Солнце = три

Остроугольный знак северного солнца сыграл роль универсальной цифры. Как скрипичный ключ, начинающий первую строку партитуры симфонии, так этот выдающийся иероглиф по праву достоин открывать главу «Сложные числительные» в начальном разделе истории математики.

Он знал как минимум пять редакций за многие тысячелетия до эпохи Шумера. Родившись графическим символом Луны и Венеры, он истолковался позже как знак солнца. И виной тому лучистая звезда, (превратившаяся со временем в знак отрицания – крест, и в знак умножения – крест), получившая множество и других значений.

Все варианты иероглифа в шумерскую эпоху могли существовать синхронно в разных культурах.

Таблица развития названий первоиероглифа займет значительно больше места и одному её сделать трудно, наметим только основные формы, непосредственно предшествующие шумерскому периоду, когда Угол (Луна, Бык) назывался: un (u).

Точка имела в диалектах два исходных наименования – 1) а, 2) е (i)

... В шумерский период (4-3 тысячеление до н.э.) знак солнца приобретает уже внешне маловразумительный вид, весьма отдалённый от природного образа. Даже идеология символа («не луна», «не бык») едва ли поддавалась тогда восстановлению. Семантика образно не мотивирована. И как математический знак иероглиф к тому времени исчерпал себя:

– уд – 1) солнце, 2) день (шум.)

Ещё можно поверить в значение – «лежащая рогатая голова» – «убитая скотина» – «мясо», но не более. Все слова-понятия, связанные с этим знаком, евразийцы получили в предшествовавшие периоды, когда крест ещё не превратился в «противоположный уголок» и был отделён от сторон угла.

«Запустим ленту памяти наоборот... »

Рассмотрим бегло основные моменты жизни графемы в ретроспекции.

Эта композиция, сохраняя давний священный смысл, толковалась предметно. Жрецы пытались объяснить себе и племени парадоксальность символа солнца, не избегая самых поверхностных уподоблений.

Сложный словотворческий процесс отражал культурную атмосферу, характеристики личности творца – масштаб его ассоциативного мышления, философский или предметный склад ума. Каждое слово – произведение индивидуального творчества жреца-толкователя священного знака. И если он достаточно убедительно мотивировал своё решение, оно становилось предметом «общественного договора» – найденное значение тиражировалось и со временем утверждалось в языке племени.

Чтобы понять генезис произведения, необходимо восстановить ход авторской мысли, а для этого формальной логики недостаточно.

В диалектах прототюркских этносов, обитавших в Древней Передней Азии один и тот же знак выступал в двух значениях:

– 1) ud (ui) – корова, солнце 2) u-d' (u-i) – 1) корова 2) солнце.

Нашли компромисс. В унифицированном письме названия и значения развели по вариантам иероглифа, отличавшимся лишь положением в пространстве:

– ud (ut-ui) – корова

– ud' (ut') – солнце

В шумерском эта пара преобразовалась:

– gud – бык, крупный рогатый скот

– ud – солнце, день.

Теперь проверим версию. В её пользу прежде всего говорит пара букв, которая попала в древнетюркский алфавит:

– d' – u.

Иероглиф разложился ещё до того, как слово, образованное из сложения простых знаков, полностью стало «мягким»: ud' (ut'). А что оно именно так модифицировалось ещё в эпоху архаического шумерского письма и языка, свидетельствует и его семантическое преобразование. Изменение позиции знака не всеми прототюркскими культурами было принято.

Это вызвало новые толкования накрененного, как чаша или рог, знака. Наклоненная пятёрка, из которой выпадает крест-двойка, одно из самых удачных объяснений возникшей знаковой ситуации. Символ солнца получает числовое значение – (5-2). Не эта ли двусмысленность заставила солнцепоклонников обожествить число «три»?

Название цифры станет именем этого числа. Если наша догадка правильна, то праформа этого числительного должна быть ud' (ut') → üdh (üth).

В сложном шумерском числительном uš-u – 30 (3·10) уцелело uš – 3.

Почти буквальное соответствие ему нашлось только в языке майа: oš – 3.

Однако, думаю, звучание этих примеров переданы не точно. Испанские миссионеры, записавшие в 15 веке слова майа, не имели возможности изобразить буквами латиницы искусственный мягкий ö, если, конечно, он сам не огрубел в языке майа.

Древневавилонские словари так же не смогли бы передать искусственный мягкий, если бы таковой звучал в устном шумерском слове.

У нас есть уникальное косвенное доказательство того, что протошумерское числительное содержало искусственный мягкий гласный: üš – три.

И этим аргументом является шумерское простое числительное, которое в текстах III-II тысячелетия до н.э. выступает в закрытосложном варианте eš – «три», и в открытосложном – peš – «три». Пытаясь объяснить такое разнообразие форм, И.М.Дьяконов принимает обе за исходные, от одной из которых, якобы, произошло гипотетическое weš. Протез произвел огубление мягкого гласного, что создало таким образом, искомое – uš – три. Если с этим ещё как-то можно попытаться согласиться, то превращение реš → puš, предлагаемое уважаемым автором, ничем нельзя обосновать, да это и не нужно, потому что в шумерских документах нет даже намека на реконструируемое им фантастическое числительное puš¹. Оно произведено им только оттого, что варианты eš и peš он считает независимыми друг от друга, ничем не связанными и потому, если гласный одного из них смог огубиться, параллельно тоже должно было произойти и с «соседом».

III

Итог этого древнейшего арифметического действия должен был отразиться как в шумерском uš – 3 (сохр. в uš-u – 30), так и в тюркском uth' → üč → üš. Сравните: üš' – 3 (каз., к.кал., ног.), üč – 3 (тат., узб., башк., тур., кирг., алт. и др.), its (караим.), vič, visse, viš (чув.). Майа унесли это числительное в америку: oš – 3. Более ни в одном языке мира я не обнаружил подобных форм числительного.

Мягкий гласный в составе закрыто-сложного eš, возможно согласуется с более узким мягким – ith.

Наличие двух форм числительного могло свидетельствовать о взаимодействии шумеров с прототюркскими диалектами: одни признавали губной искусственный мягкий, другие передавали его естественным узким мягким, как караимский или чувашский диалекты.

Природа фонетического развития не может допустить противоестественной эволюции переднеязычного е в гласный заднего ряда. Но превращение переднеязычного губного ü = i → е подтверждается массивом примеров из тюркских словарей. Приведем только один: üč – «три» (огузо-карлукско-алтайский) its (ič) – «три» (караим.) vič – «три» (чуваш.).

По этой модельной схеме видно, в каком порядке следует выстроить и шумерские варианты: üš – iš – eš – weš – peš.

В итоге, следует признать возможным сравнение шумерского uš – «три» (из сложного uš-u – 30), с тюркскими üs, üč – 3, (в сложном üs-un, üč-un – 30).

¹ И. М. Дьяконов . Указ. соч. стр 65.

назад содержание вперёд