ПРОЛОГ

АСТРОНОМИЧЕСКИЙ МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ ДОСТОВЕРНОСТИ И ВРЕМЕНИ ДРЕВНИХ И СРЕДНЕВЕКОВЫХ ДОКУМЕНТОВ И СООБЩЕНИЙ



Рис.1.
Древний астроном в апперцепционном изображении художника XIX века.

ВВЕДЕНИЕ.
ВЕРА, УБЕЖДЕНИЕ И ЗНАНИЕ.

 

Когда-то, уж давно, в дни первого прозренья,

Я в мире различал предметы и явленья,

 

И сам я был предмет... Но вот прошли года,

И их различие исчезло навсегда.

 

Мой ум во всех вещах заметал измененье,

И даже камень стал в глазах моих — явленье.

 

Наука для меня приподняла покров,

Она ввела меня в бесчисленность веков,

 

И вот, я стал теперь вне времени и места,

Как странник на земле, не знающий присеста.

 

Когда иду один по Городу порой,

Мне грезится не то, что есть передо мной.

 

Сливаются в уме века и поколенья,

И здания кругом мне кажутся — явленья.

 

Я вижу над собой обычный свод небес,

Но тут, где я иду, растет дремучий лес,

 

Таинственно шумят вокруг меня деревья,

И кое-где видны звериные ложенья.

 

Вдоль улицы бежит стремительно олень,

Сквозь здания медведь проходит словно тень,

 

Его тяжелый путь я вкось пересекаю

И вижу за окном давнишних галок стаю.

 

Я вижу, как дома сменяли прежний лес...

А вот, в моих глазах, и город весь исчез,

 

Взамен его лежат забытые руины,

И путник в них идет в грядущие годины.

 

Он, как и я, пришел, мечтая, в тусклый день.

И видит здесь меня, идущего как тень...1


1 Из «Звездных песен».


* * *

Где здесь научная реальность, и где фантазия?

* * *

Когда мы говорим: «два раза два—четыре», мы знаем, что это правильно, потому что в любое время можем непосредственно и лично сосчитать результат. Когда мы говорим, что «соловей поет по ночам», мы знаем, что это верно, потому что можем всегда лично убедиться. Тут нет ни малейшей примеси веры.

Но вот нам говорят: «Земля кругла», а мы не можем видеть ее круглоты. Нам приводят ряд доказательств, говоря, что, когда она становится как раз между Солнцем, и по Луне проходит ее тень, мы можем ясно видеть, что эта тень кругла, а если тень всегда кругла, то кругл и предмет, который ее отбрасывает. Нам говорят еще, что, когда корабль уходит из гавани и море, мы можем видеть в подзорную трубу, как за выпуклостью моря постепенно скрывается сначала корпус корабля, а потом, пру достаточном отдалении, и верхушки его парусов. Нам приводят ряд других доказательств, по которым можно даже вычислить, что поперечник земного шара на экваторе равен 12756 километрам, а от северного полюса до южного — 12713 километром.

Здесь опять нет никакой веры, потому что приведены убедительные доказательства. Это уже убеждение, а не вера.

Возьмем и третий случай.

Нам говорят, что на южном полушарии Земли есть страна, называемая Австралией, и описывают ее размеры, климат и обитателей. Никаких математических или логических доказательств этого не приводят. Мы просто читаем ее описание в курсах географии, вполне согласное у всех авторов. И мы им верим и приравниваем эту веру к знанию. Почему? Не только потому, что нам указывают книги путешественников, которые там лично были и всё видели и слышали, но и потому, что нам говорят: если не верите, поезжайте сами, и вы убедитесь, что такая страна действительно есть, и описана верно. Здесь возможность для каждого в любое время проверить сообщаемое, и действительная постоянная проверка его то тем, то другим из наших современников, приравнивают веру в рассказы к точному знанию. И потому мы не менее убеждены в существо­вании Австралии, чем в шаровидности Земли, хотя нам и не предоставляют тут таких же веских личных доказательств.

