Когда-то сестрёнка затеяла переписку с ровесницей из Чехословакии, тоже пятиклассницей. Дворец пионеров тогда налаживал интернациональные связи школьников. После первого же обмена письмами моя Жибек отказалась дружить с Хеленой: «Она написала, что учится на одни единицы! А я же отличница».
Втолковать ей, что в Чехословакии единица – это высшая оценка, мне так и не удалось. Втолковывал сам не будучи убежденным: действительно – кол он и есть кол. И ничуть не больше! Думаю, и Хелена, получив сообщение о круглых пятёрках Жибек, испытала такое же потрясение.
Два отношения к первому числу уживаются во многих культурах. Первое – это начальное («первый класс»), первое – это высшее («первый класс!»). Первоклассный мастер вовсе не «первоклассник».
Первый в учебе, в труде, в спорте – это передний. Он поднимается на высшую ступень пьедестала почета, обозначенную цифрой 1. (Все ещё пытаюсь дообъяснить сестрёнке.)
Традиция возвеличения Первого родилась в процессе осмысления знака Сына Солнца, когда точка и черта стали пониматься как единицы. Контаминация архаичных и новых смыслов привела к синкретическому – Сын солнца – это высшее, Первое Лицо Единственного числа.
Такая семантическая комбинация произвелась и в культуре этноса («бараньего диалекта»), называвшего весь сложный знак звукосочетанием 
meŋ = beŋ → bel → ber (per, mer). Наименование было перенесено на точку (черту): ber – один (тат., башк.), per – один (чув.), bir (в большинстве тюркских), pir (алт.).
Утверждается новый способ обозначения чисел: количество точек или черт должно быть обнесено кругом (или полукругом). Но сколько «звёздочек» вместится в «луну»? Одна, две, три. Непрактичность таких цифр быстро себя проявляет. И потом это разрушает гармонию священного знака. Грамматисты оставляют в луне только одну точку (черту). Она станет уникальной, божественной цифрой, обозначающей Первого и Единственного. Во вселенной и в обществе. Господа, а потом и господина.
Эти переживания мысли происходят поначалу в тюркских культурах. Из них расходятся к соседям.
Период культурного возмужания прототюрков пришелся на времена юношества эллинской и романской цивилизации. Об этом рассказывает генеалогия некоторых греко-римских числительных. И в первую очередь – история первого порядкового числительного.
Общее название знака ber (per) перешло на деталь (точку, черту) и стало количественным числительным. Как теперь наречь весь комплекс? Необходимость в том, вероятно, была. Круг или угол к той поре уже известен как цифра uŋ (oŋ) со значением «десять». (В древнетюркском un/on – десять. Будем считать, что носовой избавлялся от нёбно-гортанности задолго до Орхоно-Енисея.)
– ber (per)-unda – «один в десятке» (первый)
– iški-unda – «два в десятке» (второй)1
Не знаю, сколько ещё точек (черт) вместилось бы в круг, остановимся пока на этой паре реконструкций. Могла получить хождение и другая, не столь грамматикализированная форма описания знаков:
ber (per)-un – «один-десятка» (первый),
iški-un – «два-десятка» (второй).
Если существовали социальные ранги и знаки отличия, как ныне кокарды и погоны, то по крайнем мере «тузы» общества обозначали себя одной звездочкой в круге, как некогда – бога.
Но был ли второй (с двумя звёздами или полосками) выше первого? Скорее всего, нет. Вторая по значению ступень иерархической лестницы. Скажем, вице-король, отвечающий за военное дело.
В средневековой Японии была каста военоначальников – сöгун.
[ Майор британских колониальных войск в Иране Роулингсон увлекался «персицкими древностями». Ему принадлежит честь открытия барельефа на скале в горах Бехистуна, неподалеку от места летней резиденции ахеменидов. Майор расшифровал и надписи, сделанные древнеиранской слоговой клинописью 6 века до н.э.
