Самое удивительное, что И.К.С. влияют и на «внутрипермские» отношения. Если совпадают форма и значение слов, которые кажутся не угро-финского происхождения, то источником, из которого расходилось слово, определяют язык «более цивилизованного» народа Прикамья. Всё во вторую очередь достается хантам и манси.
Например, рассматривается слово sir – «щука» (коми). Откуда пришло неизвестно. В других угро-финских такая форма не встречается. Нечто отдалённо похоже есть у ханты-мансийцев: sort, sart – щука (хант. и манс.). Лыткин и Гуляев ничем не обосновывают предполагаемое ими направление заимствования: «ком. → х.-м.». Вероятно, только «историко-культурными соображениями». Между этими словами вернее поставить знак равенства: дублетные образования, результаты морфологического соответствия – «умлаут/аффикс». Какой-то сложный знак хищной рыбы с основным элементом 
hursurhur-ther → kir → ser, sir.
(Не ведая о действии такой закономерности, невозможно реконструировать «общепермскую праформу», оперируя только знанием метода «механических искажений звуков». Нельзя принять всерьез вывод авторов словаря: «Общ-пер. sir». Столь же неприемлемы множество подобных «праформ» из этимологических словарей индоевроп., тюркс, и др. языков. Это морфологическое соответствие проявило себя по меньшей мере в евразийском масштабе.)
Без помощи тюркских материалов при восстановлении графического знака не обойтись: kurt – 1) «волк», 2) «червяк» (тур.).
Какой знак мог породить два таких смысла?
В казахском сохраняется только второе значение: kurt – «червяк, червь». Но в сложном kaskyr – «волк», думаю, скрылся умлаутный вариант (kas-kir → kas-kyr). Первая часть восходит к as – высший, главный. С губным протезом – was → bas – голова, глава, главный (общетюрк.).
Более распространённое имя волка в тюркских – büri (böri) → bürik (börik); pärik, pärük. Шкуру волка – признак волчьего племени носили на голове гунны. С тех пор любая меховая шапка называется у тюрков bürik (börik). В Европе головной убор из искусственных волос – парик, перук.
Казахи позже стали подразделять волков на обычных (böri) и «главных» (kaskyr). Эти определения тотемов были и титульным именами, становившимися этнонимами. Ас-парух (as-pärük)1 соответствует титульному имени Баш-курт – «Главный Волк».
В летописях 12 века фигурирует некий хан Башкурт, женившийся на молодой вдове русского князя. Может быть, это уже собирательное имя. (К такому способу летописцы прибегали часто. В «Слове о полку Игореве» и в Ипатьевской летописи, союзником Кончака называют хана «Къзак», «Гъзак» - К(а)зак.)
Закономерно сосуществует в тюркских средах два варианта имени тюркского народа, обитающего в Поволожье: «baškurt» и «baškir». Причем, и сами башкиры называют себя – башкурт. (Ныне страна – Башкурт-стан.)
Так собираются в одно гнездо семантически тождественные имена – Аспарух, Башкурт, Башкир, Каскыр...
На юге Казахстана есть священная гора Кас-курт. Именно, там, говорят казахские долгожители, приземлился ковчег Ноя. Возможно, на этой возвышенности в домусульманские времена совершались ритуальные действа в честь Высшего Волка.
Но это – для размышления этнологов, лингвистам же важнее восстановить уравнение kur-t = kir (baš-kurt = baš-kir; kas-kurt = kas-kir). В этот ряд достойно включаются угро-финские названия щуки: surt, sort = sir.
Ханты-мансийская форма согласуется с тюркскими наименованиями «речного волка»: kurt-aŋ → šurtan = щука (тат.) šortan = т. ж. (каз).
Детерменатив aŋ (an) – «зверь» сопровождает почти все тюркские названия представителей животного мира – хищников, птиц, рыб, травоядных. Мы уже приводили казахские примеры в предыдущих главах: кабан, баран, коян (заяц), тышкан (мышь), коблан (пантера), булан (лось), кулан (дикий осел), кыран (орел, беркут), жлан («змея». Ср. с нем. шланг – «змея»), сазан («болотный зверь»).
