Рис. 109.
Благовещение в старинной египетской апперцепции. Барельеф в египетских Фивах. Архангел Гавриил получил птичий клюв и имя Тота. Дева Мария превратилась в королеву Мет-ем-ве, и Иисус в Аменофиса III.<>
Таково астрологическое объяснение Вифлеемской звезды, и несомненно, что оно подходит к евангельскому сказанию лишь в том случае, если мы будем искать Иисуса в IV, а не в I веке нашей эры. К таким же результатам приводит и описываемая другим позднейшим евангелистом — Лукою и не упоминаемая ни Марком, ни Иоанном астральная подробность рождения Иисуса— благовещение о нем.
Мы находим эту легенду у Луки как раз взамен только-что рассмотренного сказания о звезде магов и видим, что она поставлена там в преемственную связь также и с благовещением о рождении Иоанна Купателя (от греческого слова βαπτίζω). Они так интересны, что я рассмотрю их вместе.
«Так как уже многие,—начинает Лука свое евангелие,—начали составлять повествования о совершенно известных между ними событиях, как их передали нам бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, достопочтенный боголюб, по порядку описать тебе все с самого начала, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором ты был наставлен.
«Во времена богославного царя Героя жил священник Память божия (Захарий) и жена его Клятва божия (Елизавета). У них не было детей. Однажды, когда он совершал свою службу, явился небесный вестник направо от Жертвенника и сказал ему:
«— Не бойся, Божья Память, твоя молитва услышана. Жена твоя родит сына и ты назовешь его Иониец (Иоанн). Он будет велик перед Громовержцем, не будет пить вина, но будет полон святого вдохновения еще во чреве своей матери. Много детей богоборца обратит он к Громовержцу, их богу, и будет идти перед ним в духе и силе Илии, чтобы возвратить к детям сердца отцов, а непокорным дать образ мыслей праведников, чтобы представить Громовержцу народ подготовленный.
«— Как мне поверить этому?—сказал священник.—Моя жена уже старуха.
«— Я, божий Богатырь (Гавриил), предстоящий перед богом Громовержцем,—ответил тот,—и вот ты будешь молчать до того дня, пока не сбудется все то, что я тебе говорил».
Память божия тотчас онемел, а Клятва божия зачала, но таилась пять месяцев.
Откуда взялась эта легенда? Здесь божий Богатырь явился по правую сторону созвездия Жертвенника, и в таком случае это была большая мечеобразная комета, которую вдруг увидали в созвездии Весов. В именах родителей Ионийца—в священнике, названном Памятью божией, и в его жене Клятве божией мы тоже можем предполагать не действительные имена людей, а, например, созвездия Кассиопею и Цефея, вечно ходящего, как священник, вокруг небесного полюса, никогда не заходя даже и в Египте. Но кто же такой сам Иониец? Астрально—это Водолей, а территориально это должна быть реальная личность, имя того, кто установил обряд купанья, как символ христианской веры, потому что ни в какой другой религии такого обряда нет. Значит, основатель его, кто бы он ни был, действительно существовал, и слова евангелия, что он с юности исполнится вдохновения и будет иттп перед Громовержцем в духе и силе Илии, чтобы представить ему подготовленный народ, являются только резюмировкой того, что было потом известно о нем в действительности. Но куда бы мы ни отнесли время жизни Иисуса, грек-купатель, в том виде, как его описывают сами евангелисты, является совершенно ничтожной личностью, о которой ровно ничего не известно, кроме того, что он будто бы купал людей в Шериат-Эль-Кебире (Лже-Иордане), да неправдоподобного рассказа евангелиста Матвея (14,3) о том, что дочь царя Героя (Ирода) однажды так хорошо танцевала перед гостями на именинах своего отца, что он обещал ей дать, чего она ни попросит, а она вместо того, чтобы попросить конфект или нарядов, как сделала бы на ее месте всякая даже и не старинная девушка, будто бы сказала ему:
«— Дай мне здесь на блюде голову Иоанна Купателя».