Барельеф изображал великого Дария, восседавшего на престоле. Перед ним стоят девять фигур – плененные участники заговора против шахиншаха. Девятым – явно не перс. Персонаж в остроконечном головном уборе. Над его головой надпись sk-un-ha-s-ak.
Роулингсон узнал упоминаемый Геродотом этноним 'о Sakos – «сак» – «кочевники Центральной Азии»: 'o(ko) артикль мужского рода; -os – окончание мужского рода.
Определившись с двумя последними знаками (s-ak), исследователь объединил остальные, предложив считать полученное звукосочетание антропонимом: skunha-sak. Так Скунха-сак вошёл в историографию.
Каждое имя некогда было словом-понятием. В мировой ономастике соответствий skunha не обнаруживается. И в словарях также.
Надпись не пострадает, если мы попытаемся распределить слоги в ином порядке: skun hasak. Титул и этноним. «Вождь (воевода) хасак». Праформа могла быть iškun kasak. Буквально: «Второй касак», а если учесть озвончение между гласными, то устно – «казак».
Этноним мог произноситься в диалектах и kosak, что привело к переразложению в древнегреческом ko sak(os) → 'о sak(os).
Пока будем считать возможным, что этноним kazak (kasak, gazak, gzak, kozak) находит своего предтечу в звукосочетании hasak из Бехистунской надписи 6 века до н.э. Skun hasak – «Вождь (воевода) хасак». ]
II
Если японское сöгун – «воевода» согласуется с «хасакским» скун и древнетюркским sogun – «олень» (предметное толкование знака рогов, перечеркнутых двумя вертикальными линиями – «многорогий»), то праформа iški-un – «два-десятка (десять)» требует повышенное к себе внимание. В языке алтайских тюрок сохранилось сложное числительное iki-on – 20 (iki – два; on – десять). Составляющие не слились в монолит и потому каждое сохраняет свою рядность.
В казахском и уйгурском языках действует произносительное правило. Если в потоке речи встречаются гласное окончание и гласное начало следующего слова, то один из гласных редуцируется.
lški un должно было произнестись при фузии как iškun. Такая традиция могла сказаться на форме бехистунского термина skun.
В «полногласном» диалекте, прослаивающем стык согласных слоговым «а» возникает ситуация, характерная для большинства тюркских языков: любой (?) согласный в интервокальном положении озванчивается. Например, в казахском: жак – жги, жага – жгя, жжа; жагу – жечь. Бак – паси; бага – пася; шап – руби; шаба – рубя и т.п.
Наше skun, преобразовавшись в sakun, должно было претерпеть озвончение гортанного – sagun. И слоговой протетический огубляется под влиянием ударного губного – sogun. (Пока непонятна причина смягчения в японском sögun – сёгун.)
III
Этнос, культура которого ввела в обращение более грамматичное название знака с двумя точками (чертами) в «луне», по-видимому не уходил на восток так далеко. Он обретался в Южной Европе, где и оставил следы в виде iskunda – «два в десятке (десяти)» – «второй».
Мы уже не раз замечали, что слова, попадающие в латинский с окончанием «а», ошибочно воспринимались как лексемы женского рода. И переводились в мужской.2 Так, secunda – «вторая»; secundus – «второй, следующий, другой».
Тюрки не сохранили такой суффикс порядковых числительных. Он был слишком прозрачен. Служебное слово должно исказиться до неузнаваемости, чтобы стать формантом. Иначе внимание произносящего отвлекается от главного, корневого значения. В права суффикса первичное служебное слово -unda («в десяти») вступило, изменив качество под влиянием качества корневых звуков. Это случилось в диалекте, в котором гласное окончание основы слилось с гласным началом служебного: iški-unta → iškiunta → iškünta...
Шумерская гармония гласных: все гласные слова должны соответствовать корневому. Тюркская поправка: и качеством. При этом все фонемы изменяют качество.
... Iškünta → iškinti → ikkinti → ikinti. В большинстве тюркских принят суффикс порядковых -inči (после мягких основ), -ynčy (после твёрдых). И только в некоторых текстах 8 века ещё сохранилось древнейшее ikinti – «второй».