И не чужой в этой среде чувствует себя – шортан (щука). Употребляется в качестве антропонима – Сыртан, Сыртанов, Суртанов.
Палеограф в состоянии поискать корни в иероглифических письменностях.
Мы выяснили как шумеры изображали и называли гору – 
– kur. («Допермское kur – гора, возвышенность». Лыткин, Гуляев.) В подтверждение приводят это слово, сохранившееся с уменьшительным суффиксом: kuruk – маленькая возвышенность (эст.), kuryk – горка (мар.), kyr – гора, крутой склон, высокий берег (коми). Согласуется с тюркским kyr – 1) отвесная стена, гора (алт.), 2) горная, возвышенная местность (каз.). В этнониме kyrgyz – «киргиз» (kyr-oguz – «горное племя»).
В индоевропейских возможно сближение лишь с kur – камень (алб.) и kuh – гора (иран.). Наверное, от позднешумерского ku – гора. Удвоенную гору шумеры называли 
– kir – «земля». Тюрки толковали этот знак двояко – 1) земля, 2) вода. В результате контаминации kir – грязь («земля + вода»). В большинстве тюркских.
Но было ещё одно объяснение этого знака. Оно пришло в тюркские языки из диалекта, который использовал вместо умлаута аффиксальный способ: kur-t → kurt – «червь» (общетюрк.).
Грамматисту из родственного племени увиделись зубы хищника – kurt – волк (огуз.). Так, в турецком собрались два значения одного слова: kurt – 1) червь, 2) волк.
И, наконец, уточняющая контаминация: kur-t = kir («вода» + «волк», «хищник» → «водяной волк», т.е. щука).
Она произошла в наречии, которое компаративисты называют «сатем» (превращающем глухой гортанный в глухой свистящий): sur-t = sir.
Не видя графемы, праформу слова создать невозможно. И никакие известные «фонетические соответствия» не помогут. К тому же не все они восстановлены, в чем ещё раз убеждает пермское уравнение sir = sort – «щука».
Ханты и манси применяли аффикс отрицания-удвоения -t. Коми и удмурды – умлаут. Закономерность соответствия выявляется в целом ряде примеров. Например, sat, sot – «сто» (хант., манс.), sö – «сто» (коми), sü (удм.). Реконструкция этого морфологического тождества в пермских языках поможет установить подобное и в индоевропейских. В частности, укрепит победный знак вопроса над руинами бессмысленного k[h]mt[h]om – «сто» и докажет, что у этого всемирного числительного не могло быть одной праформы. По крайней мере должно было быть две.
Сегодня можно говорить о праформе слов, происходящих от названия простого знака:
– buŋ → uŋ → un → ul → ur (or,ar) → hur (hor, har)
Круг был детерменативом, выражающим понятия «ограда-город-общество, племя, народ-страна» в эпоху лунопоклонничества. Несомненно оправдано сближение слов ur – город, общество (шум.), pur – город (др.инд.), burg – крепость (герм.), ar – племя (чув.), kar – город (коми) и т.п.
Но слова, происходящие от названий сложного иероглифа, не могут иметь одной единственной праформы. Потому что в действие вступали морфологические схемы: 1) аффиксальные, 2) внутрифлективные, 3) умлаут, 4) палиндром...
– 1) buŋ-ha / ha-buŋ; 2) b-ha-un / bu-ha-n; 3) ben / bin; 4) ŋub...
Ещё одно правило. Для реконструкции праформ материала одной языковой семьи недостаточно: большинство лексем создано в эпоху Начала, во времена общечеловеческого образного письма. Они отличаются значениями, но формы образованы по четырем общим правилам. Например:
– kör – видь; kara – 1) смотри, 2) чёрное (каз.). Использованы умлаутный и аффиксальный механизмы: общие названия перенесены на главную деталь – точку, «значок» (о чём говорит и второе значение – «чёрное»). Но зрачок пытались (и успешно) определить самостоятельным словом: kara-ŋ → karanh → karah. Производные: karangy – тёмный; karak – зрачок (каз.). Первичная форма проглядывает в турецком сложном karaŋdaš – графит (букв. «чёрный камень»).
