После смерти Николая в 867 году выбор римлян остановился на Андриане, кардинале церкви св. Марка. Он был из рода Стефана IV и Сергея II. Находившиеся в городе императорские послы уже не были приглашены на избирательное собрание.
В то время император Людовик находился в Южной Италии. Еще раньше он обратился ко всем итальянским вассалам с воззванием, в котором призывал их напасть на исламитов в Бари, и намеревался теперь начать свой поход на них из Лукании. В 871 году ему наконец удалось занять Бари и взять в плен местного султана. Участие греков в этом важном предприятии было ничтожно, и победа Людовика разожгла в них зависть. Император Василий прислал Людовику презрительное письмо, в котором, между прочим, отказывал ему в титуле базилевса и насмешливо называл его «riga». Я привожу часть ответа этого риги, не ручаясь за его подлинность, чтобы выявить представления той эпохи о Римской империи и показать, что святость императорского сана, по собственному признанию Западного императора, если оно не подлог, уже ставилась тогда в прямую зависимость от помазания рукою великого римского понтифекса. Вот что, — говорят нам, — написал Западный император Восточному.
«Мы получили власть от нашего деда, но не узурпацией, как ты полагаешь, а волею бога, решением церкви и понтифекса, через возложение его рук на нас и через помазание. Ты говоришь, будто бы мы должны называться императорами франков, а не римлян, но ты должен звать, что если бы мы не были римскими императорами, то мы не могли бы быть и императорами франков. И это имя и этот сан мы получили от римлян, среди которых впервые засияло это величие, а с ними к нам перешли и божественное управление римским народом и городом, защита и возвеличение матери всех церквей, давшей роду наших предков сначала королевскую власть, а затем и императорскую. «Государи франков назывались сначала королями, а императорами только те из них, над которыми уже после было совершено миропомазание. Так наш прадед Карл Великий первый из нашего племени и рода был помазан папою (анахронизм), и в силу дарованной ему тем благодати был провозглашен императором и помазанником божиим, между тем как другие нередко достигали императорского сана помимо божественного воздействия и посредничества папы (анахронизм), будучи избраны только сенатом и народом». «Были и такие, которые даже не избирались, а возводились на императорский престол солдатами или овладевали императорским скипетром Рима другими способами. Но если ты осуждаешь действия римского папы, то порицай уж и Самуила, который, отвергнув Саула, помазанного раньше им самим, нашел нужным помазать на царство Давида».
Мне не удалось иметь в руках латинского подлинника этого письма, но если в нем, действительно, употреблено слово папа, вместо pontifex, то оно представляет апокриф. В то время римские первосвященники назывались еще pontifici maximi, как у классиков, и довольствовались митрой, как восточные митрополиты вплоть до понтифекса Николая, впервые надевшего тиару, но еще не тройную. Во всяком случае письмо это, повидимому, удачно выражает государственную идеологию и того времени.
Еще новое обстоятельство способствовало престижу понтификальной власти. Победитель исламитов направился в Беневент, а разрозненное войско его занялось покорением возмутившихся городов. Вассал Людовика Адальгис, опасаясь его гнева за то, что он уже не раз оскорблял императора своим неповиновением, решил овладеть им. Нападение было сделано в августе, во дворце самого Адальгиса. Три дня продолжалась борьба, кончившаяся тем, что император, его жена и все франки были взяты в плен. Адальгис продержал их в заточении больше месяца, а затем взял с Людовика клятвенное обещание, что он никогда не вступит с войском в Беневентское герцогство и никогда не станет мстить за совершенное над ним насилие. Императорская власть была, таким образом, унижена и оскорблена собственным вассалом империи. Весть об этом разнеслась повсюду, и стихотворцы — говорят нам — распевали по улицам латинскую песню о плене императора, и это, по мнению историков, показывает, что итальянский lingua volgare в 871 году еще не был языком поэтов:
|
Audite omues fines terrae horrore cum tristitia Quale scelus fuit factum Benevento Civitas, Ludhuicum comprenderunt sancto, pio Augusto. Beneventani se ad unarunt ad uaum consilium, Adalferio loquebatur, et picebant Principi: Si nos eum vivum demittemus, certe nos perihimus Scelus magnum praeparavit in istam provinciam: Regnum nostrum nobis tollit: nos habet pro nihilum Plures mala nobis fecit. Rectum est, ut inoriad, etc. |
|
(Слушайте все концы земли с ужасом и печалью Какое преступление совершилось в Беневетском графстве: Захватили вдруг Людовика в святом месяце Августе. Собралися беневенцы на одно собрание, Говорил им Адальферий, соглашались знатные: Если мы его отпустим, то погибнем сами мы. Он большое злодеяние приготовил в области, Он лишит нас царской власти, за ничто считает нас, Много зла вам сделает, пусть умрет скорее он, и т. д.) |
Здесь, конечно, мы видим, не итальянский, а латинский язык, но это доказывает только, что песню сочинил не народный певец, а тогдашний интеллигент, вроде того, который написал и знаменитую студенческую песню:
|
Gaudeamus igitur Juvenes dum sumus. Post jucundam juventutem, Post malestern senectutem, Nos habebit humus ... |
|
(Будем веселы, друзья! Разве юность дремлет? После юности веселой, После старости тяжелой Нас земля приемлет!) |
Горя желанием отомстить за нанесенную ему обиду, Людовик пробыл и Рим в 872 году на Духов день. Встреченный со всеми почестями в Латеране, император заявил великому понтифексу о своем желании быть освобожденным от клятвы, вынужденной у него в Беневенте, и это желание было исполнено собранием духовенства и знатных лиц.
