"Была ему звездная книга ясна,
И с ним говорила морская волна".
Е. Баратынский.
|
I. |
|
В жестокие дни византийских царей Погас ореол христианских идей, Был деспоту продан Познания храм, Где прежде курился наук фимиам, И церковь навеки закрыла врата, Для всех, ожидавших прихода Христа. Был богом ее лишь телец золотой Да гордый и пышный властитель земной. Тянулись года ожиданий и слез, Но в мир не являлся распятый Христос, Суровое царство насилий и зла Глубокая вера сломить не смогла. В земле истлевали остатки креста, И новые люди не знали Христа. Вдали от селений и мира всего Сходились в мольбах прозелиты его. Там в говоре волн и движеньях светил Им чудились зовы таинственных сил, Сияющий купол бездонных небес Стал полон для них бесконечных чудес, И горы, и море, и лес, и трава— Казались исполнены тайн божества. Овен наднебесный был символ того, Кто к жизни восстал от креста своего, В созвездии Девы жила его мать... Привыкли они их кресты почитать, Привыкли их видеть на небе ночном: Над Девою первый, второй над Овном.1) Их мысль уносилась туда, в небеса, Где вещих созвездий идет полоса, Как кони, планеты несутся по ней, И видятся в ней очертанья зверей. Ее через весь кристаллический свод Овен лучезарный и тихий ведет, Но каждые сутки от горьких измен В подземное царство уходит Овен, И плачет дождями небес глубина О том, что с нее изгоняют Овна. В века вдохновенных мистических грез Христос был Овен, и Овен был Христос, А звезды ночные—в венках из лучей Бессмертные души минувших людей. |
|
II. |
|
Светлее и чище из всех христиан В душе этот культ сохранял Иоанн. На солнечном зное, в глубокой тоске Стоял он один на прибрежном песке. За ним поднимался могучий утес, Где пенился волн бесконечный хаос. Печально он спрашивал море и лес: —«Когда же придет избавитель с небес «И сделает снова на радость векам «Он храмом науки поруганный храм?» И вот помрачилась небес глубина, И в ветре услышал он голос Овна: —«Среди бесконечных земных перемен «Я тот же, что был, твой учитель—Овен. «Я вижу смятенную душу твою «И в буре тебе Откровенье даю. «Иди на утес по надбрежной тропе, «Я будущность мира открою тебе. «В грозе разрешишь ты загадку веков. «Отметь очертанья ее облаков, «Запомни движенья планет и зверей «И все, что увидишь сейчас у людей. «В ней буду с тобою беседовать я— «Конец и начало всего бытия». |
|
III. |
|
От страшной грозы содрогался Патмос, Когда Иоанн поднялся на утес, И солнце в просвет громоздившихся туч Бросало на землю последний свой луч. В раскатах валов у нависнувших скал Торжественно голос могучий звучал: —«Я тот, кто в веках не прейдет никогда, «Кто был в этом мире и будет всегда. «Я Слово Познанья, я Голос Веков, «Смотри, как своих я караю врагов!» И видел с вершины скалы Иоанн, Как с воем и свистом летел ураган, Зловещие тучи, как змеи, вились, И волны, как звери, на берег неслись. Из дали туманной, шумя и плеща, Летела бесчисленных волн саранча, И брызги их пены, как космы волос, Повсюду внизу обвивали утес. И чувствовал сердцем своим Иоанн, Как вещий ему говорил океан: —«Утес—это тот, кто враждует с Овном, «Кто сделал из Храма познанья—Содом. «Он горд и высок, как небесная твердь, «Но вот в облаках уж идет его смерть!» И видел с вершины скалы Иоанн, Как новую тучу пригнал ураган. Был страшен ее опускавшийся край, Взлетевшие чайки кричали: «уай!» Испуганно травы прижались к камням, И трепет внизу пробежал по кустам. Попрятались робко под скалы стада, И люди бежали, не зная куда. Под натиском бури утес задрожал, И бок его с грохотом в море упал, Посыпались глыбы земли в глубину И тихо спустились к безмолвному дну. И в громе послышался голос Овна: —«Так всех ниспровергнет небес вышина, «В чьем сердце завет мой навеки заглох, «Что бог было Слово и Слово есть бог!» Вверху появилося солнце из туч, Могуче сверкнул его пламенный луч, И радостно яркого света огни Одели валы в золотые брони. Раскрылись в красе голубой небеса, От радуги яркой прошла полоса, И радостно дома писал Иоанн О всем, что поведал ему ураган. |
|
IV . |
|
