Считается, что известные источники не говорят о существовании тюркоязычных народов раньше III-IV веков н.э.
Так ли это?
За одно столетие биография тюрок в науке углубилась на несколько веков: в середине XIX появление на свет тюркского языка относили к IX веку. В XX историки, рассматривая личные имена кочевников эпохи Великого переселения народов, пришли к выводу, что гунны — тюркоязычный народ.
Письменные документы сохраняют нам немного реалий, по которым можно судить о языке упомянутого общества — чаще всего называется этноним и имя ВОЖДЯ.
Но нередко одно и то же племя у разных авторов значится под разными названиями. Что пенять на древнегреческих писателей, если не так давно (в XII веке) такой активный народ, как кипчаки, был известен русским летописцам под прозвищем «половцы», византийцам — «куманы». И лишь совпадения имен вождей кочевников, участвовавших в событиях на Руси, в Византии и на Кавказе, позволяет сделать вывод, что речь идет об одном народе.
Труднее установить этническую принадлежность племени, упомянутого только в одном источнике. Приводится уповать на счастливый случай — надеяться, что хронист назвал подлинный этноним, а не прозвище. (Давно назрела необходимость в создании Словаря этнонимов и исторических имен).
Время заставляет нас заново пересматривать многие давно популярные сведения и осторожно вводить их в круг материалов по тюркологии. Особый интерес может представлять литература древней Передней Азии. Найти в отвалах породы, отработанной поколениями семитологов, иранистов и эллинистов, следы неожиданной ископаемой культуры, которая по всем данным науки должна находиться в других географических регионах — эта возможность окрыляет исследователя. Каждый скромный факт, самое незначительное открытие в этой запретной для тюркологии временной зоне способны поколебать весьма устойчивые позиции историков в отношении генеалогии тюрков. Важно вновь и вновь возвращаться к неоднократно перечитанным памятникам (как к «Слову») и находить в них сведения, не замеченные предыдущими поколениями читателей. В качестве примера такого рода рассмотрим одно из сообщений ассирийской летописи эпохи царя Ассархадона.
...В VII веке до н.э. ассирийские хроники отмечают нашествие кочевников, которые прошли из Северо-Каспийских степей по западному берегу Каспийского моря (через Дербентский проход). Вел их вождь Испака, самоназванием их было — ишгуз (варианты — иш-куза, аш-гуза).
Ассирийское государство отдает все силы затяжной борьбе за сохранение и укрепление своей гегемонии над южными соседями — Вавилоном, Сидоном, Египтом. Эта нелегкая задача ещё более усложняется возросшей активностью народов, населявших восточные окраины монархии. Здесь в 70-х годах VII века до н.э. происходит мощное восстание мидийских и других племен, выступивших в союзе с царством Манна. В результате образовалось царство Мидия — новый, могущественный враг Ассирии.
Восставшие приглашают ишкузов в союзники. И те «пройдя через перевалы» (как выражаются хроники) вторгаются в пределы «логова львов» (673 год до н.э.).
В древнееврейской «Книге Иеремии» под 593 годом до н.э. (т. е. спустя 80 лет после событий) высоте с Урарту и Манной, в качестве зависимого от Мидии государства, упоминается «царство Ашкуз» (вариант — Ашкеназ). Популярность этих кочевников в Передней Азки была так велика, что их этноним (в еврейском написании) станет обобщающим термином и антропонимом.
Существует мнение об ираноязычии иш-гузов. На чем оно основано? На внешнем сходстве имени Испака и мидийского слова «спака» — собака.
Этноним же иранским словарем истолковать пока не удается. И, тем не менее, эта мало обоснованная версия стала со временем аксиомой: «ишгузы — одно из иракских племен».
