Отстаивая свой вариант имени как единственно истинный, жрецы племени Быка заложили основы первых диалектов праязыка. Условно назовем их б-Диалект и м-Диалект. Взаимодействие языков, вышедших из Диалектов, способствовало взаимному обогащению словарей. Последствия того расхождения до сих пор угадываются в самых разных наречиях. Начальные m и b механически (без и с изменением значения слова) чередуются ныне только в тюркских языках1.
В индоевропейских и других языках Евразии (и шире – мира) о таком чередовании давно забыли: фонемы m и b обрели самостоятельную значимость. И только, вероятно, в очень древних словах мы ещё встретим их механическую взаимозаменяемость.
В большинстве мировых языков названия быка представляют собой варианты развития б-формы: bōs (лат.), bous (греч.), bull (англ.), buh (монг.), byk (слав.), buka, buha (тюрк., перс., авар. и др.), mbogo (банту)... И только в тунгусских: muka, muha – 1) «бык», 2) «самец», 3) «мужчина»... Последний пример позволяет допустить, что в некоторых наречиях наименования быка выступают уже в переносных значениях: англ. buck – «самец» (об олене, зайце, кролике), исл. bū – «скот», при лат.-греч. приставке bū - со значением «бычий».
При первом же взгляде на это собрание возникает ощущение близкородственности лексем: у них общий «корневой» элемент bū. Но именно это обстоятельство становится базой самого весомого из возможных аргументов против возникающей версии общего, синхронного происхождения наименований быка в праязыке человечества. Потому как явно звукоподражательная основа эта могла появиться в разных языках, в разное время, в разных местах планеты – всюду, где водились мычащие.
В таком случае решающим фактором определения общего генезиса мировых названий священного животного лунопоклонников нужно признать морфологию: одинаковые схемы словообразования, одинаковый (или родственный) грамматический материал не могут возникнуть независимо в различных средах, в разные эпохи. Здесь как в драматургии требуется триединство – места, времени, действия. Но какие конструкции можно наблюдать в простом слове-слоге buh, byk? Морфология, как принято считать, – привилегия двусложных и более лексем. Для нашей цели подошли бы вторичные термины – производные от первичных со значением «бык». Таковыми являются образования типа «бычок» (byk + jok «корень + суффикс отрицания-уменьшения»).
Мычание присуще всем жвачным: едва ли различали «слова» быка, вола и коровы. Но почему общее самоназвание и общий письменный знак рогов были присвоены только быку? Дифференциация, видимо, произошла не сразу. Заметили, что самки многих видов рогатых, к счастью, безроги. Это наблюдение помогло знакотворцам разделить письменно вид жвачных на два основных класса: «Бык» и «Небык» (в диалектах – «Корова», «Вол», «Телёнок»). Далее присоединились – Баран, Козёл (малое рогатое) и Лошадь (безрогое).
Как письменно изображался «Небык»? Знак быка зачёркивался или протыкался.
В книге «Язык письма» приведена система доказательств возможности существования графемы «убитый бык» («Рога и Копьё»).
bůŋ (můŋ) – «бык»
– «не бык»
Аффиксальные | Внутрифлективные | ||
---|---|---|---|
bůŋ-ha (můŋ-ha) | ha-bůŋ (ha-můŋ) | můhaŋ | mhaůŋ |
bůŋ-i (můŋ-i) | i-bůŋ (i-můŋ) | biůŋ | bůiŋ |
Толкования сложного знака уже отличаются в первобытных Диалектах. Как и морфология названия. Но принцип грамматический – общий: складывая простые знаки, складываешь их названия.
