«Удалось этим татарам то, чему подобного не слыхано ни в древнее время, ни в новое.
Выступает толпа из пределов Китая; не проходит и года, как часть ее победоносно добирается до земель Армении, а со стороны Хамадана заходит за Ирак.
Клянусь Аллахом! Я не сомневаюсь, что кто уцелеет после нас и увидит это описание, тот станет отрицать его, сочтет за небылицу, и будет правда на его стороне... »
(Ибн-эль-Асир: «Полнейшая из летописей»)
Мы уже видели в предшествовавшей главе этого исследования, как под 1223 годом нашего счета, одновременно с нашествием крестоносных орденов из Австро-Венгрии на славянские земли, Лаврентьевская летопись говорит о приходе иноземцев, о которых никто ясно «не ведает, кто они суть и отколе изыдоша и которых одни зовут татарами, другие тауменами, а иные печенегами».
Часть этого сообщения, фраза в фразу, повторяет и Суздальский список бывшей Московской Духовной Академии,1 как видно из приведенных цитат. И тоже самое приведено и в Новгородской летописи во всех трех ее копиях. Но есть и интересные вариации, которые показывают, что автор последнего списка Московской Духовной Академии и «Новгородских списков», пользовался, кроме Лаврентьевской летописи, еще какими-то другими первоисточниками. Назвав Калкой вероятно речку, на которой стоит польский город Кельцы (или, может быть, Калиш), он дал возможность последующим историкам, не интересовавшимся ни стратегией, ни экономикой, ни даже просто географией, придумать такую невообразимую нелепость, как, начав сражение на Днепре около Киева, закончить его, — можете себе представить! — на восточном конце Азовского моря, недалеко от нынешнего Ростова-на-Дону, у Мариуполя, на реченке Калец, причем побитые ордынцами (или орденцами) русские князья оказались такими тренированными физкультурниками, что сумели добежать от них без оглядки обратно до своего Днепра.
Но перенесем действие с реченки Калеца на Азовском море в польский город Кельцы,2 назовем орду — ordo (орден), ее местопребывание Татары-Татры, народ татарове—татрове, т. е. татровцы, и тогда все не только экономически, географически, но даже и исторически придет в надлежащий вид. Крестоносные ордена, приходя из австро-венгерских Татр и из Силезии, не раз захватывали оба эти города, а победоносное появление здесь кочевой орды из-за Волги возможно разве только в том случае, если тамошние кочевники уже обладали аэропланами.
1 Стр. 243 и 247 издания Археографической комиссии, 1872 год.
2 Город Кельцы, к югу от Варшавы (на небольшой речке, которая теперь называется Сильницей), по словам самих русских историков, «много терпел от нашествия «татарских орд», т. е. в переводе «татарских орденов». А город Калиш (имя которого тоже созвучно с р. Калец) находится на речке, называемой теперь «Просною», к западу от Варшавы на границе с Силезией, и, по словам самих историков, в XIII—XIV веках он часто подвергался осадам крестоносцев.
И вот, исправив перековерканные произношения имен, мы получаем в «Суздальской летописи по списку Московской Духовной Академии» такое описание знаменитой битвы «при реке Кальце» в 1223 году (т. е. под Кельцами или Калишем — этими, так сказать, форпостами Варшавы). Я нарочно сохраняю в этом месте язык рукописи слово в слово, не переводя его буквально на русский, как делаю для легкости чтения в большинстве других цитат.
«Того же лета побила Татарове (а не Татары, как называется их родина) князей Русских. По грехам нашим, приидоша языци незнае-ми, при Мьстиславе князе Романовиче, в десятое лето княженья его в Киеве. И прииде неслыханная (рать), безбожнии Моавитяне, реко-мии Татарове, их же добре никтоже не весть ясно, кто суть и отколе приидоша, и что язык их, и которого племени суть, и что вера их; и зовут их Татары (испорчено переписчком из Татрове) а инии глаголють Таурмени, а друзии Печенези, иныи же глаголють, яко се суть, о них же Мефодий, епископ Патаромьский свидетельствует: яко сии суть вышли ис пустыня Етриевьския (созвучно с Австрийская), сущей межи между востоком и севером, — ко скончанию времени явится к им, — яже загнал Гедеон, — и попленять всю землю от Востока и до Бфрата и от Тигра до Понтийского моря (как и крестоносцы), кроме Ефиопия. Бог же один весть их; но мы здесь писахом о них памяти ради, Русских князей и беды, яже бысть им от них. Слышахом бо яко многи страны попленища: Ясы (Яссы в Румынии), Обезы (Аббазию в Австрии), Косаги (Kashau в северной Венгрии) и приидоша на землю Половетьскую» (Половецкое княжество, включавшее в себя Могилев, Минск и Вильну)».
Я не продолжаю далее этой выписки по-славянски, а подновляю для легкости чтения язык летописи, употребляя вместо «побегоша» — побежали, вместо «быста» — были и т. д., как в остальных моих цитатах. Вот что говорится там далее:
Князю (Половецкому) Юрию Кончаковичу было хуже всех Половцев, не мог стати противу лица их. Он бежал. Половци же не моггши противитися имь (таурменам), побежали до реки Днепра, а иных (таурмены) загнали до Дону и в луку моря, и там (они) измеряй убиваемы гневом Божиим и пречистые его матери. Много бо те Половци зла сотворили Русской земле. Того ради всемилостивый бог хотел погубить безбожных сынов Измайловых, Куманов,3 чтоб отмстить кровь христианскую. Победили те Татары (первично Татарове) и иных языков (народов). И прошли всю страну Куманскую (Венгерскую) и прошли близь Руси. А Котян (половецкий князь) с иными князьями и с остатком Половцев прибежал гуда, где вал Половецкий. Данил Кобякович (половецкий князь) и Урий (Юрий Кон-чакович) убиены были, а иные и многие Половцы (поляки или полочане) разбежались в Русскую землю. Котян же был тесть Мстиславу Мьстиславичу Галицскому, и пришел с поклоном (князьями) Половецкими в Галичь (и конечно, не в современный нам Костромской Галич, а в Галицию, славянскую землю к северо-востоку от Карпат) к князю Мстиславу, к зятю, и ко всем князьям Русским и дары принес многие, коней, верблюдов и буйволов, и девок, и одарил князей Руських, говоря так:
«Нашу землю отняли сегодня, а завтра возмут (таурмены) придя. Обороните нас, а если не поможете нам, мы ныне иссечены будем, а вы завтра иссечены будете (отсюда уже видно, что нашествие было с Запада, будем ли мы считать половцев за поляков, или за жителей Полоцкого княжества)4».
И помолился Котян (половецкий князь) зятю своему о пособии. Мьстислав же (из Галиции с Карпат) начал (тоже) молиться князьям, братии своей говоря:
«Ежели мы, братие, не поможем им, то они предадутся тем (таурменам) и у них болши будет сила».
«И так, подумавши много, русские князья взялись пособить Ко-тяну, слушая моления князей половеческих. По бывшему совету всех князей в граде Киеве, створили решение:
«Лучше нам встретить (таурменов) на чюжой земле нежели па своей», — и начали войска строить каждый в свою власть».
3 Припомним, что Куманией и до сих пор называется восточная часть Венгрии между Дунаем, Татрами и Карпатами, причем Великой Куманией называется страна между рекою Тиссой и Карпатами, а малой Куманией — между Тиссой, Дунаем и Татрами.
4 Отмечу, что поляне русских летописей и поляки — одно и тоже имя, так как поляки и до сих пор называются по-французски polonais (поляне). А половцы значит полевцы, опять то же имя, откуда и город Полоцк около Витебска. На него в то же время особенно наседал Ливонский орден крестоносцев, который и окажется в таком случае таурменами (Thurmanner).
Затем идет вставка, которой нет в новгородских копиях.
«Тогда был Мстислав в Киеве, Мьстислав в Чернигове, и Мьстислав в Галиче (конечно в Галиции, а не в Костромской губернии). Они были старейшины в Русской земле. Князя же великого Юрья Суздальского не было в совете том, а были еще младые князи: князь Данило Романовичь, князь Михайло Всеволодовичь, князь Всеволод Мстиславич Киевскый, и инии многие князи. Тогда же князь великий Половецький крестился в Баете».
А затем снова продолжается общий текст летописи:
«И совокупили они всю землю Русскую противу Татарове (татровцев) и пришли к реке Днепру на Заруб острову Варяжъскому.
«Татарове» же (т. е. татровцы) уведавши, что идут противу них князья Русские, прислали послов к князьям Русским:
«Мы слышим, что против нас идете, послушавши Половцев, а мы вашей земли не заняли, ни городов ваших, ни сел, и не на вас идем, но пришли, богом попущены, на холопов наших и на конюхов своих, на поганых Половцев. Заключите с нами мир, у нас с вами борьбы нет. Если бежат к вам половци, вы бейте их, а товар (имущество) их, берите себе, ибо мы слышали, что и вам они много зла творят, того оке ради мы их и отселе бьем».
Князи же Русские того не послушали, избили послов татарских (татрских), а сами пошли против них, но не дошедши Олешъя (т. е. Полесья, лесистой местности по р. Припяти, притоку Днепра, выше Киева) стали на Днепре. И прислали Татарове (татрцы) второе посольство, глаголюще:
«Хотя вы послушали Половцев (поляков или полочан) и послов наших избили, и идете противу нас, но уходите. Мы вас не затрагиваем ничем, всем нам (орщ) бог».
Но (князья) отпустили ни с чем их послов. И пришла тут вся земля Половецъкая и все их князья: из Киева князь Мьстислав со всею силою, из Галича князь Мстислав со всею силою, Володимир Рюрикович с Чернеговцами, и все князья Русские и все князья Чер-неговские, и из Смоленъска 400 мужей и из иных стран на Заруб (считающийся за село Зарубинцы на Днепре, километров за сто южнее Киева)».
И тут начинается географическая и стратегическая несообразность. В этом направлении вниз по Днепру — русские могли только бежать от таурменов, захвативших Куманию-Венгрию, а выходит, что они гнались сами за таурменами.
«Тогда же князь Мстислав Галицький, — говорит летописец, — перешел Днепр с 1000 мужей, напал на сторожевые отряды «татарьские» и победил их, а остаток их побежал с воеводою их Гемя-бегом, и им не было помощи. Услышавши сие, Русские князья пошли все за Днепр во множестве людей: и Галичане, и Волыньцы, и Куряне (Курские), и Трубчане, и Путивльцы (Путивль Курской губернии), каждые с своими князьями. Они пришли на конях, а выгонцы Галичьски поехали в ладьях по Днепру, и пошли в море (??) тысяча ладей и стали у реки Хортици на роде на рукаве реки (т. е., если верить современной локализации, то на повороте Днепра от юго-восточного направления к юго-западному, где на острове была потом «Запорожская сеча». А если разбирать дело стратегически, то где-то на р. Припяти по направлению не к Черному, а к Балтийскому морю). Был тут с ними домамеричь Юрья Держикрай Владиславовичь. Пришли вестовые в стан, говоря, что видели рать. Юрий сказал, что это стрельцы, иные говорили, что простые люди. Юрьи Домамеричь молвил:
«Это ратники и добры воины! Мьстислав и другой Мьстислав! не стоит! Пойдем противу них!»
«Все люди, все князья и Мьстислав Черниговский перешли реку Днепр, и пошли на конех в поле Половецьское (которого к югу от Днепра нет и следа, а только выше Киева по направлению к Польше, по Припяти). И встретили Татарове полки Русские, но стрельцы Руськие победили их и гнали в поле далече, секущи их и взяли скотов их. Оттуда они шли за ними 8 дней до реки Калкы (которая, если верить современной локализации, была речкой Калец у Мариуполя на Азовском море, а если рассуждать стратегически, то скорее у города Кельцы, южнее Варшавы. Допустив, что историческая традиция на этот раз верна, мы этим самым придем к заключению, что «сторожевыми татарами» здесь названы Генуэзские колонии у Азовского моря (см. карту крестовых походов, стр. ), как это мы увидим сейчас)».
«Тут встретили их, — продолжает летопись, — сторожевые Татарове, и ударили на Русскых, и Половцев (поляков), бившихся с полками Русскими, и убит был тут Иоан Дмитриевичь (и еще два с ним). Татарове же отъехали прочь. На реке Кальце встретили Татарове Половецкыя и Русскыи полки. Князь Мстислав Мьстиславич повелел Данилу перейти реку Калку со своим полком и еще с иным полком, а сам после них перешел и зашел за реку Калку, и послал в сторожа Яруна с Половцами, а сам стал станом, и князь Мстислав поехал вскоре после них. Увидевши Татарьские полки он повелел быстро вооружиться. А князь Мьстислав и другой Мстислав, сидя у себя в стану, не ведали ничего. Мстислав не сказал им из зависти, так как распря между ними была великая. Данил выехал наперед и (с ним) Семьюн Олюевич и Василко был ранен и Данило ранен в грудь, но из-за молодости и буести не чюял раны, бывшей на теле его, ибо был он возрастом 18 лет и силен. Данил же крепко избивал Татары.
Увидев это Мьстиславь Немый подумал, что Данил ранен, и побежал сам в бой. Татары убежали. Данило избивал их своим полком, и Олег Курьский бился крепко. А Ярун и другие полки Половецькии побежали (от татаровей) и потоптали бегущи станы князей Русских, а князи не успели ополчитися противу их. Пришли в смятение все полки Русские и была сеча зла и люта. Из за грехов наших Русские полки побеждены были, и даже Данил увидев, что крепчает брань Татарьская, обратил назад своего коня и тоже бежал от устремления противных. Зажаждав воды, он пил, почуяв рану на теле своем. И была тогда победа врагов над всеми князьями Русскими, какой не бывало никогда от начала Русской земли. А великий князь Мьстислав Киевский, видя сие зло, не двигался с места. Он стал на горе над рекою Калкою, где место каменисто, и тут учинил город (ограду) из кольев, и бился с врагами в ограде три дня. Остальные же татарове пошли вслед Русских князей до Днепра... И убийство бесчисленное створили. Они убили: князя Святослава Яневского, Изяслава Ингворовича, Святослава Шумского, Мстислава Черниговского с сыном, Юрья Несвижского и Александра Поповича с 70 храбрых. И тогда же князь Мстислав Мьстиславич перебежал Днепр, и придя к ладьям, повелел жечь их, а иные разрубить и отринуть от берега, боясь погони по себе от Татар. Он едва убежал в Галичь (т. е., конечно, в Галицию), а князь Владимир Рюрикович прибежал в Киев и сел на своем столе.
