобятся, они теперь бесполезны, и нам нужен металл. Они не могут действовать против поля, Раббан Было ясно, что люди герцога будут прятаться в пещерах и среди скал. Где же еще прятаться на этой мерзкой планете? Наши пушки могли их там достать Это был расчет на неожиданность.

– Свободные защитными полями не пользуются.

– Если хочешь, можешь оставить себе несколько ласганов.

– Спасибо, мой господин. Так вы говорите, что у меня развязаны руки?

– Ничего ты не понял, – проворчал барон – Давай с самого начала поставим все на свои места Ты должен понимать и помнить одно – как выполнять мои приказы. Приходило когда-нибудь тебе в голову, племянник, что на этой планете живут по крайней мере пять миллионов человек?

– Разве мой господин забыл, что я был здесь раньше наместником? И да простит меня мой господин, его цифры, возможно, чересчур занижены. Трудно подсчитать население, рассыпанное там и здесь, по котловинам и низинам. А когда считаешь Свободных...

– Свободные не стоят того, чтобы их считать!

– Простите меня, мой господин, но сардукары думают иначе.

– Когда я прилетел сюда вчера вечером, моего господина еще здесь не было. Я... вошел в свободный контакт с некоторыми из офицеров. Они говорят, что где-то на юге группа Свободных напала на сардукаров и уничтожила их.

– Чтобы Свободные одержали победу над сардукарами! – негодующе фыркнул барон.

– Я повторяю то, что слышал. Говорят, что эти Свободные захватили в плен грозного Зуфира Хавата.

– Я верю этому сообщению. Вы не знаете, какую проблему здесь представляют Свободные.

– Возможно. Но те, кого видели твои лейтенанты, не были Свободными. Это были люди Атридеса, обученные Хаватом и переодетые в форму Свободных. Это единственно возможный ответ.

– Но сардукары считают, что это действительно были Свободные. Сардукары уже разрабатывают план уничтожения всех Свободных.

– Это займет сардукаров А Хават скоро будет у нас, я это чувствую! О, какой это будет день! Сардукары будут зря рыскать по пустыне, а главный приз будет у нас.

– Мой господин... – Раббан нахмурился – Я и раньше чувствовал, что мы недооцениваем Свободных, как количественно, так и качественно...

– Не думай о них, мой мальчик. Они – чернь. Нас больше интересует население малых и больших городов, деревень. Там живет множество народа, не так ли?

– О... девяносто процентов из них не доставляет никаких хлопот. Но остальные Малые дома, самолюбивые люди, которые могут затеять опасные игры. Если один из них удерет с Арраки, захватив донесение о том, что произошло, я буду не доволен. Ты знаешь Раббан, как выражается мое неудовольствие.

– Ты должен немедленно взять заложников из каждого Малого дома. Все, кто живет вне Арраки, должны думать, что воина здесь велась только между домами, понятно? Сардукары не принимали в ней участия. Герцогу было предложено изгнание, но он умер в результате несчастного случая раньше, чем успел согласиться. Вот такая версия. И любые слухи насчет пребывания здесь сардукаров должны решительно пресекаться.

– Контрабандисты не в счет. Их терпят, но никто им не верит. Во всяком случае, тебе придется кое-кого подмазать и принять другие меры, на которые, я знаю, ты мастер.

– Итак, запомни две вещи: годовой доход и кулак, не знающий милосердия. Никакой жалости! Думай об этом сброде так, как он того заслуживает: рабы, завидующие своим хозяевам и ожидающие возможности, чтобы восстать.

– Истреблять? – лицо барона выразило изумление – Кто говорит об истреблении?

– Я понял так, что вы собираетесь перевозить сюда новое племя и...

– Я сказал "выжимать", племянник, а не "истреблять"! Не стоит зря растрачивать людские резервы, нужно лишь направить их в русло подчинения. Ты должен быть плотоядным животным, мой мальчик, – он улыбнулся, и его лицо приняло почти детское выражение. – Плотоядные животные никогда не останавливаются, они не знают милосердия. Милосердие – это химера. Оно смолкает, когда желудок урчит от голода, когда горло вопиет от жажды Ты должен быть всегда голоден, всегда испытывать жажду! – Барон нежно погладил свой живот. – Как я сам.

– Понимаю, мой господин – Раббан отвел глаза в сторону.

– Кроме одного, мой господин, как быть с планетологом Кайнзом.

– Он человек императора. Он может приезжать и уезжать, когда захочет; он близок к Свободным и женат на Свободной.

– До наступления завтрашней ночи Кайнз будет мертв.

– Убийство слуги императора – опасное дело, дядя.

– А почему ты думаешь, что я буду действовать сгоряча? – спросил барон. Он говорил тихо и, казалось, с трудом сдерживался – Кроме того, тебе нечего бояться, что Кайнз покинет Арраки Ты забываешь, что он не может существовать без спайса Такие люди ни за что не пойдут на риск лишиться наркотика.

– Кстати, одной из первых твоих забот будет мой собственный запас спайса, – сказал барон. – После этого безумного налета людей герцога осталась лишь ничтожная часть того, что мы хранили для продажи.

– Итак, завтра утром ты соберешь все, что осталось от местного самоуправления, и скажешь им: "Наш великий падишах-император повелел мне владеть этой планетой и положить конец всем распрям!"

– На сей раз я в этом не сомневаюсь. Завтра мы все обсудим в деталях, а теперь дай мне продолжить свои сон.

Барон убрал защитное поле у двери и проводил глазами племянника. "Ума палата, – подумал барон – Он думает только мускулами. Когда он за них возьмется, кровь будет хлюпать под ногами. Потом, когда я пришлю Фейд-Рауса снять бремя с их плеч, они сочтут его спасителем и воспрянут духом. Возлюбленный Фейд-Раус, спасший их от зверя! Фейд-Раус станет человеком, за которым идут, за которого умирают. К тому времени мальчик узнает, как надо угнетать без риска для себя".

* * *

По мере того как Пол сражался с бурей, он осознавал, что четко рассортировывает сплоченные в шторме силы природы и мгновенно рассчитывает их, используя свои большие, чем у ментата, способности. Он чувствовал фронты, лавины, пыль, вихри и завихрения. Внутренняя часть кабины походила на нагретый ящик, освещенный зеленоватым светом приборов. Коричневая завеса пыли за ней казалась беспросветной. "Я должен отыскать нужный вихрь", – подумал он. Он уже давно чувствовал, что сила ветра уменьшается, но их трясло все сильнее.

Вихрь налетел так внезапно, что судно затрепетало. Пол был готов к этому: не впадая в панику, он бросил топтер влево. Джессика увидела этот маневр и уцепилась за спинку сиденья.

Вихрь развернул их, крутя и опрокидывая. Он поднял топтер, как гейзер щепу, проглотил его и изрыгнул крылатую пушинку внутри громоздкого песчаного клубка, освещенного месяцем.

Пол посмотрел вниз, увидел столб горячего воздуха, извергнувшего их, столб шторма, становившегося все уже и уже, точно река, исчезающая в песках пустыни. Вот он превратился в серую полоску в свете луны, и она уходит вниз и делается все уже, все тоньше, в то время как топтер взмывает вверх.

– Мы выбрались, – прошептала Джессика, не веря себе.

Пол бросал из стороны в сторону судно, вырывая его из облака рыли до тех пор, пока не увидел звездное небо.

Джессика ощутила, как колотится у нее сердце. Заставив себя успокоиться, она посмотрела на исчезающий внизу смерч. Чувство времени говорило ей, что они пробыли внутри этой первобытной бушующей стихии четыре часа, но часть ее разума считала, что полет продолжался целую жизнь. Она почувствовала себя родившейся заново. "Это было как Молитва, – от страха подумала она. – Мы смотрели стихии в лицо и не сопротивлялись ей. Шторм прошел сквозь нас и вокруг нас, а мы остались"

– Мне не нравится, как шумят крылья, – сказал Пол. – Должно быть, там поломка.

Его руки дрожали от напряжения. Но как бы там ни было, теперь опасность была позади и он мог вздохнуть с облегчением.

Они выбрались из шторма, но дар предвидения не вернулся к нему. Вола занимал вопрос: что же лежит в основе этого периодически возникающего и исчезающего знания. Он догадывался, что дело отчасти было в спайсовой пище на Арраки, но вместе с тем могли иметь значение и его собственные деяния. Он знал, что слова могли обладать собственной магической силой, снимающей страх.

Как бы то ни было – он был жив, несмотря на усилия злобствующих "Сил, и чувствовал себя балансирующим на краю самопознания, что не могло бы произойти без магии самовнушения.

Слова из Оранжевой Католической Библии зазвучали в его мозгу: "Каких же чувств мы все лишены, если не можем видеть и слышать окружающий нас, другой, мир!"

– На нас надвигаются скалы, – предупредила его Джессика.

Пол тряхнул головой и сфокусировал внимание на управлении топтером, отгоняя посторонние мысли. Он посмотрел в ту сторону, куда показывала мать, и увидел впереди и справа от себя темные силуэты скал. В ноги ему начало дуть, струя песка залетела в кабину: где-то была дыра, которую, наверное, проделал шторм.

– Лучше бы сесть на песок, – высказала свои сомнения Джессика. – Крылья могут не выдержать полного торможения.

Он кивком головы указал туда, где в свете луны поднималась из песка скалистая гряда.

Она повиновалась. "У нас есть вода и стилсьюты. Бели мы найдем воду, то сможем продержаться в пустыне долгое время. Живут же здесь Свободные. Что могут они, сможем сделать и мы", – размышляла она сама с собой.

– Как только мы приземлимся, сразу беги к скалам, а я возьму сумку.

– Но что, если черви... – она запнулась и посмотрела на сына с испугом.

– Черви – наши помощники, – успокоил ее Пол. – Они съедят топтер и уничтожат следы нашей посадки"

Они спускались все ниже... ниже. Темные гряды скал, поднимающиеся из песка, словно острове из моря, становились все ближе. Топтер мягко коснулся вершины дюны, взметнул струю песка, коснулся другой дюны...

"Он гасит скорость о песок", – подумала Джессика, восхищаясь его мастерством.

Он потянул на себя рычаг тормоза крыльев – сначала мягко, потом ее сильнее и сильнее. Крылья приняли чашевидную форму и начали складываться. В них засвистел ветер. Внезапно без перехода левое крыло завернулось кверху и внутрь, хлестнув по боковой части топтера. Судно занесло на вершину дюны и накренило влево Затем оно взлетело на следующую дюну и зарылось в нее носом, подняв целый фонтан песка. Топтер завалился на сломанное левое крыло, так что правое оказалось торчащим вверх.

Пол рванул защитные ремни и рывком открыл кабину. В нее сейчас же набился песок, принеся с собой запах нагретого камня. Пол схватил сумку с заднего сиденья и увидел, что его мать освободилась от ремней Встав на правое сиденье, она перебралась в боковую часть топтера, обшитую металлом. Пол последовал за ней, таща сумку за тесемки.

– Беги! – приказал он матери, указав на дюну впереди, за которой виднелась высокая скала, иссеченная ветром. Джессика соскочила с топтера и побежала, карабкаясь на дюну, слыша за собой тяжелое дыхание Пола. Они добрались до песчаного гребня, выгибающегося в сторону.

