... Понятие это с самых первых пор использования открытия Гримма стало отличаться двойственностью. Я, продолжая употреблять термин умлаут, понимаю его только как – грамматическое изменение качества звука. Случайно, механически не могло произойти столь мощное средство словоизменения, которым пользовались языкотворцы. Таким методом отрицали единственное число (u/i = u/ü) и другие грамматические категории. Аналогичные оппозиции (а/е = а/i) также нашли место в общенациональных языках.
Если английская пара that – «тот», this – «этот», несомненно демонстрирует действие умлаута, безо всяких предформ типа 
that-i то как назвать явление, проявлявшееся в угрофиннских языках?
Английскому примеру полно соответствует, например, мансийский: ta – тот, ti – этот.
Пространственно противоположные явления обозначались противо-поставлением твердого и мягкого звуков: отдалённое выражал заднеязычный, близкое – переднеязычный звук.
В венгерском: | |
| ott – там, itt – здесь | |
| az – тот, ez – этот | |
| annyi – столько (как в том случае) | |
| ennyn – столько (как в этом) | |
| ugu – так (как делает неговорящий) | |
| igu – так (как делает говорящий) | |
| olyan – такой (как тот) | |
| ilyen – такой (как этот) |
Много таких пар и в других угро-финнских. Например, too – тот, see – этот (thee) (эст.), too – тот, se – этот (ижор.), tona – тот, te – этот (эрз.).
В угро-финнских эта системность более последовательно и массово представлена, чем в германских. И затрагивает исторически столь глубокие разряды лексики, что говорить о заимствовании из какого-либо языка и, тем более, из германских – не приходится.
Более того, мы вправе поставить вопрос в противоположной плоскости – говорить об умлауте в германских языках как о явлении субстратном, заимствованном из языков покоренных этносов. Ими могли быть угро-финнские племена, занимавшие север западной Европы до расселения там германцев.
Не каждая сумасшедшая идея заслуживает внимания. Но в этой определённо что-то есть. Особенно, если предположить, что базой английского языка был диалект с аффиксальным грамматическим строем (а-mun, a-ur, а-uth). И знал он только одну флексию а, которую использовал и как внутреннюю (maus, braun, taur, taun), в отличие от романских – brun-a, tur-a и др.
Поэтому нужда в дополнительных средствах могла привести к заимствованию субстратного приема, ещё одной внутренней флексии, которая позволяла не прибегать к постфиксации. До поры, пока все возможности префиксов и внутренних флексий не были использованы.
... В языках угро-финнов отношение к оппозиции твёрдый-мягкий смыслово отличалось. Если в венгерском и в манси твёрдый = отдалённое, мягкий = близкое, то, скажем, в мордовском, удмурдском и саамском (Скандинавия) твёрдый = единственное, мягкий = множественное.
| mon – я | min – мы | ||
| ton – ты | tin – вы | ||
Сравните англ. | thooth – зуб | theeth – зубы | |
| foot – нога | feet – ноги |
Эти примеры в совокупности опровергают версию Гримма о механическом, бессознательном изменении качества звука в результате воздействия внешней флексии. Тогда надо предположить, что и угро-финнские местоимения множественного числа произошли от аффиксальных mon-i → min, ton-i → tin.
Такой фонетический механизм доказать невозможно. Да и нет в этом необходимости. В угро-финнских, как и в английском сосуществуют способы отрицания единственного числа и внутренней флексией, и внешней (в английском -s, в угро-финнских -os, -as. Сравнимо с греческ, -es, балт. -es, монг. -ith и др.).
Финны, отрицая приведённые выше формы множественного числа min – «мы», tin – «вы» аффиксом – «а», получили mina – я, sina – ты.
Коми же сокращают носовой звук, который принимают за антонимическую флексию, и отрицанием отрицания достигают того же эффекта, что и финны: mе – я, te – ты. (Хотя носовой в ряде языков «отпадал» и без грамматических последствий.)1
... Сходное явление можно было заметить и в семито-хамитских языках. Грамматическое чередование качества гласных, например, отчетливо проступает в вопросительных местоимениях: mann -кто?, min – что? (ст.акк.), maa – что?, mii – кто? (др.евр.), ma-t – что?, mi-t – кто? (берб.) и др.
II
И теперь, если вглядеться повнимательней в историю твёрдых и мягких фонем, мы увидим, что требует пересмотра ещё один постулат лингвистики – «фонема – основная незначимая единица языка».
Так – во всех учебниках языкознания. И в «Лингвистическом энциклопе-дическом словаре» (ЛЭС). Иначе говоря, звук человеческой речи изначально не содержал никакого значения. Ни лексического, ни грамматического.
Умлаутные пары способны поколебать это убеждение. Да, даже внешние однофонемные флексии a, i некогда были словами-понятиями, выполняя ту же роль, что и внутренние. Чем, скажем, отличается славянское или романское окончание мн.ч. -i, от угро-финнско-германской внутренней флексии i с тем же значением? Только местом применения. Снаружи консонантной структуры, а не внутри. Она так же заменяет собой показатель единственного числа – заднеязычный звук.
Почему бы германские значимые фонемы – внутренние флексии не сопоставить с итальянскими внешними -о – ед.ч.м.р.; -i – мн.ч.м.р. (uom-o – мужчина; uom-i – мужчины); -а – ед.ч.ж.р.; -е – мн.ч.ж.р. (donn-a – женщина; donn-e -женщины). И даже в распределении некогда диалектных пар по родам чувствуется сознательное творчество грамматистов. В английском же не привился грамматический род и потому уравнены традицией значения диалектных норм man-men, foot-feet как ед. и мн. числа.