А когда ей ее подали, она отнесла ее своей матери (Матв., 14, 11).
Здесь все показывает, что миф об Иоанне Крестителе—астральный миф, но что повод к нему дал действительный выдающийся человек, живший на Востоке одновременно с евангельским Учителем и введший обряд крещения во второй половине четвертого века. Но кто же мог бы это быть? И вот история четвертого века опять указывает нам только одно подходящее лицо: знаменитого Иоанна Златоуста, который сохранился в церковной истории Сократа Схоластика (Спасителя Власти) как действительная историческая личность, у евреев как легендарный пророк Иона, предсказывавший гибель Ниневии,1 и как Елисей, ученик вознесшегося на небо Илии, а у христиан—как легендарный Иоанн богослов и еще более легендарный Иоанн Купатель (или по-русски Креститель).
1 См. мое «Откровение в Грозе и Буре» 1907 г.
Легенда о нем, повидимому, развилась очень скоро.
Я уже говорил, что обряд купанья, как символ христианского посвящения, возник, вероятно, оттого, что когда больной еще Иисус переправлялся после своего воскресения из мертвых через реку, сидя на осле, которого вел под уздцы юный Иоанн, вдруг налетела гроза, и внезапный разбив реки выкупал всю следовавшую за ним восторженную толпу, что и было принято за специальное знамение. А потом все это было из конца перенесено в начало и приписано несущсствовавшему лицу.
Такого рода превращения нередки в среде лиц, сильно экзальтированных гонениями. Я сам, живя в эмиграции, отмечал несколько раз, как какое-нибудь из моих же собственных приключений во время хождения в народ в 1874 году доходило до меня уже сильно изменившимся и отнесенным к другой личности и к другому месту. И если бы я не был достаточно наблюдателен, чтобы сообразить в чем дело, то я легко мог бы записать такие сообщения как случаи, бывшие совсем с другим лицом, хотя и похожие на мое приключение.
Таким образом, все, что есть действительного в этом мифе,— это астральная подробность, что около времени рождения Иисуса т. е. близко к 330 году нашей эры, явилась комета направо от созвездия Жертвенника, т. е. в Весах и в Деве, которая впоследствии, т. е. в V веке, и была истолкована как благовещение о рождений мифического купателя людей Ионийца—Грека, который купал потом и самого «сына божия».
Рис. 109. Благовещение в старинной египетской апперцепции. Барельеф в египетских Фивах. Архангел Гавриил получил птичий клюв и имя Тота. Дева Мария превратилась в королеву Мет-ем-ве, и Иисус в Аменофиса III.<> |
А вот сказание и о другой комете, появившейся в Деве около того же времени.
«В месяце шестом (т. е. в марте по византийскому счету, когда солнце входит в созвездие Девы) послан был от бога небесный вестник—божий Богатырь (по—еврейски Гавриил) в город Круга (Галиля), называемый Венчанным (Назаретом—по-еврейски), к Деве, обрученной мужу, по имени Иосифу (символизированному звездным Волопасом, стоящим на страже над Девой), родом из дома Возлюбленного. Имя же Деве—Превосходная (Мария). Я уже говорил ранее об этом сказании, но повторяю и здесь для связности рассказа. Небесный вестник, подойдя к ней, сказал:
«— Радуйся, получившая благоволение! Благословенна ты между женщинами!
«Увидевши его, она смутилась и размышляла, что бы это было за приветствие. Но вестник неба сказал ей:
«— Не бойся. Ты обрела благоволение бога, и, вот, зачнешь во чреве и родишь сына и назовешь его Спаситель (Иешуа по-еврейски). Он будет велик и наречется сыном всевышнего, и даст ему бог Громовержец престол Возлюбленного, его отца, и будет он царствовать над домом Богоследителя (по-сирийски Иакова) вовеки, и царству его не будет конца» (рис. 109, 110, 111).