В татарском и башкирском – enče (ikenče – «второй»).
В славянских языках история форманта наиболее сложна: – enti – суффикс порядковых (trenti – третий), дробных (trenti – треть, četver-enti – четверть), вторичных количественных (p-enti – пять; dev-enti – девять; des-enti – десять).
Тюрки свободно ориентируются в качестве форманта. lki-inti → ikinči – 2-й; un-ynčy – 10-й.
В славянских, так и не устоялся сингармонизм: мягкие и твёрдые формы путаются. В итоге оппозиционная пара -anty/-enti (-aty/-eti → iati) скрещиваются в синкретическое образование -iaty («девятый» вместо «девятий», «десятый» вместо «десятий»)3
В романских и германских числительных -enti (-enta, -iinti) сохраняет самое древнее, прямое значение – «в десяти». Это суффикс десяток: twenti – 20 (англ.), tü-enti. Менее сохранны двадцатки в романских: venta – 20 (ит.), viginti – 20 (лат.).
(Это числительное очень важно, так как обозначает первое предельное число – количество пальцев всех конечностей. Другие высшие числа измерялись чередой двадцаток.)
В английском суффикс удержался в полном виде только в названии этого предельного числа. В других он выродился в -ti. Итальянцы сохранили: trenta – 30, kvaranta – 40 до novanta – 90. Так же и латиняне.
Очень интересно название сотни, явно содержащее тот же суффикс: centa – 100 (ит.), centum (лат.). Но в сложных выступает похожее на праформу centi (centipes – «стоногий» при pes – «нога»; centigranius – «большой колос», букв. «стозёренный» и т.п.).
Возможно, внесет прояснение сложное числительное, сохранившееся в германском thousand – 1000 (англ.), фонетическая запись tauzend.
Мягкость суффикса лучше проявляется в славянском тисяча (укр.), тысяча (рус.), тысеща (болг.), tisutha (серб., хорв.), tisoča (словен.), tisic (чеш., слвц.), tisiac (пол.), tysac (в.-луж.).
[ Фасмер: «Праславянск. tysonti и tysenti – с наличием апофонических вариантов в формах склонения свидетельствует об исконном характере славянских слов. Родственно др.-прусс, tūsirntons вин.мн.; лит. tūkstantis; лтш. tūkstuotis; гот. thūsundi – «тысяча». Выдвигают предположение о происхождении от и.-евр. tūs (откуда «тыть», лит. tukti – «жиреть», лтш. tukt – то же) и и.-евр. kmtom – «сто», то есть первоначально «большая сотня». ]
Гадания со сложением наукообразных среднеарифметических tūs + kmtom, из которых бог знает как образовывается сумма – tauzend.
Постоянно убеждаешься – придуманные «праформы» языковедов не имеют ничего общего с ясными и гармоничными лексемами, созданными языкотворцами. Наука давно могла бы выйти на суффикс европейских десяток и сопоставить его с суффиксом тюркских порядковых. Но для этого необходимо было преодолеть берлинскую стену, разделившую языки Евразии. Идеология сия помешала лингвистике стать настоящей наукой. Иначе мы уже знали бы о закономерном чередовании дифтонг/долгий/мягкий в евразийских словах, передававшихся письменно.4 А числительные, тем более сложные, вполне могли распространяться не устно. «Историко-культурные соображения» теперь не в силах помешать нам сравнить тюркские tüsinči (düzenči) – «100-й» (праформа: tüs-inti, düz-enti) с германским tauzendi и славянским tüsenči → tisenči – «1000 (100.10)».
В каком-то из протороманских диалектов произошло переразложение. Начальный слог совпал звучанием с названием десяти (des, dis, ti) и предположим tis-sent – 1000 этимологизировалось как 10∙100. С выделением sent, cent – 100.
Это могло произойти ещё в Древней Передней Азии, где индоевропейцы оснащают полученное числительное суффиксом женского рода, и окончанием существительного заимствованными из древнесемитского: sentum (centum).