– Держись гребня, – велел ей Пол. – Так будет быстрее.

Увязая в песке, они устремились к скалам. И тут они услышали незнакомые звуки, шипение, шелест осторожного скольжения по песку...

Первый уступ скалы, выступающий из песка, как береговая полоса, лежал не более чем в десяти метрах впереди, когда они услышали за собой звук разламываемого металла. Пол перебросил сумку в левую руку, она била его по бедру; другой рукой он схватил мать за руку. Они вскарабкались на скалу и устремились дальше – по изогнутому, высеченному ветром туннелю. Во рту у них пересохло, воздух с трудом проходил через воспаленное горло.

Пол остановился и посмотрел на пустыню. Там, параллельно их скале, двигалась извилистая насыпь, песок вздымался и опадал почти на уровне лица Пола, на расстоянии примерно километра. В одном месте линия сглаженных дюн делала резкую петлю – там, где они оставили сломанный орнитоптер. Там, где побывал червь, не было видно никаких следов их судна! Движущаяся насыпь уходила в пустыню, возвращаясь на прежний путь в поисках пищи.

– Они больше, чем космические корабли Союза, – прошептал Пол. – Мне говорили, что в открытой пустыне черви очень большие, но я не представлял себе их размеров.

Существо направлялось к горизонту. Они стояли и слушали до тех пор, пока звуки его движения не затерялись в окружающих песках.

Пол перевел дух, посмотрел на луну и процитировал слова из Китаб ал-Ибар: "Путешествуй ночью, а днем оставайся в тени". Он посмотрел на мать.

– У нас в запасе есть несколько часов. Ты можешь идти?

Пол шагнул на уступ, взвалил сумку на плечи и приладил лямки. С минуту он стоял, глядя на паракомпас в руке.

Она оттолкнулась от скалы, чувствуя себя отдохнувшей.

– В том, куда ведет нас гребень, – он указал рукой.

– В пустыню Свободных, – прошептал он и замолчал, потрясенный воспоминаниями о той картине, которую так ясно рисовал на Каладане его разум Он видел уже эту пустыню, но очертание видений было не сколько иным, подобно оптическому изображению, что исчезает в сознании, поглощенное памятью, и не может проявиться полностью, перебиваемое реально видимой картиной Видение появлялось перед ним в различных ракурсах, пока он стоял, потрясенный.

"В видении с нами был Айдахо, но сейчас Лйдахо мертв", – вспомнил он.

– Ты видишь путь, по которому нам надо идти? – спросила Джессика, неверно истолковав его молчание.

– Нет, но это не имеет значения – Он поправил сумку за плечами и двинулся по скале Углубление вело к залитому лунным светом подножию скалы, откуда она расходилась отрогами к югу. Пол направился к первому отрогу и вскарабкался на него; Джессика последовала за ним. Теперь она отмечала все, что встречалось на их пути – ложбины, заполненные песком, для прохождения которых им приходилось замедлять шаги, острые выступы хватаясь за которые, они ранили себе руки; преграды, предлагающие им выбор – идти через них или обходить Местность подчиняла их собственному ритму Они заговаривали лишь тогда, когда в этом была необходимость, и тогда хриплый тембр их голосов выдавал их напряжение.

– Осторожней здесь! Гребень скользкий под песком.

– Смотри, не ударься об этот выступ головой.

– Давай переждем за этим уступом луна светит нам в спину, и нас могут увидеть.

Пол остановился в углублении скалы и поставил сумку на камни Джессика прислонилась к скале рядом с ним, довольная передышкой Она слышала, как Пол потянулся к трубке стилсьюта и сделал глоток своей Собственной, регенерированной из его тела воды На вкус вода была солоноватая, и она вспомнила воду Каладана – высокие фонтаны, бьющие струями к небу. А Джессика думала только о том, чтобы остановиться и отдохнуть по-настоящему. Ей пришла в голову мысль, что милосердие – что возможность остановиться даже на мгновение. Без отдыха нет милосердия.

Пол оттолкнулся от скалы и выбрался на ровную поверхность. Вздохнув, Джессика последовала его примеру. Они спустились на широкую площадку, со всех сторон окруженную острыми шпилями скал. И снова они включились в ни на что не похожий ритм движения по этой неприютной земле.

Пыль забивала носовые фильтры, и ее приходилось выдувать. Спекшиеся комочки песка и мелкий гравий катались под обувью на твердой поверхности и на них можно было поскользнуться. Осколки камней ранили ноги, которые вязли в глубоком песке, затруднявшем ходьбу.

Пол резко остановился на одном из уступов и подождал мать. Она подошла и, проследив направление его взгляда, увидела, что они стоят на скале, а внизу, метрах в двухстах, начинается пустыня, похожая на океан. Она лежала перед ними, освещенная луной бескрайние пески, сливавшиеся у линии горизонта в неясную серую массу.

– Так вот что называют Открытой пустыней – подавленно произнесла Джессика.

Джессика посмотрела налево и направо: ничего, кроме песка. Пол пристально смотрел вперед на дюны, на отбрасываемые ими тени.

– Нам нужно пройти примерно три-четыре километра, – сказал он.

– Ничего не поделаешь – другого выхода нет.

Она сосредоточилась на своей усталости, на боли в мускулах, притупляющей чувства.

Пол снял сумку и сел. Джессика оперлась о его плечо и пристроилась на камень рядом с ним. Пол порылся в сумке.

Она ощутила сухость его руки, когда он положил ей на ладонь две капсулы. Она проглотила их и запила глотком воды из своего стилсьюта.

– Выпей всю свою воду, – сказал Пол. – Аксиома: самым лучшим местом для хранения воды является собственное тело. Она увеличит твою энергию, ты станешь сильнее. Доверяй своему стилсьюту.

Она послушалась и, опустошив свой запас, почувствовала, как к ней возвращаются силы. Потом она подумала, какими мирными были эти минуты их отдыха, и вспомнила слова, слышанные от Гурни Хэллека: "Лучше сухой кусок и спокойствие духа, чем дом, полный добра и распрей". Джессика повторила эти слова Полу.

Она уловила интонацию его голоса – так говорят об умерших – и подумала: "И добрый бедный Гурни, может быть, уже мертв". Люди Атридесов либо погибли, либо попали в плен, либо, подобно им, скитаются по безводной пустыне.

– У Гурни была подходящая цитата на каждый случай жизни, – сказал Пол. – Я как будто слышу его сейчас: "И я осушу реки и отдам землю в руки злых сил, я сделаю землю большой – и все это здесь, руками пришельцев".

Джессика закрыла глаза, с трудом сдерживая слезы.

Она поняла, что его вопрос относится к ее беременности, и ответила:

– Твоя сестра родится еще не скоро Я чувствую себя нормально.

И она подумала: "До чего же формально я отвечаю собственному сыну!" Поскольку в правилах Бене Гессерит было все объяснять, она поискала причину этой формальности и нашла ее: "Я боюсь собственного сына, я боюсь его способности видеть будущее, я боюсь того, что он может мне сказать".

Пол надвинул капюшон на глаза, вслушиваясь в осторожные шорохи ночи. У него зачесался нос. Он потер его, убрал руку и почувствовал сильный запах циннамона.

– Где-то неподалеку залежи меланжевого спайса, – сказал он.

Легкий ветерок тронул щеки Пола, заиграл складками его бурнуса Но этот ветер не таил в себе угрозы шторма – Пол уже научился распознавать ее.

– Есть способ без риска перебраться через открытые пески, – сказал Пол. – Свободные это делают.

– Если бы мы здесь, у этого камня, соорудили тампер из фремкита, это заняло бы червя на некоторое время.

Она взглянула на залитую лунным светом пустыню между ними и другой грядой скал.

– Четыре километра... Сколько это займет времени?

– Если мы проделаем этот путь, издавая лишь звуки, которые не привлекут внимание червя...

Пол изучал открытую пустыню, вопрошая свою память предвидения, исследуя туманные намеки на фремкит в руководстве, которое находилось в аварийной сумке. Ему показалось странным, что его единственным чувством при мысли о червях был всепоглощающий страх. Он знал – и это знание лежало на поверхности общих знаний, – что черви должны вызывать чувство уважения, а не страха, если только... если... Он покачал головой, бессильно остановившись перед неким порогом знания.

– Эти звуки не должны быть ритмичными, – сказала Джессика.

– Да, мы должны нарушить правильное чередование наших шагов. Кроме того, сам песок сдвигается время от времени. Черви ведь не могут исследовать каждый малейший звук... Нам с тобой следовало бы хорошенько отдохнуть перед трудной дорогой.

– Оттуда к северу тянутся отроги скал. Ветер ясно дует в ту сторону там должны быть глубокие пещеры.

– Ты готова к спуску? Мне бы хотелось разбить палатку ближе к краю пустыни.

Джессика кивком головы дала понять, что можно начинать спуск.

Он поднял мешок, укрепил его за плечами и повернулся к спуску. "Если бы у нас были суспензоры! – подумала Джессика, – Было бы так просто спрыгнуть вниз. Но, возможно, суспензоры привлекают червей".

Они подошли к уступам, ведущим вниз, и увидели освещенную лунным светом расщелину, которая спускалась к ровной площадке.

Пол начал спуск, двигаясь осторожно, но поспешая, так как лунный свет мог в любой момент исчезнуть. Они спускались в мир все более глубоких теней. Вокруг них силуэты скал тянулись все выше к звездам. Теперь они были на краю серого песчаного склона, который вел вниз, в темноту.

– Мы можем съехать вниз, – сказал он. – Я пойду первым. Подожди, пока не услышишь мой сигнал снизу.

Пол ступил на склон и заскользил вниз по его мягкой поверхности почти до самого низа.

Позади него послышались звуки осыпающегося песка Он попытался разглядеть что-нибудь в темноте, но его едва не сбила лавина песка Потом наступила тишина.

Он сбросил мешок, кинулся на склон, карабкаясь, копая, разгребая песок словно сумасшедший.

Тут на него обрушилась новая лавина песка, засыпав его по пояс Он с трудом высвободился.

"Она попала под лавину, – думал он. – Она погребена под ней Я должен взять себя в руки и действовать разумно и осторожно Она не может задохнуться сразу. Она приостановит дыхание по методу пранабинду и сохранит кислород. Она знает, что я отрою ее".

Пользуясь приемом Бене Гессерит, Пол успокоил бешеный стук своего сердца и полностью очистил мозг, в котором теперь можно было писать, как на чистой грифельной доске Все, даже самые маленькие, повороты и изменения собственного скольжения по склону восстановились, медленно проплывая в его памяти, хотя на это потребовалось не больше доли секунды реального времени.

Вскоре Пол уже двигался наискосок по склону, прощупывая песок, пока не добрался до стены уступа Он начал осторожно копать в этом месте, стараясь избежать еще одного оползня Вот он наткнулся на ткань освободил руку, осторожно очистил лицо.

Он начал рыть быстрее и освободил плечи Мать лежала на его руках без дыхания, но он ощутил медленные удары сердца.