Если «испака» и на языке ишгузов означало «собака», то следует ожидать, существовала некогда традиция называть вождей Собаками. Иранская история и мифология, и верования изучены несравнимо полнее тюркских. Но об этом обычае источники молчат. Ни семиты, ни индоевропейцы, ни угро-финны не поклонялись Собаке. Но исконные кочевники, тюрки, до недавнего времени относились к этому животному как к божеству, в мифах вели от него свое происхождение; и великие правители, утвердившись над народом, заменяли родительское прозвище на титульное имя — Собака. Эта традиция, надо полагать, сохранилась с эпохи охотничества, предшествовавшей эпохе скотоводства. Собака — первый помощник охотников. От нее зависело благосостояние человеческого племени. Она — храбрый слуга народа и чуткий вождь его. Собаке дано то, чего не дано человеку: она видит запахи, идет по невидимым следам и ведет за собой человека. Качества, которыми ее наделила природа, делали собаку существом великим. Охотники поклонялись собаке-кормилице, как земледельцы — солнцу и его земным представителям — павианам, навозному жуку, рогатым животным.
За тысячелетия в разных тюркских наречиях накопилось много табуистических наименований четвероногого друга — вождя. И все они побывали в разряде титульных имен.
Генеалогические легенды возводят Собаку (позже Волка) в ранг прародителя тюрков. Киргизы, например, считают себя потомками Красной борзой (кызыл тайлак), к которой проявила благосклонность одна принцесса и ее свита — сорок девушек (кырк кыз). По другой киргизской легенде, эта принцесса и ее сорок девушек попробовали белой пены на берегу озера Иссык-куль, и все неожиданно почувствовали себя матерями. Но и здесь, вероятно, зарыта Собака. По-киргизски «белая пена» — ак кобок. У тобольских татар сказочный герой-предок носит имя Ак-кобек (Белый Пес). Ак-ногайцы считают своим предком ак-кобок (Белый Пес). В огузо-карлукских наречиях — «кобок» (кобек, кобяк) — пес, собака. Кобяк (собака) — было широко распространенное между тюркскими племенами имя; у ак-ногайцев есть род «кобек» (Белый Кобек)1. Род назывался Ак-кобек. В. А. Гордлевский не указывает на то обстоятельство, что этноним «ак-ногай» является полукалькой с первичного самоназвания «ак-кобек»2. Имя это встречается и в Малой Азии — у Сельджукидов Рума был визирь Садэддин Кобяк. В XV веке в Турции прославлен туркменский вождь Кёпек. И, наконец, кипчакский хан, побежденный Святославом Киевским в 1184 году — «Кобяк». В «Слове о полку Игореве» о нем говорится: «и поганого Кобяка от железных плъков половецких яко вихрь выторже и падесе Кобяк в гриднице Святослава». Священное отношение к собаке-предку сохранялось долго. Если у башкирца часто умирали дети, то он, чтобы сохранить новорожденного, отнимал его у матери и подкладывал на выкорм к сосцам собаки3.
Гунны занесли в Европу легенду о происхождении Атиллы от Собаки. Венгерский вариант сюжета стал известен итальянцам. По итальянскому преданию, приведенному А. Н. Веселовским4, венгерский король, задумавший выдать свою дочь за наследника византийского престола, до времени заключил ее в башню, чтобы уберечь от опасностей, грозивших ее красоте. Случилось то, чего он не ожидал: царевна зачала от собаки, которая была с ней в башне, и родила Атиллу. Согласно с этим известием итальянская иконография изображала вождя гуннов с собачьими ушами. По словам А. Н. Веселовского итальянские монахи «вменили в зазор то, что первоначально было безразлично либо считалось почетным». Монахи усмотрели в Аттиле предтечу песиглавцев, Гога и Магога. Со временем представление о собаке меняется, и в некоторых племенах ее место занимает волк.
О. Иакинф пересказывает уйгурскую легенду о происхождении родоначальника уйгурских ханов: хунский правитель держал свою дочь в течение трех лет запертой в башне; волк проник в башню и девица забеременела5.
Волчья голова была на знамени древних тюрков (тюку), сообщают китайские летописи. Вероятно, эти знамена видели и европейцы. Во всяком случае, легенды о песиглавцах строились на каком-то достаточно конкретном историческом факте. Так же как образ кентавра был подсказан грекам необычным зрелищем человека на коне.
И. Н. Березин, выдающийся русский востоковед, первый предложил толковать титульное имя Кончак в связи с турецким кансiк — сука6.