Сия злоба створилась от Татар в 16 день июня. Татары победивши Русских князей за прегрешения хрестьянские, дошли до Новагорода Святополчьского. Русские, не ведая лести Татарьской, выходили противу их с крестами, а они избивали их».
После этого в Лаврентьевском списке сделана позднейшая пояснительная вставка, которой нет ни в одной из Новгородских копий той же летописи:
«Но ожидал бог покаяния христианского, и обратил Татар вспять от реки Днепра на Землю восточную (Oester-reich — Австрия?) и завоевали они землю Таноготскую (т. е. Данаоготскую)5 и иные страны и тогда оке и Чагониз кан их (Чингисхан) убит был6».
5 Я произвожу начало этого слова от Данаос-данаец, как называли аргивян и греков в связи с рекой Дунаем, откуда и легенда о его дочерях данаидах, т. е. многих устьях Дуная, наполняющих водою бездонную бочку — Черное море. А конец этого слова — гот, т. е. германец, откуда слово готический. Называть тангутами жителей Китайской провинции Кан-Су, которые там назывались Сифан, нет никаких оснований.
6 Чингис-хан (1155-1227) совершенно мистическая личность, ему приписываются совершенно невероятные походы, но о нем будет далее.
А затем после этой вставки следует опять текст общий для всех копий:
«Сие было нам за грехи наши, бог вложил недоумение в нас и погубил без числа много людей; и были вопль, и вздыхание, и печаль по всем городам и по волостям. Сих же злых Татар Таурмен не сведаем, откуда пришли на нас и куда делись опять. Только бог знает... »
Таково летописное описание поражения русских князей таурменами в 1223 году. Поразмыслим немного теперь над этим сообщением.
Из последних слов «не ведаем куда (татарове) делись опять, только бог один знает» — ясно, что эта сторона написана никак не в 1223 году, когда так называемое «татарское иго» (jugum tartaricum) едва началось, а уже значительно после того, как великий князь московский Иоанн III в 1480 году отказался платить дань этим самым «татарам», «таурменам» или «печенезам», которые, по только что приведенным словам летописца, неизвестно куда делись еще 257 лет назад до отказа Иоанна платить им дань. Ведь даже сам суздальский список Московской Духовной Академии доводит свое повествование только до 1419 года, когда «татарам еще платили дань». А основной Новгородский, где о Тано-готской земле и ее владетеле Чингис-Кагане ничего нет, оканчивается в 1333 году. Как же можно было сказать тогда: «не знаем откуда приходили татарове и куда ушли опять один бог знает?»
Отсюда ясно, что если русские летописи и написаны вообще по каким-то заслуживающим доверия первоисточникам (как это видно из наших астрономических и месяцесловных проверок многих их дат), то они подвергались пояснительным вставкам и искажениям даже и в XVII веке, когда «татарского (или вернее татрского, т. е. Карпатского) ига», а с ним и «крестовых походов» уже не помнили старожилы. Первоначально же это иго называлось «татерским» и прямо «татрским». Среди средневековых хроник, упоминающих татар, имеется любопытная рифмованная хроника чеха Далемила, которая написана несколько десятилетий после этого нашествия. В ней татары называются Tateri (Татеры):
Na leto Tateri wznidu |
Летом Татеры пришли |
A trmi prameny pojidu |
И тремя путями пошли, |
jako ро swejzemi jduchu... |
Идя как по своей земле... 7 |
А немецкий рифмованный текст этой хроники, исполненный через год или два в 1342—1346 гг., называет их прямо Tatrer (Татрцы):
Cartossi also gnant do gingin in dera lant di weroubtin dy tatrer... Dez andera jars zcuhant di tatrer in daz lant... Dar noch komen si mit iren her fur olmunez dy tatrer... Di tatrer kartin wider... Do trugin dy tarter sin houbt vfeinen sper...8 |
Вот вольный перевод этих немецких отрывков:
Люди, называемые картасами, ездили по стране (Чехии). Они были шпионами татрцев. На следующий год появились в стране сами татрцы. Затем они, татрцы, подходят к городу Оломоуцу (Ольмюц)... Татрцы возвратились... И насадили татрцы его (Генриха Броды) голову на копье... |
Старонемецкая легенда о св. Георгии, написанная не позднее вышеприведенной хроники, говоря об одной татарской принцессе, называет ее tatterische Keuszerin (т. е. Таттерская царица)9.
7 Цитировано по работе: Palacky Franz; Der Mongolen Einfall im Jahre 1241. Abhandtungen der k.bohm. Gesellschaft der Wissenschaften, и Folge, Bd II, Prag 1842, c. 389.
8 Цитировано по той же работе Палацкого, с. 388, 389.
9 Палацкий, там же, с. 403, ср. с. 383.
В труде Фесслера (Dr. J. A. Fesler: Die Geschichte der Ungarn und ihrer Landsassen (teil 1, c. 193), напечатанном в Лейпциге в 1815 году говорится: «название «татары» впервые встречается в русских летописях под 1154 годом. Под этим названием там понимаются половцы (т. е. генуэзские плавцы), которые вскоре составили один народ вместе с татарами».
А по Энгелю, (Geschichte des Ungarischen Reich, Teil 1, с. 345) «название «татары» происходит из Венгрии от Куманского князя Татари, который пришел туда во времена Стефана II, незадолго до 1130 года».
А современные нам западно-европейские сообщения, написанные по латыни, признают лишь одну форму начертания имени татар, а именно: tartari (т. е. адские). Немецкие хроники, например Люнебургская хроника, дают форму Tateren (Ср. Палацкий, там же, с. 383).
По-французски татарин — tatar, по-английски — tatar и tartar, по-итальянски — tartaro. Из одного этого уже можно видеть, что Крестовые походы Батыя (иначе «батяя», т. е. «римского папаши») получили на Востоке Европы прозвище Татрского ига. Они были переименованы в адские (тартарские) походы, шедшие будто бы навстречу Крестовым походам из Монголии, хотя ни по географическим расстояниям, ни по малочисленности и разрозненности тамошнего населения ничего подобного не могло быть.
Вот почему, ранее, чем обратиться к разбору дальнейшего содержания летописей, сделаем ономатический10 разбор употребляющихся у них прозвищ для этих «безбожных моавитян», которых одни называют «татарове», другие — «печенезы», а третьи — «таурмены», и которые «неизвестно откуда пришли и куда потом ушли».
Название печенеги по своей фонематике явно славянское. Печенези по-русски значит — печнецы, печники, т. е. жители какой-то специальной страны печей. И такая специальная страна действительно была в то время. Вспомним графство Пешт (Pest-Pilis) в Венгрии между Дунаем и Тиссой с главным городом Буда-Пештом. Его имя — Пешт — есть слегка искаженное по немецкой фонетике славянское слово пещь, как о том свидетельствует немецкое имя Пешта — Ofen, которое тоже значит печь.
По-славянски слова пещь и пещера явно от одного и того же лингвистического корня, так как русские печи и до сих пор имеют пещер, но название области Пешта произошло не от таких печей, а от специальных — башнеобразных сооружений для выплавки из руд железа, называемых домнами, не потому, что они похожи на дома, а потому, что вечно дымят. Их первоначальное имя «дымны», естественно, могло перейти в домны, в тех местах, где их не видали, а знали только жилые дома. Да и самое слово дом, хотя оно и отразилось в латинском domus, не происходит ли от того же: от славянского дым?11 Ведь и у нас в старину смешивали оба слова, говоря, что в том или ином селе столько-то «дымков». А в первом томе я уже показывал на основании культурно-исторических соображений, что название Иоанн Дамаскин, едва ли происходит от имени за-палестинского Дамаска, а скорее от первичного названия венгерского Пещного города, тем более, что и библейская транскрипция Дамаска ДМШК напоминает славянское слово Дымишко.
10 Науки ономатики, повторяю, еще нет, но она должна быть обязательно. Это было бы неоценимым пособием для историков. В ней кроме общего введения по фонетике языков и систематического изложения основ сравнительного языковедения должен быть и алфавитный список всех собственных имен, географических и этнографических с указанием их первоначального смысла и миграции из страны в страну с соответствующими звуковыми переменами. Это было бы неоценимым пособием для историков.
11 Говорить о праевропейском происхождении слова «дом» едва ли приходится, так в других европейских языках для дома, как жилища, мы видим другие названия.
Во всяком случае, здесь мы видим, что имя этой области Печная, было вполне естественно, так как в ней и началась впервые в истории человечества массовая выплавка железа, благодаря тому, что по притокам Дуная сюда могли легко доставляться железные руды с Карпатских гор. Получив здесь обработку, благодаря обилию топлива, железные продукты должны были развозиться по Дунаю в виде оружия и орудий производства в Балканские славянские земли и в Царь-град, а оттуда во все побережья Средиземного моря, создавая этим политическое могущество Византии, пока в Саксонских Рудных горах (Erzgebirge) не открылись новые огромные залежи этого носителя культуры, который стал распространяться из Дрездена по Эльбе в Германию, сделав ее конкурентом Византии, и приведя, наконец, к образованию Ново-Римской империи Карла Великого, которая одна не смогла долго существовать, благодаря быстрому открытию таких же руд на Рейне.
Мы видим здесь, как вся Европейская культура в общем шла по пути открытия удобных для обработки железных руд, а не от простых случайностей. Так и «татарское иго» в старинной Руси могло придти только из закованной в железо Западной Европы, а не из Азиатских степей, где ничего еще не было, кроме зарослей ковыля, да неспособного по причине своей рассыпчатости и родового быта ни к какому общему действию редкого кочевого населения. Все следы культуры в Средней Азии должны быть не ранее Тимура (умер в 1405 году), а сам Тимур, т. е. Окованный в железо, больше всего похож на потомка крестоносцев, а не на монгола. Ведь об Уральских железных рудах тогда никто еще не подозревал...
* * *
Итак, венгерское графство Пещь (Pest) с его дымными пещами (домнами) и дала своим жителям прозвание печенегов (т. е. печников), а на севере от Карпат славянская Галиция12 получила свое имя не иначе, как со времени крестовых походов, когда господствовали здесь галлы-французы, точно так же как и имя Франкония установилось в Прирейнской области от господства франков.
12 Припомним греческое название Франции — Галлия, единственное употребляемое греками и до настоящего времени от gallus — петух, т. е. петушиная страна.
Такова ономатическая разведка в этой области. Посмотрим теперь, что говорят нам о пещниках-печенегах и летописные сказания.
Византийский автор, Георгий Кедрон, написавший хронику (Синопсис), доведенную до 1057 года, т. е. оконченную лишь за 43 года до окончания Киевской начальной летописи псевдо-Нестора, говорит, что в его время «между Балканскими горами, Дунаем и Черным морем, в местности, богатой лесом и пастбищами жили пихцинаки» (т. е. печенеги русских летописей, отождествляемые, как мы только что видели, с татарами). Но это местоположение точка в точку соответствует современной Болгарии, а если считать Балканскими горами Татры-Карпаты, то Венгрии.
Сам П. Голубовский13 считает возможным, что русские заимствовали имя печенегов от венгерцев (т. е. тоже не с востока, а с запада), и что венгерцы передали это название, «если, — прибавляет он, — верно объяснение Европеуса, что название это угорское и значит сосновец».14 Но затем он сам же говорит, что в венгерских хрониках существует, как у греков, и имя пиценаты.15
Что же касается до соединяемого с ними имени Воссерариев (Wosserarii), то (по моему мнению) не трудно узнать тут бессарабцев, а в имени Внесены — босняков.
У греческих писателей обычное их имя — патцинакиты, как, например, у Кедрена.
В арабских сочинениях их видят под названием баджинаков. Например, у Эль-Балхи16 мы находим такое место:
«Турки выселились из своей страны и заняли пространство между Хазаром и Румом (т. е. Византией), их зовут баджинаки. В древние времена они не занимали настоящих своих жилищ и лишь впоследствии разделили, завоевав эти владения».
13Голубовский П. Печенеги, торки и половцы до нашествия татар. Киев, 1884. С. 84.
14 Европеус Д. П. Об Угорском народе. СПб., 1874. По остяжски pits —сосна и pitsent—сосновый (Голубовский, с. 34).
15 В польских хрониках печенеги называются печинги или пецениги (pieczinigi), а также по греческому произношению piencenakiti. У греческих писателей обычное их имя патцинакиты, как, например, у Кедрена.
16 Цит. по: Гаркави. Сказания мусульманских писателей. С. 275.
Однако, не следует забывать, что почти все арабские сочинения до 1492 года, когда Фердинанд католический уничтожил последнее культурное Мавританское государство в Испании (да может быть и позднее), были написаны не жителями Багдада, а в Андалузии, и описываемые в них события дают нам лишь историческую перспективу Европейского Запада. Так и в данном случае под Румом у Эль-Балхи (андалузец он или нет!) подразумевается Ромея-Византия. А что его турки — современные турки, сомнения быть не может. Тут остается только решить, где искать его Хазарию, иначе называемую Тьмутаракань? Не трудно видеть, что последнее слово греческое от имени Тэма-Туроканэ, т. е. Турецкая область Византии, а где именно, едва ли знает и сам Эль-Балхи.
П. Голубовский приводит еще слова Константина Багрянородного (912—959, с. 36) о том, что «соседями печенегов были мазары и узы», и говорит, что узами назывались торки. Но торков нам незачем отличать от турок, да и мазары существуют до сих пор почти под тем же названием. Это польские крестьяне, от которых распространился повсюду в XIX веке и танец полька-мазурка. И кроме того, мазылами назывался класс мелких землевладельцев в Бессарабии. Значит, и по первоисточникам выходит, что печенеги жили совсем не кочевниками в южно-русских степях между Дунаем и Доном, а были оседлым населением где-то около Балканских гор.