А Дева сказала божьему Богатырю:
«—Как это будет, когда у меня нет мужа?
«— Дух святой повеет на тебя и сила всевышнего осенит тебя, а потому и рождаемое будет свято и наречется божиим сыном (Лука, 1, 26-35).
«— Я служанка бога,—сказала Дева,—пусть будет, как ты говоришь
«И отошел вестник от нее» (1, 38).
 Рис. 110. Благовещение в другой египетской апперцепции. Направо апокалиптический Овен с крестом.  Рис. 111. Благовещение девице Марии в апперцепции европейского иллюстратора евангелий. Сломана прялка! Из книги Les saints évangiles, avec les dessins de M. Bida. |
Все содержание этого рассказа свидетельствует о том, что легенда о благовещении (которое празднуется православною церковью 25 марта, когда Дева кульминирует в полночь, а солнце входит в Овна возникла не из реальной жизни, и которую редко залетают ангелы, а чисто астральным путем. Но какою же из исторических больших комет мог быть этот небесный вестник, божий Богатырь, олицетворившийся в современном архангеле Гаврииле? Ведь здесь ясно, что это не было солнце, вошедшее в Деву. Всевозрождающее солнце была лишь благодать, которая ежегодно сходила на эту Деву, и солнце не напугало бы ее. Значит и это была большая комета.
Но какие кометы проходили в древности через Деву или, вернее говоря, уходили от нее, так как в конце легенды сказано «и отошел от нее вестник»? Ведь в этих двух связанных друг с другом благовещениях мы видим указание даже на две кометы, проходившие одна вскоре после другой, около Девы, а такое совпадение является исключительным.
Посмотрим сначала годы близ предполагаемого теологами года рождества Иисуса, т. е. около начала нашей эры.
По китайским летописям Ше-Ке и Ма-Туань-Линь, довольно верным руководителям среди небесных событий после начала нашей, эры (а в предшествующие этому века и они начинают фантазировать в отметках небывалых солнечных затмений), единственная яркая комета была—комета Галлея, но она должна была явиться за двенадцать лет до предполагаемого теологами рождества Христова, а в остальном, нужно признаться, довольно хорошо удовлетворяет рассказу. При первом своем появлении 12 августа, когда солнце входило в Деву, комета Галлея шла по утрам, догоняя Деву через созвездие Близнецов и Рака с его Лелями. Затем через тринадцать дней она перегнала солнце и появилась на вечернем небе, уже уходя от него и от Девы под созвездиями Волопаса и Змиедержца, и на пятьдесят шестой день исчезла в созвездии Стрельца.
Она, конечно, могла бы дать начало приводимому Лукою рассказу, хотя она и была за двенадцать лет до указанного теологами года.
Но посмотрим, не приходило ли в Деву при таких же условиях еще лучшей кометы лет за тридцать до вычисленного нами года столбования Иисуса, т. е. около 335—340 годов. Оказывается, что да.
Прежде всего китайские летописи указывают в этот период на странную звезду, наблюдавшуюся их астрономами 5 марта 340 года между Львом и Девой, которую можно принять за звезду магов.
Затем 8 декабря 343 года те же китайские летописи Ше-Ке и Ма-Туань-Линь отмечают у ног Девы большую белую комету «в 7 локтей длины», которая вполне подходит к данному случаю. Ее же они ошибочно относят на зиму 349 года, говоря:
«В ногах Девы видели комету белую и яркую, направляющуюся на запад, 10-ти локтей длиною. Ее наблюдали впервые 23 ноября, и она была заметна и 13 февраля» т. е. почти до благовещенского месяца марта.