С другим суффиксом отрицания: kar-i выступает в восточнославянских: «карий» – чёрный, тёмный (укр.), «карый» – чёрный (др. рус.). Тюркологи-слависты (Корш) производили непосредственно из тюркского kara – «чёрный». Но фонетическая трудность непреодолима. Правильней говорить о дублетном образовании. Видим, что сразу три праформы порождает знак: küur (kör); kar-ha / kar-a; kar-i...
Если зрачок был эталоном цвета, то по признаку черноты могли назвать птицу: karha – ворона (тюрк.), galka – ворона (юж.слав.), kor-vo – ворона (ит.). Вплоть до karbon – «уголь».
Этот же знак в индоевропейском образном письме определял орган – средоточие жизни. Попробуйте, не видя его, восстановить общую праформу слов hard – сердце (хетт.) и her – сердце (греч.). Полагаю, что в гнездо родственных слов следует включить и s'ör – середина, центр (коми, удм.).
Все эти формы объединяет одна особенность – общее название сложного знака перенесено на главную деталь, точку.
Грамотней поступили словотворцы, которые, отрицая общее название умлаутом, внутренней или внешней флексией, создавали самостоятельные имена точки-центра: ser-di (слав.), her-th' (нем.), šer-di (лит.), seir (др.прус.), ser-t' (арм.). Значение – «середина», среда, среди» – сберегли славяне и балты. В остальных только – «сердце».
– ort, ort – город.
Точка ort-a, ord-a.
Может быть, и так образованы orta – центр, orda – дворец хана (каз.).
После замены точки на черту – звукосочетание обрело последний смысл – horda (лат.).
Внешний круг – kert, kerd – 1) ограда, двор (осет., чеч., инг.), 2) поселение, город (арм.). В составе названий городов – Степана-керт и др.
Здесь, отрицая умлаутом общее название всего знака, получили наименование другой детали.
И, наконец, в гнездо этих слов просятся тюркские kura, kora – двор; круглый загон для скота, ограда. (Общее название присвоено внешнему элементу). Так же поступили и славяне, получив имя оболочки – kora, skora, škura. В речевой билингве scor-lupa. Полонизм – koža.
... Все эти примеры способствуют восстановлению первоиероглифа «круг с точкой», оставившего след в языках исторически родственных – «пермских», тюркских, индоевропейских, кавказских. И невозможно воссоздать его, если рассматривать производные общего знака в искусственных границах какой-то одной языковой группы.
Этимолог должен быть готов к тому, что разные знаки могли называться одинаково или похоже. Мы уже видели, что в общепермском гора имела то же наименование, что и в шумерском – kur. Нам известен знак – «сдвоенная гора» – названный kir = kurt. «Пермяки» видели этот знак: sir = sort – щука. Но в диалектах мансийских отложились результаты и других, предметных толкований иероглифа: sori – «седловина между двумя вершинами гор» (манси), saor, šaor – т.ж. (юж.манси) = sort = sir.
Даже общемансийскую праформу восстановить невозможно, оперируя только «фонетическими соответствиями», не ведая о соответствиях морфологических.
Завершая первую книгу обзора мировых графем Быка и Антибыков (Коровы, Телёнка, Вола, Барана), мы не обойдемся без помощи пермских данных. В них законсервировано как в вечной мерзлоте начальное звено цепи семантического развития протошумерского знака, рассмотренного нами в предыдущих главах:
- üš (öš) – 1) не бык, 2) три (5-2).
Второе значение впечатано в üš, eš – три (шум.), üš, üč öč, ič vič, viš – три (тюрк.), оš – три (майа).
О том, что эти числительные происходят от названия знака «Не бык», заявляет öš – телёнок, бычок (коми). А в коми-язьвинском диалекте представлен аффиксальный вариант термина: oška – телёнок, бычок. В удмурдском уцелело исходное оš – бык.
Итак, восстанавливается:
– oš – бык.
– 1) öš – не бык → бычок, телёнок, 2) oš-ha – т.ж.
Переносные значения сопряжены с предметными толкованиями:
uš – 1) бык, 2) ухо;
uš-ha; uš-i; uš-t – 1) не бык (убитый бык) → мясо, вол, 2) ушко, 3) уши.
Сравните: guš – ухо; gušt – мясо (Иран.).