Балты заменяют на свой мужской род: šimtas – сто (лит.), sirnts (лтш.).
Древние индоиранцы не развивают носовой согласный в губной как балты, но просто опускают его: sentum → setum. Закономерный сдвиг переднерядного корневого гласного в заднерядный, произошедший ещё до санскрита, довершает картину: sat'm – 100 (авест.), šatam – 100 (др.инд.). В тохарском уцелел мягкий, и они обошлись без семитского суффикса: känt (cent).
Готы огрубляют гласный: hund – сто.
Ирланцы теряют носовой: cet (cent).
Итальянцы типично открывают конечный слог, редуцируя финальный согласный: cento (centum).
... Славяне получают слово в форме sento и типично преобразуют – seto. Сравните setne – сотня (пол.).
Безударный редуцируется: сьто, съто – 100 (ст.слав., др.рус.), sto (болг., чеш., слвц., пол., н-луж., в-луж.). Румыны заимствуют из славянского sъto → suta – 100.
Полногласная форма распространяется по Европе: sata – 100 (фин.,) sada – 100 (Крым.-гот.). Вероятно, была и форма hato, переходная к греческой закрытосложной ehaton – 100.
... "Открытие» грамматиста, ставшее следствием его «народной этимологии» распространилось по языкам этносов, включавшихся в разное время в культурный союз. Впоследствии, эти языки компаративисты объединили в индоевропейскую семью.
Протороманцы уже доминировали в «союзе». Этому этапу предшествовал период бытования в ДПА, активного взаимодействия с древними семитами и прототюрками.
Картину эту подсказывают словари.
Переразложив название тысячи, романцы принесли его в жертву сотни.
Поэтому потребовалось новое числительное, выражающее предельное число.
Источником заимствования оказалась все та же среда (тюркская): myŋ – 1000 (кипч.), miŋ, ming (карлук.), bin (огуз.). Родственное: min, men – много (кит.), menicc – многочисленный (др.ирл.), minia – толпа (лит.).
Праформа: meŋ
Умлаутной форме должна соответствовать аффиксальная: muŋ + а или muŋ-i. В славянских: myng+a → mъnaga → mnogo. Прослоение неприемлемого стыка согласных ng протетическим слоговым гласным, принявшим на себя ударение, вызывает редукцию безударного гласного и в первом слоге, и в последнем: мъногъ – «много» (ст.слав.).
В большинстве славянских гласный сокращается только в начале: много (рус., серб., хорв.), mnogo (пол.), mnoho, mnohy (чеш., славц.).
В нижне-лужицком произошёл переход носового в плавный: mlogi – «много» (Закон NLR).
Из славянского ли заимствуют готы: manags – «многий»? Или это результат развития праформы muŋ-а → mun-ah? Отрицающий префикс обрёл закрытосложную форму.
Другие германцы, вероятно, использовали флексию – аналог i: muŋ-i → many – «многие», «много» (англ.).
Возможно, сюда же надо отнести романское mang-i – «большой, великий».5
Таким образом, совершенно очевидно выстраивается семантическая последовательность много > тысяча. И устанавливается тождество умлаутных и аффиксальных форм названия какого-то сложного знака, подозрительно похожего на знакомый нам иероглиф с точкой:
| můŋ (bůŋ) | ||
| 1) meŋ (beŋ) | ||
| 2) muŋ-a |  | muŋg-a | |
| muŋ-ah | |||
| 3) muŋ-i |
Толковали по-разному. Круг сам по себе выражал предельное множество. Название его стало кипчакским определением тысячи: muŋ → myŋ. Диалектный mun, пройдя испытание NLR, превратился в mul (mol) – 1) крупно, 2) множество (тат., каз.). Появление точки в круге воспринято было одними как увеличение множества, другими как отрицание множества: mоl-а → malo (слав.); i-mol → ih-mol, iš-mol → smol – малость (англ.). Запись фонетическая. Современная – small.