Лишь только при допущении такого толкования и приходит в порядок вся географическая неурядица, и осмысляется и целый ряд иначе совершенно неуместных сообщений вроде того, что в 1078 году эти печенеги вместе с куманами (т. е. кумовьями, как называли друг друга принявшие христианство славяне и как до сих пор называются восточные венгерцы) осаждают Адрианополь,17 что они могли предпринять лишь из глубины Балканского полуострова.
17 Михаила Атгалейята История. Воппае. 1853. Р. 300-301. 164
Становится понятным и выражение Константина Порфирородного (912—959 году), что в его время к западу от печенегов жили венгерцы, к югу хазары, а к востоку какие-то «Хузы» или «Узы», имя которых скорее всего происходит от немецкого слова Haus (дом) в связи с доменными печами Венгрии, или же это просто название оседлых жителей.
Их всех возможно будет отнести к Балканским же оседлым народам. Самое название Северовосточной Венгрии между р. Тиссой и Карпатами Угорской Русью показывает, что она была «у гор», откуда и народ угры, современные русняки, отсюда же и немецкое Hungaren, по-русски Венгры. А лингвистическое родство с ними пермских вогулов и тобольских остяков требует, мне кажется, еще проверки.
Лишь в качестве давнишних местных жителей прочно установленного государства могли эти печники-печенеги в 968 году послать достаточно вооруженное и организованное войско, чтобы — как рассказывает «Ипатьевская летопись» — в 997 году осадить Белгород. Кочующие же народы по самому характеру своей жизни должны быть широко раскинуты по большой некультивированной местности отдельными патриархальными группами, неспособными к общему дисциплинированному действию, требующему экономической централизации, т. е. налога, на который было бы можно содержать войско взрослых холостых людей. У всяких кочевых народов, как у скоплений молекул, каждая их патриархальная группа отталкивается от другой, благодаря поискам все новой и новой травы для питания их стад.
Соединившись вместе в количестве хотя бы нескольких тысяч человек, они должны также соединить друг с другом и несколько тысяч коров и лошадей, и еще более овец и баранов, принадлежащих разным патриархам. В результате этого вся ближайшая трава была бы быстро съедена, и всей компании пришлось бы вновь рассеяться прежними патриархальными мелкими группами в разные стороны, чтобы иметь возможность подолее пожить, не перенося своих палаток каждый день на другое место. И кроме того, при большом скоплении кочевников представило бы огромное затруднение (и вызвало бы ряд ссор) непрестанное выделение своих прежних стад из их огромного общего смешения.
Вот почему априорно должна быть отброшена, как чистейшая фантазия, и самая идея о возможности организованного коллективного действия и победного нашествия на оседлые народы какого-либо широко раскинутого кочующего народа, питающегося от стад, вроде монголов, самоедов, бедуинов и т. д., за исключением такого случая, когда какая-нибудь гигантская, стихийная катастрофа, грозящая общей гибелью погонит такой народ из гибнущей степи целиком на оседлую страну, как ураган гонит пыль из пустыни на прилегающий к ней оазис. Но ведь даже и в самой Сахаре ни один большой оазис не был навсегда засыпан окружающим песком, и по окончании урагана снова возрождался к прежней жизни. Аналогично этому, и на всем протяжении нашего достоверного исторического горизонта мы не видим ни одного победоносного нашествия диких кочующих народов на оседлые культурные страны, а лишь как раз наоборот. Значит, не могло быть этого и в до-историческом прошлом. Все эти переселения народов взад и вперед накануне их выступления в поле зрения истории должны быть сведены лишь на переселение их имен или в лучшем случае — правителей, да и то из более культурных стран в менее культурные, а не наоборот.
Рассмотрим теперь и самое имя татары.
Прежде всего отмечу, что обыкновенно название народов происходит от места их жительства. Так не Париж стал называться своим именем от поселившихся тут Парижан, а наоборот; не Москва от москвичей, а москвичи от Москвы. В словопроизводстве отдельных лиц мы встречаем это и теперь на каждом шагу. Иоанн Дамаскин — значит житель Дамаска, Самарин — житель Самары и т. д.
Отсюда ясно, что и слово татарин происходит от того, что его предки жили в какой-то местности, называемой Татары, или сокращенно Татры. К этому же заключению приводит и летописное название татар — татарове, т. е. татаровцы, или, сокращенно, татровцы. И я уже говорил, что единственная местность с этим именем на земном шаре есть только на границе Венгрии и Галиции, где самая высокая и срединная часть Карпатских гор называется и до сих пор Татрами, включая в себя даже две замечательные в физическом и историческом отношении области: Высокие Татры (или в вульгарном русском произношении Высокие Татары) и Низкие Татры. И кроме того, около Балканского полуострова сохранились и другие местечки от этого же лингвистического корня, например городок Татар-Кончак (Малый Татр) и поселок Татар-Базарджик, свидетельствуя, что страну летописных татаровей надо искать именно в этих местах.
А всего интереснее то, что и в русских летописях «Татарами» называется не народ, а страна, обитатели которой называются обыкновенно татарове, т. е. татаровцы.
Если же мне скажут, что в сказаниях, приводимых от имени арабских и других авторов времени Крестовых походов говорится даже о двух Татариях, Великой и Малой, и что срединная часть их называется еще Высокой Татарией, то я отвечу, что первоисточником последнего имени — Высокая Татария — и являются Высокие Татры, и что совершенно аналогично легенде о Великой и Малой Татарии существуют легенды о Великой и Малой Венгрии, относимым тоже в Азию, да и Куманий в Венгрии было две: Великая и Малая Кумания, аналогично Великой и Малой Татарии.
Такие ошибки локализации в то время, когда не существовало географических карт Восточной Европы и внутренней Азии, были прямо неизбежны, тем более, что венгерская государственность и даже религия были переменны. В самой истории Венгрии говорится, что ее население было очень смешано, и господство переходило то к славянам, то к мадьярам, а религия и до сих пор лишь на 50% католическая. Остальные 50% населения там православные, униаты, лютеране и до 5% раввинистов, которые раньше, вероятно, даже преобладали.
Мы не должны забывать, что лишь накануне Крестовых Походов римский Pontifex Maximus короновал Венгерским Королем Стефана Святого (997—1038 гг.), с которого, собственно говоря, и начинается заслуживающая доверия история этой страны, причем Стефан, в виду многоречия своей страны, объявил язык католического богослужения — латынь — общегосударственным языком своей страны, разделив ее на 72 самоуправляющихся графства — жупанства. А вслед затем, после разделения церквей на западную и восточную в 1054 году, в разноплеменной Венгрии началась упорная борьба католицизма с православием, особенно разгоревшаяся при другом Венгерском «святом же» короле Владиславе (1077—1095 году), когда Венгрия стала, как говорят, «славянским государством». И что же мы видим?
Как раз вначале «татарского нашествия» западно-европейские сказания говорят нам о «Крестовом походе» венгерского (следовательно, и татарского) короля Андрея II. Значит, и он был крестоносец... Затем с 1222 года, когда произошла битва при Калке, в которой «погибли печенеги, гонимые гневом божием и пречистыя его матери», в венгерской истории описывается восстание против этого короля Андрея II (1205—1235), вынудившее его дать «Золотую буллу», узаконившую в Венгрии феодализм по образцу только что укрепившейся орденской «Латинской Империи» крестоносцев. Затем упоминается в царствование Андрея Белого (1235—1240) вторжение в Венгрию «татаровей», т. е., вероятно, галичан с Татров с севера в союзе с русскими, что, как и следовало ожидать, вызвало сначала отступление короля к юго-западу в современный Загреб в Кроации, а потом Татровцы и русские были оттеснены обратно. Наступил довольно тревожный период, тянувшийся вплоть до того времени, когда (уже после окончания крестовых походов) Карл Роберт из Анжуйской династии получил от папы в 1308 году Венгерскую корону, а его сын — Людовик Великий — подчинил себе Молдавию и Валахию и получил даже польскую корону, так что до 1382 года Венгерское государство, оставаясь преимущественно католическим и славянским, простиралось от Балканского полуострова до Балтийского моря и от Адриатического до Черного моря. Но скоро Польша, Хорватия и Далмация отделились, и в XV веке началась борьба с Турками, занявшими в 1453 году Царь-Град и весь Балканский полуостров. И вот, наконец, образовалась Австро-Венгерская монархия, существовавшая вплоть до недавней общеевропейской войны в XX веке.
Таким образом, мы видим в общем, что и Венгерская история не противоречит отождествлению русского и татарского ига в России с игом крестоносцев. Но и ее еще придется пересмотреть по первоначальным источникам для смутного периода крестовых походов, возбудивших так много разнообразных страстей и противоречивых апперцепции.
Итак, даже и летописное название татар приводит нас, как и самое слово «татарин», не в заволжские степи, где колышется один ковыль, а в могучие Татрские горы и, с ними вместе, в Венгрию, в страну башнеобразных дыменных печей, откуда происходит и другое название их главного города: по-славянски Пещь, а по-немецки Ofen (тоже печь), после чего находит объяснение и третье летописное название этого народа — Таурмены, т. е. люди башен: Тауер-мены (Towermen) по-англо-саксонски и турмены (Thurmenschen) по-немецки.18 Уже отсюда выходит, что татарской Золотой Ордой в русских летописях времен крестовых походов назывался какой-то Татарский Золотой Орден крестоносцев.
18 Точно также и монголы. Не происходит ли название Монголия от греческого слова мегалос (̃μεγαλος), т. е. Великая страна, а слово монгол от первичного греческого Мегал, т. е. великий? Ведь призвук Н здесь лишь новое произношение звука G, в согласии с чем и название европейцами Бабура, турецкого объединителя Индии в 1509 году, Великим Моголом, хотя он и его потомки сами называли себя султанами и считались турецкого происхождения. Но если Монголия и монгол греческие слова, то и занести его в центральную Азию с собою могли греческие миссионеры, они же маги (могучие).
Все только что приведенные ономатические объяснения являются у нас не руководящей нитью исследования, а только подтверждением выводов, сделанных на основании общекультурных, экономических и географических фактов, доступных для проверки в любое время.
Возьмем хоть эту самую битву на речке Кальце, 16 июня 1223 года, через 19 лет после взятия крестоносцами Царь-Града, от которой началось на Руси «татарское иго», и описание которой я привел буквально из летописей несколько страниц назад.
Посмотрите сами на карту. Началось сражение на реке Днепре на «Заруби у острова Варяжского, где была потом «Запорожская сеча», так хорошо описанная Гоголем в его «Тарасе Бульбе». Побил там Мстислав Галицкий татарский отряд. Услышав это, все русские князья идут на «татар».
И вот сразу же начинается этнографическая и экономическая нелепость, если считать татар не за венгерских крестоносцев, наседающих с запада, от татрских гор, а за кочевников, пришедших из-за Волги. Известно, что в то время в южных степях к востоку от Днепра и к северу от Азовского моря не было ни одного оседлого поселка, за исключением Генуэзских береговых колоний на устьях рек, а следовательно, нельзя было добыть и провианта для отряда всадников. Кругом была одна бесконечная степь. Как же скакали по ней русские князья и их отряды, преследуя бегущих татар до Мариуполя на протяжении почти 600 километров, т. е. не меньше, чем от Ленинграда до Москвы?
Но вот они перебрались, вслед за бегущими остатками ограбленных ими еще в самом начале татар по необозримым безлюдным степям, за реку Калец, на северном берегу Азовского моря, а бежавшие разбитые татары повернулись за рекой и разбили их самих! Где взяли они там свежие резервы, убегая без дорог и без компаса, если это не были Генуэзские колонисты, естественные союзники крестоносцев? Мстислав Киевский делает себе от них ограду из кольев, а где он достал достаточно деревьев в безлесной степи? Однако, несмотря на эту фантастическую защиту, все уцелевшие русские князья с остатками своих конных войск бегут обратно, на протяжении 600 километров до Киева и (что всего чудеснее) начинают платить диким, разрозненным по природе кочевникам ежегодную дань, признав их своими сюзеренами на 250 лет!
Читатель видит сам, что начало татарского ига в его обычной версии так же неправдоподобно, как и продолжение его, и конец его. И, лишь повернув сцену действия с востока на запад, как показывают нам многочисленные лингвистические следы и признав, что русское летописное слово «орда» и латинское слово «ordo» — орден одно и тоже слово, и согласившись затем, что местность Калка была Калецкий край в Польше, мы осмыслим это сказание. Ведь на всем протяжении между Кельцами и Киевом была уже культивированная в то время местность с повсюду разбросанными поселками, где всегда можно было награбить достаточно провианта, оставляемого разбегающимся испуганным населением при приближении чужих войск. Так и продовольствовались в те времена все армии, не имевшие даже представления об интенданствах.
А что же было на восток от Днепра? Посмотрите сами на карте. На ней изображены все оседло обитаемые пункты, упоминаемые в русских летописях не только до 1223 года, когда произошла эта битва, но и после — до 1420 года, когда Адское иго (Jugum tartaricum) уже приходило к концу. Где тут можно было кого-нибудь ограбить, чтобы хоть позавтракать? А припомнив, что для разведения огня тогда не было еще спичек, и накаленные угли хранились в печах до следующего дня, чтоб раздуть на них высушенную заранее лучинку для зажигания новых дров,— скажите сами: на каких кострах эти князья и их войска жарили себе шашлык или варили что-нибудь на своем огромном степном пути? Мне скажут: у них были кремни и огнива, т. е. пропитанные селитрою толстые шнурки, которые начинали тлеть, когда падала на них искра... Но без серных спичек они были годны только для зажигания папирос, а для добывания огня употреблялось тогда утомительное вращение сухой палочки в дырке сухой дощечки, да и то целыми часами... Значит, большие степи, где не было сухого дерева были тогда также непроходимы для быстро идущих военных отрядов, как и океан.