Римский сенат, заседавший в базилике Латерана, объявил Адальгиса врагом республики и приговорил его к изгнанию. Летописец (915 г.) сообщает, что Адальгис бежал в Корсику, и что император поручил вести войну с ним своей жене. А все клерикалы втайне торжествовали, видя ослабление императорской власти.
Когда Андриан II умер и в великие римские понтифексы был посвящен 14 декабря 872 года еще более выдающийся римлянин, Иоанн VIII, скончался император Людовик II, последний из Каролингов, которому был присущ деятельный ум. С этого момента империя утратила значение в религиозно возвышавшемся Риме, а Италия впала в то промежуточное положение, которое вследствие ее географического положения, делало ее яблоком раздора между Австрией и Францией.
Кроме дочери Эрменгарды, Людовик не имел наследников. Его дядя Карл Лысый, французский король, в противоположность своим предшественникам, не наследовал отцу на престоле и не был избран имперским сеймом. Поэтому он должен был унизиться до заискивания у знатных римских лиц и просить их признать его кандидатом на императорскую корону, а понтифекс Иоанн III имел смелость назвать его публично римским императором своего собственного производства.
Так конституция Карла Великого и Лотаря потеряли свое значение для Италии.
Избрание Карла Лысого явилось поворотным пунктом в ее истории. В этом избрании сказалось, с одной стороны, могущество римского понтификата, его епископов и итальянских вельмож, а с другой стороны — итальянское национальное чувство, уже сложившееся в северной Италии. Король возложил управление итальянскими делами на герцога Бозона, на сестре которого, Рахильде, он женился, а сам направился во Францию, где он также должен был провозгласить себя императором. Имперский сейм происходил в июле. Карл явился туда в роскошном византийском одеянии и, как вассал, получил от легатов римского понтифекса золотой скипетр.
А в Риме между тем наступила анархия. Той императорской власти, которая оберегала его, уже не существовало больше, и победа понтификата над империей стала вместе с тем и тяжким поражением для города Рима, по прежнему органически бессильного в военном отношении, благодаря своему стратегически неудобному положению, и теперь, и в древности.
Знатные лица Рима составляли великолепную семью. В числе их были генералы милиции, министры двора, номенклатор Григорий, его зять Георгий, его дочь Константина, секундицерий Стефан и военный магистр Сергий. Чтобы жениться на Константине, Георгий убил свою жену, племянницу Бенедикта III, и благодаря влиянию своего тестя и подкупу судей остался свободен от всякого наказания. Сергий, племянник великого понтифекса Николая I, следуя примеру короля Лотаря, также прогнал от себя жену и вступил в открытую связь с своей франконской возлюбленной Вальвизандулой. Но после избрания императора и возвращения в Рим великого понтифекса все эти люди сначала ограбили Латеран и другие церкви, а затем отворили ночью ворота св. Панкратия и побежали искать убежища в Сполетском герцогстве. Ни на что большее не был способен Рим.
19 апреля 876 года был созван собор в Пантеоне, и Иоанн VIII, по прочтении обвинений, объявил, что он отлучает от церкви бежавших римлян и в том числе епископа Формоза, если, они не вернутся к назначенному времени. Но никто из бежавших не приехал назад, и, взамен их, только исламиты (в 876 г.) проникли в Римскую область и несколько раз появлялись у ворот Рима, снова доказывая его органическое бессилье.
«Города, крепости и села уничтожены вместе с их жителями, — взмолился великий римский понтифекс императору. — Епископы разогнаны, в стенах Рима ищут приюта остатки совершенно беззащитного народа. За стенами города все разорено и обращено в пустыню, и — да спасет нас от этого Бог! — нам остается только погибнуть. Вся Кампанья лишена своего населения, мы, и монасторионы, и другие благочестивые учреждения, и сам римский сенат, оставлены без средств к существованию. Окрестности города опустошены до такой степени, что в них нельзя уже найти ни одной живой души, ни взрослого человека, ни ребенка».
Но несмотря, на эту мольбу Карл не пришел, да и беда, повидимому, была не так уж велика. «Религия не была преградой для сношений и даже союза между исламитами в южно-итальянскими государями, — пишет по этому поводу Грегороввус.1—Уже при Людовике II эти государи, ради своих интересов, пользовались услугами неверующих, и император громко жаловался, что Неаполь стал вторым Палермо и второю Африкой. Вступать в соглашение с исламитами побуждали итальянских государей одинаково и торговые интересы, и желание найти союзника в борьбе между собою и с императорами востока и запада. Кроме того, этим государям были известны .замыслы римской церкви, которая мечтала о приобретении патримоний в Неаполе и Калабрии, заявляла притязания на Беневенто и Капую и, пользуясь смутой, господствовавшей в Италии, приобретала в ней земли».
