Н.А.Морозов—«Христос». 4 книга. ВО МГЛЕ МИНУВШЕГО ПРИ СВЕТЕ ЗВЕЗД

Нам говорят, что европейский бог Серапис (Σεραπις) был тот же самый бог, как и египетский Озирис-Апис и что европейская триада — Серапис, Изида и Гарпократ, совершенно соответствуют египетской триаде: Осирис, Изида и Гор.

Я ничего не возражаю против этой аналогии, а только хочу показать, что поклонение им пришло не из Египта в Европу, как думали до сих пор,¹ а, наоборот, из Европы в Египет, как иноязычное ответвление того же христианства, вспыхнувшего ярким светом под огнем грандиозных извержений Везувия. «Единый бог живой это Серапис» — говорили его поклонники, и он же был месопотамский бог Сарапси, т. е. царь бедноты, упоминаемый у Плутарха и у Аппиана,² хотя он и является там как местная апперцепция бога Эа.³

Для современного европейского читателя, в алфавите которого есть буквы п и ф, имя Серапис довольно ясно отличимо от Серафима. Но возьмите древне-еврейскую, еще не пунктированную азбуку, в которой оба звука слиты в одном и том же начертании פ (подобно тому, как в нашей азбуке под символом Г слились немецкое g и немецкое h), и вы увидите, что это прежде было одно и то же имя, тем более, что и окончание ис у Сераписа и им у Серафима есть лишь национальные обозначения именительных падежей: первое для единственного числа (у греков), а второе — для множественного (у евреев). Корень обоих слов Серапф — значит в своей основе «огнедышащий утес».⁴ «Я восстану на тебя губительная гора, разоряющая всю землю», — говорит бог Громовержец в пророчестве Иеремия (51,25).— «Я сброшу с утеса твою вершину и сделаю утес огнедышащим» (СРФЕ).

¹ Lafaye: «Histoire du culte des divinites d'Alexandrie hors de l'Egypt», II. 1883.

⁴ Пишу утес вместо гора, чтоб дать имя мужского рода.

Мы видим здесь, что европейское слово Сераф даже и в церковных переводах Библии, переводится: «огнедышащий». А место это может относиться только в Везувию, так как у него одного из всех еврейских вулканов взлетела на воздух, а потом скатилась со склонов, вся вершина, после чего он и сделался огнедышащей горой. И в христианских преданиях не даром называют это «пламя» (т. е. серафима) шестикрылым. Подобного ему по высоте не было ни у Этны, ни у Стромболи, единственных вулканов в Средиземноморском этническом бассейне. Но это же самое показывает, что Серапис и Серафим не перенеслись из Египта в Южную Европу, а напротив пришли в Египет из Италии и притом уже в христианский период, так как первое извержение Везувия было в 79 году христианской эры, от какого бы времени мы ни начинали ее: по Дионисию Малому, как до сих пор, или со времени «Василия Великого», основателя христианской литургии, как у меня. Зачем же удивляться после этого тому, что богослужение такому Серафиму, как говорят нам все исследователи, совершалось даже и в самом Египте на греческом языке, да и изображение его носило там чисто европейский характер? Несмотря на свое прозвище «огнедышащий утес» он изображался могучим человеком вроде Зевса-Громовержца, с густыми волнистыми волосами, с густой курчавой бородой, окаймляющей его лицо, и считался богом Солнца, покровителем растительности и повелителем царства мертвых, с которым в Египте отожествлялся и Озирис.

«Ему строили храмы, — говорит Н. А. Кун (книжкой которого я снова пользуюсь, как общедоступной для читателя, желающего меня проверить по представителям противоположных взглядов), — по всей Римской империи от крайнего запада Испании и до берегов Черного моря, от границ Шотландии и до пустыни Сахары».