Возможно, знак «северного месяца» ещё был «мягким». Тюрки же, наверняка, оперировали уже остроугольным вариантом, потому и значения: uš, oš, uč – 1) лети, 2) птица. Второй смысл закрепился в открытосложном: kuš – птица (кип.), guš – птица (огуз.). Предельно открытый слог: ku – лебедь (каз.). Знак угла в тот момент располагался в письменном поле так, что напоминал фигуру водоплавающей птицы с длинной шеей.
Но усложнённый иероглиф уже не ассоциируется с птицей: üš, üč, öč – 1) три, 2) остриё, наконечник копья, стрелы. Во всех тюркских, второй смысл подсказан формой знака, в котором крест уже слился со сторонами большого угла и превратился в противоположный «уголок».
Лыткин и Гуляев улавливают близость лексемы oška – бычок, с ukša – бык (др.инд.). Привычно отдавая приоритет древнеиндийскому источнику, предлагают в пермской увидеть искаженную метатезой форму. Однако, этимологический анализ показывает картину обратную: uš-ha (oš-ha) → uhša (ohša). При этом и семантика изменена механически. В закрытосложном диалекте в результате неграмматического процесса перестройки слога потеряно гласное окончание: uhs (ohs). Шипящий переходит в свистящий. И этот нюанс может иметь значение при определении среды (пока анонимной), из которой почерпнули знак рогатой головы с обновленным названием германцы: oks – «бык» и тюрки, создавшие умлаутный антоним ök's – «вол». Ср. ögiz – вол (каз.), ügez – т.ж. (тат.). Гортанный системно озвончился между гласными.
Важная деталь сложного знака восстановима. А именно – косой крест, который наименовали скорее всего германцы, смягчив общее название: 
– iks (eks). (В лат. алфавит поступил из этрусского.) Тюрки при этом присутствуют. Они привычно прослаивают стык согласных, и гортанный, естественно, озванчивается: igez – близнецы, двойня (тат.), egiz – т.ж. (каз.) и т.п.
Но другим способом, простым разложением имени сложного иероглифа, определяют звуковые обозначения элементов: «угол» – u (o), «косой крест» – ks. Знак читался справа налево.
Итак, без пермских примеров (оš – бык; öš, oška – бычок) была бы невозможной этимология древнеиндийского ukša – «бык», и тем более германского oks – «бык» и тюркского ögiz, ügez, öks' – «вол». Все эти слова оживают только вместе. И сообща вдыхают жизнь в кавказские исходные: us – «бык» (уддин.), os, ots – «бык» (авар.), без коих нельзя понять происхождения показателей мужского рода в древнеевропейских -us (лат.), -os (греч.), -as (балт.), -us, -as (др.инд.).
Мы восстанавливаем детерменатив мужского рода в первоиероглифическом письме, которым пользовались предки народов, чьи языки будут объединены в «индоевропейскую» группу. Праформу названия этого простого знака воссоздать вполне можно: buš – «бык», «самец», «муж». Производное от первичной формы б-Диалекта: buŋ → bunh → buh → buš...
Беглый очерк-рецензия «Краткого этимологического словаря коми языка» показывает, какие древности сбережены в языках «малых народов».
Пока они находятся на окраинах сознания «большой науки», занятой «большими языками». Заведённые жрецами-толкователями гербовых знаков в горы, болотистые леса, в края «зачёркнутого солнца» люди Воды, люди Горы и Земли, донесли до нас свою главную культурную ценность – великие Слова, наследие диалектов языка Малого Человечества Эпохи Начала. Это наше общее наследство и отнестись к нему надобно со всей бережливостью. Ни одно наречие не должно исчезнуть. Описан ли язык нивхов? Сахалинского народа, который можно собрать в одном зале – всех от мала до велика. Его словарь, вероятно, потоньше латинского, но для Большого Человечества, нашего всеобщего знания о себе нивхские ценности имеют значение не меньшее. «Мировая цивилизация не может быть в мировом масштабе ничем иным, кроме как коалицией культур, каждая из которых сохраняет свою самобытность.» (Клод Леви Стросс, автор четырёхтомного исследования мифов и мышления на материале культуры индейцев Америки.)
1 Хан Аспарух – первый царь балканских болгар.