Но огузо-карлуки и китайцы истолковали весь знак (круг с точкой) как выражение множества: mеŋ (bеŋ) → ming – 1000 (узб.), bin – 1000 (тур.), min, men – много (кит.).
Разность значений на первый взгляд несущественна. Но переход от абстрактного множества к конкретной численности знаменует собой определённый качественный скачок в развитии культуры. Вероятно, мы встречаемся с первой общечеловеческой цифрой, обозначающей предельное число.
В кипчакских мягкое название присвоила себе точка: meŋ – «родинка» (каз.), miŋ – т.ж. (тат.). С родинкой на лице – к счастью. Таких детей спешили назвать miŋli – «с родинкой». У татар много имен типа Минли-Ахмет, Минли-бай, Минли-гази и т.п. Не это ли название знака, ставшего цифрой, произнеслось романцами с удвоением плавного под воздействием «итальянского рефлекса»: milli – 1) (знак) с пятном, «родинкой» = 1000. Финальный гласный совпал с окончанием множественного числа и «восстанавливается» единственное: mille – 1000 (ит., лат., фр.). (Только в испанском почему-то mil – 1000. Неужели непосредственно из miŋ?)
В сложных числительных, выражающих суперчисла, финальный i сохраняется:
milli-on (minli-on). Ср. on – «десять» (тюрк.).
milli-ard (minli-ard). Ср. ard, art – «предел» (тюрк.).
... Мы знаем, каких высот достигли египетские и шумерские математики. Без их расчетов, оперирования неимоверными числами, постичь которые и современная математика не всегда способна, невозможны были бы тысяча и одно чудо света, оставленные нам для раздумий. Ежели знак , названный кипчаками описательно miŋli – «с родинкой», совпал с огузо-карлукской цифрой – miŋ → ming, bin – 1000, то мы должны допустить, что числовое значение огузо-карлук. цифрового знака перешло на кипчакское название: miŋli – «1000» (протороманск.). Об этом свидетельствует форма числительного milli.
Кипчаки, имевшие цифру 
– muŋ → myn – 1000. Некогда определили точку как выражение сверх предельного числа – 1001.
Если предположить, что романская праформа соответствовала огузо-карлукскому minli – «обладающий тысячью», тогда надо допустить, что доходили и до таких чисел, как «десять в тысячной степени» (minli-on), что нереально. Математики новых поколений смогли освоить только десять в шестой, девятой и двенадцатой степенях. Названия для этих грандиозных понятий добывали способом народной этимологии: использовали вариант «миллиона», исходящий от огузского bin – 1000, binli-on → billion.
Осмыслили это слово, опираясь на латинскую приставку bi-, придающую значение «двойной», «двоякий». От слова bis – «два раза», «дважды», «вдвойне». И тогда остался шаг до триллиона.
Введение этих новаций обессмыслило остающуюся без понятия часть слов – -llion.
Но разбираться в этом не было необходимости, ибо в науке уже торжествовал принцип – слово произвольно!
IV
Один и тот же священный знак, путешествуя во времени, обрастал множеством значений, подчас крайне противоположных друг другу.
- «множество», «мало», «единица», «первый», «высший»...
В зависимости от «точки зрения» грамматистов, от их отношения к точке (черте). Она толковалась то как знак увеличения (возвеличения), то предметно, как символ малого, части в противоположность кругу (большое, целое).
Одним из самых удачных скрещений диалектных смыслов оказался синтез «высшего» и «первого» («начального»), приведший к синкретизму – «Первый» (т.е. «Высший»). Такие открытия подготавливаются всем ходом развития социума.
Ввели в оборот это понятие и первое порядковое числительное грамматисты языка, продолжавшего нормы б-диалекта: ber (per) – один; ber-enti, ber-endi (per-enti, per-endi) – Первый (Высший).
В тюркских языках значения со временем опростились: berenče – первый (тат., баш.), birinči, birinši, birindzi – т.ж. (огузо-карлук.-кипч.), pirinči – т.ж. (алт.). Славяне заимствуют perinši → perši – перший – первый (укр.). В этой группе должны рассматриваться славянские передний (perendi), впереди, предний, прежний.