Он освободил ее тело до талии. Положив ее руки себе на плечи, Пол начал толкать ее перед собой вниз по склону, сначала медленно, потом все быстрее, чувствуя, что песок пришел в движение. Теперь он толкал ее изо всех сил, с трудом удерживая равновесие. Как только они очутились внизу, он тотчас подхватил тело и, шатаясь, побежал прочь Почти сразу же весь песчаный склон пришел в движение и обрушился вниз с угрожающим гулом, отраженным и усиленным окрестными скалами.

Пол остановился у края расщелины, под которым метрах в тридцати виднелись дюны, осторожно положил безвольное тело матери на песок и произнес то слово, которое должно было вывести ее из состояния каталепсии.

Мало-помалу она начала пробуждаться, дыхание ее становилось все глубже.

– Я знала, что ты меня найдешь, – прошептала она.

– Может быть, я поступил бы более милосердно, не сделав этого.

– Я потерял мешок Он погребен под сотнями тонн песка.

– Запасы воды, стилтент – все! – Он обшарил карманы – Остался паракомпас, нож и бинокль, чтобы мы могли хорошенько рассмотреть то место, которое станет нашей могилой.

В это мгновение солнце поднялось над горизонтом слева от расщелины Пески открытой пустыни заиграли разноцветными огнями. В укромных, прячущихся среди скал уголках защебетали птицы Но Джессика видела застывшее отчаяние на лице Пола Намеренно презрительным тоном она сказала:

– Неужели ты не понимаешь? – спросил он – Мы потеряли все, без чего не можем выжить.

– Зато ты нашел меня, – теперь ее голос был мягким и рассудительным.

Пол сел на корточки и посмотрел на вновь образовавшийся склон, изучая его и отмечая те места, где песок был не таким плотным.

– Если бы мы смогли изолировать небольшое пространство на склоне, то, может быть, нам удалось бы проделать шахту к тому месту, где находится мешок. В этом могла бы помочь вода, но у нас ее так мало... – Он оборвал себя, потом сказал: – Пена...

Джессика боялась шевельнуться, чтобы не нарушить ход его мыслей. Пол посмотрел на дюны, исследуя их не только глазами, но и ноздрями, ища то, что ему нужно. Наконец он сосредоточил свое внимание на темных пятнах на песке.

– Спайс! – сказал он. – Он насыщен щелочью А у меня есть паракомпас, одно из свойств которого – кислотность.

Пол встал и прошел по плотно утрамбованной ветром поверхности расщелины – до самой пустыни Джессика наблюдала за тем, как он идет – шаг, пауза... шаг, пауза... скольжение В его движении не было никакого ритма, который мог бы подсказать мародеру-червю о том, что кто-то движется по пустыне.

Пол дотянулся до спайса, сгреб сто холмик в полу плаща и вернулся к расщелине. Он ссыпал спайс перед Джессикой, сел на корточки и принялся с помощью лезвия ножа разбирать паракомпас. Вскрыв его. Пол сиял с себя пояс, чтобы разложить на нем части компаса: коробку основного устройства, дисковый механизм.

– Тебе понадобится вода, – сказала Джессика.

Пол снял со своего лица трубку-улавливатель влаги, закупорил ее и поставил на место. "Сколько воды будет потеряно, если это не получится! – подумала Джессика. – Впрочем, теперь это уже не имеет значения".

С помощью ножа Пол открыл коробку основного устройства и бросил его кристаллы в воду. Они слегка вспенились и осели.

Глаза Джессики уловили движение над ними. Она посмотрела вверх и увидела сидящих на краю расщелины ястребов. Они жадно смотрели на открытый резервуар с водой.

Пол снова закрыл паракомпас крышкой, оставив поднятой вправленную в нее кнопку, что оставило узкий проход для воды. Взяв в одну руку готовый прибор, а в другую горсть спайса. Пол повернулся к расщелине. И принялся тщательно изучать склон. Лишенное пояса, его одеяние мягко колыхалось. Он медленно двинулся вверх по склону, раздвигая плотные скопления песка. Вдруг он резко остановился, прижал спайс к паракомпасу и встряхнул его. В том месте, где находилась вделанная в крышку кнопка, поднялась зеленая пена. Пол дал пене упасть на песок, отчего в месте ее падения образовалось небольшое углубление. Пол начал разгребать – вокруг него песок. Джессика подошла ближе к краю расщелины и спросила.

– Поднимайся сюда и копай, – ответил он – Нам предстоит проделать отверстие глубиной примерно в три метра – Пока он говорил, пена перестала капать с прибора.

– Быстрее, – торопил ее Пол – Кто знает, как долго эта пена сможет удерживать песок.

Джессика вскарабкалась к Полу, а он в это время насыпал другую порцию спайса и встряхнул паракомпас Из отверстия снова начала падать пена Пол направил струю ясны в песок, а Джессика обеими руками разгребала его и отбрасывала вниз по склону.

– Какая примерно глубина? – спросила она, тяжело дыша.

– Около трех метров Но ведь я лишь приблизительно могу определить направление Может, нам придется расширить дыру – Он подвинулся, – споткнувшись на груде отброшенного песка – Старайся захватывать пошире.

Джессика послушно копала Дыра медленно углублялась, но никаких следов мешка не было видно "Может, я ошибся в своих вычислениях? – спросил себя Пол. – Ведь именно я поддался панике и допустил эту ошибку. Могло ли это повлиять на мои способности?" Он посмотрел на паракомпас осталось меньше двух унций кислоты.

Джессика стояла в яме и вытирала испачканные пеной щеки Ее глаза встретились с глазами Пола.

– Осторожно! – Он добавил спайса в резервуар и направил струю пены в верхний, твердый край ямы Джессика поспешно начала ее расширять Не прошло и минуты, как она наткнулась на что-то твердое – это была лямка мешка.

– Не трогай больше песок! – предупредил ее Пол – Пена кончилась.

Не выпуская лямки, Джессика подняла к нему лицо Отшвырнув бесполезный теперь паракомпас. Пол сказал.

– Дай мне свою свободную руку! А теперь слушай меня: песок сейчас осыпется. Главное – береги голову и не отпускай лямку Не бойся ничего, я тебя откопаю.

– Да – Она изо всех сил вцепилась в лямку мешка.

Одним рывком Пол выдернул ее наполовину из ямы и прижал к себе ее голову В ту же секунду пена отступила и песок хлынул в яму Когда яму засыпало, Джессика оказалась по грудь в песке. Ее опущенное левое плечо, придавленное песком, нестерпимо ныло от напряжения.

– Только бы она не лопнула – Пол осторожно запустил руку в песок и нащупал лямку.

Пока они откапывали мешок, сверху ссыпалась еще порция песка Когда лямка оказалась на поверхности. Пол отпустил ее и освободил мать Вдвоем они вынули мешок и стащили его вниз по склону.

Через несколько минут они уже стояли внизу, мешок лежал между ними.

Пол посмотрел на мать: лицо ее было мокрым от пены, к нему прилип песок. Она выглядела так, как будто ее забросали комьями зеленого песка.

– Это случилось по моей оплошности, – сказал Пол.

Она лишь повела плечами, чувствуя, как при малейшей движении от ее плаща отлетают комья песка.

– Я поставлю тент, – сказал Пол. – А ты сними плащ и отряхни его. – Ом наклонился и взялся за мешок.

– В камне продолблены дыры, – крикнул ей Пол. – Кто-то уже ставил здесь палатку.

Место было удобное, защищенное скалами. Оно было достаточно высоко над пустыней, чтобы обеспечить защиту от червей, и в то же время достаточно близко от песков, чтобы приютить их перед решающим броском через пустыню.

Она обернулась и увидела, что сын уже установил тент и очень удачно: его пологие края смыкались с каменными стенами расщелины. Пол прошел мимо нее и поднес к глазам бинокль. Быстро настроив его, он поймал в окуляры утес, золотисто-коричневой стеной возвышающийся прямо напротив их стоянки и отделенный от нее четырехкилометровой полосой песков. Джессика наблюдала за тем, как ее сын изучает апокалиптический пейзаж, будто ощупывая взглядом песчаные реки и каньоны.

Джессика нашла в мешке запасной бинокль и встала рядом с Полом.

– Вон там, – сказал он, держа в одной руке бинокль, а другой указывая вдаль.

– Это – сагуаро, – сказала она. – Сухое растение.

– А может быть, это остатки ботанической исследовательской станции, – возразила она.

Опустив бинокль, он потер место под фильтровой перегородкой, чувствуя, как сухи и воспалены его губы, ощущая пыльный вкус жажды во рту.

– Ты уверен, что Свободные отнесутся к нам дружелюбно?

"В людях этой пустыни есть отчаяние, – подумала она. – Я почувствовала это сегодня в себе Отчаявшиеся люди могли бы нас убить ради нашей воды". Она закрыла глаза, и, заслоняя собой беспредельные пространства пустыни, в памяти ее возникли картины Каладана. Однажды, еще до рождения Пола, она совершила с герцогом Лето прогулку по Каладану Они пролетали над южными джунглями, над бурыми зарослями сорной травы и рисовыми полями в дельтах И они видели ползущих среди зелени муравьев-рабочих, тащивших свой груз на суспензорных коромыслах. А на воде покачивались белые монетки одномачтовых судов. Все это было – и ушло...

Джессика открыла глаза и снова оказалась в тишине пустыни. Потеплевший воздух указывал на приближение нового дня. Над песком уже начали подниматься струйки нагретого воздуха И тут они услышали звуки, которые, раз услышав, никогда не забудешь.

Он появился справа с тем беззаботным величием, которое не может не привлекать к себе внимание. Извивающаяся лента движущегося песка появилась в поле их зрения. Лента то поднималась, то опадала, как пена на воде. Она постепенно смещалась влево, потом исчезла. Звук стал тише, пока не пропал совсем.

– Мне случалось видеть космические фрегаты меньших размеров, – прошептал Пол.

Она кивнула, продолжая смотреть в пустыню. Там, где прошел червь, осталась глубокая колея. Она тянулась справа налево, удручающе бесконечная, похожая на линию горизонта, перенесенную ближе.

– Когда мы отдохнем, – сказала Джессика, – нужно будет продолжить наши занятия.

Сдерживая внезапный приступ гнева, он сказал.

– Мама, не думаешь ли ты, что мы можем обойтись без...

– Сегодня ты поддался панике. Пол. Возможно, что ты знаешь свое сознание лучше, чем я, но о пранамускулатурной организации своего тела тебе предстоит еще кое-что узнать. Иногда тело действует независимо от сознания, само по себе, и здесь я могу тебя кое-чему научить. Ты должен уметь контролировать каждый мускул своего тела. Мы начнем с пальцев. – Она повернулась. – Идем под тент.

– Изучать свои мускулы! – Подумал он и посмотрел на свою руку. Какой жалкой она показалась ему по сравнению с таким существом, как червь!

* * *

Мы прилетели с Каладана, райского мира для нашей формы жизни. На Каладане не нужно было строить физического и умственного рая, достаточно было окружающей действительности. И цена, которую мы уплатили за это, была обычной ценой, которую люди платят за создание рая в собственной жизни – мы стали мягкими, мы потеряли свою остроту.