Апокрифируя всех классических богов за тысячу лет до своего времени, средневековые авторы греческих и латинских классических произведений говорят нам, что уж в IV в. до «Дионисиевого Рождества Христова» (т. е. по нашей хронологии еще в I в. нашей эры) у подножия афинского Акрополя был основан храм этому «Огнедышащему Утесу». Другие храмы были в Беотни, па острове Делосе, в Смирне, в Галикарнасе, в даже на юге России найдено золотое кольцо с бюстом Сераписа. А «через столетие» (вернее всего: «за столетие») его культ существовал в Сицилии у подошвы Этны и в южной Италии. Его храмы были в Путеолах, в Помпее и потом в Риме, где его культ подвергался сильным преследованиям, так что Римский сенат несколько раз приказывал, будто бы, разрушать храмы его супруги Твердыни Мира (Изиды-Земли,⁵ иероглифом которой служила небесная телица — созвездие Тельца в женской вариации, несущая между рогами солнечный диск. Она была мать «Бога горы» — Горуса,⁶ мстителя за убитого мужа Твердыни Мира — Окованного Узника (Озириса).⁷

А по словам других, более достоверных наших первоисточников, этот культ сильно распространился также по всей Франции, Испании, Германии, Австрии и даже по Северной Африке.

«Неудивительно поэтому,—говорит Н. А. Кун (стр.90), — что Калигула строит на Марсовом поле роскошный храм Изиде, который несколько позднее еще украсил Домициан с необычайной пышностью».

С того времени культ «Твердыни Мира» и «Огнедышащего бога» начинает пользоваться особым покровительством императоров. Домициан для украшения храма Изиды велит привезти с берегов Нила высеченных из гранита сфинксов, статуи аписов и обелиски; Адриан на своей колоссальной вилле около Тибура приказывает выстроить копию Александрийского Канопа и устраивает там роскошные празднества перед статуей Сераписа-Серафима, а Коммод даже бреет себе голову, так как это было необходимо, чтобы участвовать в процессии в честь Твердыни Мира—Изиды. В 215 году, — продолжает автор,— Каракалла строит ей на Квиринале храм, который своей роскошью затмил храм, построенный Калигулой. В начале «III в. по Р. X.» «Изида» и «Серапис» могут быть названы самыми почитаемыми богами Римской империи и только постепенно уступают первенство богу Митре. Еще «в 344 г. по Р. X.» совершались, говорят нам, — празднества, игры и торжественные процессии в Риме в честь Изиды.

Культ Изиды и Серафима — по тому же автору — внес в религию Рима много таких черт, которые не были свойственны римскому язычеству. Прежняя религия Рима совершенно не знала ежедневных богослужений. К каждому богу обращались лишь в том случае, когда нужна была его помощь, или нужно было умилостивить его, если он был чем-либо разгневан на кого, а также, когда нужно было поблагодарить его за оказанную помощь, и кроме того — в определенные дни года, назначенные для празднества в его честь. В храмах же Изиды богослужения бывали ежедневно и совершались, совершенно как в средневековых монастырях, дважды в день, утром — при восходе Солнца и после полудня, когда Солнце начинало склоняться к западу.

В отличие от других этот культ требовал, как и христианский, необычайной точности в произношении священных текстов и выполнении всего ритуала, потому что только при соблюдении его имели силу молитвы и жертвоприношения. Произойди малейшая ошибка или неточность, и богу не будут угодны жертвы, и не услышит он молитвы, обращенной к нему. Если же все выполнено правильно, то он обязательно должен услышать молящегося и дать верующему то, о чем он просит. Весь ритуал имел магическую силу, и молитвы почти ничем не отличались от заклинаний. Такой характер культа безусловно должен был привлекать к нему народные массы, так как упрощенное понимание молитв гораздо доступнее людям мало образованным, чем отвлеченное представление о мистическом слиянии с божеством во время молитвы. Привлекала народные массы и та торжественность и роскошь, с которой совершались богослужения этому богу.

Рано утром перед самым восходом Солнца совершается церемония открывания храма, запертого в продолжение всей ночи. Первосвященник, отперев врата, входит в него и идет к замкнутому и даже запечатанному святилищу. Он раздвигает белый занавес, за которой стоит статуя богини-матери. Он зажигает священный огонь и совершает омовение святой водой, принесенной из ближайшей реки или какого-нибудь источника, при чем совершает различные обряды. В течение всего утра и некоторое время после полудня храмы Изиды оставались открытыми для всех верующих, а ближе к вечеру происходило в них второе богослужение по столь же сложному правилу, как и утреннее, и совершалось запирание храма.