«Татары» могли придти тогда в Русь только с более культурного и уже оседло-заселенного запада. Посмотрим с этой точки зрения на все упоминания о них или в связи с ними в русских летописях.
Вот под 1229 годом (лето 6737) в Лаврентьевской рукописи:
«Того же лета (была) страсть (т. е. мучительная смерть) нового мученика христова, убитого Болгарами в Великом граде их (т. е. дело было в Болгарии на Балканском полуострове). Он был иного языка не русского, христианин богатый, путешествовал по городам и пришел в их город. Они же нудили его и прельщали много дней отречься от Христа и христианской веры, но он не покорился и усечен был 1 апреля, а русские христиане, взявши его тело, положили в гроб,19 идеже вси хрестьяне лежат».
19 Имени его не сказано, но на 1 апреля празднуется «Авраамий Болгарский».
«И за кровь его погорел город их Великий, и того же лета Саксины (саксонцы) и половцы (очевидно из Полоцка) избегоша (поднялись) из низу (из равнины) к Болгарам перед Татары (не иначе как перед Татрскими горами)». А затем идет уже тенденциозная путаница: «И сторожевые болгарские побежали, "биени", от Татар (т. е. от Татрских гор), близ реки ей же имя Яик (тенденциозная путаница: с Татров течет река Дунаец, приток Вислы, а Яик — старинное название реки Урала, где никогда не было болгар)». И здесь простой здравый смысл говорит за то, что «Татарами» названы тут Карпатские Татры, имя которых старинный русский летописец и не мог произнести (в силу присущей русскому языку полногласности) иначе как Татары.
Очевидно также, что названные тут саксины были саксонцы, а, следовательно, и союзники их половцы были поляки или полочане (из Полоцкого княжества), а великим городом болгар названо никак не пустое место за Волгой. Удивляться же тому, что какие-то католические или арианские фанатики того времени хотели принудить богатого православного путешественника принять их веру, тоже нет никаких причин.
Пойдем и далее.
Через три года после этого, под 1232 годом (в лето 6740) находим:
«Того же лета придоша Татарове и зимоваша не дошедше великого града Болгарского». Опять татары в Болгарии, и как раз в то время, когда ходили по ней крестоносные ордена, по летописному — орды.
А после этого, через четыре года, те же самые болгары из безбожных мучителей «богатого путешественника», как во сне, сами гибнут от безбожников.
«В 1236 году (лето 6744). В той же осени пришли с восточной стороны в Болгарскую землю безбожнии татары (очевидно из Венгрии по р. Пруту) и взяли славный Великий город Болгарский (очевидно Преслав на Дунае, а никак не село Успенское за городом Казанью в 6 километрах от Волги по дороге в Тетюши, которое «рассудку вопреки, наперекор стихиям» было провозглашено русскими историками XVIII века столицею Великого Болгарского царства, будто бы разрушенного Батюшкой-Ханом — Батыем) — при таких обстоятельствах:
«И взяли татары, — заканчивает летописец, — это место славный Великий город Болгарский (Преслав) и избили оружием от старца до юного и до суего младенца и взяли (далее две строчки закрыты)».
Так, — говорят нам историки XVIII века, — в 25 верстах от бывшего уездного городка Спасска, не доезжая до другого уездного городка Тетюши, в 6 километрах от берега Волги, исчезло великое царство Болгарское, ведшее, говорят нам, — обширную торговлю даже с Багдадом в Месопотамии, с Новгородом и Москвою, и еще раньше колонизировавшей до Дуная современную Болгарию.
Но только не было ли это на самом Дунае во время крестовых походов.
Посмотрим на историю Болгарии. В ней насчитывают нам два царства. Первое, — говорят нам, — было основано царем Асперухом в 679 году. Оно было языческим и боролось с Великой Ромеей (Византией) до того времени, когда потомок Асперуха царь Борис (воцарившийся как раз в 862 году, когда русские призвали Рюрика с варягами из-за моря) принял христианство. Появились Кирилл и Мефодий, началась национальная литература, а затем «Славный город болгарский — Преслав» был разрушен византийцами, присоединившими Болгарию. Но вот восстал болгарский народ в 1186 году под предводительством братьев Асеней и основал Второе Болгарское царство со столицей в Тырново, существовавшее до 1396 года, когда турецкий султан Баязет покорил страну.
Нам остается здесь только решить, каким образом Первое Болгарское царство послужило поводом к мифу о Заволжской Великой Болгарии, а падение его столичного города Преслава во время Второго Крестового похода послужило предлогом к мифу о взятии его Батыем? И не был ли сам этот Батя-Хан крестоносцем? Как это ни кажется странным, но есть много оснований так думать.
Имя Батый есть слегка искаженное Батяй, так как у восточных авторов он называется Бата-Хан, т. е. Батюшка-коган, батюшка-священник, как и полагалось бы гроссмейстеру ордена храмовников, наседавших в это время на славян из Австро-Венгрии.
Мы только что видели его сейчас в Болгарии, а в следующем 1237 году его орден (ordo) является уже в Венгрии и Польше, а в 1238 (а не в 1237, как неправильно перечисляют20 в России под Москвой, а затем и под Владимиром и вплоть до Костромы).
20 Об этом я скажу далее.
Вот как говорит об этом Лаврентьевский список с моей поправкой в годе, которую я делаю в скобках при указанных датах.
«Того же лета (т. е. 1238, см. далее), на зиму пришли от восточьные страны на Рязаньскую землю, лесом, безбожнии Татари (вместо Татарове) , и почали воевати Рязаньскую землю и пленили ее до Проньска. Попленили всю Рязань и пожгли, и князя ее убили, много святых церквей огню предали, монастыри и села пожгли и ограбили, потом пошли в Коломну. Той же зимой пошел Всеволод, сын Юрьев, противу Татар, и встретились у Коломны. И была сеча велика и убили у Всеволода воеводу Еремея Глебовича, и иных мужей много убили. И прибежал Всеволод в город Володимер с малой дружиной, а Татарове пошли к Москве, и взяли Москву и воеводу Нянка Филипа убили за правоверную християнскую веру, а князя Володимира, сына Юрьева, взяли руками, и людей избили от старьца и до сущего младенца; град и церкви святые огневи предали и монастыри все и села пожгли и взявши много именья отошли. Той же зимой придоша Татарове к (городу) Володимеру, месяца февраля в 3 (день), на память святого Семеона, во вторник преже мясопуста за неделю (3 февраля 1237 года был действительно вторник и память св. Симеона, но только не за неделю до мясопуста, который был тогда 22 февраля на память Феодора Сиксота). Володимерцы затворились в граде. Приехали Татари (татарове-татровцы) к Золотым воротам, ведя с собою Володимера Юрьевича, брата Всеволожа и Мстиславля. Володимирцы пустили по стреле на Татары, и Татарове такоже пустили по стреле на Золотые ворота; и посем рекоша Татарове Володимирцам: «не стреляйте». Приехали близко к воротам и начали Татарови молвить: «Знаете ли княжича вашего Володимира?»
Всеволод же и Мстислав стояли на Золотых воротах и познали брата своего. О, виденье умиленья и слез достойное. Всеволод и Мстислав с дружиною своею, и все граждане плакали, зряще Володимера. А Татарове отошедши от Золотых ворот, и объехавши весь град, стали станом пред Золотыми вратами, множество войска около града. Всеволод же и Мстислав пожалели брата своего Володимера, и сказали дружине своей и Петру воеводе:
— Братья! Луче нам умрети перед Золотыми враты за святую Бо-городицю и за правоверную веру хрестьянскую!
Но не исполнил воли их воевода Петр Ослядюкович. И сказали оба князя:
— Сие навел на нас бог ради грехов наших.
В субботу мясопустную (1237 год) начали (татарове) снаряжать леса и ставили (их) до вечера, а на ночь огородили тыном весь город Володимер. А в неделю мясопустную (т. е. в воскресенье21) по заутрени приступили к городу месяца февраля 7 на память святого мученика Феодора Стратилата».
21 «Неделей» называлось Воскресенье, как завершение недели, почему и следующий за Воскресеньем день назывался Понедельником.
Но Стратилат празднуется 8 февраля, и кроме того в 6745 т. е. в нашем 1237 году, мясопуст был не 7, а 22 февраля, а 7 февраля он был в следующем 6746, т. е. 1238 году и, действительно, в воскресенье. И таким образом, и выходит, что Батя-Коган пришел к нам уже после Польши и Венгрии, а не до них, и не был отброшен чешским королем и герцогом австрийским во время пути из России, а напротив отправлен ими на Россию. Интересно: кто и зачем уменьшил здесь год нападения Бати-Когана на Россию, не сообразив, что его можно восстановить по мясопусту? Ведь совершенно ясно, что русская хронология здесь уменьшена на 1 год не случайно (как видно и из главы этого отдела), а для того, чтоб завоевание России Батыем было раньше его появления в Австрии и в Польше. Иначе было бы ясно, что его Орден шел с запада.
«И был плачь велик в городе, а не радость, грехов ради наших и неправды, — продолжает летописец. — За умноженье беззаконий наших попустил бог поганых, не милуя их, но нас наказывая. Казнит нас бог нашествиями поганных, они батог его, чтоб мы отошли от пути своего злаго. Сего ради в праздники наводит нам бог сетованье, как пророк сказал: «преложа праздники ваши в плачь, и песни ваши в рыданья». И взяли (татарове) град до обеда; от Золотых ворот у святого Спаса вошли; и тако вскоре взяли Новый град...
Пленивши Володимер, татарове пошли на великого князя Георгия, окаянии ти кровопийци, а другие к Ростову, а другие к Ярославлю, а другие на Волгу на Городець (на реке Саре Ростовского края) и пленили все по Волзе, даже и до Голича Мерьского (в Костромском крае); а иные пошли на Переяславль, тоже к Костроме и взяли его, а отоле пленили всю ту страну и грады многие, доже и до Торжка, и несть места, какого не завоевали (они) на Суздальской земле. И пошли безбожники татарове на Сить противу великого князя Юрия. Услышав это князь Юрий с братом своим Святославом и с сыновца-ми, Василком, Всеволодом и Володимиром, и с мужами своми пошел противу поганых. И бысть сеча зла, и побежали наши пред иноплеменниками; и тут убьен был князь Юрий, а Василка взяли руками безбожными и повели в станы свои. Сие же зло соделалось месяца марта в 4 день, на память святого мученика Павла и Ульяны. И тут убьен был князь великий Юрий на Сити на реке, и из дружины его много убили. Блаженый же епископ Кирил взя мертвого князя, идя с Белоозера, и принес в Ростов, и пел над ним обычные песни со игумены и с клирошаны и с попы, со многими слезами, и вложил его в гроб у святой богородици. А Василка Константиновича вели (татарове) со многою нужею до Шерньского леса, и как стали станом, нудили его много проклятии безбожнии Татарове (подчиниться) обычаю поганьскому, быти в их воли и воевати с ними. Но он никак не покорялся их безаконыо, и много обличал их глаголя:
— О глухое цесарство, оскверненное! Никак меня не отведете от христианской веры, если и в велицей вельми беде буду. А богу как ответ дадите за то, что много душ погубили без правды? За них мучить будет вас бог в бесконечные веки, и примет господь души тех, которых вы погубили.
Они заскрежетали зубами на него, желая насытиться его кровью. А блаженный князь Василко помолился, глаголил:
— Господи Иисусе Христе помагавший мне многажды! Избави меня от сих плотоядець!
И еще помолившись сказал:
— Господи вседержитель нерукотворный цесарь! Спаси любящих тебя и исполни просьбу мою, помоги христианам и спаси рабов твоих, чад моих Бориса и Глеба, и отца моего, епископа Кирила.
И еще третий раз помолился:
— Благодарю тя, господи боже мой! Какую вижу похвалную память обо мне за то, что младая моя плоть от железа погибает, и тонкое мое тело увядает! — и еще помолился:
— Господи Иисусе Христе вседержитель! Прими дух мой, чтоб и я почил в славе твоей. — И когда сказал это без милости убит был. Увидела его поверженого в лесе одна женщина верная и поведала мужу богобоязненному поповичу Андрияну, и взял он тело Василка и положил его в сокровенном месте. Узнав об этом боголюбивый епископ Ки-рил и княгыня Василькова послали за князем, принесли его в Ростов, и когда принесли его в город, множество народа вышло навстречу ему, жалостные слезы испуская, лишившись такого утешенья. Рыдало множество народа правоверного, видя отходящим отца и кормилица сирых, печальных утешенье великое, омрачных звезду светоносную зашедшую. На весь церковный чин отверзл ему бог очи сердечные, всем церковникам и нищим и печальным был он как взлюбленный отець и более всего милостыню (творил), поминая слово господне, глаголюшее: блажении милостивии, ибо они помилованы будут... и этого блаженаго князя Василка сподобил бог смерти подобно Андрею мученичьскою кровью омывшегося от прегрешений своих, с братом и с отцем Георгием с великим князем. И чюдно было то, что и по смерти соединил бог тела их. Принесли Василка и положили его в церкви святыя богородицы в Ростове, де и мать его лежить, и тогда же принесли голову великого князя Георгия, и положили в гроб к ее телу».
Так описана роковая для русских битва на реке Сити, притоке Мологи на ее повороте к Рыбинску. А Батя-Коган, натворивший все это, появляется затем уже не как враг и полководец, а как покровитель. Через 5 лет после только что приведенного описания, мы имеем о нем такую отметку:
«В лето 6751 (т. е. в 1242), —говорит Лаврентьевская копия,— поехал великий князь Ярослав (Всеволодович, князь Владимирский) в Татары (т. е. в Татры) в Батыеву (Батяеву), а сына своего Констянтина послал к Канов(ик)у (т. е. к католическому канонику для проверки правильности вероисповедания.22 Нам говорят, что Кановичи и хановичи, так назывались преемники Чингисхана, т. е. Чингис-Кагана, но с западнической точки зрения и само имя Чингис-хан, как увидим далее, скорее всего есть искаженное немецкое Kenigs-chan, первоначально Konig-Kahan, т. е. царь-священник). Батый же (т. е. Батяй, Pater) почтил Ярослава и мужей его великою честью и отпустил его сказав ему:
22 В данном случае вместо Канонику переписчик написал Канову, т. е. как бы «к ханову», но это искажение обнаруживается дальнейшими упоминаниями этого названия, которые я приведу здесь далее под годами 1224, 1227, и 1249. Везде говорится: кановичи, т. е. каноники.