1 Т. III. стр. 154. Рус. перевод.
И вот исламиты уговорили Неаполь, Гаэту, Амальфи и Салерно присоединиться к ним против церковного государства. Единственный энергичным противником их был теперь понтифекс Иоанн. Он вооружил римские суда, и свет впервые увидел, правда, небольшой, но все-таки римский понтификальный флот.
Эти военные корабли, как и при Велизарие, назывались драмонами; они имели обыкновенно в длину 170 футов, были снабжены каждый двумя башнями, родной возле носа, другой у кормы, и военными машинами для метания, зажигания и абордажа. Как в классических описаниях, они приводились в движение ста веслами, которыми гребли галерные рабы, тогда как морские солдаты помещались в середине корабля и в башнях.
Иоанн вышел со своим флотом в море. У мыса Цирцен он настиг исламитов, отбил у них 18 кораблей, освободили 600 своих единоверцев, обращенных в рабство, и уничтожил большое число неприятелей. Это был первый случай, когда великий понтифекс выступал в борьбу, как адмирал. Это был первый реальный случай морской победы римлян, но он же стал и последним.
Уже весною 878 года наступили события, которые принудили Иоанна даже бежать во Францию и расстроили его планы относительно нижней Италии.
Призванные епископом Афанасием, как союзники против Рима и греков, исламиты подошли к Неаполю и разместились у Везувия. В 881 году они уже окончательно укрепились здесь и заняли Агрополис близ Пестума. Призванные гаэтанским герцогом Доцибилом, искавшим у них помощи против понтификата, они расположились сначала лагерем около Итри, а затем основались на правом берегу Гарильяпо.
Иоанн VIII был последним выдающимся римским понтифексом, так как с его смертью надолго погас тот блеск, которого в первый раз достиг понтификат как светское государство со времени, основания его при каролингах.
После Иоанна VIII избран был Мартин I, заклятый враг греческого патриарха Фотия. Затем в начале 884 года, когда он умер, на понтификальный римский престол вступил Андриан III, сторонник национальной независимости Италии, но и он умер летом 855 года, и тогда опять находим мы у летописцев сообщения, мало-вяжущиеся с теми представлениями, которые нам внушили новейшие клерикальные историки о «Средневековом папстве» (тогда как в то время не было еще в употреблении и слова папа).
После Андриана III в верховные римские первосвященники, — говорят нам, — единогласно был избран Стефан и отведен в Латеран, где нашел все дворцовые казнохранилища опустошенными, «так как уже с давнего времени существовал обычай, чтобы по смерти каждого римского понтифекса, его слуги и народ врывались в его покои и производили грабеж не только в них, во и в самом дворце, похищал все, что там было: золото, серебро, дорогие ткани и драгоценные камни, и этот грабеж был воспрещен только на римском соборе 904 года». А до этого времени аналогичный грабеж происходил и повсюду, когда умирали епископы. Вот как описывает их обыденную жизнь Ратериус Прелоквиус: «Епископы жили в роскошных покоях, блестяще украшенных золотом, пурпуром и бархатом, ели подобно государям с золотой посуды и угощались вином из богатых кубков и выделанных для этой цели рогов. Как на пиру раджей они тешили себя зрелищем красивых танцовщиц и услаждали свой слух музыкальными симфониями. Покоясь вместе со своими наложницами (т. е. скорее всего с настоящими женами, потому что безбрачие католического духовенства было введено много позднее) на шелковых подушках, в кроватях, искусно отделанных золотом, они предоставляли заботиться о своем дворе вассалам, колонам и рабам, и затем играли в кости, охотились и стреляли из лука. Служили они обедню со шпорами на ногах и с кинжалом у пояса, но охотно покидали и алтарь и свою кафедру, чтобы сесть на коня с богато убранной золотом сбруей, с саксонским седлом, и ехать на соколиную охоту. Свои путешествия епископы совершали в сопровождении целой толпы прихвостней, сидя в повозках, запряженных лошадьми, и повозки эти были так роскошны, что сесть в них не постыдился бы сам король».2
Но если такова была жизнь католических епископов в провинции, то какова же была обстановка самих их верховных понтифексов в столице? Да и точно ли грабеж их имущества после смерти был общим правилом, а не исключением?
«Согласно обычаю, — говорит Грегоровиус,3— каждый римский понтифекс должен был немедленно после своего посвящения наградить духовенство, монастерии и корпорации денежными подарками, а бедным раздавать хлеб и мясо. Поэтому вместе со смертью его в Риме наступало двойное ликование: и грабился дворец умершего понтифекса, и получались подарки от нового».
2 Ratherius Praeloquius, V, VI. p. 143. Edit. Ballerint. (Грегоровиус кн. 5, гл. VI, прим. 30.)
3 Грегорояиус, кн. 5, гл. VI.
Но ведь это опять простое соображение, основанное на предположении, что все великие понтифексы средних веков избирались исключительно из богатых магнатов...