От Тигра и Тибра до Камы
(великие «малые» языки)
Я привез с собой в Италию не все «Этимологические словари», которые накопились в моей домашней библиотеке. Перед тем, как сдать рукопись в издательство, искал на полках какой-то справочник и наткнулся на «Краткий этимологический словарь коми языка» Лыткина и Гуляева. Полистал. И в результате пришлось на ходу внести несколько дополнений в текст, работая над коими и эту статью написал. В жанре отклика или рецензии. Книжку эту я поставил в один ряд с толстенными томами этимологических словарей русского, французского, тюркского, итальянского и других языков. Её скромный синюшный корешок не глядится в шеренге могучих лоснящихся «затылков» словарей-великанов. Но по богатству исторического содержания это кроткое скомканное собрание слов народа, отнесенного к числу «малых», «неисторических», даст, как мы говорили в мальчишестве, сто очков вперед любому «великому». Читая словарь, я словно присутствовал на отчетном собрании, где школа классического языкознания под давлением фактов уступала одну позицию за другой.
... 100. Праформа kmtom – принята и утверждена давно. Что заставило словотворца изобретать столь вычурное созвучие вместо простого – «сто»? Всё равно ведь – произвольно выдуманное. Так уж делал бы попроще! Гамкрелидзе и Иванов вносят важное уточнение в общепринятую праформу. По их мнению, создатель произносил его k[h]mt[h]om.1
... На этом этапе вступают в дело И.К.С. Они определяют, кто из «индоевропейцев» раньше освоил числительное, кто у кого заимствовал. За пределы семейства числительные не выходят.
Постепенно, по мере возрастания объёма знаний о неиндоевропейских языках, этот «незыблемый» постулат расшатывается фактами. Оказывается, такое же название сотни проникло в угро-финнские языки: sot, sat (хант.), set (манси), sata (фин.), сядо (эрзя), сяда (мокш.), щюдо (мар.), čuotte (саам., норв.), sö (коми).
И примеры из языков других семейств заставляют признать это чудо. Постулат редактируется: высшие числительные могут переходить из семейства в другие. Но простые – ни в коем случае! Иначе подтачивается основа основ – «теория основного фонда». Праязыки создавались изолированно друг от друга (рождение – процесс интимный) и потому «маму-папу», «ухо-горло-нос» и «раз-два-три» каждый праязык создавал сам. Ни у кого не заимствовал.
В нашем веке на базе индоевропеистики развились семитология, тюркология, угро-финника и др. Выяснилось, что и простые числительные в языках различных семейств имеют обыкновение совпадать и формами, и значениями. Такая системность не оставляет надежд для объяснения подобных тождеств «случайным совпадением». И здесь на неокрепшую догму новой редакции постулата давят угро-финнские примеры: šišim – семь (мари). В диалектах šеšеm. Праформа напрашивается šethem. Поддерживают «сисем» (морд.), «сизим» (коми), «сизьым» (удм.). Открывает слог сокращением конечного согласного саамско-норв.: čieččа. Финская форма переразвита: они открыли слог не сокращением согласного, а добавлением протетического гласного: seithem → seitsem → seitsemä... И в диалекте с противоположной структурой слога появляется протетический носовой – seitsemän – семь (фин.).
Заимствовано, думается, в эпоху близких культурных контактов с романскими племенами, даже точнее – праитальянским: чувствуется влияние «итальянского рефлекса»: septem – 7 (лат.) → settem (праит.) → sette (ит.).
В одних угро-финнских языках долгий упростился – set'em, sethem, sesem. В других продолжился.
(Незнание «итальянского рефлекса» и классификационного признака – структуры слога с механизмами перестройки, не позволяли этимологам выйти на эти результаты. Они ограничиваются только ощущением похожести форм и значений с индоевропейскими, не определяя конкретного источника. «Возможно заимствовано из какого-то языка, славяно-балтского типа» – заканчивают своё рассмотрение угро-финнских примеров В.И.Лыткин и Е.И.Гуляев.2 («Славяно-балты» недалеко от Прикамья, этим объясняется адрес предполагаемого источника.)