— Ярослав! Будь ты старейшим над всеми князьями в Руском народе!
И Ярослав взвратился в свою землю с великою честью».
А Новгородский вариант повторяет эту заметку в таком виде:
«В то же лето Ярослав Всеволодович позван был царем (т. е. цезарем) татарским (Татрским) и шел к нему в Орду (т. е. в орден крестоносцев)».
Мы видим здесь сразу, что и страна Татары, и Орден были одно и то же, и что властелин их назывался и цезарем, в русском сокращении царем, и Батюшкой (Батяй или Батый), иначе Бата-ханом, т. е. Батюшкой Каганом, а Каган по-библейски значит: первосвященник.
То же самое мы видим и далее. Я буду сначала приводить Лаврентьевский список, а затем буду к каждому году прибавлять и из Новгородских копий-вариантов.
«В лето 6752 (1244 год), — говорит Лаврентьевский список,— князь Володимер Констянтинович (Углицкий), Борис Василькович (Ростовский), Василий Всеволодовичь (Ярославский) со своими мужами, поехали в Татары (Татры) к Батыеву просить себе отчину (княжество). Батый же (Батя-Коган), почтив их достойною честью, отпустил, расудив между ними, каждого в свою отчину, и приехали все с честью на свою землю».
«В лето 6753 (1245 год). Князь Констянтин Ярославич (Владимирский) возвратился из Татар (Татров) от каноничев (каноников) к отцу своему с честью. Того же лета великый князь Ярослав и со своею братьею и с сыновцами поехал (снова) в Татары к Батыеву».
В Новгородских списках об этом нет.
«В лето 6754 (1246 год). Святослав, Иван князь, с сыновьями своими, приехал из Татар в свою отчину (наследственное княжество). Того же лета Михайло, князь Черниговьский, со внуком своим Борисом, поехали в Татары (Татры) и когда они были в станах (городах) послал Батый (Батя) к Михаилу князю, веля ему поклониться огневи и болванам их (т. е. католическим статуям с лампадами перед ними); Михайло же князь не повиновался веленью их, но укорил глухих его кумиров (т. е. статуй), и за то без милости заколот был от нечестивых, и принял конец житью своему 20 сентября на память святаго мученика Евстафья. А князя Бориса отпустил Батый к сыну своему Сартаку. Сартак же, почтив князя Бориса, отпустил его восвояси. Той же осенью князь Ярослав, сын Всеволодович, преставился во иноплеменницех, идя от Кановичев (Каноников) после их увещаний месяца сентября 30, на память святого Григорья».
Об отказе Михаила поклониться статуям есть большой вариантный рассказ и в Новгородских списках, но не под 1245 годом, и притом в связи с общим предложением Бати-Когана всем принять его веру.
Начинается так: «пришли послы от царя (т. е. цезаря) Батыя (Бати-Когана) к Михаилу, держащему тогда Киев. Он же видя словеса их прельщения, повелел избить их, а сам убежал в «Угры» со своими домашними. А из киевлян одни бежали в дальную страну, другие скрылись в пещерах и лесах, а с немногих оставшихся начали брать дань».
Затем идет целый фантастический роман, с разговорами и с приказанием пройти через огонь и поклониться кусту огненному, и что многие совратились, а Михаил, посоветавшись с отцом духовным, пошел обличать Бата-хана и его веру. И умер «восхваляя господа...» В это время действительно и было нашествие католических духовных орденов «братьев-миноритов» и «братьев-проповедников» на славянские земли из Австрии.
«В лето 6755 (1247 год), услышав про смерть отца своего, Олександр (Невский) приехал из Новгорода в Володимер и плакался по отце своемь. Того же лета поехал князь Андрей Ярославичь в Татары (Татры) к Батыеву (Бате-Когану), да и Олександр князь поехал вслед за братом к Батыеву; Батый же почтил их, послал их к Каневичам (каноникам для проверки их веры)».
Об этом в Новгородских списках сказано под 1246 годом.
«В лето 6756 (1248 год)... Той же зимой убит был Михайло Ярославичь от поганыя Литвы (т. е. Ливонскими рыцарями). Блаженный епископ Кирил послал взять тело его, и привез его в Володимер. Плакали братья его и бояре над ним, пели песни погребальные, и положили его в стене у святой богородицы. Той же зимой у Зуп-цева Суздальский князь победил Литву (т. е. Ливонский рыцарский орден)».
«В лето 6757 (1249 год). Поехал князь Глеб Василькович в Татары (Татры), к Сартаку (я не мог пока осмыслить этого имени). Сартак почтил его и отпустил в свою отчину. Той же зимой приехал Олександр и Андрей от Кановичев (Каноников, а в Новгородских списках сказано: «приехал князь Олександр из Орды», т. е. из Ордена, и дело отнесено к следующему 6758 году). Отдали они Олександру — Киев и всю Русскую землю, а Андрей сел в Володимере на (пре)столе. Той же зимой Володимер князь Констянтиновичь преставился (умер) в Володимере на память святого первомученика Стефана. Плакался над ним князь Олександр с братьею много, и проводил его честно из Золотых ворот, и отвез его в Унлече поле, а блаженый епископ Кирил с игуменами пели песни погребальные и положили его у святого Спаса, и много плакали».
«В лето 6758 (1250 год). Поехал князь Борис к Сартаку (преемнику Батыя). Сартак, почтив, отпустил его в свою отчину. Той же осенью поехал Святослав Всеволодович с сыном в Татары (Татры)».
«В лето 6760 (1252 год). Ходил князь Новгородский, Олександр Ярославичь в Татары (Татры). Отпустили его с честью великою, давши ему старейшинство над всей братьей его. В то же лето задумал князь Андрей Ярославичь (Суздальский) с своими боярами лучше убежать, нежели цесарям (т. е. латинам) служить, и побежал в неведомую землю с княгинею своею и с боярами своими. Погнались за ними Татарове (т. е. татровцы) постигли у города Переяславля, но бог и молитва его отца сохранили его. Татарове рассеялись по земле, и взяли княгиню Ярославлю и детей поймали, и воеводу Жидослава убили, и княгиню убили, а детей Ярославля в полон послали. Они увели бес числа людей, и коней, и скота, и много зла створили отходя. В то же лето отпустили Татарове Олга (Олега), князя Рязаньского, в свою землю. В то же лето пришел Олександр князь великый из Татар (Татров) в град Володимер. Его встретил с крестами у Золотых ворот митрополит и вси игумены и горожане, и посадили его на (пре)столе отца его Ярослава... Была радость великая в городе Володимире и во всей земле Суздальской».
«В лето 6764 (1256 год). Князь Борис поехал в Татары (Татры), а Олександр князь послал туда дары, Борис же быв у Улавчия (князя Татарского, что-то вроде Уловителя, ловчего; этого имени совсем не воспроизведено в Новгородских вариантах). Дал дары ему и приехал в свою отчину с честью».
«В лето 6765 (1257 год). Поехали в Татары (Татры) князи Александр, Андрей, Борис и, почтив Улавчия, возвратились в свою отчину. Той же зимой приехал Глеб Василкович из Кану (хановой) земли от цесаря, и женися в Орде (ордене, т. е. по католическому обряду). Той же зимой приехаша (из ордена) численицы, сосчитали всю землю Суздальскую, и Рязаньскую, и Мюромскую, и поставили десятников, и сотников, и тысячников, и темников (десятитысячников) и ушли в Орду (орден), не сосчитав только игуменов, чернецов, попов, крило-шан, и кто служит святой богородице и владыке».
«В лето 6766 (1258 год). Пришли в Татары князи Олександр, Авдрей, Борис и Ярослав Тферьской, почтили Улавчия и всех его воевод, и отпущены были в свою отчину».
«В лето 6770 (1262 год). Избавил бог Ростовскую землю от лютого томления бесерменьского (т. е. от насилья собирателей налогов. Это немецкое слово Besteuermann; от besteuern — облагать налогом и Mann — человек. Уже отсюда видно, что «бусурманы» были орденские сборщики податей немецкого происхождения). Вложил бог ярость в сердца крестьян, не терпя насилья поганых. Они сделали вече и выгнали (бессерменов) из городов Ростова, и Суждаля, и Ярославля. Брали бо те оканьнии бесурмене дани, и от того велику пагубу людем творили... Видевший это человеколюбець бог послушал моленья своей матери и избавил людей своих от великой беды».
А в Новгородских списках взамен этого сказано:
«В то же лето пошел князь Олександр (Невский) в Татары (Татры) и удержал его там Берка (Берг?), но пустил в Русь. Он зимовал и разболелся в Татарах (Татрах) и пришел (в следующее лето) из Татар (Татр) очень нездоров, постригся 14 ноября и в ту же ночь представился».
Очень интересно, что с этого места в Лаврентьевской летописи тенденциозно то там, то сям вырваны целые листы, иногда без всяких следов, а иногда со вставками другим почерком. Мне кажется, что это сделано специально последующими читателями, старавшимися устранить те места первоначального текста, из которых было видно, что татарские орды были католические рыцарские ордена.
Затем Лаврентьевская летопись прерывается на 20 лет и после нескольких вырванных листов начинается уходом из Руси какого-то Капитана—Баскака23 Ахмата в 1283 году:
23 Слово баскак стараются произвести от созвучного с ним тюркского слова, значущего «давитель». Но такое прозвище могли бы дать своим угнетателям только русские по-русски, никак не сами властелины на своем собственном языке. Другое дело, если это — русское слово со значением глава, башка, как могли переводить для русских свое название немецкие Hauptmann'ы, т. е. капитаны (причем и слово капитан происходит от латинского caput — голова, башка).
«Ахмат оставил двух своих братьев блюсти и крепить свои свободы (права), а сам не смел остаться в Руси, ибо не мог взять ни единого князя, и пошел в Татары (Татры), держаться полку Татарского (Татрского)».
А затем:
«В лето 6792 (1284 год). Два бесурменина (сборщика податей, Bestauermann'a) шли из одной свободы в другую свободу, а руси (русской охраны) с ними было более 30 человек. Услышав это, Липовичьский князь Святослав, задумал со своею дружиною без Олегова согласия сотворить розбой над ними. Два братеника-бесерменина утекли, а русских избил он 25 человек и двух бесерменинов. Олег князь пришел из Орды (ордена) и послал к Святославу, говоря: «зачем возложил ты имя розбойничье на меня и на себя? Знаешь норов татарский: пойди в Орду (в орден) и отвечай». А Святослав сказал: «Я сам ведаюсь в своем деле». Тогда пришел Олег из Орды (ордена) с Татары (татровцами) и убил Святослава по цесареву слову, а потом Святославов брат Олександр убил Олега и двух сыновей его малых. И створилась радость дьяволу и его поспешнику Ахмату».
Можно ли из этого заключить, что крестоносцы нанимали сборщиков податей из магометан, или из евреев, которых русские смешивали с магометанами? Оставляю этот вопрос нерешенным и возвращаюсь к фактам. Затем опять вырван из летописи лист, и после него начинается так:
«И была ему весть, что на Москве полки тотарьские и Андрей князь. Но нашелся (человек, который) проводил его на путь. Так защитил бог князя молитвою деда и отца его и не презрел бог слез и молитвы его матери. Татарове же и Аньдрей князь, слыша приход князя Михаила (Тверского), не пошли на Тферь, а наступили на Волок (Вышний Волочек) и сделали то же зло: из лесов людей вывели и пошли назад к Переяславлю. Татарове же пошли восвояси. Той же зимой — цесарь Татарский (Татрский) пришел в Тверь, имя ему Ток-томерь (Титмар?), и много тягости людем учинил».
А затем еще:
«В лето 6805 (1297 год). Пришел Андрей князь из Тотар (Татров) и собрал войско. Хотел ити на Переяславль ратью, да от Переялавля к Москве и к Твери. Услашав это князь Михайло Тверьской и Данило Московьский. соединили свои войска и стали близь Юрьева и не дали идти Андрею на Переяславль».
А для 1300 года находим:
«Того же лета митрополит Максим, не терпя Татарьского (татрского) насилья, остави митрополью и убежал из Киева, и весь Киев разбежался. Митрополит пошел к Брянску, и оттеле в Суздальскую землю со всем своим житьем».
Очень возможно, что он и вывез с собою Лаврентьеву летопись, так как до ее конца остается только две страницы, наполненные мелкими заметками.
Вскоре после того, на 1337 году кончается основной текст и Новгородского ее варианта. А в ее «Продолжении по списку Археографической комиссии», начинающемся 1333 и кончающемся 1446 годом, мы имеем еще такие указания о «татровцах»:
«В лето 6847 (т. е. в 1339 году) ходил великий князь Иван (т. е. Московско-Владимирский Иоанн Калита «собиратель земли русской») в Орду (т. е. в Орден). По его доносам позвали туда татарове (татровцы) и всех князей, но когда они пришли, князь Иван (Калита) уже вышел оттуда».
Это был последний визит русских князей на суд в орден. Затем начинается ссора.
«В лето 6890 (т. е. в 1382 году) пришел царь (т. е. цесарь) татарский (Татрский) Тектомыш (испорченное иностранное слово) в великой силе на землю русскую. Он взял себе город Москву и Переяславль (Владимирский, Залесский), и Коломну, и Серпухов, и Дмитров, и Владимир, и Юрьев (Юрьев Польский между Владимиром и Переяславлем-Залесским). Князь (Серпуховской) Владимир (по прозванию Храбрый) уехал на Волок (Вышний Волочек), княгиня в Торжок, а митрополит в Тверь (т. е. все к северо-востоку по нынешней линии железной дороги). А коломенский владыка Герасим бежал в Новгород. И кто из нас, братие, не устрашится, видя такое смущение Русской земли, по слову господа пророкам «если послушаете меня, будете есть земные блага и наложу страх на ваших врагов, а если не послушаете меня, то побежите никем не гонимые: пошлю на вас страх и ужас и побежите вы сто от пяти и тьма от сотни».
