Мы рассмотрели два основных механизма сознательного словообразования и словоизменения (умлаут и аблаут).
Но слово испытывало и механические нагрузки, искажавшие форму, не затрагивая значения. Среди многих причин неосознанного изменения формы слова я выделяю главную – инерцию структуры привычного слога. В языке-производителе образ лексемы не меняется в течение всего времени существования, если не изменяется его грамматический строй и структура слога. Искажению подвергается лишь заимствование, произведённое из среды с другой последовательностью звуков слога.
Существует два типа слогов – открытый (согласный-гласный) и закрытый (гласный-согласный).
Многотысячелетняя произносительная практика вырабатывает в языках эпохи Начала приверженность к одной из двух разновидностей. Неизбежные в процессе этногенеза межплеменные контакты привносят в любой язык лексический материал с непривычной слоговой направленностью, что вызывает типическую реакцию. Инерция идеального слога заставляет говорящего автоматически перестраивать слог, произносить его привычно. Перестройка затрагивает и начало, и конец слова. Эта реакция убеждает – структура первичного слога является главным классификационным признаком большинства языков.
Сложная история выживания этноса сказалась на языке. Нет наречий, которые не представляют собой сплав диалектов с разной конструкцией идеального слога. Они уже проявляют терпимость и к закрытому, и открытому слогу. Пример – латинский. Самый толерантный из мировых языков. в нём одинаково уютно чувствуют себя слова открытосложные (homo – человек), и альтернативной структуры (oos – рот).
Но во многих до сих пор проявляется или явная тенденция доминирующего слога или подспудная. Китайский язык сохранил любовь к открытому – ни одна дву- или трёхфонемная лексема не начинается с гласного. (Если не считать таковым полугласный «j».)
Столь же откровенно пропагандирует открытый слог – итальянский. Здесь основное внимание уделяется конечному: он всегда открыт. Нет ни одной лексемы, заканчивающейся на согласный. Даже если заимствуется такая, она обретает механически гласный в финале. Поэтому трудно отличить протетический, появившийся для открытия конечного слога, и «природный», изначально присущий лексеме. В славянских этот рефлекс проявляется и сегодня [ Vien → Вена ], и два века назад [ shtuk – палка (герм.) → штука – счетная палочка ], и в средние века [ ottaw – сенокос (каз.), где ot – трава, otta – коси траву. В русском отава – трава, подросшая после покоса ], и в древнейшие [ pishen – сено (каз.), pish – режь, крои, срезай. В серб. и хорв. pseno – сено, в рус. – сено. Германское buk – книга, надпись, 
письменный знак приобрело в славянской среде протетический гласный, который произносился открытосложно – buk-wa – bukva – книга, (юж.слав.) письменный знак (вост.слав.) ].
... Стремление открыть все слоги чужой лексемы стало, на мой взгляд, причиной возникновения долгих согласных в итальянском. Стык согласных разбивает слово, нарушая слоговую гармонию. И произносительная инерция «сглаживает» стык, превращая его в один, но долгий согласный. Ассимилятором выступает всегда второй участник группы, открывающий слог: octo – восемь (лат.), otto – восемь (ит.), Neptunes (гр.) – Nettune (ит.), advocatus (лат.) – avvocato (ит.), niger – чёрный (лат.) – nigro – nirro – niro, nero – чёрный (ит.).
Этому распространённому в древних языках явлению (создание долгих согласных из стыка) для удобства мною дано имя – «итальянский рефлекс». (Хотя он активно проявлялся и в др. языках)1.
... В закрытосложном языке ассимилятором станет первый согласный в стыке, т.е. отвечающий за закрытый слог. Казахи терпят ystyk – горячий (от ys- накаляйся), огузы произносят – yssyk – горячий.
Мы видим, как стык согласных, превращаясь в долгий, в ряде случаев опрощается. Эти наблюдения вооружают этимолога ещё одним средством восстановления праформ.