Сами индоевропейцы заимствовали это простое числительное у древних семитов, в пору своего пребывания в Передней Азии. На нём стоит удостоверяющая печать – семитский формант числительных женского рода t-, в союзе с именным um: в самом древнем из семитских языков – аккадском sebum – 7 (м.р.), sebettum – 7 (ж.р.). Позже семитское числительное избавилось от именного суффикса. В староассирийском sabum – 7 (м.р.) он ещё сохраняется, во всех последующих не остается: šeba, šib'a – 7 (др.евр.), šba', šib'ā – (арам.), sab', sab'-at (араб.).
Романские формы сохраняют близость к древнесемитской, что помогает датировать эпоху заимствования (III тысячелетие до н.э.).
Приходится признать факт перехода простых числительных из «семейства» в другие:
«Заимствование числительных (в особенности выше «пяти») является весьма распространённым явлением во многих языках и может объясняться особенно тесными контактами и культурными воздействиями» – подытоживается статья о заимствовании индоевропейцами своей праформы k[h]mt[h]om из семитских 3. Но при этом не приводится в качестве источника древнесемитская форма. А перечисляются примеры только из «молодых» семитских, которые я назвал выше. Из них латинская septum никак не могла бы появиться. (Но признать источником аккадский, это значит определить время контактов индоевропейцев с семитами за пределами, разрешенными теорией. Арамейский, древнееврейский, арабский – это середина I тысячелетия до н.э. Допустимо. От «Аккада до Рима слово бы не дошло».
[ Я всё больше убеждаюсь – если есть что-то из живой материи бессмертное, то это – человеческое слово. Оно не опадает, как листва, и не возрождается, просто живет, стареет, изнашивается, по живет бесконечно, пока жив этнос. Шумеры, хурриты, урарту, эламы и другие пароды Древней Передней Азии не выдержали семитской экспансии. Их языки «мертвы» потому, что носители были ассимилированы или вытеснены со своих территорий и влились в другие сообщества, утратив самостоятельность, а постепенно и – языки. Наследие каждого обязательно сохраняется где-то, в одном или нескольких из тысяч наречий и диалектов планеты. Многие из ныне живых прошли через Древнюю Переднюю Азию – промежуточную «колыбель человечества» и унесли словесные богатства, ценность коих возрастает по мере удаленности во времени и пространстве. Ацтеки, инки и майа употребляли шумерские и древнесемитские речения, китайцы, корейцы и сахалинские нивхи не берегут их, как музейные редкости, а «треплют» в обыденном домашнем, базарном, политическом употреблении. Слова живут нормальной жизнью, потому и выживают. Шумеры назвали небо an, а наивысшего – en – 1) «бог», 2) «наи-». Бог, по их представлениям – «детёныш неба» («an-amar»).
У современников и соседей по ареалу слово en – «бог» сохранилось в хурритском и в урартском – in. В древнесемитском носовой уже перешёл в плавный el, il – «бог». В тюркских языках слово не разрушилось, но уцелело только второе значение: eŋ, inŋ – «наи-». Если турку или казаху надо выразить высшую степень любого качества, он употребляет этот единственный предлог-служебное слово: büiük – высокий; en büiük – наивысший (тур.); bijik – высокий; еŋ bijik – наивысший (каз.)4.
Границы мировоззрения человека обозначались двумя точками – «я» («ты») и «Бог». Они были заявлены шумерами: me – «я»; ze – «ты»; en – «бог (неба)».
Только в языке коми продолжается эта троица: me – «я»; te – «ты»; en – «бог», «небо». (И даже an – «нёбо» согласуется с шум. an – «небо».)
Но угро-финны совместили в мягкой форме последнего звукосочетания оба древнейших понятия. Они отражены и в конструкции en-mara – «неба детёныш» (архи-древнесемит.).5 Это подтверждает, что совмещение значений произошло ещё в то время.