Мы видим, что и здесь нашествие «татаровей» было с запада или скорее с юго-запада, с Карпат, а не с востока, потому что от них бежали из Москвы на восток, в Кострому, чего не могло быть, если бы нашествие происходило из приволжских стран. Но нападение татровцев, по-видимому, сопровождалось теперь быстрым их уходом обратно, так как после своего патетического рассуждения о послушании богу, автор даже и не упоминает о том, как и куда ушли «татарове», и как возвратился в Москву «собиратель земли русской». Да это и понятно. Здесь мы вплотную подходим уже к тому времени, когда на обширном пустыре между Боснией и Македонией, омываемом речками Ситницей и Неродимкой и называемом Косовым Полем, произошла 15 июля 1389 года знаменитая битва между турками и сербами, сопровождавшаяся падением Сербского царства и, вместе с тем, и ослаблением католических орденов.
Последний раз слово «Орда» (т. е. Орден) употреблено в Новгородских копиях в 1445 году, когда Московский Великий князь Василий (т. е. Василий Васильевич Темный, 1425—1462) сначала «послал двух татарских царевичей (очевидно союзников) на Литовские города, на Вязьму и на Брянск (т. е. на запад и на юго-запад от Москвы) чуть не до Смоленска, и за это Литовский князь Казимир послал своих панов и войско на Можайск (к Москве) и взял пять городов (Московского княжества), пленил и завоевал много земли, и была велика христиенская погибель».
Но к концу того года картина вдруг меняется.
«Того же лета (т. е. 1445 года) великий князь (Василий Московский) пошел в Орду (Орден), где находился уже царь Магомет».
Затем под 1446 годом читаем:
«Отпустил царь Махмет князя великого Василия в Русскую Землю и взял с него выкупа две тысячи рублей, а что еще мное знает только бог да они (двое)».
И в это же самое время был действительно царь Магомет, но только не в Казани, куда его теперь помещают, а опять на Балканском полуострове. Это Магомет II Великий (1430—1481), преемник Мурада II, который 29 мая 1453 года отнял у крестоносцев Царьград, а с 1473 года отобрал у них Крым и Греческие острова и основал взамен Византийской — Турецкую империю. К нему-то, очевидно, и ходил по привычке с поклоном Василий Темный, но был нелюбезно принят магометанином. И тут вместе с Татрским (иначе с татарским) игом исчезают со страниц русских летописей и могущественные до сих пор ордена, получившие названия Орд (ordo), и самое название это с начала XVIII века переходит на политически бессильных по самому своему образу жизни Киргиз-Кайсаков (а не татар!) внутренней Азии. Большая их «Орда», несмотря на доставшееся ей в наследство рыцарское прозвище, мирно кочует и до сих пор в скромных кибитках разрозненными патриархальными группами в степях между рекою Сыр-Дарья и озером Балхаш к северу от предгорий Тянь-Шаня. «Средняя Орда» также мирно рассеялась к северо-востоку от нее вплоть до Семиреченска, Семипалатинска и Акмолинска, а «Букеевская орда» блуждает по песчанисто-глинистой низменной степи за прикаспийской Волгой, где рассеяны только соленые озера да сыпучие пески, и где за неимением рек приходится рыть колодцы для воды. Их ханская ставка называется не «Сарай», а Рынь-Пески, и привел их сюда (по-видимому из-за реки Урала) не Батый, а Букей и не в XIII веке, а в 1801 году, и вдобавок к этому, никогда не называли они себя татарами и не называют теперь.
Нам говорят, что Великою Татариею называлась когда-то современная Бухара. Но никто в Бухаре об этом и не слыхал иначе как от приезжих туда европейских историков, заимствовавших это из псевдо-арабских сочинений, появившихся впервые в XVIII веке на французском языке, да у греко-латинских классиков Бухара называлась только Согдой и Трансоксанией, а не Великой Татарией. Нам говорят, что ханство Крымское, Астраханское и Казанское назывались Малой Татарией, но это только лишь со слов «арабских путешественников», писавших свои сочинения большею частью сначала на французском языке в XVIII веке, а в Казани и в Астрахани вы тоже ничего о Малой Татарии не услышите.
Я не буду, конечно, отрицать, что мы называем татарами инородцев мусульманского вероисповедания, живущих и теперь в Крыму и кое-где на южной Волге, но мы не должны забывать, что и Крым никогда не назывался Татарией (хотя бы и Малой), а только Тавридой. Мы не должны забывать, что и он был колонизирован Византийскими Ромейцами, главную часть которых составляли болгары, румыны и македонцы, и существует даже миф о бывшем здесь в начале нашей эры Босфорском царстве с царем Митридатом во главе.
«Татары, — говорят нам сами ортодоксальные историки, — появились в Крыму только одновременно с генуэзцами в 1170 году, во время крестового похода и утвердились здесь только в XIII веке, т. е. как раз после взятия крестоносцами Царь-града и основания ими Латинской Империи на Востоке. И в это же время генуэзцы, сопровождавшие крестоносцев, образовали по берегам Таврического полуострова свои фактории, развалины которых существуют и теперь около Керчи, Феодосии, Севастополя, Бахчисарая и других городов. А потом, после изгнания крестоносцев, Крымский полуостров в 1475 году захватили Турки из того же омусульманившегося Царь-Града. Прибавлю кстати, что и самое слово мусульманин — Муслимнец — заключает в своем корне имя Мусы, как по Корану называется Моисей, и что религия эта, как я уже не раз доказывал в прежних томах, есть ни что иное, как первоначальное арианство, которое ничем не отличалось от юдаизма (т. е. богославия), да и характеристикой его, как у крестоносцев, являлось обязательство «распространять веру мечем».
Отсюда видно, что появление в Крыму татаровцев (татаровей или татровцев) было одновременно с его колонизацией генуэзцами, как очень деятельными участниками крестовых походов. Значит, если название татарове (или татровцы) стало общим на славянском востоке для крестоносцев (а греки, со своей точки зрения, превратили это название даже в тартаров, т. е. адских людей), то и современные крымские татары должны быть смесью первоначального населения этой страны, называвшегося у греков скифами, с пришедшими к ним сначала греко-славянскими ромейцами, а потом генуэзцами и другими крестоносными искателями приключений. А после этого понятна и миграция этого имени вместе с купцами-мореплавателями из Крыма в Мариуполь на северном берегу Азовского моря и, затем, на Дону до его сближения с Волгой и, как следующие ступени, вниз по Волге. К югу по этой реке у ее впадения в Каспийское море, возник рыболовный город Астрахань, а с ним и Астраханское царство, существовавшее до 1554 года. Часто страдало оно от приазовских кочевников ногайцев или ногаев, которые, с этой точки зрения, являются не потомками «татар Золотой Орды» (т. е. крестоносного ордена с Татрских гор, пришедших через Крым и Дон в эти страны), а первичным населением южного Поволжья.
К северу от места наибольшего сближения Дона с Волгой береговая колонизация ромейских греков, болгар и различных франков и латинян времен крестовых походов дошла по Волге, как естественному первичному пути (особенно в тогдашний период расцвета судоходства), сначала до Саратова, потом до Самары и Казани и, основав эти города, как опорные пункты на пути по Мологе и Сити и до Рязани, Ярославля, Твери и даже Москвы, но уже лишь в качестве летних береговых грабителей, убегавших обратно до зимнего замерзания на ладьях в свои опорные оседлые пункты вместе с награбленным и захваченным добром. Но эти речные грабежи могли быть лишь в таких местах, где притоки Волги были достаточно широки, чтобы нельзя было загромоздить русла бревнами или плотами спереди или сзади с целью не пустить речных разбойников далее или не выпустить назад приплывших.
Наглядным примером этому служат побережные набеги Донского казацкого атамана Стеньки Разина. Сначала, с 1667 года он грабит, выйдя через Донской Лиман в Азовское море, тамошние турецкие города, а затем переходит в Волгу с флотилией парусных и гребных судов, в которых можно было везти и съестные припасы и быстро выйти из области берегового обстрела, благодаря ширине реки. Он захватывает внезапными налетами сначала Астрахань и прибрежную полосу Каспийского моря до реки Урала, и самую эту реку называвшуюся тогда Яиком. Весной 1670 года он поплыл вверх по Волге под флагом защиты старой веры и освобождения жителей от налогов. Он захватил даже Нижний Новгород, говоря, что везет с собой патриарха. Но с начала зимы 1670 года Волга стала замерзать, и ему пришлось быстро уплывать на юг. А зимой Московское государство успело подготовиться: к январю 1671 года значительная часть Восточной Украины была подчинена Москве, а в апреле 1671 года сами донские казаки выдали Разина московским стрельцам. Он был увезен в Москву и там казнен, вызвав в приволжском народе массу былин и сказаний, а в XIX веке даже и поэмы в идеалистическом духе.
Через сто лет после него пробовал повторить его поволжские походы и другой донской казак Емельян Пугачев, объявивший себя в 1773 году императором Петром III (в действительности низвергнутым и убитым своей гвардией в пользу Екатерины II одиннадцать лет перед тем в 1762 году). Дело в том, что Петр III считался в то время староверами почему-то своим, хотя уроженец Германии, он был в действительности лютеранином и сторонником германской культуры. Но и для Пугачева поволжское торжество было непродолжительно. Сначала он тоже двинулся на восток вдоль берега Каспийского моря на реку Урал и в октябре 1773 года при Екатерине II осадил Оренбург, но не мог его взять и в марте 1774 отступил от него и пошел на Запад, так как местное староверческое крестьянство Казанского и Пензенского края поднялось за него, избивая московских чиновников и помещиков. Но, несмотря на это, он не пошел далее на Запад на Москву, а повернув к югу, прошел через сдавшийся ему Петровск и Саратов обратно к Каспийскому морю, причем его отряд был разбит преследовавшими его войсками Екатерины II на повороте Волги к Каспийскому морю у нынешнего Черноярска. Пугачев переправился поспешно на восточную сторону Волги вместе с частью своих сторонников, но был там схвачен ими самими и выдан преследовавшим их русским войскам, отвезшим его в Москву, где он был казнен в январе 1775 года.
Мы видим здесь уже сухопутный поход предводителя донских казаков, но лишь потому, что в конце XVIII века указанные места были покрыты хотя еще редким, но уже оседлым земледельческим населением, а потому тут были уже и сухопутные дороги между ними. Но и в этом случае попытка нападения на Московское государство с юго-востока не имела успеха, несмотря на поддержку самого русского местного населения, несмотря на то, что поход был начат не со стороны диких кочевников, а под флагом «законного русского и правоверного государя», преследуемого узурпаторами за защиту верований самой многочисленной части населения.
Я снова здесь напомню то, что говорил уже не раз. Напрасно нам внушают, что народная память сохраняет в былинах и сказаниях давно минувшие факты. На деле она их не сохраняет, а извращает, и это относится даже и к записям по мере того, как они копируются, чему примером служат многочисленные варианты тех же самых сказаний в различных манускриптах. Мы прочно запоминаем в области исторических знаний только то, что мы заучили, т. е. повторили несколько раз по учебнику, в том же самом виде. Но тут же является и недочет: мы перестаем относиться к заученному критически и машинально повторяем его подобно тому, как вскрикиваем: «ах!» когда нас неожиданно толкнут в спину сзади.
Нам внушили в школе, что татары пришли в начале крестовых походов в Русь из Азиатских степей как дикое кочевое племя и заставили более культурные, а потому и сильные Киевское, Новгородское и Московское государства ездить к себе за тридевять земель в Заволжские степи, чтоб получить отсюда утверждение на свое княжение, или уплатить тамошним кочевникам дань. И вот мы невольно стараемся не подвергать сомнению и рациональной обработке весь этот заученный рассказ, повторяющийся в нашем воображении в качестве условного рефлекса, а оправдать его какими-нибудь сомнениями или просто закрыть глаза на все происходящие обстоятельства, лишающие его реального смысла. Мне самому лишь с великим трудом пришлось освободиться от внушенных мне в юности и в детстве рефлективных исторических представлений, да и то потому, что я возвратился к их разборке уже после того, как прошел через продолжительное горнило естествознания и заинтересовался политической историей государств, лишь после того, как прочно ознакомился с политической экономией и с историей науки и техники.
Лишь тогда и стало для меня совершенно ясно, что никакое иго НЕ МОГЛО придти ни в Киев, ни в Новгород, ни в Москву из-за волжских степей от среднеазиатских кочевников, а только с запада. Лишь тогда одновременность татарского ига с крестовыми походами и отсутствие упоминаний о них в основных текстах русских летописей, да и сама ономастика (иго от латинского jugum, орда от латинского ordo, местность Татары от Карпатской местности Татры и т. д.) привели меня к отождествлению обоих иг.
Потом открылась для меня причина, по которой сцена действия перекинулась в нашем представлении с запада на восток. Крестоносцы-татровцы (они же татарове, таурмены и печенеги), пришедшие, как говорит Лаврентьевская летопись, «неизвестно откуда и один бог знает куда ушедшие», сменились на Балканском полуострове турками и перестали вспоминаться. Название это сохранилось за ними лишь в наиболее глухих местах того времени, главным образом, в Крымских и Азовско-Морских колониях генуэзцев и распространилось оттуда затем по Дону до его сближения с Волгой и по Волге и ее притокам, где образовались береговые поселения торгового и рыболовного характера, давшие начало современным городам Астрахани, Царицыну (нынешнему Сталинграду), Саратову, Самаре и Казани. Воспоминанием о болгарских миссионерах и колонистах того времени осталось близ села Успенского местечко Булгары, к югу от Казани, недалеко от Тетюши, в 6 километрах от Волги, и вот, благодаря этому, в разгоряченных головах старинных историков возникла волшебная сказка о будто бы бывшем тут когда-то Волжско-Болгарском царстве, исчезнувшем, будто бы, в XV веке нашей эры и ведшем до того времени обширную торговлю не только с Новгородом и Москвою, но даже и с Багдадом в Месопотамии...