Это, несомненно, та же комета, что и предыдущая, так как у обеих не могло быть другого пути к Деве от солнца, находившегося в Стрельце. Всякая комета могла пройти оттуда в Деву только через Весы. Затем она, особенно по второму, более подробному, описанию, должна была направиться через Льва к Яслям Рака, первоисточнику тех яслей, в которых родился легендаризованный и астрализованный ко времени составления евангелия Луки Иисус, родившийся на деле, вероятно, в собственном доме своего отца—архитектора, а не в яслях на дороге, хотя и в этом нет ничего невероятного. Эта комета (или даже целых две) настолько удовлетворяет евангельскому описанию, что других не стоит и искать. Лука, писавший только в IX веке, когда личность Иисуса была давно окружена легендами, знал из каких-то записей, что около времени предполагаемого года рождения Иисуса на небе было знамение Деве, в виде посланного ей яркого вестника, и он персонифицировал все это простодушно в фантастическом архангеле Гаврииле, так как он понял эту легенду апперцепционно.
Интересно добавить, что и за пять лет до столбования евангельского «учителя» в августе 363 года, когда солнце тоже входило из Льва в Деву, те же две китайские летописи отмечают еще новую вечернюю комету, прошедшую из Девы в созвездие Весов (как символ грядущего суда над Иисусом), и затем она прошла в пространство, ограниченное Змием, символом первородного греха, а через него—к Змиедержцу, вознесшемуся к Трону бога по Млечному Пути небес, попирая ногою смерть (созвездие Скорпиона) и как бы предсказывая все, что вскоре должно было случиться с Великим Царем. Не отсюда ли идет и рассказ о том, что он сам предсказал свою смерть?
Итак, астрономия может объяснить оба евангельские благовещения об Иоанне и об Иисусе только при отнесении рождения их к средине IV века.
Добавим еще, что за тридцать два года до столбования евангельского Великого Учителя, около праздника крещения, когда солнце было в Водолее, китайцы отмечают еще одну комету, находившуюся над Овном, в Андромеде, которая тоже могла быть принята за благовествование о ком-нибудь.
В заключение отметим еще следующее.
В Евангелии Матвея, как мы уже видела, к Вифлеемской звезде, относимой автором к тому же времени, прибавлен еще рассказ об избиении младенцев. И вот, как раз к вычисленному нами времени «столбования» Иисуса в 368 году относится историками следующее, хотя уже и не астральное, сказание, объясняющее эту прибавку.
«В последние годы царствования Валента,—рассказывает Сократ-Схоластик (IV, 19),— некоторые люди «прибегали к волшебству, чтобы узнать, кто будет царем после Валента, и демон показал четыре буквы, из которых три были надстрочные ФЕО, и четвертая была строчная, которую можно было принять как за S, так и за δ. При первом чтении выходило «бог» (ФЕОs), а при втором выходило начало нескольких имен, начинающихся с этого слова, каковы Богодарованный (Феодор), Богославный (Феодосий), Богоданный (Феодот) и «Слуга бога» (Феодул).
Молва об этом, по словам «Ученого Спасителя Власти», дошла до царя Валента. Испугавшись такого пророчества, он будто бы приказал убить всех носивших подобные имена.
«В числе их,—говорит Сократ-Схоластик,—погиб и некто Феодосии, доблестный человек, происходивший из знатной фамилии в Испании. Страшась угрожающей опасности, многие тогда переменили такие свои имена, отказываясь от них, как от беды» (IV, 14).
Нетрудно видеть, что это необыкновенное избиение всех Богодарованных, Богоданных, Богославпых и Богослужащих, как раз в вычисленное нами время столбования богоданного Иисуса, несравненно лучше объясняется молвою о его воскресении из мертвых и о его грядущем воцарении, вместо Валента, чем сумасшедшим предсказанием какого-то неведомого гадателя, которого, конечно, и казнили бы только самого.