Близкородственный коми языку – удмурдский сохранил этот поразительной древности реликт inmar – «бог». При ин – «небо».
В мифологии финнов: jlmari – «бог воздуха» («детёныш неба»?). В современном: ilma – «воздух», «погода». Ведь и то, и другое – «дети неба», если рассуждать по-шамански. ]
Итак, разрешено считать возможным заимствовать простые числительные «выше пяти», но не объяснено – почему?
Однако, под тяжестью фактов планку предела придется опустить «до нуля». И признать, что числительные надо исключить из сейфа «основного фонда». Объяснение этому изъятию поддается формальной логике: числительные от одного до тысячи (если не до миллиарда) проще отнести к «базарному лексикону», категории лексики, наиболее проницаемой для влияний и открытой для заимствований.
Торгующие народы прежде всего узнают числительные из чужого языка. Часто вместе с цифрой.
– «о» – «много».
– «o-di» (o-ti) – «очень много». Ср. öte (каз.) = очень (oten) в слав.
Точка, олицетворяющая единицу, называлась отрицанием общего наименования:
odin (вост.слав) | ||
odi-ŋ | ||
oding → odig (удм.) |
В коми – регрессивная ассимиляция качества: ötik – «один». (Как в славянских: edin.) Утрата конечного согласного произошла в финском: utin → uhtin → uhsin → yksi – один.
[ Этот солярный знак толковался в разных культурных средах как цифра (от 1 до 1000, и даже до 1001), поэтому мы должны быть готовы к тому, что название сложного иероглифа или его детали (точки, черты) совпадает с числительными со значениями «один» – «сто» – «тысяча» и титульными именами – «князь», «король», «царь».
Приходилось говорить о неслучайности рифм типа китайского saŋdy, šangdy – «бог» (буквально – «высший», «верхний») и латинской основы sancty → sānctus – 1) «высший», «высокий», 2) «очень почитаемый», 3) «безупречный», «добродетельный», 4) «неприкосновенный», 5) «особый», 6) «святой».
... В ДПА, где, скорее всего, происходил взаимообмен лексикой и такого рода, название божественного знака в значении «высота», «высший» вполне могло стать высшим, но тем временам, числительным. В древнесемитском оформлении saŋ-t-um (ж.р.). От šаŋ – верх, высь (кит.). Тот же знак в протороманском названии diu-us → diūs – «божественный» осваивается тюрками diuz, düz, tüz – «100». Германцы игральную карту высшего достоинства называют tüs, düs – «туз» (ср.-в.-н.). Польское посредство приводит это слово в украинский и русский. Ошибочно производят из «народно-лат.» duōs – «два», «двойка» (Фасмер со ссылкой на Брюкнера, Корбут, Корша, Клюге-Гертце и Маценауэра). Сама фигура туза – «точка в круге (квадрате)» – не может согласиться с таким решением. Да и картежники должны возмутиться. В игре «блэк Джек» туз означает и высшее число – 11 («круг» = 10, «точка» – 1) или низшее – 1 («круг» – показатель цифры, «точка» – 1). Но никогда и нигде двойкой туз не был!
Во всяком случае, можно попытаться рассмотреть историю и.-е.-у.-ф. числительного «сто» и в этом ракурсе. ]
«Социализация» иероглифа («род и князь») порождает слова uksa («круг» = «род») и üksi – «князь». Пара распалась: uksa – род (монг.), öksy – князь (коми), eksei – «царь» (удм.).
Такое развитие семантики произошло в период государственных контактов с иранцами: ähsin – «царица», «госпожа» (осет.), hšaya – «царица» (авест.).
Это время культурной активности угро-финнов: морфологическая модель явно не иранского и не монгольского происхождения: термины получены «готовыми», строение их не осознавалось, о чём говорит разрушенность формы древнеиранского слова. Переход е → а в индоиранских происходил в досанскритские времена.