Например, ставшее международным числительное ziro – «ноль», по-видимому, итальянского происхождения. Восходит к арабо-турецкому sifir, sifr – ноль. Через посредство языка, в котором свистящий перед мягким гласным озванчивался или превращался в цокающий (как в русском – «цифра») – zifr → zifro → zirro → ziro → zero. Дабы открыть конечный слог в многосложном слове, пользовались и редукцией конечного согласного: advocatus → avvocatu → awvocato (ит.), septem – семь (лат.) – sette – семь (ит.). [ Утрата конечного согласного констатируется и в новошумерском: tir → ti – стрела, tud → tu – родить, kur → ku – гора, kir → ki – земля. Причина, думаю, та же – открытие слога. Как в русском сложном спаси бог → спасибо. Русские перестраивали даже многосложные лексемы: алачук – хижина, маленькая бедная юрта (тюрко-огуз.) в итоге превратилось в лачуга – бедное жилище (др.рус,). Все три слога изменили направление: ал-ач-ук → ла-чу-га. Редуцировался начальный гласный и появился финальный протетический. Идеальная перестройка. ]
... В отдельных случаях итальянцы сами создают стык согласных, стремясь открыть конечный слог: september, october (лат.), settembre, ottobre (ит.). Сюда же – madre – мать, padre – отец (ит.) из mader, pader (лат.) и др. Рефлекс подпадает под действие известного закона – «метатеза плавных», но здесь он осуществляется с явным нарушением: плавный (r, l) должен перестраиваться относительно гласного, только оказавшись перед другим согласным. Например, vorn – vron (зап.слав.), vran (юж.слав.), gord – grod (зап.слав.), grad (юж.слав.) и т.д.
Итальянские примеры призывают к редакции закона: метатезе (перестановке) подвергается не плавный (г, l), но гласный, стремящийся стать после согласного и тем самым открыть слог.
... Начальному слогу итальянский язык уделяет меньше внимания. Он может быть и закрытым (начинаться с гласного). Конечный слог – всегда должен быть открытым. Нет ни одного слова итальянского, которое бы заканчивалось на согласный. Подчеркнуто повышенное внимание к открытому конечному слогу заставляет поверить в то, что грамматический строй базового диалекта прароманского языка был аффиксальным: «корень + служебная часть». В отличие, скажем, от строя слова праанглийского фундаментального диалекта, в котором доминировало префиксальное и внутрефлективное построение: bruno – тёмный (ит.) [ bruna-a ]. broun – коричневый (англ.) [ braun ], kasa-дом (ит., исп.) [ 'us-a ], hous-дом (англ.) [ 'a-us ] и т.д.
II
Структура первичного слога – классификационный признак. Внутри «семейств» сосуществовали наречия с разным направлением слога. Так в тюркской группе языков резко отличаются по этому признаку кипчакские (открытый слог) и огузские (закрытый). Это объясняет и разность отношения к начальному иот i – (огуз.и карл.), gi (кипч.). [ Iaryk – яркий; iaz – лето; iash – 1) юный, 2) год (огуз.-карл.); zharyk -яркий, zhaz – лето, zhas – 1) юный, 2) год (каз.). Праформы: giaryk, giaz, giash. ]
Инерция идеального слога – одна из основных причин механического изменения формы заимствованной лексемы. И по характеру нарушений можно судить «родное» это слово или пришло со стороны. Скажем, iun, iung – «юный», «молодой» образовано, скорее всего, в германских и близких к ним славянских, ибо произносительная инерция не исказила праформу так, как это произошло в итальянском geovane – юный. (Здесь проявилась комбинация произносительных инерций, среди которых и отношение к непривычным дифтонгам и трифтонгам, которые прослаивались гортанным или губным протезами.)
1 В хурритских текстах (III тыс.до н.э.) встречаются и sibta – 7, и sidda – 7. Ср., septem – 7 (лат.) → sette – 7 (ит.).