В итальянском «сэндвиче» слово в полной грамматической форме обложено этими формантами:
(lo stell-o | – стебель | li stell-i | – стебли | |
la donn-a | – женщина | le donn-e | – женщины). |
В славянских числовое значение существительных любого рода отрицается окончанием или а, или i. Две диалектные традиции совместились. Множественное число передавалось отрицанием единственного при помощи постфикса а: стогъ-стога, рогъ-рога, глаз-глаза... Там же, где слово в единственном числе уже имело в окончании этот гласный, применялся мягкий – i: рука – руки, нога – ноги, щека – щёки... 2 В другом диалекте работала пара альтернатив -о – ед.ч, -i – мн.ч. В русском языке полногласная фонема сходит к нулевой ъ. В болгарском – это живая фонема. Нормы этого диалекта (скорее всего, болгарского) пришли в русский язык письменным путем в кириллической записи: сонъ – снъI → сны, крестъ – крестъI → кресты.
Слияние буквы ъ – «ер» с окончанием мн.ч. i – (без точки) приводило к ошибочному превращению в лигатуру -
еры. (Это заметка к теме «Влияние буквенного письма на форму слова».)
В тех случаях, где изначально не употреблялся знак полугласного ъ, окончание мн.числа выступает в чистом виде: волк-волки, бог-боги, горшок-горшки, вершок-вершки, посох-посохи...
Очевидно одно – славянские и романские примеры сопоставимы с угро-финнскими и германскими: флексии единственного и мн. числа и там, и там были общими, отличались только позициями.
Славянское матерь соответствует немецкому mutter, так же как матер-и соотносимо с mütter (miutter).
Регрессивная ассимиляция качества не доказывается приведёнными Гриммом примерами. Они свидетельствуют только о том, что в германских диалектах умлаутным формам соответствовали аффиксальные: bed = bad-i (постель), kin = kun-i (род). И никакой регрессивной ассимиляции качества не предполагалось при этом.
Английский словарь имеет форму и с аффиксальным множителем такого типа: man-i – много. Но не превратилась же она в men, как в китайском men (min) – много.
Мягкость корневого гласного эквивалентна действию аффикса – а. Восстановив эту закономерность, поймем, чем друг от друга отличаются и что роднит основы древнегреческого fara-o – «фараон» и древнеегипетского реr-о – «фараон». Мы выходим на осознание механизмов двух основных древнейших способов словообразования: 1) внешняя флексия (постфикс и префикс) – a, e(i); 2) внутренняя флексия (умлаут и развившийся на его основе аблаут) – а, e(i).
... Умлаут на первых порах особенно активно должен был использоваться в сингармонических языках, где изменение качества имело значимую функциональность. Мало ныне языков, в которых фонемы чётко подразделяются на твёрдый-мягкий, как в современных тюркских. Это обстоятельство следует учитывать при анализе слов не только тюркских языков, но и тех, на которые они могли влиять. В тюркских твёрдые а, о, u могут быть тождественны во флексиях мягким е, i – ä, ö, ü. Может быть это – причина равенства диалектных флексий в славянских а = i.
III
Оппозиция u (о) – i (е) использовалась не только при обозначении количественных категорий, но и для достижения других грамматических целей. В греческом мы встречаем эту пару в виде артиклей мужского рода (о) и женского (i).
По правилу «сэндвича» форманты исторические и новые обкладывают греческое имя существительное, удваивая массу служебных частей слова: о anthrop-os – мужчина, человек; i gyn-i – женщина, i gynai-ka – жена. (После слов, оканчивающихся узким гласным, употребляется – а, ha.)
IV
В германских примерах очевидно вытесняющее действие фонемы «i», которая заменяет собой показатель единственного числа u(о): fut (fot) – нога, fit – ноги (герм.). Так же действует этот показатель и за пределами консонантной структуры. Словно зачеркивая твёрдый гласный: uom-o – мужчина, uom-i – мужчины (ит.).
Но в некоторых наречиях мягкий приплюсовывался к твердому. И германские, и тюркские искусственные мягкие, надо полагать, произошли от иотированных iu → ü; io, ео → ö [ mutter – miutter – mütter ].
V
Если i комбинировалась с корневым гласным внутри консонантной структуры, то и аналог её а использовался так же.
Сравните аффиксальное toro – бык (ит., исп.) [ tur-a ] и аблаутное «taur» – бык [ taur ] (др.семит., лат., греч., балт.).
... И я все больше склоняюсь к мысли, что появление и внутренней флексии (i, а), и внешней (i, а) следует понимать как явление одного порядка. По сути и нем. mütter (miutter), и русское mater-i грамматически тождественны. В них действует одна, общая флексия -i. Отличается только местом применения. Но мы уже убедились в том, что значимая фонема, где бы она не появлялась (после основы, перед или внутри), производит один и тот же грамматический эффект.
Всё это – умлаут.
Поэтому ещё раз подчёркиваем – мы будем применять термин умлаут, подразумевая только – грамматическое изменение качества звука. А в тех случаях, где на значение влияет чередование звуков одного ряда (например, и, о/а) или перегласовка типа семитской (KiTaB – KaTiB), когда значимую роль играет не качество звука, а его место внутри консонантной структуры, мы будем применять термин аблаут – замена однорядных звуков или изменение места разнорядных звуков, что влияет на значение слова. Например, «год» – «гад» или KiTaB – книга ( i... а ) (эта позиция основных гласных обозначает неодушевленный предмет) KaTiB – писатель, писец (... а... i... ) – обозначает деятеля. «Галим» – ученый, «малик» – царь, «тарих» – историк → история (араб.).
1 Ср., men – я, sen – ты (тюр.), mе – я, ze – ты (шум.)
2 Эти же показатели могли выражать и двойственность, и множественность.