В южноевропейском законсервировано и самое раннее значение, утраченное тюркскими: berendi – «бог», «господь» (алб.).
Праформа pirinci прошла сквозь строй диалектов с сильной произносительной инерцией закрытого слога. В одном случае конечный слог закрывается редукцией гласного: princ – «принц», princessa – ж.р. В другом – конечным протетическим согласным. В латинском: princiw → princepus – 1) первый, 2) главный, лучший, 3) глава, повелитель, властелин, владыка, 4) творец (лат.). Среди других значений этого слова выделяется мной «подстрекатель» ( – «бык и стимул»). С суффиксом прилагательного: principalis – 1) первый, первоначальный, 2) главный, важнейший, 3) принципал, старшее долностное лицо в муниципалитете; princpatus – первое место, первенство, верховенство, господство, гегемония; princpium – начало.
... Время господства атлетов. В вожди выбирали самых сильных и ловких. Тот, кто попадет стрелой или копьём в центр круга, в кольцо ( ), или выше всех выбросит молот ( 
) – приблизит знак солнца к обожествлённому светилу, или метнёт диск с обозначенным центром ( ), того награждали Венком, воплощением ореола, нимба над головой. Победитель становился princi, princ.
В Риме наградой герою, выполнившему требования священного знака была власть и её символ – Венец. (Prince → price.) В английском price – 1) приз, 2) цена (победы?).
V
Знак Первого интенсивно прорабатывается. Он назывался и по-другому:
– per-u (per-o) → per-vu (per-vo) → prevu (prevo).6.
Наиболее представлены эти формы в славянских: перво – «сначала», первый (pervy) – в русск, и укр.; първъ (др. рус.), прьвъ (ст.слав.), първи (болг.), први (серб., хорв.), pirvo (др.пол.), perwy (н.-луж.).
Механически огрубляется корневой мягкий в названии «единицы»: pärvö → pravo, bravo. (Ср. болгарское право – «прямо». Криками bravo! римляне приветствовали победителя состязаний. «Первый!»)
В индо-иранских мягкий так же видоизменился: purvas (pürvas) – первый (др.инд.), paurva (авест.). И опять тохарский, сохраняющий искуственный мягкий: pärvat – «старейший» (A), pervesse – первый, первейший (В).
Индо-иранские формы годятся для иллюстрации закономерного письменного чередования дифтонг / долгий / искусственный мягкий (au / ō/ ö, ü).
[ Тюркский сингармонизм проявил себя и в этом случае:
– рег-uŋ → per-üŋ → рег-iŋ → рег-eŋ.
Стремясь назвать черту, переворачивают слоговое написание: iŋ-рег (eŋ-per) – «самый первый», «наипервейший». (Шум. еn – 1) «бог», 2) «наи-»; тюр. iŋ, eŋ – «наи-».)
Римляне осваивают знак предметно: «струя из облака».
В латинском inber – «дождь». Их примеру следуют тюрки: еŋbir → iaŋbir.
По закону сингармонизма качество «суффикса» ассимилируется качеством корневых звуков. Расширение начальной фонемы перевело все звуки слова в «задний ряд»: iaŋbyr – дождь (кинч.). Огузы: iang-byr → iag-byr → iagmyr, iagmur – дождь. (Название 1-го месяца в лат gen-ber-январь)
Другое предметное толкование: «головка жалящего насекомого»: ün-per → üpir – унырь-кровосос (рус.), en-рег → em-pir → iam-pir → am-pir → wampir – кровосос (ром.).
Переход носового в губной перед другим губным типичен в романских. Грамматисты этого этноса из общего названия знака imper' получили имя круглой детали: imper' + а – империя. И от неё наименовали черту impera-tor.