Здесь, в евангелии Марка, мы видим тоже перенесение в начало позднейшего события. То, что случилось после столбования «Учителя», перенесено на время его рождения, а потому и возникновение легенды о его бегстве с родителями в Египет в евангелии может быть вероятнее всего объяснено тем, что он, спасаясь от своих непомерно усердных прозелитов, хотевших во что бы то ни стало сделать его цезарем, действительно бежал на восток, захватив с собой и отца, и мать, и все семейство. Только с этой точки зрения возникновение приводимой Матвеем легенды становится психологически естественным и даже неизбежным. Ведь для евангелиста признание факта бегства его бога после воскресения означало бы отказ от окрепшей уже догмы об его добровольной жертве за грехи людей.
В то же время мы имеем сказание о появлении в Египетской Александрии и другого, не менее преданного Великому Царю, чем Иоанн Златоуст, последователя—Петра (Сократ-Схоластик, IV, 20). Одновременно с этим происходит—по Сократу—и сожжение на кострах сторонников единосущности Иисуса и бога, несправедливо отодвигаемое, как теперь уже доказано, историками2 ко времени царствования Нерона.
2 A. Drews. Die Christusmythe.
« Арианствующие,—говорит Спаситель Власти,— били, оскорбляли, заключали их в темницы, брали с них денежные пени» (Сокр.-Схол.,, IV, 20). «Когда же семьдесят из них» (вспомним легенду о семидесяти вторичных учениках Иисуса) пришли под начальством: Урбана, феодора и Менегема в Никомидию и подали Валенту доклад о единосущности своего учителя с богом, он так разгневался на них, что приказал префекту Модесту сжечь их на корабле, отведенном в море».
«Это,—говорит Спаситель Власти,— и было исполнено. Дул сильный восточный ветер и порывисто гнал горевший корабль, так что он быстро несся по волнам и, достигши некоей пристани Дакидита, погиб со всеми людьми». «Но такое злое дело не осталось безнаказанным,—добавляет наивно автор.—Во Фригии тотчас наступил великий голод, так что не малому числу ее жителей (ни в чем неповинных) пришлось на время выехать или совсем бежать в Константинополь и в другие страны» (Сокр.-Схол., IV, 16).
Здесь мы видим наличность рассеянья приверженцев Василия Великого и, вместе с тем, разъяснение упоминаемых в евангелиях «фарисеев», которые, с этой точки зрения, становятся лишь сирийским переводом имени ариан, так как язык одноименного с ними Ирана и до сих пор называется по-персидски «фарси». Но раз фарисеи и ариане одно и то же, то и вся первоначальная история развития христианства начинает выясняться и по евангелиям в таком виде, как мы выяснили ее по Библии.
Арий, он же Арон, под влиянием извержения Везувия и сопровождавшего это землетрясение низвержения статуй всех богов, первый стал отрицать на Никейском соборе их всех, кроме творца неба и земли, и таким образом был первым провозвестником единобожия. Но тут же возникла и секта николаитов, может быть, тожественная с евангельскими саддукеями, которая это оспаривала, и, составляя узко-замкнутую секту потомственных жрецов, особенно отличалась тем, что, как говорится в Апокалипсисе, «творила чудеса» (вероятно, гипнотизерского свойства).
Между ней-то и арианством, повидимому, и качались, как маятники, латино-эллино-египетские императоры, пока в последние годы царствования Валента, благодаря столбованию «Великого Царя», не возникло еще нового учения, главными организаторами которого были Иоанн Златоуст и Петр, а затем епископ Павел новацианский.
Нет ли в это время каких-либо указаний и на столбование евангельского «Учителя»?
Спаситель Власти (Сократ-Схоластик), главный первоисточник истории того времени, не обмолвился об этом ни одним словом. Он лишь говорит:
«В одном месте, называемом Инместар, которое находится между Халкидою, теперь Эгриппо, на острове Эвбее (?) и Сирийской (?) Антиохией, во время традиционных празднеств (т. е., очевидно, во время пасхи, как и по евангелиям относительно Иисуса), богославные, издеваясь над сторонниками единосущности Христа с богом и над самим Христом и осмеивая как крест, так и уповающих на распятого, схватили одного христианского юношу, привязали его к кресту, а потом начали смеяться и издеваться над ним, и вскоре, обезумев, убили его до смерти. По этому случаю между ними и сторонниками единосущности Христа и бога произошли сильные схватки. А когда такое самоуправство сделалось известно царям, то областные начальники получили предписание разыскать виновных и казнить их» (VII, 16).