Такая сложность ритуала и то, что все богослужение носило мистический характер, где каждое слово, каждый жест имели особое символическое значение и особую, чуть не магическую силу, делала необходимым существование при каждом храме целого штата священников. Ведь только они могли знать, как призывать Изиду, как произносить ее имя и с какой интонацией читать молитвы и петь священные гимны. Такой характер культа требовал, чтобы священники всецело посвятили себя ему. Они брила голову, носили только белую льняную одежду, так как шерстяная оскверняла их. Они должны были ежедневно совершать всевозможные омовения, поститься, воздерживаться от употребления в пищу различных продуктов и т. д.

Особо сложные очистительные обряды совершались перед празднествами в честь Изиды.

Этих празднеств было два: одно справлялось весной, другое — осенью. Вот как описывает одно из них Н. Л. Кун в своих «Предшественниках христианства».

«Весеннее празднество сопровождалось торжественной процессией на берег моря в обставлялось величайшей пышностью. У Апулея мы имеем описание этой процессии. 5 марта, в тот день, когда после зимнего перерыва, продолжавшегося с ноября по март, вновь открывалось мореходство, выступала из храмов Твердыни Мира (покровительницы между прочим и мореходства) процессия к морю. Впереди, по Апулею, шла довольно странная для религиозной процессии по теперешним понятиям группа маскированных. Они в карикатурном виде изображали некоторых героев греческой мифологии. Дальше шли, изображенные тоже в карикатурном виде — солдат, философ, гладиатор, охотники и другие маски. За масками шли женщины, одетые в белые, длинные одежды. Одни из них разливали благовония по всему пути, другие усыпáли этот путь цветами, третьи несли священные предметы и различные украшения богини Изиды, За женщинами двигалась целая толпа служителей Изиды, которые несли фонари и факелы. За факелоносцами шли священники с различными священными изображениями и музыкальными инструментами, употреблявшимися при богослужениях. Дальше шли музыканты, игравшие на флейтах и свирелях, а за ним хор юношей — гимнодов, выбранных из самых знатных фамилий. За ними тянулись женщины и мужчины, удостоившиеся посвящения в тайный культ. У всех мужчин были наголо обритые головы, а у женщин — распущенные и надушенные волосы, покрытые белыми покрывалами. Все они были одеты в такие же белые льняные одеяния, как и священники. Тот священник, который был впереди, нес золотой светильник, сделанный в виде ладьи. За ним шел другой с двумя небольшими жертвенниками в руках — символом того, что Изида всегда заботится и помогает тем, кто поклоняется ей. Затем один священник нес ветвь победы и жезл мира, напоминавший кадуцей Гермеса. Дальше шел другой, голова которого была прикрыта коровьей шкурой, а третий священник держал ее передние ноги на своих плечах, так что корова шла как бы на задних ногах. В самом конце процессии выступал еще священник, который нес на груди золотую урну, на ручке которой, похожей на извивающуюся змею вырезаны были священные письмена.

«Медленно двигалась эта процессия к морю. В заранее назначенных местах у особых алтарей она останавливалась, и верующим показывали различные священные предметы, которым они поклонялись.

«Наконец, достигали моря. Там все священные предметы располагались в строгом порядке, и верховный священник подходил к богато разукрашенному живописью в древне-египетском стиле кораблю. Корма его была вызолочена и имела форму золотого гуся. Мачтой служила круглая, гладко отполированная сосна. На корабле был распущен большой белый парус, на котором имелась надпись: «посвящение Изиде, покровительнице мореплавания». Главный священник совершал очищение корабля, для чего пользовался факелом и яйцом, и окуривал корабль серой. Произнося молитвы, он посвящал «Твердыне Мира» корабль и те дары, которыми он был наполнен. После этого корабль сталкивали с берега в море.

«Ветер надувал парус, корабль постепенно удалялся от берега, а все собравшиеся следили за тем, как он все дальше и дальше уплывал в открытое море в скрывался из глаз верующих в голубом просторе.