Микропоэтическое виденье естественно сопутствует макропоэтическому. Предмет, созданный но образу знака нарекли по правилу («плюс уменьшительный суффикс»): iam-ber + ello = iambrello → ambrello – зонтик (ит.). ]
VI
И, наконец, обособленно стоящая группа первого порядкового числительного: primus – первый; prima – первая (лат.), primos – первый; prima – первая; primes – первые (греч.). Я намеренно привел мн. число: эта форма для этимологии играет ключевую роль.
... Продолжим статистическую таблицу. Pirmas – первый (др.прус., лит.), pirmais (лтш.). Балтские формы архаичнее южноевропейских: в них не произошла метатеза плавного.
О возможности праформы permes ( → perme → preme... ) свидетельствуют не только славянское priamo – «прямо» (прями, выпрями), описывающее вертикальную черту, но и синоним латинского prince – premia.
Римская и греческая традиции объединились в римско-греческую. Ныне победитель поднимается на высшую ступень пьедестала почета под номером 1, на шею ему надевают лавровый венок ( ) и вручают кубок ( 
)7.
Славянские кандидаты в князья, мне кажется, тоже метали молот к солнцу. Воспоминания об этом сохранились до 12 века, автор «Слова о полку Игореве», обращаясь к Ярославу Галицкому, напоминает ему о его спортивных подвигах. О временах, когда он «метал бремены через облаки». Выражение это, ясное для современников, после введения в Руси института наследственной власти стало непонятным, тёмным местом поэмы. Князьями теперь не становились, а рождались. Не надо было метать тяжести, стрелять в кольцо.
– breme (preme) → bremia (premia) → vreme, vremia.
Этот же иероглиф для славян стал прообразом солнечных часов. Чертили круг на земле, втыкали в центр копьё и тень от него, плавно перемещаясь по окружности, обозначала время. Как ныне стрелка – по циферблату.
VII
Происхождение индоевропейских порядковых числительных со значением «первый» не установлено. И праформа не восстановлена. Этимологи никак не могут вывести «среднюю арифметическую» из форм, столь различных. Консонантизм начального слога вроде бы у всех общий (во всяком случае, родственность этой части сомнений не вызывает), но вторая часть!
Попробуйте вывести из одного источника primus, pervi, perši, first!.. Да и начальный слог абсолютно неясного происхождения. Ни корень, ни суффиксы не знакомы индоевропеистам.
Если бы увязали числительное с титульным princeps (princ) и признали в них бывшее порядковое, тогда самые консервативно настроенные компаративисты вынуждены были бы обратиться к тюркским материалам. И, может быть, рухнул бы один из блоков стены «историко-культурных соображений» и постулат – «числительные не заимствуются».
Тюркские порядковые не страдают супплетивизмом: количественные соответствуют корням порядковых, и суффикс системно повторяются во всех. Ber, bir, pir – один; berenče, birinči, pirinči – первый, (Iški, ikki, iki – два; iškinči, ikkinči, ikinši – второй и т.д.)
И сравните латинские: unus – один; primus – первый; duo – два; sekundus – второй...
Индоевропейские порядковые создавались в тесном сотрудничестве с тюркоязычными народами. Первые два, судя по всему, возникли в начале I тысячелетия до н.э. в Средиземноморье.
И осознание первого порядкового как титульного слова способствовало созданию таких уникальных образований: fürst – первый (нем.), first (англ.). Первоначально: per-ist, pür-ist – «Первое лицо» в социуме. (С использованием латинского суффикса -ist, обозначающего деятеля, существующего.) Слова описывали черту-Единицу. Славяне получают предметное perst – палец.
Древние европейцы последовательно и, может быть, синхронно взаимодействовали с двумя потоками тюркского суперэтноса. В одном порядковые числительные создавались суффиксом -inti, -inči (огузо-карлуко-кипч.-алт. Условно – «общетюркск.»).
В другом – суффиксом -mеš (протобулг.).
Составное наименование: «копьё» (единица) – рег; «луна» (десятка) – meš.
Булгарское наследие наиболее ясно сохранилось в чувашском: per – «один», «одна», «одно»; permeš – «первый», «первая», «первое». (Чуваши, как и остальные тюрки, не признали необходимости категории грамматического рода.)