Но вот другой случай. Нам говорят, что за две тысячи лет до нашего времени существовал на земле Юлий Цезарь. Гробницы его нигде нет и неизвестно, где она была после его смерти и когда и куда исчезла. Имеющиеся у нас сообщения о нем, как и вообще о всей жизни человечества далее чем за тысячу лет до нашего времени, не обладают собственной древностью. Обыкновенно, это уже печатные издания не ранее XV века нашей эры или рукописи на пергаменте, употреблявшемся как материал для письма, даже и после изобретения бумаги, почти вплоть до наших прадедов. Найдены эти книги большею частью в XIX веке в библиотеках европейских аристократов или в монастырях, при чем не было известно, кем и когда они туда доставлены. При всем желании, им трудно дать древность раньше IX века нашей эры. Папирусные же документы не содержат, обыкновенно, никаких связных исторических сообщений, и неизвестно, кем и когда написаны. Анахронизмы, обнаруженные в большинстве таких документов, уже показали их апокрифичность, а подлинность других не отрицается только потому, что она еще не опровергнута. Никто не может побывать в прошлом, чтобы убедиться в справедливости таких сообщений, подобно тому, как каждый может при первом удобном случае побывать в Австралии, чтобы увидеть ее собственными глазами.

Проверка одной из таких рукописей при помощи других. говорящих о том же предмете, не может считаться надежным средством, так как все могут быть вариантами, исходящими из того же источника, подобно тому как евангелисты Матвей и Лука основную часть своих, обыкновенно неправдоподобных, рассказов о жизни сошедшего с небес на землю Христа переписали, даже с сохранением знаков препинания, из Евангелия Марка.

Здесь — не только в наших представлениях о Христе, но и о Юлии Цезаре, мы видим уже продукты чистой веры, а не точного знания. Подобно тому, как в православной причастной молитве причащающийся говорит: «верую, господи, и исповедую, яко ты есть сын бога живаго,2 пришедший в мир, чтобы грешников спасти, из них же первый есмь аз; еще верую и исповедую, что сие (т. е. хлеб и красное вино в чаше) есть самое пречистое тело твое и самая честная кровь твоя», так и мы в оправдание наших представлений о Юлии Цезаре можем лишь сказать: «веруем и исповедуем, что все, что нам сообщили о тебе, о Юлий, истинная правда и что книга о галльской войне написана именно тобою».


2 Отмечу, что слово «сын бога живаго» по-гречески значит в переводе : сын бога Зевса (от ζάω — живу), и это отожествляет евангельского Христа с другими его прозвищами, считаемыми за языческие, например, с Бахусои (имя которого происходит от славянского эллинизированного слова б о г у с — бог), и который считался сыном Зевса и «божьей матери» (Деметры от dei-mator).



Рис. 2.

Капля человеческой крови под микроскопом. Красные кровяные шарики по выходе из тела тотчас сложились по нескольку в столбики. Между ними, побольше, белые амебовидные, движущиеся тельца—фагоциты, пожирающие попавших в кровь болезнетворных микробов, в мелкие пластинки Биццореро, исчезающие при свертывании вылившееся крови.

Все это, конечно, очень трогательно, и если современный ученый говорит причащающемуся, что человеческая кровь, да и вообще кровь всех позвоночных животных, характеризуется микроскопическими красными кровяными шариками и белыми — фагоцитами, в бесчисленном количестве наполняющими каждую ее каплю (рис. 2), а в вине вы ничего подобного не увидите, да и химический состав его совсем другой, то верующий только с ужасом отворачивается от него, потому что здесь знание окончательно разошлось с верой, и надо выбирать или его, или ее, а не обоих вместе, и в этом величайшая трагедия нашей современной умственной жизни.

Православная церковь до последних дней выбирала веру и потому разошлась с реальной наукой. Истинному православному христианину приходится или резко стать на сторону современного знания и его орудия — науки, отвергнув несогласные с ними религиозные внушения прошлых веков, или резко сказать: «я верю рассказываемому моим духовным учителем больше, чем собственным глазам и собственному рассудку, и потому не показывайте мне ни ваших микроскопов, ни ваших телескопов, ни физики, ни математики, ни географии, ни геологии»... Но совершенно ясно, что после входа в жизненный обиход телефонов, телеграфов, аэропланов и железных дорог, эта позиция становится совершенно незащитимой в глазах подрастающего поколения.

Русские крестьяне, делегированные на коронацию императора Николая II, благочестиво крестились каждый раз, видя, как перед ними в Москве зажигались сами собою электрические лампочки, а дети их уже не в силах осенять себя крестным знаменем перед каждым самозагорающимся уличным фонарем, и с усмешкою вспоминают о своих дедах, которые утверждали, что на «иерусалимском жертвеннике» каждый год самовозгорается огонь на праздник пасхи и что спрятанные в котлах бесы волокут со стонами наши пароходы и паровозы.