Антропоним Кончак был популярен в западнотюркском ареале. Его варианты — Канишка7, Каниш существуют до сих пор. В казахском языке — Каныш. Праформы этого имени: 1) канiш — хищник (буквально: «кровь пей»), 2) кан iшкан — хищник (буквально: «кровь пьющий»). Первая форма древнее. Отражает эпоху в истории языка, когда первичный глагол (императив) одновременно выступал в роли существительного. Вторая форма уже ближе к современной грамматической традиции. Общетюркское кансiк (канжiк, каншiк) — «сука» образуется от канiшкан в результате ложной этимологии. Кансiк — буквально: «тот, кто мочится кровью», применялось к самке волчьего и собачьего племени. Древнейшая форма кан-ic (кaн-iш) — «хищник» отложилась в латинском термине «канiс» — собака.
Может быть, идеология Собака-Вождь объяснит происхождение тюрко-монгольского титула «кан» (хан, каан, каган) и славянского канiс (кнес, кнась, князь)?
В тюркских языках сложные слова не всегда сингармонизируются. Сравните казахские антропонимы — iз-бacap, iз-бaгap. Первый словочлен переднеязычный, второй заднеязычный. Но слияние в монолит двух разных по качеству лексем приводит к выравниванию. Эталоном качества бывает не обязательно первый член: кан-iш дает заднеязычное слово Канъш, Каныш (титульное имя) и кäнiш (верховная власть, некогда — титул). Другой пример: ic-бак — «пес-следопыт», заднеязычный вариант монолита попал к славянам «съ-бак(а)». Переднеязычный сь-бäк стал основой для кентум-формы, предшествующей огузо-карлукской лексеме кебäк (кöбäк, кöбек) и чередование к/т дает казахское слово тöбет. Диалектический вариант iз-бак приводит к титульному имени iзбäк (Ÿзбäк). Так звали золотоордынского хана. В XV веке термин ÿзбäк стал этнонимом. Я склонен считать имена ханов Ногай, Барак 8, Ÿзбäк, Кöбяк, Канчак — своего рода синонимами. В эту же группу включаю имена Канишка (III в. н.э.), Испака (VII век до н.э.).
1. Гордлевский В. А. Что такое «босый волк»? Известия АН СССР, отд. литература, языка. Т. VI, вып. 4-6, М„ 1947, стр. 324.
2. Ногай — собака (монг.).
3. Филоненко С. Башкиры. «Вестник Оренбургского учебного округа», 1914, № 8, стр. 304.
4. Веселовский А. Н. Истории романа и повести. Выпуск 2, славяно-романский отдел, СПб, 1888, стр. 307, 315.
5. О. Иакинф (Бичурин). Собрание сведений о народах Средней Азии, ч. I, стр. 248.
6. Смотри его заметку по поводу перевода «Слово о полку Игореве» Гербелем. «Москвитянин», 1854 № 22 стр. 68-71.
7. Сравни с именем-титулом знаменитого Кушанского царя «Канишка» (III в. н.э.)
8. Барак — сильный сторожевой пес (древнетюркское).
1. Праформа огузо-карлукского основного наименования собаки кöбäк (кöпäк, кепек, кöбек, кöбöк и т.п.) сохраняется в кипчакских наречиях в живом виде. Есть несколько вариантов названий охотничьих псов:
а. ic-пак (iз-бак) — «след (запах) — видь»;
б. ic-пас (iз-бас) — «последу (запаху) — иди»;
И усложненные, более поздние формы:
а. ic-пакан (iз-баккан) — «след (запах) — видевший»;
б. ic-пасар (iз-бacap) — «по следу (запаху) — шедший».
Славяне и древнеиранцы заимствуют раннюю структуру ic-пак (ic-бак). Индоевропейцы при усвоении тюркского слова стремятся переориентировать слоговую структуру, потому часто страдает начальный гласный и появляется в конце слова протетический гласный, или теряется конечный согласный звук.