Принцесса Ирулэн.

Разговоры с Муаддибом.

– Так, значит, ты и есть знаменитый Гурни Хэллек? – спросил контрабандист.

Хэллек стоял в круглом помещении внутри пещеры Напротив него за металлическим столом сидел человек в одежде Свободных, но глаза его были лишь подсвечены голубым, и это означало, что в его рацион входит и внепланетная еда.

Комната была устроена по типу рубки командира космического фрегата: коммуникаторы и экраны вдоль изогнутой под углом в 30 градусов стены, дистанционно управляемые приборы и кресла управления, письменный стол в форме настенного прожектора.

– Я – Стабан Туек, сын Эсмера Туека, – сказал контрабандист.

– Значит, вы тот, кого я должен благодарить за оказанную мне помощь, – сказал Хэллек.

Складное сиденье типа корабельного появилось из стены, и Хэллек со вздохом облегчения опустился на него, вдруг поняв, как он измучен. Теперь он мог видеть свое лицо, отражающееся в гладкой темной поверхности за спиной контрабандиста. Морщины усталости на бугристом лице заставили его нахмуриться. Хэллек отвернулся от своего отражения и посмотрел на Туека. Он видел в его лице разительное сходство с отцом – темные, нависшие брови, крупные щеки и нос.

– Ваши люди сказали мне, что ваш отец убит Харконненами, – сказал Хэллек.

– Харконненами или предателями из ваших людей, – возразил Туек.

Гнев заставил Хэллека забыть про усталость. Он весь подобрался:

– А, колдунью Бене Гессерит... возможно. Но Хават теперь в плену у Харконненов.

– Я слышал, – Хэллек тяжело вздохнул. – Похоже, что самое страшное для нас еще впереди.

– Мы не должны привлекать к себе внимание, – сказал Туек.

– Ты и твои люди, которых мы спасли, можете найти убежище у нас, – сказал Туек. – Ты говоришь о благодарности. Отлично. Отработаете нам свои долги после, мы придумаем, как использовать хороших людей. Но если вы открыто выступите против Харконненов, мы вас уничтожим.

– Возможно, но если это и так, то я отвечу словами моего отца: "Камень тяжел, песок тоже весит немало, но ярость глупца тяжелее того и другого".

– Ты хочешь сказать, что оставишь все как есть? – фыркнул Хэллек.

– Разве ты слышал, что я так говорил? Я сказал только, что буду поддерживать наши контакты с Союзом. Союз требует, чтобы мы вели себя осторожно. Есть другие способы уничтожить врага.

– Вот именно: а-а! Если ты хочешь разыскать колдунью, можешь разыскивать. Но я хочу тебя предупредить, что, возможно, ты опоздал... И потом, мы сомневаемся, что она – именно та, кто тебе нужен.

– Хават позволил себе попасть в лапы Харконненов.

– Это только предположение. Мы думаем, что колдунья мертва. По крайней мере так считают Харконнены.

– Похоже на то, что вам много известно о Харконненах.

– Нас семьдесят четыре человека, – сказал Хэллек. – Если вы серьезно хотите, чтобы мы завербовались к вам, то вы должны верить в то, что герцог мертв.

– И мальчика тоже?.. Юного мистера Пола? – В горле у Хэллека встал ком.

– Согласно последнему полученному сообщению, он пропал со своей матерью в пустыне, во время шторма. Вряд ли даже их кости будут когда-нибудь найдены.

– Значит, колдунья мертва... и все остальные тоже?

– И эта тварь, Раббан, как говорят, снова сядет на место правителя Дюны.

Нечеловеческим усилием Хэллек подавил приступ гнева. Тяжело дыша, он проговорил:

– С Раббаном у меня свои счеты. Я задолжал ему за убитых членов моей семьи... – Он тронул шрам на подбородке. – И вот за это...

– Нельзя рисковать всем, чтобы уравнять счет, – сказал Туек Нахмурясь, он наблюдал, как дергаются мускулы на лице Хэллека, и глаза его внезапно стали отчужденными.

– Я это знаю... знаю, – Хэллек глубоко вздохнул.

– Ты и твои люди можете работать на нас за пределами Арраки. Есть много мест...

– Я освобождаю своих людей от каких-либо обязательств передо мной. Они могут выбирать сами. Раз Раббан здесь, я остаюсь.

– Мы не уверены, что захотим этого, раз ты так настроен.

Хэллек пристально посмотрел на контрабандиста.

– Вы спасли меня от Харконненов Я хранил верность герцогу Лето бескорыстно. Я остаюсь на Арраки с вами... или со Свободными.

– Высказана мысль или нет, она существует и имеет свою власть, – сказал Туек. – Ты можешь обнаружить однажды, что грань между жизнью и смертью у Свободных слишком тонка.

Хэллек прикрыл глаза и почувствовал, как его захлестывает теплая волна.

– Где же тот бог, который поведет нас через пустыню? – пробормотал он.

– Двигайся не торопясь, и день твоего мщения придет, – сказал Туек. – Поспешность – это изобретение шайтана. Охлади свою печаль, у нас есть все для этого Три вещи способны вернуть человеку покой вода, зеленая трава и женская красота.

– Я предпочел бы кровь Раббана Харконнена, струящуюся у моих ног. – Он посмотрел на Туека – Ты думаешь, мой день придет?

– Мне мало известно о том, как ты встретишь свой завтрашний день, Гурни Хэллек. Я могу лишь помочь тебе встретить сегодняшний.

– Тогда я останусь у тебя до того дня, когда ты велишь мне отомстить за своего отца и остальных, которые...

– Послушай меня, воин, – сказал Туек. Он подался вперед, глядя в упор на Хэллека. Лицо контрабандиста внезапно стало похоже на иссеченный ветром камень. – Вода моего отца... Я верну ее сам, своим собственным ножом!

Хэллек ответил Туеку таким же пристальным взглядом. Лицо контрабандиста напомнил ему в эту минуту лицо герцога Лето, лицо вождя, смелого человека, уверенного в себе и своих целях. Он был похож на герцога – каким тот был до Ар рак и.

– Ты хочешь, чтобы мой клинок был рядом с твоим? – спросил Хэллек.

– Ты видишь во мне воина? – настаивал Хэллек.

– Ты – единственный из лейтенантов герцога, кому удалось спастись, – сказал Туек. – Враг действовал ошеломляюще, и все же ты вырвался из его лап.

– Ты сказал мне, что жизнь у Свободных может показаться мне тяжелой. Они живут в пустыне, в открытых песках?

– Один бог знает, где живут Свободные Мы считаем, что центральное плато – не место для человека Но я бы хотел поговорить подробнее о...

– Говорят, что Союз редко направляет спайсовые лихтеры в пустыню, – сказал Хэллек. – Но ходят слухи, что и там можно найти зеленые участки, если только знаешь, где искать.

– Болтовня! – фыркнул Туек. – Ты что, хочешь выбирать между мной и Свободными? Мы располагаем относительной безопасностью. Наш сьетч врезается глубоко в скалы; наши базы спрятаны. Мы живем жизнью цивилизованных людей. Свободные же – это лишь несколько банд, которые мы используем для охоты за спайсом.

– И в результате за ними сейчас охотятся, как за дикими животными, с ласганами в руках, потому что у них нет защитных полей. Они истребляются. А все потому, что они убивали Харконненов.

– Разве ты не слышал, что с Харконненами были сардукары?

– Но погромы! Это не похоже на Харконненов Погром – напрасная трата времени.

– Я верю только тому, что вижу своими глазами. Ты должен сделать выбор или мы, или Свободные Я обещаю тебе убежище и возможность выпустить ту кровь, которую мы оба хотим выпустить Ты можешь быть в этом уверен. Свободные же предложат тебе только жизнь охотника,

Хэллек колебался. В словах Туека была мудрость и притягательная сила, и все-таки что-то, чего он сам не мог объяснить, вселяло в него тревогу.

– Доверяй своему опыту, – сказал Туек. – Чьи решения помогли твоим людям выстоять в битве? Вот и решай.

– Герцог и его сын действительно мертвы? Это точно?

– Так считают Харконнены. В таких вещах я склонен доверять Харконненам, – губы Туека тронула мрачная усмешка. – Но это единственное, в чем я им доверяю.

– Значит, точно, – повторил Хэллек. Он протянул руку и, согласно обычаю, прижал палец к ладони. – Я вручаю тебе мою шпагу.

– Стоит ли позволять им принимать самостоятельные решения?

– До сих пор они следовали за мной, но большая их часть – каланданцы. Арраки, по их мнению, совсем не то, что им нужно. Здесь они потеряли все, кроме жизней. Теперь я предпочел бы, чтобы они решали сами.

– Сейчас не время колебаться, – сказал Туск. – Им надо и сейчас следовать за тобой.

– Мы всегда нуждались в опытных воинах, а сейчас – больше, чем когда-либо.

– Ты принял мой клинок. Ты хочешь, чтобы я убедил их?

Хэллек с трудом поднялся со своего места – даже это движение отняло у него много сил.

– Поговори с моим квартирмейстером. Его зовут Дриск. Скажи ему, что я хочу, чтобы вам были оказаны все почести. Я скоро и сам к вам приду. Мне только нужно проследить за отгрузкой спайса.

– Да, но промедление в нашем деле удачи не принесет.

Хэллек кивнул и тут же услышал слабое шипение и почувствовал, как в спину ему ударила струя воздуха, когда открылись спрятанные в стене двери. Он повернулся и вышел из комнаты.

Он оказался в коридоре, по которому помощники Туека проводили его людей. Это было длинное и очень узкое помещение, переделанное из естественного углубления в пещере. Ровность стен указывала на применение огневых установок. Потолок служил продолжением изгиба скалы и был достаточно высок для того, чтобы давать достаточно воздуха. Вдоль стен тянулись подставки и шкафы для оружия. Хэллек с гордостью отметил, что те из его людей, которые могли стоять, стояли словно не было усталости и поражения. Среди них мелькали фигуры медиков, занимающихся ранеными. Возле каждого раненого находился человек Атридесов.

Девиз Атридесов "Мы заботимся о своих людях!" стал вторым "Я" этих людей.

К Хэллеку подошел один из его лейтенантов с бализетом в руке и отдал салют:

– Сэр, наш Маттаи очень плох. У них здесь нет хирургов, только медицинский пункт. Врачи говорят, что он долго не протянет... У него к вам просьба, сэр.

– Маттам хочет, чтобы мы спели ему песню, сэр. Его любимую... Он говорит, что вы знаете. – Голос у лейтенанта дрогнул. – Песня называется "Моя женщина", сэр. Если вам не трудно...

– Хорошо, – Хэллек взял бализет и провел пальцами по струнам. Кто-то из его людей уже позаботился настроить инструмент.

Семеро воинов и один контрабандист склонились над умирающим. Увидев Хэллека с бализетом в руках, один из них запел, печально и нежно:

Хэллек взял последний аккорд и подумал. "Теперь нас осталось семьдесят три."