Библейские и евангельские рассказы о вознесении пророков Илии и Еноха, и самого Христа, на небо, где они сели на приготовленных для них престолах, стали возбуждать насмешку у всех, кого уже обучили, что за голубой дымкой, прикрывающей атмосферу земного шара, расстилается бесконечное пространство, в котором нет никаких престолов, а только носится бесчисленное число таких же солнц, как наше, и таких же планет, как Земля. Для теологов теперь не остается другого выхода, как открыто присоединиться к современной науке, или умереть вместе с остатками неведенья на земном шаре.

То же самое можно сказать и об истории всего древнего мира, какой она была до сих пор. В описаниях войн она не считалась с элементарными вопросами стратегии и выбирала для побед такие неудобные пункты и такие условия, при которых можно было только погибнуть; она вела армии по странам, в которых все они через неделю умерли бы с голоду. В описании боев древняя история заставляла скакать по полям царей и полководцев на парах лошадей в одноколках с дышлом, которые на первом крутом повороте (не говоря уже о какой-либо кочке или впадине в земле) непременно перевернулась бы вверх колесами, как это случилось раз со мной, когда я, будучи в гостях у моего хорошего знакомого В. Ф. Мейендорфа, круто повернул рысью в экипаже такого типа и притом даже по шоссейной дороге. Лежа на земле с ним рядом, с полувывихнутой ногой и с растяжением сухожилия в колене, я невольно прежде всего спросил:

— А как же древние полководцы скакали взад и вперед в таких же экипажах на неровных полях сражений без всякого шоссе, когда неприятель мог вдобавок нарочно подбрасывать им под колеса всякие предметы, не говоря уже о убитых и раненых, валявшихся тут и там?

Вопрос мой остался без ответа, потому что Мейендорф предпочел тащить меня на руках в свой дом, после чего я пролежал в постели две недели, прежде чем: мне позволили ходить. И вот я теперь скажу всякому после своего опыта:

— Только тот полководец, которому надоела жизнь, поскакал бы в бой по полю не верхом в седле, а на двуколке-колеснице, вроде той, на какой помпейский живописец нарисовал Дария в бою с Александром Македонским, а по его примеру и по сообщениям достоверных «древних свидетелей» зарисовывали другие средневековые авторы, описывавшие «классические» бои. Ведь их двухколесные экипажи (рис. 3), когда на них посмотришь с некоторым разумением, еще более неустойчивы на поворотах и валки при всякой неровности почвы, чем тот, на котором я ехал с Мейендорфом. Только на публичных состязаниях по прямой и выровненной дороге в них и можно мчаться сломя голову.


Рис. 3. Воображаемая средневековыми художниками древне-римская боевая колесница, на которой может скакать по полям только сумасшедший, да и то недолго. (Ватиканский музей.)

Мы видим, что даже и в этом частном случае у нас вступают в борьбу знание и вера. Вера в то, что написали древние историки, и знание неустойчивости таких экипажей, приобретаемое лично. И вот я говорю всякому, который будет защищать от моих нападок достоверность «древних боевых колесниц»: попробуйте-ка сами сделать в такой упряжке несколько поворотов, по полю, и, сломав себе кости, вы перестанете возражать мне!

Мы никогда не должны забывать, что все наши представления о жизни и культуре древнего мира не являются результатами личных наблюдений. Это представления, внушенные нам другими, которые, в свою очередь, получила их, как внушения, от других, и так далее, а не известие сколько было звеньев на этом пути до нас. И при каждой передаче неизбежно происходила психологическая апперцепция, благодаря которой, как я уже показывал достаточно в третьей книге «Христа», представления воспринимающего никогда не сходились вполне с представлениями сообщающего, и аберрация при словесной или письменной передаче была тем сильнее, чем одностороннее были умственно развиты рассказчик и слушатель, или писатель и читатель, и чем хуже владели они употреблявшимся ими латинским или греческим языком.

Я уже не говорю об огромном количестве всеми признанных подлогов и апокрифов. Справьтесь хотя бы в третьей книге моего «Христа» в главе о лингвистических спектрах насчет сочинений, приписанных Платону (табл. III, стр. 128), и вы увидите, что из 36 его диалогов большинство признано подложными. Из ученых, посвятивших всю жизнь исследованию его сочинений, Аст признал подложными 21 диалог, Шааршмидт — 27, Шталбаум — 7, и Эохер с Ибервегом по три. А несколько остальных в том же самом сборнике, который представил Марчеллино Фичино издателю Лаврентию Венету для напечатания, остались пока неопровергнутыми лишь потому, что до сих пор не нашли явных улик для установления их подложности.