В арабской среде приобрелся артикль: Аl eksei – «царь». «Великий царь», вероятно, обозначали умножением: Аl eksän-der. (Такое же титульное имя как Цезарь, Карл и др.).6
[ Не стоит пренебрегать и такой возможностью. Знаки → выражали понятия 1) один (точка), 2) сто (весь комплекс), 3) двенадцать, 4) царь и народ. Осталось только использовать иероглиф в качестве герба племенного союза и название станет сверхэтнонимом. Контаминация значений «12 + племенной союз, народ» возможно выразилась в самоназвании этрусков. Позже будет «100 + племенной союз». Это стечение смыслов ощущается в тюркских düz, tüz – 1) 100, 2) племенной союз.
Толкование знака, ставшего гербовым, продолжится. Свой этнос располагают в центре (düz, tüz) индоевропейское соответствие искусственному мягкому – 1) i, 2) дифторг «au» (tauz → tauth). Сравните tüzenči – 100-й (тюрк.), tausent – 1000 (герм.), tisenči – 1000 (слав.). (Интересно бы сопоставить с этими числительными и «дюжина».)
Развернутые формы с суффиксом enthi, enči – позднее описание всего знака.
Были, вероятно, попытки обозначить и отдельные детали, например, окружность, как символ чужих народов, применялся ли при этом палиндром: duič → čuid? ]
II
Археологи «малых» языков хорошо усвоили правила пользования «историко-культурно-географическими соображениями», полученными от учителей-индоевропеистов. Комплексом этнической неполноценности веет со страниц самых толковых этимологических словарей (к которым я отношу и «Краткий этимологический словарь коми языка» Лыткина и Гуляева).
Если обнаруживается сходство угро-финского слова с индоиранским, то первое объявляется заимствованием «оттуда». Я на этот предмет исследовал весь словарь. Тождеств много. Но ни в одном случае не увидел итогового «у.-ф. → и.-е». Всегда только «и.-е. → у.-ф.». Хотя уже это полагается считать достижением угро-финники: все же выявляется пусть односторонняя, пассивная связь с «авторитетными» древними культурами. Начиная от названий животных до – человека. Ограниченность возможности метода «фонетических соответствий» – объективная причина, мешающая выявить первоформу и первичность семантики слова, а посему, констатация тождества на этих порах важнее точного определения направления заимствования. Действительно, pores – свинья (манс.), püräš (хант.), pors (ненец.), porsas (фин.), парсь (удм.), порсь (коми), purts (мокш.).
По-видимому, общего происхождения с уже рассмотренным ранее porcus (лат.), заимствованным из porcos (греч.), ибо у латинян было своё sūs – «свинья». От имени иранских языков может выступить purs – «свинья» (курд.). От германских, наряду с pāsa (pārsa) и pork (англ.).
Авторы словаря не хотят отвлекаться от намеченной связи с индоиранским ареалом. Они производят, опираясь на курдское слово: «и.-и. → у.-ф.». Хотя можно было бы далеко не ходить. Славяне называли кабана pors, porth, borth – восточнославянское полногласие довершало картину – пороз – «кабан» (порос → поросёнок) и боров (borth → borf → borw).
... Первичная форма, как мы предполагали, была por-'а → por-ka → роr-sa.
В среде, где конечный гласный ассоциировался с окончанием ж.р., произошло переразложение:
В некоторых появляются окончания м.р.: porcos, porcas, porsas.
Это случилось не в угро-финских: грамматического рода они не знают. Поэтому оправдано мнение о заимствовании из одного или, точнее, нескольких индоевропейских: ср. финское слово, сохранившее показатель м.р., похожий на балтский. В других примерах он отсутствует. Самостоятельно избавиться от него не могли, т.к. не осознавали его значения.