Подумайте ж только, каково было это наше Село Успенское! Оно вело обширную торговлю даже со знаменитым Багдадом в Месопотамии! Так что же сказать о самих Тетюшах? Наверно, они торговали лет шестьсот тому назад даже с Нью-Йорком в Америке!
Но, к сожалению, я уже показывал выше, что вся эта Тетюшская Великая Болгария списана с Первого Болгарского царства Асперуха на Дунае, а ее «ПРЕСЛАВНЫЙ Великий город» был не село Успенское близ Тетюш, а город ПРЕСЛАВ на том же Дунае.
Мы видим, что с новой точки зрения путь культуры и государственности в старом свете был от запада к востоку, а не с востока на запад.
И это находится в полном соответствии с динамической геологией.
Не будем говорить о большой и еще загадочной Тихоокеанской впадине земного шара, возникшей, по-видимому, еще до образования современных нам водных наслоений земной коры, так как силлурские морские отложения покрывают и срединный островок этой впадины — Новую Зеландию, которая, значит, поднялась со дна моря уже после силлурийской эпохи, а обратим внимание на уже отмеченное всеми геологами обстоятельство: почему все главные массивы земной суши имеют вид клиньев, обращенных остриями к южному полюсу? Таковы особенно Северная и Южная Америки, такова Африка, особенно если мы присоединим к ней и Аравию, признав трещину Красного моря за последующее образование; такова и Азия, как одно естественное целое с Европой, особенно когда мы отделим от нее Аравию и присоединим ее к близкой к ней по природе Африке. Такова и Австралия, особенно, если мы присоединим к ней остров Тасманию. А если мы признаем Зондский архипелаг между Ост-Индией и Австралией аналогичным Вест-индскому архипелагу между Северной и Южной Америкой, и схематически соединим посредством этого Зондского Архипелага Европо-Азию с Австралией, то получим и в Старом Свете подобие Нового Света, причем в последнем не будет только доставать аналога Африки в Тихом Океане. Но я уже сказал, что Тихоокеанская впадина есть результат какого-то исключительного по своей мощности влияния, вдавившего эту часть земной поверхности. Не трудно видеть также, что разнообразные впадины и выпуклости современной земной поверхности должны зависеть не от одних химических процессов, происходивших под водными отложениями древнее Силлурийских, Лаврентийских и Гуронских слоев и вызвавших вулканические сдвиги и сбросы лежащих над ними слоев водного слоя и их горообразовательные складки, но также и от внешних воздействий луны и солнца, вызывающих приливы волны, и от прецессионных и мутационных колебаний земной оси. Нельзя игнорировать также и воздействие на Землю того могучего невидимого центра в центре Галактики, вокруг которого она обращается вместе с нашим солнцем и всеми видимыми звездами, и, наконец, воздействия метеоритных катастроф, которые теперь стали серьезно изучаться в связи с их действиями на лунную поверхность, где их следы не залечиваются, как на мягких слоях нашей земли действием дождевой, подпочвенной и проточной воды, превращающей их в озера и заполняющей их оползнями и наносами песку и ила.
Но оставив в стороне все частные влияния, вызвавшие причудливое разнообразие, как вида, так и береговых очертаний современной нам земной поверхности, мы не можем упустить из внимания основной особенности — клинообразного расположения всех главных ее массивов и того, что водою залито южное полушарие земли много более, чем северное. Такая общая особенность конфигураций земной суши совершенно не объяснима процессами, происходящими исключительно в самом земном шаре. Несмотря на конусообразные колебания земной оси и приливы и отливы ее жидких масс, последовательные твердые отложения земного эллипсоида должны были происходить абсолютно правильными концентрическими слоями, а потому и последнее из этих отложений — океаническая вода — должна была, в общем, равномерно расположиться как на севере земного шара, так и на юге. А мы видим, что водою залита целиком вся южная приполярная область земли до глубины в среднем от 6 до 12 километров, а далее к южному полюсу идут нагромождения, по-видимому, уже донных льдов, которые за исключением нескольких подъемов вроде горных хребтов и вулканических островков, доходят до такой же толщины. Одним словом, южное полушарие земли переживает теперь потопный и ледниковый период, а северное полушарие наоборот. Но это равноценно перемещению центра земного тяготения от 6 до 12 километров к югу от геометрического центра земного шара, чем объясняется и клинообразный вид поднимающихся над водою валообразных по отношению к геометрическому центру земли массивов суш с остриями к югу.
Ведь приливные воздействия на всякий пластический эллипсоид вращения должны вызывать в нем волны, идущие параллельно меридианам, делая из них подобие дыни с валообразными возвышениями от одного полюса вращения к другому. Но засыпьте любой вал с обеих сторон сыпучим песком так, чтобы с севера он остался весь наружу, а с юга закрыт до вершины, и тогда выступающая из песка часть его примет вид клина. Тоже самое и с дынеобразными возвышениями всякой планеты, когда ее водная оболочка будет значительно перетянута к одному из двух ее полюсов вращения; все ее меридиональные валообразные образования примут вид клиньев, обращенных остриями к тому полюсу, к которому перетянулась вода. Но уже сам этот клинообразный вид покажет нам, что вода перетянулась к данному полюсу уже после образования валообразных континентов, а потому и явление это должно быть временным. Оно должно смениться затоплением противоположного полюса, причем острия континентов будут обращены к северу, и северное полушарие останется морским и ледниковым, а южное — континентальным. А потом должно опять залиться южное полушарие и т. д. без конца, подобно качаниям маятника. И это явление, как я только что сказал, будет равноценно периодическому перемещению центра тяжести планеты от 6 до 12 километров, то к северу, то к югу от геометрического центра.
Но как же может перемещаться центр тяжести земли сам по себе?
Ясно, что тут должно быть какое-то внешнее влияние из небесных пространств. И вот мы видим, что центр земли теперь сдвинут как раз к тому месту, где сияет созвездие Южного креста, заслоняющего собою какое-то неизмеримо громадное скопление темного вещества, называемого «угольным мешком». А кроме того, и на ближайшей к нам планете Марсе произошло то же самое! И у нее центр тяжести сдвинут к югу с геометрического центра, так как покрыто морями тоже южное полушарие, и притом обращенное в ту же сторону неба, как и наше. А на северном полушарии сосредоточены и там, как у нас, континенты.
У остальных же планет мы не можем различить ни континентов, ни морей вследствие вечной облачности их атмосферы. Значит, если бы мы могли допустить, что «Угольный мешок» Южного Креста служит центром обращения нашего звездного облака, то вышло бы, что после полуоборота около него, к нему оказались бы обращенными уже северные полушария Земли, Солнца и Луны и всех остальных наших планет, и тогда их северные части оказались бы затопленными. Но, к сожалению, в настоящее время у нас нет возможности установить другие центры вращения небесных светил кроме спутников вокруг своих планет и планет вокруг солнца. А центр обращения самого солнца не может быть определен его индивидуальным движением к созвездию Геркулеса, а лишь исследованием целых звездных потоков, так как звезды, более близкие к центру общего обращения, должны отставать. И перпендикулярно к тому направлению, в котором звезды нас наиболее перегоняют, и перпендикулярно к тому, в котором они наиболее от нас отстают, должен быть центр обращения нашего звездного облака. Это даст, конечно, целую окружность на небе, но детальное изучение ее особенностей укажет и самую точку.
Таковы общие географические причины, заставляющие весь коллектив земных обитателей незаметно для их кратковременных отдельных поколений вечно перекочевывать то к северу, то к югу. В данном случае нам нужно знать только одно. После последнего затопления наших северных полярных стран нашего и ледникового периода, когда океан стал незаметно переливаться на южное полушарие, на северном оставались не погруженными лишь возвышенные местности, т. е. Альпы, Карпаты, Пиренеи, Аппенины, и тут сосредоточилось сначала население пещерного периода и каменного века, а затем в Татрских горах или где-то в этих странах было сделано открытие обработки железа для изготовления орудий производства, что вызвало новую эру в человеческой жизни и положило начало тому, что мы называем культурой. Открытие это было быстро перехвачено также и в Рудных горах (Erzgebirge), в Богемии, в Эльзасе на Рейне. А в других более южных странах еще господствовала менее удобная медь — cuprum. К этому времени уже давно обнажились от вод обширного тогда ледовитого океана (постепенно отливавшего на южное полушарие земли и залившего тамошние равнины) Германская и Восточно-Европейская низменность, но они были, конечно, или необитаемы, или заняты блуждающими стадами кочевников, откуда имя скифы, т. е. скитальцы (Укхибн), сохраненное нам в греческой литературе. И они, конечно, может быть, еще долго оставались бы скитальцами, если бы не культивировала их славянская «железная» колонизация с Татров и других рудных гор Балканского полуострова, уже культивировавшегося к тому времени, благодаря открытию железа и его обработки. Колонизация эта за неимением никаких сухопутно проложенных дорог, естественно, шла по руслам рек: сначала к северу по Висле, Одеру, Эльбе в Германскую низменность, где встретилась с тевтонской колонизацией, шедшей из Ломбардии и из Швейцарских гор по Рейну, и слилась с нею. А к Востоку, из Татр и Балкан, она пошла по Днестру, где скоро уперлась в Черное море. По нему она пошла из Царьграда вместе с греческими мореходами, по-видимому, еще пользовавшимися медным оружием и медными орудиями производства с Кипра, по берегу Черного моря, а затем по Днепру, результатом чего появился «город» Киев и Киевское княжество. Труднее объясняется начальная история Новгородского и Владимирского княжеств, если она не заимствована из сказаний о Новгороде Волынском и о Владимире Волынском. А о дальнейшем образовании оседлых поселков по Волге в Эпоху Крестовых походов я уже говорил ранее. Мы не должны недооценивать значения рек, как первичных путей колонизации и призывов человека к оседлой жизни. Река не только доставляет так необходимую для жизни пресную воду, но дает и пишу, так что рыболовство, вероятно, возникло даже ранее скотоводства. Мы и представить себе не можем, не подумавши об этом всесторонне, какое огромное количество рыбы содержит великая река, текущая по илистому дну среди полей или лесов. Можно сказать, что чуть не каждый кубический метр воды содержит всегда не только по одной, но и по несколько рыб, но мы не замечаем этого, потому что когда купаемся или едем в лодке, они, благодаря приспособленности своего глаза к воде, видят нас еще издали и разбегаются от нас во все стороны. Доказательством их многочисленности в реках служит само рыболовство. Попробуйте, например, проволочь невод ночью в воздухе даже на много метров, и вы в него, наверное, не поймаете ни птицы, ни зверя, а протянув его на незначительном протяжении по реке, почти наверняка поймаете несколько рыб.
Таким образом, река давала первобытному, блуждающему человеку сразу и питье, и пищу, а потому понятно, что и первые постоянные его поселки были на речных берегах. Там он строил и жилище для своей семьи, а потом эта семья разрасталась в целый поселок и в городок, укрепленный валами и частоколом. Таким образом, рыболовство было первой стадией оседлой жизни. Затем начиналось садоводство, когда человек, устроив себе постоянное место жительства, сначала пересаживал около него дикие плодоносные растения, а затем и земледелие, когда садовод, увидев, как вырастают злаки из семян, брошенных в разрыхленную береговую землю, устроил себе и поле.
Все это элементарные рассуждения, но их надо всегда помнить при культурно-исторических соображениях, как таблицу умножения при математических вычислениях, и тогда мы не будем переставлять первобытных народов по географической карте, как фигурки по шахматной доске. Не будем переселять и татар из Азии в Европу, и болгар с Волги на Дунай, когда по общим географическим причинам колонизация должна была идти с запада на восток.
Мы рассмотрели сейчас первоисточники наших сведений о татарском иге (jugum tartaricum). Имеются ли у нас какие-либо причины отделять эти «татарские (или татрские) орды» от «рыцарских орденов»? Действительно ли русские летописцы, снабдившие своими записями Лаврентьевскую летописную компиляцию и все другие до XIV века нашей эры, рассматривали по басне Крылова только
«Козявок, мошек, таракашек... »,
а не приметили слона своего времени — крестовых походов и наседавших на них самих с запада рыцарских и духовных католических орденов?
Из всего изложенного читатель видит, что, наоборот, они посвятили им очень много внимания, но только первые наши историографы не узнали слона в их описании и приняли его за привиденье, появившееся из глубины монгольских степей, не приняв во внимание, что кочевники вообще не способны к крупным массовым передвижениям. Подумайте сами, где хотя бы пяти-шести тысячное кочевое войско нашло бы пропитание для своих десятков тысяч баранов, составляющих их пищу, если они идут сплошной массой, а не рассеиваются мелкими группами на протяжении сотен квадратных километров?
Кочевая жизнь есть по самой своей природе жизнь разрозненная, не способная к самостоятельной государственности. Посмотрите на современную Аравию и Монголию. Выработалась ли у них какая-нибудь своя внутренняя вооруженная светская власть?
Ищите ветра в поле! Некоторую тень национального объединения придает им только власть духовная: Далай Лама в Лхасе для кочевых монголов и Мекка для кочевых аравитян. Да и власть Римского папы распространилась от Калифорнии до Огненной земли и от Гвадалквивира до Филиппинских островов не силою меча, сколько дымом кадила.
Но мне скажут:
— А Чингисхан между 1155—1227 годами? — Посмотрите в любом энциклопедическом словаре и вы, в кратких словах, прочтете следующее:
«Сын мелкого кочевого князька-патриарха, кочевавшего на окраине пустыни Гоби, он объединил под своей властью монгольские племена и в 51-летнем возрасте в 3206 году (через четыре года после взятия Царь-града Крестоносными войсками папы Иннокентия III!) принял титул Хагана, т. е. великого хана — Первосвященника (еврейское коган). Он завоевал лично сначала Туркестан до самого Аральского озера-моря, покорил уйгуров, считаемых теперь за бухарских узбеков, разгромил тангутов в Тибете, вломился в Китай, овладел Пекином, завоевал обширное царство Могамета Хорезм-шаха, простиравшееся от Индии до Каспийского моря. Он лично разгромил при этом сильные и цветущие мусульманские города Бухару, Самарканд, Мерв, Герат и ряд других, а через своих полководцев покорил еще и Персию, вторгся в русские южные степи, по которым его ордена-орды дошли до Киева, затем отступили до Азовского моря, получив тут подкрепление, разбили на реке Калке русских союзных князей и, тем самым, положили начало татарскому игу».