Черта в зависимости от толкования называлась или ha – «копьё» или i – «стрела». И выражала в данной ситуации или полное отрицание («не бык», «без рог»), или уменьшение («уменьшенные рога» – «малый бык», «малый рогатый»). Точка («рана») получит те же наименования.
ga | aw | |||||
Элемент | a | |||||
ka | ak |
Участвует как название «копья» – отрицая или уменьшая значение основного, корневого элемента сложного знака: уменьшительный префикс ka- в африканских языках семейства банту; уменьшительный постфикс -ka (ещё продуктивный в слав., тунгузских, некоторых угро-финнских). В тюркских языках это уменьшительный суффикс -ak (булгар.), -aw (кипч.).
ge | iw | |||||
Элемент | |
|||||
ke | ik |
Название «малого копья» – стрелы. Выступало в том же значении – отрицание и уменьшение.
Значительно позднее присоединяются другие форманты с такой же функцией (лат.-ul, -cul и др.).
Таким образом, мы приходим к исключительно важному выводу: в первых названиях «небыков» в качестве корня выступало слово со значением «бык». Исследуя первые наименования телёнка, барана, коровы, вола, лошади и даже верблюда, этимолог восстановит все варианты форм названий быка, которые образовались в диалектах праязыка. Но возникает вопрос – какие наименования небыков можно отнести к первоначальным? Те, в которых основой выступает звукосочетание, произошедшее от праформы bůŋ / můŋ – «бык».
...При собирании словника следует ориентироваться не только на отдельные лексемы, выражающие значение «бык» – как, например, лат. bōs, греч. bous. Теперь необходимо учитывать, что предформы могут участвовать в составе производных слов, выполняя роль корня. Так, например, прозрачнейшее лат. būculus – «бычок, телёнок» (-ul – суффикс уменьшит., -us – показатель мужского рода). Восстанавливается предформа būk – «бык» (сопоставимая со слав. būk → byk – «бык» и монг. buh – «бык»), представляющая собой диалектный вариант предформы, от которой произошёл и основной латинский термин bōs – «бык», «вол». Но в род. пад. bovis. Основа уже другая. Скорее всего, использована падежная форма от диалектного bow – «бык». Участвует в bovile – «стойло быка, коровы» (лат.), bovino – «бычий» (исп.). Поздно пришедшее из др.-сем. taurus – «бык» (лат.) → toro (исп., ит.), хотя и потеснило первичные термины, но лексическое гнездо не создано. Основа būk узнается в лат. būcina – «рог сигнальный», bucino – «трубить», būcolicus – «пастуший», būcolica – «пастушьи песни», «поэтическ. жанр». Это греко-римское слово корреспондируется с тюрк. bukalyk – «бычий».
Создание слова – это не разовое действо, а протяжённый во времени процесс. И как всякий процесс он был подчинён своим законам. Восстановить их по результатам действия и есть задача этимологии.
Языкознание пока доминантно построено на выявлении прежде всего фонетических соответствий. При этом, зачастую, не определены как факторы процесса словотворчества соответствия морфологические и семантические.
...Какие соответствия в языках Евразии можно найти латинскому būc-ul – «бычок», «телёнок, тёлка»?
1) buha – «телёнок», «тёлка» (дарг.). Морфологическая схема: buŋ-ha → buha?
2) buzaw, buzau, buzahu, buzō, bоza, bora, muzō, mozak – «телёнок», «тёлка» (тюрк.).
Морфологическая схема: bůz-a (můz-a)
3) mozga – «тёлка»; mozgos - «телёнок» (греч.).
Морфологическая схема: moz-ha – «телёнок, тёлка».
Гласное окончание совпадает с показателем женского рода. Происходит переразложение mozh-a, с выделением ложной основы, от которой образуется термин мужского рода.
4) mozi – «телёнок, тёлка» (арм.)
Морфологическая схема: moz-i – т.ж.
5) basi – «бычок», мн.число – busbi (аварск.)
6) mozi, mori – «телёнок, тёлка» (банту)2
7) mar-a - 1) «телёнок», 2) «детёныш» (др.-сем.)
8) a-mar – 1) «телёнок», 2) «детёныш» (шум.).
В этих примерах корневой частью служат варианты слова «бык», а служебной – варианты «уменьшительного» суффикса. Общая семантика: «бык-малый».