«В то же время,—продолжает Сократ,—на христианский наблюдательский престол вступил Павел. Он преподавал сперва (как и Павел в Деяниях Апостолов) римскую словесность, а потом, оставив язык римлян, обратился к подвижнической жизни и, собрав в монастыри ревностных мужей, жил подобно пустынным монахам. Я нашел его именно таким, каким, по описанию Евагрия,3 должны быть монахи, обитатели пустынь, ибо он во всем им подражал: непрестанно постился, мало говорил, воздерживался от употребления в пищу животных и даже нередко от вина и масла. Особенно же заботился он о бедных, ревностно посещал содержимых, в темницах и за многих ходатайствовал перед начальниками, которые охотно выслушивали его. Но зачем мне распространяться в описании его добродетелей? Я сейчас расскажу о таком деле, которое, по всей справедливости, должно быть передано потомству письменно.
3 Историк-фантазер, описавший первые века христианства, очевидно апокрифический. Он открыт уже в книгопечатную эпоху и известен лишь в издании 1544 года.
«Один обманщик, притворяясь христианином, часто, снова и снова, пронимал крещение и через эту хитрость собирал деньги. Он крестился и у ариан, и у македонян и, не зная кого бы еще обмануть, он, наконец, пришел к новацианскому наблюдателю Павлу и сказал ему, что пламенно желает креститься от его руки. Павел принял его просьбу, но объявил, что не прежде сделает это, как по наставлении его учением, веры, и когда он проведет с ним много дней в посте. А тому не захотелось поститься, и он стал еще ревностнее умолять о немедленном крещении. Павел, не желая огорчить такого усердного просителя, купил ему светлую одежду и, приказав наполнить купель водою, привел к ней обманщика. Но от какой-то неведомой божьей силы вода в купели исчезла. Присутствовавшие и сам Павел подумали, что она вытекла через отверстие внизу, из которого обыкновенно и выпускали ее. Тщательно закрыв отверстие, они снова наполнили ее, но вода вдруг снова исчезла, едва приведен был к ней этот иудей. Тогда Павел (которого, может-бытъ, предупредили, и он сам все подстроил) сказал ему:
«—Послушай, ты или лукавишь, или принял уже крещение.
«И вот сбежался весь народ, и некто, узнав обманщика, засвидетельствовал, что он был иудей и крещен уже епископом Аттиком.
«Вот какое чудо совершилось в руках новацианского епископа Павла!» (Сократ-Схоластик, VI, 17).
Приведенный нами выше рассказ о распятом христианском юноше и этот о Павле, обратившемся в то же самое время от преподавательской деятельности к аскетической жизни первых последователей «Великого Царя» и начавшем крестить язычников и ариан-иудеев, совсем легко принять за историческое указание на те же самые события, которые описаны в евангелиях и в Деяниях Апостолов. Правда, Сократ относит Павла к началу царствования Феодосия II, т. е. уже к V веку, тогда как вычисленный нами год казни евангельского Христа был незадолго до воцарения Феодосия I. Однако, ошибка в распределении материала по царствованиям легко могла случиться, так как вся «Церковная история» Сократа-Схоластика не связное повествование, а просто сборник преданий, в значительной части анекдотического характера, лишь поверхностно систематизированных по царствованиям римско-византинеких императоров. У него большею частью даже не указано, было ли упоминаемое событие в начале данного ему царствования или в конце...
Сообщая эти рассказы Сократа о распятом юноше и о Павле, я хочу показать только одно: исторический фон, особенно по отношению к психической жизни людей, в них тот же самый, какой мы находим и в евангелиах. Даже прозвища деятелей часто те же самые.