* * *

Семейная жизнь королевских семей слишком трудна для того, чтобы ее поняли простые смертные, но я постараюсь набросать вам ее схему. Я думаю, что у моего отца был единственный друг – граф Казимир Фен ринг, генетический евнух и один из самых беспощадных бойцов в Империи. Граф, энергичный человек, внешне уродливый и низкорослый, привез однажды моему отцу новую рабыню-наложницу, и моя мать поручила мне шпионить за ней. Все мы в целях самозащиты шпионили за отцом. Рабыня-наложница не могла конечно, подарить нашему отцу наследника, но интриги продолжались. Постепенно моя мать, сестра и я стали очень сведущими в том, как избежать искусно поставленных смертельных ловушек. Может быть, то, что я говорю, ужасно, но я уверена в том, что мой отец не имел никакого отношения ко всему этому. Семья императора не похожа в этом отношении на другие семьи Потом появилась еще одна рабыня-наложница – рыжеволосая, как и мой отец, гибкая и грациозная. У нее были мускулы танцовщицы, и она, вероятно, в совершенстве владела искусством обольщения Мой отец долго рассматривал се, в то время как она стояла перед ним обнаженная Наконец он сказал: "Она слишком прекрасна. Мы пошлем ее в подарок. Вы не можете себе представить, сколь ужасно было это императорское самообладание. Самоконтроль в сочетании с коварством – что может быть ужаснее.

Принцесса Ирулэн.
В доме моего отца.

Был ранний вечер. Пол стоял возле стилтента Расщелина, в которой он поставил свою палатку, была в глубокой тени Он смотрел на противоположный утес, возвышающийся за открытыми песками, и думал, стоит ли ему будить спящую в палатке мать.

Дюны неровными складками убегали вдаль от их стоянки Самые далекие из них казались такими темными, что походили на кусочки ночи, хотя та еще не наступила.

Он поискал на этом однообразном ландшафте, на чем бы задержаться глазу, но не увидел ничего – ни одного, пусть даже чахлого, деревца, которое могло бы движением своих ветвей указать направление ветра... Только одни дюны и утес вдалеке под пылающим серебристоголубым небом.

"Что, если там нет и в помине никаких Свободных, и растения, которые мы видела, оказались там чисто случайно?" – подумал Пол.

Под тентом проснулась Джессика. Она повернулась на спину и сквозь Прозрачный край тента посмотрела на Пола Он стоял к ней спиной, и что-то в его позе напомнило ей его отца Она почувствовала, как в ней Поднимается волна скорби, и поспешно отвернулась.

Она привела в порядок свой стилсьют, освежила себя глотком воды, вышла на песок и стряхнула с мускулов сонное оцепенение Не оборачиваясь, Пол проговорил:

– Здешняя тишина не доставляет мне удовольствие.

"Как это верно, что сознание приспосабливается к окружению, – подумала она и вспомнила аксиому Бене Гессерит. "Под действием стресса сознание может двигаться в любом направлении – и к позитивному, и к негативному, туда и оттуда. Рассматривайте эти состояния, как спектр, чья крайняя точка – это потеря сознания в негативном направлении и гиперсознание – в позитивном. Возможность познания в целом зависит от тренированности в условиях стресса".

– Но здесь можно было бы хорошо жить, – добавил Пол.

Ома попыталась увидеть пустыню его глазами, ища все удобное для жизни, что прятала в себе эта планета. Обнаруживая какую-нибудь деталь, она спрашивала себя, обратил ли на это внимание Пол.

Она прошла вперед, поднесла бинокль к глазам и принялась изучать эскарп перед ней. Да, сагуаро и еще одно крошечное растение... и кустики медной травы, желто-зеленой в сумерках.

Джессика кивнула, подошла к краю расщелины, откуда была видна вея пустыня, и направила окуляры бинокля влево. В той стороне виднелся солончак, сияющий белым светом, но окаймленный по краям грязно-коричневым. Значит, через это белое сияние время от времени просачивалась вода! Джессика опустила бинокль и поправила свой плащ, прислушиваясь к тому, что делает Пол.

Солнце опустилось еще ниже. Солончаковую котловину пересекли тени, они становились все гуще, и вот уже ночь накрыла пустыню черным отвалом.

Она посмотрела на них, чувствуя за спиной шаги Пола. Ночь сделала небесный свод выше и значительнее. Ее лица коснулось дуновение ветра.

– Скоро взойдет луна, – сказал Пол. – Мешок собран.

"Мы могли бы навеки исчезнуть в этом адском месте, – подумала она. – И никто бы не узнал об этом".

Ночной ветер поднял в воздух рой песчинок и бросил их ей в лицо. Она ощутила целый ливень запахов.

– Я чувствую запах даже через фильтр, – сказала она. – Очень насыщенный. Но означает ли он близость воды? – она указала вдаль. – Огней искусственных сооружений не видно.

– Должно быть. Свободные скрываются в сьетче за этими скалами.

Над горизонтом справа повис узкий серп луны, и Джессика перевела взгляд на песок, заблестевший серебряным светом.

– Я воткнул тампер в самую глубокую часть расщелины, – сказал Пол. – Перед уходом я введу его в действие, и он даст нам тридцать минут форы.

Он отошел от нее, и она услышала звуки его шагов из расщелины. "Ночь – это туннель, – подумала она. – Это дыра в завтра, если только оно наступит, это завтра". Она покачала головой.

Вернувшись, Пол взял свой мешок и начал спускаться к первой дюне. Достигнув ее, он остановился и прислушался к шагам матери. Он услышал шуршание песка под ветром – собственный шум пустыни, сообщающий, что опасности нет.

– Мы не должны соблюдать ритм ходьбы, – сказал Пол. – Смотри, как ходят по песку Свободные.

Внимательно изучив его первые десять шагов, Джессика последовала за ним, подражая его движениям. Она уловила их суть: они должны имитировать шуршание песка, шум ветра. Но мускулы противились неестественности этой походки: шаг... подтягивание ноги, остановка; еще шаг... снова подтягивание.

Время тянулось медленно, обволакивая их словно паутиной. Скала впереди, казалось, совсем не приближалась, а та, что осталась позади, была по-прежнему рядом.

– Ламп! Ламп! Ламп! – Звуки, похожие на барабанный бой, неслись с этой скалы.

Звуки повторялись с равными промежутками, и было очень трудно не попасть в этот ритм.

Они двигались по залитой лунным светом равнине, поднимаясь и спускаясь по распластанным дюнам Они все время ждали того неповторимого, шелестящего звука Когда же он возник, то был настолько слабым, что слился с шорохом их собственных шагов Не останавливаясь, они повернули головы и увидели шевелящуюся ленту.

– Продолжай двигаться, – прошептал Пол – Не оборачивайся!..

От оставленной ими слева скалы донесся вопль ярости, подобный целой лавине звуков.

Он видел, что они достигли той точки, от которой оба утеса были удалены на одинаковое расстояние. Издали продолжал доноситься вопль, рвущий ночную тишину.

Они продвигались все дальше и дальше... Боль в мускулах достигла той степени, когда каждое дальнейшее движение казалось немыслимым, но Пол видел, как скала перед ними делается все больше и больше.

Джессика двигалась чисто механически. Пересохшее горло болело, но страшные звуки исключали даже короткую остановку ради глотка воды.

– Ламп... ламп... ламп... – Шквал безумных звуков поглотил звуки тампера. Наступило молчание.

Джессика кивнула. Пол не видел ее кивка, но она сама нуждалась в этом формальном подтверждении необходимости новых усилий измученного тела.

Скала перед ними сделалась совсем высокой, убегая в небеса, и Пол увидел у ее основания дорогу. Он ступил на нее, шатаясь от усталости, и потерял равновесие Гулкие звуки, сопровождающие его падение, всколыхнули песок. Пол отпрянул в сторону.

Пол вернул себе устойчивость и огляделся: до скалы оставалось около двухсот метров. И тут они услышали звуки, похожие на шелест ветра.

– Бежим! – закричала в страхе Джессика. – Пол, бежим!

Барабанные пески под их ногами издавали грохочущие звуки. Они миновали их и бежали теперь по грохочущему гравию. На некоторое время бег дал облегчение их мускулам – в нем был ритм, который можно было понять. Но шипение настигающего их червя становилось все громче, обрушиваясь на них, как шквал.

Джессика без сил упала на колени. Ею овладел ужас, внушенные дикими звуками. Пол рывком поднял ее на ноги, и они побежали рука об руку. В песке перед ними виднелась крошечная дырка. Они пробежали мимо нее и увидели другую. Разум Джессики принял ее к сведению только после того, как они ее миновали. Еще одна – проделанное ветром отверстие, указывающее на камень с трещиной. Еще одна... Скала! Они почувствовали под ногами твердую поверхность, и это ощущение сопротивляющейся поверхности под ногами придало им сил.

Перед ними тянулась глубокая расщелина, убегающая вверх, к хребту. Они полезли по ней, цепляясь за выступы в стенах Червь умолк. Джессика и Пол обернулись и посмотрели вниз Там, где начинались дюны, метрах в пятидесяти от подножия скалы, из песка, разбрасывая его в разные стороны, поднималось что-то изогнутое, серебристо-серое... Оно поднималось все выше, пока не превратилось в гигантскую вопрошающую пасть – круглую черную дыру с блестящими в лунном свете остриями. Пасть подтянулась к узкой щели в скале, где укрылись Джессика и Пол. В нос им ударил запах циннемона. Лунный свет отражался от прозрачных зубов. Пол затаил дыхание, Джессика сжалась в комок – ей понадобилось сконцентрировать всю волю, призвать на помощь все умение Бене Гессерит, чтобы подавить этот панический ужас, накопленный поколениями предков человека, испытывающих страх перед неизведанным.

Пол же испытывал своего рода подъем. В какой-то момент ему удалось преодолеть временной барьер, проникнув еще на одну, неизвестную территорию. Он ощущал впереди темноту, ничего не было перед его внутренним оком. Но вместо того, чтобы напугать его, ощущение временной темноты вызвало гиперакселерацию остальных его чувств. Он понимал, что тщательно регистрирует хоть сколько-нибудь значащие аспекты того существа, что поднялось в поисках их из песка.

Его рот был восьми метров в диаметре. Кристаллические зубы имели форму крисножа Свободных и были расположены блестящим полукругом Оно дыхнуло на беглецов корицей, кислотой.

Блеснув в свете луны как клинок, червь ударил по скалам. Ливень песка и мелких осколков щебня посыпался в узкую щель укрытия. Пол отпихнул мать подальше от края расщелины.

Корица! Запах ее насквозь пропитывал окружающий их воздух. "Что червь делает со спайсом?" – спросил себя Пол. Он вспомнил, как Льет Кайнз нечаянно выдал связь между червем и спайсом...

Червь снова упал на песок и мгновение лежал неподвижно, блестя зубами.

– Ламп... ламп... ламп... – вдруг послышалось справа от них.

"Еще один тампер", – подумал Пол По туловищу червя пробежала дрожь, и он снова зарылся в песок. Извилистая низкая гряда вновь протянулась под дюнами.