Значит, мы можем выстроить уравнения: bůc-ul = bůh-a = bůz-a (můz-a) = bůz-i (můz-i) = bůr-a (můr-a) = bůl-a (můl-a) = bůr-i (můr-i)...
Если бы этимологи собрали приведенные слова вместе и признали их родственными, то, согласно действующей в современном языкознании идеологии, разность окончаний объяснялась бы только фонетическими причинами, то бишь результатом механических искажений. Каким образом греческое mozga механически преобразуется в армянское mozi, никто и рассуждать не будет. Достаточно увидеть корневую близость. И предположить, что как-то изменилось окончание. Примеры же говорят о сознательном изменении служебной морфемы (-ul = -ha(-a) = i – «уменьшительный суффикс»). То есть речь уже может идти о фономорфологических → морфонологических и, наконец, → морфологических соответствиях.
Помогает убедиться в сознательном строительстве «вторичных терминов» сравнение слов, образованных в наречиях с различным грамматическим строем. Постфиксальное греческое mozga – «тёлка» (můz-ha) морфологически соответствует исп. gamuz – «серна, дикая коза» (ha-můz). Механически так перестроиться конструкция не могла. Единственная помеха – семантическое различие.
Мы переходим на следующую ступень темы.
Уменьшенные рога → малый бык (телёнок, тёлка) = малый рогатый (баран, овца, козёл, коза) = не бык (корова) = безрогий (лошадь).
Думаю, самая древняя форма названия малого рогатого уцелела в тунгусских наречиях: boŋha – «баран». Так и сегодня именуют дикого горного барана, потому как домашние в Эвенкии не разводятся. В диалектах близкородственного манжурского произошло выпадение носового: buha, buka – 1) «баран», 2) «козёл». (Семантическое соответствие даргинскому buha – «телёнок, тёлка»).
В этой группе, вероятно, следует рассмотреть и германские термины:
bukkur – «козёл» (исл.),
Bock – 1) «баран», 2) «козёл» (нем.).
Судя по семантике, предформа немецкого слова содержала определённый гласный Bocka.
Тогда же возникает iman – «козёл», «коза» (монг.). Морфологическая схема: i-můŋ.
Родственно: Amon – священный баран (др.-егип.).
Морфологическая схема: ha-můŋ. Его знак:
...«Рога и оружие» толкуется и как – «Безрогое (животное)». К праформе ha-můŋ наибольшее приближение сохранило комонь – «боевой конь» (др.-рус.). Окончание смягчилось, вероятно, под влиянием слова «конь» (соответствующего монг. конь – «баран»). В чеш. komoň – «конь, лошадь».
От праформы ha-bůŋ также произошло название безрогого животного: kaballus – «лошадь» (лат.), kavallo – (ит.)3. И основа славянского – кобыла.
Изобразить убитого быка можно было не только зачеркнув знак рогов, но и опрокинув его, перевернув на 180°:
=
В м-Диалекте: ha-můn → ha-mul → ha-mal. (Ср., слав. комол – «безрог» и лат. camalus – «верблюд».)
Название безрогого-горбатого получает распространение в семитских языках. До финикийского алфавита доходит иероглиф, обозначавший, вероятно, двугорбого верблюда. Но буквальное удвоение заменится «удвоением» чертой: – gimel’ – «верблюд» (фин.). Добавление черты i (удлинившей одну из сторон «горба») изменяет качество звуков названия. В арабских диалектах это слово обозначает и другого «безрогого»: žimel’ – «лошадь» (мальт.-араб.). Хотя «верблюд» – žebel.
Монголы видели тавтологический знак – ‘emel’ и название знака стало наименованием предмета, сотворенного по образу иероглифа: emel’ – «седло» (монг.).
...Шумерская гармония гласных вносит поправку в предформу. В двусложном шумерском слове не может быть двух разных гласных: вокализм выравнивается, полагаю, по гласному первого слога. Так ha-můr (ha-bůr) в шумерском должно было превратиться в ha-mar (ha-bar).