Источником слова послужило, вероятно, название того же знака солнца: por-ha (por-'a). Иероглиф напоминал схематическое изображение «пятака» свиньи, что и определило её судьбу. Она была введена в состав животных, избранных солнцем. Этническое авторство едва ли принадлежит славянам: они увидели в иероглифе знак солнечных часов, времени (pora – «время»), и не германцам (pora – «точка в коже, пора» – нем.), и не романцам (роrа → wora → ora – «час» – ит., исп., фр.; hora – 1) «время», 2) «час» - лат.), и не грекам (hor-a = hor-n → hron – 1) «время», 2) «бог времени»).
... Больше определённости в названиях другого священного животного: mež – «баран» (коми, мари). Его культ постарше. Одно из нескольких первых слов общечеловеческой речи эпохи Начала сохранилось в двух-трех угро-финских. [ В первом переносном – «солнце» – встречается в иберийских. Куда попало письменным путем в консонантной записи m-z и огласовка случилась произвольная: mze – «солнце» (груз.), amza – т.ж. (абх.), bža (менг.), mez (сван.),
Знак барана-солнца (точка в «месяце» не всегда сохранялась) под этим названием побывал в романской и в славянской средах, где был понят как «месяц». (Если это не отрицание названия солнца.)
Но угро-финны не расстались с точкой, удваивающей числовое значение основного элемента: «5 и 5» –
Утрата точки повлияла на числовое значение знака: сохранив название, он превратился в «месяц-пяту». Какой-то культурный язык, получив этот иероглиф из наречия 6-Диалекта, распространил в индоевропейском союзе мягкие формы названия следа-ноги-пяты-пяти: penč → penth' → реč, реš, peth: Peš – «нога» (лат.), pied(e) – «нога» (ит.), penč – 5 (пол.), pets, pet' → piat – 5 (вост.слав.), pet (южнослав.), peš, beš, bes, bis – 5 (тюрк.), büt – 5 (коми), bete (морд.), viite (фин.), vetta (шв.-саам.), et (манс,), uet (ханс.), öt (венг.). Праформа: beth → bith;
В греческом знак называется с открытием конечного слога: penta – 5 → penta, peta, piata – «пята» (слав.). В индоиранский мир попадает реnče, но уже в санскрите мы встречаем panča – 5 и pat – «нога». (В современных иранских диалектах уцелела мягкая форма: «Пендж-аб» – «Пять рек».) ]
... В среднеперсицком: meš – «баран». В авестийском гласный уже колеблется: maeša – «баран».
В этом случае я бы не спешил отдавать приоритет иранским формам («у.-ф. ← иран» Лыткин, Гуляев). Более того, мы вправе выдвинуть на обсуждение в качестве гипотезы версию об этническом авторстве первого названия «маленького быка». И слову этому – десятки тысячелетий. Как и названиям солнца, ноги, пяты, десятки и пятёрки... Они то, наверняка, входили в основной словарный фонд языка Малого Человечества эпохи Начала.
Угро-финские языки – кладезь древнейших лексем – живых праформ индоевропейских, тюркских, германских и др.языков, потому что все эти слова вынесены из общечеловеческого языка эпохи Начала. Нигде более не встретишь такого богатства! Первоиероглифы отпечатаны в значениях, а их названия в форме слов, как брахиоподы в миллионнолетних песчаниках.
1 Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванов. Указ .соч. т.II, стр. 846.
2 «Краткий этимологический словарь коми языка», стр.255.
3 Т.В.Гамкрелидзе, Вяч.Вс.Иванов. Указ.соч., т. II, стр.876
4 Первое значение вытеснялось другими названиями бога: tengir, tengir – «небо», «бог» (шум. dingir – 1) «божество», 2) «Венера»), alla – «бог» (араб.). Аффиксальное соответствие древнесемитскому еl.
5 Шум. a-mar – «детёныш, телёнок» = др.сем. mar-a – т.ж.
6 Без артикля случилась метатеза: Iskander (иран.-тюрк.). Начальный гласный редуцировался: Skander (алб.). Итальянцы исходили от «правильной» формы: iksandro → issandro → Sandro.