Звук раздался снова. Червь нырнул глубже, отполз и повернул назад Сейчас о нем напоминало лишь шевеление песка и полоса между дюнами Пол вышел из расщелины, наблюдая за тем, как эта полоса уходит в ту сторону, откуда донесся звук нового тампера. Джессика тоже прислушалась. Внезапно звук оборвался. Пол нащупал трубку в своем стилсьюте и сделал глоток воды Джессика тупо следила за его движениями. Ее усталый, измученный ужасом разум отказывался что-либо воспринимать.

– Он и в самом деле ушел? – шепотом спросила она.

– Кто-то позвал его, – ответил Пол. – Наверно, Свободные.

– Меньше того, который проглотил наш топтер.

– Может быть, они и не собирались помогать нам. Может, они просто подзывали червя.

Ответ лежал где-то на поверхности его знания, но отказывался сделаться ясным. В его сознании мелькнуло нечто, имеющее отношение к лежащим в их мешке палкам с крючками – хукам Создателя.

– Зачем им было нужно подзывать червя? – снова спросила Джессика.

Дыхание страха коснулось его разума, и он заставил себя отвернуться от матери и посмотреть наверх, на вершину утеса.

– Нам лучше всего подняться туда до наступления дня. – Он указал вниз. – Те дыры, которые мы видели на бегу... их там много.

Она проследила за направлением его руки и увидела дыры – целая цепочка их виднелась от подножия утеса к нависшему над ними краю расщелины.

– Они отмечают путь к вершине утеса, – сказал Пол.

Он взвалил на спину мешок и начал карабкаться на утес. Джессика подождала немного, восстанавливая ритм дыхания, и последовала за ним.

Они карабкались наверх, следуя указующим лункам до тех пор, пока уступ не сузился, переходя в устье темной расщелины. Пол наклонил голову, заглядывая в ее мрак. Он чувствовал, как непрочна опора, но усилием воли заставил себя не спешить. В расщелине он видел только темноту. Пол внимательно вслушивался, но слух его ловил только привычные звуки: шелест песка, жужжание насекомого, топот какого-то маленького зверька. Он осторожно зашел за выступ скалы и дал матери знак следовать за собой. Схватив ее за край плаща, он помог ей перебраться к нему.

Они оказались в узком ущелье, образованном двумя выступами. В слабом свете звезд силуэт стоявшей рядом матери казался Полу серым пятном.

– Если бы мы могли рискнуть и воспользоваться освещением, – прошептал он.

– У нас есть и другие чувства, помимо зрения, – возразила Джессика.

Пол сделал шаг вперед, перенес тяжесть тела на выставленную ногу и нащупал какой-то выступ. Поставив на него ногу, он обнаружил, что это ступенька, и встал на нее – уже обеими ногами. Еще ступенька...

– Они ведут до самого верха, – прошептал он.

"Ступени небольшие и ровные, – подумала Джессика. – Они, вне всякого сомнения, сделаны человеком".

Копируя осторожные движения Пола, она начала подниматься. Каменные стены выступов сузились настолько, что они едва не задевали их плечами. Наконец они вышли на небольшую залитую лунным светом площадку.

Шедшая на один шаг позади него Джессика с молчаливым одобрением смотрела на открывшуюся перед ними картину. Несмотря на страшную усталость, на раздражение, испытываемое от зажимов и тесноты стилсьюта, красота впадины подействовала на нее, заставив остановиться и залюбоваться ею.

Перед ними был сад из растений пустыни, сад фантастически прекрасный при лунном освещении. Замыкающиеся кольцом стены казались темными слева и серебристыми в молочном свете луны – справа.

– Должно быть, здесь живут Свободные, – сказал Пол.

– Для того чтобы выжило такое количество растений, за ними должны ухаживать люди, – согласилась Джессика.

Она сделала глоток из трубки, и теплая, слегка отдающая кислотой жидкость смочила ей горло Когда она закрыла трубку, колпачок заскрипел от налипших на него песчинок.

Внимание Пола привлекло движение справа и снизу от них, ближе ко дну впадины Сквозь изгородь кустов он увидел силуэты снующих по песку зверьков.

Что-то камнем пронеслось мимо них и ринулось на мышей. Раздался слабый вскрик, хлопнули крылья, и большая серая птица поднялась вверх и пролетела над впадиной, держа в когтях крошечное серое существо. "Это нам предупреждение", – подумала Джессика.

Пол продолжал наблюдать за впадиной. Он втянул в себя воздух и ощутил еле заметный запах шалфея. Теперь в низине стало так тихо, что, казалось, было слышно, как движется луна, задевая за кроны деревьев.

– Нужно найти место, пригодное для установки тента, – сказал Пол. – Завтра мы попытаемся найти Свободных, которые...

– Многие незваные гости, попавшие сюда, жалели о том, что нашли Свободных! – раздался низкий мужской голос. Он шел сверху и справа от них. Говоривший отчетливо произносил каждое слово.

– Не пытайтесь бежать, – продолжал он, заметив сделанное Полом движение. – Если вы побежите, то лишь напрасно расплещете воду, заключенную в ваших телах.

"Им нужна наша вода", – подумала Джессика. Ее мускулы сразу же забыли об усталости, придя в состояние максимальной готовности. Она точно определила место, откуда шел голос.

– Быстрее, Стил! Бери их воду, и продолжим наш путь.

Время подернулось пленкой... Они были пленниками Свободных, которых интересовала только вода, содержащаяся в их незащищенных телах.

* * *

Именно религиозные догмы Свободных явились источником того, что мы называем Столпом Вселенной, их символы, проповеди и пророчества живут среди нас, поддерживаемые Квизара-Тафвидами, Они оставили нам сгусток мистики, чья истинная красота служит великолепным примером смешения старинных легенд с новыми учениями. Кто не слышал "Гимн Старика" и не был им глубоко взволнован?

Я пустился в путь по пустыне, Чей мираж трепещет, как дух, Ненасытный в славе, жадный до опасности. Я скитался вдоль горизонтов ал-Кулаба, Наблюдая за тем, как время В его поисках и в охоте за мною Оставляет отметины в горах И я видел стремительное приближение воробьев, Более алчных, чем охотящийся вол". Я слышал, как стая их возится в моих ветвях. И я попал в их клювы и когти!

Принцесса Ирулэн.
Пробуждение Арраки.

Человек полз по гребню дюны – пылинка, пойманная в жаркие сети полуденного солнца. На нем не было ничего, кроме остатков джабба-плаща, и тело его просвечивало сквозь дыры. Капюшон плаща был оторван, но человек соорудил из обрывков однажды нечто вроде тюрбана. Из него торчали клочья соломенных волос, а на лице – такого же цвета борода и густые брови. Под синими, без белков глазами виднелись темные круги.

Человек остановился на полпути к вершине дюны. Его спина, руки и ноги были сбиты в кровь. На раны налипли комочки желто-серого песка.

– Я Льет Кайнз, – сказал он хриплым голосом, обращаясь к пустому горизонту. – Я – планетолог Его величества; я – слуга этой земли.

Он качнулся и упал на бок, на твердую поверхность овеянной ветрами дюны. Его пальцы слабо зашевелились, перебирая песок.

"Я – слуга этой земли", – думал он. Он сознавал, что находится в полубессознательном состоянии, что ему следовало бы найти укрытие и спрятаться в нем.

Но он чувствовал сладковатый эфирный запах приспайсовых масс, находящихся где-то внизу, под песком. Он знал, какую опасность таит в себе этот запах, указывающий на то, что газы, находят неся внизу, близки к тому, чтобы вырваться наружу. Нужно было немедленно уходить отсюда Но он не мог уйти от воды.

Его руки беспомощно заскребли по поверхности дюны. Солдаты Харконнена оставили его здесь одного, без воды, считая, что если его не поглотит пустыня, то поглотит червь. Они посчитали это забавным – оставить его в живых, чтобы планета сама убила его.

"Харконненам всегда было трудно убивать Свободных, – подумал он. – Мы не так просто умираем. Я должен был уже умереть, но до последней минуты я останусь экологом".

– Высшая задача экологии состоит в понимании последствий!

Голос поразил его, потому что он узнал его. Того, кому он принадлежал, уже не было в живых – это был голос его отца, бывшего планетологом этой планеты до него.

– Хорошенько запомни это, сын, – сказал отец, – тебе бы следовало подумать об этом еще до того, как ты взялся помочь сыну герцога.

"У меня бред", – подумал Кайнз. Голос, казалось, шел справа. Кайнз повернул голову, задев лицом песок, и посмотрел в ту сторону: ничего, кроме изгибов дюн.

– Чем больше жизни в системе, тем больше укромных уголков для этой жизни, – сказал отец.

"Почему он бродит вокруг?" – спросил себя Кайнз.

– Жизнь улучшает способность окружающей среды быть пригодной для жизни. Жизнь делает более доступным питательное вещество.

"Почему он все время толкует об одном и том же? Я знал это тогда, когда мне было девять лет".

Грифы пустыни, пожиратели падали, кружили над ним. Кайнз увидел, как на руку ему легла тень, и заставил себя поднять голову. Птицы казались размытыми пятнами в серебряно-голубом небе.

– Мы – сторонники большинства. Вокруг пустых проблем точных кругов не очертить. Планетология и убирает, и добавляет...

"Что он пытаемся мне сказать?" – недоумевал Кайнз. Он снова упал щекой на горячий песок и почувствовал залах раскаленных камней. В каком-то уголке его сознания вспыхнула мысль: надо мной вьются стервятники. Может быть, кто-нибудь из моих Свободных увидит и придет мне на помощь.

– Для работающего планетолога самым важным инструментом является человеческое существо.

"Он повторяет то, что говорил мне, когда я был ребенком", – подумал Кайнз. Он начал ощущать озноб, но тот уголок его сознания, который еще продолжал логически мыслить, сказал ему: солнце стоит над самой твоей головой, у тебя нет стилсьюта и тебе жарко. Его пальцы слабо царапнули песок. "Они не оставили мне даже стилсьюта!"

– Присутствие влаги в воздухе поможет приостановить слишком быстрое испарение...

Он попытался думать о влаге: никогда не видел он свободно текущей воды... орошающей воды...

– Наша первая цель на Арраки состоит в создании сенокосных угодий. Когда мы получив запертую в угодьях влагу, то продвинемся по пути к черным лесам...

"Вечно читает не лекции, – подумал Кайнз. – Почему он не замолчит? Разве он не видит, что я умираю?"

– Ты сейчас умрешь, если не уйдешь от тех пузырей газа, что образуются сейчас под тобой.

Мысль о том, что под ним вода, была невыносимой. Он ясно представлял себе воду, скрытую в пористой скале Приспайсовые массы!

Он вдохнул в себя воздух и почувствовал противный сладковатый запах. Теперь он ощущал себя гораздо сильнее, чем раньше.

Кайнз поднялся на колени и услышал пронзительный птичий крик. "Это спайсовая пустыня. Свободные должны бывать здесь даже при солнечном свете. Они конечно же увидят птиц и придут узнать, в чем дело".

– Движение по местности необходимо для живых существ. Кочевники испытывают в нем необходимость. Сейчас же мы должны контролировать эти передвижения, приспосабливать их к нашей цели.

– Мы должны делать на Арраки то, чего никогда раньше не делали, – сказал отец. – Мы должны использовать человека, как конструктивную экологическую силу.