— Так написано в самих Энциклопедических словарях, — скажут мне. — Неужели вы считаете этого богатыря за простой призрак из пустыни Гоби?
— Да! — отвечу я. — Не считать его за простой призрак из пустыни Гоби может только тот, кто не следит за только что приведенным сообщением из Энциклопедического словаря по географической карте. Все это царство
«От потрясенного Кремля До стен недвижного Китая», |
воздвигнутое силою оружия под руководством одного человека, хотя бы он и был самим Ильей Муромцем, возможно только в былинах. И нам тут надо не руководствоваться наставлением Кузьмы Пруткова: «если на клетке, где сидит лев, написано: собака, то не верь своим глазам», а как и всегда, попытаться найти по указаниям энциклопедических словарей только первоисточники таких «былин». Откуда идут сказанья о Чингисхане? Из Центральной Азии, где до сих пор нет никаких открытых для наших ученых библиотек или из Западной Европы?
Конечно, я не отвечаю, что в народном эпосе монголов есть, — как говорят, — мифы и о Чингисхане, как и у нас есть мифы об Илье-Муромце, хотя имя Илья и греческое, от слова Элиос-солнце. Но ведь в азиатских странах есть отголоски мифа и об Александре Македонском, называемом там Искандером... А можно ли вывести отсюда, что он пришел в свою Македонию из Азии?
Вот почему и самый миф о Чингисхане мог появиться там с запада. И как это ни неожиданно и даже ни смешно с первого взгляда, повод к такому мифу могли дать даже не граф Балдуин и не Ричард Львиное Сердце, воевавшие в то время в Азии, а сам римский папа Иннокентий III, верховный руководитель IV крестового похода, как раз в то время, к которому относят только что приведенные фантастические подвиги Чингис-Когана. Сравним только основные даты их биографий.
1) Папа Иннокентий III родился в 1161 году, а Чингис-Коган в 1155 (только на шесть лет ранее).
2) Папа Иннокентий III умер в 1216 году, а Чингис-Коган в 1227 (только на 11 лет позднее).
3) Папа Иннокентий сделался Великим Римским первосвященником в 1198 году, а Чингис стал великим каганом в 1206 (лишь на 8 лет позднее).
Пойдем теперь и далее. Нет дыма без огня. А потому и миф о папе Иннокентии, как о Чингис-когане, мог появиться среди монголов не без причины. Мы знаем в общих чертах историю крестовых походов, знаем, как рыцари, завоевав западные побережья Азии, создали там королевство Иерусалимское, княжество Антиохийское, Триполитанское, Эдесское и т. д. Все это не могло, конечно, не поразить воображение внутренних азиатских народов и не создать легенд о завоевательных подвигах крестоносцев среди немагометанского населения внутренней Азии, которое не могло не видеть в крестоносцах своих союзников против магометан. Отсутствие мифов об этой международной эпопее было бы почти также непонятно в Азии, как было бы непонятно оно и в русских летописях, пока мы не признали, что их рассказы о «татарских ордах» относятся к рыцарским орденам.
Скажу более: мы все знакомы с крестовыми походами только по воинственным деяниям их светских орденов, но забываем ордена духовные, которые рассылали своих миссионеров во все делавшиеся доступными для них страны света, ниспровергая тамошние мелкие местные алтари вольных шаманов во имя единого для всех народов грозного бога, его милостивого сына и его доброй матери.
Ведь вместе с рыцарским орденом работали и в самом «освобожденном Иерусалиме» духовные ордена: иоаннитов и др.
— Как далеко их миссионеры проникали вглубь Азии? — спросим себя прежде всего. — Откуда пришло, как не от них, обязательное безбрачие буддийского духовенства, по самой природе своей противоестественное? Неужели и в Монголии с Тибетом, и в Западной Европе оно произошло независимо друг от друга, каким-то телепатическим путем? Ведь это же невероятно. Кроме того, и без меня уже указывали на сходство внешней обрядности у тибетских церковников и у римских католиков, и если идеология теперь у обоих церквей в значительной мере разошлась, то это было неизбежно при долгом разъединении обоих ветвей той же самой религии, ни там, ни тут не остававшихся в окоченелом состоянии, а независимо развивавшихся от внешних воздействий (буддизму у меня посвящено особое исследование, а теперь я хотел только показать, что идейное влияние крестовых походов в Азии могло быть много глубже, чем это представляем мы теперь). Да и сама ономастика подвигов Чингис-Хана является как бы отражением ономастики подвигов крестоносцев.
Они боролись с Турками, а он — с туркестанцами, они завоевали венгров-угров, а он — уйгуров, они покорили Данаоготов, а он — тангутов, они воевали с магометанами и он с ними в те же самые годы, да и самое имя его — Чингис-Хан — напоминает немецкое Konigschan или Kenigchan — царь-священник.
И вот, если мы все это примем во внимание, то увидим, что появление на «Востоке» мифов о папе Иннокентии III, как о великом завоевателе, не так уже смешно, как кажется с первого взгляда.
Ведь папа был тогда царь-царей (Kenig-chan). Он обладал не только духовной, но и светской властью, считая ее всемирной, и потому назначал и низлагал по-своему произвол всех христианских царей, пока, наконец, они не почувствовали сомнения в его «наместничестве Христа», а с ним и смелости сопротивляться его произволу. Крестоносцы были его войска, и они были посланы им на Восток подчинить ему непокорные иноверческие народы. А потому и их завоевания считались его завоеваниями, как светского властелина.
И было бы даже удивительно, если бы в азиатских иноверческих преданиях папы крестовых походов не фигурировали в виде завоевателей. В воображении византийцев и западно-азиатских ромеев, с национальными властелинами которых крестоносные ордена боролись физической силой и в случае неповиновения расправлялись свирепо, эти ордена должны были представляться жестокими и свирепыми, откуда и их восточное прозвище «тартары». А в воображении далее лежащих народов, каковы, прежде всего, буддисты и индуисты, культура которых была христианского средневекового происхождения или, во всяком случае, родственна христианской, и настолько же чужда магометанству и израэлитству, как и христианская, они в легендах и мифах, не считающихся с географией, могли превратиться в их собственных героев и руководителей.
Но пусть идея о тождестве гигантского призрака, вышедшего из пустыни Гоби — Чингис-Кагана — с папой Иннокентием III, организовавшим четвертый и самый громкий крестовый поход, будет простая шутка с моей стороны... Не буду пока пугать читателя призраками из азиатских пустынь! Но на остальном я и теперь имею полное и научное право настаивать.
Мое основное открытие при исследовании русских летописей состоит в следующем. Русские летописцы (у которых значительная часть сообщений, начиная с конца «Основной летописи» в 1110 году, подтверждается астрономическими вычислениями А. М. Вильева, моего бывшего сотрудника по Астрономическому отделению Государственного Научного Института им. Лесгафта и моими собственными вычислениями) не только не проспали крестовых походов и наседавших в то время и на Русь рыцарских и монашеских католических орденов Иннокентия III и Григория IX, но, наоборот, полны отголосками их деяний и бросают новый свет на историю самих крестовых походов.
До сих пор наши историки этого не замечали, потому что отголоски деяний крестоносцев дошли до них, как эхо, отразившееся, если и не буквально, от китайской стены, то от непроницаемой завесы, закрывающей для нас и до сих пор реальную историю не только древнего, но и средневекового Азиатского Востока. Все непонятное, да и вообще все, что угодно, можно было перебрасывать за эту стену, не боясь разоблачений.
Кроме того, были и другие причины. Я показывал уже, что и в Лаврентьевском списке, и в других, то тут, то там, оказываются на самых интересных, с нашей точки зрения, местах вырванные листы.
Кто их вырвал и зачем? Не потому ли, что в них оказывались слишком бросающиеся в глаза противоречия восточному происхождению «татарского ига»?
Но даже и ранее этих вырванных листов кто-то уже проредактировал первичные летописи, составленные по разным монастырским записям, исключив из них все неподходящее к его односторонним ошибочным представлениям. Так, вместо действительных годов, часто поставлены предшествовавший или последующий за ним, что хорошо видно из моей проверки по солнечным и лунным затмениям, по пасхалиям и дням недели. И эти искажения были сделаны, несомненно, уже в то время, когда после взятия Царьграда турками в 1453 году, крестоносцы ушли уже в области истории и вражда к ним заменилась враждою к туркам. Как бы вы ни старались, но вы ничем не объясните полного отсутствия в основной Лаврентьевской летописи упоминания взятия крестоносцами Царь-града в 1204 году. А в Новгородской летописи по Синодальному списку рассказ об этом признан позднейшей вставкою и до меня. Так, в «Полном собрании Русских летописей» мы читаем «повесть о взятии крестоносцами (фрягами) Царьграда взята сокращенно из византийцев или из болгарских хронографов».24
24При этом указано и из каких именно: из третьей книги Никиты Хониата, стр. 410—440 Боннского издания; из Вильгардуина «Histoire le la conqueste de Constantinople par les francais et les venitiens en 1204» в парижском издании 1657 года.
Да и по языку это видно: только в этом месте крестоносцы называются фрягами, а более это слово нигде не встречается.
А еще более странно полное отсутствие известий об обратном отбитии Царь-града Михаилом Палеологом в 1261 году, что должно бы было, конечно, разнестись радостною вестью по всему православному миру. А что же читаем под этим последним годом?
Вот, в Суздальской летописи по списку бывшей Московской Духовной Академии:
Для 1261 года: «В лето 6769. Родился Александру (Невскому) сын Данилей». И больше ничего. А для 1262 года: «В лето 6770. Изгнаша поганых из всех градов, не терпя насилия их».
Это можно было бы отождествить с изгнанием крестоносцев из Царьграда, так как мы уже видели, что в летописях часто приходится переводить их счет «от сотворения мира» на наш, прибавляя лишний год к общепринятому переложению, и тогда подтвердился бы мой вывод, что «погаными» и «татарами» назывались крестоносцы. Но дело портит такое пояснение Лаврентьевского списка для того же 1262 года:
«В лето 6770 (1262). Избавил бог от лютого томления бесурменско-го (Besteuermann'cKoro) Ростовскую землю. Вложил ярость в сердца крестьян (вместо христиан). Не терпя насилия поганых сделали вече и выгнали из городов Ростова, Суздаля и Ярославля. Брали бо те окаянии бесурмене дани и от того великую пагубу людям творили» и т. д., как я уже цитировал ранее.
И если этот бунт был не отражение бывшего в то же самое время отбития русским единоверцем греческим царем Михаилом у крестоносцев Царьграда, так почему летописец не упомянул при этом удобном случае и об этом, и о возвращении «в то же лето» главы восточной (а в том числе и русской) церкви — византийского патриарха Арсения — обратно в свою столицу, изгнав «поганых латинян»? Ведь даже в самой «Новгородской летописи», в которую вставлен под 1204 годом рассказ о «фрягах», для этого года мы находим лишь мелочное сообщение:
«В лето 6769 (т. е. 1261 год) обил владыка Новгородский Далмат святую Софию всю свинцом... »
Да и латины, так надоедавшие православным в это время, упоминаются в русских летописях только один раз:
1) Для года 1175. «В лето 6683, когда князь Ярослав Святославович сидел в Киеве, напал на него проездом черниговский князь Святослав, въехал в Киев, захватил дружину Ярослава с его княгиней и меньшим сыном, а сам Ярослав утек. Просидев в Киеве 12 дней, Святослав возвратился обратно в Чернигов, захватил имущества Ярославова без числа. Ярослав же, узнав об этом, приехал опять в Киев и в гневе замыслил наказать киевлян, говоря: «Это вы навели на меня Святослава, решайте чем выкупить мог княгиню и дитя».
И когда они не знали что ответить, он распродал весь Киев, и игуменов, и попов, и монахов, и монахинь латину (крестоносцам?), так же как и склады, и купцов, и всех киевлян, и много зла сотворил. Потом он пошел в Чернигов, помирился с Святославом и напал с ним на Олега (Северского князя)».
Вот и все. Да и о «римлянах» есть только в цитатах из иностранных хроник, вроде того, как под 1067 годом, в подтверждение того, что Комета Галлея предвещала бедствия, сказано: «так и при Нероне цезаре воссияла над Иерусалимом звезда во образе копья (комета), предвещая нашествие рати от Римлян (для разрушения Иерусалима)».
Но ведь латины же и римляне гремели на весь мир не только в древности, но и на всем протяжении того времени, которое охватывают наши основные летописи, и при том они гремели не только в Иерусалиме, но и в Киеве, и в Новгороде, и во всей тогдашней Руси!
Как объяснить все это, если не только что высказанной мною идеей, что первичные русские летописи были проредактированы и искажены кем-то, желавшим перенести действие с запада на восток и потому исключившим или исказившим все места, из которых было ясно, что дело идет о «латинском иге» (которое на самом деле и послужило образованию сначала Киевской, а затем и Московской Руси). Это он и заменил их татровцами-татарами.
А кто же мог бы так сделать? Припомнив, что Московский патриарх Никон (1652—1666) первый установил авторитет греческой науки, собрал много рукописей из Византии и из Славянских стран, в том числе и летописей, и что одна из древнейших даже носит название «Никоновской», и что он первый занялся чисткой Библии и Евангелий, вызвав раскол в русской церкви, невольно является мысль: не под его ли редакцией была обработана или создана та часть наших летописей, которая носит название «Продолжение Нестора»? И не он ли затушевал все те места, из которых ясно было видно, что татарские орды были крестоносные ордена, а сами тартары были римские католики?