Суффикс проявляет себя во всех порядковых (ike – два, ike-meš – второй; viš – три, višmes – третий и т.д.).
... Намечается системность семантического соответствия суффикс порядкового/суффикс десяток.
Мы приводили пример: -inti (тюрк.)/-inti (европ.). Другой не вышел за пределы тюркского суперэтноса: булгарские порядковые/общетюркские десятки. Эту закономерность в состоянии были открыть внимательные тюркологи, если бы нашли время сопоставить хотя бы vultmeš – «шестой», etmeš – «седьмой» (чув.), с общетюркскими altmyš – «шестьдесят»; jetmiš, jetmeš – «семьдесят».
И некоторые другие параллели (igermeš – «второй»; jigerme – «двадцать» от чув. iger – пара, двойня = общетюрк. igez – пара, двойня) позволили бы уверенно говорить о формуле: -meš (булг.)/-meš (общетюрк.).
Булгаро-балто-греко-римские контакты происходили в каком-то одном регионе, в рамках некоего государственно-культурного союза. Заимствованное из булгарского название священного знака этимологизировалось, что привело к переразложению, с выделением ложной основы.
Дело в том, что и в балтских, и в греческом окончанием множественного числа было -es, отбрасывая это звукосочетание, получили форму единственного: реrmеš → permes → perm-es. И тогда удалось придать «восстановленной» основе родовые черты: perm-us (-os, -as); perm-a.
Балтские языки не выработали произносительной инерции, которая способствует «метатезе плавных» и потому сберегли конструкцию: pirmas – первый (др.прус., лит.), pirmaes (лтш.). Эти формы с узким гласным похожи на праформы римско-греческих числительных: primus, prima (лат.), primos, prima, permes – первые (греч.).
Судя по всему, южноевропейцы (скорее всего – греки) заимствовали знак с булгарским названием в два этапа.
В одном случае, как титульный герб и титул – из языка-посредника, в котором мн. число выражалось окончанием -s: premeš → primes. С выделением формы единственного ргеme → premia.
В другом – как цифру порядкового числительного. Здесь мы можем попытаться определить первого медиатора -балтские языки. И второй – диалект с выраженным синдромом «метатезы плавных».
История первых порядковых со всей очевидностью доказывает, что индоевропейцы в тот период культурного взаимодействия встречались не с мифическими пратюрками, но с вполне определившимися в своих языковых нормах протобулгарами (per-meš) и общетюрками (pir-inči).
1 Из числа тюркских названий двух наиболее архаичной представляется уцелевшая в уйгурском iški – «два». От неё ikki – два (узб.), iki (тур.), eki (каз.) и др.
2 – arba – дерево (ж.р.), arbus – дерево (м.р.). Но производное 'erba – «трава» свидетельствует о первичности «женской» формы названия высшего растения. Или lupa – «волчица» от ulра – «воющий; волк» – тюрк., откуда и wulpa – лиса (лат.). Искусственные муж.формы – lupus – волк, wulpus – лис.
3 Протетическая йота возникала только после мягкого узкого, чтобы он не путался с грамматическими окончаниями: зодчи → зодчий; казначи → казначий, казначей...
4 Ср. auric(os) = örik, ürik, erik – 1) абрикос, 2) любой косточковый плод (тюрк.). То есть: аu / ö, ü(индоевр.) = ö, ü, e (тюрк.). Это заметно и в письме: 
u 
uu (авест.) u 
ü(ö) – в древнетюрк. алфавитах.
5 mag-i → magis – больше, более (лат.) mang-i magn-i → magnus – большой, крупный (лат.) Отсюда magno – великий (ит.), magnatus – вождь (лат.).
6 В кипчакских есть разновидность числительного: pireü, bireü – «только один»; ekeü – «только два» и т.д. (каз.)
7 Это не значит, что римляне не знали знака «кубка»: венцы не всегда были сплошным кругом. И греки называли «премией» не только кубок.