В таком же точно положении находятся и остальные древние авторы...

Чему же удивляться, если почти все знаменитые историки древнего мира были также и глубоко верующими людьми, чуждыми всякого естествознания? Наш известный египтолог, которого я высоко ценю, как прекрасную личность, покойный профессор Тураев был — говорили мне — истинным православным христианином. Основатель исторической палеографии Тишендорф (1815—1874) был доктором теологии, а отец современной исторической хронологии Скалигер (1540—1609) — на половину богослов.

Вера в незыблемость того, что им сообщили основные документы, установившие их мировоззрение — Библия и Евангелия — лежала в основе их мировоззрения, и потому к другим наукам они обращались лишь как к адвокатам, призванным защитить то или другое их априорное положение, а не как к помощникам в общей работе. Когда на просьбу покойного профессора египтологии Тураева вычислить астрономически время Атрибских гороскопов, найденных в Египте Флиндерсом Петри, я вычислил для обоих средневековые годы, без возможности другого решения,3 он просто мне сказал:

— «Это невозможно».


3 Об этой будет сказано подробно в пятом томе «Христа», где выра­ботана новая хронология египетской исторической жизни.


И он скорее был готов признать оба гороскопа за фантазию художника, или за его ошибку в символике планет, чем согласиться на изменение старой хронологии.

Так делалось и во всех других гороскопических случаях, которые дают лишь одно решение на тысячелетие. А с солнечными и с лунными затмениями, совершающимися в каждой местности по нескольку раз в столетие, поступали много проще: когда такого не было в описываемый год, брали ближайшее к нему затмение на протяжении десятка лет вперед или назад, нередко с допущением, что неполное было принято в исследуемом документе за полное. В результате допускалась поправка хронологии астрономами лишь на несколько лет, но не более. Но эта поправка не была на деле поправкой и еще менее служила доказательством подлинности и верности самого документа. Ведь какой бы год вы ни назвали наудачу, всегда найдется затмение данной местности в продолжение нескольких лет до или после этого года, как я покажу в этой книге далее, при исследовании времени летописных и других затмений у греческих и латинских авторов. Вот почему для того, чтобы вывести древнюю историю хотя бы наполовину из области веры в область знания, особенно важно обращать внимание прежде всего на описываемые во многих древних документах сочетания планет и класть именно их в основу хронологии, как делал все время я в моих историко-астрономических работах еще в Шлиссельбургской крепости.

Впрочем, об этом теперь зашла уже речь и помимо меня.

«В последнее время, — говорит Нейгебауэр в предисловии к своим «Астрономическим таблицам», — в Берлинском вычислительном Институте значительно увеличились случаи обращения историков и хронологов к астрономам-вычислителям, с просьбой указать приблизительные места Солнца и больших планет в давно минувшие времена. Чтобы дать им ответ, приходилось обращаться к подробным таблицам Леверрье или Ньюкомба, т. е. делать точнейшие вычисления, которые ни в каком случае не соответствовали приблизительности требований, нужных для исторических документов. Вот почему я сделал попытку составить для исторических целей сокращенные планетные таблицы, которые могли бы при возможно меньшем количестве вычислений, дать достаточно при­ближенные места планет».4


4 Dr. P. V. Neugebauer: «Abgekürzte Tafeln der Sonne und der grossen Planeten». Berlin 1904, а также «Abgekürzte Tafeln der Mondes» Berlin 1905.


И он дал таблицы, определяющие гелиоцентрические места планет с точностью, превосходящею десятые доли градуса, а для перехода к геоцентрическим положениям предложил самому историку перечислять получающиеся по нему гелиоцентрические числа на геоцентрические по формулам:

Δ1 · sin (λ ) = r · cos s · sin (ν1 )

Δ1 · cos (λ ) = r · cos s · cos (ν1 ) + R

Δ1 · tg β = r · sin s.

Эти формулы, конечно, очень хороши, и я все время пользовался ими после освобождения из Шлиссельбургской крепости при своих вычислениях. Однако, годны ли они для обычного историка, которому совсем не приходится прибегать в своих работах к тригонометрическим формулам? Я нисколько не буду удивлен, если большинство из них уже давно забыло тригонометрию, если даже и после таблиц Нейгебауэра им пришлось бы при всяком случае «прибегать в услугам Астрономических институтов». Да и кроме того, нужна ли им точность до десятой доли градуса по берлинскому полудню, когда в их документах даны лишь созвездия Зодиака, каждое из которых содержит в среднем 30°?