Иранцы заимствуют форму ic-пак (закрытосложное слово). В авестийском — «спаа» — собака (открыто-сложное). В мидийском ограничились утратой начального гласного — «спак» — собака. Славяне открыли конечный слог иначе: Iс-бак → съ-бак → събака. Появился протетический гласный. В индоевропейских языках этот термин мало распространен (мидийский, авестийский и несколько славянских), поэтому говорить об индоевропейском его происхождении не приходится. Он заимствован — так считают Фасмер и Трубачев, но откуда? Трубачев находит для славянского слова прототип — тюркское «кобяк». Иранские же примеры остаются без «родителей». Но прямой переход кöбяк → собака недоказуем.
2. Ассирийские писцы могли в написании «Испака» передать имя «Ic-пак»1 или «Ic-паккан» (Iс пакан). Начальный гласный ассирийцы не теряют, ибо он оснащается фарингальным протезом. Ни один начальный гласный в древнесемитском не произносится чисто. Конечный согласный в заимствованных словах редко утрачивается.
1. Icпак, Iсмак — имена, встречающиеся у башкир, карачаевцев, каракалпаков.
Ассирийские писцы довольно точно передали самоназвание кочевого народа, ведомого храбрым варваром Испакой. Следует обратить внимание на эту особенность ассирийских хроник. Ни греки, ни римляне не могут похвастаться способностью почти фотографически изображать термины чужого языка. Великий этноним иш-огуз (ичогуз) благодаря огузскому эпосу «Деде Коркут» дожил до наших дней.
24 рода огузов согласно эпосу делились на два крупных объединения — иш-огуз (iч-огуз) — «внутреннее племя» и ташогуз - «внешнее племя»1. Одна из былин называется: «Песнь о том, как таш-огузы восстали против иш-огузов». (Идеологическая схема уцелела в казахском названии башкир iштегi - «внутренний род», и в наименовании сибирских тюрок - «öс тяги»). Предполагаю переход тюркского iш-огуз в ассирийское написание «iш-гуз». Гласный «о» теряется в семитской передаче последовательно. Арабы, например, «огуз» превращали в «гуз». На карте Махмуда Кашкари помета, «страна огузов» дана в написании «биляди аль гузиа».
Примеров долговечности тюркских этнонимов можно привести не мало. Племена «уйсунь», «канглы», «дулат» упоминаются в авторитетных источниках III века н.э. И располагались там же, где мы их находим и сейчас - в Семиречьи. И почти тысячелетие памятники молчат об этих племенах. Не упоминались они, но существовали, и имена их жили в устной традиции. И кто знает сколько веков до III века н.э. племена уйсунь, кангалы и дулат обретались на земной поверхности, не волнуя летописцев. И если бы китайские путешественники не сочли нужным случайно упомянуть их в III веке, научная биография этих самоназваний была бы значительно короче. Огузы названы в орхоно-енисейских памятниках VIII века н.э.
Ассирийские хроники эпохи царя Ассархадона пока что - самый древний документ, могущий подтвердить факт существования в VII веке до н.э. тюркского этнонима «iш-огуз», титульного имени Ic-пак (Ic-пакан) и традиции величать вождя именем «Собака».
Таким образом, я считаю, что одной сомнительной параллели «Испака»-«Спака» недостаточно, чтобы считать ишгузов VII века до н.э. ираноязычным племенем. Мидийцы могли сами заимствовать этот термин.
...Каждая огузская былина кончается словами: «Пришел мой дед Коркут, заиграл радостную мелодию, рассказал, что приключилось с мужами.- Где же воины, кто говорил: весь мир - мой? Их похитила смерть, скрыла земля. За кем остался тленный мир? Я дам прорицание, сын мой. Твое тенистое, крепкое древо рода да не будет срублено; твои родные пестрые горы да не обрушатся, твоя вечно текущая прекрасная река да не иссякнет. Да не будет обманута твоя, данная богом, надежда...»
Может быть, эти прорицания певца иш-огузов слышал и вождь Испакан в оливковых рощах Ассирии?
1. См.: «Книга моего деда Коркута. Огузский героический эпос». Перевод В. В. Бартольда, М.-Л., 1962.