Лишь только окутался мглою Патмос, Опять Иоанн поднялся на утес. Умчалась за вечное море гроза, Соленая пена не била в глаза, Дремал в полумраке утес-великан, И голос валов не звучал как орган. Кровавой зари догорели огни, От туч оставались обрывки одни. Среди освежившихся рощ и полян С природой сливался душой Иоанн, И ширь беспредельная мира всего Казалась лишь частью его самого. Таинственно травы шептались везде, Звезда дружелюбно мерцала звезде, И свиток лучистый—Дорога Светил,— Как лестница в небо, вверху проходил; Шесть было отделов на лестнице той, И шесть оставалось внизу под землей. По ней под влияньем таинственных сил Свершались движенья небесных светил, Как кони, планеты носились по ней, И чудились там очертанья зверей. Папируса свитком казалась она, Из звезд выходили на ней письмена. Никто из людей их не мог прочитать: На каждой ступени лежала печать. И долго смотрел Иоанн в небосклон, Но видеть не мог лучезарных письмён. Он спрашивал грустно и север и юг: —«Кто сможет открыть запечатанный круг?» И вот на дорогу небесных светил Овен лучезарный спокойно вступил, И звезды, наполнив небес глубину, Запели хвалебную песню Овну: —«Достоин ты свиток таинственный взять «И тайну печатей с папируса снять. «За нас оскорблен и замучен ты был, «И кровью своею ты нас искупил. «За это хвалу тебе петь мы пришли «От всех языков и народов земли. «Из нас, угнетенных, ты сделал царей, «И смысл божества ты открыл для людей; «Где прежде свободен был деспот один, «Там каждый теперь над собой властелин. «За это хвалу тебе петь мы пришли «От всех языков и народов земли». И тихо по вечной Дороге Светил Все выше и выше Овен восходил. Он сдвинул печати ночных облаков, И взору открылась загадка веков: Там ехал на Бледном коне Скорпион, На Белом—Стрелец обходил небосклон, На Красном—скрывался Воитель с мечом, Весы колыхались над Темным конем, И Смерть Придавивший Своею Пятой Стоял в небесах над Вечерней звездой. И тихо Овен Иоанну сказал: —«Грядущее мира ты здесь прочитал, «То вестники тайных всевидящих сил «Идут по предвечной Дороге Светил, «А Смерть Придавивший Пятой—это я, «Конец и начало всего бытия. «Ты видишь: готово мое торжество! «Я миру открою миров божество, «Не будет в нем больше ни горя, ни слез, «Я к людям спускаюсь—Овен и Христос!» Оделись стыдливо туманом поля, И млела, влюбленная в Агнца, земля. И дивные повести вечных светил В ту ночь Иоанну Овен возвестил, В них слышались гимны далеких веков, В них чудился звон миновавших оков. Звучали аккорды неведомых сил И тихие зовы небесных светил, В них бури душевной гремела гроза, О Свете Померкшем дрожала слеза, Сливалися с небом земля и моря, И жизни грядущей горела заря. И все Иоанн средь утесов и скал В великую книгу свою записал. Увидел он первый в сияньи лучей Грядущее братство и счастье людей, И к Агнцу взывал он с восторгом в груди: —«Приди же скорее, Учитель, приди!» |
Всякий ученый должен стремиться к установлению истины как в общих, так и в частных вопросах. К числу последних вопросов относится и разобранный мною здесь. И этот вопрос вовсе не так маловажен, как это может показаться с первого взгляда.
Не говоря уже о том, что непонятное до последнего времени астрологическое содержание Апокалипсиса делало его полторы тысячи лет источником крупнейших и вреднейших религиозных суеверий,—определение его даты и истинного смысла очень важно и с точки зрения всякого свободомыслящего человека. То, что я вам говорил здесь, есть новый и чрезвычайно важный прием исторической критики. Только этот прием и мог поставить Апокалипсис на его истинное место в хронологии крупных исторических событий. Отныне всякая книга, в которой трактуется Апокалипсис, должна быть относима не ранее, как к пятому веку.
Таким образом, история первых четырех веков христианства сразу освобождается от целой кучи загромождавшего и затемнявшего ее апокрифического средневекового хлама. Горизонт древнего мира открывается чистым и ясным для свободного и действительно научного исследования.
1) Осеннее и весеннее скрещения небесных эклиптики и экватора. Оно идет теперь перед Овном в ежесуточном вращении неба.