«Обряды на морском берегу были окончены. Вся процессия, строго соблюдая тот же порядок, в котором двигались к морю, возвращалась, по Апулею, обратно в храм. Священник грамотей (грамматевс) собирал всех божниценосцев и, окруженный имя, читал с возвышения торжественную молитву, в которой он молил Изиду ниспослать ее милости императору, его двору, римскому сенату и всем должностным лицам римской империи, сословию всадников, римскому войску и всем римским гражданам (а это так напоминает эктению, читаемую в христианских храмах). Церемония закапчивалась тем, что читавший молитву за императора, сенат и т. д., произносил особую формулу, которой он отпускал всех собравшихся. Это было своего рода «с миром изыдем», произносящееся до сих пор в христианских церквах. Присутствовавшие в храме один за другим подходили к изображению богини и, поцеловав ноги статуи, клали перед ней цветы и ветви только-что распустившейся маслины.

«Подобное празднество не могло не производить сильного впечатления на малообразованные народные массы. Вся роскошь процессии, таинственные символы богини, которые несли священники, все совершавшиеся обряды, торжественное пение гимнов, музыка, наконец, самый вид священников и посвященных в таинства в их длинных белых одеждах с бритыми головами, — все это казалось очень привлекательным городскому населению, столь падкому на всевозможные зрелища.

«Но еще больше должно было привлекать народ то празднество, которое совершалось в честь богини осенью, в самом конце октября и в первых числах ноября. Это было празднество, справлявшееся в память того, как богиня искала своего «Огнедышащего утеса», растерзанного Сатаной (Сетом⁸). Представляли, как она, охваченная неутешным горем, разыскивает его тело, изрубленное на куски свирепым Сатаной и разбросанное по всему Миц-Риму. Громко сетуют вместе со скорбной «Твердыней Мира» все собравшиеся в храм и плачут по погибшем. Но вот найдено его тело, оно собрано по частям богиней. Анубис и Тот соединили его и оживили. Он опять жив. Печаль верующих в жрецов сменяется ликованием и безудержным веселием. Этому веселью и посвящены три первые дня ноября. Первое ноября посвящалось «из себя рожденному», второе ноября называлось «трижды девять», третье ноября называлось так же, как и третий день праздника в честь Великой Матери богов и Аттиса. На верующих процедура обретения Изидой тела Озириса должна была действовать, благодаря внезапной смене печали радостью, совершенно так же, как действовала такая же смена в культах Адониса и Аттиса.

«Еще сильнее влекли к этому культу те тайные обряды, к которым имели доступ только избранные. Чтобы быть в них посвященным, нужно было пройти особый искус и три ступени посвящения. Тот, кто достигал третьей ступени, мог немедленно вступать и число священников Твердыни Мира (Изиды). Можно предполагать, что совершался целый ряд символических обрядов, например, своего рода крещение посвящаемого. «Мы знаем, — говорит Кун, — что все участники таинств одевались в одежды, затканные изображениями фантастических животных; знаем, что во время таинств употреблялись книги, написанные иероглифами. Но все эти сведения крайне отрывочны и неясны. Так в одном месте у Апулея говорится о таинствах Изиды: я достиг границ смерти и, переступив через порог Прозерпины, возвратился обратно, после того как меня провели через все первоначала. Среди ночи я видел Солнце, сверкавшее белым светом; я приближался к богам подземным и к богам небесный и вблизи поклонялся им.

«На основании этих слов Апулея, — говорит Н. А. Кун,— можно предположить, что во время таинств Изиды давалось нечто вроде представлении, изображавших подземное царство умерших. Но это все же лишь предположение. С уверенностью же мы можем сказать, что те испытания, которым подвергались желавшие быть посвященными в таинства, были сложны в очень строги. Посвящаемый должен был поститься, воздерживаясь от употребления в пищу мяса, не пить вина, часто не есть даже хлеба; он должен был соблюдать чистоту духовную и вести нравственную жизнь. Если ему и не предписывалось строгое целомудрие, то во всяком случае требовалось от него воздержание от половых сношений, по крайней мере, в определенные дни.