Думаю, таким образом произошло amar – «телёнок, детёныш» (шум.).
Аккадцы («древние семиты») перенесли служебный слог в постпозицию: mar-ha → mara – «телёнок, детёныш» (др.-сем.).
Знак, вероятно, был таким же, что и у «малого рогатого», поэтому происходит контаминация «баран + детёныш = детёныш барана»: marka – «ягнёнок» (тюрк.), barra – 1) «ягнёнок», 2) «баран» (др.-иран.); borra – «овечка»; borro – «ягнёнок» (исп.).
[ Семантическое развитие «детёныш» → «дитя», «юнец», «ребёнок», возможно, подтверждается санскритским bāla – 1) «детёныш», 2) «юный, молодой», 3) «мальчик, подросток», 4) «ранний», «недозревший»... В других индоевропейских языках это слово не сохранилось. Прямое к нему отношение имеют тюркские bāla, māla – 1) «детёныш животного», 2) «птенец», 3) «дитя, ребёнок».)
Восстанавливаемая цепь семантического развития «телёнок» («баран») → «детёныш» → «юнец»... дает возможность привлечь в лексическое гнездо «не-бык» и слова, выступающие ныне только в последнем переносном значении – «юноша», «парень», «девушка».
Так, герм. iung, jang – «юный, молодой» – не самое раннее звено цепи. Славяне сохранили и первое (iunk, iun, iunec – «телёнок») и последнее («юн», «юноша»). И вовсе не кажется чужим кит. jang – «баран». В этой связи исп. moza – «девушка», mozo – «юноша» представляются яркой проекцией диалектного варианта общечеловеческого слова můz-ha → můz-a – «бычок», «телёнок», «тёлка». ]
...Выявляются новые этапные формы названия исходного знака:
bůn (můn) → bůl (můl) → bůr (můr) – «бык».
Обобщение: mol, mal – «скот» (тюрк., монг., кавк.).
Изменяется форма иероглифа, изменяется значение: – mul – 1) «скот», 2) «длинноухое животное» (ром.).
И находит объяснение плавный согласный в английском bull – «вол», «бык».
(Возможно, славянское vol – «кладеный бык», восходит к германскому устному bůl. В раннем средневековье древнегреч. буква «beta» произносится в среднегреч. «vita». Тогда в словах, пришедших в южнославянские письменным путём, латинские B прочлись как византийско-кириллические В.)
...Соперничество м-б порождает и удивительный компромисс «мб». Такое стечение родственных согласных системно встречается в начале слов в африканских языках банту. Одним из первых можно, наверное, считать mbuzi – «коза, козёл» (во многих языках этого семейства. А всего их – пятьсот).
Морфологически соответствует mozi, mori – «телёнок, тёлка» (банту), mozi – «телёнок, тёлка» (арм.).
1 Сравните. Казахские: muŋ – «1000», men – «я», muz – «лёд», murun – «нос», mò iz – «рог» и т.д. Турецкие: bin – «1000», ben – «я», buz – «лед», burun – «нос», buinuz – «рог» и т.д.
2 Явление ротацизма z/r и ламбдаизма s/l отмечается в разных языковых семьях. Этим необъясненным чередованиям подвержены романские и германские, тюркские и монгольский языки. Странно, что индоевропеисты ещё не обратили внимание на параллель būs (лат.), bous (греч.) и bull (англ.). И если было buz – «бык», то ему соответствовало – bur – «бык». Что подтверждает основа глагола bóro – «мычать» (норв.), bóriud – «мычать» (др.-ирл.), «baòruàt» – мычать (лтш.). Интерес в этой связи представляют и семантические соответствия в монг. и тунгузских (названия безрогого животного): mori – «конь, лощадь» (бур.), mor’ (монг.), morin (письм.-монг.), mori – «лошадь», morika – «жеребёнок», «лощадка» (нан.) и т.д. На Западе: mare – «кобыла» (англ.).
3 Закон NLR – переход носового согласного в плавный. См. подробнее в «Язык письма», стр.73