Совершенно ясно, что для исторических вычислений нет никакой нужды в точности более ±5° по долготе, а определять широты даже и совсем не нужно, так как они никогда не даются в исторических описаниях, и не играют никакой роли в определениях времени указываемого там сочетания планет.

Желая дать историкам возможность, посредством сложений и вычитаний нескольких простых чисел, да справки в соответствующей табличке, самим легко делать вычисления мест планет с совершенно достаточной для них точностью, в самых крайних случаях не превосходящей ±3° по геоцентрической долготе, я переработал все вековые и годичные аргументы прежних астрономических таблиц, сведя все вычисления непосредственно к современным координатам (1900 г.), а взамен вышецитированных мною тригонометрических формул перехода от гелиоцентрических положений к геоцентрическим, я дал для нахождения долгот и широт простые справочные таблички в «Уточнительном отделе».

Научиться употреблять их может всякий, умеющий считать. Попрактиковавшись один или два вечера, он может проверить по ним правильность и всех моих астрономических вычислений в этой книге, и вычислений всякого вообще астронома в исторической области.

Но упростительная переработка обычных астрономических таблиц представляет лишь второстепенный, второй отдел этого «пролога» к четвертой книге «Христа». Несравненно важнее в нем первый, совершенно самостоятельный отдел, который я назвал разведочными историко-астрономическими таблицами. Таких до сих пор еще не было нигде.

Дело в следующем. Все существовавшие до сих пор астрономические таблицы приспособлены к решению вопроса о том, какое было в такой-то день такого-то года сочетание планет по созвездиям, т. е. день и год уже заранее считаются известными, а неизвестным является соответствующее ему положение планет. А в исторических гороскопических документах, наоборот, всегда известно именно положение планет, и требуется определить как раз день, когда оно было, и даже мало этого: указать и все другие дни за весь исторический период времени, когда такое расположение планет тоже осуществлялось.

Этого вопроса не решали до сих пор никакие астрономические таблицы. Когда мне встретилась необходимость определить время наблюдений автора Апокалипсиса по положению коней-планет, указанному в шестой его главе, я составил в первый раз, еще в Шлиссельбургской крепости, такую табличку для сочетания Сатурна в Скорпионе и Юпитера в Стрельце. А затем, — когда я был уже директором Научного Института имени Лесгафта, — аналогичные таблицы для положений Юпитера и Сатурна, во всех двенадцати созвездиях Зодиака я составил вместе с моим сотрудником по астрономическому отделению института М. В. Вильевым, так рано умершим для науки.

Таблицы эти были помещены от нашего общего имени в «Известиях Общества Любителей Мироведения» за 1916 г., и только с этого момента для всякого желающего явилась возможность быстрой и правильной, хотя и не полной по причине отсутствия других планет, астрономической разведки при решении древне-исторических вопросов, содержащих гороскопические указания. Из области чистой веры, древняя история, в союзе с астрономией, в ряде своих сообщений стала переходить в область чистого знания.

Желая дать и в этом своем труде по истории древней культуры Средиземно-морского этнического бассейна полную возможность для читателя проверять лично мои выводы и сообщения, я и приложил здесь обе наши тогдашние таблички, дополнив их многими другими и объяснив детально метод разведки, посредством которого каждый умеющий считать может не только проверять вычисления других, но и самостоятельно работать в этой области.

Приложение их здесь обусловлено единственно желанием не давать в моем исследовании читателю ничего исключительно на веру, без возможности личной проверки из сообщаемого мною, и тот, кто не может или не хочет этого сделать сейчас же, пусть просто перелистает их и приступит к чтению дальнейшего текста. Ведь возможность проверки почти равносильна самой проверке, как я уже показывал это читателю на примере Австралии и на примере шаровидности Земли. Кто из вас лично видел этот континент? И однако же мы знаем, что он есть, потому что можем туда съездить. Кто лично наблюдал в подзорную трубу за кораблем, корпус которого скрывается за выпуклой поверхностью моря? Большинство довольствовалось лишь рисунками в курсе космографии. Так и легкая возможность астрономических вычислений для всякого знающего арифметику, по приложенным здесь таблицам, пусть будет равносильна самим вычислениям для тех, кому некогда это сделать сейчас же.


Рис. 4. Ж. Гужон (1510—1570). Диана-Луна. Париж.

начало вперёд