«Все эти таинства имели одну цель — достигнуть блаженства в загробной жизни. Умерший, при погребении которого соблюдены все похоронные обряды, уподобляется сам воскресшему богу. Как умер и опять воскрес «Окованный Узник» (Озирис), так и он, умерев, воскреснет и будет жить вечно, и притом не такой бледной тенью, как живут по представлению язычников души умерших в подземном царстве без желаний и радостей, а полной, блаженной, жизнью. Здесь все было просто. Умерший будет жить в полном обладании и душой, и телом, будет служить богам, поклоняться им и созерцать их. Привлекало и то, что точно указывалось, какова должна быть земная жизнь верного служителя богини. Правда, мораль культа была далеко не высока, если судить по некоторым классикам, отожествлявшим Изиду с Венерой. Храмы ее — по их словам — часто служили местом свиданий влюбленных, и священники смотрели сквозь пальцы на любовные похождения римских матрон, ее поклонниц. Тиберпй — говорят нам,—приказал даже разрешить храм Изиды и бросить ее изображение в Тибр именно потому, что раскрылась делая любовная интрига, главными виновниками которой были жрецы. Богатый рыцарь (ецшз) Деций Мунд безуспешно преследовал своей любовью знатную римскую матрону Паулину, ревностную поклонницу Изиды. Он подкупил жрецов, а они внушили Паулине, что сам Анубис назначает ей свидание ночью в храме. Паулина поверила и явилась в храм, а Анубисом был сам Деций Мунд в одеянии бога и в маске шакала. Когда вся эта проделка, — говорят нам, — дошла до Тиберия, он изгнал Деция Мунда, а жрецов Изиды «велел распять».

Ювенал тоже смеется над святилищем Изиды. Храмы ее — говорит он, — очень охотно посещались знатными молодыми римлянами, которые искали случая завязать интересную любовную интрижку. А по другим нашим первоисточникам учение о нравственности в культе Изиды и Сераписа было очень глубокое. Требовалось не только соблюдение чисто внешней чистоты и всякого рода обрядов, а все больше и больше чистоты духовной. Изида считается не только богиней плодородия, повелительницей царства умерших и покровительницей мореплавания, она становится богиней Земли и Луны, покровительницей женщин во время родов, охранительницей новорожденного. Изида оплодотворяет всю природу своей любовью. Ее отожествляют с богинями Деметрой, Афродитой, Герой и с богиней судьбы. Плутарх называет Изиду прошедшим, настоящим и будущим, а Апулей говорит о ней, как о матери всего в природе, как о владычице всех стихий, которая рождена в начале всех веков. Изида это богиня с бесчисленными именами, образы ее тоже бесчисленны и ее деятельность никогда не прекращается. Также и Серапис: он не только соединяет функции, которые принадлежали Зевсу, Гадесу и Гелиосу, не только бог, который посылает людям здоровье (почему его особенно часто изображали на амулетах) и не только покровительствует наукам, а становится универсальным богом, о котором говорили: «един бог — Серапис (έις Ζεύς Σάραπις)

И вот он трансформировался теперь в целый хор христианских серафимов, день и ночь восхваляющих творца миров...

А как трансформировалась христианская троица «единая в трех лицах и нераздельная», дойдя до Индии, читатель может видеть из приложенных рисунков (рис. 155 и 156).

Рис. 155.

Рисунок бога единого в трех лицах в книге E. More «Hindu Panteon», tab. 82. Изображение древней гранитной статуи в India House наглядно показывающее, во что апперцепционно превратилась православная троица, перекочевав в средние века в Индию в виде тримурти (тоже троицы, созвучно с триморди). Впереди бог-отец (Брама, т. е. Слово), с боков бог-сын (Вишну) и бог-святой-дух (Сива).

Рис. 156.

Дальнейшее развитие православной троицы в Индии, вместо трех лиц выросли уже четыре на все четыре стороны света. Один из летающих перед нею четвероруких херувимов держит перед ней крест, другой показывает масонский череп. Все парят на лотосе, выросшем из яйцевидной земли, плавающей среди безбрежных вод (N. Muller: «Glauben, Wissen und Kunst der alten Hindus», T. I, tab. I).

ГЛАВА III. БОГ СЕРАФИМ (СЕРАПИС) И БОГИНЯ ТВЕРДЫНЯ МИРА.

ГЛАВА III.
БОГ СЕРАФИМ (СЕРАПИС) И БОГИНЯ ТВЕРДЫНЯ МИРА.