– Именно наг давления передвижения первыми дали нам ключ к установлению связи между червями и спайсом.

Червь, – подумал Кайнз во внезапном приливе надежды – Когда они начнут подниматься, придет червь. Создатель. Но как я могу взобраться на Большего Создателя без хуков?"

Он почувствовал, как эти мысли истощили его последние силы. Вода так близко – всего лишь в ста, или около этого, метрах под ним; червь непременно придет, но нет возможности выманить его и использовать.

Кайнз снова распластался на песке, возвращаясь в состояние полной прострации. Он чувствовал, как песок жжет его левую щеку, но ощущение это было чем-то внешним, отдаленным.

– Арракинская среда воссоздает себя в эволюционных моделях, – говорил отец. – Очень странно, что столь незначительное количество людей за все это время заинтересовалось тем, что почти идеальное азотно-кислородное равновесие поддерживается здесь при отсутствии обширной растительности.

– Прекрати, пожалуйста, читать мне лекции, отец, – прошептал Кайнз.

Гриф опустился а песок рядом с его рукой. Кайнз увидел, как он сложил крылья, наклонил голову и начал следить за ним. Он собрал всю свою энергию и отогнал его. Птица отлетела в сторону, но продолжала наблюдать.

– Раньше человек и его деятельность были болезнью на теле планеты, – сказал отец. – Природа склонна к компенсации этих болезней.

Гриф наклонил голову и расправил крылья. Он сосредоточил свое внимание на откинутой руке человека. Кайнз обнаружил, что у него нет больше сил, чтобы отпугнуть птицу.

– Историческая система взаимных грабежей и вымогательств остановится здесь, на Арраки. Нельзя с годами преодолеть расхищение того, в чем нуждаешься, не принимая во внимание интересы тех, кто придет после тебя. Физические качества планеты зависят от отчетов по политике и экономике. Эти отчеты перед нами, и путь наш очевиден.

"Он не может не читать лекций, – подумал Кайнз. – Лекции... всегда одни лекции".

Гриф придвинулся ближе к руке, рассматривая распростертую плоть.

– Арраки – одноурожайная планета. Один урожай в год. Он поддерживает правящий класс ее, в то время как массы людей – полуроботы – питаются отбросами. Наше внимание привлекают именно эти классы. Они заключают в себе большую ценность, чем это можно предположить.

– Я тебя не слушаю, – прошептал Кайнз "Кто-нибудь из моих Свободных непременно должен быть поблизости. Они не могут не заметить вьющихся чадо мной птиц Они придут сюда хотя бы для того, чтобы узнать, нет ли здесь влаги, пригодной к использованию, – думал он.

– Массы Арраки узнают о том, что мы хотим оросить эту землю. Большая их часть, конечно, получит лишь полу мистическое представление о том, сак мы намерены это сделать. Но пусть думают что угодно, лишь бы они верили нам.

"Еще минута – и встану и скажу ему все, что я о нем думаю. Читает мне лекцию, когда мне нужно просто помочь!"

Птица приблизилась еще на два шага. Два других грифа опустились на песок поблизости первым.

– Религия и закон должны быть для наших масс одним и тем же. Акт непослушания должен быть признан грехом, влекущим за собой религиозное наказание. Такая система принесет двойную пользу, она даст нам людей и послушных, и храбрых.

"Где же эти массы, когда я в них больше всего нуждаюсь?" – подумал Кайнз. Он собрал все силы и замахнулся рукой на птицу. Она отскочила к своим сородичам, и все они расправили крылья, готовые взлететь.

– Мы планируем постоянное развитие естественной среды, – сказал отец. – Жизнь планеты – обширная фабрика, где все взаимосвязано. Изменения в организмах животных и растений будут вызваны сначала рядом физических факторов, которые мы создадим искусственно. Но когда их системы установятся в равновесии, наша деятельность сведется к постоянному контролированию их. Однако запомни: мы должны держать под контролем только три процента энергии, чтобы не нарушить структуру наших самоподдерживающихся систем.

"Почему ты не помолчишь? – удивился Кайнз. – Вечно одно и то же – когда я в тебе нуждаюсь, ты меня подводишь. Он хотел повернуть голову и посмотреть в ту сторону, откуда слышался голос отца, но мускулы отказались повиноваться ему. Кайнз увидел, что гриф двинулся вперед. Он все ближе и ближе подходил к его руке, а его сородичи ждали в мнимом безразличии. Вот гриф уже в одном скачке от его руки. Сознание Кайнза сделалось вдруг глубоким и ясным. Он внезапно увидел такую возможность для Арраки, которой никогда не видел его отец. Мысль о возможности идти отныне другим путем наполнила его уверенностью.

– Для твоего народа не может быть ничего ужаснее, чем попасть в руки Героя.

"Читает мои мысли... ничего... пусть. Мои соображения были посланы во все сьетчи. Этому ничто не могло помешать. Если сын герцога жив, они найдут его и защитят. Они могут отказаться от его матери, но мальчика спасут!"

Гриф придвинулся еще ближе. Он уже наклонил было голову, но вдруг резко выпрямился, расправил крылья и с негодующим криком взмыл в воздух, сопровождаемый своими соплеменниками.

"Они пришли! – встрепенулся Кайнз. – Мои Свободные нашли меня!"

Потом он услышал урчание песков. Каждый Свободный знал этот звук и мог отличить его от звуков, издаваемых червями. Где-то под ним приспайсовые массы впитали достаточное количество воды, и глубоко в песках образовались гигантские пузыри двуокиси углерода.

Грифы, чьи планы были нарушены, кружили высоко вверху. Они знали, что сейчас должно произойти. "Я – существо пустыни", – подумал Кайнз. Он почувствовал, как пузырь поднимает его вверх, лопается и пыльный вихрь поглощает его, увлекая в прохладную тьму. Когда эта планета убивала его, Кайнз успел подумать, что отец и другие ученые ошибались: самыми постоянными законами Вселенной остаются случай и ошибка.

* * *

Пророчество и предвидение – как можно не подвергнуть их испытанию перед лицом вопросов, не нашедших ответа? Подумайте, насколько действенно предсказание "волновой формы"? И насколько пророк сам лепит будущее, или же он видит ошибки и расхождения, линию слабости, которую он может отсечь своими словами или решениями, как алмаз отсекает часть стекла?

Принцесса Ирулэн.

Личные рассуждения о Муаддибе.

– Возьми их воду! – сказал невидимый в темноте человек.

Пол, подавляя страх, посмотрел на мать. Его наметанный глаз разглядел ее готовность к борьбе.

– Было бы жаль, если бы мы уничтожили вас без подготовки, – сказал голос, идущий сверху.

"Это тот, который заговорил с нами первым, – подумала Джессика. – Их по крайней мере двое – один слева, другой справа от нас".

– Сигноро хробоза сукарес хин манже ла пхагавас дои ме камавас на беслас ле ле пал хробас!

Это крикнул человек, находящийся справа от них, по ту сторону впадины.

Полу эти слова показались тарабарщиной, но Джессика узнала этот язык. Это был чакобза, один из древнейших охотничьих языков, и человек говорил, что, возможно, это те самые люди, которых они ищут. Во внезапно последовавшей за этим тишине показалась голубоватая луна. Сверху и с обеих сторон послышались слабые звуки, в лунном свете задвигались силуэты множества фигур. "Целый отряд!" – эта мысль больно кольнула Пола.

Высокий человек в пестром бурнусе подошел к Джессике. Его ротовая заслонка была отодвинута, чтобы речь была более ясной, но лицо и глаза прятались в тени капюшона.

– Кто повстречался нам на нашей тропе – джинн или человек? – спросил он.

Джессика уловила в его голосе нотки добродушия, что оставляло слабую надежду. Это был голос человека, привыкшего повелевать, – тот самый голос, что так напугал их, нарушив тишину ночи.

– Я уверен, что это – люди, – ответил сам себе человек.

Джессика скорее угадала нож, чем увидела. В какую-то долю секунды она пожалела, что ни у нее, ни у Пола не было защитных полей.

Джессика постаралась вложить в интонации голоса и манеры поистине королевскую надменность. Ее ответ был важен, но она еще недостаточно долго слушала этого человека, чтобы быть полностью уверенной в том, что она точно зарегистрировала его культуру.

– Кто выскочил на нас из темноты, подобно разбойникам? – сурово спросила она.

Резкий поворот головы в капюшоне выдал бурную реакцию, но человек тут же овладел собой.

Пол отодвинулся от матери, чтобы разделиться и оставить каждому ясное поле действий. Голова в капюшоне повернулась на движение Пола, и в свете луны мелькнуло его лицо. Джессика увидела острый нос, один блестящий глаз – без белка! – густые нависшие брови и торчащие вверх усы.

– Подающий надежды юнец, – сказал человек. – Если вы бежали от Харконненов, то может быть, найдете убежище у нас. Так, что ли, малыш?

В голове Пола молнией мелькнула мысль: "Трюк?" Решение надо было принять немедленно.

– Зачем вам надо принимать беглецов? – спросил он.

– Ребенок, который думает и говорит как мужчина, – сказал высокий человек. – Что ж, на твой вопрос, мой юный друг, скажу тебе, что я тот, который не платит водную дань Харконненам. Вот почему я мог бы спрятать беглецов.

"Он знает, кто мы, – подумал Пол. – По его тону слышно, что он что-то скрывает".

– Я – Стилгар, Свободный, – сказал высокий человек. – Может быть, это развяжет тебе язык, мальчик?

"Тот же самый голоса – подумал Пол, вспомнивший Совет и человека, искавшего тело своего убитого друга.

– Я знаю тебя, Стилгар, – сказал Пол. – Я был в Совете вместе со своим отцом, когда ты пришел за водой своего друга. Ты ушел с человеком моего отца, Дунканом Айдахо, вы обменялись друзьями.

– И Айдахо покинул нас, чтобы вернуться к своему герцогу.

Джессика услышала в его голосе тень гнева и приготовилась к нападению. Голос, идущий со скалы над ними, сказал:

– Это – сын герцога! – рявкнул Стилгар. – Он конечно же тот, кого Льет приказал нам найти.

– Герцог был Человеком, а этот парнишка в свои годы пользовался тампером. Он проделал славный путь по тропе.

И Джессика поняла, что она для него как бы не существует. Вынес ли он уже ей приговор?

– У нас нет времени на испытание! – запротестовал голос сверху.

– И все же он может оказаться Лизаном ал-Гаибом, – сказал Стилгар.

Джессика опять напряглась: в этом голосе была ее смерть.

– Да, женщина, – сказал Стилгар, – и ее вода...

– Ты знаешь закон, – прогремел голос со скалы. – Тот, кто не может жить в пустыне...

– Спокойнее, – сказал Стилгар. – Времена меняются.

– Ты слышал голос силаго, Джемиз, – сказал Стилгар. – Почему ты давишь на меня?

И Джессика подумала: "Силаго! Знание языка открывало большие возможности к пониманию. Силаго означало "летучая мышь", маленькое существо. Они получили приказ спасти ее и Пола!"

– Я просто напоминаю тебе твои обязанности, друг Стилгар, – сказал голос сверху.

– Моя обязанность – думать о силе племени, – сказал Стилгар. – Это моя единственная обязанность. И я не нуждаюсь в том, чтобы мне кто-то напоминал об этом. Этот ребенок-мужчина интересует меня. У него наполненная плоть, он жил там, где много воды. Он жил вдали от Отца солнца. У него нет глаз ибада. И все же он не говорит и не делает ничего, что заставило бы думать о пеонах. И его отец тоже. Как это может быть?

– Мы не можем стоять здесь всю ночь, – сказал тот, кто был наверху. – Если патруль...

– В последний раз приказываю тебе успокоиться, Джемиз!

Человек, стоящий наверху, замолчал, но Джессика услышала, как он начал спускаться.

– Голос силаго предположил, что вы можете принести нам большую пользу, – сказал Стилгар. – Я вижу возможности, заключенные в этом мальчике-мужчине, он молод и может познавать. Но что можно сказать о тебе, женщина? – он пристально посмотрел на Джессику.

"Теперь я отметила его голос и нервы, – подумала Джессика. – Я могла бы взять его под контроль Голосом, но он сильный человек. Что ж, посмотрим".

– Я – мать этого мальчика, – сказала Джессика. – Сила, которой вы восхищаетесь, отчасти результат того, чему я его научила.

– Могущество женщины может быть беспредельным, – сказал Стилгар. – Таково оно у Преподобной матери. Ты – Преподобная мать?

Отбросив в сторону все уловки, Джессика ответила:

– Нет, но многие считают ценными мои знания.

– У нас собственное суждение о ценности знаний, – сказал Стилгар.

– Каждый человек имеет право на собственное суждение.

– Хорошо, что ты видишь причину, – сказал Стилгар. – Мы не можем задерживаться здесь и подвергать тебя испытанию, женщина. Ты понимаешь? Мы не хотим, чтобы перед нами маячила твоя тень. Я возьму мальчика-мужчину – твоего сына, и он будет пользоваться моей поддержкой, найдет убежище в моем племени. Но для тебя, женщина, я ничего не могу сделать. Это правило-истислах, применяемое в интересах большинства. Надеюсь, ты это понимаешь?

Стилгар мельком взглянул на него и опять повернулся к Джессике.

– Если ты с раннего детства не приучена к тому, чтобы жить здесь, ты можешь принести гибель целому поколению. Мы не можем таскать бесполезный груз – это закон.

Джессика начала с того, что упала на землю в притворном обмороке. Такое поведение было вполне естественно для слабого пришельца из другого мира, и именно эта естественность замедлила реакцию противника. Увидев по положению его правого плеча, что он собирается вытащить оружие, она проделала серию молниеносных движений. Поворот, резкий удар, вихрь развевающихся плащей – и вот она уже у скалы, а высокий человек беспомощно лежит у ее ног.

При первом движении матери Пол отступил на два шага. Когда она напала на своего противника, он нырнул в тень. На его пути возник бородатый человек, мотнувшийся вперед с оружием в руке. Пол вытянутой рукой нанес ему удар ниже груди, отступил в сторону и ребром ладони ударил его по шее, молниеносно выхватив у него оружие.

Оказавшись в тени, Пол полез по камням наверх, засунув оружие за пояс. Несмотря на незнакомую форму, он определил, что это пулевое оружие. Это объяснило ему, почему здесь не пользуются защитными полями. "Они сконцентрируют все внимание на матери и на том парне. Она сможет с ним справиться, я же должен достигнуть безопасного и удобного места, откуда смогу задержать их и дать ей время на побег".

До него донеслись резкие звуки щелкающих затворов, и вокруг него засвистели пули. Он скользнул за выступ скалы и оказался в естественном укрытии – вертикальной трещине. Он начал медленно продвигаться вверх, скользя спиной по одной стене, а ногами по другой. До него донесся голос Стилгара:

– Назад, ты, вшивая голова! Если ты подойдешь ближе, она сломает мне шею!

– Вели им прекратить охоту на моего сына! – потребовала Джессика.

– Они прекратили, женщина, видишь? Великие боги! Почему ты не сказала, что ты – таинственная женщина-боец?

– Вели своим людям отойти, – сказала Джессика. – Вели им всем собраться на дне впадины, так, чтобы я могла их видеть... и можешь быть уверен, я знаю, сколько вас здесь.

"Сейчас самый сложный момент, – подумала она. – Но я надеюсь, что этот человек достаточно проницателен, и, значит, у нас есть шанс".

Продолжая лезть наверх. Пол обнаружил уступ, на котором можно было сидеть, наблюдая за впадиной. До него Донесся голос Стилгара:

– А если я откажусь? Что тогда?.. Уф!.. Прекрати, женщина! Теперь мы не причиним тебе вреда. Великие боги! Если ты смогла сделать это с сильнейшим из нас, то ты стоишь в десять раз больше, чем твоя вода!

"Теперь испытание разума", – подумала Джессика. Она сказала:

– Ты можешь быть человеком из легенды, – сказал он. – Но я поверю в это только после испытания. Все, что я знаю сейчас, это то, что ты появилась на Арраки вместе с этим глупым герцогом, который... ой-е-ей!... Женщина! Если ты убьешь меня, я ничего не смогу для вас сделать! Он был честным и храбрым, но глупо было подставлять себя под кулак Харконненов.

– У него не было выбора. Но не будем спорить об этом. А лучше скажи своему человеку, который прячется за тем кустом, чтобы он перестал целиться в меня из своего оружия. Или я избавлю Вселенную от тебя, а потом и от него.

– Ты, там! – зарычал Стилгар. – Делай, как она говорит!

– Делай, что она говорит, червелицый, плоскоголовый, мерзкий помет! Делай, или я сам помогу ей тебя уничтожить! Неужели ты не видишь, чего стоит эта женщина?!

– А теперь, – сказала Джессика, – объясни хорошенько своим людям, что я тебе нужна. Я не хочу, чтобы какой-нибудь горячий юнец допустил ошибку.

– Когда мы спускаемся в деревни и города, мы должны скрывать свое происхождение, смешиваясь с пеонами и захваченным народом, – сказал Стилгар. – Мы не носим оружия, ибо криснож – священен. Но ты – женщина, у тебя сверхъестественные возможности в битве. У нас были только слухи и много сомнений, но нельзя сомневаться в том, что видел собственными глазами. Ты одержала верх над вооруженным Свободным – это оружие, которое нельзя распознать.

При последних словах Стилгара из низины послышался звук движения.

– И если я соглашусь учить вас сверхъестественному способу?..

– Ты будешь пользоваться моей поддержкой, как и твой сын.

– Как мы можем быть уверенными, что все это правда?

Голос Стилгара утратил мягкие интонации, и в нем послышались нотки гордости.

– Да будет тебе известно, женщина, что мы здесь не носим бумаги и не подписываем контракты. Мы не даем по вечерам обещаний, которые нарушаются с рассветом. Когда мы говорим что-то – это и есть контракт. Как предводитель этих людей, я призываю их в свидетели. Учи нас этому сверхъестественному способу, и ты будешь пользоваться нашим уважением. Твоя вода смешается с нашей.

– Можешь ли ты говорить от имени всех Свободных?

– Сейчас – да! Но от имени всех Свободных может говорить только мой брат Льет. Я же обещаю вам только тайну. Мой народ не станет говорить о вас ни в одном другом сьетче. Харконнены силой вернули себе Дюну, и твой герцог мертв. Прошел слух, что вы с сыном оба погибли, попав в бурю. Охотник не ищет мертвых.

Это – безопасность! – подумала Джессика. – Впрочем, у этих людей хорошо налажена связь, и они могут послать сообщение".

– Как я понимаю, за нашу поимку назначена награда, – сказала она.

Стилгар промолчал, и она почти физически ощутила рой мыслей в его голове, чувствуя, как напряглись его мышцы под ее руками. Потом он сказал:

– Я могу лишь повторить мое слово, которое связало все племя. Теперь мои люди знают вашу ценность для нас. Что могут предложить за вас Харконнены? Нашу свободу? Ха! Ты же владеешь таква, а это дает нам больше, чем весь спайс в кладовых Харконненов!

– Тогда я научу вас этому способу драки, – сказала Джессика и почувствовала в своих словах вложенную в них ритуальную силу.

Она отпустила его и отошла в сторону, чтобы видеть всех находящихся в низине. "Это тест-машад, – подумала она. – Пол должен получить эти знания даже ценой моей смерти".

В напряженном молчании Пол подался вперед, чтобы лучше видеть свою мать. Шевельнувшись, он услышал чье-то прерывистое дыхание над собой и увидел тень, едва различимую в свете звезд. Снизу послышался голос Стилгара: Эй ты, там, наверху! Прекрати охоту за мальчиком – ом спустится сам.

– Но, Стил, ему не разрешается быть далеко от...

– Я сказал, оставь его там, где он есть, Чани! Ящерицын помет!

Человек, находившийся над Полом у тихонько выругался:

Пол снова перенес внимание на впадину и различил внизу тень Стилгара.

– Идите все сюда! – позвал Стилгар. Он повернулся к Джессике: – А теперь я спрошу тебя: как мы можем быть уверены в том, что вы выполните свою часть сделки? Это вы жили с бумагами, пустыми контрактами...

– Мы, Бене Гессерит, нарушаем свои клятвы не чаще, чем вы.

Пол выхватил из-за пояса оружие и направил его на Стилгара, но тот продолжал стоять и смотреть на Джессику.

– Говорят, что Шадоут Мапес давала о тебе такой отчет, – сказал Стилгар. – Но такие важные вещи надо проверить. Если ты – Боне Гессерит, чей сын поведет нас в рай... – Он пожал плечами.

Джессика вздохнула, думая: "Итак, наша Защитная миссионерия посеяла семена религии даже в этой адовой дыре. Что ж... Они нам помогут, а это самое главное".

– Я знаю, что праведница, принесшая вам эту легенду, сделала это под влиянием карама и ийаз, чуда и пророчества. Хотите увидеть знак?

В свете луны было видно, как напряглось его лицо.

– Мы не можем терять время на ритуал, – прошептал он.

Джессика вспомнила карту, которую показывал ей Кайнз, объясняя лучший путь для побега. Казалось, это было так давно! Там было обозначено одно место с названием сьетч Табр над ни�

index

∙ Фрэнк Херберт ∙ Дюна ∙

ДЮНА
2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
МУАДДИБ
25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
ПРОРОК
41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
ПРИЛОЖЕНИЯ
I II III IV ГЛОССАРИЙ

● КНИГА ПЕРВАЯ ● ДЮНА ●

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

● КНИГА ВТОРАЯ ● МУАДДИБ ●

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

index

∙ Фрэнк Херберт ∙ Дюна ∙

ДЮНА 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 МУАДДИБ 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 ПРОРОК 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 ПРИЛОЖЕНИЯ I II III IV ГЛОССАРИЙ

● КНИГА ПЕРВАЯ ● ДЮНА ●

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

● КНИГА ВТОРАЯ ● МУАДДИБ ●

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

ДЮНА
2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
МУАДДИБ
25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
ПРОРОК
41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
ПРИЛОЖЕНИЯ
I II III IV ГЛОССАРИЙ